Записки слушателя советской школы милиции
Повесть
Аннотация
Это история про романтичного юношу, который поступает в советскую школу милиции, чтобы стать сотрудником уголовного розыска и помогать людям в беде, однако вовсе не успешная учеба приводит в конечном итоге к раскрытию в нем дедуктивных способностей Шерлока Холмса.
Выпускникам Шатской высшей школы милиции МВД СССР посвящаю
Отрывок
– «Братьев Карамазовых» прочитал? – спросила меня улыбчивая пожилая библиотекарша.
Она меня хорошо помнила, потому что я постоянно брал в библиотеке романы Достоевского.
– Нет еще.
– Тогда ничего выдать тебе не могу. Сдашь «Братьев Карамазовых», получишь что-нибудь новенькое. «Записки из мертвого дома» советую прочитать, там вся суть его идей и творчества.
– А у вас нет медицинского справочника?
Она сочувственно посмотрела на меня.
– Болит что-нибудь?
– Да нет. Нам преподаватель по уголовному праву задал задачку, а там фигурирует лекарство, хочу его описание посмотреть.
– А, так тебе не медицинский, а фармацевтический справочник нужен! Так бы сразу и сказал.
Через минуту она положила на стойку перегородки увесистый коричневый том.
– С собой не дам.
– Да я прямо здесь полистаю.
Я нашел статью «Бициллин пять», она была ужасно длинной и напечатана мелкими буквами. Минуты две или три мне потребовалось для того, чтобы найти, наконец, нужные строчки. Вот!
«...белый порошок во флаконе объемом десять миллилитров. Побочные эффекты. Гиперчувствительность к новокаину вызывает острую реакцию на бициллин пять вплоть до почечной недостаточности и летального исхода».
Я поспешно сдал справочник и сам не свой заскочил в туалет, чтобы умыть лицо. Картина происшедшего, кажется, стала вырисовываться окончательно. Теперь я не знал только одного, – как использовать мое знание. Пойти к руководству областного управления внутренних дел? А что, если во всей этой истории имеется неведомая мне подоплека, благодаря которой все, собственно говоря, и закрутилось? А я, как дурак, вылезу со своим знанием.
Помог, как всегда, случай. Через неделю из Афганистана прилетел отец. Ему следовало прибыть в Москву для нового назначения, но он решил сделать крюк, чтобы повидать нас с мамой. Один из наших преподавателей, его товарищ по академии, предложил ему прочитать лекцию перед нашим курсом о ситуации в Афганистане, поскольку достоверной информации в официальных источниках практически не было.
После обеда мы вместо того, чтобы, как обычно, разойтись по аудиториям на самоподготовку, двинулись в лекционный зал. После длительного лечения отцу вставили выпавшие зубы, и теперь он мог нормально говорить. Был он, естественно, в гражданской одежде, из-за чего у него, как я узнал позже, случился инцидент с Ледневым.
– Стоять, нарушение формы одежды! – завизжал он, заметив отца, спешащего по плацу в сторону административного корпуса.
Папа подошел к нему, представился, показал удостоверение полковника милиции. В ответ Леднев попытался забрать у него удостоверение, поскольку, не разобравшись, принял его за слушателя факультета повышения квалификации.
В конце концов, отец послал его по матушке, и Леднева едва не хватил удар. Он, естественно, вознамерился раздуть скандал. Пришлось самому начальнику школы объяснять ему, что наше учебное заведение могут посещать командированные оперативные сотрудники, которые не имеют возможности носить форму или не могут ее носить в силу служебной необходимости, и скандал угас, едва разгоревшись.
Отец не читал лекцию по бумажке, просто сверялся с записями и рассказывал суть своими словами. Слушая его, я вдруг поймал себя на мысли, что он, никогда не преподавший, всю жизнь прослуживший на оперативной и руководящей работе, читает лекцию лучше, чем некоторые наши доценты и профессора. Из него мог бы получиться отличный лектор, – вот что я вдруг тогда понял, глядя на него, спокойно стоявшего за кафедрой.
Он говорил тихим голосом, однако так проникновенно и душевно, что, казалось, разговаривает не с аудиторией в двести с лишним человек, а со своим лучшим другом. Зал мгновенно притих.
– Это его отец, – вдруг услышал я чей-то горячий шепот за спиной.
Кто-то из сержантов показал глазами на меня. Понятное дело, скоро весь курс знал, чей отец читает лекцию.
