Февральские сны День в феврале

Николай Крупин
                ФЕВРАЛЬСКИЕ  СНЫ  (День в феврале)
1.

Несколько дней в городе шёл снег. За пеленой снегопада, словно в игре «замри», люди, машины, трамваи казались неподвижными; было ощущение иной реальности: давно виденного сна, сказки… Иногда небо светлело и из полупрозрачных серых облаков летели мелкие снежинки похожие на белые конфетти. Дворники не успевали расчищать тротуары. Начинался февраль.
В институте начиналась весенняя сессия. Две каникулярные недели Глеб провёл у родителей, в городке, где он родился и вырос. Городок маленький, ухоженный стоит на берегу большой реки. Тихо и степенно несла река свои воды к большому морю. Спокойно и размеренно жили люди в городке.
Большой город, куда на учение приехал Глеб, поначалу его оглушил. Но очень скоро Глеб привык к суете городской жизни. Шёл четвёртый год, как Глеб учился в институте. Жил он в общежитии и в городе чувствовал себя уже вполне «своим». Он не забывал свой городок: иногда, с тихой грустью вспоминал ту «другую», навсегда оставшуюся в прошлом, беззаботную и счастливую жизнь. Вспоминал родителей, представлял, как длинными осенними и зимними вечерами они пьют чай, вспоминают о нём, скучают и у него в такие минуты сердце начинало нехорошо томиться…
В начале сессии можно и расслабиться: кино, пиво, чтение книг. После лекций Глеб пошёл в городскую библиотеку.
Помещение библиотеки казалось похожим на старый, забытый архив: высокие книжные стеллажи с облупившейся краской, корешки зачитанных, затрёпанных книг; когда-то добротный и дорогой паркет местами истёрся до такой степени, что нечаянно можно было и оступиться. Но здесь уютно. Старые здания имеют свойство накапливать и сохранять уют: в помещении тепло, на больших подоконниках горшки с экзотическими растениями, где-то тихо вещает радио: в стране построили самый большой в Европе завод, успешно выполняется пятилетний план, идёт подготовка к очередному Пленуму ЦК КПСС…
Сегодня будничный, рабочий день – читателей мало.  Он ходил между стеллажами книг, словно по узким улицам. И увидел девушку. Она пыталась дотянуться до верхней полки, чтобы взять книгу –тянула вверх руку, но росту не хватало. Глеб помог ей. Как-то невзначай они разговорились. Говорили о книгах, о литературе. Глеб умел «говорить». По характеру стеснительный, он специально стал читать Томаса Манна и Марселя Пруста, чтобы научиться моментально организовать свою речь – застенчивость пропадала, Глеб говорящий становился раскованным.
Инга – так звали девушку, слегка подняв голову смотрела на него. Губы её едва заметно улыбались, а глаза – большие, карие – радовались. Сказать про Ингу, что она была хорошенькой или красивой – значило ничего не сказать. Она была необыкновенной. Нет, лучше так: это было чудо! – богиня из древней Восточной страны. Он смотрел на неё, не стесняясь, открыто, и не мог оторвать взгляда. Откуда исходило её обаяние? от облика её, от её голоса: мягкого, тёплого и свежего, как вечер на берегу южного моря в пору весны. 
 «Как же так произошло – я разговариваю с девушкой, даже не мечты – о такой я и не мечтал – я разговариваю с девушкой-сказкой, или это сон? Вот я договорюсь с ней о встрече, и что дальше? Я не готов к знакомству с ТАКОЙ девушкой, эта ноша не по мне». Исподволь такие мысли стали тревожить его??. Почему вдруг эта робость?..
А она в общении всё больше и больше доверялась ему, открыто улыбалась; говорила о своей учёбе на филологическом факультете пединститута и он, замолкая, слушал её. Он слышал только её голос, о чём говорила она ему было не важно – да хоть о чём.
Пустая библиотека, стеллажи затрёпанных книг, где-то усыпляюще говорит радио, а перед ним – чудо-девушка с открытым, искренним взглядом светло-карих глаз; и… такой трогательный пушок над верхней губой. Мягкие тёмные волосы её, немного не доходившие до плеч, иногда мешали ей, и она по смешному, одним указательным пальцем убирала их за ухо.
Он извинился перед Ингой: ему надо ненадолго отойти. Потом подошёл к библиотекарю, сказал, что сегодня книг брать не будет, спустился в гардероб, оделся и вышел на улицу. А снег всё шёл. Посмотришь вверх – серо-синий туман, дышащий холодом и хлопья снега в лицо. Тут же тают, и капли стекают струйками за шарф. Снег на деревьях, домах, прохожих, машинах. Город тихого сна. Город-сказка… И светлая, но очень грустная сказка в душе Глеба.
Не спеша Глеб перешёл через большую площадь и направился было уже вниз, к реке, на набережную, как оглянулся. Через пелену снегопада он увидел Ингу: она стояла на высоком крыльце библиотеки и поворачивалась то в одну, то в другую сторону. Видимо, она искала его. Ему вдруг стало нестерпимо жалко её. «Почему я ушёл, ничего не сказав? Это, по меньшей мере, бестактно, но, может так будет лучше – всё равно у нас ничего не выйдет». Был порыв побежать к библиотеке. Но… он отвернулся и пошёл вниз к реке – на набережную…
Вся набережная была в снегу – ни одной тропинки. Наверно, убирать снег на набережной не входило в обязанности дворников, а может у них просто не хватало уже сил. Глеб прошёлся по тротуару вдоль набережной. И пока шёл, вспомнил, как мальчишкой, лет двенадцать назад, летом гулял здесь вечером с мамой. На набережной было многолюдно, парни и девушки шли под руки, о чём-то говорили, улыбались, целовались. И мама сказала:
– Вот и мой сыночек когда-нибудь тоже со своей девушкой будет здесь гулять.
Глеба тогда смутили мамины слова…
2.
Девушки у Глеба не было. Уже четвёртый год он учился в институте, а постоянного, серьёзного знакомства так и не завёл.  Над Глебом потихоньку подшучивали, кто-то заключал пари: когда же Глеб обзаведётся «подругой». «Подругами» называли девушек, с которыми парни не просто встречались, но и имели интимные отношения.
Глеба никак нельзя было назвать совсем уж застенчивым или стеснительным. Бывало, что он начинал встречаться с девушкой, но через несколько свиданий, вполне невинных, он вдруг терял к ней интерес: то находил её не вполне привлекательной, то неинтересной в общении. А когда, случалось, дело шло к «тесному общению», он, воспитанный в пуританском духе, заранее начинал думать о том, что бросить девушку, которую он лишит невинности, он не сможет, а вот сможет ли он сохранить к ней чувства – сомневался. «Всё» кончалось, не начавшись. И странная идея владела Глебом: если он овладеет женщиной, совершив с ней, по сути, животный акт, вся красота мира – природа, искусство – уже не будет волновать его так, как прежде, ДО ЭТОГО: он «приземлится», «оскотинится». Таким вот человеком был Глеб…
У Глеба была интересная внешность: в ателье пошива одежды, в престижной городской парикмахерской его много раз «сватали» в манекенщики. Женщины, порой в открытую, интересовались им.
 Он до сих пор помнит сентябрьский вечер, когда с Эдиком пошёл на вечеринку. Он учился с Эдиком на одном курсе, в дружеских отношениях с ним не был – так, товарищ по учёбе.?? Зачем он согласился на предложение Эдика?..
– Там будут хорошие девушки: ухоженные, модные, без комплексов, так что не теряйся, – плотоядно улыбаясь влажными губами, говорил Эдик.
Квартира находилась в районе так называемого «старого города», на первом этаже двухэтажного особняка, построенного в стиле модерн в начале двадцатого века. Просторные, мрачноватые комнаты, большие окна, тёмные шторы, через которые едва проникал дневной свет – пришли ещё засветло.  Вся компания – четыре человека: он, Эдик и две молодые женщины лет двадцатипяти. Девушками их никак нельзя было назвать, это были шикарно одетые молодые женщины из журнала мод – немногословные, играющие в «богемность»: они загадочно улыбались и курили сигареты «Честерфилд» – пачка демонстративно лежала в центре стола. Глеба в оборот взяла брюнетка: ярко-красная помада на губах, ласковый взгляд и круглые голые колени, которые упирались ему в ноги. Она предложила выпить на брудершафт – что и было сделано, – потом нежно провела своей холодной ладонью по его щеке и, сделав томный вздох, вплотную приблизилась к нему.  Он сказал, что ему надо выйти, встал и вышел во двор. В глубине двора туалет – «удобства на улице». Эдик перехватил его:
– Ты можешь увести её в соседнюю комнату. И по жёстче с ней, отымей её, как скотину – она так любит…
Глеб ничего не сказал и прошёл дальше. Вошёл в туалет – запах хлорки перехватил дыхание. Струёй стал смывать белый порошок вниз по желобу… представил, что может случиться между ним и брюнеткой минут через десять и ему стало нехорошо, какая-то непонятная и странная тошнота – (не в животе, в груди;)?? закружилась голова. 
