Начало здесь: http://www.proza.ru/2019/02/23/1948
Часы показывали 05:30 — начало еще одного дня тишины.
Я стоял на заправке, прижигал разбитую губу кофе с аптечным привкусом и вспоминал…
Впервые я почувствовал это на платной Москва — Питер. На обгоне влетел колесом на оставленную уборщиками грядку из снега и сразу засомневался: кадриль или вальс? Робким кавалером примерился к грузному ЗИЛу — то ли, обхватив талию, резким, уверенным, несколько вульгарным движением тесно сомкнуть наши тела, то ли осторожно поддерживать ладонью на почтительном расстоянии. В итоге закружил в одиночку.
Скорость была под 180, лед под колесами, и круглые от ужаса глаза водилы грузовика мелькали кадрами немого кино. А я, как обычный зритель, со стороны наблюдал слаженную работу головы и рук и с замиранием оценивал расстояние до попеременно возникавших перед глазами бетонного отбойника и борта ЗИЛа.
Пальцы машинально перебирали руль то в одну, то в другую сторону так быстро, словно это сошедший с ума спрут обвивал его десятками щупалец.
Страха не было. О нем напомнила только тревога, засевшая глубоко в груди и никак не желавшая уходить, но это было уже потом, после, когда в оцепенении стоял на обочине.
Тогда-то и поймал этот лечебный эффект. Дело даже не в адреналине, а в ощущении последней черты, когда заступил за край, по-взрослому, без страховки, и в переходе организма в режим автомата, в предельной концентрации, вхождении в какой-то узконаправленный транс, нацеленный на выполнение единственной, самой важной функции — сохранения жизни. Эта острота в сочетании с полнейшим отчуждением от всего мирского, суетного и подарила неожиданное облегчение, тот самый терапевтический эффект.
«Терапия» — откуда вообще взялось это слово? Она сказала, кажется, что уже два года на терапии. Первая ассоциация почему-то была с наркотиками. Стал гуглить, читать, оказалось — вполне себе хорошее слово, правильное, полезное. Наши разговоры о групповой терапии как-то сами собой сошли на нет. О чем там говорить? Зато выяснилось, что у меня есть своя терапия, индивидуальная.
Ты превращаешься в один сплошной нерв, только ты и трасса, остальное неважно. Взгляд, как кулак, выстреливающий вперед, загребает в охапку дорогу, столбы, ограждения сворачивает в узел, отжимает досуха и отбрасывает за спину жеваной серой простыней. Спинным мозгом чувствуешь, как снег под колесами плывет и плавится маслом на жирной сковороде и как ты плывешь вслед за ним. И это плавание, казалось бы мягкое и предсказуемое, вдруг обрушивается тугим, едва уловимым мгновением. Ты внутренне вздрагиваешь, не успевая мыслями за движением рук, и только потом понимаешь, чуть больше оборотов — и стал бы горе-вертолетчиком, не рассчитавшим скорость при посадке.
Все перестает существовать, прячется безликими статистами за кулисы, оставляя тебя наедине с этим мгновением, которое проживается по максимуму, на таком драйве, что пот на спине щекочет холодными струйками. И ты растягиваешь это мгновение в часы, мотаешь свои круги, до изнеможения, до шума в ушах, до слипшихся век. И тогда отпускает. Шум моря и туман — густой, непрозрачный ровно на столько, чтобы различать предметы перед собой, и ни намека на то, что осталось позади и что ждет тебя впереди. Чтобы здесь, сейчас, сегодня — текущим моментом успеть прожить день, пока мозги пригрелись уставшим ребенком, свернувшимся под одеялом, в сладком ожидании сказочных снов.
Вот только сегодня терапевт увлекся, забыл об усталости, за что чуть было не поплатился. Надо с этим завязывать. Усталость копится, и ее нельзя отследить. Глаза закрылись, даже не заметил…
Есть же другая схема, гораздо более безопасная. «Сублимация» — тоже хорошее слово, как обертка из толстого полиэтилена — гладкая, блестящая и, главное , прочная. Всего-то надо поймать момент — внутренний диалог, а дальше проблемы сами отходят на второй план. Заворачиваешься в нее, как чемодан в стрейч на вокзале, пока все, что осталось снаружи, не превратится в мутное пятно.
Творчество — это же так важно. Знатоки советуют: если поперло — надо бросать все и писать! Остальное потом, как-нибудь, завтра, само… Творчество — важно, но не менее разрушительно, особенно там, где уже и так царит разруха. В этой норке уютно прятаться, но вылезти на свет… Выход может оказаться замурован, а норка замкнута в кольцо — такой мини-коллайдер, что стреляет тобой в замкнутом контуре с целью расщепить до мельчайших частиц.
Тогда и возникла мысль: может, правда сходить на терапию? Может, эти мозгоправы лучше знают, где и что в моей башке поправить или, как они говорят, провести коррекцию?
Вдруг я почувствовал себя неуютно, и тут же поймал причину этого неприятного ощущения — кто-то смотрел долгим требовательным взглядом, словно гипнотизировал, побуждая к действию. «Александр! Мы вас потеряли», — потрепали меня по плечу.
Я разлепил глаза, быстро заморгал, пытаясь сфокусировать взгляд, и машинально вцепился в стул. Казалось, теперь, когда в мою сторону устремлены 20 пар глаз, оторвать меня от него будет невозможно, только с мясом. «Ну же! Мы ждем», — подбодрил ведущий, как-то обезоруживающе по-доброму…
Окончание здесь: http://www.proza.ru/2019/02/23/1948