Светлана Иосифовна
Дождь косой барабанил по крыше, метил в сердце, старался попасть.
Кто-то ливень наслал в город свыше, меланхолии мокрой напасть. Возможно, поэтому у Светланы Аллилуевой на душе было тоскливо. В ноябре 1951 года она написала отцу Иосифу Виссарионовичу Сталину письмо:
- «Дорогой папа, мне очень хочется повидать тебя. Никаких дел или вопросов у меня нет. Если бы ты разрешил и если это не будет тебе в тягость, я хотела бы провести на Ближней даче два дня из ноябрьских праздников…»
8 ноября за ней пришла легковая машина. За ней числилась историческая квартира Сталина в Кремле с библиотекой, которую собирала её мать. Дорога в Подмосковье предстояла недолгая, она принялась вспоминать жизнь с самого детства:
- В Кремле все жили в строгости, в занятиях. Все кремлёвские дети усердно учились, кончали университеты, получали специальности. Вместе жили Молотовы, Ворошиловы, Калинины и Сталины. У всех были убогие квартирки с казённой мебелью. При царе там жила прислуга.
Часто приезжал Ворошилов, Будённый с гармошкой, начинал играть, Орджоникидзе танцевал лезгинку.
- Это было весёлое время, - вздохнула она, наблюдая, как за окном автомобиля мелькали знакомые здания Москвы. - Не помню, чтобы они много пили… Так винцо лёгонькое, кислое. По кавказской традиции детям давали.
Хотя отец был строг к дочке. Однажды он увидел новое платье на ней, нахмурился и спросил:
- Это что? Заграничное?
- Нет, нет, - торопливо ответила девочка.
Он не любил заграничное и постоянно требовал от Светы:
- Никакой косметики, никаких духов, ни губной помады, ни маникюра!
Пока она вспоминала, машина домчала на Ближнюю дачу, откуда отец почти не выезжал в последнее время.
- Не нравиться она мне… - подумала Аллилуева, идя по дорожкам сада. - Вот на даче в Зубалово царила свобода. Это была богатая усадьба бывшего нефтепромышленника. Отец поселил семью там, рядом обосновался Микоян. Было весело!
Бабушка и дедушка детей Сталина постоянно жили в Зубалово, а остальные приезжали: мамина сестра Анна Сергеевна, брат Павел Сергеевич.
- Они были очень добрые, Аллилуевы! - помрачнела она. - Только почти никого не осталось…
Семь детей вертелось под ногами. Иосиф любил компанию, обильный стол, любил угощать, развлекать. Грузины народ семейный.
- У отца же не было ни братьев, ни сестёр, - знала дочь. - Вместо кровных родственников для него семьёй стали родители, братья, сёстры его жён Екатерины Сванидзе и моей мамы.
Навстречу ей вышел Николай Сидорович Власик. Он улыбнулся молодой, красивой женщине. Знал её с рождения.
- Сменив Паукера, - подумала он, - он унаследовал его безмерное влияние…
Власик был в мундире генерал-полковника. Он начальник Главного управления охраны, обязанность которого безопасность Сталина.
- Труд этот нечеловеческий! - знала Светлана. - Всегда ответственность головой, всегда жизнь на острие.
Николай Сидорович поздоровался и сказал:
- Иосиф Виссарионович пока занят. Предлагаю пройти в мою комнату, подождать.
Его комната располагалась рядом с комнатой Сталина. Они прошли туда, сели в удобные кресла.
- Помните, - неожиданно сказала Аллилуева. - Как до войны мы любили смотреть советское кино и американское с Диной Дурбин.
Власик смотрел на неё и не узнавал в ней голенастую девушку, бегавшую по даче с другими детьми.
- Грузинские девочки расцветают рано, - вспомнил он, - а ей было пятнадцать лет перед войной. Отец с болью увидел, что она совсем выросла...
Сталин чувствовал её южный темперамент и приставил охранника из НКВД, который сопровождал её в школу, на концерты, в театры. Затем началась война. Из эвакуации в Куйбышев она написала ему:
- Город мне не нравится... Очень много... хромых, слепых и прочих калек. На улице каждый пятый калека...