Женщина действительно была хороша: красива, стройна, ухожена, ласкова; Глебу она очень понравилась, но… у него закружилась голова. Видимо, дворник лишнего насыпал хлорки в сортире.
– Я пойду домой, мне плохо, – сказал он Эдику.
– Ты что – с ума сошёл! – чуть ли не закричал тот, но Глеб уже шёл к выходу.
– Ну, ты, Эдик, наглец, обещал мне красивого девственника, и что вышло? – это Глеб уже едва слышал.
Эдика на втором курсе отчислили из института. По какой причине никто не знал.
                3.
– А не сходить ли нам в ресторан? – Гена Буянкин – заводила и балагур, отчаянный парень и редкостный лодырь в учёбе – сидел в одних семейных трусах на кровати и подпрыгивал на пружинном матрасе. Кровать противно скрипела. Её стенки отчаянно деформировались и была опасность, что они сложатся и задавят Генка.
Ребята стали возражать: к чему такая трата денег, да мы на эти «бабки» раз пять пива попьём в общаге.
Но Генок не унимался, полученная стипендия жгла ему карман и сулила небывалые наслаждения:
– А я хочу посидеть «как человек», чтобы «мальчик, ещё водочки», чтобы «Пшла!.. Пристают!» Имеем мы право на красивую жизнь?!
Рядом с общежитиями института находился второразрядный ресторан «Рассвет». В те далёкие времена спиртным торговали до семи вечера и студенты частенько бегали в ресторан за водкой – именно после семи она заканчивалась, а хотелось большей радости. Отоваривал студентов официант Радик – по слухам педераст.
(Одиночество делает человека личностью – к такому выводу Глеб пришёл в зрелые годы. ??Тогда, в студенческие годы, Глеб был одинок.?? (переделать)?? И то, что он вошёл в компанию ребят бойких и раскованных, было желанием?? погрузить своё холодное одиночество в раскалённую лаву, но при этом не раствориться в ней) – Убрать!!?.
…Сели за стол. Генок, Олег, Игорёк и Глеб.
 Надо представить ребят из этой компании. Генок, Игорь и Олег приехали на учение в институт их большого промышленного пригорода. Учились они в одной школе и даже в одном классе. Только в институте дороги их разошлись: Олег поступил на химико-технологический факультет, а Гена, Игорь, как и Глеб учились на механическом. По этой причине жили они в разных общежитиях. Но институтские общежития располагались рядом и никаких проблем для общения у друзей не возникало. Глеб был моложе своих товарищей на один год, но главная разница была не в возрасте: эти ребята, – выросшие среди серых многоэтажек, в окружении заводских труб и высоких дистилляционных колонн нефтезаводов, где их отцы занимали важные должности; и своих сыновей, может не прямо, но косвенно, готовили к непростой жизни – были «ввинчены» в жизнь современного города, они не созерцали окружающий их мир, как Глеб, они в нем жили. Все четверо – включая Глеба – высокого роста. Гена и Игорь – полноватые ребята: Гена этакий сбитень, Игорь, напротив, рыхлый, округлый. Гена не обременён интеллектом, но очень дотошен и сметлив: жизнь понял ещё в детсадовском возрасте. Игорь умён, хитёр и циничен, но при этом порой бывал сердечным и доброжелательным – вот такой парадокс.  Игорь – единственный женатый человек из их компании. Женился прошлой осенью. Глеб был на свадьбе. Молодая жена живёт в том же пригороде, что и Игорь. Работает на заводе, учится в вечернем техникуме. Олег самый закрытый и загадочный. Худощавый, высокий, как и Глеб; жилистый, сильный. Внешне красив, хорошо и со вкусом одевался. Имел успех у женщин. По словам Игоря, вопрос о будущей жене для Олега решён давно – он женится на своей однокласснице. Девушка видная, умная и красивая, к тому же дочь очень крупного начальника. А этот факт для Олега, человека, нацеленного на карьеру, был крайне важен. Но верность своей невесте Олег не хранил: с определённой периодичностью приводил к себе в комнату девушек, отнюдь не для романтических бесед. Игорь в этом плане Олегу завидовал. Как-то Олег зашёл передохнуть от любовных утех к ребятам, что пили пиво в комнате по соседству. Все были уже хорошо «заквашены». Игорь тут же подскочил к Олегу:
– Ты тут пивка попей, а я к ней схожу. На разок.
Олег возмутился:
– Ты что – о… фигел?!
Игорь не унимался и предложил соревнование: кто дольше продержит гимнастический «уголок», тому и достанется ключ от двери, за которой, лежит на кровати, укрывшись «общежитской» простынёю, красивая голая молодая бабёнка. Стали соревноваться: тяжёлый Игорь, как ни старался, проиграл Олегу и стал грязно ругаться, что Олег никакой не друг, а совсем наоборот.
Все, за исключением Буянкина, хорошо играли на гитаре, увлекались Высоцким, туристическими – как тогда их называли – песнями.
…Генок высоко поднял руку и громко щёлкнул пальцем. Это мог сделать только Генок: никого не стесняясь, с вызовом, с претензией и, одновременно, со смехом. Некоторые посетители ресторана, «сидевшие, как люди», посмотрели в их сторону. Мгновенно возник Радик. Глеб первый раз был в этом ресторане, но ему представилось, что Радик всегда так же моментально бежал обслуживать студентов – шли разговоры в общежитии, что он пассивный педераст – очень любит молоденьких студентов. Радик чуть поклонился и, словно в первый раз видел этих людей – Генок и Игорь частенько бегали к нему за водкой – вежливо стал обращаться на «вы». Что удивительно, Генок тоже стал обращаться к Радику на «вы». Такая игра.
– Скажите, а винегрет сегодня у вас вкусный? А водка у вас местная? – Генок смотрел в меню, но не читал его.
Радик что-то бормотал, делал руками странные жесты, как заводная кукла и при этом быстро-быстро водил глазами туда-сюда, контролируя ситуацию в ресторанном зале. Глеб повнимательнее присмотрелся к официанту: смешение наций (цыган? еврей? армянин?) убрать??, смешение характеров, а, в общем, нет человека – есть функция.
Торжественно и громко Генок заказал: винегрет, котлеты, хлеб, четыре кружки пива и бутылку водки.
– Это для начала, – сказал Генок, – посмотрим, как дело пойдёт. – И стал оглядываться по сторонам – нет ли знакомых.
ВИА играл что-то из «Битлз». Заурядный ВИА из заурядного ресторана. Однако ярко выделялась басовая партия. Бас-гитарист был среднего роста, в сером, хорошо отглаженном костюме. Этот худощавый, с отстранённым взглядом, музыкант, вытворял на гитаре немыслимое. Он стоял немного в стороне от остальных музыкантов, может быть, стесняясь их компании. Иногда он опускал голову и длинные, до плеч, волосы, почти закрывали его лицо; пальцы легко и свободно скользили по грифу гитары, словно рука опытного любовника по стройному стану красивой женщины…
– Вот видите – сидим «как люди», а не хотели идти! – воскликнул Генок, (гордо запрокидывая голову)??, опорожняя очередную рюмку водки.
Все четверо как-то быстро и бестолково захмелели. Стали крутить головами – нет ли весёлых симпатичных девиц. Глеб внимательно посмотрел по сторонам – за столиками в основном сидели мрачные мужики, они о чём-то деловито толковали и много курили.
Генок стал шутить, ему пытался подыграть Игорь, Олег слабо улыбался. Стали возникать паузы в разговоре – чувствовалось: что-то не задалось, кайфа не было. И Генок, пытаясь себя реабилитировать за инициативу с рестораном, сделал радикальное предложение:
– А давайте отсюда свалим!
Чего было больше в этом неожиданном предложении уйти из ресторана не заплатив: отомстить забегаловке с громким названием ресторан за испорченное настроение, озорство и риск молодого человека? Видимо, всё вместе.
– А давайте! – тут же, с лёту, подхватил Игорёк, большой любитель «халявы».
– Нет, вы что! – Глебу было не боязно, а скорее неприятно это предложение, но его мнение вроде бы и не слушали – нужно было разогнать скуку, хоть как-то оправдать ожидания хмельного бесшабашного веселья.
– Вы уходите по одному, как бы в туалет, а сами забирайте в гардеробе одежду и ходу на «Горького», на трамвайную остановку. А я останусь за столиком. Олег, ты возьмешь моё пальто – вот тебе номерок. И ждите меня.
