Весна 1945 года выдалась особенной. Наконец-то дождались Победы. Наступивший мир, как горный поток, многоголосо и светло струился и гремел салютом, омывая изможденные души счастьем и наполняя их любовью к ближнему, верой в силу добра. Он оповещал о себе фейерверками на улицах городов и светлой надеждой в счастливое завтра. Не страшны были даже руины. Ликовал, как никогда, и Черкесск, веселье и радость наполняли сердца. Эмоции зашкаливали, людям не сиделось дома, ходили в гости, делились впечатлениями, пели от переполнявших их чувств. А пятилетняя Юлечка думала, как хорошо, что не надо больше никого бояться.
Малышка любила сидеть на ступеньках старенького дома в ожидании мамы. На улице день проходил веселей и не казался длинным. Гулять по городу без присмотра не разрешалось, но она и не помышляла об этом. За долгие годы войны Юленька уже привыкла к своему одиночеству, словно срослась с ним и только сильно тосковала по маме. Природные художества удивляли и радовали детский глаз яркими картинками – одна лучше другой. Во дворе вызывающе господствовали одуванчики. Среди жгучей желтизны мелькала синь васильков, пробивались к свету весёлые купавки. Ласковые лучи солнца манили и грели. Ветер нежно и бережно гладил волнистые волосы малышки. Ей нравилось слушать гомон птиц, играть с маленькими пушистыми котятами, которые появились у соседей. Позже самого шустрого, рыженького мама взяла для Юли.
Отовсюду слышались восторженные возгласы людей, не скрывающих свою радость, ведь вернулись с войны сыновья, отцы и мужья. В числе счастливых оказались и Наташины близкие приятельницы - Дуся и Бэла. Они по-прежнему любили забегать к ней, так как ценили её за отзывчивое щедрое сердце. Обворованная жестокими годами лагерной жизни и войны, мама всё выстрадала и сохранила душу доброй, чистой и не очерствевшей. Ей всегда можно было довериться, поплакать и услышать дельный совет. Подруги, в свою очередь, пытались подбодрить и её:
- Наташа, не грусти, дорогая, ведь пропал - это ещё не погиб. Вот возьмет и объявится твой офицер весь в орденах!
Но Наталья беззвучно плакала, стараясь не показывать доченьке своё горе. А потом, успокоившись, смахивала слезы с лица, брала в руки любимую гитару и начинала что-нибудь наигрывать, уже бодрым голосом спрашивая:
- Ну, что вам, девочки, спеть? «Случайный вальс» или «Степь да степь кругом», а может, романс?
И гитара в ее руках оживала, душевные слова волновали сердца. Голос, чистый высокий, лился проникновенно и трогательно, вызывая у женщин слёзы. Тогда, чтобы их развеселить, она пальцами легко пробегала по струнам, и новые озорные звуки рассыпались в воздухе бисером, поднимая всем настроение. Игрой на гитаре и весёлыми песнями Наталья заглушала на время свою бездонную боль, уходила от навязчивых дум.
Иногда, наедине с малышкой, глядя в окно красными, опухшими от слез глазами, говорила:
- Одни мы с тобой остались на всем белом свете, одни… Бедные мы, бедные сиротинки…
Юленька из всего сказанного понимала только, что они «бедные». Поэтому, сидя днями на своем излюбленном месте, на ступеньках, в каждом проходившем в форме дяде представляла своего папу. Его она не помнила, но знала от мамы, что он очень добрый, и будет с ней играть. Малышка всем сердечком желала, чтобы он поскорее пришел.
Лето быстро катилось к закату, зеленые листья между собой грустно перешептывались, что до осени было уже рукой подать. Но солнечные лучи по-прежнему ласково и весело согревали своим теплом землю и людей. Птицы заливисто пели, как будто вовсе и не дожидались осени.
