За окном дерзкий ветер закручивал вихрем желтые осенние листья, подбрасывая их вверх подобно конфетти на самой банальной свадьбе. Наступал вечер. Пузатый телевизор, шипя и дребезжа, показывал пятничную развлекательную передачу для тех, кто совершенно не желал думать. Запах безвкусных кислых щей, спешно варившихся на несколько дней вперед, буквально душил крохотную трехкомнатную квартирку в типовом пятиэтажном доме. На комоде сладко примостился домашний любимец – кот Васька, положив серую пушистую голову на зелененький томик некогда громогласного певца Серафимовича. В отражении скрипящего серванта, тщательно собирающего пыль своими глубокими трещинками, туда-сюда мелькала женщина. В фартуке она так быстро мелькала, что Васька из любопытства просто вынужден был прищуриться. «Что-то не то. Ругаются слуги», - подумал он.
И кот оказался прав в своих догадках.
- Давай прекратим этот скандал, Марина! Скажи мне, что все это шутка, и ты никуда не едешь!
- Мама! Я в сотый раз тебе повторяю – все будет хорошо. Я уже большая девочка, в конце концов! Мы с Данилой любим друг друга! Да и все это временно!
- Так, дочь! Сейчас же, слышишь? Сейчас же! Закрой рот и марш готовиться к семинару! – появился на аван-сцене небритый мужик в потертых трико и белой майке-безрукавке, - мы с матерью двадцать один год вкладывали в тебя силы и душу, а ты собралась с каким-то оболтусом ехать жить на север! Это же уму непостижимо!
- Папа! Этот оболтус - мой будущий муж!
- Объелся груш, черт возьми! Чтоб я этого больше не слышал! Кто он? Кто? Тот, ради которого, твою мать, университет можно бросить, не доучившись два года, да!?
- Железнодорожник он!
- А что, на севере своих железнодорожников нет?!
- Это приказ руководства, направить Данилу именно на ту станцию!
- Знаешь, что на такие задрипанные забытые станции не от доблестных заслуг отправляют!
- Отправляют!
- Ни черта! Еще браслеты у него какие-то с заклепками, серьга, блестки какие-то, музыку вечно слушает какую-то дьявольскую… Ему на твоем севере очко местные разорвут!
- Хватит!
- Ты не ори на отца! – снова взвизгнула мать, - Ты слушай его! Взрослой себя почувствовала, я смотрю. А жрать то кое-как готовишь! Сдохните на севере с голоду.
Здесь молодая худенькая русая девушка вскочила на тонкие ножки, накинула легкую ветровку, выбежала из квартиры и торопливо по лестнице побежала вниз.
- Стой! – кричала вслед мать, - скотина такая…
- Оденься хотя бы, а потом вали и не возвращайся! – добавил отец, схватил сигареты и широкими шагами потопал на балкон.
* * *
Тишина и пустота. А еще день. Сороковые сутки заканчивались, а день как был днем, так и оставался. Вахтовики группками перемещались между вагончиками-бытовками, сурово выпуская сигаретный дым. Расфуфыренные голуби облюбовали крышу станционного домика из белого кирпича. Давно брошенные и никому не нужные многочисленные деревянные избушки словно молили о том, чтобы их поскорее снесли, только вот сносить их было некому. Убери вахтовиков, и поселок превратится, в лучшем случае, в хутор. Про школу, детский сад, клуб, библиотеку даже вспоминать смешно. Да и врача, по сути, не было. Один у вахтовиков мужчина медик и аптечка на станции. Скорой тоже здесь неоткуда было взяться. Да а зачем? Горы, свежесть, покой – здесь умирать совсем не страшно. Обидно только, если в мучениях. Ну, на такие случаи у каждого запас водки припрятан.
Останавливающиеся поезда, словно почтальоны с «большой земли», словно вестники мира радовали людей. Из вагонов вылезало много туристов, но никто из местных не понимал, зачем им это? Ну, природа, да, а еще что? Романтика? Так оставайся! А вот слабо им было всем.
А станция-то важная, крупная. Раньше поселок был на тысячу с лишним жителей. До Воркуты меньше ста километров. Лабытнанги рядом. Да только толку от этого? Людям куда важнее кочующий магазин не проворонить. Так и живут. По-другому и не умеют. И не надо. Ведь живут они правильно. Если и можно назвать жизнь «правильной», то здесь. Стареют только… Настоящие старожилы все, пусть коренных жителей то и нет. Простые натурой, даже до неприличия порой. Если проблемы какие, то тут не к чиновникам на поклон идут или в полицию, а к Богу. От того и проблем этих фактически нет.