Только когда немцы были отброшены от столицы, отец разрешил ей вернуться. Летом 1942 года дочь оказалась в Москве. Дача в Зубалово была разрушена, но осенью её отстроили, Света переселилась туда.
- В доме жили жена Васи с ребёнком, - вспоминала вслух Аллилуева, - дочка Яши с няней. С Василием постоянно приезжали его друзья: лётчики, спортсмены, актёры. Пили смертно, гремела радиола, танцевали. Как будто не было войны…
В комнату зашёл офицер охраны и сообщил, что Власика требует хозяин. Они вышли вместе, а Светлана продолжила вспоминать, как начала учиться в университете, стала сталинской стипендиаткой, но науки не увлекали её, тем более что всё давалось легко.
- Я увлекалась, влюблялась, мечтала о несбыточном счастье, - призналась она. - Как все девушки на Земле.
На развесёлой даче познакомилась с Григорием Морозовым. Молодой человек был образован, хорошо воспитан, обаятелен. Учился в Институте международных отношений.
- Но он еврей… - тревожилась дочь о реакции отца.
Вскоре между ними вспыхнул бурный роман. Он развивался, как всегда у Светланы, стремительно. В 1944 году они решили пожениться.
- Но как испросить благословения отца? - мучилась молодая женщина. - Он наверняка помнит историю с Каплером.
Но, к её великой радости, известие он встретил равнодушно. Светлана поехала на Ближнюю дачу, чтобы объявить отцу о замужестве. Дочь редкий гость, они общались в основном письмами. Был май, всё цвело.
- Значит, замуж хочешь? - спросил он.
Ему никогда не нравилось её богемное и часто еврейское окружение. Поэтому Сталин долго молчал, смотрел на деревья.
- Да, весна, - сказал он и добавил: - Чёрт с тобой, делай что хочешь!
В соседней комнате вершились государственные дела. Нерешительность Абакумова в «деле Берии» потребовала решения, и палач с внешностью бравого гвардейца отправился за решётку. На пост министра госбезопасности назначил партийного работника Игнатьева, который докладывал Сталину о первых результатах работы:
- Арестовали многих начальников отделов и управлений МГБ.
Накануне вышло специальное постановление ЦК:
- Чекисты утратили бдительность, не видят террористических гнезд в стране, работают в «белых перчатках».
Началась новая кампания борьба с «белоперчатниками».
- Некоторые товарищи нам совсем не товарищи! - сказал ему Иосиф Виссарионович. - Помни!
Дочь сидела от него через стенку и вспоминала, как родила мальчика, странно похожего на отца, назвала его именем. Правда, категорически заявил, что видеть её мужа не желает:
- Все на фронте, а он в тылу окопался…
Светлана снова увидела отца, когда он вернулся с Потсдамской конференции. Когда она была у него, пришли посетители и сказали:
- Американцы сбросили на Японию атомную бомбу.
Все были заняты событием, а у дочери были важные новости:
- Родился сын! Ему три месяца, назвали в честь деда, Иосиф. Но какие это мелочи на фоне мировых событий…
В 1947 году брак был, расторгнут по указанию Сталина.
- К нам, - вспомнила Аллилуева, - приехал брат Василий, забрал паспорта, а через пару часов вернулся с новыми документами без штампов.
- Сионисты подбросили тебе муженька еврея, - сказал отец. - Ты понимаешь, сионизмом заражено старшее поколение, а они и молодёжь учат.
Когда Игнатьев вышел из кабинета, пригласили Светлану. После приветствий отец заговорил с нею о матери.
- Сегодня годовщина её смерти… Такой маленький был пистолет, - сказал он в сердцах. - Это Павлуша привёз ей!.. Тоже нашёл, что подарить!
- Это всегда отравляло ему ноябрьские праздники, - подумала она.
- Как ты живёшь с Юрием? - спросил Иосиф Виссарионович.
