Однажды весною, в час небывало жаркого заката, в Питере, в ЦПКиО им. С.М.Кирова, появились два гражданина.
Один из них был как две капли похож на музыкального критика Артемия Троицкого и был солиден и крут, как глава Газпрома. А второй… Второй был очень странной личностью с не менее же странной внешностью. А именно выглядел он как актер в гриме персонажа Эдвард Руки-Ножницы, но одет был довольно просто, если не сказать неряшливо и естественно вместо рук у него не было ножниц, хотя, руки он держал в карманах помятых и замызганных штанов.
Я в это время уже решил свои вопросы по работе в городской командировке в Елагин дворец и, возвращаясь домой, захотел посидеть на скамейке парка на Елагином с таким Булгаковским названием «ЦПКиО им. С.М.Кирова».
Сидя в теньке и безмятежно глазея на зелень парка и на редких прохожих, я даже не заметил, каким образом рядом со мной вдруг оказались уже сидящие и о чем-то горячо спорящие вышеописанные два гражданина.
Первый:
- Ты как всегда не прав, Федя, ну как мог Воланд не сказать Берлиозу о том, что с ним произойдет?! Впрочем, ты так говоришь только лишь из-за своей чудовищной мизантропии. А Воланд – человеколюбив и гуманен! И не будь Берлиоз так догматичен и костен, он смог бы избежать смерти… (на какое-то… небольшое… время), - добавил последнее уже потише первый, неприятно ухмыльнувшись.
Второй в сердцах протестовал:
- Вы, профессор, как всегда лукавите! А я ужасно этого не люблю! Это нечестно, это несправедливо, это!... Как это?... Вот! - Это подло! – и тут второй в порыве возмущения достал одну руку из кармана и взмахнул ею так резко, что рука оторвалась в локте и, отлетев на метра три, шлепнулась на траву газона.
Я похолодел.
Оба спорщика воровато и даже как-то испуганно уставились на меня, а Федя в одном прыжке оказался возле своей руки, поднял ее, приставил к локтю, и как ни в чем не бывало, опять засунул в карман.
На лице моем в этот момент, наверно, была такая гамма непростых эмоций, что спорщики, тут же забыв про свои дебаты, заговорили со мной.
Первый:
- Прошу прощения за моего незадачливого друга, я сейчас вам всё объясню. Разрешите представиться – барон фон Зиц Кива Вольский, профессор искусствоведения. А это мой ассистент Федя, то есть доцент Фёдор Крюгер. Прибыли в Россию из Нидерландов по делу почти мирового значения и надеемся на вашу помощь. А то, что произошло с рукой – так это не извольте беспокоиться – это у него хроническое генетическое заболевание, впрочем, ни для него, ни для окружающих абсолютно не опасное.
Я икнул и хриплым голосом витиевато спросил, самому себе при этом очень удивившись:
- Чем могу быть полезен?
Барон при этом очень шумно облегченно вздохнул и сказал:
- Ф-фу-у!... Ну вот и славно! Как же я рад, что вы так хорошо и быстро отреагировали, а то, знаете ли…, мы пытались поговорить с вашим боссом, или как у вас это называется – начальником, так он полицию хотел вызвать, а потом сам туда же и угодил, когда ехал поздно вечером от любовницы выпивший, за рулем. Нарвался на, как это…, а - ГИБДД, дунул в трубочку, потом не согласился с результатом, ну и замели в… этот, как его… обезьянник.
Ну да, шут с ним, я отвлекся. Вы, же, любезнейший Алексей Дмитриевич, работаете?... – и Вольский уставился на меня в ожидании, как будто задал вопрос.
- Я работаю системным администратором в фондохранилище Эрмитажа на Заусадебной улице, - ответил я, как школьник, даже не удивившись тому, что профессор из Нидерландов знает, как меня зовут.
- Ну, великолепно! Это же как раз то, что нам нужно! Насколько я знаю, вы оцифровываете содержимое фондохранилища?
- Я.
- А не могли бы вы нам сказать – не попадалась ли вам картина неизвестного художника за номером 968375966 под названием «абстракция №9»?
- Вы знаете… - начал я. Но Вольский быстро меня прервал:
- Понимаю-понимаю, разве ж всё упомнишь… Простите, я задал глупый вопрос. Тогда мы поступим иначе. Вот вам моя визитка и номер картины, а вы, когда ее найдете, просто положите ее в конце рабочего дня на подоконник, ну, как будто забыли про нее в процессе напряженной работы, и идите себе домой. А больше от вас ничего и не потребуется. Никаких нарушений должностных инструкций, никакого выноса из здания, боже сохрани, мы ж понимаем, работа дело такое, потерять можно в один миг, а попробуй, найди такую хорошую, да еще рядом с домом. А когда придете домой, звякните мне по номеру на визиточке, так, мол, и так, я уже дома, а предмет уже на подоконнике. И Всё! Деньги Федя принесет к вам прямо на дом, на Дибуновскую-49, квартира два, вам даже никуда ходить не потребуется. Ну, что – копенгаген?
- Копенгаген, - сказал как-то трагично я.
- Ну вот и славно. До встречи, Алёша. Пошли, Федя. И не размахивай больше руками, а то весь народ распугаешь, инвалид Грюнвальдского сражения, мизантроп несчастный.
И они чинно пошли по дорожке в направлении выхода из парка. А я остался сидеть на скамейке, как пригвожденный, с одной только мыслью в голове – не заснул ли я случайно за компом на работе от монотонности, и не привиделось ли мне всё это в кошмаре.
Продолжение следует
http://www.proza.ru/2019/02/25/1272