У последней черты

Нинон Пручкина
   Новогодние гирлянды украсили квартиры и городские улицы. Запах хвои, возбужденные лица прохожих - вся эта  предновогодняя суета вселяла в людей  новые планы и  надежды. Андрей  в приподнятом настроении шел, нагруженный пакетами с шампанским, пивом и продуктами к своим друзьям, с которыми недавно познакомился на катке неподалеку от   городской елки. Кампания шумно веселилась в квартире многоэтажного дома, где тусовались одни подростки. Дружно накрыли на стол, приготовив нехитрые закуски, выпили и начали шушукаться по углам. Андрей по привычке одиноко сидел в сторонке.  Парень рос без отца, с матерью и бабушкой. Отца - пьяницу мать  выгнала из дому и одна растила сына в строгости, спуску не давала, громогласно отчитывала за малейший пустяк, хотя Андрей рос тихим и послушным, только учеба ему не давалась. Если учителя писали замечания в дневнике, мать тут же  грозила сыну оборвать уши и советовала педагогам быть с ним построже. Одноклассники боялись андрюхину мать, домой к нему не ходили, к себе не звали и обзывали маменькиным сынком, щелкали по носу, но  потом им  это быстро надоедало и они оставляли Андрея в покое. Тот тихо сидел за партой, думал о чем-то своем и также незаметно после девятого класса переместился в ПТУ, где издевки стали более жестокими и изощренными, дела шли еще хуже, и вскоре Андрей совсем забросил учебу и  сидел дома. В детстве он грезил хоккеем и в мечтах забивал красивые голы, а публика ревела от восторга и ему аплодировал стоя весь стадион, но денег не было даже на клюшку и коньки. О спортивной секции, где закалялся мужской характер под руководством опытного тренера, он мог только мечтать. Мать целыми днями мыла полы в больнице, прихватывая ночные дежурства. Бабушка постоянно вязала носки, варежки и шапки и по воскресным дням продавала их на базаре. Так женщины с трудом сводили концы с концами, постоянно попрекая Андрея  куском хлеба. Подросток  устроился в какую — то фирму чернорабочим без оформления документов. Платили ему плохо, иногда и вовсе   приходилось работать бесплатно, кормили только обещаниями. Друзей у него не было, вот почему он так обрадовался  новому знакомству.

               В разгар веселья подростку предложили затянуться сигаретой, которая ходила по кругу. Резко пахло травой. Парень отказался. Опять посыпались едкие словечки : «Да ты не пацан вообще, на фиг ты сюда приперся». Андрей начал молча одеваться. Новоявленные друзья стащили с него с трудом купленную матерью кожаную куртку, отобрали ботинки, сняли часы и выгнали полураздетого подростка в холодный подъезд. Привычная тоска сдавила грудь и горло, потом тошнотворный ком исчез и наступила пустота, беспробудная и бескрайняя пустота. Слез не было, парень скорчился, сидя на ступеньках. Ему хотелось забиться в какой - нибудь   угол, чтобы ничего не видеть, не слышать.  Зима была морозной, холод быстро сковал щупленькое тело. Но вот послышались шаги. Лифт не работал. Какая — то женщина в новогоднюю ночь повела собаку на улицу. Андрей попросил у нее тапочки. Женщина вернулась домой, вынесла плед и тапки, вызвала полицию и отправилась выгуливать пса. Полицейские приехали быстро,  расспросив Андрея,  поднялись в квартиру, где был ограблен подросток, вернули ему вещи и отвезли домой. Увидев грозную мамашу, встретившую сына криками и угрозами, никто не стал ничего рассказывать, успокоили мать   объяснениями, что они  защитили сына от пьяных  на улице. Так безрадостно Андрей провел еще одну новогоднюю ночь. Мать покричала и успокоилась. Бабушка предложила отведать пирога с чаем, но есть не хотелось. Андрей   клубочком свернулся в теплой постели и заснул,  стараясь  забыть происшедшее, как кошмарный сон.

