За стеной... изменяющийся черновик романа - 2019

Предисловие
«Птица обязана петь, иначе она превращается в курицу или стервятника»
      Прошло семь лет после начала репрессий и около двух лет после их почти полного прекращения их активной фазы, прежде чем я смог приступить к полноценной работе над книгой, так как почувствовал, что могу уже сторонним взором взглянуть на то, что происходило со мною. Я, наконец, смог не испытывать тех душевных болей, что кроются за каждой строчкой этой книги, болей, я думаю, не видных почти никому, кроме меня. В первые годы, они всегда почему-то оживали, стоило лишь начать чтение, что опять вводило меня в угнетенное состояние, от которого я хотел избавиться.
      Лучший вариант был бы, конечно, выбросить все свои дневники, стереть их из памяти компьютера и собственной, и забыть, но зачем тогда столько страданий и потерь, на которые я пошел добровольно? Я хотел узнать, как сказал Морфиус в фильме «Матрица», как глубока кроличья нора, и я это узнал настолько, что боялся даже заглядывать в ее пропасть. В этих строчках для меня таилось страшное волшебство, входя в которое, начинаешь видеть невидимое и ощущать ненаписанное. Но спустя годы это колдовство, наконец, исчезло и я могу спокойно рассказать о том, что произошло в том самом обществе, которое кажется таким благополучным, а порою - вежливым и корректным.

Пролог, часть 1
«Самая страшная болезнь, да и беда, - это своя собственная»
      Намеренно медленно, словно в замедленном кино, я поднимался по трапу на посадку в самолет, вылетающий из Салехарда в Тюмень, как почувствовал спиной, что надо вовсе остановиться. Я был последним, и специально остался последним у трапа на посадку, чтобы проверить провожающих самолет работников аэропорта, что называется на вшивость. Среди них могли быть менты, призванные меня караулить, схватить при отклонении от разрешенного маршрута, а тогда я мог мигом попасть в следственный изолятор и лишиться ограничения свободы в виде подписки о невыезде. Все-таки в Салехарде я был лишь по разрешению суда маленького города Муравленко, удовлетворившего мое ходатайство о присутствии на кассационном суде по делу об ограничении сроков с ознакомлением уголовного дела, которые следственные органы, на мой взгляд, чрезмерно бессовестно гнали. Более того, в тот момент, когда я еще не окончил чтение всех четырех томов уголовщины, какую менты на меня состряпали, как прокуратура уже вручила мне обвинительное заключение, а следствие уже передало дело в суд!
***
      Обвинительное заключение было мне не просто вручено, а подано с тем куражом, с которым бывалые кинобандиты обставляют свои верные преступления. Его торжественно, как подарок имениннику, принес прямо на третий этаж в администрацию маленького нефтяного города Муравленко высоченный, как огромная голубая урна для бумаг, прокурор Р-н. Улыбающемуся Р-ну не доставало только букета цветов. Произошло это перед началом самого первого заседания городской Думы, в состав которой я безработный и репрессированный был избран населением маленького нефтяного города. Тогда, на выборах я обошел на избирательном участке всех своих начальственных денежных конкурентов, среди которых был и представитель «Единой России» - всем известной партии власти.
      Такой свиньи от прокуратуры, возможно, вполне обычной, я не ожидал, и счел этот случай, ставший еще одной ступенькой среди многих других, намеренным нагнетанием обстановки, угрожающей моей жизни. Стоит упомянуть, что за несколько дней до указанной свиньи какой-то мужчина на тяжелой Волге вполне намеренно на всем ходу протаранил мою легкую девяностодевятую, которая стояла на перекрестке. В машине был я с женой, а менты потом разговаривали с этим мужчиной, как со своим другом.
      Ситуация проявлялась такая, что фактически с подобным куражом против меня работали все существенные институты маленького нефтяного города Муравленко, который стал для меня российским аналогом стивено-кинговского городка ужасов Дерри, со своими вампирами, оборотнями и клоунами Пеннивайзами, которых жертвенно-покорное и благополучное население не видело в силу психических дефектов зрения.
      Еще весной прокуратура маленького нефтяного города противозаконно поддержала полуторамесячное отстранение меня от работы, прокурор, через полгода получил замечание и лишение премии, но позволил милиции провести изъятие документов в телерадиокомпании в присутствии негативно настроенных ко мне сотрудников. Фабрикацию документов для инициирования уголовного дела в таких условиях произвести легко. Здесь ущерб бюджету выразился в моей заработной плате, которую я полностью получил – это около 120 тысяч рублей, и заработных плат прокурора, милиции, судей, последние, впрочем, были продолжающимся ущербом. При этом впоследствии именно пострадавший прокурор за гранью хоть плохонького прикрытия заинтересованности был назначен против меня обвинителем в уголовном суде, несомненно, чтобы получить сатисфакции.
      Не только милиция, следственный комитет, прокуратура, но и администрация города вместе с его главой или мэром, городская Дума, газета и телерадиокомпания. Так следом меня глава города уволил. Опять же незаконно, поскольку я восстановился на работе, спустя еще полтора месяца. Это еще плюс 120 тысяч рублей ущерба бюджету с подачи главы города. Тут подключились сотрудники телерадиокомпании, которые, чтобы лишить меня возможности рассказать, что происходит, под лживым предлогом, будто на телецентре выходят из строя передатчики, что не могло быть причиной, поскольку каждый передатчик имел резервный, согласовали с главой города отключение местного вещания на три месяца. Здесь ущерб бюджету вырос уже до 3 миллионов рублей.
      И, наконец, чтобы избавиться от меня по настоящему, депутаты городской Думы под давлением главы города приняли решение о ликвидации самой телерадиокомпании, что привело к выплатам уволенным сотрудникам и затратам на новую телерадиокомпанию. Все показывало на мощную решимость властей маленького нефтяного города в стремлении расправиться со мною. Если мне инкриминировали ущерб менее 200 тысяч рублей, а только городскими властями было потрачено на избавление от меня несколько миллионов рублей - это не могло окончиться безболезненно.
      И вот теперь уже и правовые, а возможно и властные учреждения столицы Ямало-Ненецкого автономного округа отработали против меня. Собственно, еще летом, окружной кассационный суд отменил решение председателя суда маленького нефтяного города (!), и с меня были взысканы даже деньги за обучение профессии тележурналиста! Причем, в этом гражданском деле в качестве истца выступал не пострадавший, а вооруженная кадрами прокуратура! После сравнения инкриминированного мне ущерба и подсчета затрат властей на борьбу со мною, уже сейчас так и хочется спросить: кто же настоящий вор – я или власти, тратящие деньги по надуманным обвинениям? Агрессия и силы, привлеченные к борьбе со мною, были очень велики.
      На моей стороне не было никого, кроме незримого населения. Все-таки я был депутат, человек для маленького нефтяного города значимый своими заслугами в области журналистики, а тут никакого уважения не только ко мне, как к человеку и как лицу, избранному населением, но и к самой обрисованной в законе процедуре последовательности предъявления обвинения.
      Я был хорошо знаком с историей маленького нефтяного города и знал многих людей, против которых были применены репрессии. Кто-то был уволен, кто-то осужден, кто-то чего-то лишен…, но столь масштабных репрессий, какие были применены ко мне, не испытывал ни один житель маленького нефтяного города, и созданы они были на пустом месте, именно поэтому я готовился к худшему.
***
      Я стоял на трапе и чувствовал спиной, что за мною следят и двое молодых парней, одетые как работники аэропорта в яркие светоотражающие одежды, и мужчина в возрасте, в гражданском. Он-то и был лишним. Я много летал и знал порядок.
      - Что вы не поднимаетесь в самолет? - спросил меня мужчина в возрасте.
      - Не знаю, лететь или не лететь, - решил подыграть я, сымитировал сомнение в необходимости бегства, в котором я уже не сомневался.
      - Если не знаете, лететь или не лететь, тогда лучше спускайтесь, - почти в приказном порядке сказал мужчина в возрасте.
      По его интонации, по ситуационной картине, возникшей вокруг меня, я понял, что лучше спуститься. Моя надежда в этой попытке улететь была лишь на то, что пока я не объявлен в федеральный розыск, возможно, мои данные не заложен в базу, которую отслеживают менты, но я оказался не прав. Меня, отпущенного на три дня из маленького нефтяного города Муравленко в Салехард, столицу Ямала, отслеживали и вели, как бычка на бойне по узкому коридору, из которого незаметно не выбраться.
      Каждый шаг в такой игре мог стоить потери свободы раньше, чем прозвучит приговор. Все-таки, при инкриминированном мне мошенничестве с использованием служебного положения, части третьей 159 статьи, которая считалась тяжким преступлением, обвиняемые обычно ждали суда в следственном изоляторе. Но поскольку моя статья была по большей части предпринимательская и по ней сидели, как правило, предприниматели, то вышло послабление. Закон разрешил граждан, обвиняемых хоть и в тяжком преступлении, но по части третьей 159 статьи, не лишать свободы, а оставлять на свободе под подписку о невыезде и терять это счастье в мои планы не входило.
      Я спустился по трапу, меня посадили в микроавтобус, со мною рядом сел мужчина в возрасте. Он не стал таиться, оказалось, что он - начальник охраны салехарского аэропорта. Мы немного поговорили о том, о сем. Я спросил:
      - Могу ли я получить деньги за авиабилеты?
      - Вам вернут деньги полностью, - ответил он, а затем, почувствовав ко мне непонятную симпатию, начал рассказывать историю про какого-то паренька, который будучи под следствием и на подписке о невыезде, нарушил подписку и горько за это поплатился.
      В этом месте разговора я уверился, что поступил на трапе однозначно верно, и что, возможно, служивый не расскажет о моей выходке «куда надо» и не добавит мне проблем. Понял я и причину, почему мужчина в возрасте поступил именно так, а не иначе: я молодо выглядел и он просто пожалел мою молодость, которой, к слову, было уже под пятьдесят.
      Оказавшись в аэропорту Салехарда, я облегченно вздохнул и зарекся от попыток сбежать, покупая билеты по своим реальным документам. Нужно было придумывать иной ход, а пока я с помощью начальника охраны получил деньги за неиспользованный авиабилет и взял авиабилет на следующий день до Ноябрьска, через который проходили все отъезды и возвращения жителей маленького города Муравленко, и поехал в гостиницу "Ямал", из которой скрыто уехал, не предупреждая администратора, думая, что меня  могут караулить в гостинице. Вот уж глупость! Работа ментов оказалась куда проще и кабинетнее.
***
      Нарушить подписку о невыезде и скрыться от преследования властей маленького нефтяного города Муравленко я решил в том случае, если суд из трех судей в Салехарде в кассационном порядке откажет мне в праве на продолжение ознакомления с материалами уголовного дела, что я считал крайней точкой в нагнетании давления на меня и признаком того, что меня хотят наказать, как можно строже: посадить в колонию на хороший срок. Садиться же я не хотел по одной простой причине, что я не совершал никаких уголовнонаказуемых деяний, да если бы и совершал, то все равно бы не желал, но тогда хотя бы было бы понятно за что.
      Кассационный суд Салехарда, на котором я присутствовал, без колебаний и каких-либо реверансов в мою сторону вынес решение в пользу правосудия маленького нефтяного города Муравленко, и я без дополнительных раздумий взялся за исполнение плана побега, но первый блин получился, как говорится комом.   
      Вернувшись в свой гостиничный номер, я еще раз оценил масштабы своей мышеловки. Расположение у маленького нефтяного города Муравленко было крайне неудачное: затаиться и скрыться в нем куда меньше возможностей, чем в окруженном селами, деревнями и районными центрами городе Омске, например. Друзей, у которых можно было бы временно пожить, в маленьком нефтяном городе у меня не было. Чтобы снять накопившийся от раздумий и своих приключений стресс я сбегал через дорогу в продуктовый магазин и более в этот день ни о чем не мечтал, а только вспоминал.
      День моего неудачного побега был насыщен событиями, самым главным из которых стал ежегодный доклад губернатора Ямала о положении в округе. Туда я и решил направиться, будучи настоящим депутатом городской Думы Муравленко, которого народ избрал ровно месяц назад. На докладе по моим расчетам можно было выполнить несколько дел: конечно, выслушать доклад, что мне было интересно, но самое главное - постараться лично встретиться с губернатором Ямала, посвятить его в свои проблемы и попросить помощи. Я это все выполнил, но как часто бывает, что ищешь одно, а находишь другое, более важное, так случилось и у меня.
      На доклад губернатора я прошел без проблем, поскольку удостоверение депутата у меня было с собой. В кафе, куда я зашел перекусить бесплатными угощениями, которые всегда есть на подобных мероприятиях, я встретил множество любителей дармового и, конечно, множество журналистов, среди которых были и мои коллеги – главные редактора и директора телерадиокомпаний и газетных редакций. Хотя уже и не коллеги почти полгода. Я увидел свободное место у столика, возле которого стоял редактор надымского телевидения, очень полный и высокий мужчина с будто бы надутыми щечками, и редактор тарко-салинского телекомпании более хищной комплекции. Вкратце я посвятил их в свои проблемы.
      - В нашем полку прибыло! - воскликнул Владимир Р-ненко редактор тарко-салинской телекомпании.
      Я выразил молчаливое непонимание.
      - Я тоже был под уголовным делом, их у меня было шесть в составе, - пояснил Владимир.
      - И как вы выжили? - спросил я.
      - Похудел сильно, волновался, это была еще та нервотрепка, - ответил он. - Но в одиночку тут не справиться, нужен хороший адвокат. Мы развалили пять из шести дел, включенных в инкриминированный мне состав.
      - А что за адвокат был у вас? – живо спросил я, поскольку сам нуждался в грамотном адвокате, который бы мог оказать помощь моему омскому адвокату З-кову. Надежда вновь вошла в мое сердце.
      - С-рев, из Москвы, если бы не он..., - многозначительно взял паузу редактор из тарко-салинской телекомпании. - Менты действуют нагло, вежливости не ждите. Представляете, зашли на телекомпанию и всех лицом в пол, как будто на телевидении гнездо терроризма. Также как у вас, гнали сроки ознакомления с делом, ходатайства отправляли в корзину, пока ходатайства не стал писать С-рев.
      Я быстрее записал номер телефона московского С-рева, поскольку прозвучало приглашение пройти в зрительный зал. На том мы и расстались. В зрительном зале я сел рядом с надымским редактором, который мне показал и сказал:
      - Вон видите мужчина в прокурорской форме - это главный прокурор Ямала - страшный человек, ним лучше не связываться.
      Я не увидел ничего особенного в главном прокуроре, кроме его напыщенности и исходящего от него молчаливого предупреждения об осторожности, какое производит ненадежный край обрыва, который может в любой момент отвалиться, если на него станешь...
      Нельзя сказать, что доклад губернатора Ямала меня увлек, но я выслушал его, как берут ненужную упаковку с нужным товаром. Главным для меня стало выйти из зала так точно и вовремя, чтобы оказаться как можно ближе к губернатору Ямала. И это мне удалось...
      - Дмитрий Н-вич, разрешите с вами переговорить..., - окликнул я.
      Губернатор выслушал мои претензии терпеливо, хотя, несомненно, он устал, и предложил их изложить в письменном виде и направить ему на рассмотрение. Вяло обещал разобраться, настолько вяло, что сразу стало ясно, что с голубыми мундирами ему связываться неохота. Вот и вся встреча. После окончания разговора, я смотрел вслед его удаляющейся спине и испытывал разочарование, какое испытывает ребенок, когда любуется, любуется красивым надувным шариком, а тот возьми и лопни. И вот я удивленно и печально смотрел на спину губернатора, как на обрывки лопнувшего шарика, который только недавно еще подавал надежды…
      Самолет, которым я улетал на следующий день из Салехарда, так долго задерживали в аэропорту, что я уже подумал, будто это опять связано со мною, но по прилету в Ноябрьск оказалось, что задержка получилась с крайней опасностью взлетно-посадочной полосы, только ступив на которую я чуть было не упал, поскользнувшись. Чистый каток, по которому-то и идти сложно. Я с уважением взглянул на кабину пилотов. Однако, одно дело приземлиться, другое дело добираться до маленького нефтяного города Муравленко по ста двадцати километрам трассы, несомненно, покрытой таким же льдом.
      Мне повезло, в одном со мною самолете летела Ирина С-рова, бывший начальник Управления образования города Муравленко, а теперь начальник департамента образования в Салехарде. В свое время я ее критиковал в своей газете «Дробинка» за то, что она незаконно совмещала муниципальную должность начальника управления образования маленького нефтяного города Муравленко и должность депутата городской Думы. Однако, никакого резонанса не последовало, а С-рова вскоре выросла в должности, что послужило деталью основания легенды о том, что все, кого я критикую, растут в должностях. На самом деле, конечно, это связано не с моей критикой, просто у нас так получается, что если человек нарушает закон, но дружен с властью, он растет в должности. В моей книге «Холодный путь к старости» она стала одним из отрицательных персонажей – Сировой.
      Я вынужденно, по старой памяти, так сказать, попросил С-рову подвезти меня, она, к ее чести, не отказала, правда, ехала она в Губкинский, мимо Муравленко, но обещала высадить возле поста ГАИ  всего за пять километров до города. Пять километров я мог пройти и пешком.
      Ехали мы на джипе, водитель гнал по скользкой как каток дороге, будто по летнему асфальту, но самое интересное ждало меня у поста ГАИ, когда я вышел из теплоты автосалона на лед и в холод. К нам тут же подъехала одна из самых простых вазовских моделей, вроде «шестерки», и водитель предложил подвезти меня до города! Сам предложил! Я поблагодарил свою удачу, но когда сел в машину, то задумался, откуда такая удача на пустынной и опасной трассе, принялся изучать внешность водителя и понял, что он мент и сильно рисковал, летя за джипом по гололеду. Видимо, меня встречали, чтобы я не бросился опять в бега..., а такая мысль у меня была: поехать из аэропорта на железнодорожный вокзал и сесть на поезд....
      Мои часы пребывания в маленьком нефтяном городе Муравленко тикали, словно привод взрывного устройства, приближая момент, когда мое свободное положение могло завершиться в зале судебного заседания, до которого оставались считанные дни. Надо было решаться, потому что, чем ближе суд, тем лучше за мною будут следить, поразмыслил я.
      О ментовской слежке рядом с моим домом на остановке междугороднего маршрутного такси меня предупреждал знакомый адвокат, который официально не хотел вмешиваться в дело. Он только сказал, что в то время, когда сам был ментом, такого уголовного дела на таких хлипких уликах, как сфабриковали мне, не могло и возникнуть. О слежке возле моего дома предупреждали меня и добрые соседи, знакомые с моими проблемами. Мышеловка жила и ждала.
      Рядовым вечером я вышел с Лидой прогуляться по устроенной в лесу среди сосен, освещенной рядом фонарей аллее, соединяющей городские микрорайоны. Прогулка была задумана, как возможность уверенно скрытно поговорить.
      - Лида, через два дня будет судебное заседание, - сказал я. - Мой омский адвокат З-ков не успевает приехать, московского адвоката С-рева тоже не будет, он не приедет. Наши настроены через чур нагло, боюсь, что меня хотят посадить, а я этого не хочу, мне надо срочно уезжать.
      - Скорее всего, ты прав, - огорченно согласилась Лида.
      - План у меня такой: я выезжаю в Омск и там беру больничный, - сказал я. - У меня появляется уважительная причина. Сюда направляю З-кова, чтобы он участвовал в судебных заседаниях вместо меня. Тебе я составлю доверенность на участие в деле, и ты будет подавать ходатайства от моего имени и получать все судебные документы. Когда все устаканится и будут понятны намерения сторон, тогда я вернусь или не вернусь.
      - Хорошо, - согласилась Лида.
      - Побег мой подготовим осторожно, - продолжил я. - Я не должен выходить из дома с сумкой, поэтому мою сумку с вещами ты отнесешь к своему брату Коле, а потом, вечером мы зайдем к нему налегке, не вызывая подозрений, будто в гости. Попросим Колю или кого другого вызвать такси, когда такси приедет, я быстро сажусь в машину и на ходу прошу водителя отвезти меня в Сургут, на железнодорожный вокзал - там другой регион, может, там меня еще не отслеживают. Все-таки я пока не в розыске.
      - Хороший план, - похвалила Лида...
      Когда я сел в такси, то оказалось, что водитель - мой знакомый - он некоторое время работал в редакции газеты, где я в свое время работал журналистом. Звали таксиста - Андрей Л-бах. Просьба прокатиться до Сургута подозрений не вызвала, оказалось, что обеспеченные жители маленького нефтяного города Муравленко любили иногда прокатиться такси и не только до Сургута, но и до Тюмени и Екатеринбурга...
      - До Сургута - пять тысяч, - сказал Л-бах.
      - Договорились, - согласился я, поскольку был не в том положении, чтобы торговаться.
      Таким образом, все вышло просто отлично, Л-бах, как мне казалось, был человеком случайным, не мог быть ментом, или связанным с ними, единственные сомнения возникли на выезде из города, когда я увидел возле поста ГАИ автомашину с мигалками.
      «Ждут», - подумал я, вжался посильнее в сиденье и наклонился вниз, будто что-то уронил на пол салона...
      Когда опасность миновала, я вновь выпрямился, а Л-бах даже не обратил внимания на мое поведение. Так же я поступил и через семьдесят километров на Карамовском посту ГАИ, последним на территории Ямала. За ним открывалась моя свобода...
      Свобода смерзшимися заямальскими снегопадами летела под колеса и чем больше летела, тем все отчетливее становилась. Воздух стал свежее, сердце забилось радостнее. Будущее мне казалось прекрасным, мне мечталось, что я нашел интересный вариант противостояния судебной системе, где они меня и посадить не смогут, потому что тела нет, и вынуждены будут принимать мои ходатайства, иметь дело с моим адвокатом, а там глядишь, и все получится. Я следил за трассой заворожено, внимая и тут же забывая, как смотрят иногда телевизионные программы. Иногда слушал Л-баха, который рассказывал разные истории из своей жизни и жизни своих знакомых...
      Прошло несколько часов счастья и показались огни Сургута, но я уже думал о том, что садиться на поезд в Сургуте тоже опасно, поскольку до Омска, куда я направлялся, предстояло ехать около суток. Ментовская система, какой бы неповоротливой она ни была, могла успеть среагировать и перехватить меня где-нибудь в Омске или на подъезде. Таких огорчения я себе не желал.
      - А до Тюмени поедешь? - спросил я у Л-баха.
      - Это будет стоить еще десять тысяч, - ответил он.
      - Тогда поехали, - согласился я, от Тюмени до Омска поезд ехал от восьми до десяти часов - крайне маловероятно, чтобы менты были так быстры.
      - Могу отвезли и до Омска, - предложил Л-бах. - Тогда вся поездка обойдется в двадцать пять тысяч.
      Конечно, на такси до Омска было бы вовсе отлично. Тогда никто и никогда меня бы не вычислил, но у меня цель была иной. Мне надо было и надежно ускользнуть из-под опеки в маленьком нефтяном городе Муравленко и в то же время сохранить хоть какое-то подобие того, что я не скрываюсь, что нарушил подписку о невыезде из-за болезни. Я собирался взять в Омске официальный больничный, и неплохо было бы официально проехать на поезде... Так я и поступил: купил официальный билет, но проехал на поезде, будто бы без билета, договорившись с проводником: мне требовалось натренировать посадку без билета, если вдруг придется...
      Первый попавшийся плацкартный вагон до Омска, был полупустой, и проводница пропитого вида меня беспрепятственно пропустила, потребовав, правда, плату за проезд в два раза больше стоимости официального билета.
      - Почему так дорого? – спросил я.
      - За страх, - ответила проводница.
      Я отдал требуемую сумму, благо, что пока не испытывал материальных проблем даже отдаленно, и спокойно доехал до Омска по пути, сочинив весьма печальный стишок, который так и не окончил:
Не все, что увидишь, в стихи обернешь,
Молчание длится и стынет,
Пока по снегам без дороги идешь,
Гонимый метелью навылет,
Туда, где я не был, от близких своих,
От дома и мест, где родился,
И сердце тоскует и плачет о них,
Как будто я в жизни ошибся.
Но стоит подумать, что путь я не тот
Ошибочно выбрал и верил…
***
Заметка о снах
      Для меня некоторые сны всю жизнь были откровениями свыше, которые я постепенно научился точно выбирать среди множества фантазий мозга, работающего в спящем теле. Я, конечно, не Ванга и не Нострадамус, которые предсказывали судьбы других людей, будущее стран и самой Земли. Я не видел дальше себя, видел будущее только в той его части, которая могла повлиять на меня. Даже свое первое изобретение, которое я по сей день ценю более других и за которое я получил первый патент на изобретение, я увидел во сне, когда после сытного обеда уснул в лаборатории института прямо на расставленных стульях.
      Важные сны всегда отличаются яркостью, как образов, так и впечатлений, их сила увлекает, заставляет размышлять и надолго запоминать привидевшуюся картину. Конечно, все сны легко исчезают из памяти, как одеяло тумана рассеивается при восходе солнца, но стоит вспомнить и повторно просмотреть сон, как школьники повторяют утром стихотворение, выученное вечером, как сны, имеющие хоть какой-то смысл, остаются в памяти надолго. Я их не запоминал, а записывал.
      Подтверждений точности предсказаний было немало, по некоторым снам я писал даже рассказы, притчи и мистические сюжеты, которые публиковал в своих книгах под названием «Странное». Сны – это действительно странное. Есть множество вариантов мистических и психологических трактовок образов сновидений, по которым, казалось бы, можно понять, что ждет спящего. Но я к снам всегда относился иначе: как к прямому указанию. Как к указанию, предназначенному тому, кто видит картину, зависящую от субъективного образа мыслей. Я привык к прямоте, того же ждал от Подсказчика.
      Поэтому с началом репрессий, из-за сложности обстановки, в которую попал, я решил записывать свои яркие сновидения и назвать их снами, без игры с публикой в двоемыслие, без боязни выказать себя излишне мистическим и заслужить славу суеверного, а оттого, по многим мнениям, глупого человека.
***
Об отсутствии возвращения 05.01.2011
     Алик спустился в полуподвальное помещение, какие обычно облюбовывают либо бездомные коты, либо небогатые коммерческие магазины, и остановился возле двух дверей. Выбрал правую, хотя и знал, что надо в левую. Почему? Таков был склад его характера, он всегда шел криво.
     Удивление вызвало то, что правая дверь не открывалась. В ней открывалось только мрачное, похожее на тюремное, окошечко, через которое обычно заглядывает надзиратель. Алик заглянул в это окошечко, разглядел силуэты женщин и спросил:
     - Мне бы билет купить.
     - Вам не сюда, - последовал ответ. – Вам в соседнюю дверь.
     Он прошел в левую дверь и нашел за нею двух казашек, одна из которых и продавала билеты.
     - Мне бы обратный билет, - сказал Алик, увидев, что худенькая казашка, оказавшаяся билетершей, освободилась от клиентки.
     - Давайте, ваш документ, - попросила та и, оглядев документ, предложила. – Перепишите отсюда по аналогии.
      Она протянула Алику какую-то бумаженцию.
Алик переписал какие-то цифры, последней из которых стала цифра 100, и спросил:
     - А обратный билет?
     - Вам он не потребуется, - ответила билетерша.
     Мораль: из некоторых ситуаций, где хорошо, что хоть не в тюрьму, нет возвращения назад.
***
     Я проснулся и задумался. Перед тем как уснуть, я просил судьбу подсказать, что делать дальше, что меня ждет. Получалось, что тюремная дверь была не для меня, хотя я в нее и стучался, а мой отъезд, сопряженный с нарушением подписки о невыезде, из Муравленко, небольшого нефтяного города Крайнего Севера, не имел возвращения. С этого момента Алик, герой моих книг, и я жили отдельной жизнью, хотя они и раньше не всегда были вместе…
***
О текущем времени
      Шло шестое тысячелетие калиюги, согласно принятого в индуизме мифологического летоисчисления, последнего четвертого цикла двадцать восьмой махаюги. Человечество переживало эпоху глубокой духовной деградации. Люди забыли о богах и добродетелях. Женщины предавались распутству, мужчины истребляли друг друга в войнах, правители грабили подданных. Праведники нищенствовали, преступники процветали. Господствовало время злобы, лжи и алчности. Людей поражали все более тяжелые недуги, жизнь становилась короче. Правил вепрь: дикость, необузданность и звериные законы.
      Прошло более двух тысяч лет с момента великого подвига Христа и основания великой религии, но и эта попытка уйти от предначертанного не увенчалась успехом. Вначале религия любви была обильно обагрена кровью, затем расколота, а затем подчинена задачам власти. Власть подняла знамя религии любви, на котором волновался на ветру лик того, кого эта власть и обрекла на муки и смерть. Лицемерие, лукавство, подлог, искушение все более обнаучивались, приобретали технологичность и повторяемость.
      Добровольный отказ Георгия Победоносца от власти и денег из сочувствия к религии любви, его готовность к мукам и смерти уже не казался подвигом. Нет. Все соглашались с величием поступка, но настолько двусмысленно, что с одной стороны авторитет Георгия никто не оспаривал, но, с другой стороны, если бы в реальной жизни некто решился повторить его подвиг и даже подвиг самого Христа, то его, эти же самые люди, верящие в Георгия, подвергли бы точно таким же мукам, но, что еще более удивительно, уже не с верой, противоборствующей христианской, а с верой в Христа и в истинность христианства. Вот в чем парадокс.
      Рабство телесное дополнилось рабством духовным, которое приобретало все более царственное положение. Оружие уничтожения человека становилось все более точным, все более разрушительным и достигло возможностей полного уничтожения человечества. Пытки и истязания человека также достигли своего совершенства. Системы власти над человеком и контроля над ним стали совершенными и приобрели силу, перед которой не мог устоять ни один человек. Римский лозунг «хлеба и зрелищ» оказался возведен в идеал. Зрелища пришли в дома, а торговые лотки напоминали о рае, сошедшем на землю. Но куда же запропастился человек?

Пролог, часть 2
      «Лучше не привыкать, чем лишаться»
      Вступление к основной части повествования было бы неполным, если вкратце не рассказать, как прошли мои первые полтора месяца пребывания в Омске, после того, как я, скрытно выехав из маленького нефтяного города Муравленко, нарушил подписку о невыезде.
      Конечно, первым местом, куда я направился после встречи с родными, после короткого отдыха от рискованного путешествия, стал адвокатский кабинет возле Первомайского рынка, где на пересечении улиц в стандартном сером доме, напоминающим огромный кирпич, работал мой адвокат Олег З-ков действительно похожий чем-то на зайца только без больших ушей.
      Узнав, что я сбежал, он был раздосадован, но мой план его заинтересовал. План же состоял в том, чтобы ждать приговора суда, находясь в розыске, чтобы, если приговор будет связан с реальным лишением свободы, вовсе не выходить из розыска, менять фамилию, менять паспорт. Защищать мои интересы в суде я предложил З-кову самостоятельно без моего участия, а для этого выехать в маленький нефтяной город Муравленко, по сути, немедленно, чтобы успеть на судебное заседание.
      - Ваша защита будет стоить 50 тысяч плюс командировочные, - ответил З-ков.
      До сих пор З-ков с моими проблемами, а их было немало, справлялся вполне удовлетворительно, но дистанционно. Деньги он брал за решение каждой проблемы отдельно. Были выигрыши, были проигрыши, и был случай, который меня заставил уважать его.
***
      Как-то вечером ко мне домой заявился милицейский исполнитель и в порою присущей им наглой безапелляционной форме потребовал от меня тут же проехать с ним, чтобы сдать дополнительные отпечатки пальцев, потому что один из отпечатков, которые с меня уже брали, не получился.
      - По этой причине, – объяснял он, - у милиции не получается без помарок сшить вам уголовное дело.
      И эта причина по логике этого исполнителя требовала моего уважительного отношения! Тут стоило бы сильно рассмеяться, если бы ситуация была менее напряженной.
      Я предложил ему побеседовать с моим адвокатом, набрал телефонный номер З-кова и тот что-то так хорошо объяснил этому исполнителю, который поначалу пытался спорить, что исполнитель выскользнул за входную дверь моей квартиры бесплотной тенью и вопрос повторной сдачи отпечатков пальцев более не возникал.
***
      - Хорошо, - согласился я и тут же сбегал в рядом расположенные кассы и купил адвокату билет на поезд, затем мы составили договор, я передал деньги и выслушал советы.
      - Скорее всего, вас в ближайшее время объявят в розыск, поэтому вам надо подстраховаться и любым способом взять, как минимум больничный, чтобы у вас возникла хоть какая-то уважительная причина на нарушение подписки о невыезде. Но скорее всего, это не поможет. Поэтому вы должны крайне осторожно себя вести в течение месяца-двух. Обычно в это время милиция активно работает по розыску. Сейчас, конечно, милиция не та, что была раньше: они привыкли сидеть в кабинетах, нет тех оперов, что безвылазно караулят у подъезда, но от случайностей никто не застрахован.
      Вас будут искать по электронным следам. Не «светите» нигде паспорт, смените сотовый телефон и регулярно меняйте его на новый. Симку оформите на чужое имя. Измените внешность. Будьте осмотрительнее, внимательнее.
      Через один-два месяца, согласно обычной практике, ваше дело ляжет на полку, и возобновлять его будут редко и случайно, а может, о вас вообще забудут.
      Меня беспокоит политическая подоплека вашего дела, вам инкриминируют идиотское обвинение, которое тянет максимум на административное взыскание, не более, а из него сделали уголовное преступление. Вообще, между обычным проступком и уголовным преступлением грань часто скользкая. Но в вашем случае состряпали дело. Вы, несомненно, разозлили городские власти сверх меры. Поэтому, скорее всего, ваши недоброжелатели будут гнобить вас до конца и за ерунду, которую вам вписали, посадить могут реально.
      Запомните, если вас поймают в федеральном розыске, то тут уже не будет вопросов. Вы получите реальный срок. Такова практика. Если человека заключают в следственный изолятор, а именно в нем вы проведете время до вынесения приговора, если, конечно, вас поймают, то человеку обычно дают реальный срок в любом случае, чтобы оправдать свои действия по лишению его свободы. Иначе им придется выплачивать компенсации, кого-то из своих наказывать. На это никто не пойдет...
***
      Мой омский адвокат выехал в маленький нефтяной город Муравленко, а я точно выполнил его рекомендации. Стал отращивать усы. Перестал носить очки. Сходил в омскую поликлинику, сорвал за триста рублей причинявший мне время от времени проблемы криворосший ноготь с большого переломанного пальца левой ноги у какого-то хирурга юго-восточной внешности и получил хирургический больничный, потому что не мог нормально ходить. Из-за повязки на ноге, мне пришлось даже купить растяжимые войлочные ботинки «прощай молодость», потому что собственные кожаные не налезали на ногу.
      Обстановка вокруг меня была спокойной настолько, что я даже расслабился. Гроза едва не прогремела надо мною, когда я пришел закрывать больничный. Меня сразу насторожил вид милицейской машины, мелькнувшей рядом с поликлиникой. Однако, мало ли милицейских машин ездит...
      Случайно меня выручила медсестра в регистратуре, которая сказала мне, что перед закрытием больничного мне надо обязательно зайти к хирургу...(?) Я поднялся на этаж и опять же случайно увидел совсем не травмированных мужчин в коридоре, которые как ночные фонари в ночи выделялись среди больных возле кабинета хирурга.
      К кабинету хирурга я не подошел, как не подошла бы овца к волкам, сделал вид, что ищу кабинет другого врача и будто бы не найдя его, нарочито неторопливо спустился на первый этаж, оделся и вышел из поликлиники.
      Больничный я забрал в один из следующих дней. Сотрудница больницы, оформлявшая его, сообщила, что мною интересовалась милиция, а ее просили сообщить куда надо, если я подойду, и до прибытия милиции не отдавать мне документ о моей болезни. Конечно, менты действовали незаконно, поскольку врачи им не подчинены. Но они привыкли действовать с позиции силы. Я мигом нашел ответ. Сказал, что уже был в милиции, вопрос улажен, и мне можно спокойно отдавать больничный. Сказал я это по-актерски с той долей достоверности, какая требовалась в данной ситуации, и получил необходимый документ.
      Был я и у хирурга, который сняв бинт, рассказал мне, что по мою душу действительно приходили менты, рассказали, что я опасный преступник, что меня требуется поймать.
Однако наш народ испокон веков не любит милицию, считает власть своим врагом, в этой нелюбви, безусловно, виновны сами чиновники и менты, но сейчас я был им благодарен. Что я бы делал без людей, которых власть сама же сделала моими добровольными помощниками, которые считают ментов своими врагами, какими они бывает и являются?
      Наши люди ненавидят эти форменные существа в погонах и при креслах, которые в любой момент своенравно могут лишить благосостояния любого человека, как то было не раз в истории России, которые могут отобрать у любого имущество и саму жизнь, без какой-либо равноценной компенсации. Люди хоть и подвластны и не могут отомстить власти, они творят свою месть через пренебрежение интересами власти, через помощь преступникам, через молчание и отказ во взаимодействии.
      Этим народом власть всегда помыкала и делала с ним, что хотела: хотела - гнала на убой, хотела - гнала на смертельные стройки или в концлагеря. Что бы власть ни делала, никакой ответственности она ни несла. Там, где обычного человека посадили бы за убийство, там власть даже не извинялась. Взять хотя бы хадынскую трагедию во время коронации на престол Романова, того самого Романова, который канонизирован православной церковью. На его совести сотни загубленных жизней, а возможно и начало первой мировой войны. О сталинских репрессиях, о чрезмерных людских потерях второй мировой войны, о вымирании населения в период революционного разрушения СССР, когда государство поэкспериментировало над населением от всей своей сатанинской души, можно даже не говорить.
      Вот так я первый раз избежал поимки только благодаря нелюбви населения к власти, осторожности и везению. С этого момента я решил прекратить любые действия с предъявлением паспорта, действия-то я совершал, а вот паспорт перестал даже носить с собой: он стал для меня чем-то вроде яда, который надо держать где-нибудь в самом скрытном углу, чтобы никто не нашел.
***
      Симку к телефону я купил в центре Омска в торговом киоске сотовой связи напротив городского почтамта, чтобы подальше от дома.
      - Ваш паспорт, - попросила сотрудница.
      Я ощупал карманы, делая вид, что ищу:
      - Девушка, извините, забыл паспорт дома, идти за ним далеко, паспортные данные помню, можно без паспорта? - максимально вежливо попросил я.
      Надо вызывать доверие к себе всеми средствами. Беглый преступник, не вызывающий доверия, как любой скрывающийся человек, я думаю, обречен.
      - Хорошо, - ответила сотрудница. - Ваша фамилия, имя, отчество.
      - Б-вский Василий Алексеевич, - ответил я, назвал фамилию, имя и отчество главы маленького нефтяного города Муравленко, который и организовал травлю, вынудившую меня отказаться от своей прежней жизни. Это была отличная шутка, что-то вроде пинка под жирную властную задницу.
      В качестве данных паспорта я назвал первые пришедшие на ум цифры, которые, впрочем, точно перечислил еще раз, когда меня попросили. В качестве адреса проживания я почему-то выбрал дом, соседний с маминым домом, где я и остановился...
***
      З-ков вернулся из маленького нефтяного города Муравленко в крайне дурном настроении.
      - Такого хамства, как в вашем суде, я нигде не встречал, - выговаривал он мне, хотя я тут был совершенно ни при чем. - Разговаривают свысока и нехотя, документы не предоставляют. Я более туда не поеду. Судебное заседание, на которое вы меня направили, они перенесли, и они могут переносить его бесконечно. Мое постоянное присутствие в городе Муравленко, в ожидании нового судебного заседания, которое суд опять может перенести, будет накладно и вам, и меня отрывает от других дел, потому что вы у меня не один.
      Если хотите узнать мой совет, я бы рекомендовал вам уехать в Грузию. После военного конфликта с Россией, Грузия вас не выдаст, там вы сможете найти работу и начать новую жизнь. Сейчас вам надо обязательно покинуть квартиру вашей мамы, потому что именно там вас будут искать в первую очередь. Ко мне постарайтесь не заходить. Только в самом крайнем случае…
      Так я переехал жить к своему студенческому другу Юрке, женой которого была моя одноклассница Лилия. У нас всегда были отличные отношения. Мои друзья прекрасно меня приняли, а по вечерам за столом и вином, в выборе которого Юрка был мастер, мы вели оживленные разговоры на самые разные темы. Это время было до того спокойным и счастливым, что и вспомнить-то нечего, кроме того, что я направил множество писем во множество инстанций, в том числе и в страсбургский суд по правам человека, а каждый выходной мы ездили в баню.
      К маме же, пока я жил у Юрки, заходил сотрудник вневедомственной охраны, якобы для проверки системы сигнализации. Такого никогда не случалось. Но мама женщина не глупая, видя, заинтересованные взгляды этого сотрудника, которые тот бросал из коридора на комнаты, она провела его на кухню, якобы выпить чай, но так, чтобы тот мог понять, что в квартире никого нет.
      Приходил в мамин подъезд и участковый, ходил по квартирам с первого по четвертый этаж, расспрашивая моих омских соседей и распространяя обо мне информацию, как о преступнике, обвиняемом в тяжких преступлениях, не уточняя каких… Не в силах меня поймать, они портили мою репутацию. Искали меня даже в частном доме, в котором я жил почти двадцать лет назад и был временно прописан. То есть искали меня не только у родных...
      Жил я у Юрки не менее двух недель. Это было время и прекрасных маленьких радостей, которые мне дарила наша маленькая компания, и больших разочарований, связанных с уголовным делом. Первое, что огорчило, это то, что не сработала моя идея, передавать ходатайства в суд маленького нефтяного города через мою жену Лиду. Суд вернул ей все ходатайства, что принял, и отказался учитывать ее официальную, заверенную у нотариуса, доверенность.
      Второе, что принесло разочарование, это то, что поправки Президента России в уголовный кодекс, где планировалось предъявленное мне преступление перевести из тяжких в преступления средней тяжести, в третьем чтении вдруг не были поддержаны депутатами государственной Думы и не прошли.
      Третье, состояло в том, что суд маленького нефтяного города, по словам моего адвоката Зайкова, официально объявил меня в федеральный розыск, но наотрез отказался выслать адвокату соответствующее постановление, что сделало невозможным защиту.
      Четвертое – это просто усугубительное обстоятельство: городские средства массовой информации одновременно с объявлением меня в федеральный розыск вдруг затеяли праздничные программы о городском суде, посвященные какому-то юбилею, и сделали из одиозных фигур предпраздничных Дедов Морозов и Снегурочек…
      Однако, перед Новым годом я решил вернуться к маме, потому что симптомы слежки исчезли, как и обещал мой адвокат З-ков. Сам праздник я отмечал у своего брата Максима, где собралась небольшая, но дружная компания. Я даже забыл о розыске и уголовных делах. Добрались мы туда с мамой пешком по темным омским улицам, срезая, как коренные омичи, все возможные тротуарные углы. Там, как обычно на праздники, плотно покушали и выпили. На столе стояли многочисленные салаты, шампанское, виски и прочее. Время прошло изумительно весело, назад направились на такси. Удивительное состояло в том, что возле того дома, который я назвал в качестве своего адреса операторам связи, на патрулировании стоял милицейский ГАЗик. Мы проехали мимо, вышли из такси, быстро зашли в подъезд и поднялись в мамину квартиру. 
      Я не хотел оканчивать новогоднюю ночь сном после возвращения и включил через интернет какой-то фильм. Это большое благо, что пираты Интернет пространства дают возможность бесплатно посмотреть любой новый фильм иногда в очень хорошем качестве. Кинопросмотры для меня гонимого и отягощенного гнетом неприятных обстоятельств явились подлинным лекарством от депрессии. И вот где-то на паузе просмотра, когда я подливал в фужер шампанское, во дворе, освещенном светом окон и единственного фонаря возле газовой колонки, снабжавшей газом все окружающие дома, увидел милицейскую автобудку, в каких обычно перевозят людей. В новогоднюю ночь!
      Тут же на моих глазах в будке открылись двери, и из нее вышли несколько вооруженных автоматами ментов: своеобразные Деды Морозы в форменных тулупах с боевыми свинцовыми подарками для дистанционного вручения. Они заспешили куда-то мимо торца маминого дома. В совокупности с ГАЗиком на Малунцева это походило на окружение. Будь я трезвым, я бы, пожалуй, разволновался, а тут я отнесся к этим ментам, как к снаряду, пролетевшему мимо. Это, конечно, не по мою душу. Видимо, что-то случилось. Однако, бывает, что сети ставят на одну рыбу, а попадается - другая. Случайная проверка документов - и конец моим пряткам. Эти новогодние менты, стали еще одним напоминанием о бдительности.
      А на следующий день, первого января, мы с мамой опять ездили к моему брату Максиму, чтобы в семейном кругу продолжить праздник. Причем, прямо морозным днем прошли к остановке, сели на маршрутное такси..., и также вернулись обратно. Я, конечно, нервничал, но снаряд в одну воронку не падает. И он действительно не упал. Менты тоже люди, не чураются праздников, и это надо использовать.

08.01.2011 Омск
      «Чтобы остаться целым в поединке с многократно превосходящим противником есть одно кардинальное средство – избежать гибельного контакта»
      Я убежал, как до меня бежали многие, опасаясь за свою жизнь. Как бежали рабы, крепостные крестьяне, революционеры, как бежали от коммунистического режима, как бежали от коррумпированных с властью бандитов, как бежали от судейского произвола, основанного на слепых и вольнотолкуемых законах. Как бежали во все времена, поскольку ничего в душах людей не изменилось, кроме еще более укрепившейся веры в абсолютную силу материального благополучия, в божественную силу власти…
      На такой кардинальный шаг меня вынудили три объемных в бумаге, но почти пустых, по сути, уголовных дела о мошенничестве, объединенных в одно, чтобы сочинение не пропало, как говорили следователи, если какое-либо составных обвинений вдруг не войдет в приговор. При этом каждое из составных дел позволяло суду лишить меня свободы на срок до 6 лет...
      Вначале я воспринял уголовные дела с юмором, поскольку никаких тайных преступлений не совершал, а мошенничество именно тайное преступление. Да, около 200 тысяч рублей были потрачены, но все с ведома, совета и разрешения компетентных лиц от бухгалтера до главы города. Я-то в бухгалтерских вопросах ничего не понимал. Но горе вам, если вы войдете в конфликт со своим высокопоставленным начальством, которое имеет либо власть над всем остальным начальством, либо сильно с ним дружно, а я вошел именно в этот конфликт, повинуясь исполнению журналистского долга борьбы с коррупционерами и чиновничьим произволом. В результате коррупционером выставили меня. Надо сказать – очень обидно…
      Как только понял, что конечный итог всей заварухи, может пойти куда дальше видимой цели: не только испортить репутацию, но и увести меня за решетку или забор – решил сбежать из города и нарушить подписку о невыезде, и, как сказал мой друг Юрка, живым не сдаваться. Что ж: наносящий бесчестный удар, а властьимущие вместе с ментами именно это и сделали, провоцирует на аналогичный ответ. Вот только тоска все еще сжимала сердце, стоило задуматься о потерях. Она не просто сжимала сердце, она его терзала и топтала, стоило сосредоточиться на оставленных на Севере жене и детях, о любимом доме, о привычном укладе жизни.
      Я вспомнил маленький нефтяной город Муравленко, вспомнил дорожку в снегах мимо домов, по которой мы с Лидой, моей женой, возвращались домой от брата моей жены, Бориса, и понял, что это время мне дорого, очень дорого. Вечер, ночь, торец нашей пятиэтажки, к которому мы направляемся, а слева между домами все более выглядывает тайга, укрытая светлым блестящим снегом, чистая в этом одеянии и прекрасная…
      Стремление к справедливости, к истине, к противодействию злу и в то же время к материальному благополучию - для меня всегда было противоречием, раскалывающим пополам. Я с удовольствием спрятался бы в норку, но мне надо было вначале укусить подлеца, чтобы в норке моя совесть не сожрала меня самого.
      Однако борьба один на «один» с незримым множеством: стеной репрессивных органов, продажных коллег, злопыхателей, какие есть у всякого нормального журналиста, с другой стороны со стеной равнодушия и безумной благодушной слепоты обычных людей, населения, схожей с состоянием душевнобольных – непосильная для меня ноша. Нести ее можно пока имеешь надежду. Безо всякой надежды – боюсь невозможно.
      Человек посредством развития цивилизации создал систему, в которой стало слишком мало страдания по сравнению с прошлыми веками, что привело к потере обязательного элемента человеческого становления и совершенствования. У современного человека ослаблен иммунитет к страданиям: привычка к тому, что на все есть своя анестезия, привела к утере терпения и бесстрашия. Когда заготовку не режет мастер (а режут всегда с болью), то о совершенствовании не может быть речи: если живешь без режущей боли, значит, нож мастера тебя не касается, и можешь остаться до старости заготовкой.
      «Знаете ли, Родион Романыч, что значит у иных из них «пострадать»? Это не то чтобы за кого-нибудь, а так просто «пострадать надо»; страдание, значит, принять, а от властей - так тем паче» - из монолога Порфирия Петровича в романе «Преступление и наказание».
Это оно и есть, что мне досталось. Некоторые это страдание за счастье принимали. Да и страдание у меня не сильно жесткое. Но все равно – тяжело.
      Однако стоило обратиться к историческим фактам, как сердце успокаивалось сравнением. Вся история человечества на протяжении последних тысячелетий полита кровью лучших его представителей, уничтоженных вполне нормальными людьми.
      Я сегодня сердцем понимаю Радищева, который лишь от мысли о повторной ссылке покончил жизнь самоубийством. Я прекрасно понимаю Ходарковского, который, отсидев 10 лет, уже готовился выйти на свободу через 8 месяцев, но при угрозе нового уголовного дела и нового срока заключения, подписал все, что требовалось, и согласился на все условия, которые мы еще не знаем, чтобы получить амнистию от Президента России и исчезнуть в Германии. 
      «История людей не была битвой добра, стремящегося победить зло, – писал Василий Гроссман в своей книге «Жизнь и судьба». - История человека - это битва великого зла, стремящегося размолоть зернышко человечности».
      Занимались этим размалыванием убогие фигуры, оказавшиеся при должностях, цитируя Гроссмана из той же книги:
     «Здесь, в лагере, Кейзе (бывший гамбургский вор-взломщик, теперь - штубенэльтер) переживал чувство превосходства над жившими в бараках художниками, революционерами, учеными, генералами, религиозными проповедниками (умертвляя их). Тут дело было не в зерне кофе (пуля в голову) и не порции эликсира (вливание фенола). Это было чувство естественного превосходства, оно приносило много радости».
      Моего прадеда 27 декабря 1937 года в возрасте 49 лет, в числе многих других, после короткого следствия приговорила к расстрелу тройка УНКВД по челябинской области. Расписался за всех секретарь тройки некий Подобедов лейтенант управления НКВД. Все обвинения недоказанные. Приговор приведен в исполнение 1 января 1938 года в 14 часов. Прадед реабилитирован 8 февраля 1956 года. За эту ошибку никто не наказан, никто не извинился, не выплачена никакая компенсация родственникам, какие выплачивают даже жертвам авиакатастроф...    
      Когда живешь цивилизованной мирной жизнью, то забываешь, что твое тело всего лишь кусок мяса с костями и может быть сожжено, расчленено, изнасиловано, измучено, изрезано и т.д. и совсем недавно в исторических понятиях - это было нормой, к которой надо быть готовым. Мирные люди избалованы цивилизацией, законами и проигрывают тем, кто менее цивилизован, или по-другому цивилизован, менее уважает законы, или имеет иные законы. Каждый лежит на чьем-то обеденном столе, часто об этом не подозревая. Это, в частности, о болезнях.
      Читая реабилитационное дело моего прадеда 1956 года, я не мог отделаться от мысли, что суть протеста прокурора на расстрельные дела состояла не в том, что расстреляны невиновные, а в том, что следствие допустило просчеты при фабрикации доказательств. В этом состоял весь гнев формализма прокурорского протеста, все фонтанирование доказательств.
      Сейчас я понимаю, что впоследствии, эти недочеты были устранены и будущие следователи, фабрикуя доказательства, уже не допускали столь глупых ошибок, а наоборот. Инкриминированные мне уголовные дела - тому доказательство. Чрезмерное заваливание обвиняемого доказательствами, которые хотя и не имеют прямого отношения к делу, или являются впрямую вымышленными, но составляют страшное количество, которое схоже с глыбой… Ты отбиваешься от камешков, а глыба несется. Она несется вниз на голову обвиняемого, и ее ничто не способно остановить.
      Сегодня все ж таки не хулиганы из подворотни творили несправедливость против меня, а государственные люди, поставленные, чтобы защищать, в том числе, и мои права. Вот и получается, по крайней мере, как мне видится в этот момент: хочешь безнаказанно хулиганить и бандитствовать - иди в милицию, прокуратуру, суд…, а властная психология подобных исполнителей, попирающая мораль, нравственность и какое-либо уважение к человеку, была мне понятна, я как-то столкнулся с нею в лице самой обычной уборщицы маленького нефтяного города Муравленко, которая имела совсем маленькие погоны в отличие от звездных крыльев более высоких чинов.
***
О прелести власти над людьми
      В маленьком нефтяном городе Муравленко мороз опустился ниже 30 градусов. Я вышел из лаборатории после сдачи крови и, чтобы не мерзнуть на остановке, зашел в рядом расположенное медицинское учреждение - поликлинику восстановительного лечения. Присел там на свободный стул у входа-выхода. Ждать-то надо было минут десять. Никого нет. Никому не мешаю.
      В коридоре появилась уборщица. Обычная уборщица в форменной, правда, одежде.
      - Вы к кому? - строго спросила она.
      - Ни к кому, - простодушно ответил я. - Автобуса жду.
      Ответ был вполне нормальный на фоне мороза.
      - Тут автобуса ждать нельзя, - ответила уборщица. - Идите на остановку и там ждите.
      Я был изрядно удивлен. Даже собаку из магазина на мороз обычно не выгоняют.
      - Никуда я не пойду, - ответил я. - Здесь подожду.
      - Здесь вам не автобусная остановка, выходите, - начала демонстрировать упертость уборщица.
      Далее состоялся разговор примерно того же характера, имевший колкости и замечания. В результате: я высидел, сколько надо, выслушивая претензии уборщицы и еще какой-то служащей, которую уборщица позвала на помощь. И вот что получается:
      Даже не ради исполнения инструкции, поскольку никакой инструкции по выдворению граждан из общественного заведения быть не может, а ради удовлетворения сознания собственной значимости, пусть даже антиморальной, человек готов изжить другого, совершенно не думая о морали, о последствиях и чрезмерности своих действий. В этом равны и следователи, и прокуроры и уборщица, но в отличие от уборщицы следователи и прокуроры имеют в руках оружие и иные силовые средства для отстаивания своего мнения, своей, так сказать, правоты и, образно говоря, могут выставить на любой мороз в любой одежке.
***
Безмужний кран
      Только я вынужденно уехал из своей северной квартиры, и наступили первые выходные, как у моей жены Лиды сломался кран в ванной комнате. Ничего страшного: просто перестала течь вода. Видимо, после отключений воды опять по трубам нагнало много ржавчины, и забился сменный пластиковый патрон в смесителе. Но Лида этого не знала и запаниковала.
      Решение было принято правильное: разобрать кран. Но так как Лида никогда этого не делала, то для исполнения задуманного она вызвала соседку Патимат: крепкую, сильную, хозяйственную женщину.
      Патимат в своем доме за мужа выполняла все мужские дела, вплоть до переноски шифоньеров, диванов и прочей мебели. Задача ей показалась простой: выкрутить винт, крепящий ручку крана. Он был скрыт за декоративной пробочкой, в углублении.
      Женщины сняли пробочку, и Патимат принялась выкручивать винт. Она нашла отверткой соответствующее углубление на винте и попробовала повернуть. Винт не поддался. Она попробовала еще раз. Винт не поддался. Патимат вытащила отвертку и заглянула в отверстие. 
      - Крепко приржавел, - со знанием дела сказала она. - Но ничего, Лидочка, не такие винты откручивали.
      Патимат вернула отвертку на место и, уже прикладывая все силы, принялась крутить. Иногда отвертка прокручивалась. Патимат облегченно вздыхала, заглядывала в отверстие, но винт все стоял на месте.
      Может какая-нибудь другая женщина и сдалась и стала бы ждать мужчину, какого-нибудь сантехника или просто соседа. Но Патимат уже давно привыкла в хозяйственных делах обходиться при живом муже без мужа, и женская беспомощность в подобных делах была ей незнакома.
      Она всовывала в отверстие отвертку, находила углубление, куда ее надо вставить, крутила, затем заглядывала в отверстие в надежде, что винт хоть чуть-чуть пошел, а затем - опять отвертку... - ровно до тех пор, пока отвертка у нее не пошла штопором!
      - Ничего не получится с винтом, - огорченно, но никак не потерянно произнесла Патимат. - Но ничего, Лидочка, мы его сделаем. Придется кран снимать полностью, у меня как раз запасной есть....
      Вот так моя жена постепенно привыкала жить без меня.
***
О свободе 08.01.2011
      Возвышение, сколоченное из досок, вроде полового настила в избе, только без избы, скрипело под ногами нескольких мужчин, среди которых был и Алик. Настил располагался под открытым небом. Светило солнце. Внезапно на фоне этого еще ушедшего за горизонт солнца стали появляться звезды. Небо потемнело, словно во время солнечного затмения.
      Звездное небо околдовывало и пугало своим необычным для данного времени суток появлением. Алик подошел к краю настила и взглянул вниз. Сердце похолодело. Земли под ним не оказалось, хотя совсем недавно была. Вместо Земли оказалось такое же звездное небо, как и вверху.
      Земля, вся огромная Земля, стала либо прозрачной, прозрачной словно космос, либо вовсе исчезла. Алика со всех сторон: и слева, и справа, и сверху, и снизу – окружали звезды, так словно бы он завис среди галактики, потеряв опору, друзей, близких, но имея одно единственное преимущество во всей этой ситуации: полную свободу, абсолютную свободу. Но эта свобода не радовала его, а пугала.
      Свобода оказалась равносильной полету над пропастью, напоминала ощущения, какие Алик испытал, плавая на поверхности Красного моря и глядя в глубину сквозь воздушно прозрачную толщу морской воды. Аналогия вечному падению без достижения дна. Жизнь в падении…, а человеку всегда хочется иметь опору или висеть хоть на каком-то крючке. Но стоило Алику научиться опираться о незримое, как о красноморскую воду, как страх стал исчезать.
***
      Свобода – это космическое состояние, неведомое земному человеку, а потому на самом деле страшащее его. Стоит потерять даже одну привычную опору или связь, как человек, вместо того, чтобы испытывать радость, испытывает испуг. В такое же положение попал и я, лишившись одновременно многих опор и связей.

