Посвящается детям Войны
В поезде дальнего следования нередко пассажиры, оказавшиеся сидящими рядом, или в одном купе, быстро знакомятся и завязывается дружеская беседа. Видимо этому способствует монотонный успокаивающий стук колес и легкое раскачивание вагона. Для нас, жителей России, это свойство характера более близко в отличии от европейцев. В молодости я любил дальнюю дорогу и встречи с интересными людьми. Однажды мне повезло оказаться в пути в одном купе с хорошей мужской компанией. Василий по профессии агроном, высокий и худой, в очках, приятного интеллигентного вида, уральский металлург Николай – коренастый, с широким добрым лицом и крупными рабочими руками, а также пожилой лесничий из Сибири – Тихон Савельевич – могучего сложения, с окладистой, густой бородой и крепкой шеей. Мне казалось, что он весь пропитан насквозь хмельным хвойным лесом, ну а четвертым в этой компании был я – сельский ветеринарный врач. Кто-то из нас предложил сходить в вагон ресторан, отметить знакомство. Тихон Савельевич, вытащив из-под полки большую сумку сказал: «Вот что, ребята! Я постарше тут вас всех!» – раскрыв сумку и вынимая жареного гуся, маринованные грибы, соленья, орехи и пирожки, а также бутыль самогона он продолжил – «пока это все не съедим, ресторан отменяется! Моя Марья Сергеевна старалась, готовила, а вы уж отведайте на здоровьечко, и меня сибиряка не забижайте!»
Тут уж все у кого что было стали выкладывать. «Стоп-Стоп!» - сказал он – «сперва мое! Я первый!».
Все дружно засмеялись.
-Ладно, Тихон Савельевич, мы согласны и с удовольствием попробуем твоего гуся и прочие вкусности!
Сибиряк мастерски разделывал гуся, а я в это время его спросил: «Тихон Савельевич, Вам, лесничим, зарплаты, наверное, высокие платят? Ведь вы в тайге безвылазно!?»
Он, улыбаясь мне ответил: «В архивах Ленинградского музея сохранились указы Петра 1 и между прочим о них еще Александр Сергеевич Пушкин говорил, что хотя они и кнутом писаны, но мудро и с большим остроумием. Вот и о нас есть там такой указ: «Лесничим, впредь, зарплату не прибавлять, а паче убавить, ибо дело лесное, темное и прибыльное!» С тех пор нам зарплату и не прибавляют, а лес Слава тебе Господи, как был темным, таким и остался ныне. Хотя черных лесорубов» развелось спасу нет, и рубят тайгу торгаши проклятые! Кстати, мы жители леса, народ дружный, у нас много всякой живности, в том числе: коровы, бычки на откорме, лес кормит нас, травы много, по пояс, медовая, коси – не ленись. Так вот, мы объединяемся семьями, а прятать нам нечего друг от друга, одну семью отпускаем на отдых, в Сочи или Крым, а все хозяйство берем на себя, они прикатят отдохнувшими и другие поедут! Так что друзья, мы на югах чаще вас бываем!»
Разговор у нас шел о разном. В основном «на злобу дня», чувствуя себя легко и свободно, каждый говорил, что думал. После нашего застолья, Тихон Савельевич предложил попить его чайку с лесным сбором. Заваривая его, он вдруг спросил нас: «Вы не обращали внимания, друзья, что с каждым годом появляются все больше и больше колдунов, целителей, ясновидящих и прочих шарлатанов, дурачащих легковерных людей. Грабят их без совести, особенно тех родственников, у кого тяжело больные, но не вылечивают никого, если что только кто сам исцелится. У нас в тайге есть потомственные настоящие целители и травницы знахарки, обладающие действительно необыкновенными, даже можно сказать, сверхъестественными способностями. Кстати, и среди шаманов Севера и Алтая. Но они никогда денег не берут, знают, что потеряют сразу силу – им разрешено принимать в подарок продукты или вещи.
