Призрачная тень в тающем небе

Валерий Потупчик
          Каждую весну с женой Людмилой и кошкой Мусей во второй половине апреля я сажусь за руль машины и отправляюсь на юг. За два дня дороги из зимы лесотундры Ямала мы попадаем в весну западных отрогов Южного Урала. Уже в Сургуте, проезжая над полноводной Обью, начинаешь замечать изменения: большие промоины во льду, просевшие и сглаженные солнцем сугробы, волнующая белесая синь неба. За Салымом белые покрывала утончаются, уходят в глубокие хмурые овраги, скатываются ручьями в набухшие темным ноздреватым льдом речки. В Тобольске бушующий Иртыш несет мутные шалые воды, подмывая  крутые берега и вырывая деревья с корнем из осевших, подмытых береговых оползней. Километры тянутся долго, а весна приходит быстро и за Иртышом в лесах и восточных зауральских степях нет уже и намека на зиму. В горах цветут подснежники, на крутогорах солнечными пятнами пламенеют жарки, всё вокруг в обещании долгого тёплого лета.

          Так было и в этот раз, пока я не пересек условную границу между Азией и Европой и не подобрался к западным отрогам Уральских гор. Весна закончилась и мы вновь оказались в зиме, в том, с чего началось наше путешествие. Вершины гор, склоны, перевалы, долины, ущелья и распадки были завалены снегом, не свежевыпавшим, легким и искрящемся на солнце, а тяжелым матовым не растаявшим зимним, метровым слоем покрывающем все вокруг. Преодолев последний кряжистый хребет мы спустились в предгорья Урала и подъехали к своему деревенскому дому. Деревня и дом утопали в снегах. Меня, прожившего на Ямале почти четыре десятка лет и видавшего не одну пургу на Камчатке, такое обилие снега на Южном Урале в конце апреля неприятно удивило.

          Легко сказать - подъехали к дому. Южную часть деревни разрезает клин леса, заканчивающийся сосновым бором. Мы живем на отшибе и едва съехали с чищенной дороги на нашу грунтовку, ведущую к дому сквозь лес, которой пользуюсь я один, как машина безнадежно застряла в сугробах. Оценив ситуацию я предложил эвакуацию в пешем порядке. Протоптали снег до ворот, расчистили калитку, добрались до дома, повоевали с полутораметровым сугробом на крыльце - и мы дома.

          К нашему дому с востока вплотную подступает сосновый бор, помнящий еще времена последнего российского императора. Могучие сосны в два обхвата гулко колотят шишками по крышам гаража и бани, защищают от  пронизывающего ветра, дают приют и кров бесчисленным птицам. С севера тянется овраг, по пологим склонам которого растут плакучие березы, спускающие пряди веток до самой земли, молодые дубки тянутся вверх, пытаясь перерасти усыпанную темной ягодой иргу, рябинки шелестят ажурной листвой. Весной живописные склоны оврага  заполоняет цветущая примула. Летом на больших открытых полянах соседствуют яркий зверобой и скромная душица; красные фонарики клевера кивают белым зонтикам тысячелистника; голубые колокольчики склоняют чашечки и шепчутся с прячущейся в полутень душистой таволгой, от аромата которой странно и нежно перехватывает дыхание; земляника уживается со своими более высокими соседями и радует крупной сладкой ягодой. Низину затянули уремные заросли черемухи - любимого пристанища соловьев.

          Весна выдалась холодная и дождливая. За неделю снега не осталось и в помине, а дожди не прекращались. Мелкая моросящая влага переменялась переплетенными в жгуты струями студеных ливней, листья рябины дрожали на ветру под тяжелыми каплями, вскипали лужи воздушными пузырями, обещая продолжение водного банкета. Им на смену приходили стылые синие туманы, безграничная печаль исходила от мрачных, опустивших до низу ветви, насквозь промокших берез. Настояный  на слежавшейся хвое и прелой листве подлеска воздух, вперемешку с туманом, необъятной скорбью источал сосновый бор.