Первым пошёл Глеб. Он не трусил. Он умел в нужные моменты выбросить всё из головы и «пустым» сосредоточиться на важном деле. Спокойно и уверенно. Он пошёл не в туалет, как сказал Генок, а сразу в гардероб. Взял пальто и уже тогда зашёл в туалет.
В туалете было синё от табачного дыма, холодно – окно чуть приоткрыто. Глеб подошёл к писсуару. Рядом справлял нужду человек среднего роста в сером костюме. Глеб мельком посмотрел на него – это был басист.
 Музыкант помыл руки под краном и медленно стал закуривать сигарету, словно его занимали и доставляли удовольствие все детали процесса.
– Как удивительно у вас всё получается, для меня это загадка. Это непостижимо: вести партию бас-гитары, потом уходить, вроде бы в другую тему, и, в то же время, в ней оставаться. Я играю на гитаре, но так – аккомпанемент. Пробовал в ВИА басистом – ничего не получилось.
– Басовая партия – это не для всех. Импровизация гитары-соло, саксофона – думаю проще, хотя и там свои сложности. А вот импровизация басовой партии… Надо чувствовать гармонию, музыкальную тему. И без учения никуда. Теория музыки, бесконечные гаммы: в любой тональности; минорные, мажорные. Я в молодости часами их играл.
Басист говорил через длинные паузы и не менял выражения лица. Лицо-маска. Никаких эмоций и когда играл на гитаре и сейчас. «Он когда-нибудь улыбается»? – подумал Глеб и тут же спохватился – ему надо давно уже быть на остановке.
– А вы что, «слинять» захотели? – неожиданно, меняя тему, спросил басист.
– Нет, что вы, я сейчас схожу встречу подругу и вернусь, – Глеб, вроде бы, оправдывался перед музыкантом.
– Подругу в такой ресторан? Вы с виду интеллигентный парень. Студент? Бывает, что из-за какой-то мелочи, минутной глупости можно всю жизнь себе испортить, – так же неторопливо, через затяжки дыма, говорил басист, – ведь вас могут за это дело из института исключить.
Глеб, словно загипнотизированный стоял и слушал человека в сером костюме. Наконец внутри него что-то сработало:
– Я правда за подругой, – Глеб сбросил с себя невидимую сетку, накинутую на него басистом, и устремился к двери.
«Выгонят из института… Как расстроятся родители!.. Да и позор какой – убежал из ресторана, не заплатив… и что – армия»? Такие мысли бились в голове Глеба, пока он быстрым шагом шёл к остановке. Шёл не оборачиваясь. Только перейдя на другую сторону улицы заметил, что пальто он так и несёт в руках. Он остановился, посмотрел на ресторан – сквозь пелену снегопада светились буквы «Рассвет». И было тихо вокруг, очень тихо. Глеб отряхнул с себя снег и одел пальто.
Скоро прибежал Игорь:
– Ты чего так долго менжевался?
– Проблемы с кишечником.
– Что – обдристался?
– Да пошёл ты…
– Пошутил, пошутил я…
Скоро подошёл и Олег. Он шёл не спеша, словно прогуливался, курил сигарету. Небрежно на руке нёс пальто Буянкина.
Генку пришлось ждать долго.
– Чего ты там застрял, мы уже тут все закоченели! – Игорь, вроде бы с претензией, но это было сказано таким тоном, что было ясно – он восхищен поступком Генка.
– Так обстоятельства сложились. Кстати, успел «махнуть» ещё пару кружек пива.
– Ну, ты, прям, волшебник, – Глебу надо было что-то сказать.
Подошёл трамвай и все четверо не сговариваясь сели в него. И ехали, не проронив ни слова: через четыре остановки ресторан «Нептун». Зачем лишние слова.
Увидев неоновые буквы «Нептун», Глеб вдруг твёрдо решил, что больше он никуда не пойдёт. Вспомнились слова басиста и, вообще, «нельзя в одну реку войти дважды».
Всё решилось ещё до дверей «Нептуна»: Игорь предложил на деньги, «сэкономленные» в ресторане «Рассвет» купить вина и душевно посидеть в общаге. Через десять минут в карманах «отдыхающих от учёбы студентов», радостно звенело двенадцать бутылок вина с романтическим названием «Лучистое». «Вечер отдыха» друзья пошли продолжать в общежитии Олега – по его словам, сегодня там пустовало две комнаты.

4.
Сколько событий вместил в себя тот февральский день! Он начался поздно – три лекции до обеда ни в счёт – с посещения Глебом библиотеки, и кончился на другой день в обед. Такой вот февральский день!
 После библиотеки и «бегства» от Инги, Глеб прошёлся вдоль набережной. Пришёл в общежитие. В комнате никого не было. Не снимая пальто, он сел на кровать. Почему же он всё-таки ушёл? Неуверенность в себе, трусость, а может антисемитизм, глубоко скрытый, как говорят учёные люди, в подсознании?.. Ни то, ни другое, ни, тем более, третье! Так почему? Ни за что и никогда он не смог бы привести Ингу к себе в общежитие, чтобы заниматься с ней сексом. К чему, вообще, эта мысль? Разве дело только в сексе? И, вообще, она Богиня!.. Он ушёл от неё, потому что хотел доказать себе какой он сильный человек: вот так, запросто я ухожу, даже не сказав «до свидания», от красивой, воспитанной, да что тут говорить – просто, от чудесной девушки. Я сильный! Я идиот!..
Может, стоит её найти. Это не трудно. Он знает где она учится, она назвала своё имя, фамилию. Он всё помнит. Но как он посмотрит ей в глаза?
А если так и надо. Кто-то свыше, тот, кто всё знает и всё предвидит, толкнул его за дверь библиотеки. (Рука провидения.) ??
В дверь постучали. Вошла девушка. Он сразу узнал её – она была на свадьбе у Игоря. Это Таня – одна из подруг невесты. Свадьба была прошедшей осенью, и Глеб эту девушку хорошо запомнил – внешность у неё очень приметная. Она жила в соседнем общежитии, и он иногда видел её. При встрече они здоровались, а бывало проходили мимо будто не замечая друг друга.
Она как-то запросто стала с ним разговаривать, словно они хорошие знакомые: привет, как дела, как отдохнул на каникулах?..
– Вы хорошо пели на свадьбе у Нины и Игоря, – сказала она.
 – Я рад, что вам понравилось.
– А не могли бы вы спеть песню, вот эту, – и она путано процитировала несколько строк.
Возникла пауза. Удивление Глеба: с чего это, почти незнакомая девушка приходит к нему, просит спеть песню? Но взял гитару…
«А хвастовство иных парней наводит скуку, любую весточку я о тебе ловлю. А мне подольше бы хранить твою разлуку, мне б только знать, что я тебя ещё люблю».
 У Тани была совершенная фигура, слишком совершенная. Про таких девушек циничные парни говорили: «хороший товар». Но лицо её… Глеб находил его страшным: полноватые губы, большие свело-зелёные глаза – это всё хорошо, очень хорошо, но… почти нет носа. Или он у неё не рос с рождения, или в детстве она получила тяжёлую травму. Некоторые люди стесняются своих физических недостатков, комплексуют – у Тани этого не было: гордая, уверенная в своей неотразимости девушка.
– Я бы хотела послушать тебя ещё. Приходи к нам в общежитие, – она перешла на «ты». Собственно, это «выкание» было не к чему – на свадьбе все друг к другу обращались на «ты».
– Непременно! – с деланым энтузиазмом ответил Глеб.
Девушка повернулась на высоких каблуках и пошла по коридору к лестничной площадке. Навстречу Генок. Они пОходя поздоровались «привет – привет». Генок посмотрел ей вслед. Глеб стоял в дверях, в одежде. Не понятно было: то ли он собрался уходить, то ли он пришёл.
– Такую кобылку нельзя просто так отпускать!
Глеб в шутку поддержал циничный совет Генка:
– Ты считаешь, что её «можно»?
– Нужно!!! – чуть ли не закричал Генок. – А ты что, другого мнения?
– Как тебе сказать…
– Рылом не вышла? – Генок был прямолинеен, – так ты его платком прикрой – она против не будет.
– Дурак ты, Гена…
– Это ты дурак! И десяти лет не пройдёт – будешь локти кусать, что не поимел её. Да и ей обидно…
Всё знал о жизни Генок. С детсада знал.

5.

На огромной сковороде Петя поджарил картошку, выложил на стол несколько луковиц, нарезал сало – бело-розовый шмат толщиной в три пальца.