Он знал, что после развода дочка загрустила. Знакомых у неё немного, а их круг расширить невозможно. Аллилуева жила под постоянным надзором. Единственной отдушиной был дом Ждановых, где она стала часто бывать после смерти Андрея Андреевича.
- Там очень вольно… - радовалась молодая женщина. - Настоящий оазис по сравнению с моей унылой крепостью.
У сына умершего соратника Сталина Юрия по воскресеньям собиралась молодёжь, университетские друзья Светланы.
- К тому же я знаю, - рассуждала она, - что отец любил Жданова, уважал его сына и всегда хотел, чтобы наши семьи породнились.
Светлана влюбилась в Юрия, который был незаурядным молодым человеком, талантливым учёным, прекрасно образованным и воспитанным.
- Отсутствие любви не могут восполнить ни успехи, ни дети и тихие семейные радости! - уговаривала себя Аллилуева.
Для неё жизнь сердца была главным. В 1949 году вышла замуж за Юрия, сына Андрея Александровича Жданова, главного идеолога СССР. Он усыновил Иосифа, сына Светланы. Отец был рад браку, но предупредил:
- Там слишком много баб. Они тебя съедят!
Сталин не выносил Зинаиду Александровну и её сестёр. Скоро дом, который прежде казался таким привлекательным, совершенно преобразился.
- Я столкнулась с сочетанием показной, ханжеской «партийности» с самым махровым «бабским мещанством», как говорил об этом отец! - призналась она подруге. - Сундуки, наполненные разным добром, безвкусная остановка, какие-то вазочки, салфеточки, копеечные натюрморты. А ведь это был дом Жданова, который ведал вопросами культуры и искусства.
Царствовала в доме вдова Андрея Андреевича Зинаида Александровна. Именно она соединяла в себе партийное ханжество и мещанское невежество.
- Отец оказался прав, - вскоре разочаровалась Светлана. - У нас перестали бывать друзья, а Юра ушёл в работу. Я его практически не вижу. Он не обращает на меня внимания. Ко всему прочему он оказался типичным «маменькиным сынком», который полагается на вкусы и суждения матери.
У них родилась дочь Екатерина. Сталин поздравил её письмом:
- «Береги дочь. Государству нужны люди, даже недоношенные!»
Аллилуева глубоко вдохнула, набираясь храбрости и заявила:
- Мне очень хотелось тебя видеть, чтобы поставить в известность, как я живу. Что же касается Юрия Андреевича, то мы с ним решили расстаться...
- Зря, - заметил он.
- Нет уж, довольно с меня этого сушёного профессора, - вспыхнула Аллилуева, - бессердечного эрудита, пусть закопается с головой в свои книжки, а семья и жена ему вообще не нужны...
- Тебе что-то нужно? - спросил, заканчивая разговор. - Деньги?
- Деньги у меня есть, дело не в этом… Мне негде жить!
- Ты уже большая, - вздохнул отец и попрощался, - делай, что хочешь… Получишь пятикомнатную квартиру в Доме на набережной.
Выходя из комнаты, Светлана заметила репродукции картин, вырезанные им из журналов. На них девочка поила из рожка лосёнка, мальчик бежал на лыжах, ребятня сидела под вишней.
- Картинками он заменил внуков… - изумлённо поняла она, когда ехала на машине обратно. - Так ему лучше!.. Никто и ничто не нарушает его одиночества и оторванности от людей.
Матвей
Серым январским утром 1876 года в Самаркандской казарме линейного Туркестанского батальона шли занятия «словесностью». За деревянными столами сидело человек тридцать учеников в мешковатых шинелях. Усатые и бородатые солдаты учились писать на грифельных досках.
- Тихо! - учителем был капитан роты Матвей Григорьевич Генсицкий.
Он стоял около двух чёрных досок с картонными буквами в руках.
- Ну, братцы, какая это буква? - спросил, подняв вверх букву.
- Веди! - раздался хор самых разнородных голосов.
- Эта буква какая? - капитан поднял другую картонку.
- Аз! - закричали солдаты и принялись рисовать буквы.
