В профкоме магнитогорского металлургического комбината была горящая путевка в санаторий для астматиков. По телефону я не расслышала точно куда, но без колебаний лететь хоть куда согласилась. Какое счастье отдохнуть летом по небольшой цене в санатории: и мир посмотреть, и себя показать. Через знакомых я заказала билет на юг. Но потом оказалось, что лететь надо было не в Армению, в Бакуриани, а в Прибалтику, в Бирини, что вызвало дружный смех работников аэропорта. Мне же было совсем не до смеха, но утром следующего дня мой самолет уже был высоко над землей и летел прямиком в Москву. Время в разговорах с попутчиками пролетело быстро. Вот уже величественная панорама столицы появилась под крылом самолета. Если бы я знала, какие напасти будут ждать меня во время отдыха! Из Москвы я поездом ехала в Ригу, не подозревая о неожиданных подарках судьбы. Вот мрачные леса Белоруссии с темными избами из деревянных срубов сменил более красочный пейзаж Латвии с равнинами и холмами, лесами, озерами и светлыми домами отдельно стоящих хуторов.
Мне предстояло провести ночь на рижском автовокзале. Тут - то все и началось. Купив пару кексов и сок, я пристроилась в полумраке смотреть телевизор. Вдруг у моих ног примостились два темных зверька. Я наклонилась вперед и заглянула под кресло, перед глазами мелькнули длинные тонкие хвосты, не похожие на пушистые достоинства кошек. Я спросила у парня: «А что это за юркие зверьки?», краем глаза заметив, как много их было в полутемном зале у ног пассажиров.
- Это крысы, ведь рядом подземный склад с продуктами, - неторопливо ответил латыш.
- Какие крысы, откуда В Риге могут быть крысы?- испуганно завопила я, убегая с чемоданом на железнодорожный вокзал , который , к счастью, был совсем недалеко.
Рано утром я отправилась на автовокзал, с любопытством разглядывая, как по стальным желобам, обрамленным стеклом с потухшими лампами, дружно топали друг за другом мыши и крысы длинной вереницей в одном направлении.
И вот на автобусе я добралась до санатория. На небольшом возвышении на берегу озера расположился старинный замок, построенный в середине девятнадцатого века в стиле неоготики, где снималась знаменитая кинокартина «Женщина в белом» по роману Агаты Кристи. Номера для отдыхающих санатория находились в самом замке. В цокольном этаже был старинный зал с черным резным деревянным потолком и светильниками, напоминающими свечи в хрустальных подсвечниках. Уютные столики, оранжевый палас на полу — все было стильно, роскошно, красиво. На этажи вели узкие деревянные лестницы, украшенные изысканной резьбой и роскошными зигзагами. Трехместный номер на третьем этаже был прост и удобен, а вид из окна на озеро, кусты разросшихся роз и луг завораживал своим великолепием. В номере со мной поселились две молдаванки из Кишенева. Одна помоложе восторгалась всем увиденным вокруг, а другая причитала, как же будут без нее и гуси и виноградник, и муж, оставшийся один на один с огромным хозяйством, бутылями чачи и десятком бочек прекрасного молдавского вина. Ночь прошла без сна. Когда мы включили свет, то увидели скопища клопов на стенах и на потолке, готовых напиться свежей крови новеньких приезжих. Слезы молдаванки постарше высохли, она с любопытством разглядывала насекомое, решила его засушить, поместив в конверт, где печатными крупными буквами вывела слово «клопок». Утром клопы попрятались, но пойманный для засушки экземппляр был продемонстрирован техслужащей, которая что — то произнесла по — латышски, всплеснув руками. Так в моем лексиконе наряду со знакомым «лаблиен» и «палдиес» появилось новое слово, которому предстояло сыграть свою роль в дальнейших приключениях.
Утром в санатории царил переполох, приехала съемочная группа во главе с режиссером Стрейчем, снявшим свой знаменитый фильм «Театр». Все толпились, чтобы увидеть Валентину Теличкину в военной гимнастерке, так как фильм снимали о войне. Набирались статисты для съемки в кино. Все с нетерпением хотели запечатлеть себя на экране, да еще за день съемок платили по пять рублей. Я отправилась принимать ванну, сеанс иглотерапии и массаж, радуясь отсутствию очередей в лечебных корпусах. Попив травяного чайку в уютной беседке, я было направилась погулять по лесной аллее, как внимание мое привлекла миниатюрная блондинка Надя из Ленинграда, поразительно похожая на певицу Валерию. Мы с ней быстро подружились и проводили вместе все дни напролет. Я рассказала ей про крыс и клопа, она мне про то, как пришлось защищать Иванова и Гдляна, прославившихся после раскрытия громкого хлопкового дела с хищениями миллионов в Узбекистане, а потом подвергшихся гонениям с помощью тех же «акул пера», превращавших вчерашних героев в героев, но « анти».