13.01.2011 Омск
     «Любое праведное слово, сказанное в мире зла, оборачивается осой, жалящей проговорившегося»
      Бездумное исполнение и страх определяют характер этой нации. Книга «Россия в концлагере», которую дал мне почитать мой друг Юрка, наполнена горем и жаждой свободы, но жажда свободы все равно заставляла человека, стремящегося эту жажду утолить, работать на Систему, лишающую его свободы.
      Главный герой, Борис, находясь в советском концлагере, писал статьи в концлагерную газету «Перековка», он старался занять интеллигентные должности, чтобы выжить, но его желание выжить могло осуществиться только за счет работы на Систему, которая его же и уничтожила, на ее укрепление.
      Бориса выделяло то, что он лечил, спасал людей, точнее стремился их спасти, но вся его деятельность была посвящена лишь налаживанию тел, которые вынуждены были дольше умирать, что позволяло системе их дольше использовать и дольше над ними издеваться. Об этом говорится в книге. Но насколько хороша вся эта деятельность главных героев?
***
      Под кухонным окном, расположенным на четвертом этаже, кто-то на земле что-то бросал так, что грохот стоял на весь двор. Мама нервничала и рассказывала, как мой дед с бабушкой с помощью всех четверых детей, одним из которых была она, по подъезду спускали на улицу мотоцикл из квартиры с этого четвертого этажа, а затем этом мотоцикл катили от дома к сквозной улице Малунцева, по которой ездил транспорт. Она тогда спросила:
      - Мам, зачем вы мотоцикл тащите, а не едете на нем сразу от подъезда?
      - Так люди же спят, рано еще, - отвечала бабушка.
      Это умение моей бабушки Ани думать о своих действиях через восприятие окружающих, поражает своей внутренней интеллигентностью. Сегодня такого не увидишь, или почти не увидишь: сегодня ради личного удобства принято пренебрегать моральными и этическими нормами. Христово: «Возлюби ближнего своего, как самого себя», позднее повторенное в названии романа Ремарка «Возлюби ближнего своего» - словно бы канули в небытие. И тот и другой вынуждены были скрываться на родине.
      Позднее мы выпили бутылку шампанского, конечно, в основном – я. Греческий салат, пельмени. Настроение хорошее.
      - Вы мало думаете о своих детях, - сказала мама.
      - Ты права, - согласился я. – Мы слишком много думаем о себе, о своей карьере, о своих делах.
      - Ты никак не повзрослеешь, - привычно обвинила мама.
      Она права, я никогда не повзрослею. Даже когда умру.
      - Много движения и никакого продвижения, - вдруг произнесла она и заставила задуматься... Она у меня умная, моя мама.
***
О красивой опасности 13.01.2011
      Крутой берег открывал шикарный вид на море, однако спуск был опасен. Метров пять почти отвесного обрыва. Морская вода была прозрачна настолько, что было отчетливо видно не только движение рыб, но и их окраску.
      Некоторые отдыхающие прыгали в море прямо с обрыва, и Алик тоже захотел прыгнуть. Внезапно среди этой красоты появилась акула, она медленно, но хищно проплыла по прозрачному участку моря и исчезла в темных глубинах, начинавшихся неподалеку от берега.
      Алик захотел остановиться, но стал соскальзывать к обрыву, как если бы его кто-то специально сталкивал. К счастью, неприятностей не произошло, Алик выбрался из опасного положения. Не все, что красиво выглядит, готовит удовольствие.
***
      Я понимаю, что спокойствие моего положения обманчиво, хищники, хоть и не видны, но неподалеку. Мне опасно заходить слишком далеко в использовании обычных свобод человека, но так непоборимо тянет...

14.01.2011 Омск
      «Мир зла приемлет из всех речей, либо славословие, либо молчание»
      Несмотря на федеральный розыск, в котором я находился, мне требовалась работа. Я соскучился по составлению текстов, редакционному коллективу, да и деньги бы не помешали, хотя у меня была достаточная сумма - около полумиллиона рублей, которые я получил как компенсацию за свое незаконное увольнение и как компенсацию за последующую преднамеренную ликвидацию телерадиокомпании, которую я возглавлял, администрацией города, которая уж не знала, как по иному избавиться от меня. Я долго раздумывал, кто мог бы меня прикрыть в ситуации противостояния с законом, где я мог бы работать без официального трудоустройства, или так, чтобы информация о моей работе не попала в интернет и далее к моим преследователям, и остановился на коммунистической газете города Омска под ярким названием «Красный путь»…
***
      К-ц, секретарь омского отделения коммунистической партии, оказался приятным в общении человеком. Он не вдавался вглубь обрисованной мною личной проблемы, а я, после прочтения книги «Россия в концлагере», понимал, что тот не будет мне помогать без личной заинтересованности, поэтому предложил:
      - Мог ли быть я чем-то полезным компартии?
      - Нам нужны оппозиционные к власти журналисты, - ответил К-ц. – У нас есть две газеты, конечно, вы сами понимаете, коли мы оппозиционная партия, то у нас больших денег нет.
      Ямало-Ненецкий автономный округ, из которого я выехал, претендовал на достаток, сравнимый с московским, поэтому оговорка К-ца прозвучала не случайно. Но сколько это «немного» или «скромно» по омским меркам, я не знал.
       - Как вы считаете, одиночка имеет шансы в борьбе с властью? – спросил я, чтобы что-то спросить.
      - Только принадлежность к системе дает человеку какие-то гарантии, - с чувством заметной гордости ответил К-ц. – К такой системе, как коммунистическая партия.
      - Условия работы? – спросил я.
      - Мы никого не неволим, - ответил К-ц. – У нас тоже есть планерки, есть задачи, но каждый выбирает свой путь, или приносит свою тему. Пройдите к Адаму О-вичу, главному редактору нашей газеты, он вам все объяснит…
      Я поблагодарил К-ца, вышел из приемной и задумался.
      В офисе коммунистической партии города Омска царила атмосфера казенщины и неприятных затхлых запахов. Что-то из далекого прошлого. Даже охранник на посту и тот был какой-то социалистический. Уж как им удалось выстроить эту атмосферу, можно было только догадываться.
      Допустим, секретарша К-ца. Милая девушка. Но одетая как-то старомодно в костюм, тщательно скрывающий все женские прелести и даже отдаленные на них намеки, она походила одновременно на многих деловых женщин, представленных советским кино.
      В тупичке коридора перед приемной К-ца на всю стену висел плакат, на котором великое множество людей теснились и теснились в рамках плаката, как на многих агитационных снимках советской эпохи, и держали эти люди в своих руках плакаты с требованиями: прекратить рост цен, прекратить воровство во власти и так далее. Что-то похожее на фото из книги «Россия в концлагере».
      Рядом с этим плакатом стоял стол, из-за которого выглядывали спинки трех стульев. Президиум. Не хватало только людей.
***
      Адам О-вич, редактор газеты «Красный путь», оказался человеком не менее приятным, чем секретарь омского отделения коммунистической партии. Немного полноватый, лет пятидесяти пяти, он производил впечатление вдумчивого, тактичного политика, и чем-то походил на пенсионного газетного журналиста Костикова из маленького нефтяного города Муравленко. Его интересовало более всего одно-единственное:
      - Вот зачем вам потребовалось идти к К-цу? – спрашивал он. – Не понимаю.
      - В моей ситуации я могу рассчитывать на помощь только оппозиционной партии, - ответил я, понимая, что недосказанное мною в разговоре с К-цом уголовное преследование и федеральный розыск лезут из моей ситуации заметно.
      От человека непонятного, какою бы малой эта непонятность ни казалась, лучше держаться подальше, от нее может быть большая проблема – это Адам О-вич, видимо, понимал отлично. 
      - Но нас тоже давят, - сказал он после короткого раздумья. – У нас тоже приказные материалы. Вам надо почитать нашу газету, и решить для себя насколько вы согласны с ее позицией.
      Адам О-вич уже с очевидным сомнением посмотрел на меня. В этом взгляде ощутимо горела фраза: «что-то ты не договариваешь, человек на вид молодой, заслуженный, способный претендовать на большую зарплату, что тебе коммунистическая партия…»
***
Сыр из «одуванчиков»
      Когда я приехал домой, мама рассказала, как она покупала сыр. Сыр был продан ей за 67 рублей. Мама рассчиталась, а потом отошла в сторону и в уме (для человека семидесятипятилетнего возраста нонсенс!) пересчитала стоимость покупки. Оказалось, что ее обсчитали. Она подошла к продавщице и недовольно бросила ей:
      «Вы обсчитали меня на этом сыре примерно на 15 рублей!»
      Продавщица, опытная и бывалая, знала, что торговый зал не оборудован средствами контроля покупок, а все пенсионеры - предсклерозные божьи одуванчики, потому заподозрила беспочвенный шантаж.
      «Тут нет контрольных весов! - вскричала она. - Как вы можете знать, что я вас обвесила?»
      Действительно, предположить пенсионера, считающего в уме, сложнее, чем говорящую макаку, но откуда она могла знать, что мама почти каждое утро начинала с развивающего мозг кроссворда, продолжала просмотром новостей, а заканчивала политическим или художественным спором.
      Она помнила даже то, что среди бардов не один Владимир Высоцкий обладал талантом, что песня со словами: «а потом начинаем спускаться, каждый шаг осмотрительно взвесив. В пятьдесят это также как в двадцать, ну а в семьдесят также как в десять» - написана совсем не им, а неким Юрием Кукиным.
      Она могла еще много о чем поспорить и выиграть. Поэтому, можно было простить продавщицу за легкомыслие.
      Мама выслушала ее и ответила в стиле, каким привыкла бороться с разного рода нарушителями ее спокойствия: с ленивыми слесарями, шумными соседями, непослушными детьми, случайными говорунами по домофону...
      «Послушайте, зачем мне ваши весы, если вес сыра написан на упаковке? – утвердительно спросила она. - Надо просто умножить вес сыра на цену. Смотрите. Сыра двести тридцать грамм, цена его такая-то. Сто грамм сыра стоит столько-то. Двести грамм стоят столько-то и плюс еще столько-то. Максимум цена этого сыра 52 рубля. Отдавайте сейчас же мои 15 рублей!»
      Продавщица оцепенела, будто увидела инопланетян. В голове, похоже, образовалась пустота. Она силилась понять, что ей говорит пенсионерка, которой место было в каком-нибудь приюте для людей, теряющих все подряд.
      «Если вы немедленно не вернете мне 15 рублей, я пойду на вас жаловаться!» - прикрикнула на нее мама.
      Продавщица в полубессознательном состоянии протянула маме 15 рублей, мама забрала деньги и пошла к выходу, обдумывая на ходу ситуацию, и внезапно ей пришла в голову еще одна мысль, которую надо было высказать провинившейся продавщице. Однако, когда мама вернулась назад к прилавку, продавщицы уже не было. Мама внимательно осмотрела всю торговую площадь за прилавком и заметила плечо продавщицы, выступающее из-за коробок, составленных в стопки. Она сидела, притаившись, лишь бы избежать стычки с пенсионеркой. Это мама заметила, но промолчала и удовлетворенно удалилась, тут же забыв невысказанную фразу, на место которой пришла известная: «боится, значит, уважает».
***
      Кстати, маму в предыдущих книгах я назвал Тамарой Леонтьевной, пенсионеркой со стажем. Я смешно и иронично описал в рассказах многих людей из своего окружения, некоторые из которых мне отплатили, как говорится: «по полной программе». Тот же глава маленького города Муравленко, превратившись из Б-вского в Хамовского в компании с руководителем своей пресс-службы, который из П-дина в моей книге обратился в Бредятина, «подарил» мне спустя четыре года после выхода книги и множество незаконных безосновательных преследований, некоторые из которых стали и законными и основательными, даже безо всяких оснований.
***
О несостоявшейся мести 18.01.2011
      Задрин, заместитель директора телерадиокомпании по технической части, который взбаламутил коллектив на противостояние, и Бредятин, пресс-служка главы маленького нефтяного города, который попросту мстил за какую-то мелочь, попались Алику, бывшему директору телерадиокомпании, но в первую очередь журналисту, случайно. Бредятин сильно потерял в росте и стал похож на кота Бегемота из сериала «Мастер и Маргарита». Толстый карлик, которого можно было узнать только по бороде. Задрин ростом не упал, но похудел. Зеленая пляжная рубашка и шорты болтались на нем, не давая точно оценить истинные масштабы похудения.
      Алик выхватил нож, тупой неуклюжий нож, чтобы поквитаться со своими обидчиками, но едва взяв его, понял, что не сможет убить. Это поняли и его враги. Хуже нет ситуации, когда взяв в руки оружие и приравняв себя к человеку, против которого можно беспрепятственно оружие применять, понимаешь, что не можешь убивать. Тогда, по сути, остаешься безоружным.
      Требовалось сделать нечто устрашающее, и Алик запустил ножом в ближайшее окно. Стекло разбилось. На звук прибежал хозяин, которому Алик не хотел доставлять неприятности. Алик вынужденно извинялся. Воспользовавшись этим, Задрин исчез, а Бредятин остался, но уже ничего не боялся.
***
      О том, чтобы поквитаться с обидчиками, я еще не мечтал. Мои обидчики в безопасности схоронились далеко за мощью уничтожающей меня системы. Я сейчас походил на дичь, которая мечется в лесу, увертываясь от пуль охотников, которых жены отправили на охоту, потому что их вынудили дети. Так вот мои обидчики – это, образно говоря, те самые бабы и дети, которые инициировали охоту. Дичи до этих баб, детей, да и до охотников дела нет, ее задача – выжить, а все остальное - потом.

20.01.2011 Омск
      «К сладкому надо приближаться осторожно и осмотрительно, чтобы не вляпаться насмерть»
      Я не оставил идею зарабатывать деньги, находясь в федеральном розыске, и, как мне кажется, нашел идеальный для себя вариант: работа на финансовых рынках. Опыт работы в научно-исследовательском институте и в средствах массовой информации, как мне казалось, должен помочь.
      Компания «Финам» - прочитал я на вывеске и сразу шутливо предположил: «Финансы ам», то есть: поедатель финансов. Но может мне повезет? Все-таки я бывший научный работник, умею работать с литературой и собирать информацию, умею анализировать…
      Игра - что может быть интереснее игры? «Вся наша жизнь – игра…» - писал Уильям Шекспир. «Что наша жизнь? Игра», - вторил Александр Пушкин. Я играл в шахматы, в карты, в домино, в футбол, в бильярд..., в политику, в журналистику,… сейчас играю в преступника, наконец. Наша жизнь - игра. «И кто ж тому виной, что я увлекся этою игрой?» - пел Андрей Миронов в фильме «Двенадцать стульев», от имени Остапа Бендера, который мне всегда импонировал. Я увлекся, так почему бы не сыграть в деньги? Может получиться зарабатывать игрой на бирже. В конце концов, был же Джордж Сорос, сколотивший себе состояние на спекуляциях. Эта лучше, чем краснеть, как заметил один из моих друзей, когда я высказал идею о работе на коммунистическую партию.
      Стекла очков после уличного мороза запотели при входе, и я не заметил надпись «Осторожно ступенька», прикрепленную к внутренней двери. Возможно, я не заметил бы ее в любом случае, потому что не привык читать подобные объявления на дверях, отчего не раз страдал при внезапных отключениях воды и электроэнергии, о которых предупреждали. Также и в этот раз: я едва удержался на ногах на блестящем антрацитовой плиткой полу после схода с той самой ступеньки на виду у администраторов «Финама». Думаю, подобное должно превратиться в развлечение для скучающего персонала, который, далее, проявил ко мне обходительность и живое участие, предлагая мне стать инвестором!
      Слово инвестор меня околдовало. Я почувствовал воодушевляющее приобщение к той самой финансовой элите, которая управляла миром, его политиками и судами… Эта была та самая платформа, взобравшись на которую я мог бы с презрением посмотреть на своих нынешних обидчиков и даже сказать им спасибо, за то, что ни разлучили меня с бюджетной кормушкой, и подтолкнули к независимой от воли начальников жизни. Однако, я все-таки не настолько сошел с ума, чтобы на этапе обучения новой профессии предъявлять свой паспорт для регистрации.
      В этот же день проходил второй вводный семинар под названием «Мастер класс» на тему далекую от мастер-класса. Речь шла, скорее, о повышении минимальной грамотности в отношении игры на бирже. Это было то, что мне и требовалось для начала.
      Среди слушателей - женщина лет пятидесяти. Средней полноты болтушка, которой явно не хватает общения дома, скорее всего безработная, своими вопросами она постоянно отвлекала нашего преподавателя от лекции.
      Преподаватель, а точнее преподавательница, ухоженная утонченная женщина, явно ничего не понимающая в математике, и по некоторым признакам – отдаленно знакомая с пенсионным законодательством, о котором она много говорила, вела себя уверенно и амбициозно.   
      - А вы слышали, что хотят отменить стипендии? – ни с того, ни с сего спросила болтушка. – И это передали по всем каналам. Они что: с ума сошли?
      - Это все предвыборные технологии, - хитро прищурившись, ответила ухоженная. – Президенту нужны проблемы, которые он может решить, вот он и организует противоположное мнение, чтобы зритель притих в испуге. Пойдут волнения. А затем выходит Президент и говорит, что не позволит отменить стипендии. Его рейтинг взлетает. Вот и все.
      И ведь действительно. В книге я упустил еще и эту возможность использования СМИ. СМИ не только может отражать положительные действия президента (политика), но и создавать интригу, создавать пустой фон (пустую проблему) для положительных действий президента. Пустую проблему куда как легче решить: она не имеет плоти и поддержки, она – СМИ-иллюзия, которая разрушается легко, как неприятный сон.
      С того же ягодного поля и нынешнее заявление Прохорова об увеличении рабочей недели до 60 часов. Изначально ясно, что подобное предложение будет лишено какой-либо поддержки. Но это предложение он высказывает. Результат: Прохоров становится более известным на отрицательной информации, которая вскоре забудется, но имя Прохоров запомнится. При этом у Президента появляется хорошая возможность зарубить нехорошую несуществующую проблему прямо на корню и заработать баллы.
      В строительстве родильного дома для СМИ-иллюзий есть еще один большой плюс: иллюзорные проблемы, своей вопиющей антисоциальностью и очевидной глупостью отвлекают общество от того, что Президент не решает проблемы реальные. Я думаю, что некоторые его и оправдывают при этом: трудяга – он же столько иллюзорных проблем нарешал. При этом Президент научился и иллюзорно решать и реальные проблемы, такие как упадочное здравоохранение…
      При этом каждый политик, даже оппозиционный, вроде Немцова, использует приключившийся с ним арест и перегибы правосудия не для решения данной реальной проблемы, не для помощи гражданам, попавшим в подобные ситуации, не для направления усилия на исправление правосудия, а на собственную популяризацию!
      В государстве усиливается стремление торговать «воздухом» во всех областях. В СМИ – это естественно – поскольку конечным продуктом СМИ и является болтовня. Но даже нынешняя болтовня журналистов стала не самоценной информацией, а упаковкой для рекламы торгового знака, того или иного политика, той или иной идеи. Даже факт убийства, прискорбнейшего события, становится лишь фоном для популяризации правоохранных структур, возрождение которых для нашей многострадальной страны символизирует новое приближение к режиму концлагерей.
      Что-то я и сам в своих мыслях ушел далеко от игры на бирже. 

05.02.2011 Омск
      «Покупные яйца своих не заменят»
      Я, получив в качестве соперника твердую непробиваемую стену правосудия, наполненную твердолобыми исполнителями, вроде дуболомов с деревянными головами из сказки «Урфин Джюс и его деревянные солдаты», которая является продолжением «Волшебника Изумрудного города», теряю оптимизм и улыбчивость всегда присущие мне. Страх, быт и отсутствие единомышленников могут убить кого угодно, даже у Элли были друзья в ее походе к Изумрудному городу. В свой поход я шел в одиночестве, правда, окруженный близкими людьми... 
      Большая автобудка с зычной надписью «ОВОЩИ», стоявшая на небольшом рынке выходного дня возле торгово-развлекательного комплекса «Кристалл» в городе Омске, имела при себе наибольшую очередь из всех очередей, тянувшихся к прилавкам. Очередь эта утолщалась по мере приближения к автобудке и возле стола, за которым хозяйничала энергичная торговка, превращалась, на первый взгляд, в хаотичную толпу.
      По мере приближения к очереди, стало понятно, что очередь эта состоит в основном из бабуль и бедно одетых омичей, готовых простоять на морозе час-другой, но купить продукты подешевле. Потертые каракулевые шубы, бедные пуховики, старые пальто – вот основная доля одежд окружавших автобудку.
      - Это что ж такое! В советское время овощи копейки, копейки стоили! – громко говорила маленькая старушка с пронзительными удивительно живыми глазами, которая, только заняв очередь, принялась жаловаться на то, что люди стали пассивными.
      - Бабуля, да где ж вы видели овощи в советское время, в это время года? – спросил я. – Картошка в это время обычно гнилая была, да и той не было…
      Цены на картофель и морковь, вечно стремящиеся к повышению, куда сильнее трогают сердце российского человека, чем любая иная несправедливость. Какое дело, этому человеку, до трагедий людей, страдающих за народные интересы отдаленно от их квартир, если картофель и морковь – это ощутимо ближе? Никакого. Вот и я стою в очереди, куда менее заметный, чем картофель и морковь, хотя старался для людей и пострадал через борьбу за их права...
      - Хорошая, словно бы прямо с грядки, - завистливо сказала одна из очередниц, пристально разглядывая морковь, которую помощник торговки, крепкий мужик, находившийся в автобудке, ссыпал из ведра в подставленный под поток овощей пакет.   
      - За морковью можете не занимать! – крикнула торговка, ставя наполненный морковью пакет на весы.
      Очередь молчаливо, но огорченно, проглотила замечание торговки...
      Вот дело, которым заняты многие омичи, да и жители других городов России: поиск продуктов, которые хотя бы на рубль стоили дешевле, чем в других магазинах. Это занятие наполняло смыслом жизнь, которая уже давно помещается в несколько домашних ящиков: кладовка, холодильник, телевизор. Если там пусто, то и жизнь тускла. «Перед толпою мы не хотим быть равны. Вы, высшие люди, уходите с базара!» - восклицает Заратустра в исполнении Фридриха Ницше в главке «О высшем человеке». 
      Действительно нечего уподобляться толпе, включаться в ее действия, жить ее стремлениями. Недавно я почувствовал отвращение к огромным торговым центрам, подобным омской «Меге». Но что делать, если живешь в окружении людей толпы, с их естественными склонностями, с их желанием и тебя сделать частью толпы, на свой удобный лад. Стоит поддаться, как станешь таким, окунешься в базар.
      Стоит окунуться в базар, как тысячи рук схватят и не отпустят, тысячи страстей опутают душу, тысячи соблазнов присосутся к сердцу. Знакомый мне герой отказа от базара - это дядя Игорь из далекого города Текели, муж сестры Нины Ивановны – моей тещи. Он, будучи околдованным очарованием Евгении Ивановны, прожил с нею в качестве ее, как я помню, второго мужа хрен его знает сколько лет и все-таки сумел на старости лет найти в себе силы и развестись. Думаю: он остался счастлив.
      Дядя Игорь – невысокого роста коренастый такой бородато-волосатый еврей добродушный, веселый, прозорливый и страшно творческий человек. Он все что-то мастерил и рисовал, стараясь игнорировать огород и даже строительство своего дома. Он жил своим творчеством и все тут, а жене нужна была его помощь по дому и огороду. Конфликт он пережил величественно.
      Разве дети, мои дети, окружающие меня, стоят того, чтобы сегодня, видя всю свою ненужность им, исходящую из потери благосостояния и уверенности, пытаться их расположить к себе? Зачем удерживать жену? На все вопросы ответ: нет. Каждый приходит в жизнь одиноко и каждый с нею так и расстанется. Имеет значение ответственность лишь перед собой. Я все долги детям отдал. Более от меня не требуется. Благодарность близких и благодарность отдаленных людей – это их дело. 

09.02.2011 Омск
     «Счастье разрушается также легко, как изящный хрустальный фужер – одним неловким движением»
      Выйдя на улицу, на мягкую снежно-пушистую омскую погоду, освещенную по-весеннему живым февральским солнцем, зашагав, я вдруг со всей отчетливостью осознал, что жизнь должна вестись точно рассчитанными шагами, каждый (!) из которых должен приближать к успеху, к цели, к той пристани, которую наметил.
      Хаотичное дергание, заячье петляние по жизни, спровоцированное мимолетными желаниями и хотениями, оно заводит, в конечном счете, в никуда. Поэтому, готовясь совершить очередной шаг, обязательно спроси себя: а куда он тебя ведет, к какой вероятной цели, к какому уровню, к какой отметке? Если шаг является положительным и пусть даже на самую малую долю приближает к цели, или может приблизить, не создавая рисков, то сделай этот шаг. Если шаг вполне очевидно подсказан страхом, ленью, жадностью или содержит значительные риски - не делай его.
      Время не важно, важно продвижение, важна жизнь в этом продвижении. Можно не дойти до цели, но это гораздо лучше, чем к ней и не приближаться, а еще хуже - отдаляться.
      Но сам себя спрашиваю: «Тогда что гнобит тебя, огорчает чрезмерно и заставляет сердце сжиматься от грусти, а слезы подступать к глазам так, что чтобы сдержать их приходится напрягать все силы?» Я, несомненно, на правильном пути: честно исполнил свой долг журналиста, перестал быть чиновником от журналистики, устранился от журналистской империи лжи, излишних денег и соблазнов..., но что же терзает меня?
      И сам себе отвечаю: «Сладкое прошлое, возможности и удовольствия, которые, как я считаю, несправедливо у меня отняты». Вот, что. Осознание несправедливости, совершенной в отношении меня, огорчает меня. Как тут не согласиться с Артуром Шопенгауэром, что всякое ограничение ведет к счастью. Если бы я не знал сладкой жизни, не допустил ее, то и не страдал бы по потерям, не ощущал бы тяжкий груз несуществующей вины, которая привела к лишениям...
      «Но, друг мой, - обращаюсь я к себе, - разве виноваты многие и многие люди, погибшие в войнах в том, что пуля застигала их в рассвете сил? Разве виноваты те, кто защищал Родину и погиб, или виноваты были те, кто попал в сталинские застенки по анонимке соседа? Или виноват был тот малыш, который вышел не вовремя на дорогу и попал под колеса? Просто жизнь так сложилась, просто… О Боже, как все случайно начинается и просто оканчивается…»

13.02.2011 Омск
     «Семечка, чтобы не быть съеденной,  должна затеряться»
      Я устал просыпаться с холодком неудачи в животе. Ощущение напряжения, звон в ушах, безотчетный, иррациональный страх. Нет той утренней свежести, что всегда была спутником моим. Будто  нечто засело во мне самом, как заноза. Нечто неестественное, заставляющее бояться хруста давимого автомашинами снега, стука подъездной двери, шумного топота подъездных захожан.
      Это чувство притупилось только в последний  месяц, когда я вернулся жить в мамину квартиру. До этого я тревожно просыпался каждой ночью, пока жил в пустующей квартире у родного дяди Володи, который с женой уехал на время в Москву! Днем подходил к окну так, чтобы меня не было видно в оконном проеме от света дневного солнца, а вечером…, а вечером я почти не включал свет в квартире. Свет горел только в изолированных от окон туалете и ванной. И как обеспокоился я, когда соседка Аня, которой дядя Володя поручил приглядывать за квартирой, сдала меня милиции!…
***
      Тогда мне надо было ехать в областную типографию города Омска на последнюю, как я думал, сверку моей новой книги. Да, да, находясь в федеральном розыске, я выпускал новую книгу «Эффект безмолвия» за свой счет, потому что считал, что обязан ее выпустить, исполняя обязательства перед жителями маленького нефтяного города Муравленко, которые меня избрали депутатом городской Думы, несмотря на мое безработно-репрессированное положение.
      Я как обычно выглянул из окна на дяди Володиной квартиры, расположенной на первом этаже, что было удобно для наблюдения, и заметил возле подъезда типичный милицейский «ГАЗик», только без каких-либо надписей на бортах и почти новый. «Но мало ли таких машин в личном пользовании?» - спросил я себя. И сам ответил: «Мало». Кому он нужен в век, когда все покупают иномарки? Лады, Волги – куда ни шло, но чтобы подобные «ГАЗики»…
      Стекла у этого «ГАЗика» были так крепко затонированы, что я не мог разглядеть сидит ли внутри водитель. Он так близко подъехал своим задком к подъезду, что я никак не мог разглядеть: идет ли газ из выхлопной трубы, чтобы определить присутствие водителя таким косвенным способом. При этом во дворе стояла соседка моих родственников - Аня, словно бы чего-то ожидая, и слишком долго и громко болтала с какой-то женщиной.
      Все это внушало неясные опасения ментовщины, которая обитает совсем рядом с чертовщиной, и я не вышел бы из квартиры, если бы не собирался в типографию. Я высидел время, какое можно было списать на нормальное опоздание, но поскольку мы договорились с Мариной Владимировной, верставшей мою книгу, встретиться в конце дня, то я оделся, взял кипу листов с правкой книги, с которой несколько дней ночами сидел в ванной, и вышел.   
      Первое, что я встретил на заснеженной морозной улице: почти вплотную установленный у подъезда зад «ГАЗика», снабженный сзади небольшим овальным и тоже тонированным окошечком.
      «Через него очень удобно следить за тем, что происходит позади машины, оставаясь невидимым внутри» - сразу оценил я, но поскольку вышел и вышел по делу, невозможному, как мне казалось, к отлагательству, то я спокойно и по-деловому ринулся вперед, словно прыгнул с обрыва в воду, где могло быть и мелко...
      «ГАЗик» я прошел, и «ГАЗик» никак на меня не отреагировал, ревом мотора, например. Проходя мимо Ани, которая делала вид, что не узнала меня, а может и действительно не узнала меня, беседуя с женщиной, я на беду свою не удержался от вросшей в меня привычки культурного человека и поздоровался с ней.
      - Здравствуйте, - с видимым удивлением ответила она.
      Я подошел, чтобы напомнить о себе и развеять это странное удивление сам не знаю зачем.
      - В квартире все нормально, квитанции приходили, но вы, наверное, их забрали? – сообщил и спросил я.
      - А… вы жилец этой квартиры, - узнавая, сказала она. – Да квитанции у меня.
      В глазах ее читалось нежелание продолжать разговор, да и я не зная, что еще сказать, пошел дальше. Когда я отошел не более, чем метров на тридцать, то мне показалось, что я расслышал достаточно громкий голос Ани: «Это он». Далее, закрываясь, хлопнула дверца автомобиля, завелся мотор, и какая-то машина поехала со скрипом, давя снег. Я испугался, но заставил вести себя спокойно, и, не оглядываясь, быстро пошел уже по двору мимо соседнего дома, в котором располагалось общежитие, чувствуя как меня, не спеша, догоняет машина.
      Общежитие я успел пройти полностью и свернул налево. Мне оставалось метров сто до остановки общественного транспорта. Машина тоже свернула налево, вслед за мной. Я вышел из микрорайона на площадь к остановке маршрутного такси, машина также свернула к остановке, медленно проехала медленно мимо меня. Это был тот самый «ГАЗик». Я вскользь, но пристально всмотрелся в него. Хотя передние стекла были светлыми, но водитель сидел далеко от руля, так, что весь скрывался за затемненными стеклами задних дверей. Мне показалось, что он тоже меня изучал. Я, будто ничего не происходило, встал на остановке, «ГАЗик» уехал, а я дождался своей «маршрутки».
***
      По словам моего омского адвоката Зайкова, с которым я время от времени встречался, в случае поимки в ходе федерального розыска, меня непременно посадили бы в камеру, а коли уж посадили, то суд по инкриминированному мне уголовному делу непременно вынес бы реальный приговор, чтобы оправдать посадку. Наши суды на основе наших растяжимых правовых санкций выносят приговоры, в первую очередь оправдывающие репрессивные действия системы власти против гражданина, а лишь в последнюю очередь справедливые. Поэтому быть пойманным в мои планы не входило, но и психическое напряжение этой игры в «прятки» было велико.
***
      За работой несколько часов в типографии пролетели незаметно, самым ярким впечатлением, как обычно, остались только аквариумные рыбки, водившиеся в аквариуме типографии с самого первого дня, когда я там появился, а это было пятнадцать лет назад. Глядя на них я не мог отделаться от ощущения, что гляжу на человеческое общество, занятое своими делами, погруженное в свои трагедии, но в большинстве своем не имеющее способностей рассказать о своей жизни. Рыбий эффект безмолвия, несмотря на биологический эволюционный прогресс, в полной мере окружает и человеческое общество, которое хотя и не немо, как рыбы…, но разве можно считать словами то вранье, которое по большей части оно исторгает.
      «Быть честным – по нашим временам значит быть единственным из десяти тысяч», - сказал Гамлет в одноименном произведении Уильяма Шекспира, и я с ним полностью согласен. Более того, этого честного пожрут лживые девять тысяч девятьсот девяносто девять, как собственно и случилось с Гамлетом. Разве можно жить в человеческом обществе честно и безопасно для собственной жизни и благополучия? Конечно, нет. Теперь я это познал на собственном опыте.
      Вечером этого дня возвращаться в квартиру к дядьке Володе я не спешил, а из типографии зашел в сетевой ресторан «КФС», тот, что напротив омского театра юного зрителя, купил что-то куриное с картофелем фри и долго сидел, обдумывая свое положение. Тут меня застал телефонный звонок из Москвы, куда и уехал мой дядька. Звонила его обеспокоенная жена.
      - Нам звонила милиция из Омска. Спрашивали: живет ли в нашей квартире кто-то? – проинформировала она. – Они сильно интересуются. Мы сказали, что попросили соседку присматривать за квартирой. Тебе надо уходить.
      - А почему милицию заинтересовала ваша квартира? – спросил я.
      - Они проверяют все места, где ты раньше жил. Даже в частном доме в Рабочем поселке на Дунайской были. А здесь заметили свет в окнах нашей квартиры. Нашли старшую по подъезду, та сказала, что мы уехали в Москву. Они позвонили мне и спросили: почему свет горит в квартире. Я ответила, что соседке ключи оставила, чтобы приглядывала за квартирой. Они попробовали зайти, но дверь оказалась заперта изнутри, поэтому тебе нельзя больше у нас жить.
      - Хорошо, - согласился я, понимая, что мне сильно повезло с замком, который мог открыть только тот, кто находится в квартире. – Как там вы?
      - У нас все нормально, но тебе в квартиру возвращаться нельзя, - сказала тетка.
      На этом телефонный разговор завершился. Телефон у меня был новый, а сим-карта куплена на чужое имя, поэтому я не беспокоился за то, что телефонный разговор будет перехвачен. Но вот квартира...
      Мои подозрения оказались верными. Милиция меня вычислила, что стало для меня неприятной ожиданностью. Милиция работает. Они, несомненно, выяснили всех моих родственников, родственников родственников, и вот так и добрались до квартиры брата моего отца. Неожиданностью стало то, что родственники, не подумав, сдали соседку Аню, которая фактически сдала и меня. В квартире у дядьки остались мои вещи и самое главное – ноутбук с книгой, поэтому мне надо было вернуться...
      «В милиции тоже работают люди, - подумал я. – Кому охота ночью работать, в сибирский мороз ходить вокруг чужого дома, когда в своем ждет жена, сытный ужин и теплая постель?»
***
      Возвращаясь ближе к полуночи, я пошел к квартире не так, как идут все: то есть не напрямую к дому от ближайшей остановки, а вышел из маршрутного такси на остановку раньше, сделал значительный крюк к парку «Культуры и отдыха» и с противоположной от остановки стороны пошел к дому. Расчет был на то, что если кто-то и следит за квартирой, то он будет ждать меня на пути, как ходят все нормальные люди, а не с обратной стороны, тогда я первый увижу следящих и, возможно, успею незаметно скрыться… 
      С противоположной стороны дяди Володиного дома я никого не встретил, кроме молодых парней, выгуливавших собаку, но даже, если они и были милицией, в чем я сомневаюсь, то меня не задержали. Я обошел дом, выглянул из-за угла. Никого. Прошел вдоль стены дома к подъезду, заскочил в подъезд, а там и в квартиру, расположенную на первом этаже. Тут я смог расслабиться, но на короткое время… и в то время, когда еще не наступило утро для тех, кто первым шел на работу, я с вещами вернулся в квартиру своей мамы, которая жила неподалеку, где я сейчас и пишу в дневник эти строки.
      После возвращения уже более недели живу, кстати, вполне спокойно, как и предсказывал мой омский адвокат З-ков, говоря, что искать меня по-настоящему будут только первый месяц с момента объявления в розыск, а потом мое дело ляжет на полку, откуда его будут доставать лишь изредка, а если повезет, то и вовсе забудут.
      Пользуясь своей вновь обретенной свободой, я дорабатывал книгу, ходил и на легкоатлетический манеж в расположенном не далее, чем в километре спортивном комплексе «Сибирский нефтяник», а вечером три раза в неделю ездил за центр города Омска учиться биржевой игре на курсах организованных компанией «Форекс клуб».
***
О битве с Природой 13.02.2011
      Участники этой битвы были Алику незнакомы. Корявое коричневое дерево с крепким двойным стволом противостояло ему и выпускало по его союзникам прямо из своего тела огненные снаряды. Мальчик, который был на его стороне, метнул в дерево мощный камень, каменную глыбу невероятного размера, которую под силу поднять только крепкому мужику, да и то не одному.
      Глыба ударилась в дерево, отскочила от него, но повредила. Дерево напряглось в попытке выплюнуть очередной снаряд, но засияло словно бы электрическими разрядами, и Алик понял, что оно повреждено. Однако радость была преждевременной.
      «Вы знаете мое имя, - произнесло дерево. – Я ухожу, но забираю этого мальчика, вы его спасете, только если найдете меня».
      Произнеся эту странную фразу, дерево исчезло, словно бы испарилось…
      Зло всегда забирает ребенка.
***
      Да именно сейчас, когда мне под пятьдесят лет, я чувствую, как происшедшие со мною трагические события отсекли от меня еще один кусок сохранившегося во мне детства, и он исчез в ментовских пастях Сциллы и Харибды. Я, скорее всего, уже никогда не стану таким беззаботным, как раньше, чтобы вернуть себя надо совершить подвиг, подобный путешествию Одиссея.
      
14.02.2011 Омск
     «Для того, чтобы полететь, надо оторваться ото всех опор и связей, а поначалу - и упасть»
      День святого Валентина запомнился лишь письменным разговором с Лидой по майлу. Я написал ей следующее:
      «Здравствуй Лида! Поздравляю тебя с Днем святого Валентина! Любовь - это единственный свет, который дается каждому, но не каждый его замечает, а некоторые так и не могут его разглядеть в течение всей своей жизни. Я рад, что у нас все складывается по-иному. Я рад, что путь карьеры и работы уступил пути обретения любви и семьи. Все, что мешало, таилось и, наконец, выплеснуло зло, обнаружив для нас главное, что у нас есть: ты, я, дети, родные и близкие. Это не работа, не коллеги, ни квартира, ни машина, ни деньги и иные блага, а люди, близкие любимые люди. И это не сентиментальность человека, попавшего в отчаянное положение, это то, до чего многие люди доходят только в конце жизни, но что господь Бог дал мне осознать, я надеюсь, на ее середине. Дай Бог здоровья нам с тобой и всем нашим родным и близким, чтобы я мог наслаждаться близостью с тобой, а ты со мной, чтобы мы могли наслаждаться обществом любящих нас людей. С Днем святого Валентина, дорогая моя Лида!»
      Лида мне ответила:
      «Привет, мой дорогой…! Получила твое поздравление, очень красивое! А насчет карьеры ты не прав. Карьера и семья - это разные вещи. Если бы все думали только о семье, то до сих пор были бы обезьянами. Общество развивается благодаря таким людям, как ты, и тебе подобным. Были великие люди, у которых вообще не было семьи, они были очень одиноки, например, Ньютон, если не ошибаюсь. Я думаю, все у нас наладится, и мы будем вместе. Мы и так почти вместе, благодаря современной науке, можем разговаривать, видеть друг друга (Ньютон и ему подобные не зря старались), а скоро будем совсем вместе. Целую. Люблю».
      Любящие всегда приукрашивают и превозносят любимых, всегда даруют лукавые, но такие оптимистично-окрыляющие авансы. Лида собиралась в отпуск ко мне в Омск, и до нашей встречи оставался месяц. И, я уверен, что мы встретимся, несмотря ни на что.

16.02.2011 Омск
     «Воскресенье – оно всегда через боль рабочих дней. Его миг многократно выкупается трудом»
      Чтобы успокоить нервы, я решил попробовать применить медитацию. Лет двадцать назад под влиянием публичных массовых уроков, которые проводил доктор Могилевский в омском зрительном зале какого-то дворца культуры, я научился владеть собой. Мог вызвать ощущения тепла в любом месте тела, ощущение тяжести и легкости вплоть до полета, но самое главное: мог избавиться от стресса и даже забыть о боли, что я эффектно использовал при посещениях стоматолога.
      «Я комфортно спокоен. Я сонно спокоен, нетороплив, безмятежен», - рекомендовал он мысленно проговаривать и воображать себя освещаемым столбом розового света. «Я силой спокоен, самоуверен», - предлагал он проговаривать в других случаях, воображая синий свет…
      У меня остались записи, которые я вел на сеансах Могилевского еще в 1984 году, я ознакомился с написанным, вспомнил ненаписанное, лег и попробовал заставить себя расслабиться: лицо, спина, грудь, живот, руки, ноги… Ощущения тепла или полета я вызвать не сумел, но в возникшем легком полусне увидел прелестную тихую картину падающего снега, такого пушистого, какой бывает в теплую погоду.
      На небо я не смотрел, я всматривался вдаль, но снег и легкая дневная мгла скрадывали даль, не давая ответа на вопрос: «Что ждет меня впереди?», оставляя мне только хорошую мягкую погоду для продолжения пути.
      Вся картина убеждала в одном: «Иди вперед спокойно, ты же видишь, путь твой сейчас тягостным не будет, он даже доставит тебе немалое удовольствие, но что там за гранью досягаемости зрения, ты увидишь потом». Мои первые шаги по старому пути были оптимистичны.
      Владимир Леви, большой специалист в искусстве владения собой и учитель в этой области, советует в своей книге «Искусство быть собой»:
      — «Не огорчайся по поводу того, что у тебя есть (болезни, личные проблемы, неприятности, приговоры судьбы). Радуйся по поводу того, чего у тебя нет».
      — «вкус жизни почувствовать».
      — «Лупи себя часто, сильно и разнообразно…, но Природу слушай, меру подскажет… Любить себя, не жалея себя – вот и вся истина жизни правильной».
      На самом деле воображение, игры ума, уход от реальности, от меркантильных  зависимостей и стремлений свободного цивилизованного человека – это вполне действенное и радикальное средство спасения для человека, оказавшегося за стеной общества. Об этом написано и в книге Джека Лондона «Межзвездный скиталец». «Быть умственно здоровым – значит быть способным забывать», - рассуждает главный герой книги, осужденный пожизненно, будучи замурованным в камере Сан-Квэнтина...

17.02.2011 Омск
     «Даже птицы в холодную погоду поют куда меньше, чем в жаркую, что говорить о человеке»
      Ветер за окном угловой маминой квартиры, расположенной на четвертом этаже кирпичного дома, звучал мощно настолько, что казалось, мимо окон регулярно пролетает скоростной экспресс. И то ли прошедший днем обильный снегопад, то ли резкая оттепель, то ли опять опасение слежки, то ли уходящий на свидание выросший мой сын Иван, возбудили в груди тоску по прошлому, имевшему, казалось бы, поощрявшиеся самим мирозданием смыслы и цели, которые внезапно поставлены под сомнение простым разрушением моей жизни многогранной карательной системой. Гвоздь сомнения в правильности моей критической журналистской деятельности, вбиваемый в душу погоно-чернильными молотками системы, проникал в меня все глубже и глубже, несмотря на мое упорное противодействие.
      Смысл жизни - он как блеск золота, к которому копаешь, копаешь, но стоит убедиться, да что убедиться - заподозрить, что золота-то нет, а блеск - обман, как жизнь теряет краски. Возвращаешься в места, где этот блеск всегда был, но его нет, потому что смысл прежней жизни теряется с потерей веры. Иногда что-то, правда, блеснет. Сердце взволнуется, замирает в радости. Начинаешь приглядываться. И опять ничего. «Русский человек без веры – дрянь», - писал Федор Достоевский. «Русский человек должен во что-то верить, понял браток? Если ни во что не верить, ничего, кроме водки не остается…», - писали братья Стругацкие в своем «Граде обреченном». Поэтому передо мною стоит задача не потерять смысл жизни, не отдавать его на сожрание, как ментам, а под ними я имею в виду всех слуг так называемого «права», так и другим желающим.
      Ради сохранения веры многие люди во все времена шли на подвиги. Так христиане, стремясь сохранить чистоту своей веры, добровольно удалялись в пустыни, в скиты, в уединение и отшельничестве вели аскетический образ жизни, полный невзгод.
      Вера творит чудеса, об этом писал и Д. Леонтьев в своей книге «Психология смысла». Полагание смысла, по его мнению, – это особый экзистенциальный акт, в котором человек своим сознательным решением устанавливает значимость чего-либо в своей жизни. Далее Леонтьев приводит пример: «Уильям Джеймс (американский психолог, философ) испытывал периоды глубокой депрессии, когда ему было около тридцати. В это время он учился в Европе, изучая психологию. Потеряв веру в свободу волеизъявления, он был совершенно подавлен мыслью, что все его поступки не более, чем простые реакции, как у павловских собак, и тогда невозможно достижение никаких целей. Состояние депрессии длилось несколько месяцев, и он уже подумывал о самоубийстве. Наконец, ему пришло в голову поставить на свободу. Он решил, что, просыпаясь утром, он будет верить в свободу хотя бы на один день. Он выиграл свою ставку. Вера в свободу обернулась самой свободой».
      Однако вера вере рознь. Торжество некоторых верований кончалось катастрофами. Так Адольф Гитлер имел в груди неисчерпаемую веру в себя! «Сама нация, ее кровь объявлялись Богом… Главный теоретик нацизма (Розенберг) и на партийном съезде провозглашал этот «символ веры»: непоколебимая вера в себя – вот первый постулат», - говорится в книге «Неизвестный Гитлер» Юрия Воробьевского. Это говорит об опасности превознесения всего земного, об опасности обожествления себя. Как только человек ставит деньги высшей целью – он тут же становится в позицию, аналогичную позиции нацистского молодчика, который готов идти к своей цели по трупам других людей.   
***
      За чтением книги «Воспоминания и размышления маршала Советского Союза Г.К. Жукова» на эпизоде об обороне какой-то высотки под Харьковом горсткой оставшихся в живых солдат, я подумал: сколько таких героических эпизодов происходит регулярно, а во время войны - массово и обыденно, о которых никто и не узнает?!
      Сколь много безвестных героев, которые умерли, исполняя свой долг до конца. Мне горько думать о том, что мы, живя сытой жизнью сегодня, пытаемся принизить их подвиг своими рассуждениями о смысле противостояния и героизма. Дескать, раз нет большого смысла, или смысл не тот, как нам бы хотелось, значит, нет и подвига. Мой друг Юрка тут очень не прав. Великие жертвы надо принимать безропотно, без осуждения и сомнений.
      Мое счастье в обилие времени, которое я теперь не трачу на зарабатывание денег, но могу тратить на чтение, на просмотр кинофильмов, на любование природой…, на более внимательное отношение к науке, культуре и искусству. Вполне возможно, что это самый выгодный мой обмен.
***
      Здесь в Омске мне все слышится в утреннем уличном шуме (когда я рано проснусь) какая-то божественная музыка: медленная, растяжная, завораживающая, голос, произносящий неопределенные слова на незнакомом языке. Прямо сейчас, когда я писал эти строки, внезапный порыв ветра закрыл дверь в комнату, так что резко щелкнула защелка. Словно предупреждающе щелкнула. Мол, об этом лучше и не писать.

20.02.2011 Омск
     «Именно обуздание внутренней дикости есть путь к человечности. Укрощение себя – с этого надо начинать»
      Если начинаешь делать снаружи, то перестаешь делать внутри. Если увлекаешься наружным, то забываешь о внутреннем. Меня же спрашивают: «Что делаешь?», и все ждут рассказов о внешнем, сходил ли я куда-то, или сбегал, или купил что-то, или прибрал в доме, или…, а мне нечего рассказывать, потому что сейчас в любом внешнем занятии я вижу, прежде всего, внутреннюю его составляющую: как оно меняет меня. И все спрашивающие меня, я думаю, понимают, что главное и есть эта внутренняя составляющая, но настойчиво в своих жизнях и жизнях других ищут внешний, поверхностный ответ.
      Сегодня я бегал в парке Советского района, расположенном метрах в двухстах от маминого дома, в минус двадцать четыре. Снег приятно скрипел под кроссовками. Дыхание замерзало, выползая из-под шарфа, которым по середину носа я прикрыл лицо. Оно замирало ледяными солнечными искрами на крае шарфа и по краям толстой шерстяной шапки, натянутой по самые брови и нижние кончики ушей.
      Беговой круг, собиравший в теплые дни бегавший и ходивший народ, сегодня был пуст почти совершенно. Только одного бегуна я заметил впереди себя, когда выбежал на околопляжную аллею, ближайшую к скрытому льдом Иртышу. Бегун легко, примерно как я, бежал, причем по пути, который использовал и я.
      «Неужели он и в подъем пойдет?» - задумался я и через считанные минуты увидел, что оказался прав.
      Мужчина действительно шел подъем, но именно шел, а не бежал. Я, чувствуя свое моральное превосходство, преодолевая тяжесть пути, потихоньку побежал вверх. Уже на середине подъема я почувствовал, что вдыхать носом в этот морозный день, к сожалению, не получится. Но и останавливаться я не собирался. Все мои усилия должны быть направлены на воспитание духа, на его укрепление, потому что сытая и довольная жизнь на теплой должности директора-главного редактора телерадиокомпании заметно подорвала мою внутреннюю силу.
      Я делаю зарядку не только для того, чтобы окрепнуть, а тренирую дух, удаляя из него леность и непоследовательность, я обливаюсь холодной водой, приучая дух претерпевать неприятное, я приучаю дух подчиняться обстоятельством, усмиряю гордыню, развиваю в себе чувство понимания и помощи другим, но без фанатизма - без ущемления своих интересов. Я думаю, что это еще и не все дела, которыми я сейчас занят. Я впускаю в себя прекрасное, оглядывая окрестности, читая художественные книги и изучая «Новый завет». Я стараюсь соприкоснуться с космосом, читая молитвы на закате и выходя под звездное небо, прося его о помощи. 
     Обливание холодной водой, ежедневные зарядки, аутогенная тренировка, которую я постепенно стал вводить в круг обязательных упражнений уже стали давать эффект. Я куда меньше стал «лизать» свои раны. Бег позволял оставаться в разуме. Нюня стал уходить. Меня вновь стал радовать солнечный день и ощущение жизни.

23.02.2011 Омск
     «Любой предмет, стоит его крепко затронуть, рассыпается, словно песчаный камень, на такое количество мелких частиц, что собрать его воедино кажется невозможным»
      Некоторые встречи, словно посланцы судьбы, таинственным образом откликающиеся на живо интересующие вопросы. Таковой стала случайная встреча с давним родительским другом, которого я не видел много лет, Сергеем Васильевичем К-цем, бывшим главным врачом какой-то омской поликлиники и, что самое главное ушлым и можно сказать махровейшим прохиндеем, водившим дружбу со многими сильными омского властного мира.
      Несмотря на возраст, убавивший его в росте, иссушивший его и изморщинивший, сделавший его левый глаз нервно моргающим, а то и вовсе прикрывающимся, да что перечислять - давший возможность получить вторую группу инвалидности - он был энергичным, хватким и любопытствующим человеком. Хотя он получал пенсию и выплаты по инвалидности, не успокоился, а занялся предпринимательством, организуя какие-то строительные бригады 
      Он на меня так и оценивающе взглянул на рынке советского района, куда я зашел по какой-то надобности, - с немым вопросом: может, и ты мой старый знакомец сгодишься для улучшения моего благосостояния. Хотя, может, я и ошибаюсь и последующей дружелюбности К-ца предшествовало всего лишь скучающее любопытство пенсионера. Все ж давно не виделись и когда-то были очень близко знакомы, даже засиживались вдвоем за прослушиванием классической музыки через великолепную ламповую радиолу «Викторию» с мощными огромными акустическими колонками.
      К-ц был на рынке вместе со своей дочерью Оксаной, которая работала юристом, и я, пользуясь случаем, вкратце рассказал им свою историю, доведшую меня до федерального розыска...
      - ...выехал на пять дней раньше начала фестиваля, - рассказывал я подробности первого эпизода уголовного дела.
      - И что, под эти пять дней у тебя нет документа? – строго спросил К-ц.
      - Нет, - ответил я. – Но мне же бухгалтера советовали, и глава города разрешил за переработку в выходные дни, причем письменно…
      - Я как делал... Сам себе писал письмо с приглашением на то или иное мероприятие, например, в Сочи. Заверял его, где надо и уже на основе этого письма оформлял командировку. Причем, никогда не ехал на бюджетные деньги! Никогда. Ты что! Бюджетные деньги - это тюрьма. И ничего не докажешь. Я привлекал деньги спонсоров или еще какие, оформлял командировку своему юристу вместе с собой, а тот уже готовил отчетные документы, - жутко помаргивая больным глазом, нервно выплевывал К-ц.
      - Это как с деревянной шашкой на танк, - поддержала отца Оксана. - Если замешана трата бюджетных денег, то ты ничего не выиграешь.
      - Журналист! - едко и брезгливо процедил К-ц. - Отдохнуть за бюджетный счет захотел. Такие дела надо обстряпывать правильно и ко всему должна быть бумажка. Что я не ездил?! Ездил, но с умом!
      - Да я не хотел..., - попытался я объясниться…
      - Знаем! Мы все это, проходили, - прервал К-ц. - Дурость ты совершил - вот и все.
      - Но ведь глава, мой работодатель, сам согласовал командировку и дополнительные дни, - сказал я.
      - Приказ ты оформлял? - полюбопытствовал К-ц, и в вопросе этом прямо-таки пульсировала его компетентность.
      Я с трудом, понимая, что тут, видимо, собака-то и зарыта, хотел сказать:
      «Я, но такова была практика, все приказы на свои командировки оформлял я, но только после обязательного согласования с главой города»..., но, медленно осознавая, что на своем доверии попался на уловку мошенников, которые мошенником выставили меня, ответил лишь:
      - Да.
      Я внезапно понял, что суду не нужны вносящие сомнения детали, как не важны были следователю Жиглову из фильма «Место встречи изменить нельзя» сомнения в невиновности инженера Груздева, который был ложно обвинен в убийстве своей бывшей жены. Сомнения отвлекают от быстрого, не утомляющего, топорного правосудия.
      Главное для суда в сочиненном на меня уголовном деле плавало на поверхности и было вполне достаточным для приговора: бюджетные деньги ушли на некие цели, под которые нет оправдательного документа, следовательно, они потрачены на личные цели, а значит - украдены, а если украдены, то значит с умыслом на хищение самого получателя денег - все. Зачем нужно что-то еще?
      Зачем в круг обвиняемых вводить главу города, бухгалтеров, на которых копье правосудия не нацелено? Пусть они даже прожженные пройдохи, но глава города, хоть он сегодня под уголовным делом, но пошел на повышение – стал представителем губернатора Ямала, а Кобылкин, губернатор Ямала, по слухам в каких-то отношениях с самим Президентом. Зачем правосудию ломать собственные зубы?
      То, что я никого не обманывал, не имел умысла хищения, а взял то, что разрешил глава города, то, что мне рекомендовали сделать и мой главный бухгалтер и секретарь - это значения не имеет. Это можно в урну и забыть, потому что тогда надо переписывать дело, работать, а результат тот же – всего лишь один приговор или одно решение. А возможно и того хуже – никакого дела! Статистика-то не улучшается.
      Не найти мне в этом деле сказочного Шарапова, который дотошностью своей помог Груздеву выйти из тюрьмы. Низы в противоборстве с верхами мыслят категориями, от которых верхи избавляются. У власти мораль всегда в урне, а Шарапов в деле Груздева явно был лишним, а, возможно, и придуманным персонажем.
***
      Вспомнились фразы, которые я слышал в доме К-ца.
      - Две пешки играют в шашки, - сказала Людмила, когда ее муж с другом пошли выпить водку на кухню.
      - Апатия - это отношение к сношению после сношения; разврат – это раз в рот, раз – в зад, - выражение самого К-ца.
      Интересные люди всегда интересно живут, интересно говорят, интересно мыслят, а советы их бесценны. Всегда есть люди, которые подскажут. Надо только искать. Я начал понимать, что, скорее всего, проиграю дело, что, скорее всего, получу приговор, но лишаться свободы я не хотел, поэтому решил идти до конца, как образно обозначил мою позицию мой друг Юрка: «Русские живыми не сдаются».
***
О хождении в темноте 23.02.2011
      Это была самая обычная жизнь, окруженная самыми обычными людьми, непримечательными зданиями, очередями и надеждами. Две авоськи с картошкой, по одной в каждой руке, не напрягали, тем более, что Алик время от времени их ставил на пол, приваливая то к стене, то к какому-то ограждению.
      Стояла ночь, оттесненная искусственным освещением, проистекавшим невесть откуда. И вдруг Алик увидел Марину. Она взяла часть его груза на себя, и Алику стало настолько легче, что он принялся весело танцевать. Танцевала и Марина. Они безумно веселились на пустынной площади. Алик пошел вприсядку, выделывая фантастические коленца, в полный голос, напевая слова известной новогодней песни, музыка которой словно бы сотрясала воздух, наполняя его восторгом: «И уносят меня, и уносят меня, в звенящую снежную даль три белых коня, три белых коня… январь и февраль!»
      Алик вновь взялся повторять куплет, понимая, что потерял один месяц, но пришлось повторить не менее трех раз, прежде чем он понял, что потерял декабрь. Веселье стихло также внезапно, как началось. Алик пошел за картошкой, оставленной в пустынном хранилище, забрал авоськи и пошел своей дорогой. Куда-то ушла и Марина.
***
      Лида взяла на себя часть моего груза, мне с нею интересно и порой весело, наши встречи создают праздник жизни, но причем тут декабрь?