 Петя приехал учиться из села. Ездил домой к родителям два раза в месяц и в огромном количестве привозил провиант. За четыре года проживания в городе, он так и не избавился от сельского говора и сельских привычек. В компании над ним посмеивались, но уважали – считали  человеком степенным, хозяйственным. Больше всего шутил над Петей Игорь, своими вопросами, изощрённой логикой он заводил иногда Петю в тупик. Петя начинал крутить головой, глядя на других ребят, его взгляд говорил: что это тут Игорь городит? А Игорь тихонько и подленько хихикал: вот как я замутил деревенского увальня. Петя среднего роста, чуть полноват – а как же, такое розовое сало в три пальца шмат – круглое лицо и нарочито-наивный взгляд маленьких мутно-синих глаз. Маленькие глазки и нарочито-наивный взгляд смущали Глеба. Свиней и телят на родительском подворье, наверно, сам режет, думал Глеб.
 У Пети было любимое выражение, которым он злоупотреблял, находясь в нетрезвом состоянии. Вот он рассказывает, как сдавал экзамен по ТОЭ («Теоретические основы электротехники» – убийственный экзамен). «Ответил я всё по билету и тут он (преподаватель) мне схему под нос суёт, покажи ему, как токи текут, – Петя оглядывает всех слушателей, взгляд у него страдальческий. Он вытягивает голову и тужась, выдавливает из себя: «как сирпом по яйцам»! (Именно с буквой «и»).
 Петя приготовил царскую закуску, но перед этим, Генок всё равно послал его за водкой к Радику, что, конечно, было несправедливо. Генок так объяснил своё требование: каждый должен быть с «киром». Петя обернулся быстро, минут за десять.
– Сколько взял с тебя Радик за пузырь? – поинтересовался Генок.
– Шесть рублей.
– Вот сука – это он за нас отыгрывается. Ну, подожди, пидарок!
Под «Лучистое»: разговоры о зимних экзаменах, о книгах, фильмах, музыке; шутки над Петей – а он всё чаще поминал по «серп и яйца», – несмотря на внешний оптимизм, немало, оказывается, он в жизни претерпел страданий, что вызывало, впрочем, смех, и Глеб смеялся со всеми. По мере уменьшения алкоголя и разогревания молодых кровей, Игорёк всё чаще предлагал привести «баб». (У Пети при этом вдруг начинали блестеть и бегать в разные стороны маленькие глазки). «Баб», по замыслу Игоря, должны были привести Генок и Олег. А те молчали. Тема «баб» всё же витала в воздухе.
Глеб вышел в туалет, а когда возвращался увидел в коридоре Таню. Она словно поджидала Глеба, и в его голове громко сыграло Генкино «нужно».  Обняв Таню за талию, он смело, словно принуждая – так красивую рабыню уводят в плен – увлёк её в конец коридора, к окну. Это был закуток, его называли «аппендицитом». Там было темно. У потолка болталась навечно перегоревшая лампочка. Только в стёклах окна ночью слабо отражалось то, что происходило в коридоре. Глеб был пьян, молод и считал сейчас себя неотразимым красавцем. Не нужны комплименты, нежности… Руки его лежали на талии девушки, иногда опускались чуть ниже и тогда он чувствовал её упругие бёдра. На Тане халат, даже не халат – халатик. И не было никакого разговора: он целовал её шею, плечи; провёл руками от плеч до бёдер и расстегнул несколько пуговиц халата.
В отражении окна Глеб увидел, что кто-то прошёл по коридору. (Он Глеба не ускользнуло и то, что Таня тоже видела человека.) Это был парень. Кто-то из их компании?..   
Большие груди девушки выпали к нему в руки. Повёл руку вниз – упругий и мягкий живот, впадинка пупка, а ниже… нежнее шёлка… Таня застонала и запустила свою руку Глебу под брюки, и он чуть ли не взвыл – так сильно был возбуждён. Он чувствовал – ещё мгновение и он взорвётся здесь в «аппендиците» и забрызгает стены своей кровью, лимфой, мужским семенем.
– Ты здесь останешься ночевать? А где? А, у Петьки, – Таня почти сливалась с Глебом.
– Пойдём ко мне! Ты мне нравишься. Очень! Я в комнате одна. Подруга ушла к городским родственникам. Второй этаж, комната двести семнадцать.
Кстати, некстати – вдруг одна из картин дня: через пелену снегопада Инга ходит около больших колонн на крыльце библиотеки, ищет его, Глеба; её глаза, едва заметный пушок на розовых, влажных губах… басист с серым лицом, в сером костюме, бубнит одни и те же слова: «минута – и жизнь прахом»…
Что он сказал Тане? И как можно было просто так от неё уйти? Зачем начинал? Он ушёл, ничего ей не сказав, или что-то сказал?.. Как ушла она он не видел – ушёл, оставив её одну в закутке. Он её унизил? Или себя? «Я так и буду ходить в туалет нюхать хлорку»?
Веселье в комнате дошло до точки и пошло на спад. Олег сидел на полу, прислонившись к кровати, и под гитару пел песню. На кровати сидел Игорь и периодически пяткой бил Олегу в затылок. Голова Олега от ударов болталась, как боксёрская груша, но он упорно пел песню. Правильно выводил мелодию и правильно брал гитарные аккорды. Глебу показалось, что и тот, и другой изображают пьяных людей. Вот Петя был действительно пьян. Он в очередной раз что-то талдычил, пришедшему из похода по комнатам общежития Буянкину, про «сирпы и яйца».
Дело подходило к полуночи. Игорь, Олег и Генок остались в комнате где проходило веселье, а Глеб пошёл ночевать к Пете.
– Ты, Петя, иди, а я у окна, в коридоре, подышу кислородом – больно уж накурили мужики.
Петя взял недопитую бутылку водки и, шатаясь, пошёл к себе.
Глеб постоял у окна где недавно был с Таней. Сильно стукнул кулаком о подоконник.
Свет в комнате включен. Петя, «хорошо» отметив получение стипендии и начало весенней сессии, лежал, как убитый боец на кровати лицом вверх, раскинув руки,  однако, громко и чудовищно храпел. На столе бутылка водки, недопитая на одну треть, и грязный с серо-жёлтым налётом внутри графин с водой. Храп раздражал Глеба, и он потрепал Петю за плечо, надеясь разбудить его и перевернуть на бок. Но анестезия от «Лучистого» и водки оказалось такой силы, что привести в сознание Петю не удалось. Глеб немало потрудился, прежде чем перевернул храпуна на живот. Минут пять было тихо, затем храп возобновился. Глеб выключил свет. Лёг, не раздеваясь на спину. Комната слабо освещалась уличным фонарём.
Дверь в комнату тихонько открылась. Это Таня. В том же халатике. Она подошла к кровати, на которой он лежал и по-хозяйски взобралась на Глеба. Глеб притворился спящим. Чуть приоткрыв один глаз, он увидел, что Таня распахнула халат – под халатом белое тело, шары-груди с тёмными сосками…  Сосками грудей она провела по губам Глеба, стала расстёгивать пуговицы его рубашки.
– Я же чувствую – ты не спишь. Что вредничаешь?
«Что же она – не стесняется Пети? Кстати, он перестал храпеть, может, он наблюдает»?
Глеб пробурчал что-то словно во сне и попытался перевернулся на бок. Таня без слов ушла. Какое-то время Петя не храпел, но, перевернувшись на спину, зашумел ещё сильнее.
Глеб понял, что не уснёт при работающем в комнате «тракторе». И принял решение – а что ещё делать? – в несколько глотков допил бутылку водки и запил тёплой и мутноватой водой из графина. Прежде чем лечь подошёл к окну. Оно выходило во двор общежития. Посередине двора стоял столб с электрическим фонарём на верху. Во дворе росли высокие старые клёны, ветки едва не касались окна. Около фонаря, словно большие белые бабочки, кружились снежинки.
