ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Человек страстно любит свободу. Ради нее он готов на всяческие, в том числе и наитягчайшие жертвы, готов даже пожерт¬вовать жизнью. Малейшее посягательство на свою свободу современный человек воспринимает так же остро, как физическое ранение. Часто даже более остро. Это говорит о том, что свобода есть органическое и неотъемлемое качество человечности. Но любя свободу, человек слишком мало задумывается, слишком слабо понимает, кто дает, кто дал ему свободу. Свободу же дал и дает человеку Бог. Дает как сыну, ибо любит человека как сына. Бог дает человеку свободу по любви. Он дает ему свободу для любви. Не зная Бога, человек не знает, для чего ему свобода. Забывая Бога, человек забывает, на что была ему свобода дана. В богозабвении свобода овладевает человеком как демон произвола и разрушения, ибо свобода не есть только состояние, она есть путь. Свобода в Боге есть путь истины и жизни. Это светлая свобода, свобода избранной любви и творчества. В богозабвении же свобода есть путь ложный и гибельный. Это темная свобода избранного произвола и деструкции. Но свобода не знает и не может иметь над собой никакого, даже самого благого руководства, иначе она утрачивает качество свободы. И Бог не желает продиктовать человеку путь светлой свободы. Он желает, чтобы человек по воле своей избрал этот путь. Все величие и вся тягота человеческой судьбы, мировой судьбы, в том и заключается, что человеку дана свобода и дано право распорядиться ею. Он волен возлюбить Бога и волен забыть Его. Бог призывает человека голосом его живой совести, склонностью сердца свободно избрать путь светлой свободы, но Бог христианский никого не принуждает. Об этом свидетельствует Еван¬гелие и духом и буквой. Все попытки принуждений и насилий именем Бога есть человеческие извращения. И их безумие, их безбожие разоблачается уже тем, что принесение в жертву свободы и жизни других совершается под знаком Бога, принесшего в Жертву Себя. Бесчеловечные попытки отнять свободу есть всегда человеческие попытки. И это тоже знак свободы. Человек свободен настолько, что легко может злоупотребить собой и другими, может злоупотребить своими силами, дарами, данными ему от Бога, самим Божьим Заветом. Человек свободен иметь Бога, и человек свободен желать сам стать богом. Современное человечество уже имеет духовный опыт богочеловечества и опыт человекобожия. Но если опыт богочеловечества связан с вер¬шинами духа, на которые человек восходил через святость и творчество, то опыт человекобожия связан с провалами в бездуховность, с тягчайшими грехопадениями. Провозглашая себя человекобогом, человек оказывается в неразрешимом тупике, ибо творить как творит Бог, то есть целостно творить благое и мудрое из ничего, человек не может. Для этого нет у него ни божественной премудрости, ни божественной всеблагости. Та частица «ничто», которая дана человеку в дарованной ему свободе, есть творческая потенция, но творчески активна она лишь в Боге. Человек способен творить ценное лишь из божественных ценностей мудрости, блага и красоты, которые ему дарованы Богом, как и его свобода. Никаких других положительных ценностей у человека нет, и потому, оставаясь без Бога, замыкаясь в человекобожестве, человек лишается ценностного содержания жизни, опустошает свою свободу, выхолащивает свою творческую потенцию. Единственной же альтернативой творчества остается разрушение и саморазрушение, расчеловечивание. Как человекобог, человек неизбежно приходит в тупик разрушения и саморазрушения. Так безбожная цивилизация, овладевшая ныне христианским миром, есть один из видов духовного саморазрушения человека, обожествившего мнимую силу своего человекобожества в машине и уподобившего себя машине. Узел духовной проблематики человечества в том, что могучая активность человека всегда направляет его на действие, но творческим действием, творчеством оно может быть только то¬гда, когда одухотворено божественными ценностями и имеет Бога как абсолютную и верховную ценность. Творцом человек вы¬ступает лишь в богочеловеческом единстве. Творчество есть богочеловечество. Богочеловечество — единственная духовная гарантия охранения Образа и Подобия Божия от разрушительных потенций, коренящихся в человеческой свободе, той самой свободе, без которой человек не был бы способен на творческий акт. Бог есть единственная гарантия человека. И потому всякое иное поклонение, кроме поклонения Богу, есть дьявольское прельщение, таящее в себя яды распада.
