- Представляешь, у нас, кажется, свистнули нож. Как так жить, я не понимаю! – я устроила настоящий праздничный ужин в честь его первого рабочего дня. Это случилось несколькими днями позже серьезного разговора. Стоит отдать Толе должное, он всерьез занялся поиском работы, и результата долго ждать не пришлось. Гордо, что я повлияла на него. На столе сегодня стоял жареный цыпленок, салаты, бутылка вина. Ох, страшно вспомнить сколько я стояла за этим несчастным цыпленком. И, непонятно, сколько бы простояла еще, если бы не вспомнила про подругу, которая работает в магазине. Оттуда мне и досталось все для салатов и самое главное – вино. Стоит сказать, я немало проторчала на кухне, чтобы вся эта вкуснятина приобрела подобающий вид, и каково было мое удивление, когда я услышала от Толи: «Я не хочу. Давай в другой раз».
- Что ты такое говоришь? Нет, это даже не обсуждается. – Но он ничего не ответил на это и просто, опустив голову, ушел в комнату раздеваться. – Ты уже ужинал? Вы заезжали в ресторан? С коллегами, да? Ты мог сказать, по крайне мере. Теперь оно будет стоять киснуть.
- Нет, нет. У меня, Зинка, был тяжелый день. – Сказал он не устало, а скорее встревоженно.
- Мне оставить тебя в покое?
- Если можешь.
Я не стала вдаваться в подробности, просто отложила себе в тарелочку салат, налила воды и удалилась в комнату, оставив Толю наедине с едой. Я очень надеялась, что хоть к чему-нибудь он притронется.
Одиночество продлилось не долго. Вскоре он заглянул ко мне.
- Слушай, извини, я, правда, не хочу. - Я кивнула, - Не злись.
- А я и не злюсь, – спокойно уверила его я, но чего скрывать, конечно, я была обижена.
- Ну, вот и хорошо. – Он сел со мной рядом.
- Толечка, а куда ты устроился?
- Я разве не говорил?
- Нет, я бы запомнила.
- Хм…
- Молчишь? Скажи хоть, с чем связана твоя работа.
- Да чего объяснять, ты все равно не поймешь.
- Это почему? Ты строишь? Проектируешь? Ты инженер? – он рассмеялся своим надрывистым смехом, - Не смейся, пожалуйста. Я очень стараюсь угадать. Завод… Нет? А! Дом культуры. Тебя снова взяли туда!?
- Угомонись. Работа, связанная с людьми. Понятно?
- Понятно! – ответом я была довольна, но униматься не собиралась. – А зарплата большая?
- Да приличная...
- Как же хорошо! Все-таки стабильность – лучше всяких перемен. Особенно в наше время.
- Так, за это надо выпить. Что там у тебя?
- Вино. Красное. Хорошее, наверное. Вера достала, она разбирается.
- Э, нет. Для такого дела вино не годится. Подожди, я водки принесу.
- Ой, Толя, на ночь, не хорошо.
- Но мы же не собираемся напиваться.
- В самом деле… Тише, тише. Хватит! – мне показалось, он налил мне слишком много. Тогда Толя недоверчиво глянул на меня и плеснул себе полную рюмку.
- Ну, за работу, – сказал он.
- За счастье, – робко добавила я и, морщась, выпила эту гадость. Мы закусили, и я почувствовала, как по телу разливается тепло. Но разговора, как ожидалось, дальше не пошло. Мы оба погрузились в раздумья.
Наконец, я нашла, что ему сказать:
- Ты знаешь… У нас, кажется, украли нож.
- Ты говорила, - промычал он.
- Но ты ничего не ответил. Мне показалось, что ты не услышал. Значит, показалось.
- Значит… - он замолк на минуту, а потом живо спросил, - какой нож?
- Он у нас один. Большой, кухонный, с деревянной ручкой. Ты не брал, случайно?
- Не-а…
- И ладно, что это я, в самом деле, волноваться из-за такой мелочи. Купим новый, правда. Тот все равно был тупой.
- Я заметил, - еле слышно сказал Толя.
- Что? – переспросила я.
