Вот я ещё ни одного отца не видела, который бы носился со своим дитём по всяческим кружкам, секциям, школам. Эта обязанность пала неким камнем на мам.
И, кстати, именно мамы и решают – куда пойти тому ребёнку. Всяческие там боксы, рукопашные бои, дзюдо – сразу же отметаются заботливыми мамами. Лучше плаванье или фигурное катание. Не так ли? Нам ведь не нужны синяки на теле и лице, сломанные носы, рёбра и кости?
Ну, вопросы риторические, конечно. На них никто не собирается отвечать, ибо всё уже решено. Ребёнок идёт в музыкальную школу. Она девочка, у неё талант.
У ребёнка округлились глаза, а папа сразу выпал из собрания пайщиков, а мама с бабушкой стояли, смотрели на маленькую девочку, радовались. Они уже выбрали чем будет заниматься, и теперь у ребёнка будет двойная нагрузка – первый класс, как в общеобразовательной школе, так и в музыкальной. Но кто обращает на это внимание – дело же не в этом.
Ну, мама, исходя из того, что сразу же после школы необходимо вести ребёнка в музыкальную школу, ушла с работы окончательно, чтобы всю себя посвятить взращиванию таланта.
Итак – вот уже второй год этих скрипичных радостей становится больше, потому что деточка же освоила нотную грамоту, ежедневные сольфеджио принесли плоды.
А, отрабатывание руки, персональный педагог, концертные платья, скрипка, теперь уже половинка, и ажиотаж перед концертом – всё это захватило семейство Редькиных.
Дожить бы до завтра – будет концерт в 15-00. Висело на дверке шкафа концертное платье в кофре, там же сверкали своим лаком туфельки.
Папа Редькин решил робко напомнить жене про то, что отпрашиваться с работы в пятницу, чтобы привезти семейство в Консерваторию, он уже не может. Ибо за последний месяц он уже три раза ездил в ту мастерскую за струнами, за канифолью, за какими-то болтиками для скрипки, и только потому, что эти мастерские работают по каким-то драконовским дням и часам. Вторник и четверг с 10 до 15. Он тоже хочет так работать, он готов продавать струны и болтики, чтобы это кормило всю семью, и работать до обеда. Он один работает, чтобы всем хватало не только на скрипку и её составляющие, но и на пополнение холодильника, оплату ипотеки, бензин, и туфельки к концертному платью для жены и дочки. И тут Редькина хотела возразить, но плюхнулась в кресло, и тут же вскочила – в кресле лежала скрипка, она, конечно, уже была не пригодной на завтра.
Вы думаете, что это кого-то остановило? Ничего подобного – мама и бабушка оказались не из того состава, который можно выбить. Они за тот вечер развернули бурную деятельность, и доказали, что система шести рукопожатий работает. В четыре утра был последний звонок тёте Моте в Таллинн. Она и отвезла скрипку, которая завалялась у неё со времён царя Гороха, и в десять утра, совершенно сонный и злой Редькин встречал с оказией тётушкину скрипку в аэропорту.
На работу он, конечно, позвонил, и теперь отпросился на целый день, в счёт отпуска.
К двум часам подвёз семейство к Консерватории, а сам ещё кружил полчаса, пытаясь найти место для парковки, и осознанно матерясь в машине, подпевая группе «Ленинград».
Ровно в три часа начался концерт. Всё семейство Редькиных сидело в зале, ждали выступления таланта. Ожидание несколько затянулось, так как в программке, которая оказалась в руках Редькина дочь была восемнадцатой.
Выходили дети на сцену, под торжественные аплодисменты публики (у каждого ребёнка была группа поддержки), и играли свои выученные и вымученные произведения. Дождались и дочку Редькиных. Она тихо, но проникновенно сыграла адажио от чего-то там, какого-то там композитора. Редькины отбивали в ладони громкие аплодисменты.
А папа Редькин проникся тем, что его дочь играет на скрипке, потому что была девочка в том концерте, которая играла на арфе.