Однажды фронтовик, проходивший мимо старого дома, заметил маленькую девочку в цветном платьице, сидевшую на стоптанных скособоченных ступеньках. Мужчину остановили не по-детски серьезные и грустные глаза малышки. Он не смог пройти мимо Юлечки, не поговорив с ней, а уходя, пообещал, что придет завтра. Добрый мужчина теперь каждый день навещал Юлю и приносил ей груши – гостинец от какой-нибудь зверушки. Появившийся военный оказался замечательным рассказчиком и выдумщиком. Он внес в жизнь малышки ощущение праздника, радовал светлой улыбкой и вниманием. Всегда молчаливая, скрытная, она стала ждать его, чтобы услышать, как он в лесу встретил настоящего волчонка-братика или лисичку-сестричку, которые расспрашивали про хорошую и красивую девочку Юленьку и, конечно, передавали в подарок гостинец.
Груш накопилось так много, что они с мамой не успевали их съедать, тогда Юленька решила выставлять красивые плоды в миске на ступеньках и предлагать прохожим, чтобы купили. А вырученные деньги отдавала маме на хлеб – тем уже с ранних лет проявляя самостоятельность и заботу.
Однажды знакомые - Люба и Катя, заходившие в столовую выпить чаю и съесть по пирожку, рассказали маме, что приехал одинокий мужчина, очень видный, а главное, порядочный, и предложили ей познакомиться с ним:
- Наташа, ты, кроме работы и дочки, ничего не видишь. Глянь в зеркало, ты среди нас самая красивая! Носик точеный, тонкие соболиные бровки, да ты цены себе не знаешь! А фигура, как у девушки, стройная, тонкая талия, роскошная грудь и шикарная коса - корона на голове.
Наталья долго не соглашалась под разными предлогами, но сердобольные женщины проявили упрямство и убедили ее, что с ней ничего не случится, если сходит один раз с человеком в кино, они даже пообещали, что за Юленькой присмотрят.
После работы Наташа встретила у столовой Катю, а рядом с ней высокого, статного мужчину в форме. В глаза бросились великолепная выправка и аккуратность, сапоги блестели, как новенькие, хотя кругом стояла дорожная пыль. Катя представила их друг другу, и Петр, новый знакомый, пригласил Наталью в клуб. Они неспешно шли по городу, утопающему в зелени. По дороге Петр рассказывал разные истории из жизни - фронтовик оказался интересным и приятным собеседником. Но после фильма Наталья бегом побежала домой, не разрешив Петру её проводить. Совесть не позволяла молодой маме ходить на свидания, когда дома ее ждала любимая доченька. Больше они с Петром не виделись.
Наташу очень ценили на работе, где она слыла отменной поварихой, в её руках всё спорилось. Когда привозили муку, то самые аппетитные и ароматные пироги с капустой, с картошкой и яблоками пекла она. Посетители, один раз попробовав, уже знали их вкус, покупали много и несли домой. Какое-то время спустя к Наталье обратилась заведующая и предложила:
- Наташа, у тебя две комнатки, возьми в одну на время постояльца. Тут приезжий жилье себе ищет. Да и тебе копейка лишняя не помешает. В тот момент трудно было не согласиться на такое предложение.
Вечером в дверь постучали, и, так как она была не заперта, на пороге появился ее новый знакомый Пётр. Не успел он поздороваться с изумлённой Наташей и войти с деревянным небольшим чемоданом, как маленькая Юлечка бросилась к чужому мужчине с радостным криком:
- Папа, папка мой вернулся!
Мама разволновалась, смутившись от поведения ребенка, и только было открыла рот, желая объяснить доченьке, что она ошиблась, но проницательный фронтовик находчиво подмигнул Наталье, хотя его самого словно жаром обдало, и сердце бешено заколотилось. За доли секунды он справился с сильным волнением и уверенно с улыбкой произнес:
- Да, Юленька, я твой папа! – и подхватил ее с радостью на руки. Душа его ликовала и пела от новых, доселе незнакомых нежных чувств… Петр был бесконечно благодарен этой девчушке за подаренные ощущения.
А малышка прижалась к нему, обвила шею тоненькими ручонками и повторяла, словно колокольчик, звонко и радостно:
- Папа вернулся, мой папа вернулся!
Наташа, застыв от удивления, лишь всплеснула руками. Она не могла в толк взять, откуда он знает, как зовут ее дочку? Потом, когда вместе с Петром они сели пить чай, выяснилось, что он и был тем добрым и заботливым дядей, который подружился с Юленькой и угощал её грушами. Малышка была счастлива, как никогда, ведь её папа тоже объявился. Весь вечер сидела у него на коленях и лепетала, как хорошо ей теперь. А когда мама повела её спать, спросила:
- Папа, а ты теперь всегда будешь с нами жить?