Не раздеваясь, Глеб лёг на кровать и… тут же полетел в бездонный колодец.  Стенок у колодца нет – кругом темнота, и, вроде бы, летит он вниз и, в то же время, стоит на месте – пространство летит мимо него…
…Что же делать с её носом? Вернее – где же взять хоть какой-то  нос: кривой, картошкой, горбатый – любой, чтобы приделать к её лицу? Храп сильно раздражает. Это уже не Петя храпит – это храпит всё пространство вокруг. С Петей смешно – он забавный, он хозяйственный и всегда жарит картошку. На кулинарном жире. Вкусно у него получается. А парни над ним издеваются  своими шутками, особенно Игорь. Глеб в таких случаях Петю жалел, но сейчас он его ненавидел лютой ненавистью. Он готов был его убить. Храп почему-то стал слышится издалека… Глеб представил Таню. И тут же вспомнил красавицу Ингу. Таня – Инга – Таня – Инга… Вот что: я пойду сейчас к Тане, овладею ею, но глаза закрою и буду представлять, что это Инга. Всё – иду…
Стены коридора то сужались, и он шёл в тесной улочке азиатского города (видел только в кино и на фотографиях), то расширялись до широких проспектов города Ленинграда (иногда гостил у родственников) и ему не на что было опереться, чтобы не упасть. Пол тоже вёл себя странно: вдруг – яма и он падал в неё, а то – бугорок. «Тобугортояма». Спуск по лестнице с четвёртого на второй этаж походил на цирковое представление: он – случайный человек с улицы призванный совершить акробатические подвиги на глазах у публики... Наконец комната № 217! На вопрос из комнаты «кто там?», он, как ему показалось, ответил чётко и внятно: «Глеб». Таня была в том же халате. На подоконнике стояла – или плавала, парила в воздухе?? – настольная лампа, она освещала постель, остальная часть комнаты – в полутьме. Вот здесь теряется нить воспоминаний. Кажется, он сдёрнул с Тани халат, она осталась в одних трусиках, руками закрыла груди, он стал на колени и целовал её живот, языком залезал в пупок, Таня смеялась; попытка зубами снять трусики, не получилось. Ещё одна попытка – он держит её за бёдра, чтобы она не ускользала от него. И тут они падают… «Да ты совсем пьян! Приходи в другой раз. Тебя проводить»? Дверь за ним закрылась – щёлкнул английский замок.  Он снова в коридоре. Но это не коридор – это катакомбы или лабиринт. Всё поплыло вокруг: стены, пол, потолок… Он бежал, задыхаясь. Сердце бешено билось: от страха, от бега. За ним гнались какие-то люди. И странно – они были ему, вроде, знакомы. Они хотели уничтожить его. Каким способом – он не знал, а какая разница? Он подбежал к высокому обрыву. Внизу не то море, не то река. Не раздумывая, он бросился вниз и тут же увидел огромную, зубастую пасть водяного хищника. Ещё момент – и морское чудовище его проглотило, он оказался в его чреве. Не хотелось умирать, и он стал бороться: достал из кармана ножик и взрезал живот хищнику. И тут его обволокла липкая, вонючая жидкость; она попала ему в рот, он стал задыхаться…
…Глеб проснулся. Его рот был полон жёлчи. Нестерпимо болели живот и голова.  Ломило и тошнило во всём теле. Было такое ощущение, что страдала каждая клетка его организма. «Надо сходить блевануть», – даже мысль вылезла из его сознания с трудом. Глеб дошёл до туалета, выпил из-под крана воды и попробовал освободить желудок. С первого раза не получилось. Тогда он стал на колени, обнял унитаз и опустил голову внутрь его. Зловонье вызвало приступ тошноты. (Для верности Глеб глубоко в горло засунул два пальца – из его нутра вырвалась, как из брандсбойта?? грязно-коричневая струя – обожгло рот, свело от кислоты зубы. С трудом Глеб поднялся, сполоснул рот, выпил ещё воды и снова пошёл к унитазу…) убрать??
Вернувшись в комнату, он лёг на кровать. Почувствовал, как ему стало лучше. Даже, хорошо! Словно всю гадость, что долго копилась в его организме, он выплеснул в унитаз. Только сильно болела диафрагма. Глеб решил ещё поспать, благо Петя храпеть перестал. (Глеб обратил внимание, что Петя спал уже раздевшись, под одеялом.) Но тут Петя заворочался: вставать рано – деревенская привычка. Хотя, обычно после таких застолий Петя спал до обеда…
Глеб попросил Петю заварить чаю.
– Что, колбасит со вчерашнего? – спросил Петя, он был бледен, руки его тряслись. Это было не похоже на Петю – такой неубиваемый здоровяк.
– Есть немного. А тебя что так трясёт? Перебрал вчера?
Петя на вопрос не ответил – продолжил тему чая:
– У меня чай хороший есть – № 36, грузинский вперемешку с индийским.
 Молча выпили по три стакана чаю. Петя на тошноту не жаловался. «А что встал так рано?» – «Пойду на лекцию».
 «Вот наградил Бог человека здоровьем», – позавидовал Глеб.
 После чая стало совсем хорошо: можно было в небо взлететь без крыльев. Вспомнились вчерашние объятия с Таней: её руки, шёпот, бесстыдные и сладкие слова… И кровь хлынула в низ живота. Уже в коридоре Глеб посмотрел на часы – семь утра. На улице ещё темно. Спустился по боковой лестнице с четвёртого этажа на второй. Комната номер двести семнадцать… Вот, двеститринадцатая,  – четырнадцатая… То, что он увидел, сразило его – из одной комнаты – как оказалось номер двести семнадцать – вышел Олег. В коридоре никого не было, и он должен был увидеть Глеба – горели яркие электрические лампочки – но он, сделав вид, что не заметил товарища, быстрым шагом пошёл к лестнице.
6.
  Как оглушённый, не слушая вопросов Пети, Глеб оделся и вышел на улицу. До занятий оставался час, и Глеб захотел пройтись по набережной – она была недалеко от института. По сравнению со вчерашним днём снега стало ещё больше. Но это не смутило Глеба: снег выше колен, но он шёл по сугробу, представлял себя одиноким путником из рассказов Джека Лондона. Заметно рассвело. «И мой сынок, когда-то будет здесь гулять со своей девушкой», – слова мамы крутились и крутились в голове.
«Почему же так всё вышло? Они предали меня, посмеялись надо мной»! То, вдруг, он начинал понимать, что смешон: он сам оттолкнул Таню; Олег, видимо, был не в курсе их мимолётного свидания. Пусть бы и был, и что? Но затем снова и снова он считал себя преданным, осмеянным.  А вдруг человек, который на секунду мелькнул вчера за его спиной, когда он обнимал Таню, был Олег? Значит он расскажет ребятам про своё приключение, и они за глаза – а, может, и в открытую, будут смеяться над Глебом. Пока хорошо вот так идти, преодолевая снежный сугроб: усилие – пусть бессмысленное… Куда он идёт? К библиотеке! Вот для чего была нужна вчера встреча с Ингой – чтобы не сблизиться с Таней. И правильно сделал он, что не сблизился: она сука – грязная и пошлая.
А снегопад прошёл. Это только сейчас заметил Глеб. Тихо было на зимней набережной. Почти бесшумно катились троллейбусы. Глеб остановился и посмотрел на небо. Стремительно летели серые рваные облака. Через несколько минут ветер стал поднимать клубы снега, начиналась метель. Ветер дул всё сильнее и сильнее, и вот уже в трёх шагах ничего не было видно. Глеб поднялся на улицу – вдоль домов было чуть поспокойнее – и пошёл в институт. Первую «пару» он пропустил. Буянкин на лекциях был – Игорь отсутствовал.
– Опохмеляться пивом пошёл, – сказал Генок
– А ты что не с ним?
– Опохмел – путь к алкоголизму, – ответил Генок и рассмеялся.
После занятий товарищи зашли в столовую, потом купили в пивнушке по кружке пива.
– Может, продолжим вчерашнее? – предложил Генок.
– Нет, genuch, делами надо заниматься! – решительно отверг предложение товарища Глеб.
Не успели снять верхнюю одежду, в комнату влетела Ленка – девушка с их курса:
– Вы слышали, Танька умерла! – от её чрезмерного возбуждения и волнения невозможно было разобрать: кто умер, где, когда? Наконец, она выдавила:
– Какая, какая Танька?! Уварова! Из второго общежития.
Глебу сразу же стало нехорошо. Он захотел исчезнуть: из этой комнаты, из города и оказаться где-то далеко-далеко. И дело, даже, не в географическом пространстве – просто, оказаться вне – в другом мире, в другом измерении.
– Ничего себе – такой бабец! А как случилось? – Генка взбудоражила эта новость.
– Её соседка, Юлька, сразу от родственников пошла на занятия – она у родственников ночевала – приходит с занятий, открывает в комнату дверь – она не запертой была – и видит: Танька лежит на полу и кругом кровищи! Сейчас там милиция, скорая.
Глеб молчал. Он понимал, что ведёт себя неправильно – надо как-то реагировать.
– Что милиция говорит?
– Спрашивали её подруг: в основном интересовались с кем из парней встречалась.
– Ну, а подруги что?
– Да ни чо? – видно этот вопрос разозлил Ленку, – это было её личное дело. Наверное, и нас на допрос потянут – всех, кто с ней общался и был знаком.
Ленка ушла.
– Вот это новость! – глядя на Генку, трудно было понять: то ли он сильно удивлён известием, то ли огорчён. Скорее и то и другое вместе. – А ты о чём это с ней вчера говорил? – так, вроде бы между прочим, спросил он Глеба.
Глеба прорвало:
– «О всё возрастающей роли партии в условиях развитого социализма»!
– Да, ладно, я так…
7.