- Нет, ничего. – Он выпил еще, уже без меня. Я оглядела его - Толик до сих пор выглядел каким-то помятым и встревоженным.
- Толь…а? Толь! Можно тебя спросить?
- Валяй.
- Ты счастлив? Имея хорошую работу, квартиру, меня… Ты счастлив?
- Наверное, да.
- То есть, тебе всего хватает? И ничего больше не хочется?
- Ты к чему это?
- Да нет, ни к чему... А ты вот всегда счастлив был или только сейчас?
- Наверное, всегда...
- А я вот нет. Я тебе рассказывала, как в детстве жила? Нет? Чудно... Так вот, мать моя умерла рано. К отцу шла на работу, на завод, через рельсы и... В общем, поезд её переехал, мне лет шесть было. А отец много работал, постоянно, сколько себя помню, он пропадал на заводе. И днём и ночью. А я одна... Был правда и брат старший, только он бросил нас тоже.
- А, Юра? Артист?
- Ага... Как школу закончил, в том же году, свистнул в Москву, поступать в училище.
- И что? - Толя затянулся сигаретой.
- А знаешь, прокололся. Потом к нам вернулся, у нас поступил, только не помогал никак. Ему семнадцать, мне шесть, отцу сорок три. Юра тогда собственную жизнь начал, редко заезжал, да и вообще... Женился скоро и совсем позабыл нас. У него деньги всегда были, а у нас... Я отца вообще забыла. Он приходил ночью, а уходил в пять утра. Я в школу, домой и сижу одна. Готовить не умею, сижу, голодаю... Нет, я честно голодала, есть попросту было нечего. Как-то раз к подружке заскочила, а её мать картошку отварила и бутерброды с вареньем. Я тогда сделала два открытия: как чистить и варить картошку и варенье впервые попробовала. Эта добрая женщина как узнала о моём существовании, пожалела и через дочь мне еду передавала. Пирожки, там, макароны. В общем, что было. Стало лучше жить.
- А потом..?
- А потом у меня завелись вши.
- Вши? Каким образом?
- А ты думаешь, я знала, как часто надо голову мыть? Я вообще редко мылась. Глупая была. Мне же некому было подсказать что и как делать. И не стриглась я, помню. К семи годам у меня коса отросла вот до сюда. Ниже колен, вообрази себе! Да! Меня папа называл ласково "Зиночка-копилочка". Вот и завелись паразиты. Голова чешется, зудит, они кожу жрут, а я сделать ничего не могу. Тут-то мне и помогала моя подружка, чья мать мне с едой помогала. Мы с ней за одной партой сидели, и она жучков с головы моей снимала и пальцем давила. Давила, но ни слова гладкого мне не говорила. Вот она - дружба... А потом она сказала матери, та - моему отцу, а он, в свою очередь, оболванил меня на лыску. На следующий день я пришла в школу в платочке. Мальчишки заметили, что коса больше не болтается, содрали косынку ради смеха и обалдели... Лысая девочка! Отца тут же вызвали к директору! Мол, пионерка, а вид не надлежащий, что за безобразие? Тогда отец и объяснил ему все моё положение. Меня пожалели, поняли. Учителя помогали, одноклассники даже приходили помогать по дому. А потом папка женился во второй раз на какой-то толстой гладкой фифе. У нее, между тем, было свои две дочери. Они совсем немного старше меня были, но больше раза в два. Как два бультерьера с огромными висячими щеками и капающей оттуда слюной. Эта женщина меня просто терпеть не могла и всячески эту нелюбовь проявляла.
- Хм, например? Ну как? Выгоняла?
Я задумалась и долго не отвечала ему. Наконец, когда картинка снова была свежа в моей памяти, я ответила на вопрос:
- Например, так: раздает она конфеты. Своим - по две, мне - одну. Отец как увидел эту несправедливость, прогнал эту грымзу. Так, через наш дом прошло три женщины. А потом, когда мне было четырнадцать, у нас отобрали квартиру, пришлось жить в коммуналке. Там было хорошо... Народу много, добрые люди попадались. Женщина одна была... Навсегда её запомню – тётя Люда. Такая грудастая, кровь с молоком баба! Добрая предобрая, всегда румяная, круглолицая. И сынок её, Колька... Он в меня влюблен был...