Мама пыталась что-то сказать, но Пётр опередил её:
- А куда я денусь, война уже закончилась! Спи спокойно, Юленька! Завтра увидимся.
После работы Пётр охотно играл с Юленькой и каждый раз приносил ей гостинец от лесных зверушек. Это могли быть яблоки, сливы или то, что он специально оставлял от своего обеда, чтобы побаловать малышку и увидеть её сияющие радостью глаза.
В войну Пётр потерял всех близких. В детстве испытал голод, нищету и холод в прямом смысле. Был пастухом с пяти лет, зарабатывая себе на жизнь. С фронтом он дошел до Берлина, был ранен и дважды контужен. Теперь, пережив все невзгоды, его добрая чуткая душа потянулась к маленькому хрупкому созданию - Юлечке, скучавшей по отцовской ласке. Их сердца отогревались теплом друг друга, оттаивали и учились вместе жить... Он был полон благожелательного, радостного отношения к жизни и людям.
Светлое чувство любви возникло в сердце Петра к одинокой, но сильной и независимой Наталье. Оно росло и крепло. Внимательный по натуре, он с удовольствием помогал ей по хозяйству, ходил за водой в соседский двор, рубил дрова и все делал с юношеским задором и обаятельной улыбкой.
Вечерами трапезничали вместе, Петр любил пошутить или рассказать что-то смешное из своего детства, что могло быть понятно и малышке. Совместные чаепития проходили весело и оживленно, так как он моментально превращался в каждое из действующих лиц. Тепло и нежно Петр поглядывал на Наташу, как мог, ухаживал, старался облегчить ее домашний труд. И это не осталось без внимания впечатлительной женщины. Он к тому же оказался на редкость спокойным, уравновешенным и рассудительным человеком, обладал удивительным чувством меры и такта.
В рабочей суете, бытовых хлопотах время быстро летело. Однажды Петр вернулся с работы с роскошным букетом нежно-розовых астр. Юленьке передал яблоки от лисички, а Наташе вручил цветы. Увидев ее удивленные глаза, тут же выпалил:
- Наталочка, выходи за меня замуж, ты сама видишь, что я люблю и тебя, и Юленьку. Меня скоро переведут в другое место. Давай сойдемся по-настоящему и не будем изображать папу и маму… Всё равно соседи судачат о нас… Не будем их разочаровывать, давай жить вместе.
Наталья, обескураженная предложением, поначалу растерялась. Но потом решительно сказала:
- Петя, поговорим об этом позже, вечером…
Мужчина был в недоумении. Он впервые в жизни признался женщине в серьёзных намерениях и не мог понять, почему она уходит от ответа. От волнения Пётр не мог найти себе места, кругами ходил по своей комнатушке. Сентябрьский вечер не спешил темнеть и казался ему бесконечно долгим. Он вышел на улицу, выкурил не одну папиросу, но беспокойство его только росло.
Он предполагал, что они оба испытывают друг к другу искреннюю симпатию. Ещё в клубе Наталья ему сильно приглянулась. Перед ним оказалась не только красивая, но умная и очень порядочная женщина. Он оценил и её благоразумное решение общаться с дочерью после работы, вместо того чтобы ходить на встречи с ним. А прожив два месяца как постоялец, он почувствовал, что между ними есть взаимопонимание и ощутил в ней родную душу. К тому же она была замечательной хозяйкой, могла создать уют и тепло в чужой квартире. Рядом с ней было легко и спокойно, хотелось быть вместе всегда. В 32 года он осознал, что готов стать отцом удивительной девочки, которая сумела открыть в нём новые грани души. А духовная близость с Наташей, взаимная симпатия давали надежду на то, что он ей не безразличен.