          Покупал я этот дом в августе. Все радовало глаз: и примыкающий вплотную сказочный бор, и живописный овраг с березами и черемухой, и открывающиеся с горы виды на реку Белую и забельские дали. Но был один существенный недостаток: прекрасный бор населяли вороны. Подросшие к концу лета и вставшие на крыло воронята совместно с родителями и остальной вороньей коммуналкой время от времени поднимали неописуемый гвалт. И все же по сравнению с прочими плюсами этот недостаток я обошел вниманием - и не зря. Следующей весной ворон изгнали ушастые совы из давно облюбованных и насиженных мест. Обычно бывает наоборот - вороны, в особенности нахальные городские, выживают сов. Но здесь победили совы, чему я был несказанно рад и потому относился к этим ночным хищникам с большой благодарностью.

          Ушастая сова получила свое название из-за пучков перьев на голове, которые она может поднимать, опускать или плотно прижимать к голове. Эти «ушки» не являются органами слуха, хотя помогают сове улавливать все звуки из окружающей среды. Ушастая сова издавна соседствует с человеком и, являясь самым лучшим и совершенным пернатым ловцом мышей и крыс, помогает избавляться от чрезмерного количества грызунов. В благодарность за это люди считают ушастых сов мудрыми, их изображают сидящими на стопках старинных фолиантов в профессорских мантиях и шапочках с кисточкой. Самая интеллектуальная игра на нашем телевидении "Что! Где? Когда?" в качестве символа избрала сову - символ мудрости.

          Весь день ушастые совы спят, сидя в развилках веток, вытянувшись и прижимаясь к стволу, сливаясь окраской с корой дерева. Заметить ее в таком положении почти невозможно. Активными совы становятся только в поздних сумерках и ночью, бесшумно и плавно облетая свои охотничьи угодья на открытых местах - полянах, вырубках, лугах и полях, где они ищут добычу. Их полет, благодаря мягкому оперению крыльев и строению краев маховых перьев, гасящих звуки, практически неслышен. Поэтому в любом месте сова может появиться неожиданно как призрачная тень.


          Примерно через месяц после нашего приезда прилетели соколы чеглоки. Пара кружилась и кружилась над соснами, то поднимаясь ввысь, то снижаясь к вершинам деревьев. Наконец они опустились и скрылись в кроне ближайшей к дому сосны. Осмотром соколы остались довольны и у нас появились новые соседи. Единственное, что меня смутило - в бывшем вороньем гнезде на этой сосне проживала семья сов, выгнавшая прежних обитателей - крикливых ворон, и вместе со мной справившая новоселье. Но соколы ясно дали понять, кто теперь здесь хозяева, и я принял их появление как данность. Чеглоки садятся на гнезда на месяц позже ушастых сов и занимают брошенные, никому не принадлежащие. Вывод оставалось сделать один - совы покинули гнездо. Беспокоило меня одно - почему они это сделали? Куда они переселились? А соколы в редких перерывах между дождями кувыркались в бездонном небе, показывали воздушно-акробатические номера и не давали ответа.

          Чеглок - небольшой, стройный и элегантный хищник, селится вблизи обширных открытых пространств. Он прекрасно летает. Исполняя брачный танец или преследуя добычу, он делает стремительные движения и показывает мастерство владения скоростными маневрами. Самец, поймав добычу, нередко прямо на лету предлагает подруге подарок и она охотно принимает его, совершая при этом обязательный кульбит. Чеглок охотится главным образом на крупных насекомых - майских жуков, усачей, саранчу и мелких птиц. Излюбленная добыча этого хищника - береговые и деревенские ласточки. В полете его можно отличить по стройному силуэту и длинным серповидным крыльям. Это основные отличия чеглока от более крупного своего родственника сапсана, на которого внешне он очень похож. Силуэтом и окраской чеглок напоминает сапсана в миниатюре.

          "Наши" соколы вблизи гнезда на мелких птиц не охотились никогда. Наоборот, охраняя свое гнездовье, они бесстрашно вступали в бой с ворОнами, вОронами, черными коршунами, ястребами-тетеревятинками, сапсанами и незменно становились победителями, изгоняя врагов в дальние дали. Птичья мелюзга - трясогузки, щеглы, синички, коноплянки, соловьи и прочая и прочая находились под их надежной защитой, завидев чеглоков не беспокоились и беззаботно щебетали. Лишь осторожный и скрытный вяхирь стремительно пролетал через поляну и прятался в густой кроне деревьев. На птичью охоту соколы улетали к реке и гонялись за быстрыми ласточками береговушками, колонии которых в изобилии заселяли обрывистые берега.