- Эй, нашла, что вспоминать!
- Да ты не ревнуй. Не подумай, что я жалею... Вовсе нет. Просто, у него были серьёзные намерения. Он мне стихи читал...
- Стихи, - Толик рассмеялся,- Вот чудак!
- Что смешного? Нет, не смейся! Это очень...
- Романтично? Фуфло.
- По-твоему, романтика в отношениях лишняя? - изумилась я.
- Ну...
- А я вот считаю, что нашим отношениям совсем не помешает немного романтики.
- А я что, по-твоему, не стараюсь? - нахмурил он лоб.
Я хотела много сказать ему. На языке уже вертелось парочка острых словечек, но я сдержалась и тихо буркнула,- Не начиная, пожалуйста!
- Так что там было дальше с этим твоим...Колей? - нахмурился Толя и поставил подбородок на ладонь.
- Да что там... Лермонтова читал. Нищего. Помнишь, как у него? Ну, помнишь?
Он почесал висок, вскинул брови и выдал, - Печально я гляжу...
- Нет! Не оно! – Я с выражением прочла любимое стихотворение.
- Хорошо.
- Хорошо, только я не понимала его намеков. Он мне даже кофточку однажды купил, - я почувствовала, как пробивается слеза,- Я веду к тому, что... какая же я дура была, раз ничего не поняла.
- Ну, хватит, не надо. - Толя обнял меня. В нос ударил едкий запах сигарет. - Но почему же, ты мне скажи, ты не вышла за него?
- А я так была обижена на отца за то, что он оставлял меня, что одно его имя вызывало во мне жгучую ненависть. Он, кстати, в тот год умер. А я Зинаида Николаевна, если ты помнишь. Вот поэтому и Коля мне был, поэтому противен. Так, мы расстались, он уехал в институт, а через несколько лет я узнала, что он погиб. Коля же никогда не пил, а там выпил спирта и задохнулся.
- Пить надо уметь, - заключил Толя, - О, это хороший тост.
И он выпил ещё рюмку. Какую, правда, уже не помню, со счёта сбилась.
- Ты же обещал не напиваться больше.
- Знаешь, разгульный образ жизни я считаю здоровым. Больной человек разгульный образ жизни вести не может.
- Ха! - горько усмехнулась я.
- Повеселиться, погулять, погусарить — это святое дело. Но что самое интересное, ты меня осуждаешь за то, что пью, хулиганю, а потом, кажется, меня будут осуждать за то, что я стал трезвенником. Вообще, пить — это та же работа. Это трата сил, энергии, времени.
- Бедненький... - я задумалась, кусая ногти, - Сколько раз тебе говорила, не бросай сумку на пороге!
- Завтра уберу. - Отрезал он грубо.
- Нет, надо сейчас. Хорошо, сиди, у тебя праздник все-таки. Я сама уберу.
Устало поднимаюсь с кушетки и иду в тёмный коридор. По пути споткнулась о его туфли, выругалась. Подняв чёрную сумку, запускаю в неё руку и вынимаю все содержимое. Среди всех очевидных вещей, я нащупала нечто непонятное. Оно было длинное, твердое, завернутое в тряпку. Пытаюсь сообразить, тщетно. Достаю руку и сердце мое совсем перестает биться. В руке я держу какую-то грязную тряпку с коричневыми пятнами. Бросаю беспокойный взгляд на Толю, но он не смотрит на меня. Опустил голову, обнял её обеими руками и замер. Разворачиваю. Из глубины груди врывается глухой вскрик.
- Толик... А? Толь... Что это? Откуда? Зачем? - в руке у меня потерянный нож, - Я тебя спрашиваю! Отвечай! Это что, кровь? Ты же сказал, что не брал.
- Ну, взял, - спокойно ответил он.
- Ну, взял... - передразнила я его, - В чем он? Что это за гадость, я тебя спрашиваю?
- Кровь. - Грубо. Его хладнокровию можно было позавидовать.