Мучаясь в ожидании ответа, Пётр решил вернуться к себе. Но, взглянув в окно, увидел, как Наташа, одев Юленьке рубашечку, улыбаясь, что-то шептала и целовала ее нежные щечки и ручки. Уложила на кровать, одеяло заправила конвертом. Сама прилегла рядышком и запела колыбельную. Петру любо было слушать через приоткрытое окошко, как задушевно она поет…
Поздним вечером в небольшой кухне одиноко горела керосиновая лампа, тусклым светом освещая стол, на котором стоял чудесный букет астр и тарелка с красными яблоками. Пахло мятным чаем. За окном шептались деревья. Мужчина и женщина ждали разговора. Пётр сидел в форме с расстёгнутым воротничком, без ремня и с тревогой поглядывал на необычайно серьёзную Наташу. В одной руке она держала платочек, который нервно теребила, мяла пальцами. Гладкие русые волосы, зачесанные назад и заплетенные в косу, лежали на плече. Напряженную тишину нарушил её тихий голос:
- Петя, я должна поделиться с тобой одной тайной. Послушай, про мою горькую участь, а потом решай, быть нам вместе или нет… Никому еще не рассказывала об этом, но ты должен знать… В тридцатом году моих родственников репрессировали, мне тогда было 15 лет… Да, Петя, раскулачили, и не смотри на меня удивленно. Дело в том, что мои деды и прадеды по линии отца испокон веков добросовестно трудились на благо семьи, были купцами, смогли построить дом для себя и своих детей. Справно занимались хозяйством, держали магазин. Бога чтили, Священное Писание каждый день читали и благодарили Господа за хлеб насущный. Но были раскулачены и сосланы в Сибирь, - голос её дрогнул, глаза увлажнились, но, справившись с собой, она стала смотреть на нежные лепестки астр. Потом, окунаясь в прошлое, несколько раз тяжело вздохнула и продолжила:
- Мне же только-только исполнилось 15 лет, и нас с отцом и мачехой отправили, как овечек на бойню, в вонючем вагоне для скота в село Дивное. Осень, грязь, ветрище… Поначалу мы жили в землянке, спали на соломенных тюфяках, потом отец сам соорудил топчаны. Руки у него золотые, работящий такой…
Представь, Петя, власти даже назначили из бедняков десятников, которые следили за нами, «охраняя Советскую власть от кулацких элементов». Приходилось терпеть их косые взгляды и оскорбления, некоторые относились к нам, как к зэкам… Только через несколько лет стали переселять всех в более пригодные для жилья помещения. Нас тоже уважили… Бывало, стукнет десятник в окно, а сердце так и ухнет от страха в пятки. Переглядываемся и вспоминаем сразу о том, не сболтнул ли кто чего лишнего…
От волнения Наташе трудно было дышать, сердце ныло, она умолкла. Петр, беспокоясь, быстро встал и, набрав кружку воды из ведра, подал ей:
- Наташа, пойди отдохни… Может, в другой раз доскажешь, а то ты такая бледная сидишь, чем тебе помочь?
Но она решила излить душу сразу, чтобы больше не бередить раны. Петр молча слушал, иногда поднимался и нервно ходил возле стола взад-вперед. Пальцы то открывали коробок и вытягивали папиросу, то возвращали её назад или комкали. Скулы двигались, он глубоко сопереживал такой близкой и в то же время далекой женщине, возвращавшейся в мыслях вновь в своё чудовищное прошлое. Каждый тяжелый её вздох отзывался в его сердце болью, и он всякий раз заботливо спрашивал:
- Дорогая Наталя, может, тебе лекарство какое дать?
