Моей бабушке Туминой Анисье Герасимовне посвящается
Далеко на самой южной точке бывшего СССР, которую раньше все школьники без труда показывали на географической карте, расположился военный городок Кушка, обнесенный длинной стеною и занимавший немалую площадь среди долины. За короткий срок на пустом месте в конце девятнадцатого века здесь были выстроены казармы, склады для оружия и офицерские дома, образующие несколько улиц, в центре которых высилась православная церковь. Зима здесь была слякотная. Хотя временами морозы доходили до минус двадцати, снег лежал недолго. Лето было жарким. Солнце палило так, что градусник показывал сорок пять - пятьдесят градусов в тени. Но зато ранняя весна окрашивала сопки волшебным буйством красок. Повсюду цвели тюльпаны. Пологие склоны невысоких гор украшали фисташковые рощи. Ярко зеленела трава. Изредка можно было увидеть на водопое у реки куланов — то ли диких ослов, то ли лошадей, пробегавших по горным тропинкам вороватых лисиц. Появлялись в траве удивительные существа - ежики на высоких лапках и с длинными, как у сказочных эльфов, ушами. Местами поблескивали на солнце спинки вертких ящериц, медлительных черепах. Иногда вдали, как сказочные драконы, грелись на солнышке вараны. Однажды Анисье повезло и она увидела самого настоящего дикобраза с длинными густыми иглами. Тот куда-то спешил, переваливаясь с боку на бок на коротких лапах. Почуяв опасность, он перешел на смешной галоп и быстро скрылся в расщелине скал. Диких зверей в округе не было, а пауки, тарантулы и фаланги, даже орлы не пугали местных жителей.
Анисья отправилась на правый берег Кушки с низкими берегами, чтобы вдоволь налюбоваться весенней природой и набрать охапку тюльпанов, научившись ловко выдергивать их из земли, сохраняя длинные стебли для букета. Речка Кушка, которую летом можно было перейти вброд, от весеннего таяния снега в горах Афганистана, где она брала свое начало, превратилась в бурный поток, сверкавший брызгами и ласкавший прохладой в теплый весенний день. Анисья с удовольствием умылась речной водой и собралась было идти назад, как вдруг ее взгляд наткнулся на кобру, не сразу ставшую заметной на фоне бурых камней. Змея не спешила прятаться в скалах, видимо сторожила детенышей. Она вытянулась на треть свой длинны, встав в боевую стойку, а потом медленно начала раскачиваться из стороны в сторону так грациозно и ритмично, будто танцевала какой — то экзотический танец - блюз. Ее шипение напоминало свист, а пятна на раздувшемся капюшоне и бусинки глаз гипнотизировали Анисью так, что она не могла пошевелиться. Ужас пронизывал каждую клеточку тела. Гибель казалась неминуемой. Она не сразу заметила своего мужа Николая, тихо подкравшегося к змее. Он схватил кобру за хвост и начал крутить в воздухе, как будто фокусник с молниеносной быстротой выписывал лентой необыкновенные пируэты. Затем он убил змею, а потом, обхватив Анисью за талию, взял на руки, как драгоценную ношу, медленно и бережно понес в гору, нежно целуя влажные, пахнущие свежестью волосы. Анисья с восторгом всматривалась в его смеющиеся синие глаза, гладила до боли знакомые черные кудри, замирала от счастья от щекочущего прикосновения усов, вдыхая терпкий запах мужского тела.
Николай с Анисьей и детьми приехали из Ташкента в Кушку по приглашению военных. Крепость Кушка сыграла важную роль в превращении Каспия во «внутреннее море» Российской империи. За эти земли долго шла борьба. Афганцы, находящиеся здесь под протекторатом Британии, основали оазис Панджшех. Начальник Закаспийской области генерал-лейтенант Комаров без единого выстрела с помощью дипломатии добился того, что жители находящегося неподалеку города Мерва (ныне Мары), бывшего гнездом разбоя, присягнули на верность русскому царю, а затем вступил в бой с афганцами, которыми командовали британские советники. Те потеряли в кровавой схватке около шестисот человек, в то время когда было убито всего девять и ранено тридцать русских солдат. К началу двадцатого столетия Кушка превратилась в мощный форпост, противостоявший афганцам и Британии. Подвиг русских солдат и российских инженеров, построивших самую мощную в Средней Азии военную крепость, проложивших сюда железную дорогу, был ознаменован установкой на самой высокой сопке десятиметрового Креста из камня с изображением меча вместо распятого Христа и часовни в честь трехсотлетия царствования династии Романовых.