- Это очень интересная тема – сказал Василий, поправляя очки, - Вы, наверное, уже слышали, что люди пережившие тяжелую катастрофу, или побывавшие в коме приобретают иногда удивительные способности, вплоть до ясновидения. У меня был в жизни случай, позволивший встретиться с таким человеком. Если у вас друзья имеется желание, я могу об этом рассказать.»
Мы дружно попросили его не скромничать. Василий начал свой рассказ:
«Шел разгар войны. Всех эвакуированных беженцев в пригороде расселили в наскоро отстроенные бараки. В числе прибывших оказалась наша семья из блокадного Ленинграда. Бабушка, мама, я и сестренка Нина. В бараках постоянно сквозило, но люди не роптали – шла война и благодарили за крышу над головой, дрова и временное пособие до трудоустройства. Сестренка Нина в школу еще не ходила, а я с большим отставанием пошел в третий класс. Вопрос стоял о переводе меня во второй по неуспеваемости. Но мама настояла: «Прошу оставить его, я уверена, он нагонит!»
Нина лицом была круглая и в ней худоба так не проглядывала, как у меня, скуластого и бледного, за что прозвали «Заморышем». Я на ребят не обижался, по своей детской наивности и недопонимания, в этом возрасте дети бывают жестокими, особенно если в лидерстве оказывается сильный и избалованный. Таким вожаком в классе был краснощекий крепыш Веня. Он и дал мне это презрительное прозвище. Венька учился хорошо, но родители хотели, чтобы он стал отличником. Его отец – директор крупной торговой Базы, считался в городе значительной фигурой. Венькина мать, постоянно появлялась в школе с узлами – подарками для учителей. Но сынок, в отличники никак не дотягивал. Я на удивление учителей, нагнал программу и учился в общем легко. Правда в отличники не рвался, а мама мне говорила: «Ох, Васька, ленивый ты, дурак! Ведь мог бы отличником быть с полпинка!». Венька же старался, зубрил, и мне его даже жалко было, пытался как-то предложить ему помощь свою, но он глянул на меня с такой ненавистью, что я больше к нему не подходил. Жизнь в нашей семье налаживалась: мама устроилась в местную типографию, а бабушка стала гардеробщицей в городском театре (по большому блату – как она сама сказала), артисты, узнав, что она в молодости была актрисой, тут же ей помогли.
Незаметно пришла весна. За городом, недалеко от наших бараков находился большой пруд. И я увлекся рыбалкой. В свободное от учебы время я брал удочку, червяков и бежал к пруду. Там я подружился с местными рыбаками. Чаще всех рыбачили два деда и солдат инвалид на деревянной ноге. Они, узнав, что я из барачных, да еще блокадник, задружились со мной и стали учить рыбацкому мастерству. Называли меня «малец». В начале рыбешка меня постоянно обманывала, но мои учителя, подбадривая говорили: «Терпение малец и внимание, рыбка будет твоей!»
Вскоре я приносил домой пару карасей на уху.
В городе я часто видел на базаре ненормального паренька. Позднее мне стало известно, что он Лешка слабоумный, по прозвищу Блаженный. Он жил с бабушкой в какой-то развалюхе на другом конце города. Они прибыли из Белоруссии, бежав от немцев. Она вязала шерстяные носки, варежки и этим приторговывала на рынке чтобы свести концы с концами. Лешка выглядел вполне нормальным мальчишкой, лет 12, с приятным лицом и крепким телосложением. Только взгляд темно-синих глаз его всегда смотрел куда-то мимо, безразлично ко всему и совершенно пусто. Однажды, в один из воскресных дней, моя бабушка пришла с рынка, купив мне теплые носки, а Нине варежки. Она рассказывала маме: «Сегодня купила вещи у женщины, внучок у нее Леша Блаженный, мы с ней разговорились, ей оказывается, пришлось пережить немало. Она мне поведала: «Ведь Лешенька стал ненормальным после бомбежки, когда мы бежали от фашиста. Наша колонна беженцев, кто на подводе, а больше пешком, как мы с дочкой моей и двумя хлопчиками. На нашу колонну неожиданно налетели фашистские самолеты, когда мы шли по проселочной дороге в поле. Они показались неожиданно и стали сбрасывать бомбы, мы в панике разбегались кто куда, но нигде ни кустика спрятаться не было. Немецкие истребители расстреливали бегущих людей. Я упала оглушенная взрывом, но успела увидеть, как мой старший внучок Ясь побежал по полю в толпе женщин и возле них прогремел взрыв. Сколько я пролежала не помню, глаза открыла, в ушах звенит, а голова тяжелая. Я поднялась и пошла шатаясь, и принялась кричать своих, и искать среди разбросанных по полю, разорванных осколками тел. Я подошла к воронке, где мой Ясь подорвался в бегущими. Заглянула в ту яму, и такая жуть меня захватила от увиденного, что голова закружилась и ноги подкосились, помутнело, лицо онемело. Нашла Машеньку, дочку, она лежала пулями пробитая, прикрыла Лешу, сначала показалось что он тоже погиб, но он глаза открыл, сам смотрит на меня взглядом безумным и мычит что-то. К нам подошел худенький старичок, и взяв меня за плечи встряхнул резко: «Поднимайся, милая, фашисты на пятках у нас, в любую минуту здесь будут! Тикаем! Я лошадку поймал, чудом уцелевшую, в повозку запряг, молодуху тут еще с дитем живую нашел, они уже там сидят!»