Таким дьявольским прельщением стало и поклонение человека самому себе, встреченное и взращенное им на путях своей свободы. Судьба искусства в христианском мире новых и новейших времен есть история становления человекобожества и его духовного краха, то есть история духовного падения человека, полюбившего себя больше Бога и пожелавшего стать богом самому себе. Человекобожество начинается с самовлюбленности и самовоспевания. На стадиях зарождения и первого развития человекобожество еще не сознает себя как таковое, оно лишь провозглашает свободу человека, давая ему эйфорию раскрепощенности, ощущение силы и самодовления. Это время свободной игры человеческих сил и было той эпохой, которую мир называет эпохой Возрождения. Но по мере того как нарастает в человеке ощущение своих собственных сил, все больше ощущается и его отделение от Бога. Увлеченный собой, человек погружается в богозабвение. Этот процесс неизбежно отражается в истории духовной культуры, отпечатывается на искусствах, сменяющих одна другую эпох все большего богозабвения, все более тяжкой богооставленности. Обмирщение искусства — формально это понятие обозначает отделение искусства от церкви, но в подлинной его глубине скрыто гораздо большее, гораздо худшее. Обмирщение — это утеря духовной связи с Богом, утрата самой духовности, ибо Дух в Боге, а не в мире, и дух осеняет мир лишь до тех пор, пока в мире верховной ценностью присутствует Бог. Обмирщение — это, в конечном счете, обнаружение своего одиночества в мире, где больше нет Бога, где ты сам себе единственный смысл и бог ...человекобог. Начинавшееся самовлюбленностью и самопоклонением, человекобожество неотвратимо заходит в тупик бессмыслицы, жестокой скуки, творческого бесплодия. И тогда человеческая активность направляет себя на деструкцию, анализ начинает преобладать над синтезом, разъятие — над созиданием. Человек продолжает искать смысл, но, утратив его в Боге, обречен открывать в самом себе и мире лишь бессмыслицу. Элитой овладевает бессильное отчаяние, в котором она задыхается и вырождается. Высокая аполлоническая культура увядает, искусства сменяют синтетические восходящие стремления, искавшие вместить и выразить божественные ценности и божественные содержания жизни, на нисходящие аналитические эксперименты с бессодержательной формой, лишенной человеческого значения вне духовной связи с божественным первоисточником жизни. Духовное творчество богочеловеческого синтеза уступает место алхимии человекобожеского разъятия и саморазъятия, где в бесполезных попытках создания новой формы и новой красоты губится и красота и форма, то есть гибнут те аполлонические начала, которые дают жизнь и силу творческому процессу в искусствах.
Громадная духовная пустота, образующаяся в культуре, заполняется варварской кровью массовых культур. Их дионисийская темная сила становится не только преобладающей, но, в конце концов, единственной законодательницей культурных вкусов. Она сметает обессилевшие традиции аполлонизма, принуждая и традиционно высокие аполлонические искусства говорить грубым низменным языком разнузданной толпы, превращая сцену искусств в галдящий хаотический рынок, где заказывается и покупается лишь примитивно-скандальное, грубое и развратительное. Наступает эпоха нового варварства. Человекобог неизбежно разрушает себя духовно, нравственно и художественно. Отказавшись от неба и небесного над собой, человек бьет челом праху под ногами своими. Отказавшись от Бога и дарованного ему Образа Божия, человек принимает образ зверя.
Все это и запечатлелось с устрашающей силой в искусствах христианского мира наших дней с его грубым китчем и засилием порнографии, с ненасытной потребностью в жестокости и культом зла, с его извращенной любовью к уродству и безобразию, почти полной нечувствительностью к образу красоты. Духовное состояние обезбоженного христианского мира уродливо, и потому человек сегодня не может любить, не может творить красоту. Красота и образ невыносимы, когда на них взирает существо изуродованное, лишившее себя Образа.
Но пути человеческой свободы не могут быть ни закрыты, ни разумно укорочены. Они должны быть пройдены человеком до конца. Он должен испытать все последствия безбожия, чтобы свободно избрать пути новые. Не пути обратно, ибо не существует путей вспять, а пути вечные, пути к Богу и пути в Боге. В Боге свобода человеческая вновь обретет свою творческую силу, потому что в Боге — творчество, красота, сам Образ человеческий. Бог — единственный податель подлинно творческой силы, художественного вдохновения, духовной мощи. Он и только Он — подлинный Отец человеков, и потому только в Нем для человека открывается Путь, Истина и Жизнь.
1998 г.