М О Я У Ч И Т Е Л Ь Н И Ц А
(ч а с т ь в т о р а я)
Однажды, когда мы обсуждали ее маршрут от дома в школу,
она рассказала о мужчине, которого вот уже два года ежеутрене
встречает по дороге на работу на одном и том же перекрестке двух
безлюдных переулков - Токмакова и Гороховского.
Это было так забавно, что через какое-то время они стали
улыбаться друг другу при встрече, а потом даже здороваться.
Я спросил о его возрасте и она не задумываясь выпалила:
-Наверное, он мой ровесник или чуть старше.
-Так, и что же должно произойти между вами еще через
какое-то время, как ты думаешь?
Она засмеялась и прильнула ко мне:
-Глупенький, все, что должно было произойти в моей жизни,
уже произошло у меня с тобой.
-Имей в виду, начиная с завтрашнего дня ты будешь ходить
на работу другим путем.
А я появлюсь на этом перекрестке через два дня и набью
его нахальную и истосковавшуюся по тебе морду.
-А как ты его узнаешь?
-Этот старикашка наверняка будет искать тебя во все глаза.
Я прикусил язык, но было уже поздно.
У меня прошлого не было, и поэтому у нее, как я понимал
уже тогда, был пока один, но совершенно неиссякаемый источник
ревности, это, конечно разница в возрасте.
Я думаю, что для нее эта разница была причиной ревности
к моему будущему.
И боязни будущего, как неминуемой личной катастрофы.
Боязни того, что будущее наступит неизбежно и что пока
это только вопрос времени.
Были в этой любви и дыхание перехватывающий восторг,
и переполняющее сердце счастье, но были и неопределенность,
незавершенность и сознание невозможности этого завершения.
Не было только в нашей любви умиротворения, вместо
него росла тревога за будущее.
Она уже познала и пережила на себе мудрость - апофеоз
любви это семья.
А я оставался мальчишкой, сильным, развитым, взрослым
на вид мальчишкой.
Мы были людьми из соседних поколений.
Она мать, жена, учитель. Я - отличный, но, всего лишь,
шестнадцатилетний ученик.
После того, самого первого раза, когда я попрощался с ней
в безличной форме, она, прижавшись к моему локтю, сказала:
-Теперь ты должен называть меня по имени и на ты.
Ну, пожалуйста, я очень прошу тебя. Мне очень хочется услышать как
ты произносишь мое имя.
Я понимал, что неестественно и глупо после того, что с нами
произошло, называть ее Еленой Николаевной, но ничего поделать с
собой не мог.
Поэтому "ты" не давалось мне очень долго и впервые
обратиться к ней так я смог только после окончания школы.
А вот по имени так и не смог назвать ее никогда, даже потом,
спустя годы.
И причина не в моей стеснительности. Дело в том, что в
школе за глаза все ребята звали ее так, Лена.
И в новом своем положении я продолжал воспринимать
"Лена", как ее прозвище, а не имя.
Поэтому в моих устах оно звучало бы для меня как некое
святотатство.
Оказалось, что она может ревновать не только из-за наших
возрастных неурядиц, но и, так же как и я, по любому другому поводу.
Уже шли выпускные экзамены. В день устного экзамена по
литературе, он был завершающим, Е.Н. попросила меня войти в класс
последним.
Она понимала, что сейчас вынуждена будет прощаться с
дорогой для нее уходящей частью нашей общей жизни и хотела,
чтобы при этом прощании мы остались с ней наедине.
В ожидании своей очереди я слонялся без дела, пока
ни встретил в коридоре нашу англичанку Марину Ивановну, как всегда
вызывающе и со вкусом одетую, смешливую и кокетливую, слегка на
грани рамок школьных взаимоотношений, фамильярную и даже
кокетливую. Такая она была всегда.
Она поинтересовалась моими результатами, напомнила про
золотую медаль, выразила уверенность в результате выпускных
экзаменов, сопровождая все это своей очаровательной улыбкой.
Я сказал, что все отлично и что вот прямо сейчас иду на
литературу устную. И тут я увидел Е.Н., стоящую в дверях класса и за
всем этим наблюдающую.
Она клокотала и, не глядя на меня, прошипела чужим
голосом:
-Я вижу, вы перепутали экзамены, любезный, сегодня у
вас не английский, а литература устная и вот прямо сейчас я с
пристрастием постараюсь выяснить насколько вы знакомы с этим
предметом.
