История эта случилась аккурат в середине 90-х, когда в Ставрополь с лекцией приезжал сам Элвин Тоффлер. Ехал он в нашу глушь с проверкой из Таганрога, а по пути читал публичные лекции для всей местной научной общественности. Говорят, по этому случаю лестницу Политеха даже помыли из шланга, а к двери мужского туалета на втором этаже прикрутили верхнюю петлю, потому как дверь эта, сколько мне помнится, всегда держалась каким-то чудом исключительно на нижней.
А еще говорят, что ехал Тоффлер к нам по приглашению академика Горшкова Виктора Алексеевича, заведующего кафедрой философии Политеха. Именно на этой кафедре я познакомился с замечательными людьми – Александром Белевцевым – самобытным ставропольским философом-дендистом, и краеведом, открывшим мне, что раньше наш Ставрополь был городом пяти морей, пока его своим императорским указом не перенес в горный аул Николай I, и Анатолием Польским – человеком недюжего ума и недюжего же просветления, достойного самого принца Сиддхартхи Гаутамы, прозванного впоследствии Буддой. Благодаря Толику Польскому моя домашняя библиотека пополнилась многочисленными редкими изданиями по восточной философии и мистике.
В те далекие времена, на публичные лекции, как и на митинги, народ принудительно не загоняли. Никто заранее со службой безопасности не согласовывал фамилии участников таких лекций, вопросы выступающему, опять же заранее согласованные, между согласованными участниками не распределял, отчего на публичную лекцию к самому Тоффлеру, мог прийти любой желающий, пусть даже он был студентом пединститута. Хотя мне кажется, что к тому времени, пединститут уже стал университетом.
Да, и еще в те времена входы в университеты не заграждала своей мощной грудью охрана, хотя времена были смутные и Первая чеченская шла практически под боком. Поэтому я студент, а позже аспирант Ставропольского госуниверситета мог спокойно посещать всякие околонаучные мероприятия в Политехе. Особенно мне нравился философский дискуссионный клуб на базе кафедры философии Политеха. Там собиралась совершенно неформальная публика, но где еще тогда в Ставрополе, можно было послушать лекции о специфике тибетского ламаизма или генезисе кастовой системы в Индии. А кроме того, еще и отдегустировать перед лекцией красного или белого левокумского по желанию, вместе с философом-дендистом Белевцевым. Сейчас вот, вообще негде.
Кстати, именно академик Горшков Виктор Алексеевич нашел тогда универсальную форму прекращения этой вечной гражданской войны в душе русского интеллигента, заброшенного волей судьбы в тихий южный городок. И когда в душе русского интеллигента, живущего в городке на Хазарской горе, вскипала ярость от неустроенности жизни и рыночных реформ, в которые он своим интеллигентным рылом никак не вписывался, и хотел он пойти, и отдать свой голос за коммуниста Черногорова А. Л., то примирить его с реальностью могло только белое левокумское. Или когда после долгого запоя, ставропольский интеллигент ни с того ни с сего начинал каяться за убийство семьи государя императора, то добавить толику народовольства и социал-демократии в его душу могло только левокумское красненькое. А на кафедре философии было и то и другое, причем в таких вот алюминиевых советских сороколитровых флягах, к каждой из которых на цепи была приделана алюминиевая же кружка, из каких обычно в современных фильмах про страшный сталинский ГУЛАГ пьют спирт представители творческой интеллигенции конца 30-х, в перерывах между рубкой и пилением сибирского леса.
Так вот, узнав что в Политехе будет с лекцией сам Элвин Тоффлер, я сбегаю с лекции Чечеля Григория Ивановича, прекрасно понимая, чем мне это грозит, однако желание послушать светилу мировой футурологии пересилило страх попасть на отработку к человеку, который как-то рассказал, что приговорил к высшей мере наказания 11 человек за коррупцию.
Так вот сбежал я с пар, среди которых самой страшной была чечелевская, и направился пешком в Политех. Я знаете ли, вообще люблю пешком гулять, особенно когда погода хорошая и времени свободного много. Так было и в тот раз, иду себе неспешно в Политех, мимо Площади 200-летия, солнышко светит и греет, птички поют, машин тогда в городе было немного, из них не доносились звуки кавказской эстрады и русского говнорэпа, глуша все вокруг себя. Иду себе, жмурусь на солнышко свозь темные стекла очков, и тут меня останавливают вопрос:
- Скажите, а как пройти на улицу Пикадилли?
Поворачиваюсь и вижу, кого бы вы думали, Лайму Вайкуле. И как ставропольский интеллигент, воспитанный на книгах Карлоса Кастанеды, отвечаю:
- Это Ставрополь детка, он хоть и туманный как ЛондОн, и цирка здесь хватет, но люди у нас чище и добрее. Нет у нас тут Пикадилли, а есть зато Площадь 200-летия и краеведческий музей. А давайте зайдемте-ка, лучше, Лайма, вот тут в ларек, возьмем портвейна с лаймом, и я вам Ботанический сад покажу. Там скифская баба и ставропольские сосны. Вы ж, поди, в своей Прибалтике ни скифских баб, ни ставропольских сосен не видели?
- Не видела…
- Вот, а потом соберем грибов, они у нас ого-го какие, ставропольские-то грибы и как раз аккурат на лекцию Тоффлера успеем.
- А у нас в Прибалтике считается, что грибы – это захиревшие в лесу фаллосы.
- Ну, это у вас в Прибалтике захиревшие фалоссы, а у нас на Ставрополье совсем наоборот.
И вот значит, пришли мы с Лаймой, потвейном и лаймом в Ботанический сад, скифскую бабу посмотрели, аромат ставропольских сосен вдохнули, и только стал я ей гриб наш ставропольский показывать, как чувствую, кто-то хвать меня за плечо.
Знаете, вот это такое чувство из детства, сидишь ты вечером дома один, смотришь, как в телевизоре хоронят кого-то из Политбюро, и вдруг чувствуешь, как кто-то хвать тебя за плечо. Страааашно…
А еще хуже, когда сидишь один в Волшебном лесу в самую короткую ночь в году, ждешь рассвет, чтобы с первыми лучами дедушки солнышка, сбросить с себя надоедливый человеческий облик, и умчаться в зарю соколом удалым, и почти физически ощущаешь то, о чем читал у Стивена Хокинга про край Вселенной. Потому как Вселенная заканчивается аккурат посреди твоего тела, где-то за ушами. Костер перед тобой, как Эхо Большого Взрыва, освещает маленький мир твоей Вселенной, а спиной ты ощущаешь великий холодок Ничто. Можно, конечно, повернуться, и посмотреть в это Ничто, но оно же на то и Ничто, что там ты ни черта не увидишь. И вот сидишь ты, смотришь в Эхо Большого Взрыва, спиной ощущаешь великий холодок Ничто, и тут кто-то хвать тебя за плечо. П…ц, как страааашно…
Но я смелый. Поворачиваю голову, открываю глаза и вижу, стоит надо мной профессор Аникеев Алексей Алексеевич, молча смотрит в мои заспанные глаза, потом убирает руку с моего плеча и идет к кафедре читать дальше лекцию. А впереди меня большая спина будущего профессора Лушникова Дмитрия Александровича , скрывавшая меня некоторое время от взгляда Алексея Алексеевича.
С тех самых пор, став преподавателем, я никогда не бужу уснувших у меня на парах студентов, ведь не каждый день у них появляется возможность сходить с Лаймой Вайкуле на лекцию Элвина Тоффлера в Ставрополе.