28.02.2011 Омск
     «Новорожденный плачет, потому что он еще живо помнит себя другим и жалеет о потерянном»
      Вчера вечером я с моим другом Юркой ходил в баню, располагавшуюся на улице 10 лет Октября в каком-то частном спортивном комплексе. Назад я уехал с Юркой на его старенькой «девятке» к нему домой - на левый берег Иртыша, где мы согласно традиции, вкусили то, что приготовила его жена и моя одноклассница Лилия, и выпили вина. Там я и заночевал, а сегодня утром, возвращаясь домой к маме в маршрутном такси, я невероятным образом повстречался сам с собой.
      Поначалу я на себя-то и внимания не обратил. Я влез в маршрутное такси вслед за каким-то малоприметным парнем и сел на переднем сиденье, на котором обычно народ не любил задерживаться, поскольку те, кто на них задерживается, служат передаче денег водителю.
      Малоприметный протянул мне банкноту, которую я поначалу принял за десятку, но через мгновенье распознал пятидесятку. Я протянул малоприметному свою десятку, передал деньги водителю, получил тридцатку и отдал ее малоприметному. Вот и вся канитель.
      Я пересел с переднего сидения на боковое, стоявшее в середине салона, так, что все пассажиры оказались впереди меня, и только устроился удобнее, как извне раздался сильный звонкий удар, будто что-то металлическое ударило по дну маршрутного такси. Авария, - подумал я. Видимо, также расценил этот звук водитель. Он вышел из машины и тут я взглянул на малоприметного.
      Первое на что я обратил внимание – это была его шапка, такая же, как у меня, овчинная сферическая ушанка с опущенными поверх собственных ушей шапочными ушами.
      «А я думал, что я один так ношу», - пронеслась мысль.
      Тут я разглядел на малоприметном очки.
      «Так он еще и в очках!» - удивился я мысленно и стал разглядывать его внимательнее.
      Теплая серо-зеленая куртка с капюшоном.
      «Ноская вещь, - оценил я. – Я тоже люблю подобные».
      Из-под нижнего края куртки торчал свитер, обтягивая ягодицы малоприметного примерно до их середины.
      «Куртка коротковата, - понял я. – Вот он и надел удлиненный свитер, чтобы мужские достоинства не поморозить. Я тоже так поступал, когда носил короткий оранжевый пуховик».
      Далее одежный ансамбль малоприметного продолжали джинсы, заправленные в теплые относительно высокие зимние сапоги на натуральном светлом меху.
      «Хорошо одет, мне нравится, - отметил я. – Ну похож на меня, чрезвычайно похож».
      Влекомый любопытством, я наклонился вперед, чтобы взглянуть на малоприметного и узнать, есть ли у него усы или нет. У меня в этот момент усы были. У малоприметного усов не было.
      «Но и у меня недавно не было, это я для федерального розыска отрастил, чтобы менты не узнали, - остановил я себя. – Вот гад, до чего похож. Ну, если он еще и водителю, прося об остановке, скажет – пожалуйста…»
      - На следующей остановке остановите, пожалуйста, - сказал малоприметный, не оставив мне и сомнений в том, что я встретился с собой. 
      За оставшиеся мгновенья до расставания с малоприметным я взглянул на его руки: изящные кисти, тонкая кость, толстые натуральной кожи перчатки…
      «Весь в меня, - восхитился я. – Не внушает никакого страха, в нем нет ни силы, ни уверенности, его вообще нет. Такого, на первый взгляд, можно одной левой…»
      Вот какое впечатление оставляю и я, мне нельзя попадаться.

01.03.2011 Омск
     «Любое агрессивное действие, при условии равной вероятности, как выигрыша, так и проигрыша, должно предусматривать в первую очередь ограничение потерь»
      Странная штука жизнь – она страннее и парадоксальнее, чем все околонаучные и мистические суждения вместе взятые. Вчера на меня накатила слабость ни с того, ни с сего прямо посреди дня, после обеда в «Ростиксе» и оптимистичного замечания работника омской областной типографии, который сказал про мою книгу «Холодный путь к старости»: «В этой типографии ничего лучше этой книги не печаталось».
      Я пришел домой и слег от усталости, которая внезапно словно бы высосала из меня все силы. Слег прямо на старый просиженный диван и уснул, повернувшись носом к его спинке, вдыхая впитанный диваном то ли запах детской мочи, то ли пота, то ли коктейль из этих ингредиентов. Но я не чувствовал антипатии к этим запахам, я спал...
      Кто бы мог подумать, что именно в это время, или примерно в это время, мой сын совершил действие, которое могло испортить всю его последующую жизнь: он сломал нос однокурснику, сломал одним и единственным ударом, который и случился в этом конфликте. Причем, произошло все это в стенах стоматологической поликлиники на Волочаевской, где и проходили занятия, что является табу и что, после письменной жалобы родителей пострадавшего, поставило моего сына на грань отчисления из института…
      Сколь не вбивай в шкодливого кота греховность справления нужды в неподобающих местах, но как только его позовут инстинкты, он опять сделает то же самое. Инстинкты управляют разумом, как стихия слабым судном. Именно поэтому перед настоящим человеком стоит задача поставить под контроль разума все свои инстинкты, именно поэтому главным испытанием для героя «Дюны» Френка Герберта стало испытание болью. Человек нетерпеливый не может быть человеком...
      К вечеру у меня поднялась температура, живот крутило, боли стреляли то влево, вправо, что-то внутри переливалось и бурлило. Всю ночь я мучился.
      Сегодня ходил во взрослую больницу советского района города Омска. Ужас. Приют для бомжей и малоимущих. Двери в некоторые врачебные кабинеты едва держатся, все истертое, все изношенное... Почти разруха. И в этой разрухе врачи пытаются оказать помощь и выцыганить денежку с пациента. Точнее, не пытаются оказать помощь, а пытаются соблюсти формальности. Соблюсти формальности и оказать помощь - абсолютно разные вещи. Велико влияние на продукт труда человека осознание того, чем он занимается. Если врач лечит людей - это одно. Если врач зарабатывает деньги - это другое. Если учитель учит людей - это одно. Если учитель зарабатывает деньги - это другое. К врачу заходить не стал, мне полегчало само собой…
      Однако, я отошел от главного: я оказался под впечатлением того, насколько сильна взаимосвязь между родными. Умом можно не знать, что с ними происходит, но если неприятности с тобою случаются на пустом месте, то стоит побеспокоиться.
***
О счастье проигрыша 03.03.2011
      Небольшие зеленые листочки только что покинули ставшие тесными почки и весело блистали яркой краской восходящего лета. Мир радовал и влек. Вдоль берега реки стояли машины и лежали отдыхающие. Алик приехал домой: в это странное сочетание пейзажей маленького нефтяного города и его родного Омска. Он поднялся в свою квартиру. Ничто не потревожило его покоя даже, когда переодетые в рабочие робы милиционеры, схватив его на балконе, усаживали в люльку, подвешенную на подъемном кране, приковывали его к люльке наручниками и собирались спустить в таком виде на землю прямо перед любопытствующими взглядами, Алик лишь спросил: «Может, я по подъезду спущусь?»
      Но заказчикам захвата требовалась демонстрация. Не просто захватить, а унизить и предать публичности. Им требовалось не только наказать его по закону, но и разрушить всю жизнь Алика без остатка, испортить о нем впечатление. Однако, это действие уже не волновало и не страшило Алика. Темнота на его сердце легла такая, что судебные действия показались ему лучом света, как бывает, когда нетерпеливо ждешь чего-то, что должно принести боль, чтобы быстрее пережить и забыть.
***
      Видимо, настоящее, в полной мере, осознание трагедии того, что со мною произошло в результате репрессий и происходит, еще не настигло меня в полной мере. Надо быть готовым к новым испытаниям.

10.03.2011 Омск
      «Разве можно уничтожить человека, лишив его работы, если он не раб работы?»
      Пустота в сердце сродни пустоте в желудке, при недостатке душевной твердости сердце сжимается и болит, а там и до болезни недалеко.
      С утра опять был у институтского друга Юрки, тот с прилежанием счастливого мещанина ухаживал за цветами: рыхлил землю, поливал, опрыскивал из распылителя. Между его делом мы разговаривали.
      Темой для разговора стал Олег, другой наш однокурсник, который, будучи предпринимателем, реально отсидел несколько лет за мошенничество, а после выхода из тюрьмы сильно изменился: он словно бы сник, потерял интерес к жизни. Что-то зарабатывал за счет сдачи в аренду имущества, которое осталось в его собственности после приговора и истечения срока наказания, но более Олег ничего не делал. Так и жил он отчасти за счет этих доходов, отчасти за счет накоплений, а отчасти за счет Любы, своей жены, гулял с собачкой, как пенсионер, пристрастился к выпивке, забросил чтение и самообразование, оставив себе один источник информации – телевизор.
      Юрка судил и высмеивал Олега за его стиль жизни, обвинял Олега в деградации, а саму деградацию объяснял отсутствием работы. Возможно, Юрка и прав, но мне не нравятся его рассуждения. Не суди – не  судим будешь. Да и как можно судить поступки человека, путем которого не прошел, жизнью которого не жил, испытания которого не принимал?   
      Для человека, оказавшегося в яме, а Олег, как и я, оказался именно в яме, основные впечатления создают ее стены, которые для большинства, находящегося вне ямы, ничего не значат. Они, это большинство, эти стены даже не видят. Стены эти весьма грязные и высокие, нет никаких лесенок, чтобы выбраться. В этом и состоит сложность сообщения между людьми, попавшими в сложную ситуацию, и благополучными. Находясь в яме, размышлять о светлом можно только глядя вверх: на небо, звезды, солнце. Все горизонтальное рождает серые образы.
      Если Юрка прав, эта же участь ждет и меня, если я не решу проблему своей не занятости. А она, проблема эта, действительно наседает на меня, загоняя прямо-таки в болото. Иногда охватывает чувство такой безысходности, что впору накладывать на себя руки. 
      Но сегодня вечером, когда я прогулялся после дневного сна и часовой пробежки на омском легкоатлетическом манеже, возле входа в которой на щите сияла цитата Гиппократа: «Хочешь быть здоровым – бегай, хочешь быть сильным – бегай, хочешь быть умным – бегай», я опять внезапно ощутил счастье жизни, как ощущал его и раньше. Это счастье основывалось на этот раз не на заработках, не на должности или карьерном росте, а на исчезновении тревог и чувстве единения с миром, с гаснущим вечерним небом, с людьми, идущими по улицам, с весной, шуршащей под шинами автомашин и чернеющей на все ниже просаживающихся снегах.
      Глядя себе под ноги, я не понимал, как счастье может вызывать присыпанный грязной снежной пудрой черный лед, почему ощущение удовлетворенности и праздничного покоя могут вызывать обшарпанные фасады домов. Но я ощущал и счастье и удовлетворенность.
      Вечером по скайпу, вот уж хороший пока неконтролируемый вид связи, рассуждал с женой, Лидой, о том, что главной ценностью человеческой жизни при всей ее бессмысленности является личное счастье. Надо быть счастливым, несмотря ни на что. В любой ситуации. Это, конечно, большое умение. Но тот, кто умеет быть счастливым в любых обстоятельствах, тот богаче всех. Примеров много. Священномученик Илларион Троицкий в 1923 году был арестован и сослан на Соловки, но его не покинули бодрость духа и чувство юмора, …Максим Грек, Святитель Лука, Николай Сербский…
      Второе о чем мы говорили – это о том, что как цветок, чтобы обрести успех, должен быть сорван в момент максимального цветения, так и человек должен умереть на пике славы, чтобы остаться в памяти на века. Только смерть на пике жизненной силы и таланта дает надежду на бессмертие. Хоть какую-нибудь. Пример - Иисус. Он своей смертью на пике славы оставил всех в недоумении и заставил поверить, что с такою славой, какая была у него, можно добровольно расстаться с жизнью только, если действительно есть Царство небесное. Но я умирать не хочу.

12. 03. 2011 Омск
      «Каждому предоставляется своя форма, в которую судьба роняет, чтобы выпрессовать из заготовки человека – человека»
      В своем интервью Борис Березовский, российский предприниматель и ученый, политический оппонент действующей власти, который тоже попал под уголовное дело и скрылся в Великобритании, сказал, что в России, чтобы стать настоящим оппозиционером необходимо вынудить власти отправить себя за решетку, но при этом сама оппозиция в России по славам Березовского малоэффективна. «Значит, я теперь настоящий оппозиционер, - удовлетворенно подумал я, - причем единственный в своем маленьком нефтяном городе».
      Утренняя уборка во всей двухкомнатной маминой квартире, загаженной линяющими, ссущими и блюющими своей шерстью кошками, одной серой, другой белой, последующая более чем получасовая зарядка, насыщенная десятками отжиманий на кулаках, упражнениями на пресс, имитацией подтягивания и подпрыгиваниями, и, наконец, последующий душ под теплой, а затем под холодной водой дали необходимый мне сегодня эффект то ли отупения, то ли успокоения. Порой мне уже становилось жалко себя уставшего, опустошенного, словно выжатая половая тряпка, но вспоминая еще не забытого себя, который боялся шороха шин и шагов в подъезде, я понимал, что это единственный путь сохранения душевного здоровья.
      Сегодня я снова ходил за дешевой картошкой на тот же рынок возле «Кристалла». По-прежнему огромная не менее чем двух часовая очередь. Я стоял и наслаждался свободой, солнцем, людьми, которые стояли впереди и позади меня, шумом автодороги, неразличимыми в своем слиянии разговорами, словно шумом прибоя.
      Легкий морозец почти не потревожил меня даже тогда, когда я, уже отстояв свои два часа, почувствовал холодное онемение пальцев на ногах. Меня даже не волновало жжение возле позвоночника, которое, возникая в моменты моих длительных прогулок, всегда приносило мне огорчение ранней усталостью.
     Я почему-то с удовольствием воспринял эти признаки жизни, как и приближение цели: картошка из ведра мужика, стоящего в кузове автомашины, скоро покатится в мою хозяйственную сумку и это означает окончание моей текущей миссии в противовес мнениям очередников, которые тревожились, что картошки может и не хватить.
      - Экономия налицо, принесу картошку домой, жена на сэкономленное разрешит пива купить, - делился своими надеждами мужчина в черной куртке, который занял очередь за мной. – Здесь стоят только те, кто зарабатывает столько, что не может покупать картофель дороже.
      - Я бы не согласился, - сказал я, все еще ощущая себя обеспеченным главным редактором. – Чем дома сидеть, лучше в очереди постоять на свежем воздухе.
      Женщина, чье лицо, словно бы изрытое ручьями времени, от которых остались резкие многочисленные морщины, говорило о бедности или малообеспеченности, услышав мои слова, взглянула на меня непонимающим взором.
      «Стоять в очереди из-за глупости, по причине того, чтобы просто постоять??? – спросили ее глаза, остановившись на мне на мгновенье. – Это от недалекого ума. Вы оговорились, видимо».
      Но я не оговорился. Я отвернулся от очереди и вгляделся на голубое небо, которое возвышалось над автобудкой с надписью «Овощи», над проспектом и жилыми корпусами, над копеечными мыслями омичей, вмерзшими в их головы так крепко, что они затмевали своими маленькими кругляшками монет все небо. «Скоро я буду там…», - подумал я, глядя вглубь голубого света небес, который, казалось, затягивал меня…, вспомнил о Лиде, и стихи родились сами собой:
Ах, ты небо голубое -
Облаков хрустальных нить,
Где-то там вдвоем с тобою
Будем в будущем жить.

В темноте под звездным светом,
Средь безжизненности той,
Мы зависнем над планетой
Странною двойной звездой.

14.03.2011 Омск
     «Удивительно, что система усмирения совершенствуется при добровольном содействии самих усмиряемых»
      Был на презентации фирмы «Амвей» в экспоцентре омского торгового комплекса «Континент», куда меня опять завели поиски работы и встреча с «любителем моего творчества» из Омска. Стечение людей невероятное. По узкому лестничному проходу на второй этаж люди шли по сути беспромежуточной вереницей туда и сюда.
      Наверху был полный зал народа, как будто дешевый пятничный рынок советского района полностью переехал сюда. Нет: здесь было вдвое больше народа. Стоял оглушающий гвалт, и не пропихнуться. В зал пропускали по ярким пригласительным, которые подкупали еще и возможностью выиграть в лотерею. Как только я узнал о лотерее, то сразу понял, зачем женщины на улице у входа на эту выставку собирали эти пригласительные у тех, кто не видел в них ценности.
      Возле арки, составленной из разноцветных воздушных шариков, я встретил знакомую своей мамы возбужденную Нину с ненормальными глазами, которая меня на эту презентацию и пригласила. Нина повела меня сквозь утыканный людьми зал к персоне, которая хотела со мною познакомиться...
      Размаха трагедии трудоустройства я, вероятно, еще не могу себе представить.  Зачахшие луга многочисленных ранее омских производств заставили заголодавшие стада жителей Омска искать пропитания на полях перепродаж. Это ведь не случайно, что великое множество людей (!) откликаются на возможность заработка сетевой торговлей средствами для мытья и косметики, пищевыми добавками... Собственно торговля развитыми и перспективными заграничными брендами вообще покорила Россию. Западу действительно не надо с нами воевать. Мы и без того под ним. Жителям России надо только давать возможность зарабатывать внутри страны, чтобы они могли тратить эти деньги на зарубежную продукцию...
      Встретился я с «любителем своего творчества», большим человеком в сетевом амвеевском бизнесе (по словам Нины), который перед женщинами, тесно стоявшими вокруг него, в контрастно белой рубашке натирал угрязненную пригаром кастрюлю каким-то амвеевски волшебным средством и живо что-то рассказывал, что, правда, глушилось уже в паре метров от него шумом толпы…
      Завершая это повествование, могу сказать, что на предложение стать распространителем продукции «Амвей» я не клюнул, а мое предположение, что интерес к моему творчеству – это лишь повод, чтобы со мною встретиться и предложить мне стать распространителем «Амвея» - оказалось верным. А продолжение трагедии трудоустройства я наблюдал уже в этот же день.
      Старуха, которая копалась в мусорном баке возле дома матери, достала из мусора dvd-диски с фильмами, мне запомнилась тем, что бывают более-менее удачные находки. Но соль моего замечания состоит в том, что спустя примерно полчаса напротив дворца культуры «Нефтяников», расположенном неподалеку, на проходном месте, я встретил более молодую женщину, которая в пластиковой коробке продавала те самые диски...
      Всем благополучным люди, не имеющие заработка и положения, кажутся лентяями, жаждущими их положения, поэтому они, благополучные, одевая на себя мантию мудрецов и философов, готовы расточать советы… Я и сам был недавно благополучным, но, видимо, сейчас пришла пора узнать другую сторону жизни, в которой, собственно, бояться нечего, поскольку, как написано в «Книге пути и благодати» Дао Дэ Цзин: «Каждый находит удовольствие в той форме, в которой пребывает» - и сегодня я с этим полностью согласен.

15.03.2011 Омск
     «Если бы можно было писать напрямую чувствами, порождающими слова, вместо слов, которые читателю приходится переводить в чувства…»
      Стоит уехать из какого-то места и через некоторое время прошлое, проведенное там, словно бы стирается, становится похоже на сон, на его отрывки. Словно бы небо, плотно устеленное тучами, светлеет и вот уже только легкие табачные облачка... – это если уехал из печального места, каким для меня стал маленький нефтяной город. Причем забвение касается и всего хорошего, и даже близких людей: стирается гордость свершений и память о лицах любимых. Именно столкновения с прошлым поддерживают существование прошлого в настоящем…
       Темный морозный вечер, пойманный в асфальтированную просеку, разрезавшую тайгу на окраине маленького нефтяного города и соединявшую ближайшие микрорайоны, снизу блестел светом фонарей, недобитых местными хулиганами. Этот свет отражался от утоптанного, засобаченного снега. По сторонам просеки вечер сурово напоминал об истинной природе северного края угрюмыми неприветливыми сосновыми силуэтами и трясинами сугробов. Сверху вечер представлял вниманию вселенную звезд, до которой жителю маленького нефтяного города, привыкшему смотреть под ноги и в карманы соседей, не было никакого дела...
      Дорога на Крайний Север навевает мысли о мифической дороге в край умирания и погибели. Да и какие иные мысли могут придти от видов измельчания и изчахления природы, мелькающих за поездными окнами, когда мельчает даже сам человек, житель этих мест. Тоска и уныние поселяются в сердце, исцеляющемся лишь мыслями о доме, или травлей этих мыслей водкой, сном, или работой...
      Мелкие сосны, похожие иной раз на ветки, натыканные в почву, мелькают за вагонным окном. Солнце, чей мутный диск, похожий на светлое пятно на грязной запыленной поверхности навесного шкафа, висящего рядом с газовой плитой, пятно, появляющееся при тщательной очистке этой поверхности средством, вроде «Мистер Мускул», едва заметно на фоне затученного неба. Мысли о болотной безжизненности, о скудности, впрочем, скоро проходят, стоит отвернуться от окна или увлечься разговором с интересным собеседником.
       Все эти думы о Крайнем Севере посетили меня не случайно, а по очень уважительному обстоятельству. Моя жена выехала маленького нефтяного города в Омск, чтобы провести со мною, беглым писателем и депутатом, свой отпуск.

16.03.2011 Омск
      «Если Бог есть и верно, что он создал человека по своему образу и подобию, то отношение Бога к человеку должно быть аналогично отношению садовода к растению, высаженному в саду. Если растение нужно и приносит полезные плоды, то он будет о нем заботиться и удовлетворять его нужды, как только растение становится не нужным, то в лучшем случае садовод о нем забывает, а в худшем удаляет из сада»
      Сегодня меня посетили воспоминания о недавнем прошлом.
      Вы когда-нибудь, будучи, по сути, безбожником, молились в действительной надежде на спасение? Вы когда-нибудь, будучи, по сути, прагматиком, обращались к татарской гадалке-знахарке Резеде, слывущей в маленьком нефтяном городе, как действительно помогающая? Если нет, то вы не испытывали больших затруднений и страхов. А со мной это произошло летом 2010 года, когда следствие фабриковало на меня одно уголовное дело за другим, которые сцепившись между собой, составили пустопорожний, но добротно склепанный трехсоставный уголовный паровоз, из которого было уже не выпрыгнуть, поскольку хоть один состав, но доползет до обвинительного приговора.
      Резеда – моложавая светловолосая нормального телосложения пенсионерка с оптимистичными глазами, проговаривающая все слова с заметной татарской хозяйской интонацией. Жила она в том же пятиэтажном доме, где жил и я, только в предпоследнем подъезде, где получила квартиру в подарок за безупречное, так сказать, колдовство, как говорили, от главы города Муравленко Василия Б-кого, названного в моей книге Хамовским за первостепенную черту характера. К ней решил обратиться и я…
      Резеда ушла в ванную, и из ванной раздался ее чих и кашель. Меня иногда одолевал подобный внезапный чих, который я всегда списывал на аллергию, на незримую пыль, внезапно осевшую в носу и щекочущую его изнутри не хуже, пожалуй, табака. Этот демонстративный чих Резеды я воспринял, как признак избавления от некоей заразы, которую она подхватила от меня, незадолго до ухода в ванную, когда ритуально водила надо мной руками.
      - Боженька разрешил тебя лечить, - сказала она, вернувшись в комнату, слегка напугав меня коверканьем имени Бога, которое по имевшимся у меня знаниям, сотворяли только злые ведьмы. Но эта мысль как капля из плохо закрытого крана, вырвалась из темного туннеля, поставляющего размышления, возвестила о себе глухим ударом в ночной тишине о дно нержавеющей кухонной раковины, и исчезла в сливном отверстии, в котором и исчезают все внезапно нарождающиеся мысли, которые не успел зафиксировать.
***
      «Украл ли я деньги?» - спрашивал я сам себя, повинуясь напору текста обвинительного заключения, образно говоря, измазавшего меня в пух и смолу, как зрители - героев книги «приключения Гекельберри Финна» после их спектакля «Королевский жираф или Царственное совершенство». На этот вопрос я не находил точного ответа.
      Вина проявлялась, словно некачественная фотография в лотке для проявки, где сквозь колышущуюся поверхность проявителя становилась все более очевидной размытая, пересвеченная картина вины, но не в краже с обманом, как изображало следствие. Обмана не было. Да и кражи тоже.
      Моя вина состояла в том, что я доверился своему должностному недоброжелателю главе города Б-кому, думая, что тот будет честно выполнять свой долг, подписывая разрешения на командировки, хотя я его высмеял в своей книге. Вот уж глупость с моей стороны! И позднее он меня обвинил в использовании доверия к себе и краже, хотя сам использовал мое доверие к себе и предоставил мне деньги, чтобы впоследствии это использовать так, словно бы обманул я. Вот такой каламбур получился.
      Вторая часть вины состояла в том, что я потакал собственному желанию сэкономить личные деньги. У недоброжелателей ничего нельзя брать, нельзя ничего брать даже у доброжелателей, потому что доброжелатель – категория временная...
      Где оно усиливается, то почти неощутимое движение воздуха, которое мы создаем языком, проговаривая слова? Через какие трансформаторы в головах оно проходит, разрастаясь, порой, до урагана и сметая на своем пути и то, что порой мы любим, то, что ценим более всего? Я писал продолжение «Холодного пути к старости» и «Эффекта безмолвия», сидя на лавочке в церкви святой Татьяны.
      Я смотрел на небольшую икону Николы угодника, Николы чудотворца, смотрел, многократно приходя в церковь святой Татьяны. Я зажигал небольшую свечку и молил чудотворца о чуде. Само нахождение в церкви приносило успокоение. Пламя свечи колыхалось то спокойно, то неприязненно потрескивая. Меня огорчало, когда кто-либо из прихожан зажигал от моей свечки свою, отпугивая, как я полагал, ангелов, от слабого моего пламени. Я надеялся на чудо, потому что абсолютное зло искало меня везде, стоило ошибиться, и этот день мог стать последним днем на свободе, поэтому я готов был поверить, и верил, и в Бога и в ангелов.
      Выйдя из церкви, я внезапно понял, в чем состоит моя идеальная мечта: в том, чтобы я так изменил свою жизнь и себя к лучшему, что был бы вынужден сказать спасибо, тем, кто сделал со мною то, что сделал. Я страстно желал найти выход из положения изгоя, в которое меня загнали. У меня были все основания ожидать исполнения этого желания: и приличные деньги, которые мне выплатили за незаконное увольнение, которые позволяли нормально, хотя и скромно, жить несколько последующих лет, и последующее увольнение по ликвидации предприятия, которое по закону ликвидировало общественную опасность приписанного мне преступления, что, по логике, давало суду основания даже прекратить это дело вовсе, вследствие изменения обстановки, и новая книга, которую я создавал в розыске, которая давала понять, что я не умер, и умная, как мне кажется, голова, и трудолюбие… 
***
Притча о школе жизни
      Алик уходил из редакции обиженный, унося незаметно для всех кусок хлеба и книгу. Обида происходила от того, что его вытеснили из теплого доходного местечка, к которому он привык, вытеснили без профессиональных претензий и без благодарности за большой вклад, который он, несомненно, внес. Его выбросили, как ненужную вещь.
      Он отогнал одолевавшие его мысли об очередной хулиганской выходке напоследок, и, внезапно, вышел из редакции маленького нефтяного города в коридор своей омской школы номер восемьдесят четыре, где когда-то учился, которую, как казалось Алику, он давно окончил. И тут его осенило.
      Все, что с ним произошло - это было просто обучение. Учеба продолжалось, а редакция, откуда его вытеснили, оказалась лишь одним из классов этой школы. И теперь Алик сожалел, что, будучи в обиженных чувствах, по пути к выходу из редакции сказал что-то обидное Учителю.
***
      Вся жизнь – это только лишь учеба, поэтому: чем больше развивающих уроков и заданий, тем лучше, чем разностороннее уроки и задания, тем лучше. Как ни парадоксально, несчастлив тот, кто живет лишь в счастье.

18.03.2011 Омск
      «Если выбрал рискованный путь, будь готов проиграть и жизнь»
      Проснулся я в этот день рано, примерно в три часа ночи, когда Лиду, ехавшую в поезде в Омск, скорее всего, проводница уже разбудила, чтобы та готовилась к выходу...
      Вчера я долго не мог решить: ехать мне на железнодорожный вокзал встречать ее или нет. Прошло уже три месяца, как я в федеральном розыске, и, по словам моего омского юриста З-кова, розыскное дело мое должно было успокоиться где-то на полке среди множества других. Однако Лида твердо говорила, что на вокзал мне соваться нечего, поскольку это слишком опасно. Возможно, она была права, но я ничего не мог поделать со своими чувствами. В конце концов, мысленно просчитав, как она будет добираться, я понял, что нет повода для волнений. Милиции сейчас везде полно. Такси ходят исправно…
      Проснувшись, я долгое время лежал, размышляя о том о сем, а потом не смог отказать себе в удовольствии сходить в расположенный в соседнем доме «Наполеон», сетевой магазинчик, круглосуточно торгующий спиртным, чтобы купить бутылку шампанского и пакет сока. Салатом «под шубой» собственного приготовления, в котором под слоем потертой вареной свеклы, моркови и картошки лежала селедочка, тщательно очищенная от костей, я рассчитывал угостить Лиду сразу же по приезду. А какая «под шуба» без вина?
      Вышел я из подъезда примерно в полпятого утра. Путь к «Наполеону», который находился в соседнем доме примерно в двадцати метрах от маминого подъезда, давал значительный крюк метров на двести. Ближайший проход между домами был закрыт стройкой. В дальнем проходе между домами полпятого ночи (!) я встретил парня, сидевшего в этот холод на корточках, прислонившись спиной к стене дома. Я прошел рядом, стараясь понять его состояние, слегка принюхался - никакого запаха спиртного. В чем он был одет, я не успел разглядеть, но похоже на нем была легкая куртка не по погоде, и настроение не самое лучшее. Удивительное время и место для отдыха – только и подумал я.
      На обратном пути из магазина я встретил еще одного парня, который вышел из прохода между домами, которым воспользовался я, и шел навстречу мне, с кем-то переговариваясь по телефону. Это было и вовсе странно для столь раннего времени. Трезвое оживление молодежи рядом с домом, где я скрывался, в момент приезда Лиды, в то время когда все остальные направления, куда ни глянь, были пустынны, напомнили мне о ментах.
      Я зашел домой, оставил покупки и вышел на улицу, чтобы дождаться Лиду, и, предполагая слежку, отошел от маминого, третьего подъезда, к первому, вроде как подышать и посмотреть на звезды.
      Такси вынырнуло внезапно, совсем не оттуда, откуда я ждал, выхватив меня светом фар из мрака ночи, но и одновременно заставив меня не бросаться навстречу Лиде, а остаться на месте, поскольку я подумал, что машина – не та. Скорее всего, это меня выручило, поскольку мимо меня прошел тот самый парень, которого я видел возле «Наполеона», доказав, что трезвые люди в столь раннее время по улице без дела не шатаются.
      Я неподвижно следил за тем, как такси остановилось возле маминого подъезда, как парень прошел мимо такси и бросил внимательный взгляд на Лиду, как Лида позднее сказала. Все это я наблюдал издалека. И лишь после того, как Лида вместе с сумками зашла в подъезд, и двор опять приобрел пустынный вид, я медленно пошел к подъезду
      Уже в квартире мы обнялись: я, Лида, наш сын Иван, а затем сели за стол, за которым потекли те обычные беседы, которые возникают при появлении дома приезжего. Тут и вопросы о дороге, о попутчиках, о том, как топили, о питании и о другой пустяковине, под которую легко утекает шампанское и исчезает еда. Все превратности дня, накануне периода повышенной солнечной активности, проявились уже утром, а затем и днем.
***
      Эйфория от приезда Лиды, ударила в голову, как хорошее вино, и мне захотелось прогуляться вместе с нею по ее медицинским делам к омскому профессору сосудистой хирургии Цуканову, принимавшему пациентов на другом конце города. Хорошо, что я сообразил придерживаться хотя бы простейшей скрытности и не выходить из подъезда маминого дома вдвоем с женой.
      Из подъезда вышел я один с полным мусорным пакетом и ушел в сторону мусорных ящиков, а Лида пошла чуть позднее совсем в другую сторону - в сторону прохода-проезда между домами: между рестораном «Иртыш» и книжным магазином. Причем, наш разновременный выход получился настолько удачным, что когда я только направился к этому проходу-проезду другим путем мимо соседнего дома, Лида метрах в ста впереди уже прошла мимо. И вся картина слежки предстала предо мной.
      Первый мент стоял за углом пристройки к жилому дому, рядом с задним входом в ресторан «Иртыш». Одет он был в самую обычную темную куртку с капюшоном, на голове его была темно-серая вязаная шапка. С этой точки удобно просматривался подъезд, в котором на четвертом этаже я и проживал в маминой квартире. А меня, видимо, не могли узнать, потому что везде на фотографиях я обычно запечатлевался в очках, а в федеральном розыске я ходил без очков. Более того – отпустил усы.
      Мент с некоторой задержкой пошел за Лидой, когда она, скользя по тающему снегу, прошла мимо него, и следовал за ней до самой остановки, а я с удовольствием шел за ними. Тут на этой остановке мы и встретились с Лидой, а мент, не сильно задаваясь маскировкой, остановился неподалеку с остановкой, рядом с входом в недавно открывшуюся пиццерию, спрятавшись за корпус машины.
      Он вытащил из кармана сотовый телефон и принялся беседовать с кем-то, время от времени переходя с места на место, так, чтобы ему было хорошо видно нас, бегающих за подъезжавшими маршрутными такси, но так, чтобы оставаться за препятствием, в виде стоявшей между нами машиной. Потуги мента на скрытность выглядели глупо, как если бы библейский Адам закрыл фиговым листком не постыдное место, а глаза, и думал, что никто не видит его пенис, коли он не видит сам себя.
      Однако ситуация получилась нервная, поскольку непонятны были задачи мента и есть ли у него рядом подмога. Нам надо было быстрее уезжать, а маршрутные такси, как назло, приходили все не те… Нам повезло, мы уехали в другой конец города Омска…, но не насторожились, а продолжали гулять, будто находился я не в федеральном розыске, а в самом обычном отпуске. Это напоминало беззаботное хождение по бревну, перекинутому через пропасть, шаг право, шаг влево, и можно долго лететь, но эта перспектива кажется такой невероятной, когда жизнь так хороша и удивительна…      
      Второй раз этого мента, которого видел возле маминого дома, или сильно похожего на него, я встретил на выходе из клиники Цуканова, куда зашла Лида. Типичные посетители Цуканова – женщины, стремившиеся сделать свои ноги более привлекательными,  поэтому выход мужчины выглядел уж крайне подозрительно. Если это был мент, то получалось, менты прослушали разговор Лиды по городскому омскому телефону. Вот тут, проходя мимо, я уже краем глаза лучше его рассмотрел, делая вид, что не обращаю внимания.
      Худощавый мужчина в темной куртке с капюшоном, ростом примерно метр восемьдесят. Он вышел навстречу мне, внимательно и пристально взглянул на меня, проходя мимо, в его взгляде возникло мгновенное удивление и замешательство, как у человека искавшего встречи, но не ожидавшего, что эта встреча произойдет так внезапно, что не оставит времени на размышления. Во взгляде прямо-таки сквозила фраза: «Я мент и я узнал тебя, хоть ты и без очков и с усами», однако, мы разошлись  разные стороны.
      Именно эта вторая встреча отрезвила меня и заставила быть осторожнее. Я ушел в теплый филиал «Старбанка», благо он находился неподалеку, там присел на удобный стул, будто бы клиент, ожидающий консультации работника банка, а сам задумался, как мне быть в ситуации, когда меня пасут, как драгоценную корову и того гляди отловят и загонят в коровник. Я позвонил Лиде на сотовый телефон, который у нее, кстати, тоже был заряжен симкой на чужое имя, и попросил перезвонить, когда она будет выходить из клиники, а также посмотреть, нет ли в поликлинике мужчины...
      В ожидании прошел примерно час, за этот час я продумал, как мы будем действовать, чтобы день завершился благополучно.
      - Иди тем путем, каким мы пришли в поликлинику, - сказал я Лиде, как только она мне дозвонилась.
      Сам я вышел из банка и издалека принялся наблюдать за тем движением среди прохожих и зевак, какое вызовет продвижение Лиды. Когда она повернула в переулок, ведущий к дороге, по которой ходили рейсовые автобусы, за ней примерно метрах в двадцати увязался мужчина в поблескивающей темно-коричневой куртке со светло-коричневым воротником. Куртка по описанию походила на куртку, которую носил омский следователь, занимавшийся моей поимкой. Он заходил к моей матери еще в декабре прошлого года.
      Другой подозрительный мужчина, крупный и даже жирный в коричневых брюках, зимней темно-синей куртке и вязаной шапочке не пошел за Лидой, а остановился в проулке и продемонстрировал намерение подняться по ступенькам в магазин, устроенный в рядом стоящем доме. Того мента, которого я встретил на входе в клинику, я не увидел, это меня и расслабило и подвигло на действия.
      Я вышел из-за укрытия, которое создавали хорошие сугробы вокруг дорожки, проложенной от тротуара к дороге, и устремился за Лидой, но вовремя подумал, что некто может следовать и за мной.
      - Дойдешь до дороги, по которой ходят автобусы, и повернешь направо, там остановка, - сказал я по телефону Лиде и свернул направо с ее пути.
      Я вышел на дорогу, ведущую прямо к остановке, и вскоре увидел Лиду, спешащую вслед за автобусом, и понял, что она меня ждать не будет.
      «Ну и хорошо», - подумал я и словно подтверждая мою догадку вслед за Лидой пробежал мужчина, похожий на того самого, который заходил в клинику. На бегу его длинные ноги в болтающихся штанах, выглядели худыми словно ходули. Автобус, на который едва успела Лида, уехал, и ходуленогий заметался по остановке. Он побежал к остановке маршрутного такси, я зашел за киоск, чтобы он меня не заметил, а когда я вышел из-за киоска, то его уже не было. Я хотел было уже пойти на остановку, как заметил толстяка, делавшего вид, что собирается зайти в магазин. Но мало ли людей, которым по пути?
      Я вышел на остановку маршрутного такси, жирный остановился неподалеку на обычной остановке, но зачем-то спрятался за столбик, придерживавший навес перед торговым павильоном. Этим он себя выдал. Выдал он себя и взглядом, которым чувствительно сопровождал меня.
      Как назло ни одно маршрутное такси не имело свободных мест, поэтому я сел на подошедший автобус № 33, куда сел и жирный. Что делать, если едешь в одном автобусе с собственным преследователем, который может вызвать подмогу? Ситуация не приятная. Я решил действовать так, будто не догадываюсь о слежке. Чтобы лучше понять намерения жирного и усложнить тому жизнь, я пошел по салону автобуса к нему, будто бы выбирая место удобнее. Это жирного смутило, и он не решился говорить по телефону, который уже достал. Он стал медленно набирать смс-сообщение.
      «Бедняга», - подумал я и принялся его разглядывать.
      Жирный был типичным произведением милицейских будней, настоянных на лени, сидячей работе, жратве и водке. Его чрезмерную жирность не скрывали ни зимняя куртка, ни брюки. Широкие брюки ноги не обтягивали, но чувствовалось, что свободного под ними немного. Живот вытягивал куртку вперед. Одутловатые руки, явно не рабочего жилистого покроя, чем-то похожие на бабские, выдавали лентяя.
      В этот день дорога была насыщена автомобильными пробками, а мне чрезвычайно захотелось в туалет по нужде, которой я решил пойти навстречу, а заодно еще раз проверить жирного. Я вышел возле расположенного в центре Омска магазина «Детский мир», в котором с давних времен существовал самый известный в центре города туалет. Надпись «пять рублей» и мужчина, поджимавший ноги в ожидании сдачи, встретили меня оптимистично и гостеприимно.
      - Самое место ждать сдачу, - иронично бросил я женщинам, собиравшим деньги.
      Я знал, что жирный, даже если и вышел за мной, не бросится сломя голову в «Детский мир», а если и бросится, то не найдет меня в толпе. Но когда я собрался покинуть магазин и пошел к выходу, то понял, что жирный в полной мере оправдал мою характеристику лентяя: он стоял у двери и разговаривал с молодым мужчиной, вполне спортивного вида.
      «Подмога», - сообразил я и быстрее пошел к другой двери, что находилась метров через пятьдесят от первой, но, к сожалению, вела она в ту же сторону, что и первая. Только я подошел к первой двери, как молодой уже встал у нее.
      «Поймали, - легкая паника возникла в голове, - а мы даже не успели отметить Лидин приезд». 
      Обходя вальяжных покупателей, как лыжники объезжают воткнутые в склон палки на горном слаломе, я быстро вернулся к первой двери. Никого. Жирный ушел. Я вылетел из дверей «Детского мира» и, чуть ли не бегом, спустился по ступенькам магазина к остановке. Благо, тут же, как по волшебству, понаехали нужные мне маршрутные такси. Я манул рукой и вскоре уже сидел в салоне, поглядывая на удаляющийся магазин, чуть не ставший моей мышеловкой. Никто, кроме меня, в маршрутное такси не сел. Я успокоился и принялся размышлять.
      «Если они меня узнали по описанию, то пока могут только предполагать, что я – именно тот подозреваемый, кого они ищут. Сейчас по логике, они должны улучить момент и попросить у меня документы. Наиболее удобное место для этого это мамин подъезд, куда я должен вернуться.
      Коли они следили за мной у «Детского мира», но не успели перехватить то, скорее всего, они должны передать своим коллегам, что я еду на маршрутном такси № 69. И эту маршрутку будут встречать, а мне от остановки до дома идти еще метров двести-триста. Надо в ближайшем удобном месте пересесть на обычное такси и подъехать к самому подъезду, кроме того, этим ходом я выиграю время, вряд ли мои преследователи будут так быстры»
      Эту пересадку я осуществил уже через четыре остановки у кинотеатра «Маяковский», где такси, опять-таки, как по волшебству, стояло в ожидании...
      Подъезжая к маминому подъезду, готовый тут же сказать таксисту новый адрес, я внимательно оценивал обстановку. Никого. Только впереди шла компания незнакомой молодежи. На мой выход из такси я не заметил никакой реакции, никто из впереди идущей компании не оглянулся. Я быстрее сунул электронный ключ в кодовый замок, забежал в подъезд, принялся подниматься, слыша как позади громко и успокоительно закрылась входная дверь, как вдруг с квартирной площадки третьего этажа через отражение в подъездном окне, расположенным между третьим и четвертым этажом, я увидел неподвижный силуэт… Сердце слегка остановилось.
      Оказалось, что это Марина Павловна из квартиры, соседней с маминой. Давняя добрая знакомая моих родителей и, конечно, меня.
      - Здравствуйте, Марина Павловна, – облегченно выговорил я, поднявшись на четвертый этаж.
      - Здравствуй, Андрюша, - отозвалась соседка. – Жена-то приехала?
      - Приехала, - ответил я и поспешно зашел домой, а там быстрее перезвонил Лиде.
      - Ты где? – спросил я.
      - В «Гранате» продукты покупаю, - ответила Лида.
      «Гранат» - это новый популярный продовольственный магазин, примерно в одной автобусной остановке, которую можно быстро преодолеть и пешком. Если за ней следили, чтобы поймать меня, то моя жена своей задержкой в пути предоставила мне прекрасную фору и убила двух зайцев, второго из которых я уже предвкушал в виде ужина. И действительно: Лида примерно через полчаса была дома с двумя оглушительно праздничными пакетами, заполненными вкуснятиной.
      Перед ее приходом я вышел на балкон, присел на табуретку и осматривал окрестности. Жирного мента с тем самым молодым, что караулил меня у выхода из «Детского мира», я сразу же удовлетворенно заметил у первого подъезда одного из четырех домов, составлявших прямоугольник двора.
      Жирный стоял на крыльце подъезда, возвышавшемся на высоте в три ступени на тротуаром, и изображал интерес к входной двери, посматривая на клавиатуру рядом с входом. Ни дать, ни взять – незадачливый гость, не заставший знакомых дома. Молодой стоял рядом с крыльцом и оглядывался по сторонам. Я сидел неподвижно и вглядывался в них, и мне было весело. Видимо, сработала моя шутка. Юмор состоял в том, что когда я покупал симку на свой телефон, то упросил продавцов продать мне ее без паспорта, а по паспортным данным, которые я «помнил». Я назвался Василием Б-вским, мэром маленького нефтяного города Муравленко, который и устроил мне репрессии по первому разряду, а адрес я назвал, почему-то, именно тот возле которого и стояли менты.
      Стояли они там до конца нормального рабочего дня, проведя опрос старушки, заходившей в подъезд и, похоже, вычислив мою смотровую площадку. Мамин застекленный балкон просматривался на фоне синего весеннего неба насквозь и, скорее всего, моя голова была видна. Я надеялся лишь на то, что хозяина головы на таком расстоянии точно определить не удастся. 
      В конце концов, жирный с молодым удалились в сторону местного базара, а я, Лида и мой сын Иван присели за стол, на котором стоял приготовленный мною салат «под шубой», принесенная Лидой бутылочка «Мартини», жареная курочка кусками…
      Подняв, таким образом, настроение и сняв стресс, мы так хорошо отдохнули, что вечером я осторожно вышел из подъезда и гулял под звездами и полной луной, прося у неба свободы, выигрыша в гражданских и уголовных делах, как рекомендовала Резеда, а кроме того, от себя: денег и богатства, а также здоровья моим родным и близким.
      А после мы с Лидой любили друг друга...
***
Притча о неисправимости
      Женщина в длинном платье стояла у окна. Она была молода, красива и спокойно печальна. Сейчас она была ангелом, а когда-то - прабабкой человека, жившего в этой квартире. Человек не видел ангела, но иногда ощущал его присутствие. Ангел охранял, помогал и старался наставить человека на путь истинный, но человек был неисправим, или почти неисправим. Он иногда становился лучше, но на короткое время. Ангел не терял надежды, хоть и знал, что надежда всегда умирает вместе с человеком. Обычная история. У каждого неисправимого есть ангел, потому что без ангела каждый неисправимый бы не выжил.

Главка нового романа 023 - 19.03.2011 Омск
      «Когда хищник пытается вытащить добычу из норы, то добыче надо глубже заползти в нору и запастись терпением, а перебегать с места на место в такой ситуации – это нарываться на неприятности»
      Утром я выглянул с балкона и заметил мужчину, одетого в гражданское по-милицейски, то есть в стандартную темную куртку с капюшоном и вязаную шапочку. Он неумело прячась за тополиный ствол стоял все у того же подъезда перпендикулярного соседнего дома № 17 по улице Малунцева, время от времени покачиваясь, пошагивая и демонстрируя детали своего внешнего вида.
      «Понимает, откуда за ним могут наблюдать», - оценил обстановку я и зашел в квартиру.
      На улице сильный ветер. Он качает перед окнами маминой квартиры голые ветки тополей, словно колосья. Внизу снег то тает - и текут ручьи, то ручьи застывают в лед, а машины из этого материала создают колдобины, по которым сложно идти…
      Через некоторое время я опять вышел на балкон. За деревом уже никого не было, но из-за дальнего угла маминого дома, по укатанному машинами снегу и лежащими за дорогой сугробами расползалась темная подвижная тень мужского силуэта. Ее удлинял яркий свет восходящего солнца, которое еще только набирало высоту. Солнце было на моей стороне и выдавало милицейскую слежку.
      Я вышел на балкон подальше, чтобы разглядеть стоящего за углом. Им оказался все тот же мужчина, на полсилуэта высовывавшийся из-за угла маминого дома, где я и скрывался. Он занимал позицию, позволявшую ему контролировать вход-выход из маминого подъезда.      
      - Следят, - сказал я Лиде, вернувшись в комнату. – Когда пойдешь в магазин, я посмотрю, как они за тобой побегут.
      Лида пошла в рядом расположенный подвальный «Мандаринчик». Мент, стоявший за дальним углом маминого дома, покинул свой пост и побежал за Лидой, им оказался знакомый мне ходуленогий. Его серо-синяя вязаная шапочка и развевающиеся на ногах штаны быстро промелькнули за-над крышами одноэтажных кирпичных гаражей, ограничивающих дворовую площадку, и исчезли за соседним домом.
      Через полчаса Лида вернулась. Она рассказала, что еще один переодетый в гражданское мент по-прежнему караулит за углом пристройки к жилому дому, рядом с задним входом в ресторан «Иртыш». Там, где я обнаружил шпика в первый раз. Только в этот раз он стоял ближе к стене дома, так, чтобы его наверняка не было видно с маминого балкона, находящегося на четвертом этаже. Он за Лидой не пошел.
      Ходуленогого Лида тоже заметила. Он потерял мою жену из вида возле «Семейной аптеки», в которую она заходила, и чуть не столкнулся с ней на выходе, как говорят, нос к носу, когда метался в поисках. Причем, его собственное потешное поведение, видимо, нисколько не огорчило ходуленогого. Он, исполняя инструкции, убежал за ближайший угол дома, спрятался за ним, и продолжил слежку. Ну, словно дети, играющие в прятки. Но перед нами были взрослые люди…
      Выглядели мои преследователи полными идиотами, но из поведения вытекало два вывода. Первый: мой телефон с симкой на имя мэра маленького нефтяного города Муравленко им известен и контролируем. Второй: у них либо нет полномочий на вход в квартиру мамы, либо они думают, что я живу в другом месте, поскольку только дурак может жить там, где его и надо ловить. Ну а я, несомненно, тот дурак и есть, коли пожертвовал обеспеченным положением директора-главного редактора телекомпании из-за какой-то правды и защиты интересов безразличного ко мне населения…
      Вечером два темных силуэта, которых выдавали не только два покачивающихся теневых столба, но и два слабых огонька, указывающих на папиросы, курили уже у среднего подъезда дома, располагавшегося напротив. Оттуда также хорошо просматривался мамин подъезд. Я их заметил, когда вышел на балкон, предусмотрительно погасив свет в комнате, чтобы не был виден, но, не предусмотрительно оставив его включенным на кухне, что, я думаю, делало меня вполне заметным с места расположения темных силуэтов.
      Силуэты стояли недолго и вскоре ушли.
      Мы с Лидой отметили этот вечер хорошим салатом «под шубой», сделанным из остатков продуктов, закупленных мной, и водкой, смешанной с алтайским ликером, который Лида привезла мне в подарок. Кроме того, Лида подарила мне историю про котлету:
***
      Котлета
     «Из-за мелочей порой случаются такие большие неприятности, которые не отменить возвратом мелочи»
      Маленькая медсестра Гунель, по национальности азербайджанка, съела одну из двух котлет, которые вместе с двумя кусочками жареной рыбки принесла себе на обед старшая медсестра Ирина и оставила в общем холодильнике.
      Гунель была энергичной в уборке, но ума недалекого, такого, что не могла заучить даже то, как замешивать дезинфицирующие растворы для мытья. Отец у нее был инвалид. Мать не работала, сидела с отцом. Образование Гунель имела пять классов, такое, что даже заявление просила за себя написать, но деньги для жизни требовались.
      Попала Гунель в стоматологическую поликлинику то ли из жалости, то ли по протекции, после личного приема у главного врача, и была одной из тех многих работниц, которые хотя и ничего не умеют, но спорят за свою истину до последней капли крови противника.
      В общем, именно она стянула иринину котлету из холодильника. Преступление невеликое, но оно имело свое расследование.
      Насчет котлеты оголодавшая главная медсестра пошла по людям с одним вопросом:
      - Вы котлету не брали?
      - Нет, - сказали люди. - Котлеты лежали в пакетике, когда мы перекусывали. А после нашего ухода, зашла Гунелька.
      - Гунелька, ты не брала котлету? - спросила старшая азербайджанку.
      - Нет, - ответила Гунелька, дожевывая котлету.
      Она была отчаянной врушей, о чем все уже знали…
      То, что именно она стянула котлету, так все сразу и заподозрили, и одна из медсестер, то ли из желания услужить начальнице, старшей медсестре, то ли просто из тайной внутренней потребности, зайдя в комнату, где собрались медсестры, громко и очень серьезно произнесла:
      - Это не шутка ребята, пропала котлета. Значительный инцидент. Главный врач в курсе. Сюда выезжает бригада с рентген-аппаратом. Желудки у всех будут проверять на предмет присутствия котлеты.
      Азербайджанка мигом побледнела, выскочила за дверь и убежала в туалет, где долго и тяжко зарыгала. Все заметили эту торопливость и принялись шутить. Такой безграмотности никто не ожидал. Но азербайджанка, считая себя невычисленной, вышла измученная из туалета и попросилась домой, ссылаясь на плохое самочувствие.
      Вершиной всего этого случая стала фраза заведующей стоматологией, которая побывала в туалете вскоре после азербайджанки:
      - Что-то в туалете свежими котлетами пахнет!
***
      Начал читать книжку Ильи Мечникова «Пессимизм и оптимизм». Получается, что пессимизм привнесен с Востока и насажден здесь стараниями поэтов. Я уже давно думаю, что поэты - это не самые лучшие люди общества, как и писатели. Сложно в погоне за красивым словом или фразой удержаться в рамках истины, которая порой прозаична до литературного неприличия.
      Снисхождение к ожиданиям читателя и уважение норм приличия и красоты…  кардинально изменяют прошлое и пережитое на бумаге и на экране: чувства, ощущения, стимулы, причины и следствия... - все это превращается в искусство, порой не имеющее к реальности почти никакого отношения. Чистый обман, искажение реальности, заставляющие одних трагически сталкиваться с реалиями жизни, позволяющие другим использовать талантливый обман для укрепления своей власти, обеспечивающие третьим комфортное времяпровождение, по сути, в анабиозе. Я уже не говорю о журналистике, которая к тому еще и не свободна, как писательство...
      А в середине книжки в начале главы «Сорок лет искания рационального мировоззрения» я нашел ответ на вопрос: Почему искание правды ушло из журналистики? Журналисты либо не имеют русского духа вовсе, либо избавляются от него. Я оказался жалкой случайной искрой тлеющего костра русской журналистики, поскольку по основному образованию вовсе не журналист, а инженер и тонкостям лизоблюдства не обучался.