          В июне с приходом лета потеплело, но дожди не прекращались и чувствовал я себя от такой мокряди неуютно и неприкаянно. От этой непогоди и наша Муська, неутомимый и страстный охотник, обленилась и, в отличие от прошлых лет, перестала приносить мышей. Она приходила из оврага насквозь мокрая без привычной добычи в зубах. В иные годы наш член семьи каждый день таскала мышей и в знак благодарности укладывала их перед крыльцом - угощала меня и Людмилу. Нынче же что кошки, что люди ощущали душевный разлад и какую-то  неустроенность.

          Постоянное ненастье не давало мне увидеть и моих друзей ушастых сов. Только в короткую пору поздних сумерек можно заметить силуэт их расправленных крыльев на непогасшем небе, когда они вылетают на охоту или возвращаются в гнездо с добычей - мышами, полевками и землеройками. А услышать их вполне возможно. Весной самцы ушастой совы довольно разговорчивы, ночью можно слышать их протяжное частое «у-ух». Но кроме этого совы издают и другие звуки - отрывистый крик, свист, тонкое поскуливание. Но и эти звуки не доносились из леса. И я ждал появления птенцов - тогда станет невозможным скрыть заселенное гнездо. У ушастой совы есть интересная особенность: самочка несет яйца в течение нескольких дней, но птенцы вылупляются практически одновременно. С наступлением сумерек глава семейства отправляется на охоту, а птенцы издают тоскливые жалобные крики, выпрашивая пищу. Замолкают они только во время еды, а потом все повторяется снова и сова папа трудится всю ночь.
 
          Уже в тот момент все факты были перед моими глазами, но я их с постоянным упорством не замечал и с надеждой в поздних сумерках вглядывался в небосвод, надеясь разглядеть призрачную тень в тающем небе и услышать жалобные крики птенцов.

          Окружающий нас мир одновременно и гораздо сложнее и проще, чем даже мы можем себе представить. Зачастую человек не сразу понимает значение того, что он видит или слышит, делает ложный вывод и принимает его за истину. Мне для понимания этого понадобился целый год.

          Напрасно я смотрел в сумеречное небо, вслушивался в ночные звуки и ждал жалобных криков птенцов. Наши добрые друзья совы исчезли из всего леса и только новые соседи соколы оглашали окрестности резкими отрывистыми криками. И я терялся в догадках: почему совы покинули лес?, в чем причина? Неужели одна пара чеглоков смогла выселить целую колонию сов, как когда-то совы сумели, к моему вящему удовольствию, изгнать отсюда внушительную воронью коммуналку. Причина лежала передо мной на открытой ладони, но я сделал ложную предпосылку и неверно истолковал факты, не замечал умницу Муську и пытался притянуть за уши ни в чем не повинных соколов, принимая следствие за причину.

          В следующем апреле, перезимовав на Ямале, мы вновь в который раз повторили путь и переехали из зимы в весну Южного Урала. В мае появились соколы, прилетевшие с зимовки из теплых краев: так уж жизнь расставляет всех по своим местам - кому зимовать на морозном Ямале, а кому в жаркой Африке. Соколы кружились над своей сосной, в кроне которой находилось их прошлогоднее пристанище, и тревожно кричали. Какой-то неясный для меня фактор привел их в возбуждение, чем-то они были явно недовольны и обеспокоены. Через пару дней чеглоки выбрали себе другое жилище, перебравшись все так же на край леса, но немного южнее, успокоились и стали обживать новое гнездо. Как явного, так и скрытого повода для смены места жительства не было видно.

