Чёткое сопоставление своего успеха непомерной пытливости, означает взглянуть, а дальше мысленно нарисовать соответствию такому фрагмент в воображение своём. Пытливо продолжать смотреть на него и только потом шаг за шагом, по самой что ни на есть малой крохе, уцепившись за самый краешек, попытаться переместить его в мир реальный. Чудесно, когда бы могли мы думать, что есть такая у нас возможность. Пробираться бы нам тогда, как муравью сквозь разные причудливые препятствия. Словно кроты рыли бы мы в направление таком, перед глазами имея только черноту. Пронеслись бы над землёй, а потом бы очнулись на миг в глубине океана, на одну секунду, лишь только для того, что бы понять, что здесь сейчас мы, здесь... Как в страшном сне.
Крутили маленькие монеты, привязанные на нить. Это делалось почти каждый день. Рука была вытянута чуть вперед, пальцами сжимая рёбра её, Плама нёс монету в сарай. Растрескавшийся цемент под ногами, тёплый, нагретый утренним солнцем, заманивал взгляд, а в голове звучал его дразнящий голос:
- Посмотри на меня!
- Малыш, представь себе, как жутко было бы сейчас оказаться в траве покрытой росой.
- Прижмись ко мне, и я отдам тебе своё тепло.
- Достаточно случайно задеть ногой меня, и по спине твоей побегут мурашки. Брр... Падай и прижимайся ко мне всем своим телом, я тёплая, я отдам тебе своё тепло, или хотя бы иди по мне и никуда не сворачивай.
Я смотрю вниз, специально вытянув немного вперёд руку, я смотрел сквозь монету, не замечая её, на дорожку. Она бежала у меня под ногами, словно лента бегового тренажёра.
- Только бы не наступить мимо, только не задеть бы эту омерзительную зелёную траву, покрытую росой.
Цемент весь растрескался, он лежал кусками на земле, а сквозь него прорастала трава. Она была намного меньше той, что была по бокам дорожки, но её было очень хорошо видно. Она была такой же зелёной и мокрой. Серые кусочки цемента менялись зелёными участками с травой, всё это проносилось у меня под ногами, кружа мою голову в безумной череде.
Ночью сравнительно холодно по сравнению даже с этим не очень тёплым утром. За ночь сарай набирал в себя эту холодную массу ночного воздуха и сейчас, когда я распахну дверь, он с великой щедростью окатит мои ноги, прикрытые одними шортами, этим гадким сырым потоком.
Простая медная монета, зажатая в тиски на верстаке. Я ищу глазами коловорот, всё очень похоже на то, как я себе это представлял. Здесь действительно очень холодно и может быть, не настолько холодно, как сыро. Мне здесь всё равно очень нравится... Сейчас, сейчас только бы перенести эти нелёгкие первые минуты адаптации и потом станет куда легче. Может быть, не стоит из этого делать правило, но обычно получается так, что если есть что-то плохое, рядом найдётся крошка хорошего. Как плюс с минусом в физике, не в силах на линии паритета стоять, они всё же есть - как и многое другое. Так и в этот раз, проснулся и первым делом представил себе запах, который будет в сарае. Запах, лежащих здесь долгое время вещей. В первую очередь запах, а уж потом и всё остальное. Остальное, как ни странно было то же очень хорошим, было плюсом. Почему-то в тот момент, я думал о том, что меня посетила отличная идея, проделать утром в медной монете дырку и это как ни странно являлось для меня очень хорошим предвкушением - предвкушением наслаждения.
Проснитесь трусишки, у меня сейчас под ногами несётся уже не дорожка из растрескавшегося цемента. Я не лечу, одни мои глаза летят, я просто вижу внизу огромный луг, а меня нет. Ослепительные, жёлтого цвета одуванчики и зелёная трава. Огромное поле плавно двигается под моим взглядом, оно ровно проплывает там внизу, и постепенно приближается. Всё это затянулось во времени, очень долго, настолько долго, что я не боюсь даже той мысли, что когда-нибудь вся эта красота окажется слишком близко ко мне. У меня нет таких чувств, что бы я мог передать, то, что я чувствую. Мне удивительно хорошо, я надеюсь на то, что даже в следующий момент, мне будет хорошо только от того, что перед этим, блаженное состояние моё, не оставило мне больше других мыслей. Видеть и не дышать, чувствовать, но в полной мере не передать этих чувств, потому, как нет их. Простотой своей, чёрствым кнутом ограничений, на спине моей, тысячу раз высекли слова, что вы не оставили мне не единого шанса донести всё это до вас. Крот будет дальше рыть грунт, вгрызаться зубами в землю, но уже не как крот, а как тот, кто для этого не приспособлен. И глаза в следующий миг не востребованы будут, так как не понадобятся они больше в темноте угнетающей. В сырость ступить, попасть во мрак, утонуть, не отхлебнув счастья вдоволь, таким вот образом придётся пробиваться дальше.
Милые мои вещи из сарая. Дорогие тюки с разными тряпками, Чёрные куски рубероида, потемневшие от времени фотографии на стенах, кусочки сена, огромные груды инструмента и всякого хлама. Вы больше не появитесь в глазах мальчика интригующими и приятными загадками, как это было раньше. Что кучи напильников для него сейчас, что ты старый ручной наждак, на который смотрел малыш, когда тысячи искр летели из тебя в разные стороны? При всём великолепии и разнообразии вас - вы всё-таки дорогие мои, останетесь на веки вечные всего лишь предметами.
Я открыл глаза, верстак уже близко, помню, мы с дедом крепили к нему тиски. Дед пыхтел и чего-то бормотал себе под нос. Дело было днём, и на его лысине образовалась испарина, у него был всегда под рукой платок и он очень часто останавливался, что бы убрать капли с гладкой кожи головы. Он останавливался и протирал плешь, при этом обязательно повторял одну и ту же фразу, делая очень сильное ударение на первой букве "А":
- "Ай, я, я, я, яй", ну что ты будешь делать.
Я зажму в тиски медную монету и у края просверлю коловоротом маленькую дырочку. Через эту дырку я продену нить, и буду крутить монету вокруг своей головы, пока мне это не осточертеет. Она будет летающим спутником. Кроме этого, она будет жужжать. К тому же она будет на верёвке, и в довершение ко всему крутить её буду я.
Устойчивое состояние мне придаёт время. Я буду устойчиво стоять на ногах только к обеду, утром меня будет болтать из стороны в сторону и я с большим трудом смогу удержаться на ногах, шагая по узенькой цементной дорожке. Провались всё пропадом! Чем пытаться удержать равновесие, ведь лучше упасть, задев щекою крапиву, прижать плечом траву и увидеть перед собой толстый ствол подсолнуха. В глазах возникнет красная гирлянда от удара, затем в голове кратковременная боль от внезапного сотрясения и, наконец, долгожданный покой, насквозь пронизанный тишиной, свежим ароматом земли. Одно я не учёл, торчащий из земли металлический штырь, на который налетел мой висок.
Величие моё над человеком, над предметами над кем бы то ни было, всё из действия моего необдуманного. И нестись бы в припрыжку, как все дети, по зелёному лугу, да нет, дай полечу. Воробьёв обгоняя, выше орлов, забывая вас всех, я полечу далеко-далеко. И возьму с собой любого, кто пожелает, и обратиться ко мне с просьбою такой.