Надо мной раскинулась бездна неба невероятной голубизны. Огромный шар оранжевого солнца навис надо мной, закрывая почти половину неба. На его гигантском диске кипела энергия жизни, закручивая оранжево-лиловые омуты и вспучиваясь алыми пузырями. Пузыри наполнялись энергией и достигнув предельного давления взрывались, пополняя непрерывные потоки солнечных лучей, несущих животворное тепло земле.
Лучи пронизывали сверкающую изумрудными листьями крону деревьев и насыщали ее оранжевым светом жизни, проявляющимся мерцающим ореолом в каждом листике сказочного леса. Краски поражали необыкновенной сочностью и странной изменчивостью, как будто художник только что расточительно, не жалея, нанес жирными мазками обилие краски на холст, создавая яркий рисунок; и цветовая палитра, не успевая застыть, смешивалась и растекались разными оттенками. Ни один цвет не был постоянным, каждая ветка, травинка, и даже могучий ствол дерева, меняли свои цвета определённым ритмом.
Я залюбовался сочными листьями дуба, их зелёный цвет поражал насыщенностью, а вокруг каждого листика оранжевое сияние. , Я знал, что это энергия жизни. Цвет листьев менялся: изумрудно насыщенный, плавно переливался в зеленую пастель, и обратно — в изумрудный. Цветоаые волны перемещались по поверхности трепещущих восторгом жизни листьев, и в этом угадывалось дыхание растения. Этим ритмом дышал весь лес, его дыхание зелено-изумрудными волнами непрерывно перетекало по поверхности листьев. Ореол же оставался неизменно оранжевым, каждое растение имело свой оттенок, и только у засыхающей поваленной бурей сосны ореола почти не было, жизнь покидала ее. Покидал ее и оранжевый ореол, его остатки угадывались бледными оттенками тускло желтого цвета. Жизнь еле теплилась в ней и она печально прощалась с лесом.
Все живое имело оранжевый ореол жизни – и птицы, и звери. Ярко-оранжевый – у молодых и здоровых, и тускло желтый, с серыми пятнами – у старых и немощных. Растения чувствовали меня, да, именно чувствовали, и, как только мой взгляд погружался в листву – я, как будто растворялся в листьях и видел мир их глазами… Вокруг летали птицы и среди них я узнал гостью моего облепихового сада – это была золотая птица, очень редкая.
О ней на хуторе говорили, что встреча с ней к большой удаче в жизни. Я не верил в рассказы хуторян об этой птице, пока однажды ранней осенью не увидел ее на ветке облепихи. Она была сказочно красива, отливала золотом в закатных лучах солнца и очень пуглива, сразу улетела увидев меня. А здесь она кружила рядом со мной, я протянул к ней руки и она села мне на ладонь. В ее взгляде было доверие и приветливость. Птица озорно сверкнула рубиновым глазом, взмахнула золотом сверкающих крыльев и улетела.
Я осмотрелся - это был мой лес и мой дуб. Сколько раз я отдыхал под его прохладной кроной! Вон пробежала лисица, а за раскидистым кустарником лещины я увидел огромного лесного кабана, удивленно смотревшего в мою сторону. В его взгляде не было ни страха ни агрессии, только любопытство. На дальней полянке играли необычные существа. Они прыгали и весело кувыркались. Маленькие ростом и настолько подвижные, что я не мог их рассмотреть ; их веселый смех был похож на детский. У них были длинные, до плеч, соломенного цвета волосы, и маленькие ручки-ножки .В чем одеты – было не разобрать. Похоже на травяные комбинезончики. Они меня не замечали.
«Странный какой-то лес», – подумал я. Вокруг меня все кипело жизнью: молодые березки о чем-то болтали, заботливо прикрываемые кроной старого дуба, а сосны, как выпущенные лучником стрелы, неслись верхушками в синеву неба. Клен прихорашивался, пытаясь увлечь скучающую ольху. Я чувствовал эмоции леса, каждое растение, каждую птицу, каждого зверя - и они чувствовали меня.
И вдруг дыхание леса участилось: по листьям пробежала дрожь тревоги, ритм смены оттенков стал настолько быстрым, что превратился в пульсацию. Тревога охватила всех обитателей леса. Откуда-то нарастал неприятный дребезжащий звук, он мне что-то напоминал, что-то знакомое. Внезапно подул сильный ветер, небо затягивали тучи, приближалось что-то неотвратимо ужасное – так воспринимали этот шум деревья. Я чувствовал как они, их страх передавался мне. Меня била дрожь.
Я огляделся и увидел древнего годами старика: его длинные седые волосы напоминали сверкающее серебро и покрывали его до пояса. Такой же длинной была его борода. Белая холщевая домотканная рубаха была украшена живыми цветами, босые ноги из-под холщевых брюк. Он стоял в двух шагах от меня и смотрел в сторону неприятного звука.