- Чья? - я переходила на крик, истошный, умоляющий крик, - Куда ты его носил?
- На работу.
- Зачем?
- Если носил, значит надо!
Я оцепенела. - Ты работаешь с людьми... Так ведь..?
- Ну, так.
- Объясни мне, что это значит. Я теряюсь в догадках...
- А тебе и не надо догадываться! - Толя поднял голову и словно прожег взглядом синих глаз. От выпитого они утратили блеск и стали мутные - так было всегда. Пока он трезв - глаза сияли, как у ребёнка.
В горле встал горький ком. У Толи в глазах читался такой адский гнев и приказ заткнуться, что волей-неволей я замолчала. Хотелось задать ещё миллион вопросов: чья кровь. Что ты им делал и делал ли это ты? Но мне казалось, я в миг все поняла. Волнения в нем не вызвало бы, если б кровь была не человеческая, а к примеру, собаки. Я бы не злилась, коли б Толя сказал, что на него по пути домой напала дворовая собака и подобным образом он от неё отбивался. Но это явно была свежая человеческая кровь. Он этим ножом кого-то убил. Убил и так спокоен! Нет, это не на что уж не похоже...
- Ты...- начала было я, часто моргая.
- Тихо, - он встал и подошёл ко мне, я в свою очередь, попятилась к стене. - Послушай меня. Да. Я его убил.
- Кого?
- Ты его не знаешь.
- Зачем?
- Так надо.
- Не подходи, я кричать буду!
- А кто услышит? - усмехнулся он.
И правда, - подумала я, - кто? Живём один на площадке. Будет бить и не поможет никто.
- Так что послушай меня, - он подошёл вплотную и взял меня за шею. Слова впивались в меня, как бойцовские звёздочки,- Заявишься в полицию - убью. Отдай его мне, ну отпусти же нож! Успокоилась, а? Вот теперь поговорим. О чем ты хочешь меня спросить?
Он прекрасно понимает, что я страшно напугана, поэтому и спрашивает, - пронеслось в моей голове. Вслух я произнесла: "Кем...кем ты работаешь?"
- Я - убийца. Теперь я состою в банде. Слыхала?
Мне хотелось, чтобы он лгал. До последнего я молилась, чтобы это была неправда. О банде слышали все, только я была убеждена, что нас она не тронет. Видите, как бывает. И это новая работа... И в честь неё праздник. А как знать, кого он убил? Кто станет следующим?
Когда он отступил здравые мысли оставили меня. Мне показалось, я сошла с ума, настолько глупы и беспорядочны были мои догадки.
Я полностью отключилась и ничего не соображала. Последнее, что я увидела - это как Толя оперся о подоконник, дальше силы оставили меня. Я, закрывая рот руками и рыдая, сползла по стене на пол. Мне было страшно находиться рядом с ним, разговаривать, спать. Даже дышать одним воздухом теперь не предоставлялось возможным. Я думала о том, что он может убить и меня. Сейчас, когда он пьян, этот шанс стал практически стопроцентным. Мне нужно моментально взять себя в руки и успокоиться, иначе может произойти непоправимое.
- Что мне теперь делать? - прошептала я.
- А ты не догадываешься? Назад пути нет, придётся молчать. Если тебя отпустить, ты, прежде всего, как любая глупая женщина, пойдешь к ментам. Это тебе не выгодно, повторяю. Через жестокость рождается величие... Понимаешь? - он так и продолжал смотреть в окно на дождь.
Неожиданно для нас обоих, я выкрикнула, что ненавижу его. Тогда он обернулся, и уже в лицо я высказала Толе, как он низко пал, как мне доверять ему теперь и что теперь с нами и нашей жизнью станет. Я думала, он, как обычно в наших стычках молча кивнет и уйдёт из комнаты. Но случилось противоположное.
- Что нам делать, спрашиваешь? Ну, так я тебе отвечу. Работа эта...
- Это не работа! Убивать людей - не работа!
- Помолчи.
- Я не могу так! Понимаешь, не могу молчать!