22.03.2011 Омск
      «Жаль, что прошлого не вернуть, чтобы извиниться перед теми, кого уже нет. Руку, протянутую или отвергнутую много лет назад, уже не пожать»
      Я все больше убеждаюсь в великой неисследованности причинно-следственных связей между событиями, хотя происшедшее за последние дни можно расценивать, как случайности, опять же случайно сошедшиеся в одной точке. Но каким образом эти случайности, вероятность происшествия каждой из которых в определенный день мизерна, сходятся вместе?
      Рано утром, или поздно ночью 18 марта ко мне в Омск приехала Лида. Это, конечно, не случайность, но явление достаточно редкое. Но именно в момент приезда Лиды некто сообщил по телефону, что на омском железнодорожном вокзале заложена бомба. По словам Лиды там началась суета, выгодная мне, поскольку в такой суете легко затеряться, и, возможно, именно из-за этой неразберихи я смог относительно спокойно встретить Лиду ночью у подъезда.
      Думаю, что менты уверены, что это я организовал звонок о минировании железнодорожного вокзала, но это вовсе не так. Я тут ни при чем. Сработала невероятная случайность выгодная мне, когда крайне редкое, если не единственное в Омске сообщение о минировании железнодорожного вокзала совпало с редким приездом моей жены и именно тогда, когда единственный раз за все время этих приездов в Омск ей действительно требовалось затеряться!!! Как тут не подумать о том, что свыше за нами наблюдают и иногда помогают в сложных ситуациях???
      О существовании второй случайности, которая пришлась на вечер 18 марта, я узнал только сегодня утром. На городской телефон позвонила моя мама из маленького нефтяного города Муравленко, куда она уехала, чтобы сидеть с моей дочерью Машей, пока Лида будет со мною в Омске.
      Оказалось, моя теща Нина Ивановна лежит в больнице с переломом шейки бедра. Последствия этого перелома могут быть самые тяжелые, поскольку в 99,9 процентах случаев перелом шейки бедра у пожилых людей не срастается в течение года при всех видах лечения. В будущем она никогда не сможет ходить. В ближайшее время ей грозят пролежни и впоследствии какая-то форма пневмонии, развивающаяся, когда человек долгое время лежит неподвижно.
      Нина Ивановна живет одиноко после смерти мужа в поселке городского типа Чернь, расположенном в тульской области. 18 марта вечером, после моего удачного, но рискованного ухода от преследования ментов, она спускалась от соседки Юли, живущей на втором этаже ее подъезда, на свой первый этаж, неудачно встала на лестничной площадке, подвернула ногу и даже не упала, а повалилась на пол. Но в старости, чтобы сломать кости, сильного удара и не требуется.
      Это известие сильно огорчило меня, вспомнил свои встречи с Ниной Ивановной в казахстанском городке Текели, где теща со своим мужем Иваном Николаевичем жили до переезда в Чернь. Она была действительно радушным человеком, по крайней мере – ко мне. Она меня любила, переживала за меня, я тоже ее полюбил. Хотя про тещу сложено много анекдотов, но все эти анекдоты, в моем случае, – полная чепуха.
      Третья случайность, пришедшаяся на вечер 18 марта, произошла с моей мамой, которая в телефонном разговоре с Лидой впервые за долгое время пожаловалась на ухудшение самочувствия. Но и это еще не все.
      19 марта состоялось полнолуние, причем луна подошла к Земле на самое близкое расстояние за последние пять или шесть лет и такие подходы по сообщению прессы каждый раз заканчивались катаклизмами, наподобие японского землетрясения, начавшегося неделей раньше.
      19 марта СМИ прогнозировали сильнейшие солнечные бури. Поэтому стоит сказать еще об одном катаклизме, который случился 18 марта и возможно повлек за собой все остальные наши семейный неурядицы. Это – необычайная потеря бдительности в момент приезда моей жены, когда я, наоборот, должен был собрать волю в кулак и выстроить до мелочей всю встречу с Лидой.
      Я, сопоставив эти случайности, задумался. Вся ментовщина последних дней в моих мыслях превратилась в подлинную чертовщину. За ними, служителями уголовного права, видимо, следует чудовищное зло, коль возможно распространение его на родственников преследуемого, которые находятся в отдалении и ничего не знают о степени тяжести ситуации. Тогда получается, что 18 марта, в пятницу, мы по собственной глупости и легкомыслию навлекли на себя массу неприятностей.
      Все мое везение на прогулке с преследованием, если мыслить мистически, получалось следствием энергетической защиты меня близкими людьми, которые расплатились за то, что я остался на свободе, своим здоровьем и наибольшим образом – Нина Ивановна. Родители, близкие и любящие, видимо, всегда рассчитываются своим здоровьем за неприятности своих детей.
***
      Все это я вспоминал и обдумывал, оставшись в одиночестве дома, когда Лида с моим сыном Иваном поехала в омскую областную типографию забирать тираж моей новой книги, которая называлась «Эффект безмолвия». Я ждал и продолжал из окна изучать новую обстановку, в которую меня окунула жизнь: свой старый, знакомый с детства, но теперь и новый свой двор, выискивая приметы опасности, которые можно использовать. Однако открытие ждало меня не снаружи, а внутри квартиры.
      Колонки от компьютера время от времени «фонили», и я не мог понять, что это за фон, и откуда он берется. Я научился не обращать на него внимания, как это делает каждый человек с докучающими, но неустранимыми явлениями, а тут, когда Лида подъехала на машине, перевозившей книжный тираж, колонки внезапно зафонили чрезвычайно интенсивно, выявляя оживленные окрашенные эмоциями фонопереговоры в эфире. Кто чрезвычайно живо общался, предполагать не приходилось. Ментовские рации!
      Менты окружали меня, словно тараканы и, трепеща усиками раций, искали возможности проникнуть в мое жилище, чтобы откусить от моего тела премиальных или повышения по службе. В некоторых фонах пробивалась трескотня их едва различимых разговоров. Как только книги оказались в подъезде, а типографская машина уехала, фоны в колонках прекратились…
      Лида рассказала, как она по доверенности забирала упаковки моей новой книги из типографии. Проблем не возникло, ей предоставили машину, помогли погрузить книги, типография проявила изрядную любезность. Милиции не было, и можно было подумать, что слежки и не было…, но самое интересное Лида узнала, опять-таки благодаря случайности. Она уже собралась уезжать, но какие-то дела заставили вернуться назад в типографию. Она прошла мимо кабинета одной из начальниц типографии, с которой я имел дело, Ольги Викторовны, и через открытую дверь в кабинет услышала:
      - За книгами приехала его жена, говорит, что автора нет в городе…
      Тут шуршащие брюки выдали Лиду, и Ольга Викторовна быстро свернула разговор:
      - Поэтому автограф у автора получить не удастся…
      Если бы не преданность моей жены Лиды, моих родных, моих друзей то меня поймали бы очень быстро. Менты используют все приемы, не гнушаясь ни моралью, ни этикой. Для них все средства хороши и даже незаконные, если обратное не доказать.
      Тут я вспомнил, что вчера позвонила Марина Владимировна, корректор из типографии, и сказала, что у меня хочет взять автограф какой-то мой почитатель. Теперь гадать тут не приходилось. Почитатель это и был - мент, который помимо книг, также хотел добраться до меня. «Но Марина Владимировна, Марина Владимировна…, - подумал я, - уж вы то, всю эту гоп-компанию знаете…»
      Марина Владимировна была на стороне ловящих меня ментов и помогала, возможно - вынужденно. Вполне естественно, что она продала мой номер телефона. О не то! Гораздо хуже. Если бы продала – это было бы неплохо. Хуже, что отдала. Но может я и ошибаюсь. Возможно, Марина Владимировна имела в виду моего реального поклонника из цеха, где книга сшивалась, и делался ее переплет. Гораздо хуже с руководительницей производственного отдела типографии Ольгой Викторовной, но ей тоже – куда деваться?
***
После выхода книги
      После выхода книги «Эффект безмолвия» и вывоза ее из типографии, можно сказать из лап врага, я написал короткую статью, посвященную этому событию, которую разместил в Интернете:
      ««Чудовище обло, озорно, огромно, стозево и лаяй» - этот известный эпиграф книги Александра Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву» в прямую относится к описанию власти российской. Эта книга поставила временной рекорд по официальному запрету на печать – 115 лет! За эту книгу Радищева хотели приговорить к смертной казни, но гуманно сослали в Сибирь. Писателю следовало быть «верным и послушным рабом Всепресветлейшей Государыне», а он нарушил присягу подданного Екатерины II изданием книги, «наполненной самыми вредными умствованиями, разрушающими покой общественный, умаляющими должное ко властям уважение, стремящимися к тому, чтобы произвести в народе негодование противу начальников и начальства и, наконец, оскорбительными и неистовыми изложениями противу сана и власти царской».
      По сути, российское государство сегодня мало чем отличается от предыдущих, но оно стало гораздо совершеннее, поскольку вобрало в себя весь опыт способов удержания власти, накопленный предыдущими поколениями властвующих.
      Власть, будучи на словах демократической, на деле, тиранически единолично рулит огромной репрессивной машиной и всеми присущими ей механизмами подавления, угнетения, оболванивания подданных. У эпиграфа к книге Александра Радищева, приведенного выше, есть много переводов на современный русский язык, наиболее распространен следующий: «Чудище тучное (откормленное, имеет большие доходы), пакостливое (то есть использующее в борьбе за власть весь набор подлых приемов), огромное (содержащее огромное число служащих, сотрудников, и др. исполнителей), имеющее сто отверстых пастей (милиция, прокуратура, суд и др. репрессивные органы) и лающее».
      Лай, который в официальных и неофициальных средствах массовой информации-пропаганды раздается в отношении меня, требует особого комментария, поскольку – он мизерная часть системы травли и оболванивания, которая имеется в распоряжении государства. Со времен Радищева именно система пастей и лая подверглась особо эффектной модернизации: как технической и научной, так и организационной. Поэтому чудовищем видится не столько сама Система, сколько ее репрессивные органы и средства массовой информации-пропаганды, финансируемые бюджетом и единые с властью, а среди средств массовой информации-пропаганды элитой оболванивания, безусловно, является телевидение.
      Разумный человек, попав в правоохранительные органы и средства массовой информации в качестве работника, не может спустя время не осознать преступности системы пастей и лая. Поэтому разумный честный человек долго в этой системе не проработает. Так Система просеивает и оставляет в правоохранительных органах и системе СМИ, особенно на ТВ – «отборные» кадры.
      Потеря подавляющим числом жителей Российской Федерации, особенно на ее Крайнем Севере, куда все приехали заработать, каких-либо иных духовных ценностей, кроме жажды денег, привела к тому, что служки пастей и лая, в которые идут по большей части все-таки люди, мечтающие пройти путь к старости по теплому коридору вне зависимости от климатических условий, отрабатывают пожелания власти на совесть, независимо от моральности поставленных перед ними задач. В ходе исполнения задач они пренебрегают всеми иными мнениями, правилами, фактами, нормами законов и др., которые не укладываются в канву решения задачи. Им порой и не надо ставить целенаправленно задачу, они, как говорится, задницей чувствуют, как угодить, чтобы остаться на теплой должности и в теплом помещении. 
      Поэтому, какая разница, какое мне выставлено обвинение? Не одно, было бы другое. Схема, на мой взгляд, следующая. Разозленный моими публикациями глава города поставил задачу завести на меня уголовное дело начальнику милиции, которого в своей книге «Эффект безмолвия» я назвал Парашин, изменив всего одну букву в фамилии. Начальник милиции, обрадовавшись возможности отомстить за мою жалобу на него руководству управления внутренних дел округа, поставил задачу следователю, три первые буквы фамилии которого, как ни парадоксально, Гад…
      Следователь Гад… передал дело в следственный комитет для доработки, где сотрудники, как говорится, купаются в деньгах, даже у меня бывшего директора телевидения нет такой иномарки, как у них.
      Тома моего дела были проведены через хорошо отлаженный профессиональный механизм. Старавшиеся остаться при своих местах и доходах сотрудники организаций маленького нефтяного города Муравленко дали ложные показания (следователи умеют запугать и запутать свидетелей, а также найти недоброжелателей). Даже книгу, которую я, еще не понимая сути закрутившегося вокруг меня дела, подарил следственным работникам, те причислили к вещественным доказательствам, будто бы, принесенную неким свидетелем (!), фамилия которого ничего не значит для читателя. На мой вопрос, зачем так подло поступать, мне ответили, что так надо для правильного оформления дела…
      Но с другой стороны, кто-то может меня спросить, неужели ты не знал, на что шел. К сожалению, каждый судит по себе, а я в любом конфликте никого не добивал и не стремился к этому. Поэтому считал, что власть ограничится моим увольнением. Ведь, по сути, лишив меня трибуны, они и так лишали меня жизни, но им показалось мало, они решили лишить меня жизни по-настоящему. Я рад, что им это не удалось, по крайней мере, по настоящий момент. Я рад, что честно выполнил свой долг.
      И еще одно во мне изменилось. Сегодня я не осуждаю те факты нападения на милицию и прокуратуру, которые известны. Я понял, почему это порой происходит. Когда у человека подло, ни за что, отбирают бизнес, работу, жизнь, сфабриковав обвинение, я думаю, он имеет право обидеться.

23.03.2011 Омск
      «Выигрывает тот, кто познает взаимозависимости окружающего мира, на основе них прогнозирует ситуацию и делает точные ходы»
      В этот день, пребывая в розыскном окружении ментов, я решил проверить, реакцию компьютерных динамиков на выходы моей жены Лиды на улицу. Лида вышла из подъезда примерно в 11.15 и тут же компьютерные динамики ожили, издав три продолжительных фона. Я сопроводил ее взглядом до самого прохода между домами. За ней никто не шел. Лида возвратилась примерно в 14.15 и опять перед ее приходом компьютерные динамики ожили, издав три продолжительных фона.
      Лида с моим сыном Иваном вышла в 16.25, чтобы съездить в «Мегу» и опять компьютерные динамики ожили, издав пять продолжительных фонов. Теперь нет никаких сомнений, что это работают менты. Следят неотступно. Ментозвон – так можно назвать мои услужливые компьютерные динамики. Они для меня в это время стали, как колокольчики на прокаженных: заблаговременно извещали, что те где-то рядом, чтобы я и не вздумал высовываться из своего укрытия на четвертом этаже угловой квартиры.
      Оставшись в одиночестве, я решил, пользуясь сумерками, не включая в окнах свет, внимательнее изучить территорию двора, обобщить свои прошлые наблюдения, и постараться определить, где скрываются менты. Ну не могут же они постоянно стоять на холоде?!
      Сине-серый, как ментовские вязаные шапочки, как ментовской ГАЗончик, который зажал меня в квартире у дяди Володи, «буханка» УАЗ, в каких когда-то, да еще и сейчас, комфортно размещаются врачи «скорой помощи», стоял возле дальнего угла гаражей, где жильцы оборудовали стоянку на две машины. Стоял этот УАЗ, насколько я помню, уже три дня, и никто не становился рядом с ним и не сгонял с места, как положено делать владельцам стоянки. 
      Занавесочки у этой «буханки» были также сине-серого цвета и слегка отдернуты на всех трех окнах, но в особенности – на втором, примерно на одну пятую. Водитель в машине изображал свое полное отсутствие. Его не было видно, несмотря на то, что «буханка» была старой российской машиной, не обладавшей автоматическим или дистанционно управляемым подогревом двигателя.
      Из выхлопной трубы «буханки» валил сизый выхлопной дым, который ветер предательски выносил на сторону, полностью представленную моему обозрению. «Холодно сволочам, - подумал я, но тут же отругал себя за некорректную мысль. - Все-таки люди на службе, и они не знают о моих проблемах, о моем деле. Им наверняка сказали, что я опасный преступник и коли ко мне приехала жена, то они будут следить неотступно, как рыбак за поплавком, к которому привязан небольшой, но привлекательный червячок». 17.15 – засек я время.
      Машина непрерывно работала уже 20 минут.
      «Похолодало, ветер тепло выдувает, - понял я. - Возможно, они включились и раньше, до того, как я начал наблюдение».    
      17.36. Подъехала бежевая иномарка и встала рядом с «буханкой». Хозяин иномарки вышел из машины, взял пакет с заднего сиденья и зашел в ближайший подъезд.
      18.40. Приходил мой брат Максим. Я прекратил наблюдение. Обсудили с ним дела и последние семейные новости. После ухода Максима, я вернулся на свой наблюдательный пункт, оборудованный возле окна. «Буханка» все стоит, но выхлопные газы не идут.
      Точку для обзора я выбрал удобную. Тополиная ветвь, расположенная между маминым домом и «буханкой», но ближе к маминому дому, несомненно, маскирует меня. Но уже смеркается, скоро наступит темнота, тогда как я буду печатать сей отчет, я даже не знаю.
      20.00. Мимо «буханки» проезжает машина и в ярком свете ее фар я увидел тучки выхлопных газов, вырывающиеся из-под «буханки». При этом никто в машину не входил. Значит, водитель в машине. «Буханка» - это наблюдательный пункт, доказано. Менты опять замерзли и опять завели двигатель.
      20.20. Компьютерные динамики издали короткую серию фонов.
      «Лида скоро будет», - понял я. Прошла минута, другая, но входная дверь в квартиру не открылась.
      «Неужели ошибся?» - мелькнула мысль.
      20.23. Еще одна короткая серия фонов изгнала тишину из комнаты, в которой я, сидя на подушке, уложенной на упаковку с новыми книгами «Эффект безмолвия», которая в свою очередь лежала на табуретке, наблюдал сквозь узкую щель между штор за «буханкой». И опять Лида не пришла.
      20.30. Третья серия фонов принесла успех. Через минуту во входной двери заскрежетал замок. Зашли Лида и мой сын Иван. Оказалось, что они вышли из маршрутного такси на остановке у Дворца нефтяников, прошли по тротуару вдоль проспекта Мира мимо маминого дома до подвального магазина «Мандаринчик», встретив у закрытого обувного магазина «Россита», расположенного рядом с «Наполеоном», двух мужчин, непонятно, что там делающих. Видимо, после этого и раздалась первая фоновая трель. Затем, Лида с Иваном прошли в «Мандаринчик», купили мне угощение и вернулись домой.
      Получается, что против меня, ничего преступного не совершившего, оболганного и не представляющего никакой общественной опасности, работает, по крайней мере, две группы ментов: одна мобильная на «буханке», другая пешая. За мной следили, как за отъявленным террористом, никто не разбирался в осмысленности этой слежки, в том, кто является объектом слежки, что за пустое дело инициировало столь массовую и мощную слежку. Все участники мероприятия механически исполняли команды и инструкции, а настоящие преступники могли спать спокойно. Я думаю, что есть как минимум еще одна группа – на соседней улице Малунцева, потому что и оттуда можно подойти к маминому дому.
      Это значит, что на меня отвлечены силы не менее восьми человек с машиной, как и снилось Лиде в сегодняшнем сне. Эти большие затраты, которые надо суммировать с общими, затраченными на то, чтобы выжить меня, журналиста, из маленького нефтяного города. Они должны потребовать какого-то оправдания от властей. А это уже миллионы рублей и десятки задействованных людей, в противовес предъявленному мне мошенничеству менее, чем на двести тысяч! Так кто же настоящий мошенник и вор? На кого же упадет это сооружение, в возведении которого никто на цену не смотрит? Они постараются уронить свои труды на меня. Значит, если поймают, мне может крепко достаться, поскольку ментам надо будет добиться моего признания в несовершенных мною преступлениях. 

25.03.2011 Омск
      «Чем умнее ходоки по минному полю, тем умнее минеры, но если ходоки рискуют собственными жизнями, то минеры, как и, так называемые, правоохранители, – чужими»
      Произошло приятное событие. Видимо, менты изрядно замерзли в слабопрогреваемой и холодной «буханке», УАЗ исчез, а его место заняла серебристого цвета машинка, похожая на «Соболь», которая и всегда там стояла. Однако появилась незнакомая фиолетовая «шестерка» Жигулей, занявшая позицию рядом с «Соболем». Фоны в компьютерных колонках исчезли. Можно было подумать, что милиция решила прервать слежку вовсе…
      12.50. Лида пошла по направлению к проходу между домами на проспект Мира. Опережая ее, к этому проходу устремилась фиолетовая «шестерка» Жигулей с плотно тонированными задними боковыми стеклами салона.
      Как только Лида вошла в проход, вслед за ней направился тот самый толстяк мент, которого я видел в автобусе. Он прошел по двору, я бы сказал, демонстративно, не обегая дома, не скрытно, как его коллега - ходуленогий. Возможно, менты уверились, что меня нет в маминой квартире. Если так, то принесла плоды моя крайняя осторожность, что я ни разу не зажигал свет в квартире, оставаясь один.
***
      Они комичны эти главные менты моей слежки: и толстяк и ходуленогий. Кажутся безопасной глупостью.
      Лида рассказала, что когда она с моим сыном Иваном зашла в «Парфюм-Лидер», расположенный неподалеку с маминым домом в универмаге на площади дворца культуры имени Малунцева, то этот толстый мент сопровождал их и там.
      Вначале толстый мент делал вид, что рассматривает газеты в газетном киоске, расположенном прямо напротив входа в «Парфюм-Лидер». Затем, когда Лида с Иваном выходили на улицу, он спрятался за заграждение у входа в подвальный магазин «Метро». Толстый мент от исполнительности вжался в стену дома, чтобы скрыть свое откормленное брюхо, но край брюха все равно предательски выпирал из-за ограждения...
      Однако, какими бы смешными менты ни казались, они представляли собой реальную опасность.
***
О спящих опасностях
      Спящие на кораллах две огромные красивые рыбы поблескивали чешуей, темной, будто из темного стекла. Турист с любопытством разглядывал их сквозь прозрачную морскую воду и снимал на видеокамеру. Увлекшись, турист приблизился к рыбам и зашел в воду достаточно глубоко. Рыбы спали, прижавшись хвостами друг к другу, но мордами навстречу туристу, совершенно недвижно - так, что их можно было спокойно рассматривать. Выдающиеся размеры заставили предположить, что это акулы, правда, без тех самых зубов, которые отличают опасных хищниц.
      «Без зубов и огромные, значит не опасные, иначе они давно бросились бы на меня…» - рассуждал турист, приближаясь к рыбам в поисках лучшего кадра.
      Тут рыбы ожили и показали зубы, турист устремился к берегу, но не успел. Оказалось, акулы в этом месте давно караулили туристов, любителей экстрима. Опасность любит притворяться спящей.
***
      Правоохранительная система и ее слуги – это и есть спящая опасность, готовая снова бездумно выносить приговоры без суда и следствия, готовая к пыткам и издевательствам, готовая к массовым казням, готовая к лживым оправданиям и кровавой защите всего и вся, что руководит ею, как бездумные пулемет или гильотина. В России она всегда спит до времени…

31.03.2011 Омск
      «Мы словно тени на Земле, уходит свет близких и публики, проявляющий нас, и мы исчезаем»
      Вчера прошел один из самых замечательных вечеров с Лидой. Мы выпили дешевого полусладкого вина «Изабелла» из тетрапаков марки «Изумрудная долина». Закусили выпитое бутербродами со шпротами и свежими огурцами, бутербродами с мясной нарезкой, а затем пели песни под караоке. Всех, кто дает нам добро, надо любить со всеми недостатками, как мы любим солнце, дарующее день и тепло, хотя это солнце и обжигает.
      Счастье встречи с Лидой захватило меня полностью. Я радовался ее присутствию, несмотря на множество размолвок, которые бывали за время нашей совместной жизни. Я радовался ее присутствию, несмотря на то, что внизу, где-то за углами домов и за стеклами автомобилей меня поджидали менты, словно бездумные капканы, дистанционно расставленные чиновниками маленького нефтяного города Муравленко и Омска, чтобы поймать меня, лишить свободы, отвезти в маленький нефтяной город и убить, если не физически, так морально.
      Утром позвонил обеспокоенный Юрка. Я сам виноват, что не предупредил его о приезде Лиды и своем долгом отсутствии.
***
      «Готов ли потерять это свое счастье? – спрашивал я иногда сам себя. – Нет не готов. А если я не готов, так зачем отдаваться на волю заказной машине по сути - убийства, а не правосудия, как мне предлагают на официальном сайте многочисленные интернет-«доброжелатели» из маленького нефтяного города Муравленко? Трус – это клеймо и уловка в руках более сильного врага. «Бросайся на пулеметы!!!» - мысленно требует он, выкрикивая унижения своему противнику, потому что мечтает поставить дополнительную зарубку на прикладе и быстрее избавиться от проблемы. 
      Хорошо быть вооруженным героем против почти безоружных, как англичане, расстрелявшие из пулеметов в 1893 году атакующую их африканскую армию. Удобно и безопасно уничтожать демонстрантов, как то произошло в Петербурге в январе 1905 года, когда мирных людей стреляли и рубили с ведома Николая второго, канонизированного православной церковью, как святого. Удобно сбрасывать атомную бомбу на Хиросиму и Нагасаки. Легко быть уличным героем, окруженным бандой единомышленников, бросающим вызов слабому и одинокому. Хорошо быть героем, стоящим на службе у власти, когда за твоей спиной стоит огромная административная машина, которая поддержит, защитит и накормит. Но здесь не уместно определение: герой. Тот, кто уничтожает слабого, кто унижает слабого, тот, несомненно, ощущает эйфорию, а себя - исполняющим высокую миссию справедливости, но на самом деле – он просто ничтожная пошлая деталька в гильотине убийства».

02.04.2011 Омск
      «У тебя есть жизнь и делай с ней, что хочешь, она все равно закончится, и нет никаких средств, чтобы избежать этой печальной участи, именно поэтому никаких рецептов идеальной жизни быть не может: она все равно, в конечном счете, горька»
      Сегодня мне сорок девять лет! Как тут не задуматься еще об одном мистическом совпадении: моего прадеда расстреляли также по политическому обвинению по решению тройки УНКВД по Челябинской области в 14.00 1 января 1938 года в возрасте сорока девяти лет. Думаю, при моей подвижной психике, этого дня рождения на сорок девять лет у меня могло и не быть. Я мог бы уже умереть, в ходе очередной провокации властей маленького нефтяного города и их прихвостней, или где-нибудь в процессе судебного разбирательства, где нервы подсудимых горят, как фитили к сердцу, готовому взорваться, или в колонии, где я, скорее всего, не ужился бы с местным населением. Благодаря побегу из маленького нефтяного города Муравленко, моя жизнь продолжилась средь выжженной ментами и властями маленького нефтяного города пустыни, в которую очень быстро превратилась вся моя прошлая жизнь и карьера, но в омской квартире на четвертом этаже, словно по заклинанию доброго волшебника, возник оазис.
      Грех был в свой день рождения не покуражиться, словно в последний раз. Ко мне в гости пришли брат Максим со своей женой Эльмирой и мой друг Юрка с бутылкой «Мартини». Со мною были и моя жена Лида, и мой сын Иван со своей подругой Катей. Стол был полон салатов, закусок и вина. Где-то вокруг дома кружила милиция, а мы веселились, словно бы ничего и не происходило. Это была победа над обстоятельствами и самой Системой, победа, несомненно, временная и иллюзорная, но от этого не менее сладкая.
      - Майору Петрову больше не наливать! – орал Юрка в форточку, после каждого тоста, когда все мы, как говорится, дошли до кондиции.
      А потом, уже за полночь, мы пели или орали караоке, так, что было слышно далеко за пределами квартиры номер тридцать один, расположенной в самом верхнем углу четырехэтажного дома. И никто, ни один сосед, ни один мент не постучал в дверь. Однако, любой праздник заканчивается…

04.04.2011 Омск
      «Каждый, несомненно, рассчитывается за все, только таким образом, что иногда и не догадывается, что это и есть расплата»
      Моя жена Лида уехала назад в маленький нефтяной город Муравленко без двадцати девять утра, а уже около одиннадцати часов дня ко входной двери маминой квартиры, где я, находясь в федеральном розыске, безвылазно жил уже более двух недель, наведался какой-то форменный хмырь. Он позвонил в дверь ровно три раза, то есть два раза подряд и еще раз для верности, как принято у нас меж своих семейных, а потом еще и постучал в дверь. Я бы открыл, если бы не договорился с сыном Иваном, чтобы тот предварительно позвонил по городскому телефону два раза подряд, если это пришел он. Хмырь позвонил только один раз.
      Хмыря я нечетко разглядел в дверной глазок, но четко расслышал его разговор с соседкой Мариной Павловной.
      - Кто-то же должен за кошками присматривать, когда хозяйка уехала? – выпытывал Хмырь.
      Хмырь имел в виду кошек моей матери. Получается, менты и про кошек знали.
      - А там, кажется, жена сына соседки приехала, вот она и присматривает, наверное. Там еще и внук живет, - ответила Марина Павловна.
      «Если менты не знают, что здесь сейчас живет мой сын, то наша милиция оставляет желать лучшего - подумал я, но тут же мысль заскакала дальше, – А если вопрос был задан специально, на случай, если Марина Павловна проговорится… А ведь могла…, она же меня видела. Хорошо, что мама ей рассказала, что я в федеральном розыске и всю подноготную затеянного на меня уголовного дела».
      Я мысленно поблагодарил Марину Павловну.
      - А когда он бывает дома? – спросил хмырь, который, несомненно, знал, что Лида уехала.
      - А я откуда знаю, - ответила Марина Павловна.
      - Я вам дам визитку, как только он явится, вы сразу же мне позвоните, - сказал хмырь.
      - А вы ее за дверь закрепите, - ответила Марина Павловна…
      Получается менты зря время не теряли: отследили, как звонят в квартиру, и похоже очень разозлились, что, потратив столько сил, не поймали меня. Весь день в квартире раздавались телефонные звонки. Вечером мой сын Иван, придя с учебы, поднял трубку, но поднеся ее к уху, расслышал лишь тишину. Такие звонки раздавались в маминой квартире и раньше время от времени. Видимо, менты думали, что я могу случайно взять трубку. 
      В душе опять поселилась тревога, ограниченное пространство квартиры и возникшее сразу после отъезда жена чувство одиночества удерживало ее во мне, не давало выхода. Тревожное беспокойство сковало мое сердце, усложняло мыслепроходы. Этот страх я не могу сравнить ни с чем. Тяжесть в шее, голове, нехорошая притупляющая тяжесть, безрадостная тяжесть, тяжесть высасывающая счастье. Чуть ли не страх смерти. Как его преодолевают тяжелобольные люди, и звери, загнанные в засаду, я не пойму. Если бы не внимание близких…
***
      Ирина Павловна. Моя тюменская подруга Ирина Павловна - с нею меня связали прочные душевные отношения после ее приезда в Муравленко, где она провела ряд обучающих семинаров для телевизионных журналистов. Сегодня ее бодрый уверенный голос по телефону я рад был слышать, как звонкоголосый весенний птичий щебет птиц во враждебном лесу. Но кратка радость, даримая голосом по цене 1,7 рубля за минуту, когда на счету всего 100 рублей, а до кассы «Евросети» надо еще добраться сквозь милицейские заслоны, а позвонить надо еще и другим людям...
***
      Вечером этого же дня мент позвонил в мамину квартиру по домофону в тот момент, когда Иван ушел провожать свою подругу Катю. Мент поднялся на этаж, а я в этот момент рассматривал его с другой стороны двери через дверной глазок. Мент был типичным. Темная куртка, кепка и серые ментовские штаны, как уточил потом Иван.
      Он подошел к входной двери в квартиру и, будучи менее чем в метре от меня, стал ее рассматривать, не производя ни звука. Затем он что-то осторожно вставил в дверь. Я подумал, что повестку или еще какую-нибудь ерунду в этом роде, но когда Иван вернулся, то выяснилось, что никакой повестки не оказалось, но зато в углу дверного косяка была вставлена какая-то палочка, то ли высохшая елочная иголка, то ли осколок веточки от веника.
      «Это они вставили, чтобы узнать, живет ли здесь кто-то, кроме моего сына, или нет, - понял я. – Но зачем? Как они отследят именно мои выходы из квартиры, если входной дверь пользуется и мой сын… А может им все равно? Может им, как обычно, важно установить какие-то ничего не доказывающие факты, провести ничего не проясняющие мероприятия, что они продемонстрировали в тех уголовных делах, которые на меня сочинили, чтобы получить ордер на вход в квартиру? Тогда у меня остается не так много времени, а именно – до возвращения из маленького нефтяного города Муравленко моей мамы, которая является хозяйкой».
      Эта мысль добавила тревожности. Сон превратился в маету…
***
Об инъекции зла 04.04.2011
      Злая черноволосая женщина была незнакома Алику, но именно ей было поручено убить его уколом темной, чуть ли не черной, жидкости из шприца. Состоялась короткая схватка, в которой Алик старался уйти от контакта с иглой, но не получилось. Игла вошла в его тело и черноволосая ведьма с силой нажала на поршень шприца, часть жидкости влилась в Алика, прежде чем он отстранился от иглы, но ведьма тут же нанесла следующий укол…
      - Что уже болит сердечко? – спросила она, злобно глядя на Алика. 
      Алик выхватил у ведьмы почти пустой шприц, готовый воткнуть его в черноволосую, и выпустить в нее остатки содержимого, но остановился, прислушивался к реакции своего организма. Сердце не болело, и он уже подумал, что жидкость на него не действует. Однако, все черное, впущенное в себя, действует не сразу.
***
      Думаю, что без ведьмы в моем деле не обошлось. Я, конечно, мистик, тем более - сейчас, но если против меня действовала ведьма, что вполне возможно, учитывая мистический характер главы города Б-кого, то это, почти точно, жена, моего высокопоставленного недоброжелателя П-дина, работающего пресс-секретарем.

05.04.2011 Омск
      «Оптимизм, в конечном счете, всегда безосновательный»
      Развлекаю себя игрой на бирже на так называемом демо-счете, играю на ненастоящие деньги, только на паре евро-доллар по рекомендации Сергея Кнутова, худого, словно щепка, аналитика «Форекс клуба», лекции которого я прослушал на проспекте Маркса еще в феврале.
      Именно там, в маленькой аудитории, сравнимой со школьным классом, но никак с институтскими вздымающимися лекционными залами, я узнал про методы прогнозирования роста и снижения курсов валют: линии поддержки и сопротивления, фигуры графического анализа, анализ новостного фона. Телеканал РБК быстро стал любимым, как и интернет-страница с повременным перечнем важных мировых событий, вроде заседаний и отчетов федеральной резервной системы США, выступлений председателя европейского центрального банка Марио Драги, публикаций показателей экономик разных стран мира.
      Зарегистрировался в конкурсе трейдеров, конечно, не в расчете на победу, что стало ясно уже вскоре, но для стимула. При работе внутри дня, а мне хотелось видеть результат, как при походе в магазин, выигрыши быстро сменялись проигрышами. Однако, меня это не волновало, я нарабатывал опыт и смаковал азарт, который теснил из меня беспокойство загнанного в ловушку зверя. Но все же это слабое утешение в отсутствии Лиды.
      В детстве я любил сидеть дома и не тосковал, а сейчас после многих и многих лет активной жизни от вынужденного затворничества в окружении ментов, иногда просто с ума схожу. Тяжело, пожалуй, как выдуманным Джоан Роулинг узникам Азкабана в окружении дементоров в мистическом романе о Гарри Поттере. А каково психическое состояние прикованного к постели человека? Такие люди в моем окружении есть.
      Людмила Петровна – подруга моей мамы, лежала уже более десяти лет. Она не только не покидала квартиру, даже не могла сдвинуться с места. За нею ухаживал муж, и дочь, за ней ухаживала какая-то женщина, которую нанял муж, но чаще она пребывала в одиночестве. Мне сложно даже представить то горе и то страдание, которая ежедневно испытывала эта женщина. Если это и есть жизнь в старости, жизнь на грани жизни, то зачем она вообще нужна эта последняя капля реальности, зачем нужен этот большой жирный крест, который перечеркивает все прошлые радости?
      Как сказал Мишель де Монтель в своем произведении «О том, что нельзя судить. Счастлив ли кто-нибудь, пока он не умер»: «Можно подумать также, что судьба намеренно подстерегает порою последний день нашей жизни, чтобы явить пред  нами всю свою мощь и в мгновение ока извергнуть все то, что воздвигалось ею самою годами». По этому поводу есть еще одна фраза кого-то великого, имя которого я, к сожалению, забыл: «Никогда нельзя сказать, что прожил счастливо, пока не наступил твой последний день».
      И тут внезапно я понял, что нельзя сравнивать происшедшее со мною с тем, что случается с людьми больными и старыми, поскольку это все для меня впереди, и происходящее сегодня со мною не увольняет и не избавляет от болезней и старости. 
      Прислушиваюсь к стукам и скрипам, сам стараюсь ходить по квартире так, чтобы старые ненадежные половицы этого кирпично-деревянного дома не скрипели, когда я наступаю на них, потому как мне стало казаться, что менты залезли на чердак, который располагался прямо над квартирой мамы, чтобы прослушивать…
***
      Сегодня продолжают раздаваться прощупывающие телефонные звонки по городскому телефону, трубку с которой я, естественно, не поднимаю. Первый раздался в 11.15, второй – в 12.15, третий – в 13.55.
      Все звонки длительностью примерно четыре гудка. Ментам даже лень звонить дольше, чтобы жилец успел подойти, если он не очень расторопен. Хотя, возможно, суть этих звонков не в том, чтобы дозвониться, а чтобы раскачать мою психику, заставить нервничать. Тогда они достигли своей цели. Жаль, что отключить телефон нельзя, если квартира прослушивается.
      Последний звонок был примерно 17.30, вскоре после того, как пришел мой брат Максим. Он рассказал, что возле двери дежурит какой-то убогий, бандитской наружности – похоже, что сегодня это типично ментовская внешность. Он говорил по телефону, когда Максим входил в подъезд…
      Забавны странные молодые люди, в одиночестве прохаживающиеся по двору неторопливым шагом. Они иногда останавливаются поглядеть на подъезд, нет, не на мамин, на другой. Поглядят и идут дальше. Некоторые демонстративно прихрамывают, таким образом, объясняя стороннему наблюдателю свою неторопливую походку. Они, то в спортивных штанах, чтобы было удобнее бежать за мной, то в джинсах, но непременно в куртке. На головах в связи с потеплением возникли кепки.
      Причем, они в обязательном порядке, пройдясь вдоль соседнего параллельно стоящего дома до заднего входа в ресторан, около которого я впервые обнаружил слежку,  также обязательно поворачивают не направо, куда направляется подавляющее большинство прохожих, чтобы выйти на местную центральную улицу, проспект Мира, а – налево – туда, где выхода к центральной улице нет, а есть только возможность поплутать по дворам. В эту сторону ходят только местные жители, живущие в подъездах дома, где расположен ресторан. Но эти молодые люди идут не к подъездам, они, не торопясь, прогуливаются вдоль подъездов по снежным скользким колдобинам, и далее возвращаются, видимо, на исходные позиции, либо, прогуливаясь по дворовому проезду мимо маминого подъезда, следуют все к тем же гаражам, либо, проходя по снежным заносам, проходят в другой двор… Кружат словно стервятники над добычей.

06.04.2011 Омск
      «Внимательно слушайте советы врагов, они всегда обозначат слабые места своих планов против вас»
      Интернет, поставляющий кинофильмы, помогает от одиночества, в котором я оставался ежедневно, когда мой сын Иван с утра уходил на учебу. Он стал для меня лекарством, таблеткой от депрессии. Мне вчера понравился фильм про соседку порноактрису. Он напомнил о юности, я вспомнил аналогичный фильм – «Частные уроки» - и понял, что в своем профессиональном прошлом я слишком сосредотачивался на работе, забывая основное, к чему призвала жизнь. Я перестал быть просто человеком с его чувствами. Я забыл свежесть воздуха, наполненного страстными возбуждающими эликсирами, заметно позабыл зов природы к противоположному полу, утерял некий энергетический проводник, соединявший меня, не побоюсь этого слова – с небесами, с космосом… 
      Звонок домофона прозвучал неожиданно рано для нормальных посетителей, а именно в 08.10 утра. Затем, как мне показалось, а могло и показаться, поскольку звук сквозь обе закрытые двери в квартиру проникал плохо, что на площадке состоялся разговор с соседкой - Мариной Павловной, в котором мне послышались слова: «он точно дома, свет-то горит». Но за достоверность услышанного ручаться не могу, поскольку обстановка сложилась такая нервная, когда можно услышать, что угодно.
      Первый телефонный звонок раздался в 09.00 и длился необычно долго для прощупывавших меня милиционеров. Было сделано примерно десять звонков. Типично ментовский дозированный телефонный звонок из четырех сигналов поступил в 12.15. Мой сын Иван, возвратившись домой, сообщил, что за гаражами прячется милицейская машина, а в подъезде моет пол неизвестная девушка, вместо знакомой всем уборщицы.
***
«Вчера куда ближе, чем завтра, но ни войти и не изменить»
      Мой тесть Иван Николаевич, после того, как в послевоенное время бросил партбилет на стол председателя колхоза в тульской области, выехал в Казахстан, получив предупреждение от своего знакомого, быстрее уезжать, пока не схватили. Он прожил в казахстанском городке Текели долгие годы, построил дом, завел семью и детей, вырастил их, состарился и вышел на пенсию. Никто его не нашел. Сегодня в век электронного документооборота человека можно отследить в любом уголке мира, достаточно тому позвонить с зарегистрированного на него сотового телефона, расплатиться своей банковской карточкой, предъявить паспорт...
      Поэтому, для того, чтобы бежать от следствия и суда, нужен повод наисерьезнейший, сравнимый с реальной угрозой жизни и здоровью, потому что жить придется в ином мире, но хищники стелют мягко.
      Когда я впрямую спросил председателя суда маленького нефтяного города Муравленко Марину К-неву:
      - Что меня садить собираются за эту ерунду?
      - Нет, о посадке речь не идет. Вы же не преступник. Первый раз, - ответила она.
      Я пришел домой, открыл закон. Оказалось, что преступление совершенное впервые в моем случае, когда мне предъявлено обвинение в совершении тяжкого преступления, а тем более трех, не является смягчающим обстоятельством. К-нева обманывала.
      - С Я-шевым, судьей по уголовным делам, у меня был конфликт, - напомнил я К-невой при следующей встрече. – Он ко мне негативно относится.
      - Нет, Я-шев большой профессионал в уголовных преступлениях, - ответила К-нева. – Можете не переживать по этому поводу.
      И это тоже было ложью. О мстительности Я-шева я знал больше, чем думала К-нева. Меня кругом окружала ложь. За свою защиту я поочередно заплатил по тридцать тысяч рублей трем адвокатам в маленьком нефтяном городе Муравленко. Они за мои деньги побежали в первую очередь в администрацию города и вполне ощутимо стали играть против меня в пользу главы города, который и инициировал против меня уголовные дела, и деньги после разрыва отношений вернули лишь наполовину. Правду в лицо сказала только адвокат Е-сеева, которая отказалась меня защищать, считая дело бесперспективным.
      - Против вас стена! – грозно покрикивала она, когда я спросил ее совета. – Вы это понимаете? Три тяжких состава! Каждый от двух до шести лет! Если вы не признаете вину, то суд вынесет вам пять лет лишения свободы, то есть ниже нижнего предела, и вам этот приговор ни одна кассационная инстанция не отменит. Надо все признавать и идти по особому порядку!
      В суде любят особый порядок по причине того, что не надо изучать материалы уголовного дела. Обвиняемый все признает. Это сильно облегчает работу судей, поэтому чтобы не злить судей необходимостью изучать уголовные дела, юристы маленького нефтяного города тоже привыкли зарабатывать деньги по-легкому.
      - Но ведь все собранные материалы – полная чушь, - сказал я.
      - Господи! Вы тут всем в нашем городе поперек горла! – вскрикнула Е-сеева. – Вы что хотите стать героем?! Если вы признаете обвинение, то вам и срок скостят, и могут условно дать. А если суду придется корпеть с вашим делом, то ни о каком условном сроке речи не будет. Вы посмотрите статистику судебных решений.
      - Да на сколько его скостят?! – возмутился я, будучи уже более грамотным после изучения уголовного и уголовно-процессуального кодексов. – На треть от максимального! Остается две трети – а это тоже годы! И за что? За те копейки, какие мне инкриминируют, которые, к тому же я не крал! А если я все признаю, и всем поперек горла, то суд мне с еще большей радостью срок впишет, какой захочет. И доказывать ничего не надо. Сам признал.
      Е-сеева зло взглянула на меня.
      - В общем, если вы не признаете вину, я не буду вашим адвокатом, - заявила она.
      - А я еще могу признать вину? – испуганно спросил я, внезапно увидев под собой открывшуюся пропасть.
      - Если у вас еще и осталось время, то совсем немного. Речь идет о часах, - резко ответила Е-сеева. – Если хотите, я могу позвонить в суд и узнать, есть ли у вас время на то, чтобы признать вину.
      - Позвоните, - попросил я, напуганный речью Е-сеевой…
      - Да у вас есть время, признать вину, - сообщила Е-сеева после телефонного разговора с кем-то из судейских работников, - но до конца сегодняшнего дня. Если признаете, то я буду вашим адвокатом. Я, знаете ли, не хочу общаться с вами в СИЗО.
      Получалось, что Е-сеева – карманно-кумовской адвокат суда маленького нефтяного города, которая склоняла своих клиентов к признанию вины для облегчения работы судей и своей. Думаю, что адвокатский шантаж – вне закона, но именно с ним я столкнулся. Одни адвокаты за мои деньги меня продавали моим высокопоставленным противникам, другая собиралась продать меня суду.
      - Хорошо, давайте я подумаю, - ответил я, решив посовещаться с другими лицами.
      На обратном пути возле администрации города я случайно увидел О-нникова, бывшего главного редактора газеты, а теперь заместителя главы города, неторопливо шествовавшего на обед. А что ему было спешить, если его вторая квартира, полученная бесплатно от администрации города, расположенная на пятом этаже пятиэтажки, находилась метрах в двухстах от работы. О-нников, конечно, советчик был не ахти, не из доброжелателей, поскольку в своей книжке «Холодный путь к старости» я назвал его Квашняковым и высмеял, но все-таки тоже журналист, а сейчас был вхож в кабинеты власти, знал, куда ветер дует, и тоже когда-то не брезговал острым словом… 
      - Александр Васильевич, можно вопрос, - попросил я, зная, что О-нников, если не причастен к моему уголовному преследованию, то прекрасно знает тех, кто этим занимается, а судить о лицах, причастных, не составляло труда. Это был глава года Б-вский, названный в моей книжке Хамовским, и его пресс-служка П-дин, названный Бредятиным, который имел на меня старый больной зуб.
      Я коротко описал ситуацию и спросил:
      - Поинтересуйтесь, пожалуйста, чтобы меня не посадили, мне надо признать свою вину или нет?
      - Хорошо, Андрей, - ответил О-нников. – Перезвони часа в четыре…
      - То о чем мы с тобой говорили, надо признавать, - скрытно потом сообщил Овсянников, так, чтобы даже запись его слов на диктофон никак не изобличила его…
      - Что признавать? – сердито произнес мой юрист З-ков из Омска, когда я ему тут же перезвонил. – Вы не совершили никакого уголовно наказуемого деяния. Конечно, у вас есть нарушения, но все они гражданского порядка. Если вы признаете вину, то обратной дороги не будет. А посадить вас могут в любом случае: признаете вы вину или нет. Только пока вы не признали вину, у вас есть шанс.
***
      Почему внешне раскаявшиеся преступники получают более мягкое наказание? Это вопрос задает Альберт Камю в своей повести «Посторонний». Раскаяние подавляющего большинства идет не от осознания вины или мук совести, а от вполне нормального желания «выкрутиться» из уголовного положения полеглому. Чистая торговля: я вам продаю раскаяние и признание обвинения, а вы мне меньшее наказание.
      Вспомнил милиционера Гришу из маленького нефтяного города Муравленко, который мне подарил фрагмент сюжета книги «Холодный путь к старости», которого также уговорили признать вину, обещая условное наказание, но как только тот признал вину, его сразу посадили в колонию на основании его собственного признания в совершенном преступлении...
      Я вспоминал, вспоминал… А что еще делать одному в осажденной ментами квартире?
***
Об опасной случайности
      Алик перебрасывался камнями с незнакомыми людьми. Это происходило, как игра. Затем он повернулся спиной и пошел своей дорогой, как вдруг камень попал ему в спину, не сильно, но обидно.
      Он тут же использовал свой шанс на ответ, подобрал небольшой, но хороший камешек и сильно хорошим боковым замахом послал его обидчику и надо же, как ни пытался его обидчик увернуться, камень точнехонько прилетел ему в голову. Специально захочешь попасть - не получится.
      Обидчик разозлился, бросился к Алику, подбирая по пути большие, порой просто громадные камни, и бросал. Алик уклонялся. Но когда обидчик подбежал вплотную с булыжником в руке, готовой запустить камень в Алика, он понял, что увернуться уже вряд ли получится. Тогда Алик сказал:
      - Да перестань ты, я же случайно в тебя попал.
      Все прекратилось. Большие неприятности иногда получаются с небольшого недоразумения, случайности и, если не объясниться.
***
      Так и я, будучи журналистом, добросался, доигрался… Журналистика, в хорошем ее понимании, требует от человека саморазрушения: журналист призван защищать общество, бросать во властьимущих «камни», но в случае естественного обретения проблем остается один на один с Системой. И никакой помощи от общества, что толкает его на договоренности с теми, с кем он и рассорился, защищая общество, либо – на гибель.

08.04.2011 Омск
      «Играя в театре, в котором не появляется элита общества, актер никогда не обретет славу»
      Лида уже в Муравленко. Глядя в омское окно, я вспомнил вид из окна моей квартиры в маленьком нефтяном городе на Крайнем Севере. Тут же, утреннее пение птиц сменилось барабанной капелью дождя и тающего снега по жестяному балконному козырьку. Веселое голубое небо сменилось серым, унылым, снег полетел, словно пепел звезд, сгорающих где-то за облаками. Голые ветви тополей, предрекавшие скорое цветение, сменились черным тонким кабелем с чердака моего дома в окошко-амбразуру на чердаке соседнего.
      Большую часть пейзажа, открывающегося из окна моей северной квартиры для сидящего на диване, составлял глухой и слепой коричневый торец панельного дома, расположенного всего метрах в двадцати, не более. Блеклый, облезлый, с серыми безобразными цементными стыками, делящими стену на правильные квадраты, с измятыми прутьями ограждения на крыше.
      Пристреленный к стене кронштейн, предназначенный для установки фонаря, чтобы освещать проход между домами, так и остался без фонаря. Но это может и к лучшему. Зачем народу видеть как запоздалые пьяницы, выкрикивавшие нецензурные оскорбления во все горло: «…. вы все!», проходят мимо по загаженному домашними собаками тротуару под табачными звездочками балконных сигарет, дарящих рак легких в приоткрытые рядом окна. Достаточно и одного беспокойства от прерванного сна и удаляющегося пьяного крика. Правда, описанная картина, пожалуй, характерна для многих городов России, население которой жаждет уважения к своим правам, но само плюет на права даже своих соседей, родных и близких.
      В какой-то мере, сейчас я даже благодарен этим пьяницам за то, что они громко говорили жителям маленького нефтяного города то, что я по скромности своей не решался. Все-таки пострадал я, будучи журналистом, через защиту интересов этих людей, которые и слова доброго в мою защиту не сказали. Впрочем, то, что город, молча, глотал оскорбления и даже участковые, занимавшие квартиру на первом этаже по ходу следования этих пьяниц, тоже не реагировали, свидетельствовало об общем молчаливом сытом таежном согласии или глубоком болотном равнодушии ко всему иному, кроме личного благополучия.

09.04.2011 Омск
      «Когда зверь в клетке - с ним можно делать, что хочешь, и совершенно безнаказанно, если находиться снаружи»
      Мама вернулась в Омск из маленького нефтяного города Муравленко, но ее приезд не излечил меня от нервозности затравленного зверя. Как того добивались менты, у меня сдали нервы от запертой жизни в омской мышеловке на четвертом этаже, даже не знаю, что бы со мною стало, если бы мой брат не вывез меня из маминой квартиры.
      Мама позвонила Максиму, чтобы тот подъехал, будто бы по ее делам, затем мама спустилась на первый этаж, вышла на крыльцо и убедилась, что никого нет. Я с сумкой, в которую сложил все необходимые вещи, буквально вылетел из подъездной двери и мигом запрыгнул в машину.
      Мы поехали вначале по Малунцева, потом по Химиков, потом по проспекту Мира, а долее – на левый берег к моему другу Юрке. По пути я о чем-то разговаривал с Максимом, чтобы просто поговорить, поскольку был обеспокоен тем, что за нами следовала какая-то «легковая», а может мне это казалось.
      Когда мы подъезжали к месту, буквально за две остановки, внезапно возникла автомобильная пробка. Чтобы исключить даже воображаемую слежку, я воспользовался случаем и выскочил из машины прямо посреди дороги и скопления машин. Опасно пересек все четыре полосы заполненной транспортом дороги по улице 70 лет Октября, на какой я жил и в маленьком нефтяном городе Муравленко: петляя мимо бамперов и выхлопных труб, как заядлый каскадер, а не журналист. Далее я исчез между домами, не наблюдая за собой никого, кого можно было принять за мента...
      Так я опять перебрался к своему студенческому другу Юрке, у которого жил две недели перед Новым годом. Именно от него я отправил во все инстанции, включая Европейский суд по правам человека, множество безрезультатных жалоб, которые даже не были рассмотрены по существу.
*** 
      Юрка с Лилей - мои давние друзья. Если с Юркой я учился в одной группе в институте, то с Лилей я учился в одном школьном классе, а ее дом, точнее дом ее родителей, располагался по соседству с домом моих родителей.
      Пока я жил в Омске у родителей, мы дружили семьями. По выходным я с Юркой ходил в отличную рядом расположенную кирпичную баню, но после переезда в маленький нефтяной город Муравленко эта общая дружба как-то медленно иссякла, и по приезду в Омск уже только один я захаживал в гости к Юрке с Лилей. Встречи по-прежнему проходили очень весело и оживленно, в политических и бытовых спорах до горлодерства, с иронией, шутками и приколами, с хорошим застольем с пивом и вином, и часто заканчивались так поздно, что я оставался у них на ночь.
      Поэтому не стало необычным, что именно к своему студенческому другу, которого не может быть в ментовской картотеке моих возможных мест пребывания, я обратился за помощью и в федеральном розыске, и он не отказал мне в жилье и еде. Мы по-прежнему за разговорами и вином, в котором Юрка был большой специалист, часто засиживались по вечерам, на улице выгуливали его белого красивого кота, которого он подобрал в подъезде и приютил у себя.
      Две недели перед Новым годом промелькнули, как один день, который, как положено: начинается с рассвета и оптимизма, а заканчивается тем, что всем пора бы разойтись по своим постелям, в свои отдельные жизни и хорошенько выспаться. Тогда я вернулся в мамину квартиру… но сейчас, спустя три с половиной месяца, вынужден был возвратиться к своим друзьям, благо, что ключ от его квартиры, даденный на всякий случай, у меня был...

12.04.2011 Омск
      «Равные, если и ездят друг на друге,  то в равной степени»
      Все имеет свои лимиты: любые накопления, сама жизнь, и, конечно, дружба. Все расходуется до пустоты, если не пополнять, не обновлять. Будучи в федеральном розыске и, по сути, бомжеватой птицей, я слишком увлекся своими переживаниями и ролью гостя, что, безусловно, тяготило принимающих меня хозяев. Если перед Новым годом мои друзья безропотно меня терпели все две недели, то в этот раз… три дня было спокойно и комфортно. Вечером четвертого дня после работы и возвращения из бассейна моя бывшая одноклассница Лиля устроила моего студенческому другу Юрке скандал. Она ругалась задорно и искреннее.
      - Я весь день на работе, посуда не помыта, кругом грязно, я вам еще должна продукты носить и еду готовить, а я, может, тоже хочу после работы кино смотреть, - доносилось до меня.
      В возникновении скандала, конечно, была моя вина, поскольку у меня больше свободного времени. И вину свою, сидя в другой комнате в то время, когда Юрка принимал на себя удар жены, я ощущал все заметнее с каждым лилиным словом, как словно кто-то невидимый превращал мою хлопчатобумажную футболку в давящие стальные доспехи средневекового война, к которым я не привык.
      - Сушилка не отремонтирована, - дополнил испуганно-рассерженный Юрка, когда мы пошли в магазин…

13.04.2011 Омск
      «При ходьбе во тьму, в неизвестность, каковой является будущее, больше шансов не пострадать у того, кто, оглядываясь назад, видит, что идет по наезженной, благоустроенной дороге, снабженной предваряющими препятствия предупреждающими знаками»
      Сушилка для белья представляла собою пять стальных, изолированных стержней, которые поднимались к потолку с помощью системы веревок, переброшенных через шарниры-колесики. Неисправность была несложная, и я с нею легко справился, предварительно прогулявшись в магазин стройматериалов, находившийся неподалеку.
      Это мое большое благо, что многое я научился делать своими руками. Я умел и паять, и шпаклевать, умел и сверлить, и точить…, легко мог собрать и починить мебель, мог наладить электропроводку и даже исправить несложные неисправности электроаппаратуры…
      Вечером на остановке возле автовокзала, на которой садились те, кто ехал в Нефтяники, я встретился с сыном Иваном. Он привез мне несколько новых моих книг «Эффект безмолвия» для пересылки Всеволоду Богданову, председателю Союза журналистов России.
      Мы обменялись приветствиями, немного поговорили, обнялись, и расстались.
      - После того, как ты ушел, на следующий день менты приходили к соседке Марине Павловне, - сказал Иван. – Опрашивали ее.
      Маршрутные такси повезли нас в разные стороны. Волнение, внутреннее напряжение, ощущение опасности опять настигло меня, будто я опять уходил от погони. Я понял, что выскочил из мышеловки. В столь активном федеральном розыске, я был как красивый откормленный кролик на клетке, которого видел как-то на Хитром рынке в Омске: все свободы очень ограничены и в любой момент можно стать еще менее свободным, поскольку клетка неподалеку. Грустно жить тайком, но ничего не поделаешь.
***
О цирке 15.04.2011
      Алик скрывался от милиции, жаждавшей его поймать, поэтому зал заседаний, в который он захотел выйти, был равносилен ловушке. Однако, это заседание слишком многое для него значило, чтобы воздержаться от самоубийственного шага, поэтому Алик вошел в опасное помещение, хотя мог и продолжать безопасно жить в спокойной тени.
      Зал заседаний по своему устройству походил на цирк с круглой ареной в центре для выступлений и круговыми рядами возвышающихся рядов кресел. Нечто вроде сливной воронки внимания. Он был полностью заполнен людьми.
      Шепот, разносящийся по залу, внятно извещал, что в нем находится и знаменитость маленького нефтяного города депутат Матушка, слывшая защитницей всех обиженных, и другие важные персоны из столицы округа Салехарда. Алик решил подсесть к Матушке, поискал ее глазами и обнаружил на самом первом ряду, ближайшем к сцене. Рядом с ней было два свободных места.
      Стоило Алику начать спускаться по лестнице между рядов кресел, как весь зал встал, приветствуя его, как главного долгожданного актера. Но не это обстоятельство наибольшим образом удивило Алика, а то, что Матушка едва заметив его приближение и разгадав его намерения, сблизиться с ней и пообщаться, сразу же пригласила сесть рядом с ней какого-то молодого человека из ее свиты, сидевшего до этого в отдалении.
      «Матушка отказывается от какого-либо участия в моем деле, от моей защиты», - сообразил Алик. Карта, на которую он поставил, выходя из тени, не оправдала себя. Алик оглядел зал, заметил пристально глядящих на него ментов, во взглядах которых лукаво бродила поперексердечная готовность к исполнению долга, что бывает у добрых мясников, которым предстояло прирезать выращенное собственными руками любимое животное.
      Они даже не пытались Алика задерживать, поскольку бежать из такого насыщенного ментами заведения было практически невозможно. Этим он, в конечном счете, и воспользовался. Взяв папку с бумагами со стола председателя собрания, Алик деловым шагом направился к выходу.
      - А вы куда с бумагами? – спросил кто-то.
      - Их надо моей охране отнести, они меня ждут на выходе, чтобы взять под стражу, - ответил Алик и не был задержан, а его слова не вызвали никакого сомнения.
      Причина этого состояла в том, что неожиданное уважение, проявленное Алику залом, душевно вставшим с кресел в его честь, растеклось и на ментов, как слезливая пленка, искажающая и ослабляющая зрение.
       Начальник милиции Парашин (вот уж соответствие фамилии!), узнав об этой проделке, испытал неимоверную ярость: из его практически сжатых лап убежал человек, которого ему было строго приказано поймать и схватить, и не просто убежал, а убежал с документами! В момент парашинского негодования Алик был уже далеко, стремясь или исключить или отдалить свое попадание в те места, где туалет называют парашей, он плыл куда-то по реке Иртыш, понимая, правда, что река не то препятствие, которое остановит его преследователей…
      Теперь Парашин стоял на смотровой вышке своего милицейского ведомства и, приставив к глазам мощный бинокль, оснащенный самым современным прибором ночного видения и еще бог весть какой аппаратурой для поиска беглецов, и всматривался вдаль…
***
      Я убежал прямо с цирковой сцены маленького нефтяного города вместе со своей новой книгой «Эффект безмолвия», выпустил ее, находясь в федеральном розыске, и даже приступил к распространению. Это, конечно, большая победа, но всего лишь промежуточная, в том деле, которое инициировал против меня по указанию главы города начальник милиции маленького нефтяного города Муравленко с парадоксальной для мента, тем более начальника милиции, реальной фамилией Парахин. Дело в том, что параха - то же самое, что параша на устаревшем криминальном жаргоне – это сосуд для испражнений в тюремной камере. Как тут не воскликнуть: «Какому дураку пришло в голову поставить во главе милиции человека с фамилией Парахин?!» Вот уж цирк!Скорее – трагикомедия, поскольку именно человек с фамилией Парахин собирался посадить меня на параху.