Генсицкий смотрел на них и неожиданно вспомнил, как десять лет назад после подчинения Кокандского ханства русские войска двинулись на Самарканд. Под сильным ружейным и орудийным огнём обе колонны батальона перешли по грудь в воде реку Зарявшан и отважно пошли на приступ неприятельской позиции, изрытой траншеями для стрелков.
- Когда мы, перейдя последний приток, с криком «ура» бросились на длинные линии бухарцев в штыки, те бежали, оставив орудия и массу оружия! - Матвей участвовал в том бою.
Потери российских войск составили сорок человек убитыми и ранеными. На следующий день Самарканд сдался генералу Кауфману.
- Александр Македонский был, по преданию, первым завоевателем Самарканда, - объявил генерал на победном построении части. - Императору Александру II суждено покорить его в последний раз!
Солдаты написали непокорные буквы. Капитан осмотрел результаты и приказал переходить от упражнений умственных к физическим. Фельдфебель Ситников построил третью полуроту и пошутил:
- Коли маленьких не научили, большим в голову не вобьют!
- Нет, не то! - ответили солдаты. - Лучше поздно, чем никогда. Грамота пригодится, хоть письмо написать домой или что другое...
Рыжий солдатик Черноусов ловко подтянулся на кольцах. Дошла очередь вятского солдатика Волкова, который плохо подтягивался.
- Ну, ты, вятский, - заметил Генсицкий. - Не подгадь Вятку!
- Да я, господин капитан, смолоду не научился, а уж скоро домой...
- А старому солдату так делать стыдно. Ты должен примером для других служить, а выходит, что молодые солдаты лучше тебя делают.
Время подходило в двенадцати часам. Заиграл рожок. Новобранцы, не зная, играют на обед или «сбор», предположили первое, схватили медные чашки и кинулись бежать на кухню. Фельдфебель Ситников заругался:
- Куда вы, серые черти?
- За обедом! - ответил Волков.
- Какой вам обед! Слышите, что сбор играют, а не обед! Катайте шинели, берите сумки и мешки.
Закопошились солдатики, схватили ружья, амуницию и выбежали на двор. В пролётке, запряжённой парой вороных, сидел полковник, Михайлов, бравый мужчина, в очках, с чёрной с проседью бородой. Сбегались офицеры. Полковник бодро выскочил из коляски и обратился ко всем:
- Поздравляю вас с походом, братцы! Я получил от командующего войсками телеграмму. Выступаем в Мерв.
- Рады стараться, ваше высокоблагородие! - звонко рявкнул батальон.
Солдат распустили собираться к передислокации. Бабы, прослышав, что мужей берут на войну, подняли вой.
- Э, братцы, идём в поход... - сказал Черноусов.
- В Мерв на стоянку, - предположил Волков.
- Ну, едва ли на стоянку! - уточнил фельдфебель Ситников. - Скорее война! Что мне с «Бишкой» делать? Как забрать с собой?
«Бишка», большая, лохматая собака, с огромной головой, давно служил в батальоне и никогда не отставал от солдат. На стрельбу и на маневры, всюду сопровождал их верный пёс.
- Нашёл за кого переживать! - поддел его Волков.
Полковник разрешил солдатам брать вещи не более пуда.
- Убьют вас, братцы, - смеялись над холостяками женатые.
- Да разве на войну пойдём? - огрызался Ситников.
Вышло приказание оставить женатых и заменить их людьми из других частей. Когда женатых оставили, солдатки остались недовольны:
- Прослужат солдатики срок, пойдут домой, а мы тут останемся... Уж лучше бы на войне погибли!
Начали солдатики лишнее продавать: кровати, ящики, поношенные мундиры. Всё спускалось задёшево. Явились покупщики сарты, продувной народ, начали увозить из казарм солдатские пожитки целыми возами.
- Ничего лишнего не брать! - полковник приказал каптенармусам, артельщикам и фельдфебелям, что нужно покупать для упаковки.
Ситников уговаривал солдат не продавать сапоги:
- Боже вас сохрани! Солдат в походе без сапог пропащий человек!