Он помог нам забраться и тут я вдруг назад выбираться стала.
-Ты куда старая? Умом чей тронулась?»
- Не могу я дочку на дороге оставить! Они же танками по ней поедут. Ладно Ясь, внучок в воронке, а она то там, на поругании, на дороге!
-Стой мать, не слезай Христа ради! Я сейчас ее уберу ,в поле ложбину найду! – а сам вожжи сует в руки, - держи говорит, коли увидишь их окаянных, не дожидайся, гони коня! Авось не догонят проклятые» – и сам шустрый такой, старикашка, побежал где дочка лежала, перетащил ее волоком в поле и нашел куда спрятать. Вернувшись кряхтя и задыхаясь сел в повозку и погнал лошаденку что есть мочи.
-Крепись мать! И ты дочка! – сказал дед – дал Господь, живые остались! А в той воронке, где внучок твой, и моя вся семья лежит, четверых я сегодня потерял – сказал дед, глотая слезы. С тех пор вот, Леша не в себе, может и поправится когда»
Сколько раз я видел Лешку, ходил он одетый небрежно, расстегнутый и обычно без шапки, даже в мороз, с копной густых волос, покрытых инеем. Здоровьем его природа не обидела, характером он был не злой, но мальчишки дразнить его остерегались, знали, что сила у Блаженного не детская. Взрослея он стал умнеть и приходя на рынок, предлагал помощь, в качестве грузчика. Работал с охотой, стараясь не уступать взрослым. Но когда хватался за тяжелый мешок, продавцы его придерживали, правда, Леша работал по настроению, дело в том, что он все слышал и уже понимая, иногда мог услышать в свой адрес что-то обидное, и, тогда ящик с фруктами или другая поклажа бросалась в сторону и он уходил с рынка не дожидаясь оплаты. А продавщица ему вслед только кричала: «Лешка гад, ты что творишь?!»
Однажды я рыбачил на своем любимом месте, у меня клевало, я дернул удочку и из воды вылетел гольян, перелетев через мою голову. Мелкую рыбу я обычно отпускал назад в пруд, но тут почувствовал, что кто-то дернул леску за моей спиной. Я обернулся и увидел позади себя Лешку, он быстро сняв рыбку с крючка тут же с хрустом ее съел. Сам радостно улыбался и большим пальцем показывал, что очень доволен. Я раньше никогда не видел его улыбающимся, зубы у него были ровные и красивые, а глаза так и светились, сам он мычал и рукой мне показывал:» Давай, дескать, лови дальше!» Меня это рассмешило, да я и рад был его компании. Так у нас завязалась с ним дружба. Рыбачить ходил я в разное время, когда мог урвать свободный час от уроков. Меня всегда удивляло, что стоило мне явиться на пруд, как через короткое время за моей спиной я слышал Лешкино мычание. Он сидел, улыбаясь и ждал добычу. Рыбаки, тоже заметив это говорили мне: «Послушай, малец! У тебя с Лешкой, какой-то телеграф проложен, непонятно, как он в другой стороне городка узнает, что ты рыбачить пошел!». У нас с Блаженным получилось какое-то бессловесное соглашение, мелкая рыбка его, а крупная моя. Отец мой пропал без вести, но мама верила, что он жив, и нам домочадцам эту веру вселяла. Как-то она мне сказала: «Вот придет от отца письмо, и я его обрадую, напишу, ему, что Вася его стал отличником! А ты, лоботряс, постарайся, не подведи и лень преодолей!»