17.04.2011 Омская область, сады «Зеленый берег»
      «Враги всегда некрасивые, а если красивые внешне, то уроды внутри, а если и внутри не докопаться, то мы что-нибудь придумаем…»
      Вчера я с радостью переехал на родительский садовый участок на Зеленом береге, расположенный за Омском километрах в сорока на берегу Иртыша. День был солнечный и очень теплый, такой, что можно было ходить в футболке. Привез меня сюда мой друг Юрка на своей «девятке», от греха подальше, потому что я исчерпал лимит безвозмездного гостеприимства, и стал своим благодетелям напоминать душевнобольного.
***
      Будучи у Юрки, я часто выходил в Интернет, где на официальном сайте администрации маленького нефтяного города Муравленко в теме, которую сам и создал: «Форум депутата Дробота», старался доказать свою невиновность и обличить несправедливость. Однако, ничего не нашел, кроме оскорблений и уверенной лжи анонимов.
      Это было колоссальной ошибкой что-то доказывать интернетным теням и дополнительно расшатывать свою психику, подвергая себя опасности быть обнаруженным. Мои выходы в Интернет через юркину сеть, со своего ноутбука, который, как и все, имеет свой индивидуальный номер, а другого я и предположить не могу, менты использовали, чтобы определить мое местоположение в Омске, потому что, однажды, когда я вышел по делам, то встретил неподалеку от подъезда, где жил Юрка, типично милицейский микроавтобусик с задернутыми шторками. Я его запомнил, но не стал делать поспешных выводов.
      При следующей прогулке, которую я совершил в этот же день, подозрительный микроавтобус, когда я прошел мимо, вдруг отъехал со стоянки, обогнал меня по дороге и остановился впереди. Из него вышел мужчина и направился по тротуару навстречу мне. Я вдохнул острый воздух опасности, но не стал психовать, чтобы никоим образом не выдать себя. Моя внешность относительно той, что была на фотографиях розыска, кардинально изменилась: я похудел килограмм на десять, был с усами и без очков. Я прошел мимо встречного спокойно, даже не взглянув на того..., однако, понял все.
      Усиление активности ментов для моей поимки и прекращения моего федерального розыска было ожидаемо. Они две недели с привлечением больших сил ловили меня на подходах к маминой квартире, думая, что я живу где-то поблизости, когда я жил в маминой квартире, в захлопнувшейся ловушке! Они показали себя такими дураками, что теперь должны были бы, по логике, посчитать мою свободу личным оскорблением и ловить меня более основательно. Отсюда и столь быстрое обнаружение меня у Юрки…
      Однако мой вечерний рассказ о происшедшем был воспринят и Лилей, научным работником и преподавательницей предмета близкого психологии в институте физкультуры, да и самим Юркой со скептицизмом, бредом психически больного человека, что в целом было недалеко от истины. Так завершился мой последний день пребывания у моих друзей. Большое им спасибо!..
      На следующий день с утра мы с Юркой отправились на его «девятке» в район омской области по его делам. Я прихватил сумку со всеми своими вещами. Возвращаться в юркину квартиру я не хотел, потому что начал мешать своим друзьям и потому что почувствовал там очередную мышеловку. Я был готов вернуться назад к маме в еще одну мышеловку, но итоговое решение родилось само собой, и даже для меня неожиданно.
      Этот апрельский день выдался до того солнечным, теплым и светлым, что мы, выходя из машины где-то в районе омской области на границе с Казахстаном, оставили в ней свои куртки и ходили в футболках, словно летом. Именно это обстоятельство напомнило о пустующем родительском саде, где был отличный двухэтажный домик с печным отоплением и баня….
***
      Только попав на садовые участки Зеленого берега, я всем сердцем ощутил, что наиболее точно и прекрасно сменил место своего проживания. Природа, ожидавшая расцвета, в отличие от мертвых человеческих построек, какими изобилует город, подобно потоку воды, течению которой невозможно противиться, увлекала мысли от зимы к лету, от холода к теплу, от опустошенности к созиданию и красоте, она лечила…
      Лед тронулся и в прямом небендеровском смысле. На реке зима рушилась прямо на глазах: отрывались и плыли целые поля льда. Я стоял на илистом берегу, смотрел, восхищался и изумлялся.
      Еще вчера Иртыш стоял, крепко схваченный льдом, и мой брат Максим, который тоже приезжал, чтобы открыть мне садовый домик и показать, что где лежит, спокойно ходил по околобрежной льдине. Сегодня ломающийся лед шуршит, сминая и захватывая с собой льдины, которые в неподвижности хоронились у берега, как то бывает с домино, поставленными вертикально друг за другом, стоит уронить одно, как начинают падать и все остальные…
      Иртыш во всю ширину заполнен льдами, расколотыми крепким горячим дровосеком - весной. Открытые водные пространства пока совсем не велики. Лед то искрится, когда поворачивается отражающими солнце гранями, то темнеет, поскольку прозрачен настолько, что показывает непроницаемый цвет вод Иртыша… И тут свершилось чудо, которое я воспринял добрым знаком. Я впервые увидел конец ледохода: он показался вдали четкой линией, границей, отделявшей полностью заполненную льдом поверхность Иртыша, от чистой воды, где лед плыл только возле противоположного берега. Этот уходящий лед, словно бы говорил мне, что и холод с моей души очень скоро исчезнет, что граница уже близко…

19.04.2011 Омская область, сады «Зеленый берег»
      «Люди исчезают также просто и мимолетно, как мысли»
      Я в родительском саду. Входная дверь в жилую часть дома сделана из листа фанеры, за ней – вечная самодельная сетка от комаров, выполненная в виде второй двери. Внутри три комнаты. Стены обшиты потемневшим от времени деревом. В большой комнате, куда сразу и заходит хозяин или гость, три глухих окна. Два окна смотрят на восток и в соседский сад на более аккуратный дом, где живут друзья родителей - Федотовы: Валерий Константинович, профессор медицины, и его жена Маргарита Александровна. Одно окно смотрит на юг, на родительскую баню, на входную лестницу в дом, на дверь в хозяйственное помещение, где располагается газовая кухонная плита и кухня перед входом в дом.
      В большой комнате устроена кирпичная печка со створками, за которыми в закопченной нише располагаются две добротные поржавевшие конфорки. Водяного отопления нет. Справа от входа, рядом с лючком в подпол, в углу стоит старый двухкамерный холодильник «Бирюса». Напротив печки, между двух окон на восток, располагается кухонный стол, застеленный старой скатертью в подсолнухах.
      Еще холодно, поэтому топлю печку дровами, припасенными братом еще в прошлом году. Стараюсь быть экономным, потому что дров не много и доставка их в эти отдаленные сады обременительна.
      Мною овладели странные чувства. Я вижу, как много труда вложено в каждый элемент строения под названием сад: от пенала туалета и кирпичного мангала до самого двухэтажного садового дома, который я окрестил, как дом, переживший цунами, поскольку он словно бы состоит из двух домов. Один, который поменьше, расположен над тем, что побольше, будто занесен волной.
      Мысленно прошу прощения у отца, который фактически в одиночку построил и дом, и баню, да все тут. Сегодня я - тот, который утверждал, что сад ему не нужен - вдруг вынужден именно здесь находить убежище.
      Более того, именно в этом саду, именно в этом саду, я не случайно повторился, потому что это очень важно, но именно в этом саду я ощущаю себя дома, куда чувствительнее, куда более по настоящему дома, чем в квартире, в которой родители жили последние годы. Я готов заплакать. Какой глупец! Но если я такой глупец: изобретатель, заслуженный журналист, писатель, почти кандидат наук…, что смог осознать это только на грани пятидесяти лет жизни, то, как можно винить иных людей, которые по необразованности и скудности ума и души вовсе не осознают своих ошибок?! Сколько ума и чувства надо, чтобы стать человеком!
***
      Все хочу собраться с силами и описать здешние места, но каждый раз, а уже прошло два дня моего пребывания здесь, я, одевшись потеплее, едва только усевшись в раскладное кресло-шезлонг на балкончике, откуда открывается самый эффектный вид, сразу перехожу к отдыху. Меня увлекло глазение на природу, всасывание ее, впитывание. Природа устремляется в меня, завораживает. Я не могу писать, когда вокруг столь много совершенного и приятного глазу. Что моя строчка против строки природы? На самом деле, человеческое всегда несовершенно, каким бы совершенным не казалось.
***
      Лида рассказала о телепрограмме, сочиненной журналистами маленького нефтяного города Муравленко ко Дню ямальского журналиста, которую она случайно посмотрела по местному телеканалу, вмонтированному вставкой во всероссийский телеканал РЕН-ТВ. 
      - Что отличает журналиста? - спрашивают они и всерьез отвечают возвышенно с осознанием жертвенности…, словно не с их подачи и не при их помощи уничтожен объективно самый заслуженный по наградам журналист этого города, их коллега, то есть я. Какое лицемерие и вранье!
      Да самовлюбленность нас всех отличает, самовлюбленность выше всякой меры. И еще хорошо, если эта самовлюбленность основывается на человечности и действительном профессионализме. И еще нас отвечают карьеризм, любовь к материальным благам и страх их потерять. А то, молодая журналистка Настя П-ва много наговорила о том насколько героическая у них профессия. Профессия-то - да. Но требования профессии так редко соотносятся с конкретными исполнителями, как редкое золото в земле с обилием грязи.
      Артур Шопенгауэр в «Мысли» говорит о несовершенстве всех наук, неспособных приблизиться к истине, и о совершенстве искусства, в которое облечена философия. Из сего следует вывод: покуда журналистика будет оставаться наукой, она будет зиять прорехами в истине, она всегда будет лгать.
      Журналистика должна стать в первую очередь искусством, то есть - литературой. Журналистика должна перестать быть лживо убедительной претензией на факт, развенчать о себе подобное мнение, чтобы вольно или невольно не обманывать общество, а стать исключительно средством развлечения и стимуляции мысли, о чем прямо и заявлять. Но журналистику по большей части творит, что я теперь точно знаю, не самая лучшая часть человечества: стяжатели, лентяи, трусы, бездари, лжецы, пьяницы, развратники, лицемеры, прохвосты... Управляют этим сообществом властители, которым нужна власть над аудиторией, вера каждого зрителя, слушателя, читателя в необходимые им истины. Журналистская масса обязана быть податливой под руками властного кулинара – таково требование стабильности его положения. Поэтому изменений в информационной системе можно не ждать. Полная свобода слова, время экспериментов – это революционный миг, а далее необходимость в ней отпадает.
***
О депутатской помощи 19.04.2011
      В вечерней тьме фигуру Вракина, профсоюзного лидера маленького нефтяного города и депутата, высвечивали фонари. Снег, опять укатанный и утоптанный снег, угрюмо отражал свет. Вракин был одним из тех, кто мог бы помочь. Алик его узнал и окрикнул:
      - Вракин!!!
      Словно не слыша, Вракин шел, не останавливаясь. Однако, почтовые ящики обязаны принимать письма, а Вракин, коли назвался депутатом, и был тем почтовым ящиком, куда Алик должен был уложить свою историю с просьбой о помощи.
      - Вракин!!! – еще раз крикнул Алик, прежде чем понял, что Вракин не хочет с ним общаться. Это всегда так: предвыборная кампания объединяет избирателей и избранника, выборы разъединяют. Как говорил Жванецкий: процесс – это жизнь, результат – смерть. Ждать помощи в маленьком нефтяном городе было не от кого.
***
      Вракин – тоже герой моих книг, который получился из реального профсоюзного лидера и депутата Варакина. Безусловно, он еще тот вракин, но сложно надеяться на помощь от обладателя такой клички, которую породил я. Таких властных фигур в маленьком нефтяном городе Муравленко предостаточно и многие, слишком многие – вракины, каждый по-своему.

20.04.2011 Омская область, сады «Зеленый берег»
      «Иногда надо отрезать часть себя, чтобы сохранить главное»
      Сегодня сильный ветер. Синяя веревочка из пластикового шпагата, привязанная к ручке на входной двери в садовый домик выписывает танцевальные па опавших осенних листьев. Она, то взлетает, облизывая перила деревянной коричневой лестницы в два пролета ведущей в домик на второй этаж, устроенный под крашеной зеленой краской жестяной крышей, то опускается, вяло зависая вдоль когда-то белой самодельной входной двери, которая сегодня выглядит грязной из-за того, что краску, не отвалившуюся самостоятельно, слизали многолетние дожди.
      Клецает, иного слова не подобрать, какая-то птица, ей словно бы в ответ подщебечивает, подсвистывает другая птаха, где-то вдалеке похохатывает третья. Жизнь идет не ради славы, не ради денег, не ради разумного строительства, а ради исполнения воли его величества инстинкта, который проистекает из велений природы. Если слушать Природу, то так и надо жить: сегодняшним днем, радуясь имеющемуся, находя пищу там, где находишься, теша свое человеческое тем, чем его уже не потешишь на том свете, если, конечно, он существует - тот свет.
      Здесь, на природе, тоска не сильно меня беспокоит. Я бы сказал, что потеря любимой работы и даже семьи восполняется природой. Живи и чирикай, - говорит природа, - пока это возможно. Меня даже стали утомлять частные общения с родными по телефону и майлу.
      Следы разрушения садового домика уже заметны. Он требует постоянного ухода, как любое живое существо. Посерели доски обшивки домика, представляющего второй этаж. Побледнели зелено-голубые краски кухни, пристроенной к домику, выполняющей функцию прихожей одновременно. Лицо дома бледнеет без ухода, стареет, теряя краски и покрываясь морщинами - трещинами рассохшихся досок. Старение пока больше касается внешности, но за внешностью, несомненно, последует и внутренность.
      За углом родительского сада, там, где начинается участок часто пьяного соседа Володи, гнется под напором ветра береза, которую я сегодня слегка подсверлил, чтобы набрать по просьбе мамы березового сока. Поначалу не получалось: березовый сок растекался по коре в разные стороны и капал на землю то с одного выступа березовой коры, то с другого. Но мама посоветовала найти пластиковую трубочку и из нее сделать русло – именно так поступал отец.
      Действительно, кусочек гибкого шланга, плотно установленный в высверленное в березе углубление, дал нужный результат, и сок потек через шланг в пятилитровую канистру, которую я привязал к березовому стволу. Потери были, но разве это потери: одна капля, падающая с коры березы на землю, против множества капель, уходящих в канистру?
      - Мама, стакан сока у тебя уже есть, - сказал я очень скоро.
      Чтобы заполнить пятилитровую канистру мне понадобится, скорее всего, часов десять. Уж никак не меньше.

21.04.2011 Омская область, сады «Зеленый берег»
      «Опасные морские волны могут видеть все, но немногие имеют храбрость и силы, чтобы броситься в эти волны, а еще меньше людей получают удовольствие от взлетов и падений на них»
      Мой пятилетний компактный ноутбук «Samsunq» так медленно включается, что хочется разбить его о стену, потому что хочется сказать так много важного, что может вылететь из головы в любой момент…
      Вчера вечером, поднявшись вместе с Юркой на балкончик, устроенный у входа в избу второго этажа, оказавшись под бесконечно глубоким ночным небом, обильно забросанным звездами, я внезапно всем сердцем и душою осознал мелочность желаний, исполнения которых прошу у Бога: остаться на свободе, сделать так, чтобы я выиграл свои гражданские и уголовные дела...
      Со мной мои враги ничего более не смогут сделать, как испортить мне жизнь, унизить и убить, а все дети и произведения мои уже созданы. Но самое главное - эта жизнь мелка по сравнению с космосом и нельзя за нее цепляться. Однако, это волшебное состояние единения с космосом исчезло уже утром, когда исчезли и звезды, и Юрка.
      Второе чудо произошло вчера в подсобном помещении сада: на деревянном полу обнаружилась фотография моего отца - молодого, красивого, в матросской форме, в бескозырке с надписью «тихоокеанский флот». Нашел я ее с подачи все того же Юрки, решившего посмотреть старые журналы. Из одного выпала фотография отца, использовавшаяся, видимо, при его жизни, как закладка.
      Я всматривался в фотографию, стоя у зеркала, сравнивал отцовские черты со своими, и находил к своему разочарованию мало общего, поскольку отец у меня всегда ассоциировался с неимоверной храбростью, он таковым и был на фотографии, а именно храбрости мне сейчас и недостает.
      Отец всегда, не раздумывая, бросался на помощь людям и ввязывался в любую драку. Был случай, когда посреди ночи он проснулся от шума в подъезде, в котором расслышал призыв о помощи. Мы жили на четвертом этаже. Любой человек на его месте, если бы не испугался помочь, открыл бы квартирную входную дверь, но отец рассудил, что нападавший может сбежать, и прямо в трусах спустился по пожарной лестнице, висевшей рядом с нашим балконом. У входной двери он и поймал насильника…, а девушка оказалась из нашего же дома.
      Мама рассказывала, как отец, провожая ее вечером мимо какой-то стройки, услышал шум драки, он, не раздумывая, бросился и туда, чтобы вмешаться… Середина прошлого века в Омске была неспокойным бандитским временем. И отец рассказал смешной случай, как его поздно вечером, когда он возвращался со свидания в новом красивом костюме, остановили двое, чтобы ограбить. Он разделся, передал свои вещи грабителям, а когда руки у тех оказались заняты, отлупил их и отобрал вещи назад… Рассказывал он, и как убегал от хулиганов, благо занимался лыжным спортом и напрасно не геройствовал, но как-то, уже на моей памяти, его чуть было не посадили.
      Отец возвращался поздним зимним вечером от родных с какого-то застолья и был пьян, причем, настолько, что качался. Но одет он был хорошо, на голове была модная меховая шапка, которая и привлекла внимание двух только что вышедших из колонии уголовников. Они хотели оглушить отца свинчаткой, но из-за того, что отец качался, промахнулись и попали ему в плечо. В ответ отец нанес всего два удара: один удар попал преступнику в живот и привел к разрыву печени, другой удар пришелся другому преступнику в голову, тот упал головой на острые углы ступеней рядом расположенного магазина, и поместил того на грань жизни и смерти. И тут откуда ни возьмись милицейский патруль… 
***
      Родные сообщили, что менты были на моих омских однокомнатных квартирах, которые мне удалось купить, работая на Крайнем Севере. Да, заработанными деньгами я распорядился благоразумно, я не стал их тратить на дорогие автомобили, как поступают многие северяне, увеличивая свои затраты, деньги я вложил надежно в имущество, которое не разобьется в аварии и не теряет в цене. Более того, в этих квартирах сейчас жили квартиранты, создававшие мне небольшой доход, который я сейчас тратил на содержание сына-студента и помощь маме. Менты посетили мои квартиры под видом представителя администрации, выспрашивая о местонахождении некоего 49-летнего мужчины…
      Я опять задумался о том, что слишком много сил и людей отвлекается от настоящих уголовных дел, в ущерб реальной работе, на поиски и наказание журналиста, который просто-напросто исполнял свой профессиональный долг. А на моем месте, во главе телерадиокомпании теперь те, кто активно помогал меня убрать: люди без высшего образования, заслуг в области журналистики, истинные моральные подонки!!! Наша страна – это страна какого-то уродливого, перевернутого права, уродливой морали, где вверх поднимаются интриганы и подлецы вне зависимости от профессиональных качеств.

22.04.2011 Омская область, сады «Зеленый берег»
      «Надежность всегда опирается на проверенные правила, ненадежность – на собственное мнение. Только глупец, выходя на болото жизни и видя прохожую тропу, ищет свой путь. Но еще глупее идти по болоту жизни, вглядываясь в звезды, но именно так поступают поэты и часто, словно в насмешку над правилами жизни, переходят болото»
      Сегодня страстная пятница. Мне не нравится, что в настоящее время я с точки зрения рационализма и логики никому не нужен. Я - прямая обуза, хуже больного и умирающего, поскольку дохода в семью не приношу, вынужден скрываться, репутация испорчена, несу риски приговора, судебных издержек и штрафов, если меня поймают. Я - голый минус, нереализованная пока ураганная воронка.
      С точки зрения пользы для семьи мне надо умереть, потому что, если будет суд, мне в лучшем случае вкатят условный приговор и штраф, что усложнит последующую жизнь безработного, каковым я сейчас являюсь. Я не говорю уже о еще большем позоре, о грязи, в которой меня вымажут, которая падет и на семью. Менты уже в ходе расследования испортили мою репутацию не только в маленьком нефтяном городе Муравленко, но и в московской аспирантуре. В Омске они рыщут по соседям, близким и знакомым, распространяя обо мне информацию как о матером преступнике…
      Если я умираю, то и проблема уходит. Суда не будет. Никакого приговора и штрафов. Плюс светлая память о нем. Грустно… Какие мученические мысли мне лезут в голову в страстную пятницу! К черту их…
***
      Читал «Неизвестного Гитлера», эту книжку завез Юрка, любитель подобной литературы. В разделе, относящемся к массонам, в месте, где описана их психическая характеристика: шизоидность, самопожертвование, я осознал, что христианский крест, страдание и смерть, изображенные на нем как символ, совсем не отражают учение и идею Христа. Иисус Христос нес людям свет и жизнь, он излечивал болезни и сам боялся смерти, он любил пиры и принимал испытания, как необходимость, но не как желаемое.
      В кресте же с распятием, как символе Христа, отражена скорее идея массонов, стремившихся заставить людей с фанатичной радостью идти на смерть и принимать муки, но никак не яркость и блеск Царствия небесного. Поза Христа на символе – поза, вынужденная его мучителями, да и сам мученический крест есть произведение палачей.
      Вот уж ирония, что произведение палачей стало христианским символом гуманизма. Ближе к идее Христа - идея Солнца - именно оно, а не крест, несет жизнь. Кстати, на Руси первоначально и поклонялись Перуну.
      Однако, мысли – мыслями, но на мне именно этот христианский дешевый крестик на веревочке, полученный мною еще при крещении в далеком казахстанском городке Текели, и я его берегу.
***
      Позднее состоялся разговор с Лидой. Она взволнованная позвонила прямо с улицы.
      - Говорила с мамой Дианы (Диана – подружка нашей дочери). Она спрашивала о тебе, - сообщила Лида. – Я ей все рассказала. Она так возмущалась! Желает тебе успеха и держаться. 
      - Постараюсь, - согласился я, устыдившись своих первоначальных мыслей на страстную пятницу.
      - Она знаешь что рассказала, - продолжила Лида. – У нее знакомый, как и ты, вошел в конфликт с главой города Б-вским и на него тоже повесили уголовное дело, причем, обвинили в покушении на жизнь его жены – Б-вской.
      - Охамели совсем! – высказал я удивление в унисон фамилии, которую я дал Б-вскому в своей книге: Хамовский.
      - Менты сказали этому знакомому, что не таких ломали. Самого Дробота сломали, - сообщила Лида. – В общем, тот мужчина уехал из города, менты даже не успели взять с него подписку о невыезде.
      Этот разговор стал мне ответом на вопрос: нужен ли я в своем нынешнем виде своим близким или нет? Конечно, нужен. Хорошо, что возле меня есть люди, ценящие меня не за должность и доходы, а просто за то, что я есть. За то, что со мною можно поговорить...
***
      Здесь в саду не оставляю своей привычки смотреть по пятницам «Поле чудес». Мне эта телепрограмма Леонида Якубовича нравится тем, что я вместе с ее участниками одновременно отгадываю слова. Сегодня в страстную пятницу прозвучал вопрос:
      «Что крестьяне раньше старались не делать в Великий пост, а в особенности - в страстную неделю?» - спросил Якубович.
      Я не отгадал, даже предположить не смог. Ответ оказался неожиданным, но правильным:
      «Говорить».
      Как точно! Язык греховен, порождает ругань, сплетни, обиды, приговоры... А язык - основной инструмент СМИ. Вот тебе и еще одно доказательство греховности журналистики, да и писательства вообще.
      Чем более человек талантлив в этой области, чем более влиятельно нелицеприятное слово журналиста или писателя, тем более он греховен, поскольку истины он знать не может, но навязывает свое мнение. Вот он и получает…, бывает и крепкое наказание по жизни, поскольку обижает высокопоставленных людей.
      Видимо, идеальная цель слова: утешение, примирение, успокоение. Это наиболее жизнещадящая его часть. Особенно в близких отношениях. Мысль эта мне впервые пришла, когда я смотрел кинофильм «Поющие в терновнике» с участием актера Ричарда Чемберлена, где тот играл священника и говорил прощальную речь на похоронах.
      Нет ничего греховнее незаслуженно обидного слова и лживого обвинения, что я сейчас испытываю на себе. Но кто идеален настолько, чтобы быть точным? Ответ: никто. Поэтому: молчи – честнее будешь.

23.04.2011 Омская область, сады «Зеленый берег»
      «Почему мы боимся за сохранность тела своего, если оно все равно обратится в прах? Да потому, что оно похоже на хрупкий ненадежный разовый стаканчик с животворящим напитком. Напиток хочет насладиться самим собой, как можно полнее и дольше, а судьба - непредсказуемо быстро выпить, смять стаканчик и выбросить под ближайший куст»
      Внимая телевизионной лекции профессора московской духовной академии Алексея Осипова, чьи лекции пристрастился слушать в изгнании, я, наконец, осознал ту мысль, которую встречал уже не раз: христианский Бог жестко карает за «закапываение», за нанесение ударов своим религиозным единоверцам. Эта мысль после долгого ожидания у закрытой двери моего разума, после долгого напоминания о себе и многих попыток войти, наконец, проникла в меня. В этом смысле я совершил много зла своими журналистскими публикациями и книгами, как собственно любой журналист или писатель, запускавший иронию, сатиру, комедию в изображение реальной жизни, реальных людей, которые также исповедуют христианство.
      Я высмеял своих же, пусть за дела, не касающиеся вероисповедания, но высмеял публично, похоже, талантливо, и распространил книги в городе, где эти люди живут, то есть предал этих людей осмеянию их окружением. Иначе говоря – «закопал», вырыл яму для этих людей. Возможно, за это, в божественном смысле, я сейчас и несу наказание, падаю в яму, которую сам и вырыл своими текстами. Падаю вслед за своими персонажами. Все же слово есть наипервейший инструмент воздействия. Я воспользовался этим инструментом…
      Следующий взгляд на профессора Алексея Осипова принес еще одну мысль. Любой вопрос из зала у этого высокого лица православия вызывал протест. Все, кто вопрошал, по его мнению, ошибались в той или иной степени. При этом профессор извергал пассы, интонации и, конечно, слова, извещавшие о глупости того, что заявлялось в вопросе, и, величественно поглядывая, излагал свою концепцию с видом авторитетным, владеющим высокой истиной настолько... Там, где многоточие были слова, это я опять иронизировал, но, видимо, человеческое плохо поддается дрессировке, причем, даже на уровне профессора, доктора богословия.
      Внезапно я ухватил схожесть лица профессора, его манеры говорить и даже посадки головы и что еще более удивительно: формы галстука и костюма, преувеличивавшего размеры плеч, - с лицом и повадками моего знакомца из маленького нефтяного города Муравленко - бывшего председателя суда Николая Завадского. Сколько горделиво величественного самолюбования было в нем! Какие ироничные приговоры он чинил! Никто не совершенен.
***
      Сегодня весь день сижу у печки, потому что по саду носится самый мощный ветер за всю страстную неделю. Температура упала до + 2 градусов. Из избы выдувает тепло. Похоже, что дождь, шедший всю ночь, продолжающийся и сейчас, на короткое время преобразовался в снежную крупу. Вроде, ничего хорошего, но мне хорошо.
      Чудесно готовить еду на печке и в доме, сделанном отцом, фотография которого теперь взирала на меня с холодильника, прикрепленная к металлической дверце магнитными рекламками товаров. Гороховая каша сердито побулькивала в кастрюле под едва слышное дыхание горящих поленьев. Горох был старый, перележал зиму, а может быть и не одну, мама предупреждала, что варить его задача сложная, но чем еще заниматься в одиночестве в отдаленном от людей уголке, как не заниматься подобными делами, наполняющими осознанием пользы под неслышный шум разрушающегося времени. Гороховую кашу я любил очень. Часа через два она получилась отлично.
***
О разбитом времени 23.04.2011
      Алик стоял возле дома необычно старого типа: кирпичный, с арочными входами, отделанный штукатуркой. Там на втором этаже жила Петровна – жена его политического учителя Сапы, уволенного с престижной должности главой маленького нефтяного города по вине Алика, как многие думали. Она задолжала Алику тысячу рублей, и тот поднялся на второй этаж. Постучался в ее дверь. В квартире хозяйничали две незнакомые молодые девушки.
      - Такая здесь уже не живет, - сказали они. – Но вам оставили деньги.
      Алик увидел протянутую тысячу рублей, равнодушно взял ее и осмотрел опустевшую квартиру. Остатки вещей Петровны лежали в коробке: наручные часы - целые и разбитые. Этот странный набор его удивил. Он прямо-таки застрял в памяти. РАЗБИТЫЕ ЧАСЫ. Хорошее и разбитое время. Получается, есть хорошее время, а есть разбитое!
      Алик хотел было поднять часы в прямоугольном корпусе те, что целее, но не успел. Девушки высыпали содержимое коробки в мусорное ведро…
      Да, иногда приходится бросать обжитые места, сметать время разбитой жизни, как мусор, и выбрасывать его, отказываться от прошлого во имя строительства настоящего и будущего. Так поступила Петровна, но Алик к этому был еще не готов,… да и я тоже…
***
      Я вспомнил о Петровне – это еще один прошлый мой грех, поскольку под этим отчеством скрывалась реальная Татьяна Сергеевна, в прошлом очень уважаемый мною человек, действительная жена моего политического учителя Юрия С-ровского.

24.04.2011 Омская область, сады «Зеленый берег»
      «В мире нет ничего дороже мысленного, идеального, души - поскольку это единственное, что возможно (и то лишь предположительно) сохранить за собою навечно»
      День Воскресения Христова. Небо, то прояснялось и наполнялось солнечным сиянием, то опять затягивалось облаками. Я время от времени выходил из садового дома и поглядывал на небеса, оценивая приближение большого просвета в облаках, который от города несло в мою сторону, и с которым должно было вынести солнце. Именно в момент, когда солнце надолго выглянуло из этого облачного окна, я, перекрестившись, вылил на себя два ведра холодной воды, что должно было придать мне бодрости для путешествия, которое я замыслил.
      Весна для работы на садовых участках была еще ранняя, садоводов немного, и торговая лавка на Зеленом берегу не работала, а мне так хотелось съесть пасхальный кулич и выпить кагора. Ближайший магазин был в пятнадцати километрах, в селе Фадино, именно до него в этот праздничный день я и собрался прогуляться. Этот поход должен был продолжаться самое малое - часов шесть в обе стороны, но я встретил людей...
      В сторону Фадино меня подвезла женщина на серебристой иномарке с правосторонним рулем. Она сама остановилась, предложила подвезти, сняла с пассажирского сиденья свою худенькую собачку, чтобы освободить место для меня. На задних сидениях лежал еще один пассажир: кот.
      Назад меня подвез молодой парень в пустой старенькой девяностодевятой, на которой он мощно гонял по садовым проселочным избитым дорогам просто так для хорошего настроения. Так что мир не без добрых людей...
***
      «Люди, как волки, чем благополучнее в своей стае, тем отрешеннее от всего остального мира»
      В разговоре по скайпу моя жена Лида сообщила, что видела длиннющую очередь благополучных муравленковцев, в числе которых была и растолстевшая от сытой жизни председатель суда К-чнева и чиновница калибром поменьше - редактор газеты Ш-хова, состоявшие в числе моих притеснителей. Очередь изобиловала кабинетными бездельниками, формалистами и лизоблюдами, надеявшимися, что Господь позволит им благополучно пожить еще много-много лет и продержаться на должностях. Конечно, было много и других людей, но властьимущие для знающего глаза выделялись в очереди, как на срезе популярной краковской колбасы бросается в глаза в первую очередь - сало.
      Люди стояли с корзинками, прикрытыми красочным накидочками, с куличами. Все соблюдали некий поверхностный ритуал... Многие, наверняка, искренне считали, что отстоять очередь в церковь, освятить пищу, а на Пасху сказать: «Христос воскресе», вкусить крашеное яйцо, отведать кулич, выпить рюмку-другую - это и есть служение Богу, о котором в следующий раз надлежит вспомнить в Рождество, а в лучшем случае - в следующую церковную службу.
      Нет господа, жители маленького нефтяного города! О Господе надо помнить ежесекундно, и в выходные, и в рабочее время, праведно выполнять свои обязанности, как производственные, так и семейные и человеческие: не лжесвидетельствовать и не лукавить, как это вы сделали, в частности, в моем случае...
***
     Совершенно не по-христиански иногда гадаю на картах Таро в онлайн-сервисах сети Интернет. Ответом на вопрос: «как изменить жизнь к лучшему?», который я задал три раза подряд, стала карта «Повешенный» в перевернутом виде. Смысл карты состоит в том, что в мою жизнь пришло новое, что ему надо открыться и учиться, но, к сожалению, я пока не готов благодарно, без отторжения, воспринимать это новое, поэтому учеба и пересмотр старых взглядов, маловероятны. Иными словами, я зашел туда, откуда пока нет выхода, остается только приспосабливаться к новым условиям. Ждать и терпеть. А может это и есть учеба и пересмотр?…

25.04.2011 Омская область, сады «Зеленый берег»
О понимании других людей через переосмысление своих поступков
      «Некоторые пятна приходится оттирать годами, иногда они исчезают, но затертое место остается навсегда»
      Сегодня дождливая погода. Ночь прошла с болями в животе после вчерашнего, как я думаю, переедания и перепивания тем, что я приобрел в Фадино. Сделал неожиданное открытие на втором этаже садового домика.
      Дверь в домик на втором этаже была закрыта, я облокотился на перила балкончика и слегка перевесился за них, чтобы полнее осмотреть окрестные садовые участки и, случайно обернувшись назад к двери, заметил гвоздь, заткнутый за облицовку стены. Вытащил его, конец гвоздя оказался расплющен. Я его вставил в отверстие замка, провернул: механизм замка щелкнул…
      Внутри оказалось три кровати и старый светлого дерева книжный шкаф, помнивший еще мое детство. Я принялся рассматривать книги, стоявшие на застекленных полках, как вдруг из одной выпал лист исписанной бумаги. Я его развернул, принялся читать, удивляясь схожести почерка с моим, а потом понял, что это все мое и вспомнил, когда я это писал.
      Надписи были сделаны в период выборов 1997 года, когда тогдашний глава города Б-чук воевал с нынешним главой города Б-вским. Бумага была постыдной и содержала набросок текста, который я, работая по совместительству пресс-секретарем в администрации города, готовил в поддержку Б-чука.
      «Жил да был один шаловливый бычок (так я иронизировал относительно фамилии Б-вский). Любил этот бычок пободаться, удаль свою да смелость перед собратьями выказать. Эка, мол, я какой – самого вожака боднул!..»
      Но далее я прекратил развивать эту тему, ниже содержалась приписка:
      «Чем чаще его курили, тем больше серого вещества образовывалось».
      Вспомнил о невысказанной мною идее превращения бычка из крепкого животного, пропаганда которого могла принести Б-вскому только рост популярности, в окурок, негативный образ которого, если его приклеить к Б-вскому, мог быть смертельным. Я не высказал эту идею Б-чуку, но размышлял... Это было почти пятнадцать лет назад. 
      Я не понимал тогда всей трагичности ситуации, складывавшейся вокруг Б-вского, для которого на выборах не было иной альтернативы, кроме: «Победа или смерть» – лозунг, звучавший во времена многих общественных катаклизмов. Я не вдавался в размышления о его судьбе, какая приключилась бы в случае проигрыша, для меня он был персонаж, которого требовали уничтожить. Однако, я в тот момент испытывал симпатию к Б-вскому, но работал на Б-чука, его соперника…
      После победы Б-вского на выборах, я легко встал на его сторону. Сволочью я был бюджетной, да и только. Талант кипел, но был неуправляем совестью. Я еще раз задаю себе вопрос: сколько же лет должно пройти, чтобы стать человеком, чтобы осознать истинную цену собственным поступкам?! Боюсь, что его можно повторять до самой смерти. Поэтому что говорить о моих коллегах из маленького нефтяного города Муравленко, да и иных людях, которые в настоящем легко «сожрали» меня, не испытывая не сочувствия, ни угрызений совести.
***
О несоответствующей одежке 25.04.2011
      Наибольшие душевные муки причиняло Алику не что иное, как приятной теплой ткани и великолепного пошива коричневое пальто, сидевшее, правда, на нем, как принято говорить, как на корове седло. Он рассчитывал, что пальто придаст ему значимость, подчеркнет достоинства и, по крайней мере, не испортит. Оно, все-таки, было дорогое и должно было обеспечить Алику вид члена высокого общества, то есть элиты. Но оно болталось на нем, полы путались в ногах, будто между ног находилась впадина урагана, всасывающего, что ни попади.
      Алик чувствовал, что смешон, но ничего не мог поделать, кроме того, как на ходу в воображении мыслить о том, где надо подрезать, а где ушить, чтобы знатная вещь, наконец, сделала и его знатным…
      Многие дела, которые мы выстраиваем вокруг себя, на самом деле формируются не для чего иного, как для игры на публику, не более, как дань моде и общественным ожиданиям. Но исполняя эти веяния, некоторые попадают в ловушку несоответствия, как случилось и с Аликом. Вместо того, чтобы быть самим собой он одел не свои одежки и сам себе стал смешон на радость врагам…
      «Не порть нам жизнь своим видом и глупостью! - хочется крикнуть такому человеку. – Ты же не тянешь более, чем на шута, неужели ты этого не чувствуешь?»…
      Смешно слушать умные речи из уст осла, даже если осел действительно умен и прозорлив. К сожалению, вид, облик, манеры человека настолько определяют значимость его слов, насколько торговая марка – качество товара. Буквально все оценивается, прежде всего, - внешне, и перевешивает все полезные внутренние качества истины. Для достижения успеха надо соответствовать уважаемому образу. Поэтому, господа, не одевайте не свои одежки, а если одеваете, то либо изменяйтесь сами, либо принимайте и все неудобства, какие они несут, как это случилось с Аликом.
***
      Согласившись возглавить телерадиокомпании маленького нефтяного города я, несомненно, занял не свое место, по складу характера я - не руководитель, но я захотел попробовать…

27.04.2011 Омская область, сады «Зеленый берег»
      «Вы, идущие к смерти, ваша жизнь на земле мимолетна – это знаете вы, так зачем предаете забвению высокие истины из-за противных небесам страхов и жажд?»
      Какая притягательная здесь за городом даль! Все небо до самого горизонта заполнено доброжелательными облаками, шествующими будто дирижабли. Из-за облаков, как малыш из-за угла, шаловливо выглядывает и вновь прячется солнце. Неровные ленты дальних лесов лежат так точно и так на месте, словно оброненные самим Богом, а над ними - быстрые точки стремительных далеких птиц, так отчетливо видные на фоне светлого неба. Рядом - полувысохшая протока, заросшая камышом и высокой травой, она уходит тайными путями куда-то далеко к границе неба и земли. Даль манит и затягивает, она завораживает, вселяя желание всматриваться в нее часами, не исчезающее до самой ночи и каждый день нарождающееся заново. Вот так и прошел еще один день. Наступил вечер. За окнами бушует ветер. Он шумно трется о стены, как большое стремительное животное, случайно задевающее своей шкурой садовый домик.
      Конечно, здесь в саду я не только вглядываюсь в даль природную, но впервые и заглянул в даль глубины человеческой души, какой ее представляет православная христианская религия. На пятидесятом году жизни я, наконец, решил прочитать Евангелие, чтобы, в первую очередь, понять, что есть журналистика с точки зрения основ православия.
      Черный томик «Нового завета», где-то бесплатно мною полученный, лежит передо мною уже весь исчерканный и исписанный на полях попутными мыслями. Каждый день я ухожу на балкончик второго этажа, сажусь на простенькое раскладное кресло и всматриваюсь, и вчитываюсь…
***
Евангелие
      Журналистика и преткновения, порождаемые ею, вот, что беспокоило меня. Я был инициатор многих преткновений, а цитата из Евангелие по Матфею в главе «Отношения в царстве» 18:7 предупреждает: «Горе миру от преткновений! Ибо необходимо, чтобы пришли преткновения, однако горе тому человеку, через которого приходит преткновение». Вот и пришло мое горе. Что делать?
      «Скорее благоволи к своему противнику в суде, пока ты с ним в пути (пока мы еще живем в этой жизни), чтобы не отдал тебя противник судье, а судья служителю, и ты не был брошен в тюрьму» 5:25. Этот путь мне уже заказан.
      «А я говорю вам: любите своих врагов и молитесь за тех, кто гонит вас», - уже прочитал ответ в Евангелие по Матфею в главе «О Законе людей царства» 5:44. Сказать своим врагам «спасибо» пока не могу, но здесь в родительском саду я уже и не ругаю их сильно.
      Итак, журналистика. «Пусть ваше слово будет «да, да», «нет, нет»; ибо что сверх этого, то от лукавого» 5:37. Комм. библии: «Люди царства не должны пытаться убедить других обилием слов; они должны быть людьми правдивыми и немногословными». А Библия, имеющая много иных слов?..  Есть тут некоторое противоречие между рецептом немногословия с изобилием слов в самом Евангелие, то есть у тех, кто проповедует этот рецепт. Это не критика, а замечание.
      Несмотря на вред преткновений для их инициатора, журналистика без преткновений немыслима, иначе не изменить жизнь к лучшему. Зло должно быть обличено. Видимо, поэтому Иисус Христос сказал: «Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; Я пришел принести не мир, а меч. Ибо Я пришел разделить: человека – с его отцом, дочь – с матерью и невестку – со свекровью. И врагами человеку будут его домашние» 10:34-36. Домашних я понимаю, не только как семейных, но как ближайшее окружение в целом - это: друзья, товарищи, коллеги...
      Комментарий библии: «Борьба, разжигаемая Сатаной-захватчиком против тех, кто призван небесным Царем, ведется даже в их собственных семьях. Небесные призванные подвергаются у себя дома нападкам со стороны родных, которые остаются в захватывающих руках лукавого». Исходя из этого, настоящей христианской журналистике должна быть присуща воинственность и жертвенность. Там, где этого нет – правит Сатана.
      «Говорю же вам, что всякое праздное слово, которое скажут люди, - о нем они дадут отчет в день суда» 12:36 Комментарий библии: «праздное слово – это неработающее слово, недейственное слово, слово, которое не имеет положительной функции и является бесполезным, непригодным, бесплодным и пустым». Сейчас вся журналистика завалена подобными словами: славословием в сторону власти, восхвалением ее провалов, негодованием в сторону неугодных, представлением нужных обществу преобразований происками врагов, лживой рекламой…
      Кто есть публика журналиста? «И исполняется на них пророчество Исайи, которое говорит: «слухом будете слышать и ни в коем случае не поймете, глядя будете смотреть и ни в коем случае не увидите» 13:14 Видимо, это и есть итог работы СМИ в, так называемом, цивилизованном обществе: много слушать и смотреть, но очевидного, истинного, праведного не понимать и не видеть. «Ибо ожирело сердце этого народа, и ушами они с трудом слышали, и глаза свои они закрыли, чтобы не видеть глазами, и не слышать ушами, и не понимать сердцем, и не обратиться» 13:15
      «Я исцелю их», - говорит далее Иисус Христос. Но исцелить можно только того, кто придет за исцелением. Но разве благополучные люди могут думать о себе, как о больных? Конечно, нет. Они видят над своей головой нимб, потому что благополучие в нашем обществе воспринимается, как божественный дар, а не как искушение Сатаны.
      Как же отличить хорошее слово и дело от плохого? «Тот, кто посеет хорошее семя, - Сын Человеческий» 13:37. Получается, что только по всходам, урожаю можно распознать хорошее слово, тогда главное в слове не его внешняя красота и приятное звучание, а то к чему оно ведет, как оно воздействует. Если слово ведет к убийству, значит, это плохое слово, если слово, оправдывает или не замечает убийство, это тоже плохое слово, однако, если слово осуждает убийство, заставляет задуматься о грехе убийства и вынуждает противодействовать убийству – это хорошее слово.
      Поэтому надо уделять большее внимание словам. «Не то, что входит в уста, оскверняет человека, а то, что выходит из уст, - вот что оскверняет человека» 15:11 Слово! Эмоции – родители глупости. Многословие – главная опасность, потому что среди многих слов чаще найдется неверное. И надо меньше придумывать, надо истинно знать то, о чем говоришь: либо пережить, либо прочувствовать.
      «То, что исходит из уст, из сердца выходит; и это оскверняет человека. Ибо из сердца выходят злые рассуждения, убийства, прелюбодеяния, кражи, лжесвидетельства, хулы» 15:18,19. Но чьи рассуждения наихудшим образом влияют на общество? Несомненно: власти, которая передает свои рассуждения непосредственно и через журналистов, которая защищает свои рассуждения, через рассуждения и действия прокуроров и ментов. Далее идут вредные рассуждения врачей, писателей и многих других, кто в силу своей профессии или любопытства составляет тексты для исполнения и формирования сознания, но вовсе не идеален.
      Пожелания к взаимоотношениям властей, журналистов, прокуроров, ментов, врачей, писателей и прочих… и Общества: «Смотрите, не презирайте ни одного из этих маленьких людей. Ибо говорю вам, что их ангелы на небесах постоянно созерцают лицо Моего Отца, который на небесах» 18:10. Весь мой опыт говорит о том, что журналисты крайне редко без команды обращают внимание на истории простых людей. Их внимание сосредоточено на заказах власти, на то, как лучше выполнить эти заказы. Собственно вся власть относится к маленьким людям, по большей части, пренебрежительно.
      Интересы власти, журналистов…, как и интересы всего настоящего общества, привязаны не к тому, как сделать свое дело лучше, а к личному благосостоянию, к личным доходам, деньгам, однако «Богатый с трудом войдет в царство небес» 19:23. «Каждый, кто не работает в царстве небес, праздно стоит в мире» - сказано в дополнение в комментариях к главе 20. Смертные грехи человеческие: сребролюбие, зависть и тщеславие, чревоугодие, гордыня, блуд, гнев – вот те самые любые средства, которые становятся хороши для нынешнего человека для достижения своих целей, которые чаще всего по Артуру Шопенгауэру заключаются в удовлетворении забот и страстей.
      Конечно, секрет человечности прост: «Люби ближнего своего, как самого себя» 22:39, но кто из должностных лиц им пользуется? Поэтому: «Согласно их делам не поступайте, ибо они говорят и не делают» 23:3. Не надо слушать власть и журналистику, надо жить своим умом.
      Журналисты состоят в общей системе власти, которую Иисус Христос обличает:
      «Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры! Ибо вы… упустили более весомое в законе – справедливость, милость и верность. Слепые поводыри, отцеживающие комара, но проглатывающие верблюда! Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры! Ибо вы чистите чашу и блюдо снаружи, а внутри они полны вымогательства и невоздержанности… Ибо вы похожи на побеленные могилы, которые снаружи кажутся красивыми, а внутри полны костей мертвецов и всякой нечистоты» 23:23-26. Законники и сейчас такие же, как 2000 лет назад, я – один из тех самых комаров, а коррупционеры маленького нефтяного города, против которых я выступал – это единицы из множества тех самых верблюдов.
      Каков же рецепт? Он содержится в комментарии к главе 25 и в абсолютном виде является невозможным для современного человека: «Любая причастность к миру, любая связь с ним, даже короткий мирской разговор, приведут к тому, что дар, который мы получили от Господа, окажется зарыт в землю». Однако, свести к минимуму свои претензии, амбиции и желания, ограничить заботы и утихомирить страсти способен каждый человек, а это есть верные шаги. Получается, что я, разрушив свою благополучную мирскую жизнь, поступил абсолютно верно.
      Но можно ли надеяться на тех, для кого работал, ради кого пожертвовал своим благополучием? И тут Евангелие дает точный ответ в описании казни Иисуса Христа: «Главные священники и старейшины убедили толпы попросить Варавву, а Иисуса уничтожить. И правитель сказал им в ответ: Кого из двух хотите, чтобы я отпустил вам? – И они сказали: Варавву. Пилат говорит им: Что же мне делать с Иисусом, называемым Христом? Они все говорят: Да будет распят! А он сказал: Какое же зло Он сделал? Но они кричали еще сильнее: Да будет распят! И Пилат, увидев, что ничего не получается, а напротив, происходит волнение, взял воды, омыл руки перед толпой и сказал: Я не виновен в крови этого человека. И весь народ сказал в ответ: Пусть Его кровь будет на нас и на наших детях» 27:20-25.
      Вот она работа древних журналистов, а также работа властей через сплетни и слухи, которые использует и глава маленького нефтяного города Муравленко. Общество легко подвержено манипуляции даже в отношении величайших людей своего времени. Оно быстро забывает все чудеса и достижения даже Бога. По сути Иисуса казнили люди, самые обычные люди, отказавшиеся от него, либо не имеющие к нему никакого отношения, не знающие его, но парадоксально желающие его смерти. Так кто виноват, в конечном счете, в смерти Иисуса??!! - Оболваненный народ!!! А на болванов никакой надежды нет и для меня.
      В следующем Евангелие по Марку я искал уже только то, чего не встретил у Матфея. И уже в комментариях к первой главе: «Покаяться – значит изменить свой образ мыслей, испытав сожаление в отношении прошлого и совершив поворот в отношении будущего». Такой поворот очень хорошо показан в фильме «День сурка». В течение одного и того же повторяющегося дня герой пытается, выбраться из неизменного круговорота событий. Его жизнь меняется от эйфории к абсолютному пессимизму, от комедии к трагедии, он разочаровывается в жизни, пытается убить себя, и только из-за тщетности этих попыток, поскольку вновь просыпался в один и тот же утренний час, он начинает изменять себя: учиться новым искусствам, учиться любить других людей… 
      Чтобы так изменить себя, как это сделал герой фильма «День сурка», необходимо не менее тридцати лет, как было написано в одном популярном журнале. Кто на это пойдет в современном сытом обществе? Кроме того, вначале надо дойти до такого прискорбного состояния, чтобы было необходимо измениться, и лишь затем... Изменения – это революция, а революционная ситуация согласно определению Владимира Ленина: «Это когда верхи не могут управлять по старому, а низы не могут жить по старому». Сейчас все могут управлять и жить по старому, поэтому люди, травящие меня и других людей, и сами не изменятся, и отношение их к происходящему не изменится никогда. Пока изменяться, чтобы жить, обязан только сам репрессированный, то есть я, но не мои благополучные недоброжелатели.
      Этому обществу нужен врач. «Иисус говорит им: Не сильным нужен врач, а больным; Я пришел призвать не праведников, а грешников» 2:17. И общество больно массово, что показано в  главе 5. «И Он (Иисус Христос) спросил его (нечистого духа, вышедшего из излеченного Им одержимого): Как твое имя? – И тот говорит Ему: Мое имя Легион, потому что нас много» 5:9. Толпа (легион) – возможно, всегда синоним Сатаны. Тогда и «демократические» выборы власти – это всегда происки толпы и более промысел Сатаны, нежели Бога. Господь, видимо, всегда отделен от толп.
      «Из человеческого сердца, исходят злые рассуждения, блуд, кражи, убийства,
прелюбодеяния, стяжательство, порочность, обман, разврат, зависть, хула, высокомерие, неразумность. Все эти пороки исходят изнутри и оскверняют человека», - дополняет Матфея Марк. Таковы оружие и позиция легиона, который имеет в своем составе и когорты чиновников, журналистов, ментов, прокуроров, судей, и прочих «писателей». С этим злом извне бороться невозможно. Его может победить только каждый из солдат легиона сам в себе, что крайне сложно в силу вышеперечисленного населения сердца, именно поэтому надо терпеливо переносить страдания, которые легион приносит, потому что маловероятно, что суть легиона изменится.
      Тогда как жить маленькому человеку? «Сын Человеческий должен многое претерпеть и быть отвергнут старейшинами, главными священниками и книжниками, и быть убит, и через три дня воскреснуть» 8:31. Но что значит – Воскреснуть? Если умер, то настоящего Воскресения в этой жизни быть не может.
      Может «умер» надо понимать в переносном смысле, то есть изменения человека внутренне, душевно настолько, что он становится иным, как будто тот другой умер? Тогда размерность евангельских трех дней обретает значение лет и даже десятилетий. Но зачем умирать? «Кто хочет спасти свою душу-жизнь, тот потеряет ее, а кто потеряет свою душу-жизнь ради Меня и благовестия, тот спасет ее» 8:35. Получается, что толстовское непротивление злу насилием и есть основа разрешения любого конфликта. Чрезмерно защищаться от зла не требуется, и скрываться не предосудительно, сам Иисус Христос многие годы был в розыске...
      Воскресение Христово – это, видимо, напоминание каждому человеку о том, что надо изгонять из себя тварь, сатану, одержимость порочностью… смиренно принимать лукавые искушающие муки этих самоумерщвлений, чтобы стать лучше через свою собственную смерть - смерть того прошлого себя, который был обременен множеством недостатков. Думаю, это и есть то Воскресение Христово, на которое способен каждый человек еще при жизни.
      Рецепты рассеяны... «Соль хороша… Имейте в себе соль» 9:50. Соль, как изгоняющий зло инструмент. Соль для себя, едкость для себя, самокритичность, самоизгнание недостатков. «Ты знаешь заповеди: «Не убивай, не прелюбодействуй, не кради, не лжесвидетельствуй, не обманывай, почитай своего отца и мать»» 10:19. Но и этого мало. «…все, что имеешь, продай и отдай нищим, и будешь иметь сокровище на небе…» 10:21.
      Последнее, конечно, невозможно, но рецепт, который дает Лев Толстой в завершении своей статьи «Рабство нашего времени» близок библейскому тезису и возможен к исполнению:
      «Для каждого отдельного человека не может быть уже никакого сомнения в том, что и для блага общего, и для исполнения закона своей жизни он должен не участвовать в насилии, не оправдывать его и не пользоваться им». И вера в свое дело: «Истинно говорю вам: кто скажет этой горе: «Поднимись и бросься в море» - и не усомнится в своем сердце, а будет верить, что то, что он говорит, происходит, - будет ему» 11:23. Разрушителей веры надо гнать от себя…