Наступил обычный летний вечер, съемочная группа вернулась в Ригу, и толпа отдыхающих собралась на спортивной площадке, где молодежь играла в волейбол. Мы с Надей услышали резкий глухой хлопок и громкие крики людей. Обернувшись, увидели, что в толпу людей врезался автомобиль . Два тела неподвижно лежали на земле. Я бросилась к дедушке — фронтовику. Из разбитой головы хлестала кровь. Стащив с себя платье, я рвала на полосы кружевную сорочку — корсет, чтобы сделать из них жгуты. Рядом парень- хирург из Казахстана Урал-бай приводил в чувства молодую женщину из Калининграда, которая после тяжелой операции на легком, приехала долечиваться в санаторий. Урал — бай наложил жгуты старику. Я помчалась в медкорпус за медиками. Обнаружив, что на месте никого нет, видимо проходило собрание «зеленых», я забежала в процедурную, схватила ящик с аптечкой, понеслась назад, прихватив по пути одеяла для раненых. Когда я вернулась назад, там уже суетились врачи и медсестры, но дед — фронтовик никого к себе не подпускал, видимо латышскую речь принимал за немецкую. Урал — бай рявкнул и велел мне обрабатывать раны у дедушки, подсказывал, как лучше наложить повязку на область головы и закрепить лангет у бедра, раздробленного при наезде автомобиля. Я пыталась противится, ссылаясь на то, что меня тошнит и я могу упасть в обморок от вида крови, но хирург сопровождал распоряжения такими понятными всем словами, что я послушно воплощала на практике полученные на курсах медсестер в пединституте знания по оказанию необходимой в данном случае помощи. Уколы обоим раненым Урал-бай делал сам. От души отлегло, когда приехала скорая и старик согласился поехать в больницу в соседний городок.
Вечером я увидела, как бурлила толпа у входа в санаторий. Подростки с фашистской свастикой на рукавах днем гоняли по озерному пляжу на мотоциклах. Посудачив друг с другом, отдыхающие разошлись по своим комнатам, а Надя спустилась на улицу покурить. Вдруг под балконом я услышала ее крик и треск мотоциклов. Я кубарем скатилась по дворцовым ступенькам и выскочила на улицу. Надя стояла с оторванным рукавом у стены, тушь на ресницах размазалась. А вокруг хохотали белобрысые парни.
- Что же вы, красавцы, напали на хрупкую слабую женщину, да все скопом и на одну? Попробуйте начать с меня, я дамочка в теле, авось до утра будете давить, не раздавите.
- Мы ее и пальцем не трогали, она одного пацана схватила за шиворот, да вон и рукав себе оторвала и в рев ударилась.
Надя подтвердила, что схватила парня за то, что ей он грязно хамил по — немецки. Язык она знала прилично и с воплем: «Не смей оскорблять мою русскую мать», - она попыталась подростка стащить с мотоцикла, тот газанул и рукав затрещал по швам. Я отправила недолго сопротивлявшуюся Надю домой и осталась беседовать с подростками. Было ясно, что они плохо понимали, что и зачем они вытворяли. А повязки со свастикой нацепили для эпатажа.
- Ладно, парни, пора по домам. Помогите найти того, кто по пьянке сбил деда и женщину на спортивной площадке.
Мы попрощались и разошлись. Надя уже выплеснула свою порцию эмоций и слез. Ну а мне - то опять не спалось. Наутро вместе с мотоциклистами пришел парень, сбивший отдыхающих. Вызвали милицию. Мы с Надей попросили не затевать разбирательств с ребятами, потому что горшки бьются, когда самовары гудят. Во всем виноваты взрослые, затеявшие межнациональную вражду.
Прошел еще один день беспокойного отдыха. Мы с Надей взяли вкусную выпечку в столовой, на собранные отдыхающими деньги, купили пакет с едой, салфетками, мылом и всякой всячиной, необходимой в больнице. Возле девушки уже дежурили родственники . Дедушка — фронтовик лежал в палате один. Он был взволнован и рад нашему приходу, так как жена давно умерла, а сын отправился в дальнее плаванье, а старик волновать его не хотел. Мы передали пакеты с угощениями, бытовыми мелочами и деньги. Старик пожаловался, что нянечка просит по рублю за утку. Успокоив старика, мы отправились к главврачу, осведомились о состоянии здоровья больного.
- Фронтовик у вас рублей и марок не просил за то, что вас на войне защищал? - ехидно поинтересовалась у латыша Надя, поведав ему про рубли и утку.
Время бежало быстро. И вот мы, наконец, поспешили на последний автобус. Насладившись порцией мороженого, поболтав о том о сем, мы решили немного вздремнуть. И тут сидевшая у окна Надя, громко запричитала:
- Мы сюда ехали лесом- лесом, а отсюда едем морем — морем.