Многие ожидали услышать заезженные штампы о происках американского империализма и героическом афганском народе, несмотря ни на что строящем при поддержке СССР новое социалистическое общество, а услышали простой и четкий доклад о внутренней политической обстановке и структуре местной преступности. Вопреки стереотипу, который как будто бы сам собой напрашивался из сообщений средств массовой информации, из лекции отца следовало, что банд как таковых в нашем советском понимании там попросту нет, поскольку местные жители чрезвычайно законопослушны и религиозны. Если кто-то сидит под следствием в тюрьме, его камера не запирается, он может выходить в город, но вечером неизменно возвращается.
А проблема в том, что новое правительство слабо ведет разъяснительную работу, и, как следствие, не имеет широкой поддержки населения, поэтому вполне закономерно, что в стране продолжается политическая борьба с использованием разных средств, в том числе вооруженных группировок. По этой причине миссия советников МВД, присланных из СССР, сводится больше к дипломатической, чем оперативной работе. Мирить враждующие группы, не допускать разжигания политической распри, – вот что является их главной задачей в Афганистане, однако, как всегда, есть фанатики, террористы, взращиваемые радикальными кругами и поддерживаемые из-за рубежа. Они настроены очень жестко, фанатично не приемлют ни социализм, ни коммунизм, а все советское люто ненавидят, так их воспитали и неплохо вооружили. Поэтому гибнут наши люди в Афганистане, и не только милиционеры и военные, но также учителя, врачи, инженеры, журналисты, строители, талантливые управленцы и снабженцы.
Под конец лекции я почувствовал, что отец начал уставать, как-то сник, побледнел, и у него на лбу выступила испарина. Как видно, болезненность еще не прошла до конца и давала о себе знать. Я очень переживал за него, но закончил он на веселой ноте, рассказал пару смешных эпизодов из практики советников МВД в Кандагаре, которые аудитория восприняла очень хорошо, и после того, как он пожелал нам успешной учебы и закончил лекцию, его буквально засыпали вопросами, а некоторые продолжали спрашивать даже после того, как аудитория опустела, и все ушли на самоподготовку.
В этот момент ко мне вдруг подошел Харитонов-младший.
– Это твой отец?
– Да.
– Он удивительно просто и понятно говорит о сложных вещах.
– Я сам удивился. Раньше я его на публике не слышал. Сегодня впервые.
– А я тебе благодарен.
– За что?
– В прошлом году, помнишь? Ты нашел того, по чьей вине сорвалась поливочная секция и ударила меня. Папе удалось получить от совхоза денежную компенсацию. Я до сих пор лечусь, голова иногда сильно болит.
Я посмотрел в его грустные голубые глаза. Он, в самом деле, выглядел каким-то рассеянным и пришибленным. Рыжие волосы лоснятся, на отворотах кителя перхоть.
Вряд ли он знает, что на самом деле произошло. Вдруг одна дерзкая мысль пришла мне в голову.
– Ты ходишь в поликлинику УВД на уколы?
Он растянул жирные бесцветные губы в подобии улыбки.
– Если можно так сказать.
– Пойдем, я провожу тебя.
К этому моменту мы остались в лекционном зале одни. Краем глаза я успел уловить, что две наши женщины-преподавательницы в форме пригласили отца к руководству школы на чай, и он, кивнув мне издалека, ушел.
Я обязан был следовать в аудиторию нашего взвода на самоподготовку, однако сержанты почему-то прошли мимо и не погнали вместе со всеми. Наверное, они посчитали, что я остался, чтобы переговорить с отцом, и решили проявить такт, а у Харитонова, как всегда, была медицинская справка, и они об этом знали.
Мы надели фуражки и вышли во двор. Стоял прекрасный теплый солнечный июньский денек.
– Главное, не попасться на глаза Ледневу, – сказал Харитонов. – Я целую систему придумал. Сначала смотрю вон из того окна туалета, нет ли его, а затем лечу как угорелый через плац к воротам.
Я плохо его слушал и думал о том, что у меня нет увольнительной записки. Лишь бы ее не спросили на проходной! Все зависит от того, кто из преподавателей-офицеров сегодня находится на вахте.
– Мы в поликлинику УВД на процедуры, – сказал Харитонов в ответ на вопросительный взгляд дежурного офицера.
Он нажал рычаг, и мы проскочили вертушку. Слава богу! До поликлиники было недалеко, и мы пошли пешком.
Всю дорогу Веня рассказывал о своей жизни, – мама скончалась, когда ему было три года, он почти ее не помнит, и отец стал для него в жизни всем. С мачехой не повезло, – красивая как античная статуя и такая же холодная, в его судьбе она совершенно никакого участия не принимает, гораздо больше ее занимает прическа и маникюр. Отец давно хочет с ней развестись, однако она вцепилась в него как клещ. Если его все-таки отправят на пенсию, то тогда домашняя жизнь, похоже, превратится в настоящий ад.
Наконец, мы вошли в здание поликлиники и подошли к знакомой двери. Веня слегка приоткрыл ее и привычно приник глазом к узкой щелке.