…В социальной сети, по которой «лазил» Глеб, несколько сотен Тань Уваровых. Если сузить годы рождения Тань – останется несколько десятков. Но той Тани среди них нет. А Инга есть. Её фамилию он не забыл, да и как забыть – Левитан. Она теперь живёт в Канаде. На фотографии два взрослых парня, видимо её сыновья, невзрачный мужчина с виноватым лицом и голым, как коленка, черепом – это муж, и сама Инга. Ей чуть за пятьдесят, но какая красавица! «…прыщи, измазанный селёдкой рот и шеи лошадиной поворот», – про кого это писал поэт Багрицкий? Глеб долго смотрел на фотографию Инги…
            8.
– …Ты куда это намылился? – Глеб надевал пальто, шапку.
– К Юрку схожу, за чертежами, – ответил Генке Глеб. Юра жил в городе с родителями, Глеб был дружен с ним.
На самом деле Глебу надо было прийти в себя. Расставить всё по местам – успокоиться. То, что его могут допросить как свидетеля и, даже, заподозрить в убийстве, об этом Глеб в данную минуту не думал.
К ночи метель разошлась не на шутку. «Так даже лучше, пусть сильнее метёт!» Невероятно и страшно. Хотелось, чтобы это был сон. Как это всё спрессовалось в один день: встреча с Ингой, Таня… Если бы не Инга – он был бы с Таней близок. И она была бы жива – он был в этом уверен. Это самое главное? А что потом? Что он для Тани: мимолётная прихоть, случайная влюблённость? Что-то тут не так! Она упала, ударилась обо что-то виском, потеряла много крови и умерла. А вдруг её кто-то толкнул? Вдруг кто-то хотел овладеть ею насильно? Олег? Глеб вспомнил свадьбу у Игоря, Олег обнимал Таню. Как он мог забыть это? Но он не придал тогда особого значения этому факту. Мало ли кто кого обнимал тогда? Все были навеселе – два десятка молодых парней и девушек. Но Олег обнимал Таню по-хозяйски, как бы по привычке. И Ленка рядом стояла и разговаривала с ними. Вот почему Ленка так разозлилась на его вопрос – с кем из парней дружила Таня? У Олега-то была невеста, почти жена. Дочь генерального директора крупнейшего в стране нефте-химического завода. Её на свадьбе не было.
Значит, Олег встречался с Таней, но не афишировал свои отношения. Да и зачем? – просто, это была для него физиологическая потребность. Он так и говорил о других девушках, которых иногда приводил в общежитие. Мог Олег толкнуть Таню? Вполне! Где сейчас Олег?..
Часа через три Глеб возвратился, но решил сначала зайти в общежитие №2 и узнать где Олег. «И спросить надо у Пети – так будет лучше», – решил Глеб. Петя сказал, что Олег «видать уехал домой», – он видел, как тот пошёл в сторону автовокзала. К себе в общежитие Глеб вернулся примерно в семь часов вечера.
– А вот и Глеб, – это сказал Буянкин. В комнате сидел капитан милиции и что-то записывал в большую тетрадь. Было видно, что он пришёл недавно – капельки растаявшего снега блестели на его шинели.
– Вы Глеб Николаевич Скопин? Мне надо допросить вас, как свидетеля. Пока, как свидетеля.
К визиту милиционера Глеб не был готов. Он испугался до такой степени, что ему показалось – все его внутренние органы вот-вот вывалятся через задний проход. И это так было с Глебом в первый раз. Он мог собраться, сосредоточиться на чём-то, абстрагироваться от ненужного и опасного.  Но сейчас не мог этого сделать. Капитан что-то дописывал в тетрадь.
«Надо взять себя в руки! Глеб, ты сможешь!» – раз десять автоматной очередью по мозгам. «Я читал детективы… если в чём-то сомневаешься – лучше молчать… не спешить с ответами… не дать себя запутать вопросами об одном и том же, но разными словами – это приём следователей»…
Капитан попросил Генка выйти из комнаты минут на двадцать.
– Мы располагаем сведениями, что вы, Глеб Николаевич, человек, который последним видел студентку Т. Уварову живой.
Глеб молчал – вопроса не было. «Почему я волнуюсь? Это не нормально. Я знал Таню так же, как и Игорь, и Гена, и Олег. Они, наверняка, не волновались бы (хотя, Олег особый случай, но он-то бы в первую очередь демонстрировал полное спокойствие), допрашивай их этот капитан». Милиционер продолжил:
– Вас видели с Татьяной Уваровой примерно в 23-00 в общежитии №2 на четвёртом этаже. Вы с ней обнимались. У вас была интимная связь с Уваровой?
«Зачем он сразу всё выложил? Или хочет сразу ошарашить?»
– Кто это вам сказал?
– Вопросы задаю я.
– Извините…
«Надо что-то ответить. Не «видели», а видел. Меня видел один человек. Вот если бы два»!..
– Я никого не обнимал в 23-00. И ни с кем в интимной связи не состоял.
– Как, вообще ни с кем?
– Ни с кем – у меня ещё не было женщины.
– Ничего себе! Такой парень! А у вас всё в порядке? Ну, здоровье.
Глеб не стал отвечать на этот необязательный вопрос.
– И ещё вот что я вам скажу: тот, кто это вам сказал обо мне и есть убийца, если Татьяну действительно убили.
– Расследовать преступление – это наша проблема, а вы отвечайте на вопросы. Где вы были и что вы делали вчера  в 23-00?
Глеб рассказал, что была студенческая вечеринка в общежитии №2, немного выпили вина – отмечали получение стипендии. Сказал кто присутствовал на вечеринке. Капитан ушёл. «Будут вопросы – мы вас вызовем». На следующий день всех сотрапезников пригласили на допрос в милицию. Глеб предупредил ребят, что ему пришлось рассказать о «пьяном» вечере. Генок и Игорь стали давить на Глеба – зачем он их «сдал».
– Что значит «сдал», всё равно следователи узнали бы об этом.
– Это твоё дело – вот сам его и решай, а нас, своих товарищей, чего впутываешь?! – жёстко и зло спросил Игорь.
– Что значит МОЁ дело?! А ну, давай выйдем, поговорим! – Глеб схватил Игоря за горловину свитера.
– Вы чё, мужики, давайте без рук! – Генок стал растаскивать Игоря и Глеба.
Вышли в коридор.
– Слушай ты, «товарищ», а не скажешь ли ты мне, кто это стуканул в ментовку, что я с кем-то обнимался в тёмном коридоре? Не ты ли, глазастенький? (Игорь носил очки). И скажи своему вассалу Олегу, сыночку высокопоставленного человека, если меня в ближайшее время начнут таскать по ментовкам, я там много интересного расскажу. Так и передай ему – слово в слово.
– Кто ты такой? Тебя раздавят, как казявку.
– Посмотрим. Я пойду до конца.
Судя по реакции Игоря – тот что-то знал. Они вместе вернулись в комнату. Генок предложил купить вина – выпить мировую. Он был совсем не в теме – понял Глеб. «Жить в этой комнате, с этими людьми я больше не смогу. Уехать на время к тётке? Она увидит моё состояние и позвонит маме, а это может плохо кончится». Глеб решал, что ему делать…
Его ещё два раза вызывали к следователю.
Через две недели дело закрыли. Согласно протоколу следствия?? смерть наступила в результате потери крови. Татьяна была на шестой неделе беременности, из-за токсикоза упала в обморок и ударилась виском предположительно об угол прикроватной тумбочки. Смерть наступила в три или четыре часа ночи. Сведения эти донёс до Глеба Олег. Разговор происходил на улице. Олег был лаконичен. В конце разговора сказал, что он не повинен в смерти Татьяны. Произнёс «клянусь». (Игорь довёл до Олега разговор с Глебом.)
Глеб не удержался и спросил:
– Ребёнка ты ей сделал?
– Может быть, – коротко сказал Олег и пошёл в сторону своего общежития. Он знал, что Глеб об этом никому не скажет.
Глеб смотрел на спину удалявшегося Олега. В голове, в душе пустота. Радости не было. Было чувство освобождения: все эти дни – пока шло следствие – Глеб прожил в жутком напряжении: почти не спал, почти не ел; про учёбу и говорить нечего – как робот ходил на занятия, заданий не выполнял. Несколько раз приходил в послеобеденное время к библиотеке – он так рассуждал: всё ЭТО началось после встречи с Ингой, вот увижу её – может, всё и кончится. Но Инга не появлялась. Он стоял на крыльце библиотеки час, другой, потом уходил. Он не знал, да и не мог знать, что Инга приходила однажды к библиотеке, но увидев его, не решилась к нему подойти. Через день после этой несостоявшейся встречи и рассказал Олег о результатах следствия и закрытии дела.
9.
