Вечный узник, ч. 2

Ирина Склярова
                Польский дворянин, офицер Герцогства Варшавского, Валериан Лукасиньский, первый раз был арестован в 1819 году за создание антироссийского общества «Национальное масонство».

После этого под его руководством возникло «Патриотическое товарищество». За это он получил от Александра Первого семь лет.

В 1830 году в Польше началось восстание, и русская армия вынуждена была спешно покинуть эту страну.

Отступавшие прихватили с собой арестанта. С большими трудностями, под пулями преследователей, удалось тайно вывезти Лукасиньского в Россию.

5 января 1831 года арестованного доставили по замёрзшей Ладоге в Шлиссельбург и заточили в подвале секретной башни.

        Коменданту крепости поступил приказ от Николая Первого: «преступника из Царства Польского Лукасиньского принять и содержать в крепости, как государственного преступника самым тайным образом, так, чтобы кроме коменданта крепости, никто не знал даже его имени и откуда он прислан».

Исполняя царский указ, его совершенно отрезали от внешнего мира. Солдатам запрещено было с ним разговаривать. Если возникала надобность зайти в камеру, то запускали сразу несколько человек.
В мае 1850 года начальник 3-его Отделения обратился с вопросом к военному министру, в чем заключается вина этого старого поляка?
Министр ответил уклончиво, что Лукасиньский заключен в крепость по указу царя Николая Первого.

          Первое сведение о Лукасиньском было получено от М.А.Бакунина, который содержался в Шлиссельбургской крепости с 1854 по 1857 год.
               
         Из записок Бакунина:
         "Однажды во время прогулки меня поразила никогда не встречавшаяся мне фигура старца с длинной бородой, сгорбленного, но с военной выправкой. К нему был приставлен отдельный дежурный офицер, не позволявший приближаться к нему. Этот старец передвигался медленной, слабой, как бы неровной походкой и не оглядываясь. Среди дежурных офицеров был один благородный, сочувствующий человек. От него я узнал, что этот узник был майором Лукасиньским. Я употреблял с этого момента все усилия на то, чтобы снова увидеть его и поговорить с ним. Это облегчил мне тот же достойный офицер. Спустя несколько недель, во время дежурства этого офицера, Лукасиньского снова вывели под его охраной. Согласно заблаговременному условию я, незаметно для остальных заключенных, подошел к нему близко и сказал вполголоса: "Лукасиньский!"

Он вздрогнул всем телом и обратил ко мне полуслепые глаза. - "Кто? - спросил он. - "Узник этого года!" - "Который теперь год?" - Я ответил. - "Кто в Польше?" - Николай! - "Константин?" - "Умер!" - "Что в Польше?" - "Скоро будет хорошо!"

         Вдруг он отвернулся, остановился, я видел, как он тяжело дышал и тотчас двинулся вперед своим обычным слабым, мерным шагом. Когда снова наступило время дежурства этого офицера, первый мой вопрос был о Лукасиньском. Офицер сказал, что Лукасиньский находился несколько дней в волнении, бредил. Это приписывали действию воздуха. Затем он снова вернулся в свое полусонное состояние. Я спросил офицера, не может ли он поговорить когда-нибудь с ним, помочь ему в чем-нибудь? Офицер ответил, что в его камеру можно входить лишь втроем и потому никак невозможно этого сделать. Больше я Лукасиньского не видел".


                http://www.proza.ru/2019/02/26/580