– На месте, и пациентов нет.
Мы юркнули в комнату. Рита сидела за столом и ловко заполняла какой-то бланк. Увидев меня, она криво улыбнулась.
– На укол?.. Давай флакон, сейчас сделаю.
– Нет, не на укол.
Мой ответ прозвучал как-то зловеще, хотя я совсем не хотел этого. Рита удивленно вскинула брови, пожала плечами, встала и воткнула штепсель электрического чайника в розетку.
– Тогда давайте пить чай, мальчики.
Веня посмотрел на меня.
– Рита, я хочу познакомить тебя с Валерой. Замечательный парень!
– А, его Валерой зовут. Что ж, очень приятно! Садитесь вот сюда. Голодные, наверное. Ах, вечно голодные слушатели школы милиции… У меня вот остатки торта, вчера у нашего доктора был день рождения. Правда, он немного подсох.
Глава двадцать пятая
– Да пойдет, хороший торт, – приободрившись, сказал Харитонов, сладкое он, как видно, очень любил.
Мы сели пить чай, но я невольно наблюдал за Ритой. Она была такая, как обычно, и угрызениями совести, кажется, совершенно не страдала.
– А что ты на меня так смотришь, мальчик?
– Вот думаю, полковник Харитонов сегодня придет на процедуру или нет.
Она поперхнулась тортом, достала откуда-то медицинскую салфетку и утерла ею губы.
– А тебе какое дело?
Я перевел пристальный взгляд на Харитонова-младшего. Он в ответ недоуменно захлопал рыжими ресницами.
– Веня, ты любишь своего отца, и я тебя понимаю.
– Валера, ты чего?
– Погоди, не перебивай. Конечно, что бы ни случилось, ты все равно не сможешь его разлюбить. Тем не менее, сейчас тебе следует решить, для себя решить, правильно ли он поступил.
У Харитонова отвисла губа.
– А как он поступил?
– А я сейчас расскажу. Рита, конечно, поправит меня, если я допущу какую-нибудь неточность. Договорились, Рита?
Странные лиловые пятна пошли по ее притягательным щекам.
– Я так и знала. Блин, я так и знала, что именно так все случится!
– Вы знали, Рита, и все-таки сделали. Ваш любовник полковник Харитонов вас попросил, а вы не смогли ему отказать, потому что он – ваша единственная надежда на то, чтобы устроить свою во всех отношениях неустроенную жизнь.
Я ожидал бешеного взрыва, сметающего на пол пробирки и с грохотом опрокидывающего стулья, однако Рита в ответ лишь холодно улыбнулась.
– Начало занятное. Продолжай!
Я достал из внутреннего кармана кителя бланк поликлиники УВД с изобличающей надписью на обратной стороне и показал Вене.
– Ты обронил в лекционном зале.
Он потянулся за бланком, однако я его ему не отдал. Рита фальшиво захихикала.
– А я тебе говорила, Веник, запомни название и дозу, а ты: «Запиши, запиши...» Вот и записала!
– Вы, Рита, попросили Веню передать отцу эту записку, чтобы он приобрел лекарство, однако Веня ее потерял. К счастью, подвернулся я со своим флаконом бициллина, и вы решили не откладывать дело в долгий ящик. Неожиданно явился на свидание любовник, и вы сообщили ему о своем решении в служебной комнате номер двести тринадцать.
Она метнула в меня язвительный взгляд.
– А ты в это время под диваном лежал?
– Фигурально выражаясь.
– Ах, боже мой, везде глаза и уши, даже у дивана! Не ожидала от тебя такого. Ты такой с виду мальчик. Паны дерутся, хо-хо, а у бедных медсестер юбки трещат.
Стараясь не обращать внимания на ее сбивающую с мысли реакцию, я продолжил.
– Воспользовавшись неопытностью медсестры Вали, а также тем, что у нее на полке как раз стоял начатый флакон той же самой конфигурации и такой же емкости с лекарством, предназначенным для Говорова, вы подменили флакон. Вот так руками медсестры Вали вы едва не убили человека. Как медицинский работник вы не могли не знать, какие последствия влечет введение бициллина пациенту, страдающему повышенной чувствительностью к новокаину, да что там говорить, надпись красными чернилами на обложке амбулаторной карты Говорова «Гиперчувствительность к новокаину», судя по всему, сделана вашей рукой.
Рита невольно приоткрыла свой завлекательный рот.
– Ты меня убиваешь. А ты, оказывается, жестокий.