- А ты постарайся, - рявкнул он, но тут де успокоил сам себя, - Дело это, если хочешь, называй его так, хоть и прибыльное, но уж очень не стабильное. Зависит все от заказа и удачи. В целом деньги есть, даже больше, чем у всех, но иногда можно долго просиживать и ждать момента. Понимаешь? Я выражаюсь вполне ясно? Так вот, тебе не помешало бы устроиться на работу. Ты же хочешь одеваться красиво, ни в чем себе не отказывать?
- Работать? Кем? У меня нет образования. Ты сам говорил, что мне не нужно образование, что справишься сам.
- Говорил. Но такова жизнь. Порой нужно принимать роковые решения.
- Кем меня возьмут? На завод?
- Ну, почему сразу так уныло - на завод? Нет. Я все решил. Подобрал для тебя подходящую профессию.
- Какую?
- Прибыльную.
- Какую? - допытывалась я.
- Древнейшую, - ему нравилось измываться надо мной.
- Проституткой? - я вспыхнула. Как он мог такое ляпнуть, как мысль подобную допускал?
- Называй это, как хочешь! Давалка, шлюха, ночная бабочка, шалашовка. Мне ж это все равно…
- Нет.
- Я не спрашиваю "да" или "нет".
- Не буду!
- Будешь! - Толя послал в мою сторону удар по лицу, - Ты будешь делать, как я сказал, потому что я - твой муж. - Он не кричал, а больше шипел, как змея.
Что было дальше - вспомнить страшно. Я ещё долго пыталась отговорить его от этой затеи короткими бессвязными предложениями и за эти дерзости получала удары по плечам, груди, лицу. В конце концов, он выпотрошил из меня добровольное согласие на это дело и перед тем, как уйти в кухню, сказал пару крепких слов насчёт моего сопротивления. Я услышала лишь то, что я паршивка. Мне хватило. Плакать больше я не могла. От пережитых потрясений сон нагрянул сам собой.
Открыв глаза на следующее утро, я ощутила необыкновенную лёгкость. От потрясений вчера я заснула очень рано, а сейчас будто все напряжение ушло со сном. Хочу сказать, мне не сразу пришли в голову предшествующие ночи события. Я осторожно приподнялась на кушетке, и тут же она предательски скрипнула.
- Ты уже не спишь? - тихо послышалось за дверью. В стеклянной вставке я заметила стоящего там Толю. Он всю ночь провёл там? Не дождавшись моего ответа, он приоткрыл мнимое препятствие и заглянул ко мне. Не помня себя, я, в чем была, соскочила с хлипкого ложа и вытолкала мужа обратно, запарившись за ним. Я боялась продолжения вчерашнего разговора.
- Что это, а? Что ты творишь? Да не бойся, я тебя не трону. Я всего лишь хочу поговорить. Открой!
Этого ещё не хватало!- пронеслось у меня в голове.
- Хорошо... Не хочешь открывать, значит, поговорим так. Выслушай меня. Уходи. Пока не поздно, уходи. Беги от меня. Я же себя знаю. Что я натворил, боже! Что сделал с тобой? Я тебя искалечил... Ты плачешь? Не плачь. Да мне тоже плохо! Сам себя не узнаю, хочется рвать на себе волосы. Мне самому опротивела такая жизнь, но ничего с собой поделать не могу... Все сводится к одному. Что я натворил... Не бойся меня. Слышишь? Нет, что я говорю, конечно же, бойся. Я неадекватен. Нормальный человек не сделал бы такого. Пока я ещё дружу с головой, пока отвечаю за слова, услышь меня: уходи. Уходи, чтобы не сожалеть потом. Что? Нет, я тебя не понимаю. Я говорю это не просто, потому что хочу, а со всей ответственностью! Я совершил большую ошибку... Пристрастился к алкоголю. Да я готов поручиться, дальше будет только хуже! Я уже тебя замучил. То, что было сегодня - не случайность. Когда-нибудь это случилось бы... Рано или поздно, понимаешь. Очень даже хорошо, что именно сейчас... Да пойми ты, мы ещё года не прожили вместе, а я позволил себе поднять на тебя руку. Ещё и таким способом. Вообрази, что будет дальше... Я погряз в пучине, отсюда нет выхода. Дальше будет хуже. Я тебе воздуха не дам. Поэтому умоляю тебя, Зинка, уходи! Пожалей себя, неужели тебе себя не жаль?.. Ты молодая, найдешь кого-нибудь получше меня. А я уж тут...