- Спасибо, Петя, оно само успокоится… Да… Нахлебались мы, горя… Этот ужас, казалось, тянулся вечность. Но почему-то перед самой войной многих из нашего села отправили в Сибирь, попали туда и отец с мачехой… Меня, к счастью, не тронули… Наверно, потому что на тот момент я была замужем за офицером. Странно, очень странно и больно, но от моих близких ни слуху, ни духу не было больше 10 лет, а вскоре вся родня там умерла… Хорошо еще, что дедушка и прадедушка не дожили до этого кошмара, о котором жутко вспоминать…
Вечер горестных откровений дважды прерывался. Наташа резко поднималась со стула и тихо подкрадывалась то к окну, то к дверям, стояла, прислушиваясь. Потом возвращалась и почему-то шепотом произносила, что ей почудилось, что там кто-то стоит, а это деревья шумели. Страх ее преследовал неотступно. Выпив глоток воды, она снова заговорила:
- В селе все приезжие много и тяжело работали, не разгибая спины… И мне сразу досталось, в 15 лет на стройку послали. От голода я еле ноги таскала, а идти надо было и по уши в грязи, и в ледяной ветер. Старалась, ой, как старалась, чтобы в штрафники не попасть… Там строили фермы, а летом гнали в поле… Голод был страшный, шесть лет как выжили - одному Богу известно. Многие умерли… Ночи не хватит о всех лагерных мытарствах рассказывать…
Наступившая тишина и унылый свет керосиновой лампы усиливали горечь печального рассказа. Смахнув платочком слезы, Наталья со вздохом продолжила:
- А когда выросла, то приметил меня Филипп. Хороший был человек, не посмотрел, что я из раскулаченных, позвал замуж… Полюбили друг друга, но тогда, наверно, если бы и не любила, то сбежала бы от мачехи. Она сызмальства меня не терпела, била ни за что, в школу не пускала, - Наталья вытерла уже влажным платочком слезы, - а с Филиппом дружно жили, через два года Юленька родилась, но не довелось нам вместе растить нашу доченьку…
Да, не довелось, малышка только начала делать первые шаги… И началась война, мужа сразу призвали, он ушел на фронт. Ни одного письмеца не было, без вести пропал в самом начале войны…
Наталья на время замолчала, поглощенная мыслями, а потом вымолвила:
- В 1944 году многих раскулаченных реабилитировали и отправили в Черкесск. Этот город мне раем показался после лагеря, где за тобой всегда следят, и тяжкий труд с утра до вечера. Здесь тоже не сытно жилось, но я почувствовала себя более-менее человеком, а не «врагом». Но по ночам, бывает, снится весь этот кошмар. Жить страшно до сих пор… Ты, Петя, подумай, прежде чем брать в жены. Крепко подумай, а то узнают, что я из бывших, и снимут с тебя ордена и медали. Вон сколько женщин молодых на тебя смотрят! Не торопись, подумай!
- Наталочка, родненькая, успокойся, побереги свое сердечко! До чего же всё жутко и бесчеловечно! У нас на Украине был голод, но об этом все знали, а то, что на Ставрополье был, никогда не слышал, нигде не писали… То, что с вами творили, это так дико и так жестоко, что трудно представить даже мне, фронтовику… Дорогая Наташа, меня хотят перевести в Прибалтику поднимать хозяйство. Там никто не узнает о том, что было с тобой и твоей родней. Верь мне и не переживай за меня... Теперь я буду заботиться о тебе и дочке. Только постарайся не вспоминать о прошлом. Забудь о нем, как о страшном сне… Начнем вместе новую жизнь. Тем более Юленька ко мне привязалась, папкой называет… Жизнь обошлась с тобой слишком сурово и несправедливо, но я постараюсь ее скрасить. Только не беспокойся и верь!
Перед Петром сидела беззащитная женщина, измученная страшной участью, которая никому не могла довериться и старалась быть сильной. Но отзывчивость и добрые слова Петра так растрогали ее, что она почувствовала себя ребенком и расплакалась теперь уже от счастья. Всхлипывая, ответила, что согласна.
Если бы не эта удивительная встреча папы с Юленькой, а позже и с мамой, то мы с сестрой Ниной не смогли бы появиться на свет. И никогда мама не пожалела о том, что доверилась Петру на тернистом жизненном пути. Любовью, мудростью и щедростью сердца он смог воскресить её израненную душу. Они жили скромно,но в большой любви.
***
* «В 1930 году была создана «Дивненская спецзона», в составе которой было одиннадцать поселков. Создавались они, как правило, вдали от существовавших населенных пунктов, в степи. Уже 5 сентября в зону прибыл первый эшелон спецпереселенцев с Кубани. Спецкомендатуры системы ГУЛАГа НКВД регламентировали порядок жизни более чем 45 тысяч переселенцев, изгнанных из родных сёл и станиц. Для обозначения этих переселенцев был ещё один термин — «лишенцы». Они были лишены не только имущества, но и гражданских прав.
— Ивановский В. «Кого „раскулачивали“ большевики»
***
Продолжение следует
http://www.proza.ru/2019/02/24/1597