Заняв весь дверной проем, прожигая прищуренным
взглядом, она заставила меня с трудом, вплотную к ней
протиснуться в класс, сопровождая преувеличенно ангельским
голоском:
-Ну, и что нам предлагала эта шлюха, о чем мы с ней
договаривались?
-Ничего не предлагала, Елена Николаевка, Марина
Ивановна только интересовалась...
-Ах, она интересуется тобой. И что же ты ей ответил?
Да, в приступе ревности она была неконтролируема.
Грешным делом, я тогда подумал, а вот возьмет сейчас и влепит
мне пару.
И что потом? Провалится тогда в тартарары твой институт,
да и вся жизнь полетит насмарку.
Но это так, сгоряча, конечно-же. Все обошлось.
Совсем в юные годы я выглядел старше своих лет года
на три.
Потом, пятнадцатилетним школьником, во время каникул,
которые я проводил в Новороссийске в студенческой среде будущих
медиков, я выдавал себя за первокурсника и это принималось за
чистую монету.
Я был неплохо развит физически благодаря занятиям в
гимнастической, баскетбольной, атлетической, борцовской секциях
в Институте физкультуры в последние четыре года учебы в школе.
Читал много и с удовольствием, не вылезая из пушкинской
библиотеки на Спартаковской.
Во многом сказалась обширная библиотека сашкиного
отца.
И свои книги уже появились к тому времени в доме, по
нескольку раз и всегда с интересом перечитывал "Тихий Дон",
"Порт Артур", любимых Мопассана, Алексея Толстого, Чехова,
Куприна.
Многое дало лидерство в мальчишеской кампании, с
которой большую часть времени я вольничал на берегу моря.
Появилось умение, лихость, уверенность, переходящая
иногда в самоуверенность, отсюда чувство вседозволенности.
Наловить и испечь на костре крабов, найти мидии и прямо
на берегу продемонстрировать, как их надо есть живыми, да ради
бога.
Нырнуть и проплыть под водой от одного катерного
причала до другого в каботажной бухте или на косе, пожалуйста.
К тому же я уже уверенно выпивал, почище любого из этих
будущих врачей, товарищей моего новороссийского друга Томникова
Толи, тогдашнего студента Саратовского мединститута.
Совсем мало пьянел, курил и не закашливался, анекдоты
рассказывал на бис.
А уж в конце десятого класса я точно тянул на все двадцать
лет. Но рядом с Е.Н., выглядевшей чуть старше своих двадцати шести,
все равно не дотягивал до общепринятого сочетания возрастов, скажем
так, супружеской пары.
Моя родная мать, бесцеремонно следившая за нами в
городе и на пляже , с не очень-то искренним неодобрением моего
выбора в свойственной ей грубоватой манере заявила по этому
поводу:
-Старая ж..атая тетка, как ей не стыдно с мальчишкой на
пляже голой валяться. А ты, тоже, мог бы найти себе девочку по
годам.
Будто не она критиковала меня и до того, и после, когда я
загорал и с девочками, и со своими ровесницами.
Тогда я впервые обратил внимание на то, что "нижний бюст",
как называл критикуемую в данном случае часть женского тела мой
институтский друг Юрка Пиксин, у Е.Н. был несколько тяжеловат.
Понятным было поэтому стремление Е.Н. сделать меня
старше хотя бы по виду.
Начала она с того, что вопреки своему долгу воспитателя,
поощряла мою уже сформировавшуюся привычку к курению.
Предлог был подкупающий, не, ах как это тебя взрослит,
а, ах, как это тебе идет.
Курить я пробовал в компании старших ребят со двора,
смежного с нашим школьным, лет с десяти.
Но очень скоро был уличен гардеробщицей нашей школы
и строго осужден Герасимовичем, выходцем из сплошь некурящей
семьи.
А главное, Исей, которая была доведена до истерики этим
мои грехом.
Мне стало ее очень жалко и года на два я забыл о курении.
Тем более, что удовольствия этот процесс мне не доставлял
из-за кашля и головокружения с тошнотой.
А спустя несколько лет я снова попробовал и на этот раз
пристрастился.
продолжение:
http://www.proza.ru/2019/02/25/1669