28.04.2011 Омская область, сады «Зеленый берег»
      «Протоптанные дороги приносят находки, если их кто-то потерял или оставил, или если в дорогу вышел гениально внимательный человек, найти новое обычному человеку можно только гуляя по полям мало хоженым»
      Вчера опять приезжал мой друг Юрка со своим другом Капустиным, а ночью открылось великолепное звездное небо, словно предвещающее нечто радостное и желанное. Оно возникло совершенно неожиданно после ветреного, холодного и главное - сумрачного дня, перешедшего в такой же испытывающий на прочность вечер. Тучам, казалось, не разойтись в ближайшие часы, но они разошлись.
      После того как мы наелись пельменей и выпили вина, после того, как Юрка и Капустин легли спать, я в одиночестве, поднялся на балкон второго этажа и долго сидел в шезлонге, глядя на звезды, опять прося небо и Господа о прощении и исполнении моих желаний.
      Звезды. Как много их горело в черноте космоса! Как будто множество странников прокладывали себе путь в полной темноте, держа над головами свечи. Они, эти странники, никогда не встретятся друг с другом, они так и будут идти своей дорогой, не зная иных путей, пока не погаснет их свеча. Их путь будет точно такой же, как у многих других странников, огни свечей которых видны повсюду: их путь - путь одиночества и обычной судьбы. Но странников не смущает повторение, они просто идут и светят. А потом я потихоньку запел…, а потом задумался о некоторых колючих тонкостях своих взаимоотношений с Юркой.
      Ревность моего лучшего друга к моим литературным потугам настолько заметна, что он, пытаясь ее скрыть, никак не может избежать скалозубных, обидных выпадов вроде этого:
      - Все это бред. Наверняка, об этом много сказано, почитай и присоединись к какой-нибудь точке зрения. Это единственное, что сейчас может сделать обычный человек, не проявляя себя, как дилетант или графоман, одержимый плодением строк.
      Конечно, я вспыхиваю в ответ на такие слова, а сам думаю, как мой друг может подобное говорить, даже если это правда? Зачем ему надо обижать меня, выбивать из-под меня единственное основание, на котором держится моя жизнь, тем более сейчас, когда у меня итак отнято слишком много. Если я потеряю уверенность в своих литературных трудах, жизнь моя непременно повиснет на пеньковой веревке, подергиваясь в предсмертных судорогах.
      Но Андрей! Я обращаюсь к тебе: «Некоторые люди, как бы ни были богаты, остаются нуждающимися. Юрка достиг высот на предпринимательском поприще, он человек любопытный, читающий. Он, безусловно, считает себя умным, но ничего духовного не создал. В этом его нуждаемость. Стоит ему признать близкого человека умнее, то надо относиться к нему соответственно, как к более высокому: отдать власть и отсечь зависть. Но кто может посчитать близкого человека умнее и достойнее? Никто».
      Даже об Иисусе Христе, знающие его люди говорили: «Разве это не Иисус, сын Иосифа, отца и мать которого мы знаем? Как же Он теперь говорит: «Я сошел с неба»?» 6:42 Евангелие по Иоанну.
      Человек, прошедший путь становления среди родных и близких не может возвыситься среди них. Его будет сдерживать неверие родных и близких, подчас активное, с выставлением намеренных препятствий к достижению цели, а иногда - их зависть.
      Яркую жемчужину среди множества других может определить только человек посторонний, но никак не сама жемчужина или раковина, в которой она живет. Истинный судья всегда сверху и в стороне от человека, его окружения, а порой даже от отечества: иное общество, иная власть, Бог или Будущее, которые находится над могилой. Так и по отношению к человеку, пока он один из живущих, он – такой же, обычный, близкими не может быть оценен по достоинству – он того же качества. Его будут оценивать по должности, по необходимости его, по зависимости от него...
      Только после смерти человек приобретает качества мертвой жемчужины, которую кто-то подберет и вставит в украшение, которая будет сиять и увлекать, или которая так и останется лежать где-то на дне водоема песчинкой средь самого обычного песка, коего много, а потому и не заметной. Даже Иисуса выделило вначале общество, власть и ученики, а потом - время и потомки, но никак не близкие.
     Однако, как бы я себя не успокаивал, каждый раз, когда Юрка начинал говорить о бесперспективности моей литературной деятельности, я чувствовал острые надрезы на своей душе.
***
Об опасности привычного 30.04.2011
      В большом зале, похожем на столовую какого-нибудь пионерского лагеря, Алик наливал кипяток из чайника в стакан, но носик у чайника был так покорежен, что струя кипятка пролетела мимо стакана.
      - Ты что не можешь нормально налить? – спросил рядом стоящий мужик и опасно повел в его сторону ножом с длинным лезвием, не иначе для разделки мяса. Острие ножа пролетело мимо Алика и указало на чайник.
      - Давно уже не наливал из таких, - ответил Алик, опасливо поглядывая на лезвие и воображая, как оно могло бы войти в него. Порой в наших случайных и естественных движениях, содержится непреднамеренная агрессия к ближнему, которую надо бы не допускать.
***
Разговоры на границе апреля и мая
     Лида: «Привет! Извини, что я тебя сегодня мучила, это я такая вредная от одиночества, скоро буду кусаться. Тебе гораздо хуже, чем мне, но ты со мной всегда очень ласков, спасибо тебе за это. Целую. Обнимаю. Люблю»
      Я: «Моя дорогая! Я так тебя люблю, что готов подставлять под твои зубы свой жирный еще бочек. Я понимаю, что тебе очень тяжело в этом хмуром враждебном краю, где и родных, и друзей совсем мало. Ты мой помощник, мысли о тебе разгоняют печали и сохраняют надежду. Только с тобой мне по-настоящему хорошо, с тобой я наиболее открыт и наиболее откровенен, чем с кем-либо. Ты мой друг, так как я могу обижаться, о чем ты говоришь? Я тебя целую, обнимаю и желаю крепости духа, здоровья и неослабевающего света в душе».
      Лида: «Все-таки ты настоящий писатель! Так красиво написать может только настоящий писатель. Я тоже постоянно думаю о тебе, все представляю, как ты там гуляешь один, наверное, похудел еще больше. Какой там жирный бок! Я тоже тебя целую, обнимаю».
      Я: «Если бы не было тебя, и я бы не стал таким, каким ты меня видишь, какого ты любишь. В тебе есть все, чтобы рядом с тобой стать настоящим писателем. Твои поступки, мысли, аура, обитающая вокруг тебя - как можно, будучи приближенным ко всему этому, оставаться обычным? Целую тебя, обнимаю, храни тебя Господь». 
      Лида: «Мне как-то неловко от твоих слов. Согласно теории Гумилева пассионарий все-таки у нас ты, а не я. Мне очень тебя не хватает, целую, обнимаю».
      Я: «Поздравляю с праздником весны. Хотелось бы, чтобы у нас с тобой все получилось в унисон с расцветающей природой, чтобы жизнь вновь взяла верх над холодом и пустыней зимы. Мне часто становится горько от мысли, что я доставляю столько неприятностей и грусти тебе и своим близким, но надеюсь, эти унылые состояния не вечны и они тоже отступят под натиском солнца и тепла».
      Лида: «Я тоже поздравляю тебя с праздником! Так же надеюсь на завершение неприятностей. Корить себя не стоит. Умный человек тебя поймет, а дуракам и объяснять ничего не надо. Зачем тратить время на дураков? В жизни всякое бывает. Ты мне доставил столько радостных минут в жизни…, так что не грусти. Я тебя целую, обнимаю, люблю».
      Я: «Моя любимая! Самый лучший праздник - когда мы вместе. Вот тогда и Новый год, и первомай, и День рождения. Стараюсь не грустить, но главное хочу, чтобы ты не грустила. А насчет дураков. Люди - не дураки. Они просто по-иному мыслят. Мыслят категориями защищенности. Им удобно так мыслить, чтобы их позиция была единственно верной и правильной, они готовы ее защищать до последней капли крови, потому что отступление приведет к неприятным душевным открытиям, а может и к саморазочарованию. Ты же правильно сказала насчет пассионарности. Общество ее сейчас целенаправленно и методично уничтожает. Но члены общества - не дураки. Они просто чрезмерно заботятся о своем спокойствии и благе». 
      Лида: «Привет, мой дорогой! К сожалению, насчет пассионарности похоже Гумилев прав. Его теория объясняет многие явления и поступки людей. А если он прав, и сейчас идет спад пассионарности, то людей ничего не будет волновать кроме их насущных проблем. Они субпассионарии, т.е. противоположность пассионариям, поэтому они тебя не понимают. Они, конечно же, не дураки, просто у них по-другому работают мозги».
      Я: «Их мозги сильно повлияли на мою жизнь. Стать тише воды, ниже травы и терпеть - вот единственное лекарство, если прав Гумилев». 
      Лида: «Я понимаю тебя. Ты, наверное, чувствуешь себя там лишним, а мать, конечно, нервничает, она хочет, чтобы все скорее закончилось. Не грусти, мой друг».
      Я: «Ты очень права. Я действительно чувствую себя лишним и иногда желаю, чтобы я вообще исчез и не доставлял никому неприятностей. Я не знаю, о чем разговаривать с людьми. Окружающие в большинстве своем имеют иные взгляды на жизнь и по большому счету не хотят говорить на серьезные темы, а я не желаю обострять, потому что чувствую, что обижу людей, которые как-никак терпят меня. Если бы не ты, я бы уже, наверное, чокнулся. Ты единственное солнце, в лучах которого греется моя душа. Но мысли о том, чтобы прекратить мой эксперимент по выживанию, не покидают меня: отдаться и пусть судят. Цена за мой поступок оказалась слишком велика. Может, я уже пожил свое, как это не грустно признать? Меня пугает, что я слишком не однозначен, пытаюсь сойти с пути, который сам себе наметил, но мысль о том, что нашего совместного прошлого, возможно, не вернуть, терзает меня беспощадно. Люблю, целую, жду и надеюсь».
      Лида: «Меня тоже все это мучает, но если ты вернешься, может, будет еще хуже. Ты же ни в чем не виноват, и прекрасно знаешь об этом. Поэтому не надо грустных мыслей, сейчас у нас трудные времена, но я думаю, что они закончатся рано или поздно. Не надо расстраиваться, ведь если посмотреть на ситуацию со стороны, она, конечно, сложная, но не безнадежная. Ты же замечательный, не надо терять веру в себя, ты умный, талантливый! Люблю, целую».
      Я: «Дорогая, что бы я без тебя делал? Ты моя поддержка и свет. Мне иногда так нужны хорошие слова. Я понимаю, что сейчас надо поступать с полной противоположностью тому, что я делал обычно. Надо терпеть и ждать, а не суетиться. Но это так сложно, вдали от тебя, моей самой дорогой и самой красивой. Я постараюсь оправдать наши надежды. Люблю и целую».
      Лида: «Пассионарность не может просто так исчезнуть, так считает Гумелев. Я уверена, что ты найдешь, куда ее направить. Просто радуйся жизни, когда еще представится такая возможность пожить на природе. Мне так хочется быть сейчас там. Начинается весна! Когда ты последний раз встречал весну? Скоро начнут цвести сады, это так красиво. А у нас здесь уныло, не поймешь, какое время года, то ли весна, то ли осень. Снег выпал сегодня. Так что не грусти»
      Я: «Ты права, любое событие имеет как минимум две стороны. Чтобы быть счастливым, надо сосредотачиваться на хорошем и не замечать плохого. Если бы ты была здесь, я был бы счастлив. Здешнему цветению не достает самого главного для меня цветка Вселенной - это тебя. А насчет унылости Севера - это верно. Север могут украсить только хорошие люди, но они такая редкость. И я рад, что в нашей квартире мы обрели настоящее счастье там (на Севере), где его априори быть не должно».
      Лида: «Дорогой! Не перестаю удивляться твоему красноречию, т.е. красивым твоим речам! Молодец! Продолжай в том же духе. Сегодня ко мне подошел наш хирург Т-тьев. Просил твою новую книгу «Эффект безмолвия» - увидел у медсестры. Говорит, такая сильная книга. Поговорили с ним, спрашивал про тебя. Он не знал, что у тебя такая сложная ситуация. На улице холодно, я тебе не звоню, потому что на телефоне нет денег. Завтра-послезавтра должны дать зарплату. Целую».
      Я: «Я не стараюсь быть красноречивым, я просто хочу, чтобы мои мысли и чувства находили наиболее точные слова и чтобы эти слова вызывали те чувства, которыми рождены. Возможно, ты оказалась более права, чем я, который хотел попридержать книгу. Пусть она идет в народ, для которого и рождена. Целую тебя, моего дорогого».
      Лида: «Привет, мой дорогой еще раз! Я очень рада, что получаю хорошие отзывы о твоей книге. Мне очень хочется, что бы книга стала известна. Она такая выстраданная. Должно же, наконец, тебе начать везти, и черная полоса должна закончиться. Спокойной ночи. Целую, сладких снов тебе».
      Я: «Ты мой самый надежный помощник, верный Санчо Панса, добрая Пятница, ты также как и я надеешься на победу. Но победы здесь в обществе анти пассионариев быть не может, ты же сама мне все объяснила, ты же знаешь. И поэтому можно надеяться только на успех книги, на успокоение ситуации, на завершение бедствий…, но можно не сомневаться, что все самые лучшие наши мечты могут произойти только тогда, когда власть сумеет их обставить, как свою победу. В этом и состоит основная проблема. Если бы кто-то из высшей власти заинтересовался мною, тогда он, несомненно, смог бы поставить местную власть на место.
      Разговоры с тобой наполняют смыслом и раздумьями мою нынешнюю жизнь. Твои сообщения о том, как люди встречают мою книгу, очень интересны и поучительны. Но близится твой день рождения, а я так далеко от тебя, что хочется "рвать и метать". Твоя фотография на моем компьютере - вот самая дорогая картинка в моем доме. Ты так нежно и обнадеживающе улыбаешься мне, что грех печалиться. Люблю тебя и целую. Радостных тебе дней и спокойных ночей».
      Лида: «Привет, мой дорогой и единственный друг! Ты все-таки молодец! Читаешь твои письма и приятно, неужели это ты мне написал? Представь, лет через 50-100, когда ты станешь всемирно известным писателем, твои письма будут читать потомки и говорить, что у этого гениального писателя была жена, которую он очень любил, она была простым стоматологом, но очень красивая, и он писал ей замечательные письма, что для того времени было редкостью. Я думаю, мало, кто получает такие письма. Спасибо тебе, мой писатель. Ты прямо настоящий мастер! Целую, спокойной ночи».
      Я: «Привет мой звездный человек!  Я очень рад, что тебе доставляют удовольствие мои знако-словосочетания, но весь их подбор, все их взаимосвязи вызваны только тобой, моими мыслями о тебе, многими прекрасными минутами, днями, годами, которые мы так чудесно и порой так неэкономно, так мимолетно и не обращая внимания на привычное, провели вместе. Сегодня я прекрасно понимаю, что счастье может быть разрушено в одно мгновенье. Близость, которую воспринимал как естественно принадлежащую, можно потерять навсегда, а потом всю оставшуюся жизнь вспоминать о ней, как о райском саде, в котором побывал, да слишком поздно осознал, что он был райским и самым чудесным местом на земле. Ведь не Египет, ни Тайланд, ни иное местопребывание не могло стать для меня красивым и притягательным, когда бы не было рядом тебя, или я не знал, что ты где-то, хотя и далеко, но рядом, и я к тебе скоро вернусь. Кроме любви, видимо, нет на Земле ничего светлого. Одиноким можно быть среди самых общительных людей, посреди бала, посреди пальм и теплых морей. Это одиночество я очень хорошо осознал, будучи в гуще событий и ярких представлений. Я просто об этом тебе не говорил. Особенно это одиночество было ощутимо ночью на берегу Красного моря в Шарм эль Шейхе. Я до сих пор его вспоминаю. Да хорошие места прибавляют настроения и добавляют положительных впечатлений, но это все хорошо, когда есть с кем делиться этим прекрасным, когда есть человек, который не позавидует, а обрадуется за тебя и переживает вместе с тобой. А ты именно такая. Мне выпало счастье, что я встретил тебя и я рад, что счастье общения с тобой меня сопровождает так долго. Спасибо тебе мой дорогой друг. Что бы делал Мастер, когда бы рядом не было Маргариты? Он бы повесился и никогда не смог обрести тихого счастья в домике, который сам себе выдумал».
      Лида: «Привет, мой дорогой друг! Ты так замечательно все написал. Я все думаю, почему такая разлука случилась с нами. Я имею в виду не причины (они известны), а жизненную несправедливость. Хотя, что тут думать. Наверное, не существует никакой справедливости, или несправедливости. Жизнь - она вообще равнодушна к нам. Видимо надо бороться, сопротивляться, барахтаться, а как перестанешь, тогда конец. Я очень горжусь тобой. Ты молодец! Целую тебя. Спокойной тебе ночи».
      Я: «Привет, моя единственная! Разлука случилась с нами, видимо, потому что судьбе это стало угодно, а мы в чем-то ее провоцировали. Возможно, недостаточно ценили близость друг к другу. Но с другой стороны, в чем были виноваты миллионы погибших в отечественной войне 1941-1945? Ни в чем. Сколько семей разрушено, сколько любимых разлучено, причем навсегда! Тот, кто становится на защиту Родины всегда рискует жизнью, тот, кто прячется и прислуживает, как полицай, или лизоблюд, он ничем не рискует.
      Я выступил на защиту Родины, но полицаев и лизоблюдов в стране оказалось куда больше, чем тех, кто пришел ко мне на помощь. А так как, кроме родных и друзей никто не пришел на помощь, то выясняется, что вся страна полна тех, кто желает сохранять нейтралитет, то есть смотреть из окна на то, как убивают человека, который выступил в защиту их интересов, против властных хулиганов и воров. Но сегодня об этом не стоит думать, сегодня у нас приближается праздник, без которого бы не было тебя, не было бы нашей встречи и череды прекраснейших мгновений, которые согрели наши жизни – день твоего рождения. В преддверии этого замечательного события, которое, правда, спустя какое-то количество лет всегда отдается грустью в сердце родившегося, из-за все большего понимания краткости своего визита в сей мир, желаю тебе встретить этот день радостно. Поставь мою фотографию и фотографии близких на кухонном столе, налей бокал вина, купи немного салата, поджарь курочку, и отметь этот день, как будто ничего не произошло. Мысленно я с тобой, а скоро, если Бог даст, мы отметим твой день рождения вместе. Сегодня еще не поздравляю и ничего не желаю – не хочу провоцировать приметы. Целую и обнимаю. Очень рад, что судьба свела меня с тобой, именно после встречи с тобой моя жизнь приобрела особую яркость. Ты по-настоящему чудесная женщина».   
***
О странном беспокойстве 30.04.2011
      Алик уехал с какого-то празднества, где было много людей и столов. Уехал поспешно по направлению к сургутскому аэропорту и приехал, что называется, впритык, когда посадка в самолет уже шла. Правда, территория сургутского аэропорта, как ни странно, более походила на сочинский аэропорт. Но во сне нас подобные нюансы не беспокоят. Лишь бы были билеты на рейс и касса их продавала. Алик увидел кассу, от которой мужчина с билетами в руке побежал к двери регистрации на рейс.
      «Билеты, по крайней мере, были, лишь бы остались», - мысленно взмолился он и побежал к кассе, в надежде, что не все места распроданы. В этом момент двое мужчин также побежали к кассе, а они были ближе.
      «Они будут раньше меня, - огорченно подумал Алик на бегу. – Но может и мне хватит». Эта мысль была, пожалуй, последней.
      Я написал этот сон-поучение из-за яркости мысли, которые в данный момент кажутся нелепыми, которые готов забыть и забываешь, но которые самым непонятным образом оказываются связанными с будущим.

03.05.2011 Омская область, сады «Зеленый берег»
      «Всю глупость, никчемность скупости и стяжательства особенно отчетливо понимаешь тогда, когда каждый день может стать последним»
      Сегодня Юрка обратился ко мне с просьбой занять ему сто тысяч рублей, причем на неопределенный срок. Когда он меня вез на «Зеленый берег», я сам ему по-дружески рассказал, отвечая на его вопрос, как собираюсь жить дальше, что у меня денег вполне достаточно – около семисот тысяч рублей, большую часть которых я получил в виде судебных выплат за незаконное увольнение и выплат при ликвидации телерадиокомпании, которую возглавлял.
      Все деньги я разделил на три части, как учили на финансовых курсах: рубли, евро и доллары и положил в «Старбанк» на Масленникова на имя мамы под хорошие проценты, дававшие мне надежду вместе с доходами с аренды квартир, на нормальную жизнь вне общества.
      Мой друг Юрка вдруг покусился на эту мою финансовую опору и надежду. Он не нищий. Обеспеченный человек, успешный предприниматель, а тут такая просьба к человеку, попавшему в серьезную беду, которому и самому деньги нужны. Возникло ощущение, что просьба является требованием оплаты моего двухнедельного проживания у Юрки в федеральном розыске. Я удивлен.
      Когда встречаются ситуации требующие анализа, всегда ищу давно осмысленные аналогии. Вспомнил своего отца, больного онкологическим заболеванием, к которому незадолго до его смерти приходил лучший друг - Валерий Федотов - сосед по здешнему садовому участку. Он просил попользоваться гаражом, потому как отец из-за болезни пока им не пользуется. Корявая какая-то просьба, ненормальная, исходящая из прискорбной ситуации, которой грех, вроде, и пользоваться. Отец тогда ответил отказом, сейчас я сделал то же самое.
      У меня сейчас все непредсказуемо и каждый день может принести настолько кардинальные изменения, что деньги могут потребоваться сиюминутно. Сам никогда не просил денег в долг ни у кого и никому в этом смысле ничего не должен.
***
Притча о помощи
      Родная бабушка попросила Алика продать ее квартиру. Это предложение Алика сразу вдохновило. Вначале он подумал, что вполне мог бы присвоить 10 тысяч рублей на такой большой сделке, если будет оформлять сделку через знакомого риэлтора. Затем ему пришла мысль самому провернуть эту сделку: получить и комиссионные риэлтора, а также опыт продажи квартир, что может пригодиться в дальнейшем. Затем Алик взглянул на ход своих мыслей, в которых не было ни капли размышлений о пользе бабушки, и огорчился сам собой. Не надо искать выгоду в том, что делаешь для близких людей.
***
О просьбе по закону 03.05.2011
      Начальник Алика представлял собой возрастного крупного мужчину, одетого в строгий черный костюм, открытый сектор рубашки которого разрезал галстук. На его лице застыло выражение недовольства и глубокой задумчивости, а задуматься было о чем.
      Перед ним лежало заявление Алика, в котором он отзывал свое прошлое заявление на отпуск с последующим увольнением, просил признать заявление на увольнение недействительным и вернуть Алика на прежнее рабочее место.
      Начальник уже вычеркнул Алика из списка живущих и не желал его возвращения, однако заявление требовало от него реакции, действий, а поскольку просьба, указанная в заявлении, была законна, то по логике, ему требовалось восстановить Алика в должности.
      Начальника захлестнула тяжкая, словно бы похмельная, волна тяжелого раздумья, в котором на одну чашу весов легло понимание того, что поступить правильно можно только удовлетворив законное заявление, а на другую чашу весов легло нежелание видеть перед собой человека, которого он хотел бы поскорее забыть.   
      Совесть, справедливость, законность… В сердце и душе начальника давно уже жила иная душевная организация. В ней жил и здравствовал своеобразный руководитель милиции Парашин, которому начальник тут же отдал приказ выловить неугодную ему собственную мыслишку о законности и посадить эту мыслишку на парашу. Подведомственный ментальный прокурор мигом состряпал этой мыслишке обвинительное заключение. Суд – приговор, мыслишку отравили на зону, а там знакомые уголовнички замочили. Все произошло мгновенно.
      Алик стоял и ждал решения. Начальник поднял на него тяжелый взгляд, где уже похозяйничали его ментальные правозащитники, и сказал:
      - И с тобой, раз ты еще и осмеливаешься просить и напоминать о себе, мы поступим точно также…
      Алик не понял, о чем конкретно говорит начальник, но ощутил, что если просишь по закону у того, кто живет по понятиям, то напрашиваешься на большие неприятности…
***
      Сейчас, когда нет никакой реакции суда маленького нефтяного города на мои ходатайства со вполне законными просьбами, я уже нисколько не сомневаюсь, что моя активность вызывает только раздражение судей, прокуроров и ментов тем, что я о себе напоминаю и вообще еще что-то говорю. Напоминаю о законности, там, где царят понятия, напоминаю о совести, там, где ее закопали так глубоко… Но я буду продолжать писать, потому что главным считаю даже не защититься в судебном смысле, а хотя бы разбудить совесть.

04.05.2011 Омская область, сады «Зеленый берег»
      «Плодовые деревья одиноки, стерня всегда крепко сцеплена»
      Ирина Павловна, мой добрый тюменский друг, позвонила примерно в 22.00 и сказала об «Эффекте безмолвия»:
      - Это книга всей вашей жизни. Чтобы написать следующую, вам понадобится не меньше 20 лет.
      Это был самый замечательный отзыв. Ирина Павловна не просто мой друг, она еще и преподавала в тюменском университете и награждена званием «Легенда тюменской журналистики».
      «Пожалуй, все, что я сделал, было не зря», - подумал я…
***
      Лида со скайпу сообщила, что встретила П-нову, заместителя председателя городской Думы маленького нефтяного города Муравленко. В разговоре П-нова сказала, что прочитала мое обращение с просьбой о помощи, выложенное в Интернете, затем выспрашивала, где я нахожусь, и завершила убедительно:
       - … я сохраняю нейтралитет.
      О каком нейтралитете можно говорить, когда против одного человека, журналиста, который старался для людей, то есть против меня, стоит вся система чиновников, администраторов, следователей, судей и т.д.? О каком нейтралитете может говорить заместитель председателя городской Думы? Здесь можно говорить только о том нейтралитете, какой соблюдает человек, наблюдающий из окна убийство одного человека группой высокопоставленных подонков и не предпринимающий никаких действий. Здесь можно говорить о безнравственности, о трусости, о пренебрежении долгом и совестью.
      Я все больше осознаю ту пропасть, в которую валятся люди, противоборствующие власти. Одни чиновники профессионально сбрасывают противников в эту пропасть. Другие наступают на пальцы, если противники зацепляются. Третьи - отпихивают противников от стен пропасти, чтобы полет тех не останавливался вплоть до самого дна, где бригада уборщиков следит за разбившимися. Множество зрителей наблюдают и обсуждают, как это происходило в прошлом вокруг публичных мест разнообразных казней.
      Так было на площади Пласа-Майор в Мадриде во времена испанской Инквизиции, так происходило на площади Отель-де-Виль (бывшая Гревская) и площади Согласия (!) в Париже, так было на Тауэрском холме в Лондоне…
      Сегодня публике, чтобы наблюдать казнь, никуда ходить не надо: телевидение, газеты – все покажут и расскажут, как выгодно палачам. И в этих репортажах не будет места последнему слову обвиненного или казненного, его последней выходке, какую позволил себе Томас Мор 6 июля 1535 года во дворе Тауэра.
      Перед казнью Томас Мор держался достойно и даже шутил. Тюремщикам, провожавшим его к эшафоту, он отвесил: «Пожалуйста, помогите мне взойти на эшафот, а сойти вниз я постараюсь как-нибудь сам». Палачу тоже нашлось слово: «Шея у меня короткая, целься хорошенько, чтобы не осрамиться».  Положив голову на плаху, Томас Мор добавил: «Подожди немного, дай мне убрать бороду, ведь она не совершала никакой измены».
      Я сделал попытку придать своей казни публичность, на что имел право, будучи, человеком публичным изначально, журналистом и писателем, и кроме того - депутатом городской Думы с одним из самых высоких рейтингов. Я хотел, чтобы жители города знали, за что меня уничтожают, чтобы казнь, так сказать, была публична, как в старые времена. Попросил в качестве зала судебного заседания зрительный зал дворца культуры. Глава города отказал мне в этой просьбе, а суд выбрал в качестве зала судебного заседания самый маленький, из двух имеющихся. Это, кстати, тоже стало причиной того, что я сбежал от суда – он стал, по сути, тайным.
      Лида рассказала, что недавно из приемной губернатора в маленьком нефтяном городе Муравленко уволили честную женщину за то, что она переправляла все обращения граждан губернатору, а не «глушила» их на местах. Таковы веяния нового времени. Если бы не мои близкие, не добрые слова моей жены, не знаю, что бы сейчас делал. Разве можно сильно огорчаться и печалиться, когда тебя хотя бы один человек искренне любит и гордится тобою? Конечно, нет.
***
Об удачном неудачном прыжке 06.05.2011
      Алик, что на него совсем не похоже, прыгнул с парашютом. До таких рискованных мероприятий, от которых дух захватывает, он был совсем не охотник, но обстановка потребовала прыжка, а обстановка была военная. То ли война действительно началась, то ли это были учения, - непонятно – но внизу его ждали люди в форме.   
      Алик летел, стремительно к ним приближаясь, потому что его парашют выскочил из мешка, но не раскрылся, а болтался над ним, словно пук травы над куском пластилина, запущенным в воздух, и, по логике, Алик должен был упасть и разбиться в лепешку, но тут случилось чудо.
      Его стремительный полет к земле прервался, и он завис в воздухе на приличной высоте над землей. Алик взглянул наверх, но ничего не заметил, однако парашют натянулся, словно бы зацепился за ветку невидимого огромного дерева.
      Висел Алик долго и люди снизу стали обсуждать его положение:
      - Надо отстегиваться и прыгать. Там он со временем умрет от голода, а при прыжке есть надежда, что только ноги сломает, - сказал кто-то.
      - Конечно, что ждать. Прыгай. Уж будь, что будет, - посоветовал другой.
      Алик оценил высоту, на которой висел, и подумал, что остаться живым при таком прыжке, станет большой удачей, поэтому не торопился прыгать, а продолжал висеть. Видимо, это продолжалось довольно долго, потому что народ внизу уже заскучал, ожидая его. А потом Алик услышал неожиданное предложение:
      - А ты достань запасной парашют!
      С замирающим от невозможной надежды сердцем Алик запустил руку в рюкзак и обнаружил там предмет, похожий на зонтик. Раскрыл его и нашел, что он достаточно прочен, чтобы послужить парашютом. Единственное сомнение вызывал его небольшой диаметр, но иного спасения не было.
      «Будь, что будет», - решил тут Алик и, схватившись за ручку зонтика, отстегнулся от основного парашюта.
      Падение оказалось настолько плавным, что в сердце Алика от удивления заплясал огонек радости. Со стороны он напоминал одинокую пушинку одуванчика. Земля медленно приближалась и вскоре, почти не почувствовав стопами удара, Алик приземлился. К нему со всех сторон побежали потрясенные счастливым приземлением люди. Спасение иногда приходит так нежданно, что, казалось, и надеяться не на что.
***
      Действительно, в моем положении надежда только на плавное падение.
***
Выписки из Евангелие по Луке (продолжение)
      Евангелие по Луке. «А ребенок рос и укреплялся духом; и он был в пустыне до дня своего появления перед Израилем» 1:80. «Быть свободным от счастья рабов…, бесстрашным и наводящим страх, великим и одиноким – такова воля правдивого», - писал Фридрих Ницше в своем труде «Так говорил Заратустра» в главе «О прославленных мудрецах». Одиночество – это иногда большое благо, которое надо ценить и необходимо тратить на укрепление себя, чтобы не попасть в прискорбную ситуацию: «Всякое дерево, не приносящее хорошего плода, срубают и бросают в огонь» 3:9. А обижаться на то, что преследуют и ограничивают в правах не надо и по следующей причине: «И Он сказал им: Истинно говорю вам, что ни один пророк не бывает принят у себя на родине» 4:24. Я конечно не пророк, но шел похожим путем, поэтому именно в этом саду, именно в этом одиночестве мне сейчас и место.

07.05.2011 Омская область, сады «Зеленый берег»
      «В прикосновении к земле, к природе, в созерцании неба и космоса ощущается нечто родное, как будто не только душа, но и даже тело каждой своей клеточкой  и понимают: это то место, откуда они пришли, куда и уйдут»
      «Господи, как редко мы замечаем, что мир так красив!» - мысленно вскричал я, в очередной раз вглядываясь в богатое звездное небо, украшенное сочной четвертью луны.
      Как прав мой любимый христианский проповедник Алексей Ильич Осипов! В своей лекции «Наука, философия и религия» он говорит: «Туризм проистекает, в частности, от того, что люди бегут от самих себя, не дай бог остаться наедине с собой. То есть, получается, что сам человек - это совсем не прекрасно, совсем не хорошо. Бегут от себя, куда угодно, в любую экзотику. Лишь бы только смотреть. Ездят по всему миру и не находят покоя. Погоня за наслаждением, богатством сейчас достигли апогея, поскольку пропаганда всего этого достигла пика своего. Забыли самое главное: зачем живет человек...»
      «Господи, как прекрасен твой мир!» - мысленно вскричал я еще раз, уже понимая, что это сибирское звездное небо на постаменте из банной крыши и печной трубы, темного силуэта молодого кедра и веток какого-то нераспустившегося дерева в родительском саду, ничем не хуже, неба, виденного мною на иноземных курортах.
      - Какая красота кругом! Ночь в этом саду ничем не хуже ночи в казахстанском городе Текели, в саду твоего отца! - говорил я по телефону Лиде.
      - Как здорово! Я так хотела бы быть рядом с тобой, - отвечала она.
      - Здесь чудесная луна и множество звезд! - продолжал я.
      - Пусть тебе приснятся самые красивые сны, - дарила слова она.
      - И пусть тебя приснятся красивые сны! И я в этих снах приду к тебе, - обещал я.
      - Буду ждать, - говорила она...
      Лида очень стойкий человек. Вчера у нее был день рождения. И она только сегодня сообщила мне, что именно вчера в ее день рождения ей пришло извещение о судебном письме.
      Система верна себе: подлости она делает не только буднично, но и с садистским вкусом: в дни дорогие для ее жертв, то есть накануне выходных, перед праздниками и перед днями рождениями. Ни один попавший под репрессии человек не отделывается от «блюстителей права» приговором или иным документом, он расплачивается добрым отношением окружающих к себе, своим будущим, как карьерным, так и образовательным, дополнительно расплачивается не только собственным психическим и физическим здоровьем, но и психическим и физическим здоровьем своих близких. За этой конкретной подлостью стояла судейская дама из корпуса судей маленького нефтяного города по фамилии К-леш. По этому поводу я сказал Лиде:
      - Не может быть, чтобы человек за свои подлости не был принужден к ответу своим здоровьем или здоровьем своих детей. Она просто не понимает, что творит.
      - Думаю – да, - согласилась Лида.
      Но это все надежды на справедливость, которой почти не существует, иначе все неосужденные должностные преступники, все должностные садисты и мерзавцы горели бы в адском огне еще при жизни. Нас всех, безвинно осужденных и репрессируемых, губит надежда. О надежде на справедливость, о надежде достучаться до Закона писал еще Франц Кафка в своем романе «Процесс» в притче о привратнике, стоящем у врат Закона. Пройти за врата невозможно. Вот, что написано о просителе: «В первые годы он громко клянет эту свою неудачу, а потом приходит старость и он только ворчит про себя. Наконец, он впадает в детство… Уже свет меркнет в его глазах… И вот жизнь его подходит к концу». До Закона можно стучаться до конца жизни, но так и не услышать ответа по существу.
***
Притча о любящей душе
      Марина по воздуху приближалась к окну, возле которого стоял Алик. Она летела, и он узнавал ее. Это была одновременно она и не она. Она остановилась за окном и сквозь стекло посмотрела на Алика. Посмотрела бесчувственно, будто просто хотела увидеть.
      Хотя, как можно смотреть чувственно? Возможно ли это? И что хранится за внешним спокойствием? Чувства лицу придает мимика, а глаза всего лишь два биологических оптических прибора. Главное состояло в том, что она пришла, вполне реальная и казалось бы осязаемая. Правда, она висела перед окном и лицом была не похожа, но Алик знал, что это она - Марина. Знал и все тут, но все же спросил:
      - Ты кто?
      Она молчала. Алик еще раз спросил:
      - Ты кто?
      Она опять не ответила.
      И в тот момент, когда Алик окончательно понял, а он всегда был тугодумом, что это абсолютно точно маринина душа - она стала растворяться в воздухе. Любящие всегда рядом, их сердца и души следуют за нами.
***
      Любовь, действительно, не всегда сразу узнаешь, и это состояние неведения и даже отторжения может продолжаться долго, поэтому, дай Бог, каждому успеть распознать любовь к нему и успеть ответить на нее, пока любящий человек не исчез.

08.05.2011 Омская область, сады «Зеленый берег»
      «Жизнь - это большая западня, в которую попадаешь в беспамятстве и не по своей воле, а уходить приходится при познании потерь и осознании неизбежного конца»
      Никогда бы не подумал, что именно одиночество станет для меня сильнейшим испытанием, причем ощутимо контрастным после потери журналистской и депутатской работы. Я с детства боялся разлучения с домом, с родными, до истерики боялся расставания с любимыми, любящими, любимым…, но эта разлука неотвратима, как расставание «падающей звезды» с породившим ее небом. Никакие огненные возражения метеора не могут остановить его последний полет и оставить на прежнем месте в комфортном окружении. Ему судьбой предрешено сгореть или разбиться, и, как бы это ни было больно, ему придется пережить трагедии прощания и исчезнуть на острой печальной ноте.
      Помню, как в детсадовском возрасте я цеплялся за мать в коридоре больницы, когда меня клали в больничную палату одного. Я, видимо, сильно рыдал, потому что из других палат стали выглядывать дети, но сам себя я не слышал, по крайней мере, этого я не помню. Помню, как я каждый день зачеркивал нарисованные мною черточки на обоях. Черточки эти обозначали дни, на которые мои родители уехали в туристическую поездку в Германию. Чувство тоски было так сильно, что его не могли излечить даже мысли о грядущих подарках.
      Помню, как написал слезное письмо из пионерского лагеря, где без родных стен и близких людей мне все было не в радость. Мое сердце истекало слезами, оно рвалось на части от сильнейшего горя разрыва родственных связей, которое, впрочем, посторонним не было заметно и, как мне кажется, даже не понятно.
      Но самое страшное, что уход близких предстоит пережить, а что-то уже пережито... Так хотелось бы сохранить то созвездие, откуда свалился, его приятное тепло, его нежный свет, но это созвездие многими своими звездами светит уже лишь в моей памяти, а те люди, которые окружают меня, падают вместе со мной, а порой и исчезают у меня на глазах.
      Изменяется сам мир, он избавляется от старых понятий и прежнего порядка вещей, делает смыслы и принципы, так точно понятные ранее, так точно, что я готов был сражаться за них, непонятными в настоящем. Сам мир выталкивает  и подталкивает человека к падению, обрезая его связи с людьми и изолируя его, и процесс этот, видимо, словно снежная лавина, сходящая с гор: все катастрофы начинаются с малого. Одиночество, таким образом, не только благо, но и представляет не малую опасность.
      «…можно добиться успеха, лишь находясь среди людей. Изоляция же придает вам напряженный вид и приводит к еще большей изоляции, потому что люди начинают вас сторониться», - говорится в книге «48 законов власти» Роберта Грина. Но он же, чуть далее дает мимолетный совет, как преодолеть подобное состояние: «Почти никогда изоляция не является правильным выбором…единственное, чему не способствует постоянное общение, - это мысль… В этом случае изоляция – в качестве временной меры – поможет вам выиграть в перспективе».
      Поэтому, задача моя трояка: ни дня без мысли, потому что перспективы мои в вынужденной изоляции в любом случае негативны для душевного здоровья, избавляться любым способом от печалей о потерях любого рода, и максимально использовать все возможности и технические средства для расширения общения.

09.05.2011 Омская область, сады «Зеленый берег»
      «Почему-то бабы получаются куда чаще, чем бабочки»
      Маргарита была женщиной хозяйственной, нацеленной на благо своей семьи полностью, поэтому она всегда готовила много всякой еды, а перед воскресным отъездом из дачи, очищая кухню вечером, остатки пищи не выбрасывала, а несла своим соседям, а именно - нам. 
      Остатки пищи часто бывали пропащими, поскольку пища готовилась обычно накануне выходных в пятницу, но Маргарита, то ли случайно, то ли намеренно не обращала внимания на данное обстоятельство, предоставляя соседям самим определить степень годности ее даров. Однако, по сути, она предоставляла нам возможность ходить по минному полю желудочных расстройств.
      Дача Маргариты находилась по другую сторону забора от дачи моих родителей, и самой территорией своей дачи она была обязана моему отцу, который при жизни занимал высокие должности, последней из которых была должность заместителя ректора Омской медицинской академии. Он имел возможность помочь друзьям, а в его друзьях числился и профессор медицины Валерий Ф-тов и его жена Маргарита.   
      При жизни мой отец тоже получал подобные дары от Маргариты, но был, видимо, научен судьбой, и нисколько не интересуясь качеством продуктов, не приоткрывая крышки и не обнюхивая, как только Маргарита передавала свои недоедки и исчезала из дачных участков, говорил маме:
      - Тома выброси все это на помойку.
      Мама покорно шла, исполняла просьбу отца, но выбрасывала подношения скорбно, потому что сама не упускала возможность поставить на стол то, что лежало-лежало позабытое, а потом вспомнилось... Авось съедят. В этом мама похожа на Маргариту, и здесь, видимо, скрывалась западенная тайна детей войны и разрухи: ничто из съестного не должно быть выброшено на помойку.
      Однако, в этот календарный день, который я описываю, все вышесказанное я еще не знал. Видя, как я обрадовался продуктам, впервые принесенным Маргаритой для меня, остающегося в саду, мама, которая с моим братом Максимом, тоже приехала на выходные в сад, нисколько не обмолвилась об известном ей характере и привычках соседки по даче и об отношении к данным подаркам моего умершего отца. Мама с братом, молча, уехали, предоставив мне самому возможность оценить подношение. Я с аппетитом откушал винегрет, который мне показался вполне годным, а в моем угнетенном положении и царским угощением, а потом направился на балкон второго этажа садового домика, чтобы наблюдать салют в честь Дня Победы, который с этой точки, даже на многокилометровом удалении от Омска, я когда-то давно уже видел, что внушало уверенность: увижу и в этот раз.
      Однако, мой салют состоялся в другом месте. Луна утеряла фонарную привлекательность по счастью в тот момент времени, когда было еще не слишком темно и не слишком поздно, чтобы, не спотыкаясь, сбегать в туалет, расположенный метрах в двадцати от дома, за баней, в тени взрослой березы. Я бросил караулить праздничный салют на веранде второго этажа дачного домика и помчался, стуча по деревянным ступенькам одеревеневшими от прохлады резиновыми калошами, а затем отбивая такт шагов по цементным плиткам. Остальное читателю знать не следует…
      Вот такими бывают и многие подарки, которые вручают нам посторонние, потому что они в первую очередь, выбирая и вручая подарок, частенько заботятся не о нашем благе, а о своем личном: прослыть благодетелем, выгодно сбыть залежалое, сэкономить деньги, завоевать или закрепить расположение человека, усмирить противоборствующую сторону, и так далее.
      Об этом было написано в книге «Социальная коммуникация» Ю. Подгурецки, которую я прочитал, когда учился в аспирантуре: «Во многих социальных ситуациях человек, осознавая ту роль, какую играет в реализации его потребностей или в достижении целей результат социального восприятия, старается активно манипулировать своим образом в глазах других людей. Эта деятельность направлена чаще всего на получение одобрения, расположение к себе партнера…». Такие приемы называются: ингратиация (подлизывание, поиск чужой благосклонности, стремление понравиться).
      Такой же испорченный винегрет я получил и от главы маленького нефтяного города Муравленко в виде безобидных на вид и приятных на вкус командировочных подарков, которые он, по сути, и сам приготовил, но которые, в конечном счете, вылились в расстройство от уголовных дел и бегов…
***
Притча о заборе
      Путь Алика пролегал вдоль длинного нескончаемого высоченного деревянного забора, который оставался слева от него. Справа ярко горела осень, насыщенная цветами увядания осень, где сквозь прореженные ею кроны берез лился солнечный цвет. Вглубь осеннего леса уходила тропинка, уводящая вдаль от забора. Однако, Алика тянуло налево, в ту половину мира, которая была для него отсечена, потому что там, за забором, находились комфорт и обеспеченность: офисные здания, начальственные коттеджи… - это Алик чувствовал сердцем.
      Путь Алика был красивым, но беспокойным, поскольку он искал прореху в заборе или окончание его, а забору все не было и не было конца. Возможно, если бы он сразу испепелил надежду, что попадет налево, за этот забор, если бы он не искал напряженно входа на огороженную территорию, а пошел бы куда-нибудь..., куда-нибудь..., куда-нибудь, как говорил ему когда-то глава маленького нефтяного города Хамовский, пытаясь от него избавиться без войны, то он был бы счастлив, беспредельно счастлив в этой светлой прекрасной осени, но Алик прилагал изматывающие его усилия, чтобы вернуться.
      Именно поэтому до окружающей красоты Алику не было дела. Он почти не замечал ее, а что еще хуже: не впускал ее внутрь себя…, и совершенно напрасно. Видимо, есть места, куда более не зайти, куда более не вернуться, но это не повод унывать или рабски отдаваться ослепляющей фанатичной идее возвращения.
***
      И это половина беды, что идея возвращения владеет мною, вторая ее часть состоит в том, что эта идея моего возвращения владеет моими родными, которые надеются и верят в меня, что заставляет меня отдаваться идее возвращения с большей страстью.
***
Интернет-письмо Лиде
      «Лида! Здравствуй моя дорогая. Не печалься. Нет повода печалиться. Во-первых, в разлуке живут многие. Во-вторых, агрессия судей понятна - это маленькие дурочки из маленького города, возомнившие себя БОГАМИ, потому что ощутили приятный хруст людских судеб в своих ладонях. Должность-то позволяет. Это часто случается с людьми мелкими. Не расстраивайся. Пусть все идет своим чередом.
      Каждый день о тебе вспоминаю. Ты принимаешь все происходящее, что естественно для твоей природы, близко к сердцу и та степень переживания, которую на тебя накладывают негативные новости и события, я ее слышу по твоему голосу, для тебя порой непереносима. Дорогая, желаю тебе терпения, желаю тебе счастья, как никогда раньше, и обещаю, что, если выберемся через эти тернии, то я приложу все свои силы, чтобы до конца жизни сделать тебя счастливой».
***
Выписки из Евангелие по Луке (продолжение)
      «Иисус сказал им: Спрашиваю вас, разрешается ли в субботу сделать добро или сделать зло, спасти жизнь или уничтожить?» 6:9. Да Иисус Христос в свое время преступил закон, не позволявший что-либо делать в субботу, какой и сегодня действует на территории современного Израиля. Но преступил ради спасения человеческой жизни и никому не причинил вреда, но «А они исполнились ярости и стали обсуждать друг с другом, что бы им сделать с Иисусом». 6:11 (стр. 286)
      Правила и законы человеческие, касающиеся ограничения человеческих поступков, часто не истинны, а наказания порой чрезмерно строги. В мире есть единственная ценность, которая подлежит всемерной защите, в том числе и наказанию через человеческую жизнь (через лишение свободы и смертную казнь) – это человеческая жизнь, душа, психика. Все остальное не имеет права быть наказанным через человеческую жизнь.
      Деньги, товары, имущество – они равносильны субботе, их ценность выдумана самим человеком, поэтому любое воровство может быть наказано через человеческую жизнь только, если только от потери ценностей пострадала человеческая жизнь. Во всех остальных случаях кража должна караться исключительно деньгами, штрафами. Для Господа, для Иисуса Христа, характерно нарушение земных законов и последующая очищающая аргументация, связанная с новым Учением. Он исходил из главного, а не из второстепенного. Он исходил из сохранения и преумножения человеческой жизни.
      По инкриминированному мне уголовному делу. Какие страдания претерпела телерадиокомпания от потери 180 тысяч рублей в течение трех лет, которые я к тому же и не крал? Никаких. Но именно за это «пустое» современные законники берут с меня плату моей жизнью. Наши законы не имеют главного: не имеют основного стержня – стержня ценности человеческой жизни. Они по-прежнему не лучше, точнее – также ущербны – как законы древнего дохристианского Израиля.
      «Иисус сказал: Кто-то коснулся Меня, ибо Я ощутил, что из Меня вышла сила». 8:46 Получается, что сила уходит через прикосновение больного. Я сам не раз ощущал, как меня покидала удача и хорошее настроение через рукопожатие главы маленького нефтяного города, через излишние премии, и даже через сам вход в администрацию города, а в особенности – в милицию, прокуратуру. Отрицательное прикосновение высасывает силу. Это замечают и журналисты, готовящие критические материалы, особенно – впервые.
      Видимо, едина судьба людей, открыто выражающих необычные противоборствующие идеи. Путь воздаяния им открыт: «И не судите – и ни в коем случае не будете судимы; и не осуждайте – и ни в коем случае не будете осуждены; отпускайте – и будете отпущены» 6:36.
      Осуждение и противоборство, прямые и косвенные, и даже любовь, не принятая обществе, порождает врага. «… Сыну человеческому негде приклонить голову» 9:58 «Человеческая жизнь Спасителя была жизнью страданий», - написано в комментариях. «Господь послал учеников, как ягнят посреди волков… пройти средь волков» 10:5. Это все о жизни среди людей!!! Стоит даже в малой степени пойти по пути Спасителя, получишь то же самое, поэтому надо ценить тех, кто не смотря ни на что, остается с тобой.
      Но что делать, когда – в изгнании? «Смотри, чтобы свет, который в тебе, не был тьмой» 11:35, «…не бойтесь тех, кто убивает тело…» 12:4, «…берегите себя от всякого стяжательства…» 12:15, «…не беспокойтесь о вашей жизни» 12:15, но «тому, кто произнесет хулу на Святого Духа не простится» 12:10. Таким образом, надо радоваться жизни, служить свету, не беспокоиться ни о чем и ничего не бояться, кроме собственных плохих слов в адрес святых вечно живых ценностей. На самом деле – обязанностей не так много.

11.05.2011 Омская область, сады «Зеленый берег»
     «Смысл всех действий человека в том, чтобы избавиться от скуки, оставить потомство и успокоиться, отвлечься, забыться пред неизбежностью гибели»
      Сегодня выдался самый теплый день за все время моего пребывания в саду. Я пошел за водой и впервые нашел у колодца очередь и не с ведрами, как у меня, а с большими баками. Садовые участки постепенно наполняются жильцами и в рабочие дни недели. Во время зарядки у меня вдруг схватило поясницу, так, что с трудом мог разогнуться, но я доделал зарядку и занимался целый час, затем омылся холодной водой в бане. К обеду стала портиться погода, поднялся ветер, небо заволокло облачностью, рваной, как старая затертая, но постиранная простыня. Однако, птицы словно бы не заметили неприятных мне перемен, они пели, как вчера, не задумываясь о знаках, каковые мистический человек мог бы разглядеть в ухудшении погоды, не задумываясь о прогнозах, каковые заставили бы уйти в размышления человека разумного, – они просто жили.
      «Всех трусами нас делает сознанье,
      На яркий цвет решимости природной
      Ложится бледность немощная мысли,
      И важные, глубокие затеи
      Меняют направленье и теряют
      Названье действий. Но теперь — молчанье...», - это цитата из монолога Гамлета «Быть или не быть…» в переводе Владимира Набокова, что важно указать, поскольку переводов шекспировского «Гамлета» насчитывается около тридцати.
      Впрочем, мое состояние далеко от того, чтобы размышлять на тему «быть или не быть», жить или не жить. Пессимизм меня поразил не от смертельной болезни, или плохой погоды. Сочетание больной поясницы, когда любой наклон спины и даже подъем ноги вызывает боль, с продолжающимся винегретным расстройством кишечника, поднимающим с постели даже в два часа ночи, и добавление к этому отдаленных «удобств» дачного домика, – это я вам скажу пренеприятнейший коктейль.
      Однако, к недомоганиям надо привыкать и не замечать их в любой обстановке, поскольку «сколько бы человечество ни ушло вперед, - сказал немецкий философ Эдуард Гартманн, - никогда не удастся ему не только устранить, но даже уменьшить главные беды, его гнетущие: болезнь, старость, зависимость от воли и власти других, нищенство и недовольство. Сколько бы лекарств ни нашли против болезней, число последних, особенно столь мучительных хронических болезней, все же будет возрастать быстрее, чем успех медицины. Всегда веселая молодость будет составлять лишь частицу у человечества, в то время как остальная часть его будет охвачена угрюмой страстью».
      Но каково было звездное небо в два часа ночи!!! При всех своих недомоганиях я опять не смог отказаться от его созерцания на балкончике второго этажа. Одевшись потеплее, я поднялся по ступеням, несмотря на то, что каждый шаг отдавался болью в пояснице, поднял голову, как волк, воющий на луну, и смотрел, смотрел, смотрел…
      Чем больше глаза привыкали к темноте, тем больше я открывал для себя поразительную истину, малозаметную человеку городскому, окруженному электричеством и комфортом: все ночное небо горит, просто где-то больше, где-то меньше, где-то его сияние невозможно уловить глазу, но, несомненно, сияние и свет есть везде. Получается, что абсолютной черноты или тьмы не бывает, любая чернота испещрена точками света. Любой контакт с космосом дарит свет, если не принимать во внимание черные дыры.
      Тьму можно встретить в кабинетах, в зрительных залах, в квартирах, в пещерах, особенно в съемочных павильонах телевизионных студий, редакциях СМИ… то есть: среди преград, отделяющих от космоса, но под живым небом тьмы нет!
***
О магнетизме 11.05.2011
      Большой куб, с одной стороны которого мелькало изображение, высвечивая неопределенные, но увлекательные образы, внезапно сам собой возник перед Аликом и Мариной. Они, словно завороженные, принялись всматриваться в этот куб, как вдруг изображение исчезло, оставив вместо себя белое квадратное пятно, в котором возникло отверстие: не изображение отверстия, а именно само отверстие. Алик, не задумываясь, запустил в него руку.
      Что он там хотел найти - сам не знал. Просто это отверстие открылось так привлекательно, что нельзя было устоять и не засунуть в него руку. Оно обладало магнетизмом, как «черный квадрат» Казимира Малевича, как космическая черная дыра!
      Мы совершаем так много поступков, продиктованных магнетизмом, что непонятно почему мы до сих пор живы, поскольку природа этого магнетизма неопределенна. Может она божественная, может дьявольская, но мы делаем шаги, а потом раздумываем, насколько они верны, а иногда и не успеваем подумать.
      Итак, Алик запустил руку в отверстие и вскоре почувствовал, как его ладонь кто-то схватил и потянул... Алик в свою очередь потянул на себя то, что его схватило, и вытянул наружу, крепко схватившую его, полупрозрачную нечеловеческую пятерню, сияющую зеленым светом...
***
Выписки из Евангелие по Луке (продолжение)
      «Это величайший парадокс христианского мира: Поклоняться Иисусу Христу, исповедовать христианство, но убивать тех, кто следует путем Иисуса», - подумал я, уже значительно погрузившись в чтение Евангелие. Другой парадокс я увидел в цитате: «Если кто-нибудь приходит ко Мне и не ненавидит собственного отца, и мать, и жену, и детей, и братьев, и сестер, и притом даже собственную душу-жизнь, он не может быть Моим учеником» 14:26. А может не такой уж и парадокс? Именно родные и близкие тянут человека, выросшего из детского возраста, в омут собственных ошибок и заблуждений, суеты, беспокойства, страдания... Этому магнетизму не каждый способен противостоять, из-за собственных корысти, стремления к благополучию и комфорту за чужой счет, излишнего почитания близких отношений, компромиссы угнетают личные побуждения, а тут и до ненависти недалеко и к окружающим, и к себе.

13.05.2011 Омская область, сады «Зеленый берег»
     «В разгар смертельной битвы поздно раздумывать о правоте противника»
      Вчера вечером у меня с Лидой состоялся разговор, которого я давно ждал. Героем борьбы за свободу, борьбы за права простых людей меня никто не считает. Все в ближайшем окружении моем подсчитывают свои убытки, полученные в результате репрессий, развернутых против меня администрацией маленького нефтяного города Муравленко и ее ментами, прокурорами и судьями, да собственно настолько многими благополучными горожанами, что всех и не перечислить. Пришло время переосмысления.
      - Вчера звонила учительница русского, Машка (моя дочь) вовремя не сдает задания, слабо учится, - сказала Лида.
      - Скажи ей, что папа огорчается от ее учебы, - ответил я.
      - Да ей плевать, что на маму, что на папу. Она обижена на нас, ее лишили нормальной семьи, - ответила Лида.
      - Надо ей объяснить, что это государство такое жестокое и несправедливое по отношению к своим же гражданам, и если она в нем останется, то и ее семью может ожидать подобная участь. Вот цель для ребенка: надо учиться, чтобы уехать отсюда, из России, - ответил я.
      - Поставь себя на ее место. Андрей, ей 15 лет, что ты от нее хочешь? - напомнила Лида.
      - 15 лет - солидный возраст. Надо учиться отличать добро от зла, - сказал я.
      - Если бы с твоей семьей случилась такая ситуация, на кого бы обижался? – Лида.
      - Я бы, наверное, возненавидел это государство гораздо раньше, - сказал я, конечно, не зная, как бы я поступил в действительности, став вновь пятнадцатилетним.
      Однако, если бы в этом разговоре я не защищался, а принял бы слова Лиды, как должное, то я понял бы, что обиды ребенка и любого иждивенца проистекают от того, что его лишают чего-то, что он считает своим по праву. И обижаются в первую очередь на того, кто лишает, а не на того, кто стоит в тени за лишениями и инициирует лишения. Государство стояло в тени, а я был очевиден, я, который потерял работу, который устранился из семьи…
      Мой родной дед, у которого после короткого расследования сталинские ставленники расстреляли отца (моего прадеда) первого января 1938 года в застенках челябинского ГПУ по подозрению в контрреволюционной деятельности, до конца своей жизни тоже парадоксально почитал Сталина, государство которого свершило эту ужасающую несправедливость. Он тоже до конца жизни, как я сейчас понимаю, обижался на своего отца, из-за трагедии которого дед не смог поступить в военную академию имени Фрунзе, хотя дважды сдавал экзамены на «отлично»… 
      - Ну не знаю. У ребенка была нормальная семья, и вдруг ее не стало, потому что папа воевал с администрацией, - произнесла Лида.
      - Трагедия. Не спорю. Однако, папа не воевал с администрацией, а говорил правду, стремился помочь людям и почему на вопрос: кто виноват? - она отвечает, что мы? – спросил я.
      - Она ничего не отвечает, - глухо ответила Лида.
      - Какой-то грустный разговор, - оценил я.
      - Вот ты уехал, а нам в этом говне жить, - обвинила Лида.
      - Это она так говорит? – огорчился я.
      - Знаешь, разговоры всякие ходят, даже у нас на работе, - ответила Лида.
      - На то и языки. А что говорят? – поинтересовался я.
      - Многие радуются тому, что с тобой произошло, - сказала Лида.
      - Что серьезно? – неприятно удивился я.
      - А ты думал, что тебя все любят и сочувствуют? – укоризненно спросила Лида.
      - Не знаю. Думал, что большинству безразлично. Радоваться может только идиот, - ответил я.
      - Нет, радуются, я же вижу, - ответила Лида.
      - И кто, например? – спросил я.
      Лида перечислила фамилии знакомых мне врачей стоматологической поликлиники, в которой она работает, и даже фамилию заведующей.
      - Думаю, что радоваться чужому несчастью, искать беды на свою голову. Каждый из них может точно также залететь, - напомнил я, прекрасно зная, какое реальное воровство и финансовый обман процветают в стоматологическом зубопротезном отделении.
      - Я не о том, - ответила Лида.
      - А о чем ты? – спросил я.
      - Им хорошо, когда другим плохо. Такие люди, как дементоры из «Гарри Поттера», питаются чужими несчастьями, - ответила Лида.
      - Ничего не поделаешь, Лида, люди, куда более великие, чем я, были оплеваны окружением, ради которого старались, а то и вовсе убиты, - ответил я.
      - Понимаешь, коли я тут работаю с этими людьми, все они хотят, чтобы я отказалась от тебя, чтобы встала на их сторону, - сказала Лида.
      - Пошли всех на три волшебные буквы, - ответил я.
      - Я поставлена в определенные рамки, я не могу, - возразила Лида.
      - Надо со всеми менять отношения. Надо заставить их почувствовать вину перед тобой. Тогда это злорадство и кончится, - дал я пустой совет, чтобы хоть как-то успокоить Лиду.
      - Люди никогда не будут винить себя, потому они и обвиняют других - закон психологии, - ответила моя начитанная Лида.
      - Винить не будут, но и демонстрировать свои настроения перестанут, - опять я запустил в разговор безнадеждную надежду.
      - О чем ты говоришь, если твои действия даже родные не одобряют? – напомнила о близком и очевидном Лида…
      Любопытная штука: мое болезненное состояние, выразившееся в уголовном деле и изгнании из насыщенного благами бюджетного рая, обрастает хворями в отношениях с друзьями и родными…
      Есть люди, которые стремятся разрушить наши верования и мечты, есть люди, которые стремятся вернуть «витающих в облаках» на «землю».  Противостоять им сложно, потому что, как писал Уильям Шекспир в «Венецианском купце»: «Нет явного порока, что б не принял личину добродетели наружно». Они, эти добродетели, неосознанно ищут падения того, кто выше. Они ищут разочарования и уничтожения, ведь тогда их жизнь покажется им правильной, ведь они еще одного летящего облагоразумили, и тот не выдержал испытания разумом, как считают они – эти люди, которые разрушают и возвращают. Иногда такими людьми становятся даже самые близкие.
***
Выписки из Евангелие по Луке (продолжение)
      Зачем человека «витающего в облаках» пытаются спустить на «землю»? И на этот вопрос есть ответ: «Чтобы… осмеивать его и говорить: «Этот человек начал строить и не смог закончить»» 14:29-30. Однако, надо помнить всегда, что «Никакой слуга не может служить двум господам; ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить, или одного будет держаться, а другого – презирать. Не можете Богу служить и мамоне» 16:13. Вот он главный камень, о который разбивается весь христианский мир: любовь к деньгам, через которую идет ритуальное, формальное поклонение, но истинное презрение к Богу. При столкновении с ним: «Кто будет искать возможности сохранить свою душу-жизнь, тот потеряет ее, а кто потеряет ее, тот сохранит ее живой» 17:33. В комментарии библии к этой цитате говорится: «Стремление сохранить свою душу-жизнь связано с желанием задержаться в земном и материальном».  И мною пока еще прочно владеет это желание…

14.05.2011 Омск
     «Общество настолько преуспело в создании смирительных рубашек и настолько комфортно в них себя чувствует, что даже малыши не успевают сказать «мама», как примеряют смирительную рубашку на себе»
      Сегодня ездил в Омск, чтобы распечатать и направить в суд маленького нефтяного города Муравленко новые письма с ходатайствами о своей невиновности, которые я написал в саду и которые, я надеюсь, заставят суд изменить и меру пресечения, и само отношение к выдуманному уголовному делу. Я напоминал, что есть иные меры пресечения, кроме самой суровой, примененной ко мне, о том, о том, что я никого не обманывал и, что обман никак не доказан, что инкриминированное мне преступление утратило общественную опасность после ликвидации организации СМИ, которую я возглавлял... Однако, это все скучно, гораздо интереснее было то, что после ночного дождя дорогу из сада развезло так, что полупустой автобус швыряло из стороны в сторону сильнее, чем на гололеде...
      В центре Омска при созерцании довольных и расслабленных омичей, прекрасной весенней погоды, свежей зелени деревьев, дорожных работ, я вдруг подумал, что с этой властью, может, не надо бороться. Не надо ее злить, не надо ей перечить. Вовсе не надо. Эта хорошая жизнь большинства обеспечена именно этим государством. А тираническая машина?…  Она была всегда и везде, и существует поныне. Разница в государствах, согласно статье Льва Толстого «Рабство нашего времени», состоит лишь в мере государственного насилия, которого мы считаем в западной Европе и США куда меньше, чем в России… Но, как говорится в поговорке: «у соседа трава всегда зеленее и корова лучше».
      Однако, я и не боролся с властью в целом, я хотел сделать лучше жизнь на своей родине, которая составляла не всю страну, а конкретный небольшой город, с конкретными маленькими чиновниками, ошибочными, а порой весьма ленивыми, бесхозяйственными и воровитыми. Я критиковал их плохую работу, я защищал Родину. Но мелкие чиновники эти, будучи встроены в систему власти всей России, возомнили, что они также велики, и оттого им можно все…, и натравили на меня ее тираническую машину. И та легкость, с которой каждая мелкая сволочь, сидящая на значимом для маленького российского города чиновничьем посту, может управлять тиранической машиной всей страны, не может не пугать. Это на самом деле страшное для России явление, из-за которого челябинском ГПУ был расстрелян и мой прадед в 1938 году. С этим явлением я сейчас обязан бороться, я обязан будить совесть в тиранической машине.
      Письма я отправил из почтового отделения на площади Ленина, подальше от места жительства мамы, чтобы показать моим преследователям, что не сижу взаперти, а свободно перемещаюсь по городу. Затем, чтобы поднять настроение и утолить голод, я перекусил в сетевом кафе быстрого питания «Ростикс» и отправился на остановку автобуса, следующего в сады «Зеленый берег», располагавшуюся на площади Бударина, где к моему удивлению стояла значительная очередь...
      Назад ехал в автобусе, полностью заполненном стариками. Я в свои сорок девять, похоже, был в нем самым молодым. Причем, старики и старушки, бежавшие из города на природу, вели себя как дети в детском саду, также непосредственно. Собственно, я тоже радовался возвращению. Как тут не приписать фразу из Евангелие по Луке: «…кто не примет царство Божье как ребенок, тот ни в коем случае не войдет в него» 18:17.
      Если не найдется короткая дорога, возвращение всегда равно пути, пройденному от того места, в которое необходимо вернуться. Около полутора часов я ехал в город из садов, поэтому и назад приготовился провести в автобусе такое же время. Возможно, и срок искупления равен времени, приведшему к ситуации, требующей искупления. Если так, то на выход из нынешнего кризиса мне потребуется не меньше шести лет - именно столько я был на должности директора телерадиокомпании.
***
Интернет-разговор с Лидой
      Лида: «Привет, мой дорогой! Мне очень обидно, что родные тебя не понимают. Но это, мне кажется, обычное дело. Люди не понимают, что все, чем сейчас они пользуются: достижения науки, культуры и т.д., все это рождалось на свет именно такими людьми, которые витают в облаках. Вот сейчас идет фильм «Собачье сердце», по произведению одноименному Михаила Булгакова, который так нравится твоей матери, она его даже цитирует. А ведь Булгакова тоже травили, запрещали, он жил впроголодь, ходил в рваных ботинках, и его жена Люба просила смириться и писать то, что нужно власти. Что было бы с человеческой цивилизацией вообще, если не было бы людей «витающих в облаках»? Я тобой горжусь. Целую. Пока».
      Я приободрился: «Нам сложно, витающим в облаках. Хочется хорошей жизни в этой жизни, признания заслуг... Но, что хочу сказать, редкие близкие люди не предают своего пассионария. Не только Иуда, даже Петр предал Иисуса в первый же момент, когда почувствовал, что может пострадать наравне с ним. Дети мои тоже не со мной, и лишь ты мой дорогой человек остаешься со мной душой и сердцем. Это слишком большая награда для меня.
      Спасибо, что ты есть. Не обращай внимания на своих злословных коллег, которые всего лишь собачьи экскременты на твоей дороге, они, конечно, скверно пахнут, стремятся запачкать твои туфли, но ты, дорогая, осторожно обходи их, как весной на тротуарах маленького нефтяного города, а, как обойдешь, тут же забывай. Целую».
***
Выписки из Евангелие по Луке (продолжение)
      «И будут вас выдавать даже родители, и братья, и родственники, и друзья, и некоторых из вас умертвят» 21:16. Что тут говорить о коллегах по работе и прочих посторонних, если на родных не всегда можно положиться? «Но смотрите за собой, чтобы ваши сердца не отяготились похмельем, пьянством и житейскими беспокойствами и чтобы тот день не застиг вас внезапно, как ловушка» 21:34. Этот день, насколько я понял – это день встречи с Богом, к нему надо подходить чистым. Кстати, без работы, в ограниченном бюджете, вдалеке от цивилизации – чистым быть гораздо легче, поскольку нет соблазнов: здесь в саду я почти не пью спиртного и очень скромно питаюсь. И надо не забывать, как написано в Евангелие по Иоанну, что «В начале было Слово, и слово было у Бога, и Слово было Бог» 1:1, не забывать, потому что «Слово стало плотью…» 1:14. Комментарий библии: «Слово, будучи Богом, стало плотью…». Видимо, все сказанное, если сказано с верой в слова, материализуется...