Перед Первой мировой в военной крепости разместили крупную радиостанцию, принимавшую сообщения не только из Ташкента, но и Петрограда. Давно известно, что на южную окраину Российской империи отправляли неблагонадежных солдат и офицеров, политических ссыльных. Вот почему так популярна была поговорка: «Дальше Кушки не пошлют, меньше взвода не дадут». Военный комендант генерал Востросаблин и бывшие офицеры царской армии, получив сообщение об Октябрьской революции по радио из Петрограда, без колебаний присягнули большевикам. В тысяча девятьсот восемнадцатом году Кушка оказалась в глубоком тылу у басмачей и мятежников во время восстания эсеров. Четыреста защитников крепости выдержали осаду, окруженные двухтысячным отрядом повстанцев. Генерал Востросаблин ответил мятежникам с военной прямотой: «Я генерал-лейтенант Русской армии. Честь дворянина и офицера повелевает мне служить своему народу... Если возникнет угроза захвата склада и передачи имущества интервентам, я взорву арсенал». Вскоре с севера подошел красноармейский отряд. Мятежники и басмачи бежали через горы в Ашхабад. Началось установление совето — афганских отношений, но оно шло трудно. Вот тут — то и понадобилась помощь Николая, который слыл не только хорошим врачом, но знал хорошо английский и персидский языки, местные обычаи, давал дельные советы, чтобы сохранять мир в пограничном городке, где он приступил к работе в военном госпитале.
Жизнь шла своим чередом. Не отличались разнообразием жаркие летние дни. Лето в Кушке — словно один бесконечный, сводящий с ума от жары день и одна душная и короткая ночь. за исключением того времени, когда с юга прилетал ветер - афганец, продувая оконные рамы. Приходилось часто заново зажигать керосинку. Анисья терпеливо поджидала мужа с работы. Сытые дети спокойно спали, и Анисья, уставшая от забот, тоже прикорнула, сидя в кресле. В памяти проплывали картины детства, как она с большой своей семьей на праздник шла в церковь. В русской церкви городка Мары, которая соседствовала с мечетями, было торжественно и красиво. Поражал воображение иконостас, богато украшенный позолотой и ликами святых. Анисья слушала слова батюшки, всматривалась в просветленные лица горожан, и на душе было так светло и спокойно, как будто на нее опустилась Божья благодать. Дома их поджидала корзина с овечьим сыром, кувшином молока и бараньим мясом, завернутыми в холщовую ткань. Зажиточные туркмены даже в православные праздники посылали многодетным русским семьям подарки, ничего не требуя взамен.
Вспоминала Анисья и день, когда Николай, похоронив свою долго болевшую жену, через год сделал ей предложение. Зеленоглазая кухарка давно замечала, как пристально хозяин провожает ее долгим взглядом, что необыкновенно смущало ее и волновало. На просьбу руки и сердца Анисья ответила с радостью. Она давно привязалась к этой семье, к маленькому Александру, который вскоре стал называть ее мамой. А через год в семье Николая и Анисьи случилось пополнение — родились крупные и крикливые мальчишки — близнецы. Своим хозяйством вначале в Ташкенте, потом в Кушке Анисья управляла легко и весело, обходясь без прислуги, так как с детства привыкла считать каждую копейку. Отдушиной для нее была работа в саду. Цветы в доме цвели круглый год. Буйная зелень приносила долгожданную прохладу в знойные дни.
Сладкую полудрему прервал негромкий стук в окно. Анисья, поджидавшая мужа, торопливо открыла дверь. На пороге стояли афганцы и бледный Николай. Их она узнала сразу, так как на границе неподалеку от Кушки располагались глинобитные сакли, окруженные чахлой зеленью, которые служили жильем начальнику и солдатам афганского поста. Форменной одежды они не носили, но у всех были шашки казачьего образца. Порою начальник афганского поста, сопровождаемый конвоем, приезжал к коменданту крепости Кушка по своим делам. Бедные афганцы, как и китайцы, незаметными тропами проникали в Кушку. Перед Анисьей стояли люди в простой одежде, но по выправке Анисья сразу определила военных. Один чужеземец обратился к Анисье на ломаном русском языке с просьбой одеться и последовать за ними. С Николаем уже побеседовали, ему не разрешили сходить в госпиталь за инструментами, он взял домашнюю аптечку, с которой отправлялся иногда по вызову на дом к тяжело больным. Анисья надела шаровары. туркменское платье, повязала голову платком, попросила мужа переодеться в штатское. Она тянула время, надеясь на чудо, потом разбудила семилетнего Сашу и попросила приглядеть за детьми, пойти к тете Наде за подмогой, объяснив, что поедет с отцом на вызов к больному. Она поцеловала детей и последовала за мужем.