– Да, Рита, вы холодно и расчетливо выполнили просьбу Харитонова. Как он попросил? Да примерно так: «Слушай, Ритуль, лапочка, сделай что-нибудь этому молодому зазнайке, пусть сляжет надолго и поубавит свою прыть». Ваше счастье, что Говорову стало намного лучше, кризис миновал, и, слава богу, дело не закончилось летальным исходом.
Рита нервно хохотнула.
– Все знает! Как будто со свечкой стоял. Вот за что я ненавижу милицейских ищеек. Смотрят рыбьими глазами, что-то все время вынюхивают, роются в чужом нижнем белье лапами и постоянно спрашивают: «А это что такое?» Бр-р-р… Мерзко и гадко!
Я покачал головой.
– Странное у вас восприятие. А я думал, что мерзко и гадко калечить человека из-за какой-то вонючей должности.
Рита резко вскочила.
– Вонючей?.. Да что ты понимаешь, сосунок! Это жизнь, Господин великий моралист, просто обыкновенная жизнь, и каждый выживает, как может. Если не сожрешь, то тебя сожрут. Эволюция, блин! Чарльз Дарвин отдыхает. Ничего не будет твоему ненаглядному Говорову! Двадцать семь лет, здоровый мужик, и у него есть все – мастер спорта, капитан милиции, доцент, всеобщий любимец. А мой Харитонов?.. Он всю жизнь всего потом и кровью добивался, и в двадцать семь лет он в якутской тайге строил благоустроенные здания для заключенных вместо тех аварийных бараков, в которых они годами жили. Такое ты нюхал, Шерлок Холмс драный! Рассуждает он здесь. Ты все равно ничего не докажешь, сыщик хренов!!.. Несешь бред сивой кобылы, а полковник Харитонов – уважаемый человек, он находится на своем месте, просто с недавних пор у него появились недруги, желающие поставить на его должность своего человечка. Говоров до конца даже не представляет, во что он ввязался, согласившись пойти на повышение. Пусть лучше преподает, молодой доцент, и грызет гранит науки, а в высшие сферы не суется! Так что в каком-то смысле я благотворно повлияла на его судьбу. Ф-фух, кажется, все сказала. А теперь вон отсюда, и чтобы я тебя больше здесь не видела!
Все это время Харитонов сидел, словно парализованный. Он очень побледнел, и от этого его крупные веснушки стали еще заметнее.
Однако, когда Рита стала выгонять меня из кабинета, он словно очнулся от спячки.
– Нет, Рита, пусть он останется, пусть он расскажет все, что знает!
Рита раздраженно пожала плечами.
– Он тебе наплетет! Не могу слушать весь этот вздор.
Она стремительно направилась к выходу, но взявшись за ручку двери, резко обернулась и впилась в меня ненавидящим взглядом.
– И запомни, ты, человек, сующий нос не в свои дела, даже если будет следствие, я ни в чем не признаюсь, мне не в чем признаваться, и совесть моя чиста!
Рита вышла из кабинета и так остервенело хлопнула дверью, что со стен посыпалась известка. Никогда не думал, что такое красивое лицо может вмиг сделаться таким некрасивым.
Харитонов, кажется, пребывал в шоке. Он в изумлении смотрел на меня.
– Знаешь, Валера, я думал, что вот, наконец, мне повезло. Я был рад, что отец выбрал эту обаятельную женщину в качестве своей новой жены. В отличие от нынешней мачехи у нас с ней прекрасные отношения. Я ее хорошо знаю, и мне кажется, что ты ее крупно обидел. Мало ли зачем ей бициллин понадобился!
Я со вздохом поднялся со стула.
– Веня, я, наверное, пойду.
В пятницу вечером меня отпустили домой. Рыков, подписывая увольнительную, скупо улыбнулся.
– Отец лично попросил, хочет повидаться с тобой перед отъездом. Сегодня вечером у него самолет.
Дома я мимоходом рассказал папе о деле Говорова, пока он собирал дорожную сумку. Отец задумался на минуту, затем вскинул голову, шагнул ко мне, с чувством пожал руку, а затем обнял за плечи.
– Выходит, Валерик, учеба идет полным ходом, и ты кое-чему, как я вижу, научился!
– Папа, на занятиях мы, в основном, изучаем партийные съезды и дотошно выясняем, откуда берется прибавочная стоимость, которую беззастенчиво присваивают капиталисты.
Он рассмеялся, а затем ободряюще похлопал меня по спине.
– Ничего, политическая подготовка тоже не помешает! Обстановка в мире сложная. Потерпи, совсем скоро у вас будут только специальные предметы – оперативно-розыскная деятельность, криминалистика и другие. А по делу Говорова сам ничего не предпринимай. Я проверю по своим каналам. Все будет хорошо.
Полную версию книги "Кто жизни не знает" вы можете прочитать на портале Проза.ру: произведения Владилена Елеонского.