           А в это время в другом конце города худенькая, скромно одетая Юлия познакомилась на улице с парнями и согласилась с ними немного выпить в подъезде. Идти домой, где пьянствовали с друзьями отец и мать и  веселое застолье  заканчивалось громкими скандалами и драками, не хотелось. Большеглазая русоволосая Юля росла робкой и незаметной, даже вздыхала она как — то горестно,  тихо — тихо. Школьная подруга  уехала в другой город.  Юля с трудом закончила девять классов и пошла учиться на повара по наставлению классного руководителя: «Платят поварам немного, но работу найти можно и ты  всегда будешь сыта». Учебные предметы девочке не давались, но кулинарное искусство она осваивала быстро, была тихой, старательной, занятия не пропускала прежде всего по причине бесплатных обедов. Еще Юля любила рисовать, и  стенгазеты ей удавались на славу. Мастера и педагоги относились к девочке хорошо, с сокурсницами она старалась  не конфликтовать, овладев искусством дипломатии в своей шумной семейке. Устроилась она продавцом  в хлебный киоск. Рано утром перед занятиями быстро разносила теплый ночной хлеб и булочки знакомым старушкам, всегда тщательно подсчитывая и записывала на листочках  их стоимость. Хозяин радовался выручке сноровистой и приветливой продавщицы, которая умело  пристраивала товар «на вынос». Юля расспрашивала покупателей о здоровье, знала все их  домашние проблемы, договаривалась с продавцами соседнего магазина, приносила пожилым людям вместе с хлебом молочные продукты. Она знала, где продаются дешевые яйца и макароны, не гнушалась носить тяжелые авоськи, получала наряду с зарплатой скромные чаевые, радуясь тому, что сыта, одета и здорова.

        Трое парней выглядели приветливо, угостили девушку пивом и шоколадкой, потом предложили выпить чего - нибудь покрепче. Все остальное Юлия вспоминала позднее с ужасом: трое парней долго и по очереди издевались над беззащитной девочкой, а потом бросили обессиленное тельце на грязном каменном полу и исчезли. Вряд ли Юля осталась бы  живой и невредимой, если бы не Женька, которая,  услышав всхлипывания, не побоялась ночью  выглянуть в коридор подъезда. Она почти волоком затащила Юлю в свою  квартиру, вымыла под теплым душем, напоила горячим чаем с малиновым вареньем и уложила  к себе  в постель. Юля крепко схватила Женьку за шею и затихла в объятиях новой подруги. Женька долго не могла уснуть.  Она твердо выполняла обещание, данное директору школы Дарье Ивановне, что после вечеринки у одноклассницы  рано вернется домой и будет спокойно встречать Новый год дома у телевизора. После случившегося с Юлией ей так и не удалось посмотреть новогодний концерт. Мысли метались, как скакуны из популярной  песни. Юлины руки не давали свободно дышать. Остаток ночи обе девочки так и проспали в обнимку. Утром Юля  подробно и без утайки,  как на исповеди, обо всем рассказала Женьке, попросив только полицию не вызывать, и осталась жить у новой сердобольной  подружки. Родители девочку не искали.

           Рыжеволосая Женька  росла веселым, задорным крепышом. Ее серые глаза то темнели от ярости, то светились от радости и восторга. Кипучий деятельный характер постоянно  требовал выплеска эмоций. Ни одно происшествие не обходилось без Женьки.  Мальчишки ее побаивались, не рискуя дразнить за россыпь веснушек на круглом лице, так как Женька могла любому сдать сдачи. Девчонки любили ее за веселый и добродушный нрав. Если Женька на что — нибудь обижалась, то дулась недолго, быстро забывала о  недоразумениях и всегда  была в центре ребячьей кутерьмы. Родители ее погибли в автокатастрофе. Убитую горем девочку приютила у себя директор школы Дарья Ивановна.  Она  не хотела оформлять Женьку в интернат. Быстро нашли опекуна. Когда жизнь вошла в привычный ритм, Женька стала жить   в своей  двухкомнатной   квартире. Соседские старушки охотно опекали Женьку, то варежки свяжут, то горячим борщом накормят. Та отвечала им взаимной привязанностью:  одной мусор вынесет, другой сбегает в аптеку за лекарством.  Соседка по площадке регулярно выполняла обещание, данное Дарье Ивановне,  потихоньку присматривала за бойкой девочкой  и регулярно  докладывала по телефону о ее времяпровождении. Время от времени Женька сопровождала Дарью Ивановну домой, пила у нее чай  вишневым  вареньем. За этой нехитрой трапезой велись задушевные беседы, решались многочисленные женькины проблемы. Потом с новыми книжками из директорской библиотеки Женька отправлялась домой и с удивлением размышляла, откуда Дарья Ивановна так хорошо знала о всех ее  проделках, визитах друзей и  затянувшихся прогулках. Однажды она прямо спросила об этом Дарью Ивановну, но та уклончиво ответила: «Работа у меня такая». А потом она добавила: «Запомни две истины: все тайное всегда становится явным, хорошая слава в сундучке лежит, а плохая по дорожке бежит».
 