Тишина, покой и пустота… Только вдалеке огни приближающегося локомотива, да стук колес прерывают это нескончаемое величие севера.
* * *
Седой уставший мужчина в очках сидел, оперевшись на пульт, и наблюдал за тем, как некогда озорной внук пристально всматривается в темноту. Огни когда-то далекого поезда становились все ближе, а стук колес и гудки громче. Вот уже мужчина хриплым голосом с кем-то связывается по своей связи, что-то непонятное говорит зашедшим на минуту людям в оранжевых жилетах, сморщенными пальцами берет стремительно остывающий чай и не спеша делает короткий глоток. И тут огромная махина с гулом и шипением перекрывает собой ночной пейзаж.
Мальчик восхищенно вытаращил глаза и раскрыл рот настолько, что, иди сейчас снег, там бы образовался сугроб.
- Деда, а можно я пойду посмотрю? – протянул он.
Дед, сощурившись от жестокого и бескомпромиссного желания спать, взглянул на мальца и с родительской добротой отрезал коротко и ясно:
- Куртку надень только.
Бояться было нечего. На севере нет злых людей. Да и все свои вокруг.
Мальчик вышел на платформу и побрел вдоль состава. У открытых дверей тамбуров сонно, ежась от холода, стояли проводники. Кое-где в домашней одежде молча курили пассажиры. Сквозь окна можно было увидеть горлышки бутылок, кое-какую еду и просто отодвинутые шторки. До мальчика из открытых дверей ржавых вагонов доносился застоявшийся запах продуктов и снятой обуви. Вот, наконец, он добрел до тепловоза. Из кабины задумчиво вдаль смотрел небритый машинист. Заметив краем глаза мальчонку, он встрепенулся и посмотрел вниз.
- Дядя, а вы куда едете? – спросил мальчик.
- А тебя как звать то? – прохрипел машинист.
- Тимофей.
Машинист ответил ни сразу, а выждал перед этим примерно с полминуты, после чего снова грозно хрипнул:
- Куда подальше мы едем, Тимофей.
* * *
Вечером Марина, Данила и Тимофей сидели за одним столом. Пили чай и кушали невероятно вкусные пирожки, испеченные бабой Мариной. Тепло. Причем не только на улице... Тепло там, где должно быть прежде всего – на душе.
- Баба, а почему прабабушка и мама с папой в городе живут, а вы с дедушкой в деревне? – с интересом спросил Тимофей.
- Было бы хорошо, живи мы в деревне, - улыбнулась баба Марина, - они живут там, потому что им здесь холодно.
Дед Данила раскатисто засмеялся. Тут в дверь постучали. Бабушка выглянула в окно.
- Тимофей, иди поиграй в комнате. Ты же покушал уже, - ласково сказал внуку Данила.
- Хорошо, вкусные пирожки, бабушка!
- Беги, внучок, - сказала Марина и пошла открывать дверь.
На пороге стояла женщина лет сорока. Довольно ухоженная. Лицо видно, что припудрено. Губы покрашены в красный, над карими глазами нарисованы черные брови, волосы тоже черные. В ушах золотые серьги. На ногтях, пусть и самодельный, но маникюр. Одета не хуже – кожаная дорогая куртка, джинсы с рисунками и ботиночки. Сумочка с фирменной эмблемой модного бренда. Дама была вполне себе фигуристая, правда годы брали свое – морщины медленно, но верно захватывали лицо и руки, а где-то под штанами проглядывал легкий целлюлит.
- Здрасте, тетя Марин, - поздоровалась гостья.
- Ну привет, - не особо радостно ответила хозяйка.
- Слушай, коробок спичек не одолжишь?
Марина пошла на кухню за спичками.
- Вот, держи, - протянула она гостье маленькую коробочку.
- Спасибо, я на днях занесу.
Тут из-за спины Марины высунулся дед Данила и крикнул уже уходящей женщине:
- Слушай, постой. Я что спросить то все хотел. Просто интересно, ничего не подумай. Что ты здесь делаешь? С твоей профессией где угодно можно работать, а ты все с вахтовиками немытыми потешаешься. Да не месяц и даже не два, а пятнадцать лет уже. Подумай только!
Женщина обернулась вполоборота, дружелюбно улыбнулась и честно ответила:
- Свобода здесь.