– Они убивают нас, – тихо проговорил он.
Шум был сильный, но голос старика звучал в моей голове.
В это время красавица-сосна, ровная, как мачта корабля, подпирающая кроной небо, отчаянно вздрогнула, и я услышал скрежущий громкий вой у ее подножья. Присмотревшись, я увидел неясные тени существ, копошащихся вокруг нее.От них исходила угроза и холод равнодушия. Оранжевый ореол сосны вспыхнул пламенем отчаяния и начал угасать — в этот миг сосна медленно начала падать. Стон пробежал по соседним деревьям, они расступились и угасающая сосна встретилась с прохладой земли. Оранжевый ореол сменился тусклым желтым. Она умирала — все больше и больше серых мертвых пятен выдавливали желтизну ореола угасающей жизни.
Я посмотрел на старика, по его щекам текли слезы. Он посмотрел на меня и я узнал - это был он, хозяин леса, Леший.
— Ну вот, ты в нашем мире – сказал он. Пошел мелкий дождь. Затянутое серыми печальными облаками небо омывало очищающей влагой уходящую сосну, а в лесу скрежет рвал слух, тени копошились под соснами и красавицы-сосны в последний раз обнимали землю. Оранжевое осознание, бесценный дар солнца, покидало их.
– Что происходит? – спросил я у Лешего.
– Ты здесь, чтобы это увидеть, почувствовать и понять.
Я вдруг услышал печальный распев хорового пения, слов не было, ее пели деревья.
– Это песня прощания, – сказал Леший.
– Умираете вы, люди, и умирают деревья, когда вы их вырубаете.
– Глупые, несчастные Патерчата, – указал Леший на маленьких существ, которых я недавно видел играющими на полянке.
Я посмотрел в ту сторону и увидел как мечутся и жалобно кричат маленькие существа в тщетных попытках помешать валить деревья мрачным серым теням. Их просто не замечали.
– Кто такие эти существа? – спросил я Лешего.
– Они духи леса, это частички душ маленьких преждевременно умерших детей. Лес приютил их и опекает. Эта сосна была им как мать, они осиротели. Они не понимают, что эти люди не видят их.
— А ты, Леший, спросил я, — умираешь ли ты так же, как умирают деревья???
— Нет, — ответил он.
— Я есть сознание леса, я существую пока есть лес. И с каждым срубленным вами деревом, я теряю свою силу. Когда упадет последнее дерево — я исчезну. Исчезнут и Патерчата, и много других лесных духов.
Мы продолжали смотреть на падающие деревья, мрачные тени лесорубов и метание маленьких Патерчат. Моросил дождь, давая прощальный глоток влаги умирающим соснам.
Я проснулся. Сквозь занавески окна пробивалось утреннее зимнее солнце, рядом сидела Мелиса и терпеливо дожидалась своего завтрака. Где-то на чердаке слышался скрип Кирюхи. Я дома. Мое лицо и волосы были мокрыми, наверное от дождя... Я умылся, обул валенки и вышел на улицу. Утреннее солнце сверкало жемчугом снежной белизны. Прилесок молодых сосен пробивал путь лесу к моему участку. Еловые красавицы росли уже у самого забора и, казалось, лес с каждым годом мелкими шажками надвигался на мой участок. Пройдет еще 5-10 лет и прилесок вырастет молодым лесом и постучит в мою калитку. Я смотрел на лес другими глазами. Где-то далеко слышен агрессивный вой бензопил. Лес как будто стремился ко мне с надеждой укрыться от массовой и ненасытно-жестокой вырубки мрачными тенями-людьми. «Человек потерял себя, он сошел с ума!» — кричал мне лес.
Рядом стоял Кирюха, он печально смотрел в сторону леса.
— Ты был в нашем мире, — сказал он,
— Это Леший, пока ты спал, перенес тебя в наш мир, что-бы ты увидел своими глазами, как вы, люди, губите лес, и вместе с лесом вы губите себя, — закончил грустно он.
— Нам, домовым, куда как легче, люди начали строить отдельные дома и жить в них, и нам домовым есть дом. Вы уходите из городских квартир — и это хорошо и для вас, и для нас.
— А что не так в многоквартирных домах ?
— спросил я Кирюху.
— Мы там жить не можем, чахнем и страдаем человеческими болезнями так же, как чахнете и вы, люди. Города высасывают из вас жизненные силы. Там вы теряете связь с природой и она не может наполнить вас жизненной силой, — ответил Кирюха.
Так и стояли мы под ярким зимним солнцем с печалью в глазах и смотрели на лес …
Наступил новый день.