      Как - то Женька  повздорила на уроке с Надеждой Петровной,    учительницей обществознания. Дарья Ивановна вызвала Женьку в свой кабинет, но журить по обыкновению не стала, попросила только проводить ее после уроков к Петрову. Вечером, не торопясь,   грузная женщина, накинув теплую шаль, отправилась к подростку, жившему неподалеку от Женьки. Шли молча, делая многочисленные остановки. В скромной однокомнатной квартире петровых вкусно пахло луком и жареной картошкой. Дарья Ивановна  похвалила парня за  приготовленный  для  матери ужин, попеняла за двойки и, уходя как бы ненароком заметила, что нужно стереть  надпись на трансформаторной будке  с оскорблением в адрес Надежды Петровны. «Как ты думаешь,   если бы ее сын  не погиб  в Чечне, намылил бы тебе за это  шею?», - буднично  спросила директор ершистого парня.  Потом сама же на этот вопрос  ответила: « Непременно намылил бы, и правильно сделал».   Потом  она дала Женьке деньги на коробку конфет, чтобы через неделю ученики поздравили Надежду Петровну с Днем рождения, торопливо вызвала такси и уехала домой. Энергичная Женька развернула кипучую деятельность.  Когда учительнице в начале урока вручили конфеты  и  букет белых роз и  девятиклассники прочитали поздравительные стихи, а потом  дружно затянули «Когда уйдем со школьного двора под звуки нестареющего вальса», Надежда Петровна совсем   расчувствовалась и даже всплакнула, закрыв лицо руками. Дарья Ивановна, прижав женькину голову к  груди, сказала своим низким грудным голосом: «Ну, быть тебе, Евгения,  заслуженной артисткой непременно».

         Однажды в соседнем доме хозяева добротной трехкомнатной квартиры уехали отдыхать на курорт. Они просили соседок присмотреть за квартирой, но те дружно отказались, так как нужно было не только поливать цветы, но и  выгуливать собаку. Грэй - восточносибирская черная лайка с белым треугольником на груди - был любимцем  детворы. Но ходивший на медведя и белок Грэй отчаянно рвался с поводка, завидев кошку или маленькую собачку. Крепкая Женька без труда справлялась с собакой, просила хозяев дать ей погулять с Грэем, и те охотно согласились доверить собаку и квартиру Женьке, про которую так во время вспомнили пожилые соседки. Вечером Юля и Женька гуляли по улице, чувствуя себя в полной безопасности в обществе  собаки. Трое парней, шедших  навстречу, оглянулись и бросили вслед Юлии оскорбительные словечки. Та сжалась в комок, как замерзший воробышек, узнав в парнях недавних обидчиков.  Мимо шел Андрей, давно заглядывавшийся  на Юлию на улице, но не решавшийся подойти к ней   и тем более заговорить.   Подросток  почувствовал, что в нем вдруг  разжалась какая — то пружина. Страха не было, была только бесшабашная ярость и  злость,  и он отчаянно бросился на рослых парней. Кровь брызнула из носа от удара кулаком по лицу. Юля бросила сумку с продуктами и кинулась к Андрею на помощь. Ну какая баталия  могла обойтись  без Женьки. Она схватила юлькину  сумку и  со всей силы стукнула ближайшего парня по голове. Один из нападавших грозно  двинулся в ее сторону. Грэй черной молнией вырвался из женькиных рук и  бросился защищать хозяйку. Парни, грязно ругаясь, разбежались в разные стороны. Собака молча догнала одного из них, схватила зубами за штанину и начала судорожно ее рвать. «Брюки превращаются, брюки превращаются в элегантные шорты», - звонко кричала Женька на всю улицу. А Грэй, притащив ей в зубах оторванную штанину, как будто  принес охотничий  трофей,  радостно вилял загнутым  хвостом.   Все вокруг смеялись до колик в животе. Неизвестно, что бы случилось с Юлией и Андреем, если бы парни вскоре не загремели за решетку зв воороуженный грабеж. «Сколько  веревочке не виться, а конец будет», - с интонацией Дарьи Ивановны философски  прокомментировала это событие Женька.