как-нибудь сам...один...помру... Да не понимаю я тебя! Что ты говоришь? Ты либо плачь, либо говори. Что-то одно. Долго ли продлится такая жизнь, а? Как полагаешь? То-то и оно... Я либо сопьюсь, либо застрелюсь, либо подерусь до смерти. Хорошенькая перспектива, ничего не скажешь... Только я вот, что тебя прошу - ты поклянись, что забудешь меня. Как будто, меня и не было, хорошо? Сделай это сейчас... Ну, мне так спокойнее будет, понимаешь?.. Нет. Давай, заходи, собери вещи, я пока выйду на кухню, а потом поклянись. Ну не хочешь видеть меня, давай так - через дверь... Ты пойми, я не обижусь. И злиться не буду - добром ведь тебя прошу... Да неужели ты не понимаешь, дура? Я едва тебя не прикончил! Эх ты... Да если бы я не любил тебя, думаешь, отпустил бы? Я добра тебе желаю, а ты не понимаешь моей заботы. Ну что молчишь? Эй, ты там? Ааа, слышу... Всхлипываешь... Тогда не плачь потом, - он встал, тяжело пришёлся по комнате, - Ну? Что решила? Не пойдешь собирать вещи? Я тебе свой выездной чемодан дам. Нет? Какая же ты дура, родная моя... Долго будешь там сидеть, а? Выходи... Я трезвый совсем. Выходи.
Я нашла в себе силы подняться и отперла дверь. Она была очень хлипкая, Толя мог легко её выбить, если бы захотел. Когда я тихонько вошла, он уже сидел на кушетке, обняв голову обеими руками. Спина его подрагивала, Толик сделался очень напряженным. Воздух в комнате был спертый, так и пахло раздором.
- Вот смотри, я трезвый, - увидев меня, он принялся подбрасывать две вилки и нож в воздух. Жонглирование это меня нисколько не успокоило. Он мог быть пьян, но убеждать меня в обратном. - Ну? – Толя сильно вспотел. - Мы будем разговаривать? Приём? Что стоишь, как вкопанная? Да не бойся ты, проходи. - Он угадал, именно так. Мои ноги будто приросли к полу и только с разрешения мужа смогли оторваться. - Разговора то бишь не будет... Хорошо... Иди-ка, умойся, смотреть страшно.
Я послушно отправилась в ванную. Страшно вспомнить – меня шатало, как пьяную. Закрыла за собой дверь со стеклянной вставкой, припала к зеркалу. Толя был прав, смотреть действительно было невыносимо. Лицо опухло, сильно раскраснелось, а в горле появился привкус чего-то кислого. Успокоиться я так и не смогла. Поэтому, увидев свое отражение, зарыдала еще пуще.
Как себя остановить? Это же его раздражает. Не хочется нарваться еще раз – я больше не вынесу. Так, я умылась ледяной водой, вытерла лицо, снова умылась, не помогло.
- Ты понимаешь, какое положение в стране? – Я не заметила, как муж встал возле меня, - сейчас без этого – никак. Мы же хотим ни в чем себе не отказывать? Вот. Пусть этот путь не легален, однако прибылен. И люди идут туда, зарабатывают. Однако, если ты не хочешь переступать через закон, можешь идти на завод и получать копейки за каторжный труд. Я же тебе предлагаю чистую выгоду. Да ты не бойся, мы и не из такого выбирались, помнишь? Тут главное – это изворотливость. Так что ты решила?
- Я не уйду, – твердо ответила я.
- Ну, наконец-то заговорила. Уверена?
- Я никуда не уйду. Повторяю.
Это очень его порадовало. За это утро мне в голову пришло множество умных мыслей, среди которых была и та, по которой я не должна была ни за что бросать мужа. Это было бы совсем не гуманно. Так я осталась и приняла свою будущую судьбу, как должное. Вот и всех делов…