Николаю и Анисье сунули кляпы в рот, завернули их в мягкие ковры, привязали к лошадям и повезли в горы. Ехали они не очень долго, видимо только пересекли границу. В глинобитной сакле их освободили, на своем языке и жестами показали на раненых, приказав начать операцию. Заранее были приготовлены спирт, бинты, чистая ткань и кипяченая вода. Пока русские разминали руки, один афганец начал быстро и зло о чем — то говорить. Анисья интуитивно догадалась, что в случае неудачи ее пустят по кругу, с них живьем снимут кожу и оставят медленно умирать на скале, куда прилетают горные орлы. Она заметила афганца, говорящего по — русски, и попросила перевести, что у Николая не должны дрожать руки, он должен быть спокоен и сосредоточен, чтобы хорошо выполнить свое дело. Анисья хотела добавить, что русские скоро их хватятся, но дипломатично промолчала. Она смиренно попросила разрешить ей сварить плов, так как знала, что помогать мужу во время операции ей не разрешат, а сидеть без дела, замирая от страха за детей, она не могла. Афганцы с одобрением отметили, как Николай и Анисья согласно их обычаям разулись при входе, как Анисья проявляла покорность, говорила тихо, потупив глаза.
Плов, сваренный по — узбекски, на открытом огне в большом казане, понравился всем. Анисья напекла много лепешек и удалилась из комнаты, где трапезничали мужчины. Есть не хотелось, привычные хлопоты на какое — то время отвлекли ее от дурных мыслей о доме. Муж немного выпил и уснул. Анисье не спалось и она отчаянно молилась про себя, обращаясь к Богу, Пресвятой Богородице с просьбой помочь им в беде и не оставить без покровительства малых деток. На следующий день раненые пили кипяченую воду, потом Анисья наварила для них мясного бульона и ухи из речной рыбы. Через пару дней больным стало лучше, видно было, что они идут на поправку. Афганцы внимательно выслушали наставления Николая по уходу за больными и опять завернули мужа и жену в ковры, но уже кляпами рот не закрывали. В награду афганцы дали им золотые кольца и браслеты. Как только чужеземцы привезли их домой и уехали, Анисья встала на колени и долго молилась, потом крепко уснула. Как Николай объяснял свое отсутствие на работе, Анисья не знала и мужа расспросами не мучила, стараясь быстрей забыть пережитый страх.
Заканчивалась гражданская война, налаживалась потихоньку мирная жизнь. Не знала Анисья, что скоро Николай принесет чужого ребенка, у которого погибли родители, что сам умрет от скоротечной чахотки, спасая мальчика от смерти, что умрут от сибирской язвы близнецы и ей придется ехать, бросив все, вначале в Ташкент, а потом на Урал с тремя детьми на руках. Неделю пробыла она в селе Берды Оренбургской области, а потом не принятая состоятельной родней бывшая кухарка, оставив с родителями мужа старшего сына, с двумя малышками на руках отправится в Магнитогорск, где проведет всю оставшуюся жизнь. Она и думать не могла, что ей опять придется без сил валиться от усталости на работе, плечом к плечу со своими земляками в тылу ковать победу над врагом во время Великой Отечественной войны. Работала она на металлургическом комбинате дежурной на станции Входная. Работа требовала не только сноровки в отправлении и встрече поездов, но и умения держать удары судьбы.
Она не выронила ни единой слезинки, когда пришла похоронка на зятя и письмо от родни, что пал смертью храбрых ее любимый Санечка, о котором она так долго тосковала. Радовало только рожденье внучки в суровом сорок первом. Всю жизнь ее узловатые руки не знали покоя, а голос был тих и спокоен. Уральские зимы и сквозняки, пережитые невзгоды подкосили здоровье хрупкой женщины. Долгими часами ее бил сухой трескучий кашель. Кроме астмы мучили боли в изношенном сердце. Но виду о страданьях Анисья не подавала, всем старалась помочь, всех накормить, обогреть. Радовалась солнышку и птицам, которых кормила, гуляя по скверу, ласково разговаривала с цветами, которых было великое множество в комнатах, напоминавших оранжереи. Довелось ей после войны побывать на черноморских курортах, получить ключи от отдельной квартиры и даже нянчить правнука. И только изредка, подняв стопку домашнего вина по праздникам в кругу близких, громко и протяжно выплескивала она в печальных русских песнях грусть и тоску по тем, кого любила и кому хранила верность всю свою нелегкую жизнь. Умерла Анисья легко и быстро в больнице, окруженная заботой и вниманием. После недуга встала, позвонила дочери по телефону с сестринского стола, радуясь хорошему самочувствию, собираясь на следующий день прийти домой. Потом села в кресло, закрыла глаза, вздохнула в последний раз и застыла с улыбкой на лице, как будто птицей отлетела ее душа в родные теплые края.
Иллюстрация художника Родиона Танаева - правнука Анисьи.