Моя мама – учительница русского и литературы. Книги – её страсть. Особенно горячо она любит поэзию. В юности переводила Гейне и Батлера Йейтса, и весьма успешно. Её даже печатали в журналах. А потом вышла замуж и устроилась учительницей в школу. Родила меня довольно рано и вскоре вышла на работу.
Со мной сидела бабушка. Она очень набожная и часто водила меня в храм. Дедушка-священник души во мне не чаял. Мама – их единственный вымоленный ребёнок, родилась, когда обоим было около сорока. В отличие от верующих родителей, она по характеру бунтарка. Кажется, это своенравие передалось и мне.
Помню, как в детстве мама читала мне Пушкина – «Свободы сеятель пустынный». Там есть такие строки:
Паситесь, мирные народы!
Вас не разбудит чести клич.
К чему стадам дары свободы?
Их должно резать или стричь.
Наследство их из рода в роды
Ярмо с гремушками да бич.
– Как думаешь, Аня, о чём эти стихи? – спросила мама.
– О коровах, овцах и злом пастухе.
– А если подумать? Что там за народы?
Я пожала плечами и побежала с вопросами к папе. По образованию он историк, но по профессии работал недолго. Преподавать ему не нравилось, и он устроился охранником в церковь. Узнав об этом, дедушка предложил работать у него, но отец из принципа отказался.
– О чём стихи, Лёлька? – переспросил папа. – О глупых людях. Свободу им, видите ли, подавай. Так ведь не доросли до неё. Дал им царь свободу, а его за это убили.
– Кто убил?!
– Тупые жестокие люди – народовольцы. Вообразили, будто во имя свободы. А на самом деле – от злобы и бессилия. И что хуже всего, во главе их стояла баба. Я бы её четвертовал.
Отец произнёс последние слова с таким ожесточением, что мне стало страшно, и я кинулась за разъяснениями к маме. Выслушав меня, она посоветовала не обращать внимания на папины «закидоны».
– Мам, а почему он меня Лёлькой назвал? Я ведь Аня.
– Отец хотел дать тебе имя «Ольга» – в честь древнерусской княгини.
– Кто это?
– Коварная тётка из прошлого. Мстила за убийство мужа. Живьём закапывала в землю, жгла людей. И даже пообещав всех простить, спалила целый город. Я не хотела, чтобы ты была на неё похожа, и назвала тебя Анной. В переводе значит «милость, благодать».
– Как хорошо! Мне очень нравится моё имя…
Прошло несколько лет. Папа никогда не был особенно религиозным, и тем удивительнее казалось нам с мамой его обращение в веру. Он всё чаще стал задерживаться в храме. Особенно ему нравились проповеди отца Андрея. Как-то папа уговорил нас отправиться с ним в церковь.
– Пойдёмте! Отец Андрей – неравнодушный человек и блестящий оратор! Многие ходят в храм, чтобы послушать его проповеди.
Собрались и пошли. Народу в храме было много. Особенно женщин неопределённого возраста. Все, затаив дыхание, внимали высокому энергичному человеку с чёрными глазами и бородой. Видя такое внимание, священник всё больше распалялся:
– Бабы наглые, противные, и если она в лоб не получит хотя бы раз в жизни – она ничего не поймёт! Я в этом уверен! Есть такие смиренные бабы, которые чувствуют на расстоянии: «сейчас получу в лоб» и понимают, как бы, смысл жизни. А есть дуры, у которых наглости слишком много, значит, нужно приложиться к ней. Женщина, когда знакомится, – глазки вниз, овечка, а потом, когда уже поженились, – начинают рога расти. Если он раз ей вломит по рогам – она либо уйдёт от него, либо останется и исправится.
Я с удивлением слушала этот страстный монолог и вспоминала проповеди моего доброго деда-священника. Он никогда не говорил таких вещей! Более того, любил повторять: «Мужья, обращайтесь благоразумно с жёнами, как с немощнейшим сосудом, оказывая им честь». В толпе неловко посмеивались, и священник продолжал:
– Нужно женщину ломать об колено, отбивать ей рога, ломом, ребром ладони, гнуть её, тереть, запихивать в стиральную машину… Мужчина должен обломать женщину! Смыть с неё порнографическую краску, которая нанесена современной цивилизацией. Иначе баба будет им командовать. Мужики виноваты во всем. Распаскудили бабьё. Не били долго. Им нужно рожать, на самом деле, если на то пошло… и бояться!
Я украдкой посматривала на маму. Сперва она недоумённо слушала проповедника, чуть склонив голову набок, потом нахмурилась. Наконец вздрогнула, словно очнувшись от дурного сна, и схватив меня за руку, устремилась к двери, бесцеремонно расталкивая прихожан. По дороге домой мать не проронила ни слова, но я видела, что она возмущена до предела. Ворвавшись в квартиру, мама порывисто обняла меня и воскликнула:
– Поклянись, Анька, что больше никогда не будешь слушать этого садиста! Если тебе нужен Бог, поговори с дедом. Он великодушный человек и хороший священник.