Общежитие тяготило его, вызывал неприязнь Игорь – они не разговаривали.
Глеб наконец-то поехал к себе домой. Напуганная и расстроенная мама: «что случилось, почему ты так выглядишь?», бледный, молчаливый папа… Глеб так и не рассказал родителям, что случилось. Отделался оговорками. Ему показалось, что родители поверили (или сделали вид, что поверили). Хорошо ещё, что они не заметили появившиеся седые волосы на голове у Глеба. Спасибо, близорукость!
Глеб стал часто ночевать у своей тёти, старшей сестры отца. Она три года назад овдовела и жила одна на окраине города. Подолгу гулял по городу, возвращаясь мыслями в тот февральский день. Вспоминал басиста из ресторана: «сделаешь минутную глупость – испортишь себе всю оставшуюся жизнь…» Не было никакой глупости. Почему Таня, вдруг, «запала» на него? Она узнала, что беременна и стала искать кандидата в отцы. Олег на ней женится не собирался – он ей об этом, видимо, открыто сказал и, наверняка, деньги на аборт предлагал. А Глеб такой романтик, совестливый и наивный в житейских вопросах – самый тот кандидат. Как бы он хотел ошибаться в этом вопросе!.. Не встреть он Ингу – попался бы в сети к Тане. Но тогда Таня осталась бы жива. А Ингу он всё равно потерял. Но как бы он жил с подлой, похотливой, способной на обман, женщиной, да ещё и уродливой с лица? Да! тут никакой логический квадрат не поможет. Но что его беспокоило ещё, так это слова в заключении о смерти: умерла в три-четыре часа ночи. Что это: обман людей, что вели следствие; всё сделано в угоду Олегу? Вряд ли. Слова Олега, что он не виновен, Глеб не подвергал сомнению. А если его сон – это не сон, если он действительно был у Тани? Тогда это он её толкнул.  Это он убил её! Но ведь он помнит: «может, тебя проводить?», а не придумал ли он эти слова? Нет, не придумал. И он точно помнит, что она закрыла за ним дверь и слышал, как щёлкнул английский замок. А Юлька сказала, что дверь была открыта, когда она вернулась с занятий. Таня лежала на полу в ночной сорочке, а не в халатике. Но несмотря на все эти факты, мысли о его вине не покидали голову.
…У Глеба появились проблемы с сердцем, резко повышалось кровяное давление. «С такими мыслями я доведу себя до могилы», – всё чаще думал Глеб.
Снег, что выпал в начале февраля, в конце марта стал быстро таять. Температура в один день подскочила с восьми до семнадцати градусов. С крыш многоэтажек, водопадами устремилась на улицы талая вода. В начале апреля люди в городе ходили, одевшись по-летнему – стало жарко.
На лекциях усидеть было почти невозможно. На последнюю лекцию треть парней из их группы не пошла, а устремилась во всю молодецкую прыть на набережную пить пиво. Ледоход прошёл. Но вода в реке ещё не поднялась. Ребята купили пиво и устроились рядом с лодочной станцией. С реки дул свежий ветер, сверху припекало солнце. Как по команде все по пояс разделись. А потом выпили по кружке пива. Залпом! Генок сидел лицом к реке. Порыв ветра тронул его волосы. И тут он сказа фразу, которую Глеб запомнил навсегда: «Это называется жизнь!»

10.
…После института Глеб женился и был какое-то время счастлив. Но «счастье не вечно»… Потом был счастлив иногда. Это нормально – быть счастливым иногда. Шли годы. Счастья становилось меньше, но это, наверно, закономерность жизни.?? С некоторыми сокурсниками он продолжал поддерживать отношения, а Игорь и Генок почти сразу выпали из его поля зрения. Олег на год раньше окончил институт – о нём он тоже ничего не знал.
События того февральского дня то возвращались в памяти, то надолго исчезали. Он вспоминал тот снегопад: никогда больше он не видел город во власти такого снегопада. Может, поэтому, всё что происходило в начале того февраля ему казалось сном? И то, что последовало дальше: смерть Тани, следствие, разрыв с друзьями – разве тоже выдумано? Для чего? И кто это выдумал? Ни за секунду, ни за минуту Глеб не сделал никаких глупостей, жизнь его, между тем, изменилась. Не испортилась, как говорил басист – изменилась. Хотя, что греха таить – Глебу стало жить скучнее. Выпали розовые стёкла из очков, через которые он смотрел на жизнь. И ещё он думал много лет спустя, что те события вырвали его из затянувшегося детства, с болью, с кровью; так стоматолог вырывает коренной зуб без наркоза…
 …Лет тридцать прошло после окончания института. Поменялась страна, поменялись люди в этой стране: разговоры о деньгах, кто чего достиг…
 Как-то летом Глеба на железнодорожном вокзале окликнул толстый мужчина.
 – Ты что, не узнал меня, Глеб?
Глеба легко было узнать его сокурснику – он почти не изменился, только чуть прибавилось морщин и седины, а вот Буянкина узнать было не просто – сильно раздался парень в ширину и лицо, как-то странно оплыло.
Разговаривать с Буянкиным Глебу не хотелось, но и отмахнуться от него он не мог. Сели за столик, стали пить газировку – оба были «за рулём». Глеб о себе коротко, а Генок разговорился. Где он только не работал: и в России, и за рубежом. С наступлением новых времён «ринулся» в бизнес. Брался за всё подряд – где-то «наваривался» выше крыши, где-то «пролетал». Даже в деревне три года жил – свиней выращивал на мясо.
– Магазины «Чарка» знаешь? Это моя сеть.
 Про Олега и Игоря рассказал, хоть и не спрашивал о них Глеб. Олег уехал по распределению куда-то в Сибирь. Там быстро в рост пошёл – на третий год его уже служебная машина возила, а это показатель. Как и предполагал Глеб, Игорь остался работать в своём пригороде на заводе тестя Олега. Работа «не бей лежачего», быстро получил квартиру. Такие дела. Олега больше нет. Погиб. В девяностые они с тестем прибрали к рукам самый крупный в России нефте-химический завод, а потом и нефти-химическую отрасль всего региона. На самолёте полетело  руководство ихнего концерна в Москву, самолёт потерпел аварию. Всё погибли. И Олег погиб. А Игорь в то время у Олега жил. Лет пять, наверное, жил. Он чем-то заболел: его «разнесло» в ширину, ходил с трудом, задыхался, хотя водку так же пил, как и раньше. Жена от него ушла. После гибели Олега, через какое-то время, его вдова к себе мужика «не бедного» привела. Тот увидел Игоря и сказал: что это за урода ты тут держишь? Прямо при Игоре сказал. На следующий день мужика нашли с пулей в голове. Игорь пропал, был объявлен в розыск, при задержании застрелился. У Глеба промелькнуло: и это тоже называется жизнь.
 И тут Глеб, вспомнив «тот» февральский день, спросил у Генка:
– А как дела у «как сирпом по яйцам» не слышал?
И здесь был осведомлён Генок:
– Да! Много интересного я про него слышал. Кстати, и его нет в живых. Умер. Рак. Он ещё до окончания института женился, ну, на своей деревенской. От распределения его освободили, дали свободный диплом. Стал работать энергетиком в районе, дорос до главного. Говорят, нормально у него всё шло, пока его беременную дочь зять не придушил из-за ревности. Заподозрил, что ребёнка она носит не его. Бывает такое. Может и правда. Вот тут Петя в разнос пошёл, в религию ударился. И не слабо. Похудел, почернел – ну, так рассказывали люди. Через несколько лет рак у него обнаружили. И, прикинь, не поверишь, перед смертью поехал к родителям Таньки Уваровой – ну, помнишь: с потрясной фигурой и стрёмным лицом – и стал каяться, что это он виноват в её смерти: пришёл, говорит, к ней вечером любви просить, а она в обморок упала, головой о тумбочку ударилась – кровь фонтаном. Он мог бы «скорую» вызвать, да испугался – убежал.
– Гена, объявили мой поезд, пойду я.
Глеб пришёл на вокзал встречать жену. Её поезд прибывал через полчаса, но он не мог спокойно сидеть и дальше слушать информацию, выдаваемую Буянкиным, как с телетайпной ленты. Он вышел из здания вокзала и пошёл в сквер. Небольшой сквер: два ряда высоких старых деревьев и ряд скамеек. Ему всегда казалось странным: на вокзале такая толчея, а в двух шагах, в сквере, всегда пусто. Даже сейчас в жаркий летний день. Вряд ли Гена всё придумал – такое не придумаешь. Это жизнь. «Это называется жизнь», – так Гена сказал лет тридцать назад, сидя на перевёрнутой лодке на берегу большой голубой реки в жаркий апрельский день. Тогда кончилась зима, с большими снегами, снегопадами; зима, как чёрно-белый-белый-белый сон – начиналось разноцветное лето. Помнит ли Генок свои слова, сказанные не то друзьям, не то теплому, влажному ветру с реки? Вряд ли…
На следующий день, в интернете, прочитал Глеб новость: рядом с автотрассой в лесопосадке найдено тело Буянкина Г. владельца сети алкогольных магазинов «Чарка». Причина убийства – профессиональная деятельность г-на Буянкина.
