23 февраля

Станислав Тараненко
Эту историю, я давно хотел рассказать, но как то все не мог придумать, к чему её приурочить.
А история, в самом деле, очень трагическая и о человеческом подвиге.
Вспоминая то время, меня все время охватывает ужас, а что бы было, если бы не было тех людей. Как все бы повернулось, и где бы я был.
Но, вернёмся к самой истории.
Были восьмидесятые.
Лето.
Черноморское побережье.
Пионерский лагерь.
По давности лет я честно сказать и не помню название этого лагеря. Может это, был «Орлёнок», а может «им. Пионера Полевого», я не помню. Ближе к концу смены, по лагерю начали проводить соревнование, между младшими отрядами, под кодовым названием «ФАНТИК». Дело в том, что в рацион нашего питания, входили конфеты и фантиками был засыпана веся территория лагеря. По этому случаю и решили провести такую акцию.
Условия данного развлечения, были элементарно просты. Отряд насобиравший максимальное количество фантиков награждался поездкой в севастопольский океанариум.
Приз был знатный, и мы, всем отрядом, как сумасшедшие собирали фантики от конфет по всей территории лагеря и жилых корпусов. Однажды, под вечер, я выходил из столовой, и в нише, в которой проходили трубы отопления, мой цепкий глаз, заметил пару-тройку цветных, скомканных бумажки. Конечно, я полез доставать.
Все бы хорошо, но ниша была закрыта деревянной решёткой, и когда я, кое-как просунул свою тонкую, детскую ручку между решётки, я напоролся на громадный, ржавый гвоздь. Из ранки брызнула кровь и я, помятуя, как нас ругают за любые травмы, промолчал.
Я просто забыл про эту царапину.
Все началось через пару дней. Проснувшись по горну, который будил весь лагерь, я не захотел бежать в умывальню, а потом и от еды отказался. В обед, я так же не притронулся к еде. Меня стало ломать, и на следующее утро, я просто не смог встать с кровати. Меня отправили в изолятор. Так называлось двух этажное, серое зданьице, прятавшееся за административным корпусом в кущи акаций.
Меня посмотрела медсестра, потом какая-то врачиха. Они долго смотрели мне в горло, заставляли дышать носом, мерили температуру. К вечеру, мне стало совсем худо. Я метался в простынях, меня рвало и временами терял сознание. Меня чем-то кололи, взяли анализ крови из пальца.
В палату зашла высокая, худая, с острыми и серыми глазами за стёклами очков, женщина. Она была главврачом этого мед. учреждения. Она присела на кровать, посмотрела мне в глаза и спросила, что у меня болит. Я ответил, что у меня ничего не болит, и тогда она спросила, не получал ли я травм, не падал ли я на спортивных площадках или на игровых зонах. И вот тогда я ей рассказал про царапину на руке, тем злосчастным гвоздём.
Она попросила показать. И я вытащил посиневшую руку, которую прятал в складках простыней. Дальше была суета...
Помню крики, помню уколы и помню, как меня завернув в одеяло, на руках несут в машину скорой помощи, с мигалками. Помню рёв сирен, когда меня везли, по извилистым крымским дорогам, в военный госпиталь. Впереди летела машина милиции, они расчищали путь, за ней шла наша скорая, в которой находился - я.
Я помню, как меня на руках заносили в здание, и помню высокие белые потолки. В обе руки мне поставили трубки, в меня постоянно, что-то вливали и вкалывали. Шёпотом произносили – сепсис...
врач, в халате, идеально отутюженном. Пожилой, с морщинами на лбу и совершенно белыми волосами. Приходил каждый час, что-то писал, смотрел мне в глаза, снимал ЭКГ, иногда становился совсем грустный и тогда как-то стесняясь, брал меня за руку и начинал говорить, что я сильный и что я выкарабкаюсь.
Через сутки, я практически был в коме. Я иногда выплывал сознанием, и видел красные глаза постаревшего доктора с военной выправкой и стрижкой. Я ловил слова, иногда они складывались в какой-то смысл и я понимал, что он рассказывает про своего сына, который когда-то тоже был таким же маленьким, как и я, но вырос и сейчас служит на военном эсминце...
Я опять проваливался в забытье и мне представлялись картины. Это были военные корабли, которые проходили по рейду вдоль побережья, а иной раз я как птица летал над городом и заглядывал в окна. Я видел людей, которые занимались обычными домашними делами, смотрели телевизор или мыли посуду, после ужина. Однажды, я вдруг начал лететь к солнцу, я летел, летел, летел... и вдруг, поняв, что не смогу до него долететь, просто стал падать.
Наступила темнота и тишина...
Очнулся я в темноте, дежурный свет из коридора, зацеплял край моей кровати. Слышно было, как работают какие-то приборы и аппараты, очень хотелось пить.
За столом, рядом с кроватью, угадывался силуэт человека.
Я зашевелился, и быстрая рука, включила настольную лампу. Это был тот же самый военный доктор. Он смотрел на меня и улыбался. Я попытался, что-то сказать, но не смог, из-за слабости.
Я не чувствовал тела, но мозг мой стал работать.
Доктор пересел ко мне на кровать, и стал мне рассказывать долгую историю о том как он со своим сыном ходил на рыбалку и как они застряли в болоте и рыбы то они не наловили...
Но мои мысли были не в той увлекательной истории, я думал, а как же я пропущу прощальную линейку в лагере, и костёр, если я заболел.
Я, ещё тогда не знал, что врачи военного госпиталя, боролись за мою жизнь уже 10 суток. Что смена в лагере уже закончилась, а под огромными стеклянными дверьми, режимной проходной, каждый день, с самого утра по поздний вечер, ходит моя мама. Которая прилетела, первым же рейсом, из Москвы, когда ей позвонили.
Ходила она под дверьми, ожидая известий о моем состоянии.
Я начал поправляться, в палату ходили, как на экскурсию. Ко мне забегали молоденькие медсестры, пихали мне то яблоко, то персик, то огромную гроздь винограда. Солдатики в нелепых пижамах, приходили потаращиться на мальчика, о котором говорил весь госпиталь и который выжил. Угощали дыней, а один в туалете, на стене, нацарапал название моего города и год.
Маму мою не пускали, но пообещали, что если все будет хорошо, меня через неделю выпишут.
Солнечное утро. Огромный холл с мраморными полами. Меня выписывали.
Было немало народа.
Врач, весь гордый, в военной форма и с медалями, с хитрой улыбкой и гордостью в глазах, провожал меня до проходной.
Меня целовали, трепали голову, стучали по спине.
Военный врач в погонах и с улыбкой, обнял и прошептал мне в ухо, что бы я, ни смел больше - никогда болеть!!!
Я вышел в огромные стеклянные двери, и упал в распростертые руки мамы, а по ту сторону проходной, стояли люди, военные люди, люди которые СЛУЖАТ, и если надо, они придут на помощь любому...
С искренней благодарностью всем служивым, в праздник 23 февраля.