В следующую четверть я вышел отличником, как-то так вышло, видимо матушка меня достала в край. А Венька остался в ударниках и простить мне он такое не мог. В тот же вечер по дороге домой, меня крепко побили: шел сильный дождь, и они с двумя дружками сбив меня с ног испинали в грязи. Открыли портфель и все книги в грязь побросали. Неделю я провалялся дома, меня выхаживала бабушка, мама сходила к Венькиным родителям, и все им рассказала, но они спокойно выслушали ее, и его мать улыбаясь сказала: «Ничего ужасного не произошло, ведь они дети! Сегодня повздорили, а завтра помирятся!»
-Вы говорите ничего не произошло?» - сказала возмущенно моя мама- сынишку избили втроем зверски, ногами, нос сломали, все тело в синяках, он в постели лежит, а вы говорите «Ничего ужасного?»
Тут заговорил Венькин отец:
-Вы что, ругаться пришли? Наш мальчик просто так никого не обидит! Ваш сын сам виноват! И идите, мамаша, успокойтесь, пока худо вам не стало
-Да ну вас, - сказала мать, и махнув рукой ушла вытирая слезы. Что она могла сделать?
На второй день вечером, я услышал крики женщин возле нашего барака. Потом послышался голос мамы. Она вроде как перед кем-то оправдывалась. Я выглянул в окно и увидел Венькину мать и родителей его дружков, что побили меня.
-Это ты натравила Лешку безумного на наших детей? Тебе это так не пройдет! Мы тебя в тюрьму упрячем!
-Ой да Бог с вами, что вы такое говорите! – оправдывалась мать.
На шум вышли барачные бабы, они были в курсе что со мной произошло. Эх как поперли они их:
«Вы кого, солдатку посадить собрались, у которой мужик на фронте? Да мы за нее всем вам глотки повырываем, разжирели со своими мужиками на складах жопы отращиваете. А ну пошли отседа, буржуи проклятые, закон пришли свой устанавливать!»
Венькина мать, испугавшись, тихо шепнула подругам: «Идемте от этих бешеных!»
О том, что Леша Блаженный натворил, извозив в грязи хулиганов, а портфели их утопив в болоте, узнали многие. Но главное, удивляло всех то, что каким образом, из большой школы в 500 учеников, Блаженный нашел виновных и наказал, заступившись за единственного друга?
Вскоре Лешку стараниями Венькиных родителей упекли в дурдом. Но как говорится: «Нет счастья, так несчастье помогло!»
В психиатрической больнице в то время еще работал старенький врач психиатр, который обратил серьезное внимание на Алексея. Имея многолетний практический опыт, он занялся лечением Блаженного, и благодаря терпению и большому таланту, ему удалось восстановить ему полноценное сознание, но к сожалению, немым Лешка так и остался.
К окончанию школы я вытянулся и окреп. На физкультуре стоял уже третьим. Став студентом, уехав в другой город, приезжая домой на каникулы, бабушка, обнимая меня говорила: «Не пройдет и полчаса как твой друг здесь объявится!»
Мы только семьей присаживались к столу, как в дверях слышался стук и входил улыбающийся Алексей: Высокий, плечистый, с красивым лицом и добрыми глазами. Мы обнимались как родные братья, и я приглашал его к столу. Мы дружим с ним и по сей день.
Однажды я спросил его: «Леша, как ты узнал, что я приехал?! Как ты тогда смог вычислить Веньку с друзьями, когда они побили меня?»
Он, улыбаясь и мыча показал рукой на свое сердце.