До Глеба вдруг дошло: из всех ребят, участвующих в празднике получения стипендии, в живых остался только он – Глеб.
– Остался я? – пошептал Глеб. – Это всё случайности?... или нет?..
11.

Глеб стал мнительным. Постоянно думал о смерти: то он находил у себя неизлечимую болезнь, то едва не попал в серьёзную автомобильную аварию, а ещё хуже – на большой скорости, держась за руль своего автомобиля он представлял: а что будет, если я сейчас крутну руль резко в сторону? – что от меня останется? И едва сдерживал себя от этого шага – ладони потели от напряжения…
«Рождение ЧЕЛОВЕКА не может предугадать никто. Это как сотворение мира – из ничего появляется нечто. Но однажды родившись, человек неминуемо умрёт. Тут и гадать нечего. Первый шаг младенца – это первый шаг человека к своей могиле. Где-то я читал этот афоризм. В промежутке между рождением и смертью – жизнь. А что я помню из своей жизни? Не много – будто бы и не жил. Детство помню. Так хорошо, что помню, о чём я думал, когда шёл первого сентября в первый класс. А вот юность, институтские годы – хуже помню. Зрелость – так, обрывками: работа ради заработка и короткие семейные радости… Разве стоит такая жизнь чуда рождения?! Мгновение, минутная глупость, которая, по мнению бас-гитариста, может испортить жизнь – и есть сама жизнь! А я боялся этих мгновений, бежал от них. Бежал от жизни. И нечего было придумывать всякие глупости: струсил и убежал от Инги. И только когда водка, оставленная Петей на столе, отключила мне часть мозга, отвечающую за что-то непонятное…, я побежал к Тане в комнату № 217. Петя от горя тронулся рассудком и поехал к матери Тани прощения просить. Видимо он тогда, студентом, заглядывался на Таню, желал её, а она на него «ноль внимания». Вот и «сыграла» у него страсть, выползла из закоулков мозга под воздействием «Лучистого».
Когда началась зима и выпал снег, задумал Глеб, что в тот же февральский день (он без труда определил календарное число) и в то же время он пройдёт весь путь от библиотеки до общежития – от момента «бегства» от Инги и до возвращения с «Лучистым» поздним вечером. И вот этот день настал. Снегопада не было. Мела позёмка. В обеденное время он подошёл к зданию бывшей библиотеки. Городская библиотека давно переехала в новое здание из стекла и бетона, а в прежнем здании находилось непонятно что, видимо оно периодически меняло собственников, а те не могли найти ему достойное применение. Глеб посмотрел на окна второго этажа. И представил, что там всё, как и тридцать лет назад: уют, старый паркет, цветы на подоконниках, а старенькое проводное радио рассказывает о подготовке к очередному съезду КПСС. Инга там ходит между стеллажей – ищет книгу, и, увидев её на верхней полке, никак не может до неё дотянуться. Он так поверил в это всё, что стал ждать, когда же Инга выйдет из библиотеки. Но из здания никто не выходил... Теперь надо пройтись по набережной. И набережная выглядела так же, как и тридцать лет назад (если не принимать во внимание огромное количество легковых автомобилей, которые проезжали по улице, проходящей вдоль набережной) – много снега, ни одной тропинки. Потом надо пойти в общежитие. Здесь та же история, что и с библиотекой – теперь студенты жили в других общежитиях, а эти, находящиеся в элитном районе города здания, были заняты адвокатами, нотариусами и прочими удачливыми коммерсантами. Неплохо бы зайти туда, но это после ресторанов. Ресторанов тоже не было – ни «Рассвета», ни «Нептуна». Всё же Глеб прошёл путь от здания, где находился «Рассвет» до трамвайной остановки. Остановка была и трамваи ходили. Правда очень редко и в трамваях мало народу. Было ещё светло, когда он подошёл к бывшему общежитию. Всё же попытаюсь зайти, решил Глеб. Что-то соврал вахтёру про нотариуса, показал паспорт и прошёл. Как снаружи, так и внутри здание было не узнать. Евроремонт! Но комнаты (сейчас кабинеты) остались на своих местах. Глеб сразу же взбежал на третий этаж. Вот в этой комнате он жил несколько лет. У Глеба была привычка возвращаться в прошлое и эмоционально ПЕРЕЖИВАТЬ его. И сейчас он почувствовал себя молодым парнем, студентом. Всерьёз, не нарочно, подождал: а не подойдёт ли к нему девушка со сногсшибательной фигурой и некрасивым носом? Нет, не подошла. В здание, где жили Олег и Петруха, Глеб прошёл так же без проблем. Четвёртый этаж. Вот в этой комнате они частенько пили пиво, пели песни, заводили всякие разговоры… А вот и тот закуток… На втором этаже комната №217. Глеб ощутил, что волнуется. Спуститься на два этажа ниже и чуть влево. Он себя уже не чувствовал студентом, радостным и здоровым парнем. Он стал словно «никем». И этот «никто» волновался и чего-то ждал. Второй этаж. В коридоре пусто. Видимо из этих контор люди разошлись после работы по домам. Даже половину лампочек в коридоре выключили. Вот здесь была комната №217. Глеб ошибиться не мог – третья от окна. После смерти Татьяны он приходил сюда. Странно – на двери кабинета не было никакой вывески. В конце коридора показался человек. Он шёл по направлению к лестнице, а значит и по направлению к Глебу. Человеку было на вид лет шестьдесят. Чуть полноватый, невысокий человек в свитере домашней вязки. Он и шёл как-то по-домашнему. Глеб, как бы походя, задал ему вопрос: «А что здесь находится»? «Ничего», – был короткий ответ. И снова вопрос: «А почему»? Человек остановился и внимательно посмотрел на Глеба. Он хотел сказать: «А вам какое дело?», – и уйти. Но он посмотрел в глаза Глебу и сказал другое: «Много лет назад в этой комнате убили девушку студентку. И все почему-то знают об этом, и не хотят арендовать это помещение». – «Так, выходит, там никого нет»? – «Теоретически, да – никого». – «Что значит – теоретически»? – «Вахтёры говорят, что во время ночных дежурств иногда слышат странные звуки со второго этажа – вроде, кто-то зовёт на помощь и звуки доносятся вот из этого места, где мы с вами стоим. Они сюда не поднимаются – боятся». – «Понятно», – выдавил из себя Глеб. Человек ушёл. Глеб остался наедине с дверью. Она открывалась вовнутрь. Глеб очень осторожно толкнул дверь. И вдруг она с шумом и грохотом открылась от сквозняка, темнота, что была внутри, наполнилась искажёнными от страха и боли лицами, и все вмести они громко выдохнули со стоном. Глеб схватился за сердце и упал…
Минут через пять лежащего на полу в коридоре Глеба, обнаружил тот же мужчина в вязаном свитере – он спускался по каким-то делам вниз и возвращался обратно к себе в контору. Вызвали «скорую». Глеба отвезли в больницу и поместили в реанимационное отделение. Состояние больного было плохое, но не безнадёжное. Врачи сделали уколы, поставили капельницу. Лекарство должно было поступать в вену всю ночь. Глеб спал. Уже под утро дежурный врач вышел из отделения. Бывает: в туалет сходить, чаю с коллегами попить. А когда через какое-то время вернулся обнаружил, что трубка капельницы оборвана, Глеб не дышал. Делали искусственное дыхание, пытались с помощью электрошока запустить сердце, но тщетно – Глеба не стало…
Уснувшему под капельницей Глебу привиделся сон: он осознаёт, что не так прожил жизнь и решает умереть, чтобы, возродившись, стать другим: не зависящим от мнения окружающих, поступать так, как хочет он сам – его воля и стремления. Во сне он думал, а возможно ли это? (Ведь если все будут такими на Земле воцарится хаос). Но сама мысль показалась ему хоть и рискованной, но заманчивой.
Проснувшись, он увидел капельницу и подумал, что сон продолжается, а эта странная конструкция около его кровати, какое-то недоразумение. Машинально он дернул за трубку, а может, просто, хотел попробовать на ощупь: что это такое. Лекарство перестало поступать в кровь. Глеб снова погрузился в сон. Ему снился снегопад. И около здания городской библиотеки ходит то ли тень, то ли привидение, которое постепенно исчезает.
 И вокруг становится бело, бело, бело, бело…