16.05.2011 Омская область, сады «Зеленый берег»
      «Полено не шелестит листьями, как не шелестит листьями и изделие из дерева. Поэтому у каждого есть шанс остаться со своею человеческой природой, пока каждый не доведен цивилизацией до состояния полезного ей изделия, бездумной  машины переработки ее продуктов. Не позволяйте себе избавляться от человечности, а только поливать и удобрять ее. Это дополнение к уже сказанному в «Эффекте безмолвия»»
      Ближайшее всегда движется куда более энергично, чем отдаленное. Такая мысль у меня возникла, когда я сидел на балкончике второго этажа родительской дачи и глядел вдаль. Небо было затянуто темными дожде-моросными облаками, но на западе возникла облачная полынья, которая все расширялась и расширялась, пока не позволила увидеть, что облака состояли из двух слоев. Одни находились высоко и по-прежнему были плотны и, казалось бы, неподвижны, другие представляли собою отдельные тучки, которые неслись на юго-восток.
      «На высоте ветер при отсутствии препятствий, пожалуй, везде один и тот же, значит верхние и нижние облака движутся с одной скоростью, но нижние относительно верхних, относительно неподвижного наблюдателя летят быстрее. Эффект точно такой же, какой любой пассажир поезда или машины видит из своего окна: ближайшее уходит из поля зрения со скоростью транспорта, удаленное движется куда медленнее, - подумал я. – Так и в жизни. Каждый из нас работает и страдает, естественно, куда больше других, поскольку сам себе куда ближе, чем другие, затем, много работает и страдает наше ближайшее окружение, которое мы может оценить глазом, затем – что-то происходит с другими, а за пределами нашего кругозора люди вообще не работают, да и не живут вовсе. А тех, кто не живет - то незримое, бесполезное, немыслящее многомиллионное большинство, не входящее в элитарный клуб, – его просто бомбить, уничтожать в лагерях смерти…, незаконно осуждать, преследовать, да и обкрадывать, обделять…, писать потешные судебные отписки репрессируемым».
      Без двух дней полная луна зависла низко над горизонтом, словно низко склонивший голову любопытствующий человек, который ищет под столом закатившуюся монету. Луна запустила взгляд сквозь окно, расположенное у входной двери в садовый дом, точнехонько на мою голову-монету, охватывая светом всю подушку, так, что укрыться от нее было некуда. Однако в родительском саду я почему-то перестал бояться суеверий и даже стал равнодушен к ним…, но от снов не отвернешься.
***
Сон о человеке эпохи потребления 16.05.2011
      Алику позвонила Петровна, жена Сапы, политического учителя Алика.
      - Алик, мне нужна от тебя телепрограмма на завтра, - сообщила она обеспокоенным голосом. – Ребята подготовили две, но мы не закрываем эфирное время. Сможешь? Ты же у нас парень способный.
      - Смогу, - ответил Алик.
      Согласился он вынужденно, потому что Петровна работой его не заваливала, а это требовало отработки, но понимал, что справиться с задачей будет нелегко.
      Алик начал перебирать в уме, какую идею положить в основу программы, и она возникла внезапно. Он вспомнил, что недавно читал интересные стихи о человеке, опустившемся до уровня животных инстинктов, до уровня козла – человека эпохи потребления, человек-козел – гомокозлиус!!??
      «А какой видеоряд? – подумал Алик. – Надо найти костюм козла, я надену его на себя и станцую танец козла».
      Алик вообразил себя танцующим в козлином костюме, вообразил те ужимки, какие он сможет продемонстрировать, изображая стремление человека потребления к бесконечным покупкам, затягивающим, словно искушающая, но необоримая, приманка, словно психический магнит из фантастического фильма «Отроки во Вселенной». Он вообразил, как ярко изобразит стремление человека потребления к сытой и веселой жизни, его поло-сексуальную погоню, его досужее блеяние, его горделивую осанку, потешную для гомокозлиуса, его вынужденное стремление к заработкам и выслуживанию…
      Мысленно представив себя постукивающим по деревянному полу копытцами ног, в попытках усладить взор высокого начальства, представив, как он тянет ко рту копытцами  рук разнообразную еду, а она по большей части валится на пол, как это и происходит у нашего бескультурного зажиточного класса..., - Алик развеселился. Дальше его, что называется, понесло. Его гомокозлиус, чтобы защищаться, принялся затачивать рога, наращивать копыта, накачивать мускулы… Он загадил, замусорил весь двор и вся живая природа, что его окружала, превратилась в уродливую картину, какую козел с вдохновением рисовал черной краской... Но самое смешное, что этот козел посреди всего безобразия, какое сотворил, установил сияющую скульптуру ангела, нацепил на себя религиозный знак и принялся молиться! И в этот момент гомокозлиус прямо-таки излучал смирение, терпение и покорность, правда, эта сцена была краткой, мимолетной, не запоминающейся, а далее все начиналось сначала…
***
      Правда о человеке и человечестве хороша наедине с самим собой. В каждом человеке экскрементов по весу больше, чем мозга, особенно к ночи, но каждый мнит о себе, как о чистом разуме, а не о носителе дерьма. Мы все очень регулярно приятно односторонни по отношению к себе, думая о себе, как о мыслящих существах, и слишком часто неприятно односторонни по отношению к другим, думая о них, как о грязных задницах. Правда… - если с волками не выть одну песню, то можно всю жизнь получать и по рогам и промеж, и на всю жизнь остаться козлом отпущения, о котором пел Владимир Высоцкий.

17.05.2011 Омская область, сады «Зеленый берег»
      «Человек часто забывает: кто он, кем был и зачем, пока не окликнут…»
      В прошедшие выходные мама рассказала интересную историю:
Помощник
      В саду, где я сейчас отсиживаюсь в федеральном розыске, мать и отец много работали, проводя в нем все выходные не в отдыхе, а в тяжелом труде. Они и дрова заготавливали, выезжая в соседние леса, срезая сухостой, распиливая его и наполняя поленьями анархическое хранилище. Спали первое время на полу в бане, потому как другого жилья в саду не было. Баня была собрана из издававших неприятный запах, пропитанных креозотом железнодорожных шпал, иного дешевого стройматериала не нашлось. Ночью досаждали комары, мать с отцом натягивали над головами марлю, но заснуть под гул насекомых все равно было сложно.
      Отец строил, мать готовила еду и выполняла подсобные работы. Стены жилого садового дома, которому в будущем надлежало стать двухэтажным, опять же из экономии отец выполнил не из кирпича, а из шлакоблоков. Шлакоблоки он, также, изготовил самостоятельно. Когда корпус дома был возведен, то первое, что в нем начали оборудовать: погреб и пол, причем пол в домике стал естественным потолком погреба, и его потребовалось как можно лучше изолировать от жилых комнат, чтобы не смешивать тепло жилья с прохладой погреба.
      Мать с отцом спустились вниз, в погреб. Мать придерживала доски, а отец прибивал их к потолку, но вот беда доски оказались немного великоваты и стали перегораживать выход из погреба, который открывался сразу над крутой лестницей. Отец замер в раздумье. Тут где-то на территории дачи послышался голос соседа.
      - Валера, это ты!? – крикнул отец.
      - Да, - ответил сосед.
      - Подойди, помоги, - попросил отец.
      - Сейчас, - ответил сосед.
      - Тома, ты вылезь, найди ножовку, чтобы доски на выходе из погреба спилить, а мы тут с Ф-товым все доделаем, - сказал отец.
      Мать поднялась по лестнице и вылезла из погреба в оставшееся отверстие. На смену ей пролез Ф-тов. Мужики тут же начали прибивать оставшиеся доски к потолку погреба, так что вскоре сквозь оставшееся отверстие не могла бы уже проскочить не только мама, но и ребенок, да что ребенок, даже ножовка едва проходила.
      Тем временем мама искала ножовку. Она пошла к сараю, а там по пути встретила жену соседа Маргариту, ту самую, что накормила меня прокисшим винегретом, и они с ней разговорились до той степени, что о своих мужьях вспомнили очень нескоро...
      - Ох, и отругал меня Виктор тогда! – так закончила мама свой рассказ.
      Так и все мы, пребывая в этой жизни и занимаясь суетными делами, часто, даже слишком часто забываем, зачем мы пришли, вылезли в этот мир, суетность, развлечения и досужие разговоры увлекают…, и часто, очень часто эта забывчивость нас сопровождает, пока Бог, призывая, не окликнет…

18.05.2011 Омская область, сады «Зеленый берег»
      «Искренность и честность всегда удобно бить, поскольку любой удар приходится в сердце, но холод беспощаден к жизни»
      Время от времени продолжаю писать опровержения по элементам предъявленного обвинения, но это занятие не вдохновляет. События, вынудившие меня скрыться от так называемого правосудия, убедили в полной бесполезности объяснений, что не верблюд, если властям хочется видеть во мне верблюда.
      Помню сказанную тоном уверенным, озлобленным, не подверженным сомнениям, фразу, вылетевшую из уст следователя Т-бина:
      - Вы украли деньги и должны за это ответить...
      - Я ничего не крал, - ответил я.
      - Нет, украли, - фанатично вернул Т-бин.
      Железобетонная уверенность в обвинении, не прошедшем проверку судом, похожа на уверенность маршаковского Фомы в том, что в африканском Ниле нет крокодилов. Но вся беда в том, что этот Фома сам не пойдет купаться, он собирается бросить в Нил меня. К слову сказать, свои истории следователи слагают не хуже журналистов и писателей, только без витиеватого слова и художественных образов, ничуть не уделяя внимания тому обстоятельству, что
      «…то, что придает рассказу жизненную достоверность, как раз реже всего совпадает с тем, что имело место в жизни, а ощущение наибольшей правдивости остается не от того, что происходило в действительности, а от того, что могло или должно было происходить». Это цитата из рассказа американского писателя Джона Ирвинга «Пытаться спасти хряка Снида».
      Действительно: зачем следователю верить в то, что глава города намеренно обманул меня и само следствие своими показаниями, когда для уголовного дела куда лучше, привычнее и нужнее смотрится, что я обманул главу города и имел преступный умысел на хищение? Выдуманная следователем история отлично легла в классическую формулу мошенничества, он выслужился перед главой города, а большего для успеха сего произведения и не надо…
      Тут из работающего телевизора до меня достучались слова профессора православного университета Осипова, выступления которого время от времени транслирует 12-й канал омского телевидения:
      «Пострадать за истину, радоваться возможности пострадать за истину, - вот, что отличало святых». Конечно, я вовсе не святой, потому и не радуюсь, но, похоже, иного пути у меня нет, как радоваться, но я не понимаю следующего.
      В маленьком нефтяном городе Муравленко по объективным критериям достижений и успехов я был самым эффективным журналистом и писателем. Копать глубоко под плодоносящее дерево – значит губить его и лишать себя урожая. Копать глубоко можно только под бесполезные растения, сорняки, чтобы засеять поле новыми семенами. Возможно, что это правило можно перенести и на людей.
      Если человек исполняет полезную в обществе функцию, то искать под ним недостатки можно, но лишь те, что лежат на поверхности, бросаются в глаза, потому что каждый человек совершает ошибки. У нас же в обществе все иначе. Обвинение, зависть, подлость, карьеризм… копают глубоко как раз под людей, которые приносят общественные плоды хотя и добрые, и полезные, но, вот беда, - неугодные власти. И тогда вокруг него собираются «врачи».
***
Притча об операции
      Алику предстояла операция. Операция обычная, не экстренная, ничего сверхсложного: вроде удаления аппендицита. Был назначен хирург, которого Алик знал, и за которым Алику удалось понаблюдать во время обедов в столовой больничного комплекса.
      Каждый раз, как только хирург садился за сервированный стол, прилетала ворона. Хирург не прикасался ни к одному блюду на столе, а открывал широко, чрезмерно широко свой рот, так, что, казалось, внутрь ведет не пищевод, а труба, и в эту трубу устремлялась ворона.
      Хирург думал, что она кормит его блюдами с сервированного стола, но в этот момент блюда растаскивали другие вороны. А ворона, забравшаяся внутрь хирурга, кормила его всем грязным, что и едят вороны: помоями, отбросами, червями, которых вдоволь приносили ее подруги.
      Иногда она оставалась внутри хирурга надолго, иногда нет, иногда пролазила внутрь него неглубоко, и ее хвост торчал изо рта хирурга, иногда пролазила так, что исчезала вся полностью в чреве хирурга...
      Эта регулярно повторяющаяся картина была ужасна и сама по себе, и тем, что этому человеку, а теперь уже и непонятно человеку ли, предстояло совершить хирургическую операцию над Аликом. А скальпель хирурга, или исполнительность ментов, или молоточек судьи, неразборчивых в еде, нечистоплотных, кормящихся от грязной вороны, явно не предвещали ничего хорошего.

19.05.2011 Омская область, сады «Зеленый берег»
      «Чтобы на душевных весах хотя бы уравновесить печали, надо на противоположной их чаше иметь не меньше любви»
      Большое счастье, когда тебя любят. Я вспоминаю своих прабабушку Марусю, прадеда Алексея, деда Валериана, бабушку Аню, отца, тетю Свету – их нет на свете, но их любовь всегда окружала и волшебно защищала меня. Сейчас меня любит мама, жена, меня любят друзья, меня, как мне казалось, любили даже многие сотрудники в редакции газеты города Муравленко до того, как не началось мое противостояние с администрацией. И многие другие, в том числе, неизвестные мне читатели, относились ко мне с любовью.
      Любовь – вот, что выручало меня. «Будь счастлив и любим», - эти слова, написанные на надувной подарочной рыбе одноклассницей Татьяной Д-довой в далеком апреле выпускного класса, стали для меня факелом освещающим дорогу в ночи жизни.
      Сегодня звонила мама и поделилась сокровенным:
      - Очень тяжело терять близких людей. Максим, когда я ему говорила, что потеряла сестру, отца, мать, мужа, сказал мне обыденное, что все умирают, и ничего не поделаешь. Он не понимает. Я боюсь за тебя, мне кажется, что не выдержу, если они расправятся с тобой.
      Ирина Павловна - мой добрый тюменский ангел. Она была в Тобольске на съезде журналистов, посвященном так называемому Балу прессы, и сказала слово за меня, а затем подарила мою книгу редактору «Тюменской правды» и преподавателю тюменского университета. Она единственная из посторонних, кто звонит мне и поддерживает.
      Нелюбовь, в которую я погрузился в телерадиокомпании маленького нефтяного города, войдя в нее поперек нежелания коллектива видеть меня во главе, стала, как мне кажется, первопричиной моих несчастий. Слишком много все нарастающей нелюбви встало против уменьшающегося очага любви. Поэтому цените любовь, если она есть возле вас, делайте все возможное, чтобы любовь не чахла и не угасала.
      Превратить любовь в нелюбовь очень просто, а найти любовь так сложно, что, кажется, будто природа наделила именно разрушение божественной мощью, ведь всего один неверный шаг, сход с тропинки, протоптанной по саду, и под вашей ступней может оказаться цветок чьей-то любви к вам, а чтобы вырос цветок нужно и время года, и семена, и уход. Кроме того, любой цветок любви погибает от старости, поэтому на одной чаше весов оказывается мгновенье разрушения против долгого времени созидания - на другой.
      Сегодня в период продолжающегося еще полнолуния, я жаждал узнать, что меня ждет, что предстоит, будет ли ухудшение ситуации, я перед сном попросил небеса ответить мне на этот вопрос, и мне приснилась одна яркая картинка.
***
Сон о неухудшении 19.05.2011
      Внезапно в голове возникла устрашающая чернота, в которой едва различались ближайшие стволы деревьев в лесной чащобе. Они словно бы ждали Алика и приглашали войти в свой негостеприимный мир, где черт-те-кто только не водится, где, чтобы выжить надо стать частью этого мира, то есть превратиться в зверя. Испуг поразил его, поскольку реальность картинки оказалась настолько велика, словно бы Алик действительно оказался на границе этого леса, а может и внутри него. Но как только он испугался, поперек всей этой живой фотографии, прямо посередине нее горизонтально уложенным кирпичом, закраснела останавливающая надпись: «stop». Алик с облегчением понял, что это темный лес не для него, что его обстоятельства более ухудшаться не будут. Поэтому, когда встречается темный лес, совсем не обязательно в него заходить, его можно и обойти.

О потерявшем привлекательность итоге 20.05.2011
      Алик не торопился проходить в зал, в который стекалось множество народу через несколько открытых дверей, где вот-вот должен был начаться то ли спектакль, то ли представление, то ли еще какое-то действие. Его внезапно перестало интересовать то, что откроется ему за отворенными дверями, хотя и билет был куплен, и он сам уже пришел, отстоял очередь, осталось только пройти на свое место и отдаться зрелищу, но Алик все медлил и медлил…
      «Не отвлекайся, заходи, сбудется все, ради чего ты брал билет, для чего ты пришел сюда», - гнали Алика его мысли, но…
      Это странное «но…» не давало ему покоя. Это «но…» не имело разумного толкования, его сила не давала пожать плоды уже сделанного, радость пути и ожидания исчезла, уступая место апатии и даже страхом перед итогом, который казался теперь не нужным и бессмысленным. Внезапно возникло стремление совершить множество пустяковых, второстепенных и суетных дел, отвлекающих, и затягивающих его вход в зал.    
      Множество людей на глазах у Алика спешило получить то, ради чего они совершили путь, то ради чего они затратили силы и деньги, они были словно живой укор.
      «Для чего же ты трудился, тратился, если не хочешь взять принадлежащее тебе по праву, чего медлишь? - спрашивали они его своим уверенным поведением, выражениями лиц, исключающими какие-либо сомнения. – Двери к итогу уже открыты, пора завершить начатое, ведь скоро двери закроются».
      Однако Алик все равно не спешил проходить в зал и, в конце концов, двери закрылись, оставив его в одиночестве посреди огромной площади…
      Такое часто бывает: человек совершает нацеленные действия, ведущие к определенному итогу, не всегда, правда, приятному, но не торопится жать плоды. Зачем же тогда человек совершал то, что ведет к итогу? Он просто не думал…, он не думал, что итог будет такой, какой ему вовсе не нужен, к которому он вовсе и не спешил бы.

21.05.2011 Омская область, сады «Зеленый берег»
     «Если овцы начинают лаять, то это уже не овцы, если на яблоне начинают созревать шишки, то это не яблоня... Любое создание, отступающее от своего предназначения, но не изменяющее своего лица, распространяет вокруг себя обман. Также и друзья, и близкие…» 
      Мой друг Юрка и мой брат Максим опять меня спрашивают:
      - Неужели ты думаешь, что книга о жизни в вашем маленьком нефтяном городе будет интересна кому-либо за его пределами?
      В этом вопросе уже содержится глубокая неприязнь ко мне как к писателю, потому что спрашивают меня люди грамотные, читающие, знающие, что любая книга пишется о месте, в котором читатели, чаще всего, не были, что большинство читаемых писателей, живут в других городах, в других странах и даже в других эпохах… Значит, в вопросе говорится не о месте действия книги и не о месте ее рождения, а обо мне, на их взгляд, не способном...
      - Мне неприятно читать в твоей книге фамилии, определяющие характер человека и мое отношение к нему, например, - Лизадков, - говорил Юрка, но в своем суждении он будто бы забыл, что это самый обычный прием в литературе.
      А как радовался мой друг Юрка, когда находил в моей книге места, на его взгляд, не совсем хорошо меня характеризующие, как человека. Он прямо загорался сарказмом и иронией, когда рассуждал о моем, на его взгляд, низменном, восхищении дорогими гостиничными номерами, о курортном отдыхе, а также о том, что я заставил покупать свою книгу «Холодный путь к старости» спонсоров, от которых я получил деньги на ее выпуск…
      Так постепенно я узнавал о себе и своих делах много чего неприятного, что люди, близкие мне люди, не говорили, пока я был при должности и при деньгах.
      Однако, мой друг Юрка задает и хорошие вопросы:
      - Я все хочу понять, как тебя угораздило попасть под репрессии. Ты же, по сути, не борец, человек, любящий блага, человек, комфортно чувствовавший себя в чиновничьей среде. Какого хрена ты с ними вступил в конфликт?
      Тут он прав, я не герой, но не смог поступить иначе, не преступая своей совести, своих убеждений. Об этом я уже писал в своих литературных дневниках. Умирать приходится всегда и всем, большинству – вынужденно, некоторым - сознательно, умирая менее важной своей частью, которой иногда становится и жизнь. Я разрушил свою благополучную жизнь, умер своим благополучием вполне сознательно. В конце концов, жизнь есть созидание себя, расцвет и, наконец, в идеале, красивая заметная смерть. Я не сделал ничего особенного.
      Люди в суете, живя в благоустроенных квартирах, как кролики или куры в своих домиках, которых все равно заберут на убой, об этом забывают, сталкиваясь с неизбежным за пять минут... Только войны, катастрофы…, иные фатальные несчастья напоминают о легкой ломкости всего живого, об иллюзорности какого-либо ожидаемого будущего и возвращают человека к его судьбе, которая заключается в том, что все, что возникло, обязательно должно разрушиться. Но благополучное время грезит сиюминутной вечностью, точнее: возводит сиюминутность в вечность. А вечная жизнь среди смертных друзей и родных, среди коллег и рабочей обстановки, среди дорогих курортов и магазинных полок… - это полный бред больного. Вечность, если она и существует, каждого ждет в том мире сердца и души, который большинство в суете загоняет в самые потаенные и запыленные уголки своей души.
***
О невозможности восстановить утраченное 21.05.2011
      В одном из магазинчиков Алик внезапно остановился рядом с игрушками. Его привлекли военные стратегии. Он выбрал одну из них, заглянул внутрь коробки, а там чего только не было: и солдатики, и маленькие ракетные установки, и пушки, и танки... У него аж дух захватило. Он вспомнил, как в детстве играл в подобную игру, в войну 1812 года, но там солдатиков и пушки надо было склеивать, а тут все пластмассовое, готовое, да еще и красивое. Он взял коробку и понес к кассе, но по пути неосторожно с ней обошелся, и содержимое коробки частично рассыпалось.
      Алик наклонился и начал собирать рассыпанное, но чем больше он собирал, тем больше мелких частиц игры он обнаруживал не собранными. При внимательном рассмотрении бесформенные кусочки пластмассы, лежащие на полу, похожие на мусор, отвалившиеся с фигурок игры, оказывались детальками игры. Даже полупрозрачные едва заметные крупицы, словно бы обрывочки полиэтилена, при внимательном взгляде оказывались необходимыми мелочами.
     «Как же все это собрать?» - озадачился Алик...
     Видимо, любой предмет, стоит его крепко затронуть самому или окружающим или самой Природе и Богу, рассыпается, словно песчаный камень, на такое количество мелких частиц, что собрать его воедино окажется невозможным.
***
      Так и моя жизнь сейчас рассыпалась на множество крупиц, которые, может и не надо собирать, а идти дальше. Если бы не репрессии, загнавшие меня в сложную ситуацию, я бы так и поступил.

23.05.2011 Омская область, сады «Зеленый берег»
      «Внутреннее содержание каждого человека, как ядро ореха, до него можно добраться, только разрушив его скорлупу»
      Похоже, менты опять меня нашли и стучат своими молоточками по моей скорлупе. Сегодня на мой сотовый телефон три раза поступал звонок от так называемых операторов сотовой связи «Билайн». Причем действовал звонивший с поистине милицейской педантичностью, звонки раздавались в 11:11, 11:39, 12:39... Эти звонки прошлись по моей душе точь-в-точь, как капли дождя по ровной зеркальной глади водоема, тут же исчезло спокойное зеркало, а чудесные отражения сменились туманными искажениями.
      Я позвонил омскому оператору сотовой связи «Билайн», оказалось, что со мною пытались связаться из уральского Билайна, не имеющего никакого отношения к Омску. А уральский регион – это тот самый регион, к которому относится маленький нефтяной город Муравленко, из которого я и сбежал от предвзятого уголовного дела. То есть связаться со мной хотели менты. Это однозначно. И однозначно для точного выяснения моего местоположения. Мой телефонный номер и сам телефон каким-то образом вычислили, а теперь они стучали по мне…, что пребывание на садовых участках делает с этого момента не безопасным...
***
Выписки из Евангелие по Иоанну (продолжение)
      «Принцип жизни – превращать смерть в жизнь» 2:1. У любого репрессированного человека иного пути нет. Надо уметь превращать горе в радость и находить в самой плохой ситуации возможность для наслаждения, иначе горе захлестнет и затопит. Как говорила моя теща: «Нашел – не радуйся, потерял – не плачь», потому что «Человек не может получить ничего, если ему не будет дано с неба» 3:27.
      Все потери и достижения даются, а не достигаются, поэтому живи и радуйся жизни, а не материальным приобретениям, потому что жажду материального не удовлетворить никогда:
      «Иисус сказал ей (самарийской женщине) в ответ: Всякий, кто пьет эту воду (из колодца) опять будет жаждать» 4:13. Комментарий Евангелие: «Это обозначает наслаждение материальными благами и удовольствие, получаемое от мирских развлечений. Материальные блага не могут утолить бесконечную жажду этих благ, засевшую глубоко внутри человека, как черная дыра, ненасытно поглощающая окружающую материю. Сколько бы он ни пил эту материальную и мирскую воду, он опять будет жаждать». Это действительно так.
      Наслаждение материальными благами неутолимо и неистощимо по своей силе. Я, будучи в одном из магазинов маленького нефтяного города, случайно подслушал разговор двух женщин, стоявших в очереди. Это было много-много лет назад. Одна жаловалась другой на то, что ее мужу сократили заработную плату со ста двадцати тысяч рублей до девяноста. «Не знаю, как теперь жить», - говорила она. Я в то время зарабатывал около двадцати тысяч и был доволен жизнью, поэтому немало был удивлен такой ненасытной жажде денег.
      Однако, поразмыслив, пришел к выводу, что чем больше денег зарабатывает человек, тем масштабнее его претензии и желания. Чем прилежнее и дольше он потакает своим претензиям и желаниям, тем благополучнее становится его обыденная, привычная жизнь, рутина, так сказать. Ему хочется еще большего, чтобы уйти от обыкновения… Соответственно такой человек готов пойти на большее ради сохранения и увеличения благосостояния, что часто сопряжено со сделками с совестью. Отсюда надменность, высокомерие и вседозволенность…, поскольку люди эти увеличение своего богатства и власти оценивают, как свой божественный подъем над людьми, как свою исключительность, избранность. Именно из этого мира я выпал, именно он противостоит мне сейчас и ищет меня, чтобы расправиться...
      «…по Иудее Он ходить не хотел, потому что иудеи искали возможности убить Его» 7:1.
      Комментарий Евангелие: Господь, хотя Он и Бог Творец, жил на земле как человек и подвергался гонению со стороны Своих тварей.
***
      Тварей – хорошо сказано! В последнем я увидел еще одно подтверждение тому, что мой отъезд или побег из маленького нефтяного города от выдуманного уголовного дела не позорен, а вполне нормален. Мертвый не может продолжать жить, творить, проповедовать… Мертвым можно становиться только тогда, когда сказано все и осталось только своей смертью вознести (подчеркнуть) сказанное ввысь на небеса, но не зачеркнуть несказанное. Во всем должен быть выигрышный смысл, в том числе и в смерти. Смерть не должна быть случайной. Не желательно, потому что жизнь, напомню, это самая дорогая карта, из всех какие есть в распоряжении. Ее желательно выкладывать на стол только в самый решающий момент. Жаль, что это чаще всего не нам решать.

24.05.2011 Омская область, сады «Зеленый берег»
      «Если на вас поглядывают божественные глаза, то знайте, что где-то прячутся и чертовски огромные рога»
      Этим утром мама рассказала историю, как она в советское время по протекции мужа, моего отца, попыталась устроиться в омский магазин «Одежда» к Валентину - знакомому директору магазина. Это обоюдное знакомство повлияло на откровенность разговора.
      - Слушай, Тамара, давай откровенно. Мне нужен такой главный бухгалтер, чтобы ты сама ходила в норковой шубе, моя жена ходила в норковой шубе, и все наши дети ходили в норковых шубах, - напрямую сказал Валентин. - Как думаешь, получится у тебя?
      - Нет, Валентин, я так не умею, - ответила мама.
      Оказалось в магазине требовалось обманывать покупателей: уцененные головные уборы продавать по прежней цене, а товары, имеющие низкие цены подкладывать на полки, где продаются товары, имеющие высокие цены, и самое главное - покупки оформлять так, чтобы никто не докопался, - объясняла потом мама. – Так вот: сын этого Валентина сейчас работает директором торговой сети магазинов…
      В настоящее время принято жить на широкую ногу воровством в той или иной мере и не попадаться – отсюда и засилье во власти героев-воров, которые раздают милости и казнят. Собственно, неуловимые воры во все времена являлись примером для подражания, потому что идея: иметь много денег и много власти минимальным трудом, - родилась давно. Все действия, которые ведут к осуществлению этой идеи, становятся общественным шаблоном поведения. Успешные воры сердечно понимаемы. Их, конечно, ругают и критикуют, даже не любят, но это лишь притворство – лукавая скрытная дымка вокруг мощной несокрушимой и привлекательной горы элиты общества, на которую почти каждый мечтает взобраться. К этому, безусловно, ведет ошибка в управлении обществом, о которой говорится в выдающемся сборнике древней китайской философской мысли Дао Де Цзин, т.е. «Книге пути и достоинства»:
      «Нужно быть очень осторожным и в милостях, и в карах – в этом достижение пути правления. Творящий милости делает раздачи. В результате не имеющий заслуг щедро награждается; не имеющий трудов – высоко вознесен. Тогда тот, кто (честно) исполняет службу, становится нерадив, а странствующие софисты устремляются вперед. Творящий бесчинства произвольно казнит. В результате невиновные погибают, чьи поступки прямодушны – несут наказание. Тогда совершенствующие себя перестают увещевать к добру, а творящие зло беспрепятственно совершают преступления против высших. Поэтому творящие милости рождают порок, творящие бесчинства – порождают смуту».
      Беда состоит в том, что уклоняясь от порочных милостей, которых по логике морали и нравственности надо бы остерегаться, человек обедняет только себя и не получает никакого одобрения, что толкает буквально всех на путь порока, а бесчинства власти, порождающие ответную смуту, часто оказываются на поверку лишь действиями, призванными навести порядок в порочном обществе.
***
      Лида регулярно сообщает приметы успеха моей новой книги.
      - Вчера Илона звонила, сказала, что в твоей книге такой замечательный язык, о котором она даже не подозревала в Муравленко. Она просит продать еще одну книгу для знакомой, которая тоже хочет ее иметь. А ты же знаешь, что отдать здесь книгу почитать, это, значит, лишиться ее навсегда.
      - В ординаторской твою книгу читают вслух.
      - Твою книгу откуда-то качают из Интернета.
      - У меня столько людей спрашивают твою книгу.
      - Т-тьев просил твою книгу, он у кого-то прочитал и сказал, что цитаты ему очень понравились.
      Да певчая птица обязана петь, иначе она не певчая, но мне самому не нравится, что я так зависим от читателя и его доброго слова. На сердце теплеет, хотя мне более импонирует не тщеславие, а отстранение, в соответствии с притчей Артура Шопенгауэра, написанной им от первого лица:
      «Я нашел какой-то полевой цветок, удивлялся его красоте, его совершенству во всех частях и воскликнул: «Но ведь никто не обращает внимания на все это великолепие расцвета в тебе и в тысячах подобных тебе; мало того, часто никто и не смотрит на тебя». Но цветок ответил: «Ты дурак! Неужели ты думаешь, что я цвету для того, чтобы на меня смотрели? Я цвету для самого себя, а не для других, ибо это мне нравится: моя радость, мое наслаждение в том, что я цвету и живу».
      Вот истина: «моя радость, мое наслаждение в том, что я цвету и живу», а не во мнениях, относительно этого.
      Об этом пишет и Александр Пушкин:
      «Веленью божию, о муза, будь послушна,
      Обиды не страшась, не требуя венца;
      Хвалу и клевету приемли равнодушно,
      И не оспаривай глупца».
      Вот истина: «и не оспаривай глупца» - глупца в любом случае: хвалит тот, или критикует. Почему глупца, если тот хватил хорошее? Да потому что, как писал Герман Гессе: «Слова наносят тайному смыслу слов урон, все высказанное незамедлительно становится слегка иным, слегка искаженным, слегка глуповатым». Даже писатель становится глупцом, как только публиковал, поэтому не отличается умом и тот, кто хвалит. Но почему же нельзя критиковать глупое? В одной из своих лекций православный проповедник Алексей Осипов говорит: «Не хули, но и не принимай. Не хули, потому что критикуемое может быть от Бога, но и не принимай, потому что принимаемое может быть от Сатаны». Поэтому, спокойнее и терпимее!

О коэффициенте удачливости 25.05.2011
      Шел урок. Учитель объяснял новую тему, касающуюся житейской мудрости, а по пути задал ученикам вопрос, делая вид, будто не знает ответа:
      - Как вы думаете, от чего зависит исполнение ваших желаний? Что главное?
      Ученики начали отвечать:
      - Смелость в исполнении целей.
      - Упорство.
      - Расчет…
      Учитель иронично внимательно посматривал на отвечающих учеников, при каждом ответе поощрительно кивал, но не останавливал опрос, что свидетельствовало о том, что главный ответ не назван.
      Алик сидел за партой и раздумывал об ответе:
      «А ведь главным в исполнении желаний, скорее всего, является космическая сила, помогающая осуществить желания, карма, судьба, удачливость, как говорят люди…»
      Он хотел высказаться, но не поднимал руку из-за сомнений в правильности своего ответа, из-за опасения стать очередным человеком, высказавшим неверное суждение. Нежелание выказать себя недалеким удерживало его, а он ведь всего лишь человек, а, значит, имеет право ошибаться. Если созревшая груша не попадает на стол – она гниет. Пока Алик раздумывал, учитель завершил опрос:
      - Все это верно, но не самое главное. Главным в формуле исполнения желаний является коэффициент вашей удачливости.
      Учитель быстро написал на доске сложную формулу, состоящую из двух сомножителей, заключенных в скобках, впереди которой третий сомножитель – коэффициент удачливости:
      K x (X/B) x (C/D) = вероятность исполнения желаний.
      Формулу, к сожалению, Алик разглядел плохо, но запомнил, что внутри первой скобки наверху был икс, который тоже непонятно, что означает. Вот так и получается: чтобы разглядеть написанную формулу, нужна удачливость, что говорить о том, чтобы разглядеть свой ненаписанный жизненный путь.

25.05.2011 Омская область, сады «Зеленый берег»
      «О некоторых вещах лучше догадываться, чем знать, а тем более жить среди этих вещей»
      Вспоминаю свою жену Лиду, думаю, как тяжело ей сейчас на Севере…
      Белые, серебристые сверкающие пятна, не проникшего к земле солнечного света, появлялись на гнетущих облаках позднего мая, как выходы для света на ночнике, имитирующем звездную сферу, или, как небесные пятна новогодних лазерных прожекторов, радовавших горожан в расцвете зимы. Но сейчас эти солнечные тусклые пятна на небе не вызывали радости.
      Прострельные, недоеденные облачностью хилые солнечные лучи проползали по маленькому нефтяному городу по его полутьме, по его сумеркам, по безразрывному полотну снега, укрывшему маленький нефтяной город накануне лета после последнего звонка прозвучавшего вчера для школьников. Снег выпал, как всегда внезапно, после того, как он почти весь стаял, он отравил все надежды на ожидание тепла и лета, известия о которых приходили уже со всех южных уголков России.
      Предлетняя погода Крайнего Севера обманчива, как обманчиво добрые дела пройдох мошенников. Бывает, только вчера вечером разорвались на мелкие клочки облака, обнажив голубое небо и яркое солнце. Только вчера внезапно потеплело и автолюбители размечтались, что на следующий день выйдут к своим машинам, стоящим вдоль жилых домов, чтобы подготовиться к дальним поездкам, а сегодня прямо с утра снег опять скрывает землю и он все падает и падает, падает и падает. То косо, то вертикально, то вниз, то парадоксально – вверх.
      По пути к земле он кружит, запутывая свою траекторию, но все же летит к земле…
      Это мы постоянно забываем эту простую истину, что все летит к земле, и чаще всего кажемся себе бессмертными, отдавая время – единственное богатство, какое имеем, на разные дела, не стоящие таких серьезных инвестиций. Дела, которые никогда не дадут отдачи, вроде, просмотра телевизора, излишнего сна, обжорства и пьянства…
      Надежды. О, эти безрассудные надежды на лучшее! Они всегда умозрительны и иллюзорны. Ведь стоит обратиться к рассудку и каждый житель маленького нефтяного города вспомнит, что и в прошлом на Крайнем севере лето всегда отставало на месяц от лета в средней полосе России. Но видно биологические часы, заведенные в каждом жителе маленького нефтяного города, приехавшем из родных мест на многолетние заработки, навсегда заведены по месту рождения.
      Сердце постоянно обманывало ум, вводило его в заблуждение, и этому заблуждению не было конца. Житель маленького города бесконечно наступал на грабли запоздалого лета и бесконечно страдал от сопровождавших эту бесконечную забывчивость головных болей, мигреней и депрессий.
      Иногда случайный полупотухший солнечный луч попадал в окна домов на кухонный стол какого-нибудь жителя маленького нефтяного города, который завтракал как раз в это воскресное время, и этот житель между глотками крепкого кофе, глядя на необычный для жителей южных районов почтилетний снег, делал безутешный вывод, что опять выходные ни к черту.
      Житель прислушивался к шуму ветра, гнавшему с севера ледяной воздух, смотрел на качающиеся телевизионные антенны на крышах соседних домов, похожие на могильные кресты и если бы не цветная картинка телевизора и не бодрые его голоса, то, пожалуй, бы, и вовсе загрустил. Вот так мы все, продаваясь, отдаем то, что никогда не купить: свое время.
      Тоска, внутреннее опустошение, нежелание размышлять – вот чувства, которые несла эта погода, порожденная не иначе как в глубинах множества окаянных озер и болот, окружающих маленький нефтяной город, потому что главное, что объединяло эти чувства: утопление и погружение в грязную холодную жижу печали, нехватка дыхания и отсутствие надежды.
      Никакой подзарядки и накопления энергии. Только проснулся, как через короткое время опять хочется спать. Выйти бы погулять, но куда? Ведь под прогулкой всегда разумеешь приятное перемещение, созерцание, приносящее удовольствие, и какую-то цель похода, где можно посетить и посидеть с удовольствием. Маленький нефтяной город чаще не предоставляет таких удобств.
      Даже северная зима в безветренную погоду, куда прекраснее, чем почтилето в сумраке, серости, грязи и холоде. Да и летние дни на Крайнем Севере порой схожи с обстановкой в неприбранном аварийном доме с помрачневшими полуотвалившимися обоями, в котором перегорели все лампочки и отключили отопление.
      Боже, мы своими пагубными в своей легкомысленности увлечениями легко сокращаем время, данное нам на полет к земле! В природе нет этого идиотизма, чтобы снежинка, попивая из бутылки водки, зажав в зубах сигарету и попыхивая ею на лету, оставляя за собой шлейф дыма, неслась к земле, обгоняя своих братьев и сестер, а то и заражая их странной своей привычкой. В природе нет такого, чтобы цветок переезжал на север, чтобы поскорее увянуть, а снежинка стремилась на юг, чтобы скорее растаять.
      - Так хорошая ли это штука – рассудок и ум? – спрашивают снежинки, чей почтилетний снегопад уже опять начал таять и каплями случал по балконным козырькам, возрождая надежду на краткость своего прихода. Не благо ли полное безрассудное подчинение природе, ощущение ее и созерцание?
***
Выписки из Евангелие по Иоанну (продолжение)
      «Мир… Меня ненавидит, потому что Я свидетельствую о нем, что его дела злы» 7:7. «И был из-за Него большой ропот в толпах: одни говорили: Он хороший человек, - а другие говорили: Нет, наоборот, Он вводит в заблуждение толпу» 7:12. Я читал Евангелие и продолжал находить много общего между своим положением и положением Иисуса Христа. Исключая, конечно, колоссальную разницу в значимости событий, конечно. И я свидетельствовал о злых делах властьимущих маленького нефтяного города, и меня обвиняли в обмане и введение в заблуждение толпы и многие ненавидели. Это и радовало правильностью пути и печалило, потому что всем известен конец евангельской истории, и я боялся, что конец моей истории будет таким же, а как изменить его я не знал. Я читал Евангелие, как в какой-то степени, книгу о себе! Но тут меня осенило: а вдруг эта книга тем и замечательна, что она СВОЯ для каждого читателя?…

О козлах 26.05.2011
      Надежды на успех не было, когда Алик в составе группы смотрителей железных дорог, одетых в оранжевую форму, ворвался на территорию неприятеля. Противников было гораздо больше, а еще больше было их кулаков. Ждать Алику можно было только хорошей трепки. И тут произошло чудо.
      Откуда-то, словно по мановению волшебной палочки, появились козлы, самые настоящие крупные мощные козлы с хорошими увесистыми рогами, их было ровно по одному на каждого из противников. Они атаковали дружно, уверенно и так сильно так, что противники летали, словно охапки сена и вскоре замерли неподвижно на земле.
      Вот и получается, что:
      Во-первых: не каждый козел во внешнем обличье есть козел во внутреннем содержании.
      Во-вторых: ни от какой поддержки, даже со стороны козлов, нельзя отказываться, потому что иной может и не быть.
      В-третьих: на помощь в безнадежной ситуации может придти разве, что козел.
      В-четвертых: природа всегда наводит порядок и вносит справедливость, важно лишь не мешать.

26.05.2011 Омская область, сады «Зеленый берег»
      «Продвижение по цехам цивилизации остругивает человека, словно станок - ветвистое дерево, превращая его в изделие, которое с природой перестает иметь что-либо общее»
      Любовь граждан к книгам интеллектуальным, показывающим жизнь России без прикрас, любовь к книгам великим, но, порой, сложным для понимания сиюминутного, наглядно представляет книга «Путешествие из Петербурга в Москву», взятая мною в библиотеке при прошлом выезде из садовых участков «Зеленый берег» в город Омск. Выглядела она безупречно новой.
      Страницы не переломлены, как бывает у прочитанных книг. Страницы даже не открываются сами для прочтения, как то бывает, когда книгой пользовался читатель аккуратный. Страницы местами сцеплены, доказывая, что их не открывали вовсе. Однако это та самая книга, которая в прошлом устрашала царей и воодушевляла революционеров. Эта та книга, которая обличала российскую систему управления и власти над людьми раньше другой российской книги и, будучи опубликованная в 1790 году, опередила отмену крепостничества в 1861 году, более чем на семьдесят лет!
      Вот он весь массовый интерес к истории и чтению. Он сводится к равнодушию или к складированию книг, и - к содержанию их в первозданном состоянии. Да и зачем читать великие революционные книги жителю России, когда, чтобы жить сытно и счастливо, нужно читать профессиональные книги, не знать потребности к свободе, не презирать власть, но стремиться к ее обладанию, уметь угождать и раболепствовать перед более сильными? Да, такое пришло время. Пришло время наполнения ума не умными книгами, а софистическими телепрограммами и рассуждениями. Не крепостничество, точнее не обязательное крепостничество, а добровольное рабство, как тесное, так и интеллектуальное.
      Люди сами себя продают, а затем боятся аннулировать договор, особенно, если продались за хорошие деньги. В таких условиях, когда приходится торговать совестью, лучше и не знать вовсе, что это такое, а мамашам запретить научать детей такой глупости, как совесть, а книжки ведущие размышления на эту тему - сжечь.
      «Я полагаю, что насколько это возможно надо стремиться жить по совести, по Евангелие», - говорит Алексей Осипов, чье мнение, несмотря на заметное самомнение профессора православия, достойно уважения, потому что базируется на высоких источниках. Согласно ему нельзя привязываться душой ни к работе, ни к семье, ни к имуществу... - потому что это все человеку предстоит потерять. Но в реальной жизни отношение к указанным благам получается диаметрально иным.
      Благополучие, деньги, положение в обществе – вот что нужно современному человеку. Все остальное - затуманивание сознания, болезнь души - ведь это дело болезней причинять страдания - значит и совесть - болезнь. Ее как гнилой зуб, надо рвать с корнем, а на место его искусственный, чтобы не болел, не чувствовал, но показывал: есть совесть у человека - вон как блестит во рту!
      Такой совестливый человек, поблескивая этим искусственным зубом совести, и в церковь зайдет помолиться после трудового дня, наполненного подлостями. Такому и в должности судьи легче будет приговоры выносить, потому что церковь-то рядом, и открыта любому. Ведь по настоящему совестливый судья должен к страдающей стороне большее внимание оказывать, но тогда судья войдет в конфликт с обвинением, а в обвинении работают знакомые, коллеги - с ними нельзя ругаться - это же во вред себе. Подлинная совесть большой помехой становится, и человек становится похож на дом, виденный мною в самом центре города Ессентуки: лицевая часть красивая, разрисованная, а внутренность – разрушенная, темная, жуткая.
      Помню, встречался я с Г-вым, помощником губернатора Ямала в маленьком нефтяном городе Муравленко, и тот жаловался на совесть, но хвастался, что победил ее. Много просителей, говорил, много горечи и бед. Если во все вникать, сердца не хватит. Вот тут и заслон ставят. Каждый на своем рабочем месте.
      Весы цивилизации и власти российской всегда неуравновешены. Одна чаша их, где тяжелое большинство, на самой земле, а вторая наверху где-то вкушает амброзию и нектары, и обитатели этих чаш даже встретиться не могут. Рассуждают друг о друге отвлеченно, как о фантастических персонажах.
      Те, кто наделен всем, весело рассуждают об обделенных. Законы принимают веселые, где тысяча рублей положена на месяц безработному на жизнь полную, которую принимающий этот закон, не может обеспечить себе и за многие тысячи. Все муки людей, оставшихся на нижней чаше весов, отнесены вознесенными к их неумению «крутиться» в жизни, к презренным качествам, а потому - наказуемым. Все оплевывание беззащитного, все пакости, исходящие от властьимущих и правотворящих, - превращаются в игру, какой иногда забавляются военные, сидящие за пультом управления и дистанционно, за многие километры, убивающие противника. Тут совесть вовсе не требуется и прямо противопоказана.
      Противопоказана совесть и следователям следственного комитета и полицейским, выполняющим заказные дела. Прокурорам совесть тоже ни к чему. Этого не смог перенести и Алексей Казанник, который помог первому президенту России Борису Ельцину достичь президентской должности, получил пост генерального прокурора, но вскоре отказался от него, потому что не смог поступать поперек совести. Тут из полезных качеств - безотказная исполнительность, служебное рвение, бесстрашие к тому, что называется замараться, творческая ненависть - любопытное словосочетание, но именно таковая и требуется.

28.05.2011 Омская область, сады «Зеленый берег»
      «Удача, счастье – они проявляются в любой ситуации, это у нас не хватает смелости, сообразительности, проницательности и прогностики, чтобы их распознать, оценить и взять»
      Вчера был удивительный вечер! Захожу я после полуночи в комнату, где обычно спит мама, когда приезжает в сад, конечно, а оттуда рыжая, почти ржавая, кошка с обгрызенными в драках ушами напряженно смотрит на меня. Внезапный испуг поразил меня, словно, кто-то в пустом садовом домике окликнул из-за спины. Откуда, как? Точно рыжая натренированная ведьма материализовалась. Усилием воли я отринул мистику и задумался о дырах в полу, прогрызенных оголодавшими во время зимы крысами и мышами. Тем временем кошка тоже испугалась и залезла под мамину пружинную кровать.
      «Надо ее выманить и выгнать из дома», - решил я и зашипел:
      - Кис-с-с, кис, кис…
      Кошка откликнулась по своему, но на традиционное «мяу» ее отклик был мало похож, больше – на настораживающие внутриутробные стоны. При этом она не двигалась с места. Ее обгрызенные уши указывали на опытность в схватках, отсутствие в позе паники – на знание стратегии и тактики боев, а также на храбрость и решительность.   
      «Такая, если ее оставить на ночь, может напасть и покусать. Она пережила тут зиму. Опытная. Возможно, это ее дело - перья от съеденной птички, которые я видел здесь этой зимой, когда мы с братом Максимом в минус 30 ходили в сад пешком через Иртыш от ближайшего поселка. Если укусит, уколы придется делать. Выгнать, только выгнать», - подумал я и, освободив дверной проход, залез на мамину кровать, чтобы уйти с пути кошки. Слегка пошумел, чтобы придать кошке импульс к движению. Заглянул под кровать. Никого. Как выскочила кошка, я не заметил. 
      «Наверное, выскочила в ту дыру, в которую залезла», - подумал я, отмел новый приступ мыслей о рыжей ведьме и вышел из маминой комнаты к входной двери дачного домика и тут заметил кошку в комнате, где обычно останавливается брат. Она даже не пряталась...
      «Надо открыть входную дверь и сделать так, чтобы она выскочила на кухню», - решил я и исполнил задуманное, постучав кочергой, которой обычно выгребают золу и поправляют уголья в печке.
      Кошка выскочила из комнаты брата в зал, бывший главной и последней комнатой дачного домика, и заметалась по залу, как испуганная птица в клетке. Она ловко взбиралась по обшитым деревом стенам, словно по решеткам или ступеням, заскочила на узкую раму картины с морским пейзажем, висевшей в углу комнаты, и невероятным образом замерла на ней. Пока я ожидал обрушения, кошка соскочила с картины, оставив ту спокойно висеть на стене, пробежала и по столу, где стоял мой ноутбук, лежали мои бумаги, а также стояли кухонные принадлежности вроде чайника и вазочки с сушками…
      Она летала по залу грациозно и легко, сильно и ловко, так, что я остался в восхищении ее движениями, и на мое счастье она не причинила больших разрушений, а ограничилась лишь сброшенными на пол мамиными кремами и выскочила в открытую дверь на кухню, из которой ее можно было выпроводить уже и на улицу. Конечно, дверь за нею я тут же закрыл. 
      Через мгновенье, слегка приоткрыв дверь, я увидел, что рыжая на кухне ткнулась в уличную дверь, но найдя ее закрытой, повернулась ко мне. Не было сомнений, что если бы я приоткрыл входную дверь чуть шире, она протиснулась бы сквозь образовавшуюся щель, нисколько не пугаясь меня, и опять забежала бы под кровать, а там – удалось бы мне повторно ее выгнать – это неизвестно. Кочергой я отпугнул рыжую, она ускользнула в сторону, послышался шум, подсказывающий, что кошка ищет укрытие. 
      Я вышел на кухню, закрыл за собой дверь в зал и включил свет. Внешне – никого. Газовая плита в дальнем углу кухни мрачно чернела и поблескивала матовыми засохшими пятнами вытекших при кипении супов, каш и другой жидкой пищи. Ближе располагалась узкая кухонная стойка, со встроенным шкафчиком на небольших ножках.
      «Она либо за газовой плитой, либо под стойкой», - понял я и приступил ко второму этапу изгнания рыжей.
      Я открыл дверь на улицу, плотно закрыл дверь в комнату, но ввиду того, что кухня была настолько узкая, что в ней с трудом помещались два человека, сам все еще занимал путь, предназначавшийся для бегства рыжей. «Если она пробежит через меня, то при прорыве мне не избежать хороших царапин», - понял я и тут сообразил, как уцелеть. Я забрался на большой сорокалитровый бидон для питьевой воды, освободил проход для рыжей по полу, и слегка постучал кочергой по плите. Раздалось шуршание и шум, характерный для сухой чистки заржавевшей трубы.
      «Лезет», - с удовлетворением подумал я.
      Шуршание продолжалось слишком долго для столь проворной рыжей и столь короткого расстояния, что стало понятно: каждый сантиметр дается кошке не легко. Но труды рыжей и, естественно, мои, увенчались успехом. Рыжая выскочила из-под кухонной стойки, как пулька из хорошо растянутой рогатки, и совершила два мощных прыжка. На втором прыжке она оттолкнулась от края крыльца и исчезла в ночной тьме. Я быстрее закрыл дверь кухни, чтобы она не вернулась и задумался:
      «Рыжая кошка! Я впервые вижу подобную. Скорее всего – редкость, а для каждой редкости есть приметы…»
      Я набрал в Яндексе «рыжая кошка» и получил следующее:      
      «Рыжая кошка – это опора и надежда всех страждущих и больных. Именно рыжие коты и кошки считались настоящими защитниками, а позднее их даже возвели в ранг целителей: было поверье, что если рыжий кот начнет опекать больного, последний намного быстрее поправится после операции или тяжкого недуга. Более того, кошек с таким удивительным окрасом называют еще и золотыми: люди, впускающие в дом такого «солнечного» зверя, уверены, что он принесет с собой радость и веселье для всех домочадцев, а заодно и богатство, которое символизирует его рыжая шерстка».
      «А может зря я ее выгнал? – огорчился я. – Вот так мы все не узнаем свое счастье, которое вбегает в дом, которое просится, чтобы его заметили, обогрели, накормили, чтобы служить верой и правдой. Мы свое счастье гоняет, отпугиваем, выгоняем, ругаем, вооружаемся против него, потому что, всего лишь, боимся необычности, которую несет с собой счастье. Боимся измениться, принять новое и жить с ним, холить его и ублажать – это основная причина того, что счастье убегает в открытые двери, к тем, кто не боится его принять».
      - Надо было ее накормить, - сказала мне Лида в ночном разговоре. – Она просто есть хотела.
      «Какой же я недотепа! – мысленно отругал я себя. – Такая простая мысль, почему я не догадался? Лида бы точно накормила рыжую».
      - Что ж ты? – укорила она.
      Я и не знал, что ответить. Все мы стараемся понять других, исходя из собственных мыслей об их поведении, которые привнесены в нас воспитанием, жизненным опытом. А другие – они во всем другие. Их, как говорится, собственным аршином не измерить. Вот так и рыжая. Я не привык кормить бездомных животных. Это мой минус. Привык воспринимать их, как угрозу, а надо бы научиться помогать...
      Огорченный собственным несовершенством и глупостью я вышел в ночь, поднялся на второй этаж дачного домика и, расположившись на балкончике в раскладном кресле, вновь принялся наблюдать за ночным небом.
***
      Происшедшее заставило меня задумать о болезненной сути взаимоотношений в обществе, которой оказался подвержен и я. Все мы субъективно все необычное, неизвестное и устрашающее воспринимаем в первую очередь враждебно. Как я воспринял враждебно рыжего кота, который нес лишь мнимую опасность для меня. Так и меня в маленьком нефтяном городе Муравленко на Крайнем Севере России восприняли враждебно, потому и гонят, потому что я в какой-то степени рыжий, необычный, устрашающий.
      «Быть свободным от счастья рабов…, бесстрашным и наводящим страх, великим и одиноким – такова воля правдивого», - писал Фридрих Ницше в своем труде «Так говорил Заратустра».
      Однако наводящий страх далеко не всегда правдив, страх, как основа выживания человека на протяжении всего его существования, играет с ним и дурные шутки. «Хотя цели Джонатана Эдвардса (проповедник, 1703-1758) и Адольфа Гитлера были весьма различны, но метод один – внушение страха. И Эдвардс, и Гитлер угрожали своим аудиториям страшными последствиями, если те не последует верным курсом», - говорится в книге «Современные технологии влияния и убеждения. Эпоха пропаганды» ведущего американского социального психолога Эллиота Аронсона.
      Технология консолидации общества за счет устрашения используется и сейчас на всех уровнях взаимоотношений в обществе: от межличностного до межгосударственного и творит страшные вещи, потому что, с точки зрения удержания власти, как сказал итальянский мыслитель Никколо Макиавелли (1469-1527): «лучше вызывать страх, чем любовь». Таков прямой путь к ошибкам и к иррациональности, потому как «большинство отклонений от рациональности объясняется эмоциями: например, страхом, привязанностью или ненавистью», - говорится в книге «Думай медленно… решай быстро» израильско-американского психолога Даниэля Канемана, лауреата нобелевской премии, кстати. Поэтому меня не ждет ничего хорошего, если я дам себя поймать в затеянном на меня федеральном розыске.