Флегматичные латыши заинтересовались, куда мы собрались ехать. Узнав, что нам надо ехать в Бирини, они весело нам сообщили, что мы едем совсем в другую сторону.
Уставшие и злые мы добрели до городка, откуда выехали и решили с горя покутить, выпили по пятьдесят грамм коньяку, по чашечке кофе и отправились голосовать на шоссе. Ехавшие вереницей из Саулкрасты (в переводе с латышского «Золотой берег») машины стремительно проносились мимо. Отчаявшись поймать попутную машину, мы уныло брели по обочине дороги. Вдруг рядом притормозило красивое черное «Вольво» и импозантный мужчина жестом без слов показал на сиденье, потом что - то проговорил по - шведски и по — латышски, но мы не поняли, о чем идет речь.
- Девочки, почему вы такие страшные? - на ломаном русском с акцентом проговорил незнакомец. Мы с обеих сторон захлопнули дверцы машины и уныло побрели впереди. Мужчина заговорил с Надей по — немецки, Надя рассмеялась и мы с большим облегчением плюхнулись в мягкие кресла.
- Понимаешь, Нельс хотел спросить, почему мы такие пугливые, но его подвел наш великий могучий русский язык.
Надя сидела впереди и беззаботно о чем-то щебетала. Я видела только красиво подстриженный затылок шофера и молчала. Потом мы, мешая русские, немецкие, английские слова отвечали на вопросы об отдыхе. Надя пожаловалась, что в моем номере завелись клопы.
- А что такое клоп? - спросил по — английски швед.
Я тупо молчала, потому что никто из нас не мог объяснить, что такое клоп. Уяснив, что любезный швед хорошо знает латышский язык, потому что у него совместный бизнес в Латвии, я пыталась усиленно вспомнить слово, которое произнесла техслужащая, увидев клопа, всплеснув руками. Наконец меня озарило и я радостно завопила: « Шаусмас». что означало по латышски « ужас». Швед подпрыгнул от неожиданности на своем сиденье и мы слетели в придорожную канаву, колеса увязали в грязной большой луже. Потом мы долго толкали машину сзади, перемазавшись, как черти на болоте. Наконец, расстелив брезент на сиденьях, мы опять оказались в быстро мчавшемся автомобиле по дороге домой.
Когда мы приехали к парадному входу санатория и намеревались тихонько подняться к себе домой, мы увидели у входа толпу отдыхающих, безмолвно открывших рот при нашем появлении.
- Завтра, мы все вам расскажем завтра, - только сумела простонать Надя, и мы устремились в теплый душ и чистую постель. До обеда нас никто не будил и мы спали мертвецкими сном. Но, как только я попыталась встать, у меня заболела и закружилась голова. Прибежали врачи, прописали постельный режим и даже попросили господина Стрейча привезти из Риги кардиолога, так как обнаружили нарушение сердечного ритма.
- У меня целый чемодан нарядов, - со слезами жаловалась я специалисту и просила разрешить мне ходить, когда станет хоть чуточку легче.
- Почему же вы бросились помогать раненым вместо того, чтобы выгуливать свои наряды, да еще заблудились по дороге домой.
- Потому что я выполняла свой долг, - растеряно отвечала я.
- Почему же Вы отказываете мне в выполнении моего долга? - невозмутимо парировал кардиолог - латыш. Мне нечего было сказать в ответ. На пороге он чуть помедлил и добил меня искрометной фразой: «И больше не надо блудить».
Рыдания сотрясали мое тело, а Надя смотрела на меня и от души хохотала.
Какой любовью и заботой окружили нас казахи, эстонцы, русские и латыши. Нас с Надей перевели в номер «люкс». Фотограф Ян Яныч, который входил в партию "зеленых" принес подшивку газеты латышского национального движения «Atmoda», где были опубликованы якобы существующий договор Молотова и Риббентропа, прекрасные стихи Максимилиана Волошина:
Горькая детоубийца — Русь!
И на дне твоих подвалов сгину
Иль в кровавой луже поскользнусь,
Но твоей голгофы не покину.
Еще в «Новом мире» не были опубликованы произведения Солженицына и Шаламова, поэтому я жадно читала роман матери Василя Аксенова - Евгении Гинзбург «Крутой маршрут» - отражение увиденного и пережитого этой женщиной за десять лет лагерей и восемь лет ссылки. Газеты до дома мне так и не удалось довести. Их я подарила русским летчикам, ехавшим со мной в купе из Риги в Москву. Они с таким вожделением смотрели на газетную кипу, с которой мне с большой неохотой пришлось расстаться.
Какое это было суматошное прекрасное время. Много продумано и переосмыслено о жизни, истории своей страны. Но когда мне будет суждено умирать, как говорится, с песней, то это будут любимые строчки популярной песни: «Мой адрес - не дом и не улица, мой адрес — Советский Союз!»