      С тех пор Юлию и Андрея словно подменили. Они  ходили по улице, взявшись за руки, и не могли наговориться друг с другом. Огромные юлины глаза, как уличные фонари,  светились радостью и восторгом. Андрей рядом с ней чувствовал себя сильным и свободным. Дни летели с удивительной быстротой. Вот уже  начали потихоньку таять сугробы. Приближался День восьмого марта. Андрей мечтал, как он купит букет алых роз для Юлии и нежно чмокнет ее в порозовевшую нежную щеку.  Раньше он дарил маме и бабушке  поделки, сделанные собственными руками,  выпиливал на уроках труда в школе разделочные доски, расписывал  их красками, покрывал лаком и с гордостью дарил своим  близким женщинам.  Мать даже купила сыну лобзик и набор для выжигания,  заставила покладистого паренька делать полочки и лопатки для котлет, бабушка вязала кошек с бантами и матрешек на чайники. Перед праздничными днями семейный подряд набирал обороты. И вот    накануне праздника Андрей довольный пришел с работы,  по привычке отдал матери всю получку и попросил только  денег на букет для Юлии. Мать сказала, как отрезала: «Не велика фифа, чтоб цветы дарить». Сын, на ходу схватив куртку, отказавшись от обеда, выскочил на улицу. Соседки потом рассказывали, что он, молча,  долго крутился  вокруг цветочного киоска. Кто - то  окликнул его, но парень отрешенно смотрел вокруг,  не замечая знакомых. Смеркалось. Андрею хотелось взять в руки камень и вдребезги  разбить витрину киоска, чтобы достать  самый красивый букет для Юлии. Но внутренний голос «Не смей, нельзя» быстро его отрезвил. Резко развернувшись, Андрей исчез из виду. Больше никто из соседей его не видел.

       Поздним вечером Алексей Николаевич возвращался домой из гаража, где весь день ремонтировал старенькую «Волгу», на которой иногда таксовал, чтобы заработать добавку к  пенсии. Жена у него давно умерла. Дети разъехались по разным сторонам и только присылали открытки на Новый год и в День рождения. Дни не отличались разнообразием, а годы  летели, как птицы, вперед. Когда Алексей Николаевич уже за темно вошел в подъезд, то увидел  свет в подвале и сломанный замок, кем — то брошенный возле решетчатой двери. Мужчина на цыпочках спустился по ступенькам, сжимая в руке  попавшийся на глаза  железный прут. Он потихоньку подкрадывался к белесому пареньку, приняв его за вора,  но потом с криком «Что же ты задумал, сосунок?» стремительно побежал по ступенькам и чуть не упал,  запнувшись о дырявое ржавое ведро. Андрей оглянулся на крик и бросился  навстречу старику, не давая ему упасть. Тот, обхватив парня негнущимися руками, чуть слышно повторял : «Да что же ты творишь с собой, сынок?»  На маленьком решетчатом окне болталась веревка, а под окном валялся ящик.

      Андрей перед спуском в подвал долго сидел на ступеньках незнакомого подъезда, как тогда, в новогоднюю ночь, когда его ограбили. Невыносимая тоска сжимала грудь, щемящая боль сжимала сердце, а потом опять наступила глухонемая пустота и он оказался у последней черты, отделявшей жизнь от смерти. Он смутно помнил, как  ударом кирпича сбил замок, открыл дверь в подвал, где валялись ящик, мешок из под картошки и веревка, подсказав ему, как свести счеты с жизнью, казавшейся ему совсем невыносимой.  Алексей Николаевич схватил  парня и почти волоком понес на себе обмякшее тело юноши. Андрей не сопротивлялся. О чем проговорили всю ночь  молодой человек и пожилой мужчина,  нам неизвестно. Но домой Андрей   так и  не вернулся.