– Но дедушка тоже говорит, что нужно учиться смирению.
– Всё хорошо в меру. Лицемерие и раболепие отвратительны. Запомни: терпилы и жертвы никому не нравятся, их презирают. Никогда не теряй чувства собственного достоинства. Хорошо сказал Чехов: «По капле выдавливать из себя раба». Догадываешься, о чём это он?
– Кажется, да. Теперь я понимаю, что имел в виду Пушкин, когда писал «Свободы сеятель пустынный».
Мама улыбнулась и поцеловала меня. Я чувствовала, что мне надо собраться с мыслями, и ушла в свою комнату. Вскоре вернулся отец, и я слышала, как мама высказывает ему всё, что накипело. Папа в ответ убеждал её в том, что она неправильно поняла смысл проповеди. Мама горячо возражала, и они поругались.
Несколько дней мы старались не вспоминать о случившемся. Но в глубине души я была уверена, что история не закончена, что это лишь начало. Предчувствие какой-то неумолимой беды не оставляло места для покоя. И даже разговоры с дедушкой не разрешили моих сомнений…
Однажды мама предупредила, что задержится на родительском собрании и поручила мне приготовить ужин. Я пообещала, но в тот день, как назло, задали кучу головоломок по математике. Спохватилась лишь, когда папа вернулся с работы. Я помчалась на кухню, чтобы пожарить мясо.
– Мать где? – сурово спросил отец.
– На собрании. Разве она тебе не говорила?
– Верно, сказала. Я и забыл. Давай скорей ужинать.
Я очень старалась, но когда торопишься, всё выходит паршиво. Мясо получилось невкусным, картошка подгорела. Папа не скрывал раздражения и ругал маму. Мне было обидно, что я подвела её. Даже есть расхотелось. Время от времени отец подходил к окну. Мы живём на втором этаже, а улица ярко освещена – всё видно. Вскоре папа заметил, как к подъезду подъехала машина, и как из неё вышла мама…
– Ты где шлялась?
– Была на родительском собрании. Я же предупреждала.
– Я тебе не верю. Ночь на дворе. Что это за машина? На такси не похожа.
– Меня подвёз отец ученика. Что в этом зазорного?
– Не прикидывайся овечкой! Признавайся, что у тебя с этим мужиком?
– Ничего! Ты в своём уме? С нами в машине сидел его сын.
– Таким шлюхам, как ты, ничто не помешает изменять!
– Не смей так разговаривать со мной! Вижу, ты не в себе.
Мама хотела уйти с кухни, но отец размахнулся и ударил её кулаком по лицу. Она упала, как подкошенная. Вскрикнув, я бросилась к ней.
– Папочка, не надо! Мама ни в чём не виновата. Просто я плохо приготовила ужин.
Но отец не слушал моих воплей. Схватив в охапку, он отбросил меня в сторону и продолжал избивать маму. В отчаянии я схватила сковородку и стукнула его по голове. Зарычав, папа обернулся и стал меня душить. Резко потемнело в глазах…
Первое, что я увидела, когда очнулась, – это разбитое и встревоженное лицо мамы.
– Аня, ты жива! Это главное.
– Где… он? – испуганно спросила я.
– Папа умер. Я так испугалась за тебя, что толкнула его. Он ударился виском о край стола. Наверно, это я его убила…
Потом был суд. Маме дали два года за непредумышленное убийство. На суде она была абсолютно спокойна: не оправдывалась, не суетилась. Говорила, что ни о чём не жалеет. Меня забрали к себе мамины родители. Во время процесса и после я сходила с ума, много плакала. Дедушка с бабушкой ужасно переживали и таскали меня в храм каждый день. Но и там я не могла обрести покоя. Слова молитв не доходили до меня.
Как-то раз дедушка вышел читать проповедь о спасении. Повторял слова Христа: «Познаете истину, и истина сделает вас свободными». Я вздрогнула и шагнула навстречу новой жизни. Это было началом исцеления.
– Дед, а что значит истина для тебя? И почему она делает нас свободными?
– Всё просто: любить людей, поступать по совести и верить, что спастись может каждый. Главное – стремиться к добру.
– Значит, ты веришь, что мама спасётся?
– Конечно, а как же иначе?
– Но ты же говоришь, надо терпеть и смиряться, а мама никогда не смирится с насилием. Она считает, что подставить щёку – значит потворствовать злу.
– У неё своя правда. Пытаюсь понять. Возможно, я что-то упустил в воспитании дочки. Не сумел смягчить её сердце.
– Значит, ты против того, чтобы «ломать об колено»?
– Конечно. Так можно только ожесточить человека.
Я рада, что у меня такой замечательный дедушка. Но это не мешает мне оправдывать маму. Когда мы виделись с ней в последний раз, она выглядела грустной и почему-то вспомнила строки Пушкина:
Свободы сеятель пустынный,
Я вышел рано, до звезды;
Рукою чистой и безвинной
В порабощённые бразды
Бросал живительное семя —
Но потерял я только время,
Благие мысли и труды...