Из Ташкента привезли войлочные кибитки и деревянные чашки. Подрядили сартов для «тюковки» верблюдов. Из главных складов прислали четыре полных годовых комплекта патронов.
- Завтра гуляем отходную! - объявил солдатам Генсицкий.
От каждой из остающихся частей ассигновали по двести рублей. Устроили обед в городском парке, чисто выметенном, с нагими деревьями и кустами, который красиво убрали флагами. Около фонтана поставили длинные столы со скамьями вокруг. За обедом подавали плов, суп, по пирогу на солдата, баварское пиво, по нескольку ведер на стол, фрукты разные.
- Словом, пир горой, - одобрил Матвей.
Гремела музыка, присутствовал генерал Гродеков. Пили солдатики, веселились и даже присутствием генерала не смущались. Вечером офицеры собрались на прощальный ужин. Кто-то предложил сыграть «в медведя». Вызвались участвовать шесть человек, среди них Генсицкий. Они сели за отдельный стол, положили по рублю. Михайлов скомандовал:
- Медведь идёт!
Офицеры выпили по рюмке водки и полезли под стол. Через некоторое время он подал команду:
- Медведь ушёл!
Вылезло пять человек, один заснул. Цикл игры повторился, пока не остался один Матвей, который забрал все деньги.
- Удалой офицер! - похвалил его полковник. - Стойкий к водке и в бою!
В часов пять утра дежурные по ротам пошли будить спавших на железных кроватях под ватными одеялами солдат. Просыпались неохотно, протирали глаза, накидывали амуницию и бежали к умывальникам.
- Свежо! - вздрагивал Волков.
Собрались на молитву. Хор свежих голосов дружно пропел «Отче наш», «Спаси Господи». Затем новобранцев погнали за чаем, они, с медными чайниками, каждый для своего отделения, помчались на кухню.
- Последний раз тут чай пьём! - расположились служивые для чаепития.
У кого была чашка, у кого кружка. Чай был хороший, душистый. Суетились, связывали в тюки. Ротные командиры осмотрели людей всё ли у них исправно, а Генсицкий спросил Ситникова:
- «Бишка» здесь?
- Здесь, господин капитан! - ответил фельдфебель.
Прошёл кобель с ними немало походов, а при переходе гор, когда смозолил лапы, солдаты сшили ему сапожки из кожи.
- Стар уж пёс, - пояснил он. - Утром мог идти за солдатами, а днём, смотришь, везут на ротной телеге с мишенями. Нельзя его брать…
- Слушаюсь! - хозяин собаки попросил смотреть за псом оставшихся.
Батальон соединили. Полковник Михайлов был на рыжей лошади.
- Ну, господа ротные командиры, - сказал он, - не теряйте времени!
Раздалась команда, заиграла музыка походный марш, и, мерно отбивая ногами мёрзлую землю, двинулся батальон по Самарканду. По пути полурота зашла на квартиру к полковнику за знаменем и денежным ящиком. Наконец, подошли к большой каменной церкви.
- Народу собралась тьма… - огляделся Матвей.
В церкви служили молебен. Солдаты стояли без шапок и молились. Скомандовали на молитву, потом из церкви вынесли знамя.
- На краул! - раздалась новая команда.
Как струйка ручейка, сверкнули солдатские ружья. Музыка заиграла:
- «Боже, царя храни».
Потом генералы попеременно, сказали солдатам напутственные речи.
- Счастливого пути, братцы! - закончили они.
- Счастливо оставаться, ваши превосходительства! - рявкнул батальон.
Звучно пронеслась команда по притихшей площади. Заиграла музыка, дружно пошли солдатики по дороге из города. По пути батальона выстроились все прочие военные части: пехота, артиллерия и казаки.
- Прощай, Самарканд! - Волкову было жалко покидать сытный город.
Бойцов прошибли слёзы, Генсицкий подбадривал их, шагая рядом:
- Не мы первые, не мы и последние, везде люди хлеб едят!
продолжение http://www.proza.ru/2019/02/28/747