          Весна вновь выдалась холодной, но в меру дождливой - никакого сравнения с прошлогодним потопом. Снега минувшей зимой практически не было, вымерзла вишня, пропали тюльпаны, жалкие остатки выживших цветов нехотя появлялись из несогревшейся земли. В природе всегда так, вечно она стремится к усреднению: дав с избытком нынче, завтра не раскошелится и на медный грошик. Но противной мерзкой весны вновь не пожалела. Шквалистые северо-восточные ветры гнали прижимавшиеся к земле низкие разодранные в клочья мрачные облака; хмурыми холодными рассветами птицы неуверенно пробовали голоса и замолкали; унылые туманы стекали в овраги и низины, окутывали реку и цеплялись за прибрежные кусты; угрюмые мужики проклинали небесную канцелярию и не сажали картошку в стылую землю; хозяйки по утрам топили печи и неприкаянный ветер носил печальный дым над поникшими огородами и притихшими садами.  Холода не пугали только нашу Муську, нынче она исправилась, отбросила прочь прошлогоднее лентяйство и исправно таскала мышей нам на угощение.

          В первый день календарного лета, обутый в теплую обувь, надев шерстяные носки и перчатки, я сидел на озере и ловил карася. Била прибойная волна, устилая берег грязной пеной, с неба сыпалась снежная крупа и секла щеки и лоб, но все в этом мире относительно. Вот уж воистину, как там в песне поется: у природы нет плохой погоды...? В этот ненастный леденящий душу и тело летний день я установил свой рекорд по величине улова и количеству пойманных карасей. Ни до, ни после таких здоровенных карасей я не ловил. Как теперь верить своему многолетнему опыту и многочисленным рыбацким справочникам, что карась начинает ловиться, пока вода не прогреется и не установится теплая и приятная погода как для рыбы, так и для рыболова.

          Ничто не вечно под луной, пришел конец и холодам. На закате я усаживался на крыльцо и наблюдал за отходящим ко сну лесом и затихающими его обитателями. В один из таких вечеров я смотрел на меняющиеся краски осколка небосвода между сосновым бором и березами, на истончающуюся темнеющую синь и в этот момент от смутного клина леса отделилась тень и в призрачном небе плавно проплыла над оврагом. В тот же миг из леса раздался тоскливый жалобный крик. И снова крик, и еще, и еще. Они доносились из разных мест и вскоре я насчитал не менее пяти гнездовий ушастых сов. Не успел я обрадоваться своим вернувшимся соседям, как слева от крыльца из оврага появилась наша умница Муся и положила передо мной мышку. Даже не мышку, а факт, вещественное доказательство того, над чем я целый год ломал голову.

          И сразу разноцветные камушки калейдоскопа сложились в стройную и изящную картину. Отгадка лежала на виду - мыши; умница Муся беспрестанно ее подсказывала еще в прошлом году, а я не смог сразу сложить простые факты, пытался поставить телегу впереди коня, причину подменял следствием и труженицу Мусю обвинял в лености. А ларчик просто открывался - то ли от небывалых глубоких снегов, то ли от последовавшего за ними прошлой весной вселенского потопа, невиданного со времен пращура Ноя, мыши дружно снялись и покинули окрестные места. Вслед за ними ушли совы. Ушастый папа за одну ночь должен добыть более десятка мышей и полевок, чтобы прокормить ненасытных детишек и присматривающую за ними супругу. Колония сов не стала гнездиться на старом, ныне голодном, бескормном месте и ушла в поисках лучшей доли. Свято место пусто не бывает и молодая пара соколов нашла свободное гнездо с идеальным расположением: на краю леса на горе с уходящим вниз открытым склоном и протекающей неподалеку большой рекой. Соколам мыши не нужны, их интересует вовсе иная добыча.

          В нынешнем году мыши вернулись, возвратились и совы на прежнее место жительства. Соколы гнездятся позже и, прилетев этой весной, обнаружили свое гнездо занятым. Как добропорядочные соседи они не стали предъявлять права на жилплощадь старым хозяевам, побеспокоились немного, но покидать столь благодатный край не захотели и нашли совсем рядышком свободное гнездо.

          Еще раз повторюсь: окружающая нас природа и сложна и проста одновременно. Необходимо только расставить все по своим местам, вовремя заметить серенькую неприметную мышку, чаще вслушиваться в ночные жалобные крики и изредка, хоть и мельком, успеть разглядеть едва заметную призрачную тень в тающем небе.