29.05.2011 Омская область, сады «Зеленый берег»
     «Человек счастлив вечно кратковременно и частично, потому что вечно в чем-то неудовлетворен»
      Рыжий кот, бывший в дачном домике прошлой ночью, этой ночью приходил опять и орал у дверей. Он прямо-таки рвался в дом. Я слышал его сквозь сон, но не встал, чтобы впустить, сон показался мне дороже.
      Утро выдалось великолепным. Сегодня день будет по-летнему жаркий. Цвет с яблонь прямо с утра без дождя и ветра принялся опадать заметно сильнее, чем еще вчера. Я с двумя пластиковыми ведрами отправился за водой. Вся моя дорога до колодца напоминала дорогу молодоженов, которым бросали под ноги цветы, словно авансы будущей блаженной жизни, словно стелилась дорога к самому Богу. Весь колодец, благо, что закрытый, был усыпан белыми лепестками яблоневых цветов, даже сердце мое словно бы переполнялось этими легкими монетами счастья…
      Но что же такое счастье? Лев Толстой утверждал: «Птица так устроена, что ей необходимо летать, ходить, клевать, соображать, и когда она все это делает, тогда она удовлетворена, счастлива, тогда она – птица».  Тогда по Толстому - счастье – это использование всех способностей, дарованных природой, но у человека их значительно больше, чем у птицы, поэтому человеческое счастье так непостоянно и так кратко: вечно какая-либо способность вопиет о своей неудовлетворенности.
      С точки зрения Бианта из Приены, древнегреческого мудреца, жившего в VI в. до н.э.: «Несчастен тот, кто не в силах снести несчастье», - как я сейчас, в какой-то мере. Тогда, как обрести счастье? Только в терпении. С другой стороны, смысл жизни состоит в счастье, которое Фома Аквинский, средневековый теолог и философ-схоласт, живший в XIII веке, понимал как познание и созерцание Бога. Тогда, получается, изучая Евангелие и наслаждаясь изобилием деяний Бога на Земле, я на правильном пути.
      Я сейчас живу на природе, о чем многие только мечтают, живу куда южнее, чем мои крайне северные притеснители из маленького нефтяного города Муравленко. Тепло, птицы поют, кругом листва, цветы, дышится легко, никаких домашних дел. Счастлив ли я? Конечно. По крайней мере, обязан быть счастливым. Тогда, что меня печалит? Ограничение свободы перемещения и угроза лишения свободы, разрыв с семьей, потеря былых возможностей и дохода… Но с другой стороны, если сейчас аннулировать все притеснения и представить себя на прежней должности, обменять все печали на счастье, то опять возникнут поводы печалиться, поскольку ими станут все мои нынешние поводы к счастью, которые окажутся недосягаемы.
      А много ли денег надо нормальному человеку для счастья? Думаю, у каждого свой ответ. Шуре Балаганову требовалось на первый взгляд сто рублей, но при тщательном подсчете шесть тысяч четыреста рублей, Бендеру требовалось не менее миллиона… На своей прежней должности главного редактора телерадиокомпании маленького нефтяного города я зарабатывал в среднем более ста тысяч в месяц и стремился к большему, сейчас я в среднем трачу на свое питание не более трех - четырех тысяч в месяц, не стремлюсь к заработкам и чувствую себя не только не хуже, чем раньше, но даже и лучше. Я избавился от чревоугодия и выпивок по каждому поводу, не брожу по магазинам, сбросил вес… Оказывается человеку, не увлеченному сребролюбием, на самом деле для полноценной счастливой жизни много денег не надо. Все стремления к большим деньгам – от лукавого.
      «Когда все ставится на платформу денег – это благо, да? – спрашивает в своей лекции «Воспитание в современном мире» Алексей Осипов, мой любимый теперь православный проповедник, доктор богословия, и сам же отвечает. - Где это вы нашли такие нравственные законы? В какой религии? Откуда же это исходит? Совершенно очевидно, что эти источники не те, которые любят человека. Это те источники, которые ненавидят человека. Только зараженный сатанизмом может предлагать эти вещи, разрушающие человека, как такового, разрушающие счастье человека. Ведь все же мы хотим блага себе, все же ищут счастье. И вдруг именно это отнимают у человека. Ибо не может быть счастья у человека развращенного, у человека, который весь подвержен этим диким страстям».
      Вот и получается, что счастье на пути улучшения благосостояния нам только снится. Это мираж. Прав Артур Шопенгауэр в своем трактате «Афоризмы житейской мудрости», что путь к счастью - в скромности желаний, в их ограничении, потому как - это ведет к ограничению потерь, которые и являются главными источниками несчастий и печалей. Поэтому главным направлением, в котором мне, как и любому человеку с ограниченным скромным доходом, требуется развиваться для своего счастья, является путь ограничения желаний, путь скромности и терпения.
***
О предупреждающей аварии 29.05.2011
      Алик направлялся к подъезду, где находилась квартира его матери, но оказалось, что в подъезде произошла авария. Прямо на входе из разорванной водопроводной трубы хлестала мощная струя горячей воды, заполнявшая весь подъезд паром. Он остановился примерно на середине двора и растерянно смотрел на эту картину, утверждавшую, что ему не пройти, и тут заметил возле аварийной трубы своего покойного отца. Тот что-то делал с трубой: то ли пытался перекрыть воду, то ли, наоборот…
      «Не надо тебе заходить в этот дом, - утверждало увиденное. – Тут горячо. Очень горячо».
***
      Мысли о необходимости покинуть мое временное прибежище - сады «Зеленый берег», овладели мною, поскольку менты, судя по прощупывающим телефонным звонкам, поняли, где меня искать. Им осталось только догадаться проследить за моей мамой, когда она выезжает в сад. И тогда – конец моим пряткам.

О неизвестном слове 31.05.2011
      Алик вышел на улицу из дома, где пребывал в компании своих одноклассников и институтских друзей, и сразу оказался в том месте возле родительского дома, где впервые встретил мента, выслеживавшего его два месяца назад. Как Алик сюда попал, он и сам не понял, но в жизни так часто бывает, что входишь и выходишь через одну и ту же дверь, но входишь из одной реальности, а выходишь совсем в другую, как во второй части фильма «Матрица» - «Перезагрузка» - в эпизодах, связанных с ключником. В прямом смысле, это почти фантастика, если только не прошло значительное время, но в переносном смысле: бесчисленно людей входило в одну и ту же дверь в одном ранге, состоянии, положении, а выходило совсем в другом. Реальность, в которую Алик вошел, ему не понравилась, он вернулся назад в подъезд, но входная дверь за ним так и осталась открытой, словно внезапно сломался ее доводчик. Возникшая реальность не изменилась. Алик вернулся к двери, чтобы ее закрыть, и увидел, как на улице бандиты, а может, и менты, которых иногда не отличить от бандитов, избивают молодого парня. Причем, он не просто увидел происходящее, а ощутил боль, страх и беспомощность жертвы, будто избивали не неизвестного ему человека, а самого его. Он взглянул на руки. На них появились синяки, кровоподтеки и ссадины, хотя он стоял вдалеке… Тут Алик понял, что выйдя в другую реальность, он не смог полностью вернуться, он раздвоился, он был одновременно и тот, кого избивали, и тот, кто проводит время с друзьями и смотрит на мир со стороны… Вдруг посреди всей этой ужасной сцены раздался мощный глас, повторяющий и повторяющий одно и то же абсолютно неизвестное ему слово: «Серака!»
***
      Я проснулся в ужасе от посетившего меня видения и тут же нашел в Интернете, что означает слово «Серака», поскольку тоже не знал, что означает это слово. Оказалось, сераками называют вертикально стоящие ледовые образования (столбы, зубы) часто образующиеся на передней кромке (фронте) ледника. Высота сераков может колебаться от нескольких до нескольких сотен метров. Характерной особенностью является их постоянное таяние и, как следствие, непредсказуемое обрушение. Последнее делает нахождение вблизи кромки ледника и любые альпинистские работы на сераках занятием крайне опасным для жизни.
      Сны продолжали предупреждать о нарастающей опасности, которая может настигнуть меня и на садовых участках «Зеленый берег». Я не знал, с чем она связана эта опасность, возможно, это просто внутреннее беспокойство, но уже точно знал, что опять надо менять место жительства. Похоже, что на сторону человека, жизнь которого подвергается испытаниям, встают силы, которых не существует в рационально мыслящем мире. Важно их слышать, понимать и благодарить.

04.06.2011 Омская область, сады «Зеленый берег»
      «Путь к Богу всегда лежит через грязные ворота и сети цивилизации»
      Иногда заглядываю, как рыбак в поисках улова, на официальный сайт маленького нефтяного город Муравленко, где меня, находящегося в федеральном розыске, за невозможностью схватить обливают «помоями» и «побивают камнями» его жители, скорее всего бюджетные служащие. Сегодня среди множества хулительных слов, достойных уголовных дел о клевете и оскорблениях, наконец, появилось нечто разумное, что можно считать идейной позицией противоборствующей стороны. Это мнение во имя диалектики я сохранил:
      Маленький нефтяной город Муравленко. Официальный сайт городской администрации.
      Ник: Psidok (это покемон – выдуманный мультяшный персонаж, там все прячутся за выдуманными именами):
      «Ваш подход к решению проблем, которые действительно могли быть… очень не эффективный и не успешный, с вашими возможностями, можно было поступить по другому, а, не выступая, «как клоун», извините за сравнение. В пылу и горячке вы заигрались и не заметили, что происходит вокруг Вас. Вы решили победить Систему нахрапом и совсем один. Право, так мог поступить только человек, у которого доминирующий мотив – «просто быть на виду», и не важно, какими методами этого достичь.
      Вам нужно поработать над своей личностью. Вы постоянно пытаетесь что-то доказать себе, а не окружающим Вас людям, направьте энергию в другое, более конструктивное русло. Вы ничего не измените такими методами, которые вы выбрали, там тупик... Вы же сами это проговариваете и… опять наступаете на грабли. А дважды наступить на одни и те же грабли… это показатель личностной незрелости. Я не оскорбляю Вас, поверьте, нет у меня такой цели. Загляните внутрь себя, что вы от этого всего получаете. Что это дает Вам?? Это такой метод самореализации, не эффективно, имхо...».
***
      Думаю, это неплохой ответ человека Системы и Иисусу Христу, и Радищеву, и Сервантесу и многим, многим другим людям, которые пытались противостоять Системе, вместо того, чтобы участвовать в зарабатывании денег, оформлении карьеры и в прочих общественно признанных добрых делах.
      «Присоединяйтесь барон», - предлагали барону Мюнхгаузену уважаемые высокие особы, сидевшие за накрытыми столами в фильме «Тот самый Мюнхгаузен», а он этот Мюнхгаузен вдруг взял и выбрал путь самоубийства, желая доказать, что на ядре можно улететь на Луну… Дурак? Идиот? Незрелая личность? Клоун? При просмотре этой сцены симпатии сердца почему-то остаются на стороне Мюнхгаузена. Однако, в жизни большинство почему-то выбирает стол..., чтобы за ним смотреть странные поступки «незрелых личностей».
***
Выписки из Евангелие по Иоанну (окончание)
      «…Моя душа встревожена… Отец, спаси меня от этого часа. Но ради этого я пришел к этому часу» 12:27. Даже Иисус Христос боялся, но шел. Как говорится: «Господь терпел и нам велел», потому что, как говорится, в комментарии Евангелие 12:31, иного пути для честного человека не существует, поскольку: «Мир – это порочная система, устроенная Сатаной. Все на земле, особенно то, что связано с человечеством, и все в воздухе было организовано Сатаной в систему, его царство тьмы, которое захватывает людей….».
      Множество людей зажигает факелы в темноте человеческих сердец, точнее создает эти факелы, но чтобы внести их в сердце - должен потрудиться обладатель данного сердца – человек, чтобы стать Человеком. Поэтому человек и не меняется, что его жизни не хватит, чтобы внести в себя мудрость всех веков, прожитых человечеством до него. А учитывая, что человек очень часто просто не хочет ничего вносить в себя, что он ленив, жаден, труслив, корыстен, завистлив… - он раболепно входит в Систему Сатаны еще одним беспрекословным исполнителем, - то ситуация - безнадежна.
      Создано много духовного знания, но оно не заносится в души, в результате души остаются темными, как и тысячи лет назад. Таким образом – духовность – это суть очень малой группы людей, которая чаще уже рождается такой, или, проходя через испытания, становится такой, но которая живет в мире дикарей. Эти дикари правят и тиранят и даже считают себя духовными, поскольку знают, когда есть пасху, а когда надо купаться в проруби... Они действительно вбирают в себя подчас много знания, слушают классическую музыку и смотрят высокодуховные спектакли, но при этом остаются темными, поскольку их знание не проникает в сердце, оно поверхностно, оно содержится лишь в голове, в разуме, но не затрагивает душу.
      «…тот, кто ходит во тьме, не знает, куда идет…» 12:35. Время несет нас волной к берегу и оставляет на берегу жизни … и исчезать. По пути мы радуемся жизни, мы собираем удовольствия, но забываем, что всех нас ждет смерть. Поскольку главным впечатлением всегда является впечатление не прошлого, а настоящего, то последние впечатления (болезнь, муки и смертельная агония) могут перечеркнуть все радости прошедшего. Следовательно надо научиться находить в этих отвратительных вещах удовольствие, не бояться их и желательно – не чувствовать в той мере, которая приводит к потере человеческого состояния. Иначе вся жизнь покажется уродливой и ничего, кроме разочарования не принесет.
      Я опять возвращаюсь к вопросу: «Каков тогда должен быть путь человеческий?» «Иисус говорит ему (Фоме, который не верил): Я есть путь, и действительность и жизнь…» 14:6. Иными словами, старайтесь хоть в малой степени жить так, как жил Иисус Христос. И тогда: «…Если кто-нибудь любит Меня, он будет соблюдать Мое слово, и Мой Отец будет любить его, и Мы придем к нему и сделаем у него обитель» 14:23. А воспрепятствование окружающего мира? «Если мир вас ненавидит, знайте, что Меня он прежде вас возненавидел» 15:18. И при этом самое удивительное в окружающих людях, которые воспрепятствуют: «…наступает час, когда всякий, кто будет убивать вас, будет думать, что он несет служение Богу» 16:2. Но «будут они делать это, потому что не узнали ни Отца, ни Меня» 16:3.

07.06.2011 Омск
      «Хорошие люди, конечно, есть, по крайней мере – один - это я сам, - примерно так считает большинство»
      Исполнилось полгода с момента выхода постановления суда маленького нефтяного города Муравленко об объявлении меня в федеральный розыск, текст которого не довелось увидеть не только мне, его не предоставили ни моей жене Лиде, которая имела доверенность, его не предоставили даже по требованию моего омского адвоката. Даже оспорить нечего. Вот она и вся российская законность для опальных журналистов, как экскременты на форменном подносе. Однако, полгода игры в прятки - есть небольшой юбилей и огорчительная уверенность, что суд маленького нефтяного города Муравленко в череде подлых действий уже не остановится ни перед каким попранием закона и самой справедливости. Почему я так уверен? Ответ прост: да кто ж их, судей, осудит? Сами для себя они роднее родных и, безусловно, очень хорошие люди, самые лучшие.
      У меня в маленьком нефтяном городе Муравленко был множественный анекдотичный случай стычки с судьей по К-леш, которая сейчас входит в состав тройки судей, которые и работают по сочиненному на меня уголовному делу. Я ей неоднократно писал отводы по гражданским делам. На все отводы, как и положено Законом (!), отвечала она сама, отвечала, что Закон обязывает судей быть хорошими, а значит – судьи хорошие: они не могут быть предвзятыми, одержимыми местью и корыстью…! Все: истина доказана. Будто Закон в данном случае – это паспорт новой стиральной машины, или холодильника, будто судья – это конвейерный товар со штампом отдела технического контроля на заднице и стандартным программным обеспечением в голове, а не человек, отягощенный обычными для человека страстями.
      Сегодня я точно знаю, что судьи невинны как озорные дети, вымажут вас грязью с головы до ног, будут мстить за каждый ваш ответный ход дополнительной грязью, скажут, что так и было, но их надо любить и преклоняться пред ними…
***
      За истекшее время с последней записи в дневнике прошло много интересных событий…
      Я расставался с родительским садом, как с близким другом, я радовался его ранней юной красоте, его пышному цветению, и огорчался, что приходится уезжать. «Но расставаться приходится всегда, - утешал я себя, - и если не по своей воле, то по воле случая. Счастье не вечно – как говорилось в какой-то компьютерной игре. Но с другой стороны меня ждет встреча с любимым человеком - Лидой. Ей требуется моя помощь. Я должен быть рядом с ней, когда она будет ухаживать за Ниной Ивановной в поселке Чернь, Тульской области, который расположен за тысячи километров от маминого сада».
      Путь в такую даль будет сложен для меня, находящегося в федеральном розыске, но я должен был его совершить и совершить я его собирался на поезде, как делал это в прошлом, платя деньги не в железнодорожную кассу, а напрямую проводникам. В этом путешествии была и несомненная польза для меня: мне требовалось сменить место жительства кардинально, чтобы отдохнуть, развеяться, снять напряженное ощущение закрывающейся мышеловки, которое стало настигать в меня и в саду, а заодно оценить: можно ли провести следующую зиму у тещи. Как говорится: готовь сани летом.
      Сад играл зеленью листьев и травинок, радовал ярко фиолетовыми цветами черемухи, я вглядывался в живописную даль с балкончика второго этажа. Но встал, взял сумку с вещами и пошел на остановку автобуса…
***
      В Омске я не стал заезжать к маме, где было слишком опасно, вняв и разуму и мистическим предупреждениям, виденным мною во снах. Я остановился у своей тетки Ольги, родной сестры моей мамы, жившей рядом с омским политехническим институтом всего в двух автобусных остановках от маминого дома. Она имела иную фамилию, поэтому слежка здесь была маловероятной.
      Тетка Ольга была худенькой женщиной, пенсионеркой, имевшей веселый малоимущий девиз: «Мясо мы не едим, мы его не любим». Высушенная временем, потемневшая от солнца невысокая женщина, со смешной прической под мальчика, оставляющей открытыми слегка оттопыренные уши, с неудачной семейной судьбой и больным до инвалидности сыном, жила одна в скромно меблированной старой, но чистой двухкомнатной квартире на пятом этаже, где раньше жила моя любимая бабушка Аня и дед Валериан.
      Эта квартира в далеком детстве подарила мне массу хороших воспоминаний. Я там пускал мыльные пузыри с балкона пятого этажа, которые летели куда-то на ветви низких в то время тополей. Я там оставался ночевать у бабушки Ани и зачитывался до поздней ночи Конан Дойлем. Там я видел много радостных мгновений в прекрасных многородственных застольях.
      Оставив вещи в квартире тети Оли, я направился в рядом расположенную почту и направил в суд маленького нефтяного города Муравленко еще два письма с ходатайствами о прекращении уголовного дела, с уведомлением о получении и перечнем вложения, доведя, таким образом, число подобных ходатайств до трех. Все они были хороши и по существу, но понимая, кто будет читать мои ходатайства, я не надеялся уже на положительное их разрешение. Суть моей почты была в том, чтобы внимание правоохранителей маленького нефтяного города Муравленко осталось привлеченным к Омску, чтобы меня продолжали искать в Омске, а не в том месте, куда я собирался отправиться.
      Встреча с моей женой Лидой, дочерью Машей, приехавшими в Омск этой ночью, и сыном Иваном, жившем у бабушки, то есть у моей мамы, состоялась внезапно. Я вдруг понял, что мне нет смысла одиноко сидеть, когда рядом в маминой квартире находится вся моя семья. «Тетя Оля имеет право увидеть моих родных и позвонить и попросить их придти, причем, может это сделать никак не вызывая подозрений у ментов, прослушивающих телефонный разговор», - понял я, и попросил ее об этом, а сам вышел в магазин.
      Вернулся в квартиру тети Оли с бутылкой дагестанского шампанского и увидел у порога новую обувь и одежду. «Пришли!» - радостно выкрикнуло мое сердце, и в коридоре, чуть-чуть отставая от предвосхищения моего, появилась Лида…
      «Нет спасения от нее – от вечной, сверкающей, великолепной фигуры женщины!
Не заблуждайтесь! Я не пылкий неоперившийся юнец. Я пожилой человек с разбитым здоровьем и разрушенным телом и скоро умру. Я ученый и философ. Я, как и все поколения философов до меня, знаю цену женщине, ее слабости, ее подлости, ее бесчестности, ее гнусности, ее прикованности к земле и ее глазам, никогда не видящим звезд. Но – и этот вечный неопровержимый факт остается – ноги ее прекрасны, ее руки и грудь – рай, очарование ее сильнее всего, что когда-либо ослепляло мужчин; и как полюс притягивает магнитную стрелку, так и женщина – хочешь, не хочешь – притягивает к себе мужчину».
      Не удержался и привел в этом месте цитату из блестящего произведения Джека Лондона «Межзвездный скиталец». Цитата принадлежит мыслям узника Сан-Квентинской тюрьмы Дэрреля Стэндинга, отбывавшего пожизненное заключение, и поставившего своей целью: бунт против системы, и терпение к мукам. Думаю, что всякий честный мужчина, поживший много лет семейной жизнью, наедине с собою согласится с цитатой, но в присутствии женщины, будет совершенно иного мнения, потому что, как поется в «песенке Бони» из оперетты «Сильва», мужчинам «Без женщин жить нельзя На свете, нет!»
      Лида осталась со мной. Тетя Оля спала на полу в зале, уступив нам место на диване в маленькой комнатке, служившей когда-то спальней для дела Валериана и бабушки Ани.
***
Притча о поездке за стенами комфорта.
      Поезд резко тронулся, когда Алик еще не успел зайти в вагон. Он остался стоять на каком-то выступе снаружи вагона, на котором можно было сидеть, но с которого можно было и упасть на резких поворотах, которые выписывал поезд. Так он и ехал обдуваемый сильным встречным ветром, от которого пассажиры поезда были защищены стенами вагонов, и хватался, за что придется, и упирался, во что придется, лишь бы не свалиться…
Жизнь иногда вытесняет человека из комфортных условий в такие места, от которых защищено большинство, но жить-то и ехать-то надо…

09.06.2011 В дороге Омск-Москва
      «В мире случайностей царит равноправие и если кому-то улыбнулась счастливая случайность, то это не значит, что она улыбнется и тому, кто последует тем же путем»
      С Лидой, которая этим же вечером выезжала на поезде в Москву, я расстался вчера - ранним утром восьмого июня. Вышел из квартиры тети Оли с сумкой через плечо, заполненной вещами, и направился на остановку возле политехнического института, чтобы уехать на железнодорожный вокзал. Чувства были напряжены до предела, поскольку я опасался, что менты могли проследить за моими родными и караулить у подъезда тети Оли. Единственного подозрительного типа примерно лет пятидесяти я обнаружил рядом с собой возле пешеходного перехода к остановке общественного транспорта, когда ожидал пропускного сигнала светофора. Мы перешли дорогу почти одновременно.
      Подозрительный тип встал на остановке неподалеку от меня, но я его быстро исключил из списка подозреваемых в слежке, после того, как намеренно активно показал ему свое движение к автобусу, подошедшему к остановке и открывшему двери на посадку, он вперед меня заскочил в автобус, а я за мгновения до закрытия дверей специально, на всякий случай, остался снаружи. Так он и уехал.
      Я сел в маршрутное такси. Опять же - на всякий случай, конечно, имеется в виду случай незамеченной мною слежки, вышел не у железнодорожного вокзала, а у привычного мне «Детского мира», где я в марте этого года удачно ускользнул от преследовавших меня ментов. Там зашел в самый старый храм Омска - Свято-Никольский казачий собор. Поставил свечки Георгию Победоносцу и Николаю Чудотворцу, попросив их о помощи, полностью выключил сотовый телефон и после этого окончательно отправился на железнодорожный  вокзал.
      Проблема заключалась в том, как сесть в поезд без паспорта и доехать, причем, до самой Москвы. И сделать так, чтобы это не выглядело подозрительным самим проводникам. На мое счастье плацкартные билеты на поезд № 76 Тында-Москва закончились еще до прибытия поезда, поэтому причина отсутствия билетов в кассе становилась нормальной для обращения к проводникам. Но как меня возьмут в поезд в условиях электронного учета всех посадочных мест - я все равно не понимал.
***
      Короткое расстояние на поезде можно было проехать без билета легко – это я знал и по личному опыту книготорговли в поездах, чем я занимался около двух лет в момент социальной революции 90-х, и по опыту проезда от Тюмени до Омска, который я осуществил, убегая из маленького нефтяного города в ноябре прошлого года. Тогда я договорился с проводницей, сославшись на то, что до отправления поезда осталось мало времени и мне некогда стоять в кассу. Правда, она выставила условие:
      - Если пойдут контролеры, то я вас не знаю.
      - Хорошо, - согласился я, вглядываясь в лицо проводницы - одутловатое, похоже, от излишнего пьянства. 
      - С вас тысяча рублей, - грозно сказала она, когда поезд тронулся в путь.
      - Но билет стоит около пятисот, - напомнил я.
      - За страх! – угрожающе и колдовски выдохнула она.
      - Хорошо, - согласился я, решив не спорить в своем зазаконном положении...
***
      Для того, чтобы спокойно дождаться выбранного мною поезда Тында-Москва, до прибытия которого оставалось еще более часа, я выбрал зал повышенной комфортности, где, как я рассчитывал, милиционеры не должны появляться ввиду отсутствия их обычных клиентов, коими являются неимущие и пьяницы. Я оказался прав. Причем за пятьдесят рублей в час я просидел в мягком кресле часа два, а мог бы и более, поскольку в омском зале повышенной комфортности время никто не контролировал. Единственное, что мне не понравилось в ожидании так это кашляющая девочка, явно больная гриппом, и женщина в полувоенной форме, которая провела по залу собаку, которая, по-видимому, должна была искать взрывчатку. Правда, собака на меня даже не взглянула: на взрывчатку я не был похож.
      Поезд пришел на первый путь, дежурные милиционеры гуляли по перрону, создавая явную помеху моему плану, состоявшему в первую очередь в разговорах с проводниками, что могло привлечь их внимание. Опрос проводников по поводу проезда я начал с последнего вагона, причем, подходил к проводникам, когда они освобождались от проверки входящих пассажиров.
      - Билетов в кассе нет, возьмите до Тюмени, - просил я, намереваясь, вопрос о проезде до Москвы задать вторым.
      - Куда я вас посажу, себе на шею что ли? – сердито отрезала одна. – Нет мест.
      - Странно, у меня в купе есть места, - сказала другая. – Идите в кассу и спрашивайте.
      - Купе для меня дорого, девчонки, - возьмите меня в плацкарт, - начал умолять я.
      Сейчас во время электронного документооборота проезд без билета осложнился неимоверно. Похоже, что закончилось время, когда продавали по два билета на одно место и все спокойно доезжали до станции назначения, правда, некоторые на третьих полках, где обычно лежит багаж. Но счастье мне улыбнулось.
      - Хорошо, но как? - согласилась третья, которая в отличие от предыдущих проводниц, одетых в форму, была одета в домашний халат. – Есть идея. Давайте за мной.
      Она быстро пошла по перрону. Я поспешил за ней. Так мы благополучно пролетели мимо милиционеров, стоявших на перроне, словно черные угрожающие изваяния.
      - Подождите здесь, я переговорю, - сказала проводница в халате и подошла к худенькой, похожей на Буратино девушке туземной внешности, одетой в форму проводников. Я смотрел, как они общаются и слегка волновался, потому что в случае неудачи мне предстояло ждать еще два часа до следующего поезда, но все завершилось благополучно.
      - Заходите, - сказала туземка.
      Оказалось, что два пассажира ее вагона, имевшие билет до Тюмени, вышли намного раньше, еще в Новосибирске, и оплаченные официально зарегистрированы на чужие паспорта места остались свободны. Света, а именно так звали туземной внешности проводницу, которая ехала от неизвестного мне города Неринги, показала мне мое место и я комфортно расположился. Единственное, что мне не понравилось – цена.
      - Две тысячи, - сказала Света.
      - Сколько? – удивленно переспросил я, рассчитывая на одну тысячу до Тюмени.
      - Две тысячи, то есть два рубля, - пояснила Света, опустившись на сленг моего брата Максима.
      - Так билет стоит всего семьсот, - напомнил я.
      - За страх, – произнесла Света известное мне заклинание.
      - Но мне надо до Москвы и рассчитывал доехать за пять тысяч, я не могу отдать две только до Тюмени, - просяще проговорил я.
      - Давайте две тысячи, а там ближе к Тюмени посмотрим, - сказала Света.
      - Хорошо, только вы меня не кидайте…, - еще раз попросил я.
      Проводницы меня не кинули.
      В Тюмени вышел пассажир, занимавший полку подо мной, а билет он купил до Екатеринбурга. Поэтому я пересел вниз и спокойно продолжил путешествие. Контролеры зашли на станции, расположенной между Тюменью и Екатеринбургом, которая называлась, как мне кажется, Елабуга, и я благополучно миновал этот пост, где проводницы, на крайний случай, обещали меня спрятать в небольшом пространстве возле неработающей летом топки.
      В Екатеринбурге пассажиров набился полный вагон и меня переселили на нижнюю боковую полку, ближайшую ко входу в жилую часть вагона, где обычно лежали мешки с бельем. Так я проспал до утра…

10.06.2011 Москва
      «Рок беспрерывно ведет войну с человеком, поэтому лучше его не провоцировать»
      Остаток пути я провел на второй полке в купе проводников. Так я и доехал до самой Москвы, встретившей меня сильнейшими милицейскими постами. 
      Все выходы и входы в Казанский вокзал, куда прибыл мой поезд, были перекрыты милицией. Антитеррористическая истерия очень некстати захлестнула столицу. На всех входах и выходах возникли рамки металлоискателей с милицейскими постами, каких раньше не было, а на въезде в вокзал стояли такие усиленные патрули, что я даже не рискнул туда соваться, пошел со всеми приезжими через рамку. Пока я стоял в очереди, видел, как за рамкой милиция по неведомому мне принципу вырывала из толпы отдельных людей и проверяла у них документы, словно напоминая об опасности, в которой находился я сам, но на меня, одетого вполне прилично и в очках, даже не обратили внимания…
      В Москве мне предстояло встретиться с Лидой, которая тоже ехала из Омска поездом, и должна была прибыть чуть позднее на Ярославский вокзал. Поэтому первое, что я сделал в Москве, сходил на Ярославский вокзал, который находился поблизости, на той же площади трех вокзалов – Комсомольской. Там я узнал, когда прибывает поезд, в котором ехала Лида…, а потом я смотрел на Красную площадь, Кремль, православный храм Василия Блаженного, снующих вокруг людей…, сидя в небольшом летнем кафе-веранде, пристроенном к ГУМу, и пил дорогой чай с медом за четыреста рублей, как напоминание о прошлой благополучной жизни и как компенсацию за скромную двухмесячную жизнь в саду. В промежутке между чашками я делал записи в дневнике, о прошедшей поездке. Самой замечательной мыслью, которую навеяло мне путешествие, стала для меня следующая:
      «Самое худшее – это без вины пройти суд, пройти наказание, а затем столкнуться с теми же проблемами, какие одолевают сегодня. Это означало бы, что на суд идти вовсе не обязательно. Поэтому сегодня важно определить цели, и понять: мешает ли мое нынешнее состояние достижению цели? Если не мешает, то и не надо осложнять жизнь судами, которые выиграть нельзя в моем положении опального журналиста, целенаправленно уничтожаемого властями при молчаливом согласии общественности».
      В Москве на Ярославском вокзале, когда я уже готовился встречать Лиду, дежурные милиционеры подошли к рядом сидящему спящему парнишке в военной форме и проверили его документы. Это походило на падение снаряда противника возле меня. Мимо…
      Встреча с Лидой на перроне Ярославского вокзала прошла по договоренности бесконтактно, я к ней не приблизился, мы обменялись взглядами и вместе поврозь поехали на метро к станции Царицыно, откуда отъезжали маршрутные такси и автобусы в Тулу.
      Когда я уже почти доехал до Царицыно, прямо из вагона, в котором я ехал, милиционеры забрали парня, пьющего пиво из бутылки. Опять мимо, хоть и рядом. Это было похоже на какое-то наваждение, словно мысли ментов маленького нефтяного города внезапно материализовались и ощупывали мой путь в поисках… также, как рука ослепленного циклопа Полифема выискивала средь овец Одиссея и его спутников, пытавшихся средь стада покинуть пещеру, ставшую для них ловушкой.
      Даже по пути в Тулу мы сидели в одном автобусе на разных местах, и даже пересев в автовокзале Тулы на автобус до поселка Чернь, мы все два часа пути также сохраняли спокойное расстояние, потому что любой контакт мог быть смертелен, а цель была так близка. В той же гомеровской «Илиаде» есть прекрасный пример того, к чему приводит эйфория, опьянение от удачи близости цели, когда у берегов Итаки, к которой стремился Одиссей, его команда, поддавшись несвоевременным искушающим жаждам, развязала мешок с ветрами, хранившийся на корабле, и корабль бурей унесло далеко от цели. Обнялись мы только в Черни, когда по пути к дому моей тещи вокруг нас не оказалось никого из попутчиков.
***
Притча о согласии и примирении
      Алик зашел в дом и был сильно удивлен, что в нем отсутствовали подъездные лестницы. В мамину квартиру, расположенную на четвертом этаже, подняться невозможно, хотя дверь видна. Оказалось, шел капитальный ремонт подъезда, и лестницы на время демонтировали. Алик вышел наружу и увидел, что жильцы дома, тем кому повезло с близкорастущими деревьями, пробираются в свои квартиры по веткам деревьев... И никто не возмущался.
*** 
      Российские жители до того привыкли к тому, что их и не спрашивают, делая нечто на пользу им, ухудшая их текущую жизнь, что вполне возможна и описанная фантастическая ситуация.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

11.06.2011 Тульская область, поселок Чернь
      «По большому счету все живущие - умирающие, только одни быстро, другие – медленно, одни – явно, другие – скрытно, третьи – в перспективе»
      Нину Ивановну, Лидину маму и мою тещу, скрутила старость и болезни. Восемьдесят три года, многодесятилетний сахарный диабет, артрит суставов, да еще и уложивший ее на постель перелом шейки бедра, так поразительно мистически совпавший с тем мартовским днем, когда меня чуть не поймали менты. Она видит, то пришедших к ней бабушек, которых просит Лиду принять, как гостей, и рассадить, то розовое одеяло, которое лезет из стены, то несуществующую в реальности девочку, бегающую по квартире. Но это все ерунда по сравнению с ее деятельными причудами…
     Китайский мудрец Ли Чжи (1527-1602) попал в тюрьму в преклонном возрасте. Наказание ему грозило умеренное за его свободно мысленные писательские труды. Однако мудрец перерезал себе горло. «Зачем ты это сделал?», - спросил прибежавший стражник. «А что еще остается после семидесяти?», - написал кровью умирающий мудрец. Насильственные прекращения жизни у людей преклонного возраста, чтобы не знать худшего состояния, случаются. Они описаны в книге «Писатель и самоубийство» Григория Чхартишвили. Да и само общество в ранние времена избавлялось от стариков, достаточно вспомнить японский фильм «Легенда о Нараяме», где живых стариков, которые не могли работать, отправляли на кладбище в горах, где те умирали в одиночестве.
      «Кто много живет, испытывает много дурного», - говорится в испанской пословице. «Желать очень долгой жизни – во всяком случае желание очень смелое», - пишет Артур Шопенгауэр в главе «О различии между возрастами» своего труда «Афоризмы житейской мудрости». Нина Ивановна шла к своему возрасту, превознемогая боли и болезни, шла и пришла по-цицероновски: «Все желают достигнуть старости, и все обвиняют ее, когда достигают», потому что, дополнил римского государственного деятеля Цицерона римский же философ Сенека: «Старость – неизлечимая болезнь», вроде онкологии только абсолютно летальнее.
      Медицина в России, как и все остальные реакции власти и самих людей, - кризисного свойства: и в смысле реакции почти исключительно на кризис, как будто ни у кого нет мозгов, чтобы предположить итог своих действий, и в смысле того, что сама реакция в кризисе, то есть запоздалая.
      У относительно здорового человека врачи хорошо лечат только те болезни, которые проходят сами собой, массовая терапия взрослого населения нацелена на простейшую выдачу больничных листов, а в случаях, когда больничный лист не нужен, врач, частенько не только не в силах помочь, но и не хочет. Это происходит, на мой взгляд, потому, что врач, особенно в тех сферах, где лечение не сиюминутно, получает деньги не за результат своего труда, а за время работы или за количество принятых пациентов, а что будет с принятыми пациентами дальше – никак не отражается на заработной плате, да и никак не оценивается. Выписывают из стационара, как вылеченного, потому что срок пребывания окончился, и до свидания. В медицине можно получать деньги и гнать брак, за который в других производственных сферах выгнали бы с работы.
      А если к таким врачам попадает больной неизлечимым заболеванием, а еще хуже – старостью, в которой этих неизлечимых заболеваний змеиный клубок? Я видел, как инвалидность дают, словно издевательство, перед смертью, как надо выпрашивать, да что выпрашивать? – вымаливать обезболивающие для онкологического больного, а потом отчитываться за каждую ампулу. Редкий врач будет лечить человека, пережившего средний возраст, как и любой хозяин в большинстве случаев выкинет старый телевизор, откажется от его ремонта и купит новый. Врачи в безнадежных ситуациях старости, например, ремонтируют человека только, когда «гром грянет», то возникнут очевидные обстоятельства опасные для жизни. По скорой помощи. А там часто уже поздно и врачи, образно говоря, опускают руки, или по-пилатовски их «умывают».
      К старикам в России вообще наплевательское отношение, как и ко всем умирающим. Для перинатальных и новорожденных граждан создаются родильные дома, где специализированный медперсонал их выхаживает. Для детей существуют детские больницы опять же со специализированными врачами – педиатрами. Для взрослого населения существуют взрослые больницы. Все эти люди нужны государству для защиты, для роста населения, для производства…, но люди преклонного возраста – это особая группа, со своими особенностями, и нет в России больниц для них, потому что они государству не нужны по сути: рожать не способны, а для армии и производства слабы… Государственное отношение к людям в России исключительно потребительское, как к приборам и машинам.
      Вот в такой ситуации очутилась и моя теща Нина Ивановна. Врачи приходили, рассказывали, что есть больные и хуже нее, рекомендовали известные лекарства и уходили.
«Но, боже мой, какая скука
С больным сидеть и день и ночь,
Не отходя ни шагу прочь!
Какое низкое коварство
Полуживого забавлять,
Ему подушки поправлять,
Печально подносить лекарство,
Вздыхать и думать про себя:
Когда же черт возьмет тебя!»
      Цитатой из пушкинского «Евгения Онегина» и хочется окончить этот день.

О выносе мозга 13.06.2011
      В бане Алик оказался внезапно, он занял очередь за двумя мужчинами, причем один оказался его знакомым, не самым приятным. Это был гладковыбритый службист маленького нефтяного города, приходивший с милицейской повесткой к Алику домой и  интересовавшийся содержанием книги, которую Алик писал:
      - Она будет, наверное, о нас, кто на вас уголовное дело сделал?
      - Вы что?! – испугался Алик. – Книга будет об ином.
      Службист выслушал безучастно, излучая доброту и порядочность, и именно с этим видом он поднес руку к темечку рядом сидевшего мужчины и резким незримым движением пробил кулаком его голову насквозь, так, что вынес лицо. Лицо упало на пол, предъявив пальцы службиста, стряхивающие прилипшие остатки плоти. Алик испугался, понимая, что этому службисту ничего не стоит так же расправиться с ним.
      - Вы пришли за мной? – поинтересовался он.
      - Относительно тебя пока приказа не было, - равнодушно ответил службист.
      Ответ его ничего не значил, он с легкостью мог и соврать, не выдав себя ни единой эмоцией. Тот человек, которому вынесли мозги, однако, остался жив, он не упал, как падают убитые, а продолжил безлико стоять, ожидая своей очереди в баню, и, похоже, даже не заметил столь серьезной травмы. Что ж задача многих служб сейчас состоит именно в том, чтобы вынести мозги людям. Но это не смертельно. После выноса мозга, все продолжают жить, словно ни в чем не бывало, но без того мозга, что был раньше.

14.06.2011 Тульская область, поселок Чернь
      «Главное для человека, чтобы у него всегда было занятие, создающее видимость, будто время течет не зря»
      Самое лучшее, что происходило со мною в Черни за прошедшее время, кроме общения с Лидой, это, конечно, наши ежедневные выходы на стадион. Несмотря на то, что стадион неухожен и заброшен, несмотря на то, что беговая дорожка почти заросла травой и неровная, и похожа на посыпанную щебенкой проселочную дорогу, он вызывает искреннюю радость, потому что местность и природа вокруг чрезвычайно живописны.
      С одной стороны стадиона протекает река или протока, противоположный берег представляет собой поросший травой просторный подъем, открывающий перспективу для обзора. С другой его стороны на вершине холма расположен лес, оккупированный грачами. Чистое голубое небо, благодаря шикарной погоде. Дурманящая зелень деревьев на фоне небесном, пестрые краски цветов на фоне зелени трав. Там можно бегать и бегать сколь угодно долго, а можно и просто лежать...
      В цветущем чернском сквере победы, расположенном напротив зданий милиции, прокуратуры и администрации чернского района, вот уж соседство (!), вчера на лавочке я провел немало хороших минут, разглядывая открытое взору высокое хвойное дерево. В сквере единственная замечательная отдушина - это дерево. На дымчато-синем фоне далекого неба притягательно красива зелень его кроны, похожая, правда, на смокшуюся, скатанную шерсть, какой-нибудь длинношерстой собаки.
      Можно подолгу смотреть, пока не устанет шея, на яркосинее небо, нарезанное ветвями, то колышущимися от ветра, то спокойными, как памятник войнам, отстоявшим чернскую землю. Можно следить за облаками, неторопливо появляющимися из-за дерева. Очень притягательным оказалось сочетание цветов: зеленого, дымчато-синего, белого и серо-белого.
      Природные цвета чистые и они успокаивают, словно бы вытягивают беспокойство и огорчение. Это мое лекарство. Я когда-то давно в Омске ходил на курсы аутотренинга, которые вел доктор Могилевский в одном из просторных залов какого-то дворца культуры. Тогда же я заинтересовался и книгой «Искусство быть собой» Владимира Леви. В искусстве расслабления и контроля над своими чувствами я тогда заметно преуспел. Визиты к стоматологу перестали быть для меня стрессовыми, я не замечал, не чувствовал боль, сосредотачивая все внимание на какой-либо мелочи, которую находил мой взгляд. Полученные знания позволили мне вызывать чувство полета, тепла… Сейчас я утерял эти умения, но природа лечит и без аутотренинга.
      Можно, конечно, смотреть и вниз, но тогда взгляд натыкается на стальную урну, деревянную выцветшую от дождей, но еще понятно зеленую лавку, но самое главное картину портят множество растоптанных окурков, бумажек, кусочки алюминиевой фольги и пивные бутылки, переполняющие урну и лежащие вокруг. Но самым необычным представляется тут источенная и побитая лента асфальта, которая когда-то была тротуаром или дорожкой, и погибла без помощи транспорта, а от обычных подошв и природы.
       Пришел кот, один из тех которых во множестве водится в Черни. Серая спинка, белые отметины по телу. Он сел напротив меня и принялся чесаться лениво, ловко задирая правую заднюю лапу. Быстро сообразив, что еды у меня нет, он ушел.
       Я повторно перечитываю Евангелие. Меня все более поражает сходство моей ситуации с ситуацией вокруг Иисуса Христа. Конечно, моя ситуация не так велика и не так трагична, по сравнению с ситуацией сына Господа, но сходство есть, словно бы по образу и подобию, как Бог и создавал человека. Значит, я на правильном пути. Видимо, все схожие события развиваются по одному сценарию. Хочешь, чтобы казнили, создавай революционные ситуации.
      Сегодня возле магазина бытовой техники, прямо на наиболее удобном проходе к подъезду Нины Ивановны, расположился милицейский УАЗик. Хотя рядом располагался чернский участковый пункт милиции, и место, где расположился милицейский УАЗик, было ближайшим местом с тенью, но я встревожился. Дома Нина Ивановна сообщила, что кто-то приходил и настойчиво звонил в дверь, что, впрочем, для местных жителей дело обычное, но мне все это напоминает об одном...
***
Об обмане 14.06.2011
      Внезапно Алику позвонил брат. Он о чем-то просил его, но главное: интересовался местонахождением. Но голос был не брата, только похож. Алик понял, что кто-то, прикрываясь именем его брата, говорит с ним, пытаясь обнаружить.
      - Ты где брат? – спрашивал он Алика. – Ты где?
      Если вас преследует Система, то опасаться приходится и близких, которые тоже часть Системы.

16.06.2011 Тульская область, поселок Чернь
      «Весь парадокс борьбы с главными трудностями и проблемами заключается в том, что от них нельзя избавиться вовсе, их можно только перенести на более позднее время»
      Сегодня в полночь в 00:16 по московскому времени состоялось время полной луны. Я вышел на балкон, чтобы подышать на ночь жизнетворящим воздухом, который дарили близкие леса и пышная зелень здешних краев, и попросить луну о помощи, как рекомендовала знахарка Резеда из маленького нефтяного города, пусть это не покажется смешным читателю: в сложном положении, на что только не пойдешь. Но луны не было, хотя звезд было множество, и небо лишь у горизонта было затянуто тучами. Тогда я попросил само небо помочь мне остаться на свободе, выиграть гражданские и уголовные дела...
      Стараясь не шуметь, медленно приоткрыл я балконную дверь в темную комнату, где на диване у противоположной стены спала Нина Ивановна, но, видимо, больные и старые люди, особенно прикованные к постели, спят чутко.
      - Что не спится? Выпей лекарства, - спросила и предложила она.
      - Я просто вышел постоять, - ответил я.
      - Не беспокойся, все будет нормально, - ответила Нина Ивановна, как будто знала, зачем я выходил под звездное небо:
Мечты развернутые крылья
Стремятся к звездам унести,
А разум, вовсе не всесильный,
Желает от небес спасти (!?)...

17.06.2011 Тульская область, поселок Чернь
      «Вначале человек наполняет память, а затем он живет в ней»
      - Вы здесь новые лица и всем бросаетесь в глаза. Вот на вас и смотрят, - выслушав Лидин рассказ о позавчерашних наших подозрениях, сказала Люда, тучная, но энергичная женщина из родственниц моей жены. Она веселая и жизнерадостная, несмотря на многие житейские трудности и чернскую чернь, сохранила в себе искорку света, юмор и, как мне кажется, оптимизм. Она одна воспитывает и выучивает дочку, работает и на официальной работе в коммунальном хозяйстве и в собственном саду.
      Я выслушал Люду, сидя на другом конце кухонного стола, на котором стояло не менее чем литровое пластиковое ведерко из-под майонеза, полностью заполненное свежей клубникой, принесенной Людой из ее сада. Запах стоял чудеснейший.
      «Как давно я не ощущал запаха настоящей клубники из-за работы на Крайнем Севере», - подумал я, обрадовавшись очередному исполнению своего желания: откушать клубники не покупной, выращенной не известно где и не известно на чем, а действительно свежей и чистой от химии. Но вернемся к ментам. 
      Чернь – оплот чернского района, вобрала в себя всю административную структуру, и здесь милиции много, а иных теплых мест для мужиков – мало. Вот, возможно, и весь ответ на вопрос: почему мы, приезжие, привлекаем здесь внимание ментов и вообще привлекаем внимание. То, что я нахожусь в федеральном розыске, тут ни при чем, обыденное любопытство, которое, правда, тоже для меня опасно.
***
      - Милок, вызови мне скорую, - попросила соседская бабка, выглядывая из своей квартиры, расположенной на затрапезной лестничной площадке первого этажа, как и квартира моей тещи Нины Ивановны.
      Эта соседская бабка была толстая, рыхлая, малоподвижная, обремененная возрастными заболеваниями и страшно глазастая. Взгляд у нее был исключительно вредноносный и пронзительный. Просьбу она высказала в тот момент, когда я выскочил из квартиры Нины Ивановны в магазин. Уж сколько эта бабка ждала, приоткрыв дверь и выглядывая в подъезд, я не знаю, но дождалась. Я прошел в ее пропахшую лекарствами пустынную, по причине малого количества мебели, квартиру. 
      - Как у вас вызывать скорую? – спросил я, но, не дождавшись вразумительного ответа бабки, набрал обычные «03».
      - Вызови их сынок, - попросила бабка.
      - Я не знаю, что им говорить, - сказал я и, едва дождавшись ответа из телефонной трубки, передал ее бабке…
      В это же утро бабка еще два раза просила меня вызвать скорую, но я по-прежнему набирал номер телефона и, дождавшись ответа, передавал трубку ей, потому что, как рассказала мне Нина Ивановна, эта глазастая хитрила: на «скорой» ее знали, как облупленную, ей лишь бы пожаловаться и поболтать, и не выезжали...
***
      Испытываю искреннюю благодарность небесам за ту жизнь, что мне отмеряна. Многие не дожили и до моих сорока девяти лет и были куда менее счастливы. Зачем Бога гневить? Большое благо, что и в своем возрасте и в угнетенном положении я вновь нахожу моменты для радости и творчества. Люблю жизнь и себя ее любящего. Не сомневаюсь, что тоже буду стенать, когда буду расставаться с жизнью и плакать, но считаю, что в естественном страхе нет стыда.
      Это не плохо: плакать, расставаясь. Как ведешь себя на эшафоте совершенно неважно. Важно иное: имеешь ли смелость жить, как хочется, и быть счастливым. И важно - преодоление. Преодоление страхов. Эта мысль мне пришла после вчерашнего разговора с моей тещей - Ниной Ивановной.
      «Как хотелось бы еще хоть годик нормально пожить», - едва заметно произнесла Нина Ивановна - разрушенный старостью и болезнями дорогой мне человек, с застаревшим сахарным диабетом, со сломанной шейкой бедра, без зубов, с ослабевшими зрением и слухом, сморщенный, с исхудавшими ногами и руками, с обвисшей пергаментной измятой кожей, оставляющей, при осязании, странное ощущение бархатности, измученный болями, одиночеством, страхами и таблетками, который сейчас не встает с постели. Она - словно ссохшееся яблоко. Это все крайне страшно и больно видеть и помочь нельзя - так приходит старость. Зачем жить? - казалось бы законный вопрос.
Я думаю, что жизнь - нелепый бред:
Зачем расти для смерти на обед?
Зачем труды, науки и любовь,
Когда в конце пути остынет кровь?
      Вспомнилось прочитанное в работе Ильи Мечникова «Биология и медицина»: «Одна давно тяжелобольная старушка высказала мне свое желание пожить еще некоторое время следующими словами: «Ах, когда бы дожить мне еще до одной весны, чтобы полюбоваться деревьями в цвету! Вы не можете себе представить, какое удовольствие я испытываю при виде солнечного сияния!». Вспомнил я и последние запомнившиеся мне слова Ивана Николаевича, мужа Нины Ивановны: «Андрей, жизнь так стала хороша, что умирать не хочется». Однако, извне все выглядит совсем иначе.
      Если бы люди слышали горестные вздохи неизлечимо больного человека, то, несомненно, поискали бы возможность умереть раньше за какую-нибудь идею и ценность, а не за старость, болезни и немощь. Возле постели такого тяжелобольного сразу возникает вопрос: «Зачем подличать, кривить душой, делать гадкие вещи, продаваться за деньги или карьеру, стремясь к придуманным целям, если конечная главная цель жизни человека – вот она перед глазами, не надо ничего выдумывать, итог один?!»
      Нина Ивановна уже давно ничего не читает, не смотрит ни телевизионные программы, ни кинофильмы. Ей тяжело уже в том смысле, что она ничего не хочет делать: не вяжет, не интересуется, «не…» можно продолжать и продолжать, остановившись только в том месте, которое касается ее болезней. Она полностью сосредоточена на терзающих, мучающих ее болях, стонет и стонет уже привычно. Ее тоскливый голос, с интонациями, как у потерявшегося котенка, который зовет кошку-маму, пропитал всю квартиру, он требовательно стучится в подсознание, заставляя сопереживать, но если поддаться этому чувству, то возле Нины Ивановны можно сидеть часами, сутками, утешая ее, но оставляя безутешной. Она хочет жить.
      Она плачет и огорчается даже в свои восемьдесят три года от мысли о приближающейся, несомненно, приближающейся, смерти. Ее угнетает одиночество и непонимание. Ее огорчает ее постельное положение…
      В любом возрасте жизни не будет достаточно! Человек всегда молод, чтобы умирать! И, видимо, жизнь особенно дорога, когда ее становится мало, как дорог редкий товар, или дорога вещь, которой всю жизнь обладал, но которую могут вот-вот отнять.
      - В старости ничего не хочется, как этого хочется молодым, - сказала Нина Ивановна. - Ничего не надо.
      Но - нет. Она любит жареную картошку, помидоры, любит теплые вещи, когда ей холодно, любит, когда с ней разговаривают и играют в карты, любит вспоминать прошлое и рассказывать о нем. Мне тоже иногда кажется, что и мне ничего не надо, но вчера, когда я ходил на почту, и нехорошо стукнуло сердце, я тут же испугался за свою жизнь...
***
      Люди уходят из жизни примерно так, как их провожают на самолет, отпуская за контроль: вот они все дальше, машут издалека рукой, и исчезают за каким-нибудь поворотом, из-за которого, может статься, никогда не покажутся вновь и не позвонят.
      Чем бы ни занимался, какое бы самое важное дело ни исполнял, смерть приближается. Поэтому не надо избегать ни одного момента счастья, красоты, искренности, честности перед собой. Никаких пренебрежений собой не должно быть, потому что никакого послабления от судьбы не будет. Умирают все. Причем непредсказуемо, а порой и мучительно. Не верите – посмотрите.
      Более того, коллеги могут оболгать, начальство может подставить под уголовное дело, любимые могут изменить, случайные бандиты - убить… Друзья часто завистливы и злорадны, даже самые умные из них, поэтому не надо поддаваться их советам. Счастье только в себе. Никакие человеческие законы и слова не должны обманывать. Просящих много и они могут отнять у вас все, так и не насытившись и не исполнившись благодарности. Какое у вас СЕГОДНЯ – прекрасное…, или всего лишь с надеждой на будущее – зависит только от вас.
      Все пытаются использовать вас в личных интересах, так используйте же, наконец, сами себя в личных интересах. Никогда не пренебрегайте прекрасным вокруг вас: радуйтесь, наслаждайтесь, вдыхайте аромат, находите время для этого. Завтра всего вашего хорошего окружения может и не быть. Останутся только картины и фотографии, не несущие в себе и тысячной доли того настоящего, которое стало невозвратным прошлым.

О порции фуршета 17.06.2011
      Глава маленького нефтяного города Хамовский, инициировавший репрессии против журналиста Алика, выглядел на редкость мирным, но уставшим и разочарованным. Это Алик сразу отметил, бросив случайный взгляд на него, во дворце культуры, где проходило награждение...
      - Тебя решили наградить почетной грамотой и дать премию, - сказал Алику кто-то из приближенных главы.
      Сердце Алика радостно встрепенулось, словно дрозд, перескакивающий с ветки на ветку, но тут же затихло.
      - Премия сколько? – обеспокоенно спросил он.
      - Десять тысяч, - прозвучал ответ, - но поторопись на сцену, скоро твой выход.
      После всего того плохого, что Хамовский сделал, награждение выглядело кощунственно, перечеркивало все лишения и страдания Алика, мнимо показывало, что он все еще в той же властной команде, что его страдания всего лишь часть представления, а возможно даже игра, обман и иллюзия. Алик понимал, что на сцене будут сказаны лукаво неприятные ему слова и разыграно какое-то нехорошее представление. Однако в его безденежном положении и десять тысяч рублей были немалые деньги, он решил пойти за премией. Как говорится: на еду не обижаются…   
      Он устремился к ближайшему выходу на сцену, но внезапно обнаружил, что дверь заперта, а там за запертой дверью, освещенный мощным электрическим светом громогласный ведущий произнес:
      - На сцену для вручения почетной грамоты приглашается….
      Прозвучали его имя и фамилия.
      Алик почувствовал, как горькая изжога неудачи обожгла его изнутри, и он побежал искать другой выход на сцену, а пока бежал, слышал слова, которые в зале дворца произносились в его честь и в этих словах действительно, как он и предполагал, был яд и злая ирония.
      - Алик, как обычно опоздал. Как он привык не являться на заседания городской Думы, так решил и не пойти на вручение награды…
      «Вот суки, то, что меня выжили из города угрозой лишения свободы, они теперь выставляют моим решением. Приписывают мне, что я не приходил на заседания городской Думы из блажи и сейчас плюю…», - понял он.
      Следующий выход на сцену тоже был закрыт, но Алик уже и сам не хотел выходить. Он понял, что его использовали по полной программе и что даже те десять тысяч рублей он не получит: они застрянут в коридорах администрации. Это была обычная наживка, какой обычно манят бездомных собак, чтобы их усыпить, или мышей…
      «Это и есть их план, подготовить каверзное мероприятие и не дать мне ответить, - понял я. – Формально признать от лица врагов, мнимо наградить, публично осветить это мероприятие, а на самом деле ничего не менять и высмеять. Тогда те, кто сегодня за меня…, будут плевать в меня, как в предателя собственной идеи»…
      Все властвующее начальство маленького нефтяного города Алик нашел кушающим на фуршете, где для Алика тоже было оставлено место, но без еды, поэтому он побежал добивался своей порции бесплатных угощений.
      «С паршивой овцы хоть шерсти клок», - эта мысль не давала ему покоя.
      - Где мои блюда? – спросил он ответственное лицо, властно сидевшее возле кухни.
      - На вас не предусмотрено, - ответило лицо, выказав удивление таким просчетом более высокого начальства.
      Никакого просчета не было. Это Алик понимал. Действия против него были продуманы до бутербродов. Система власти всегда ловит на наживку. Современные профессионалы сидят на месте, как рыбаки, следят за индикаторами (поплавками)…, а потом разделывают жертву, как выгодно. Поэтому, проходите мимо наживок, иначе вас вытащат, как рыбу...

19.06.2011 Тульская область, поселок Чернь
     «Задумав убить частицу своего времени, помни, что время умирает и без твоей  помощи»
      Вчера вечером я с Лидой ходил на чернский стадион. Погода стояла тепло-душная, солнце то появлялось, то исчезало между комьев плотных синюшных дождевых туч, но дождь так и не пошел. Когда мы вернулись домой, пришла Юля, соседка со второго этажа, помогавшая моей теще Нине Ивановне в наше отсутствие жить в одиночестве, в отрыве от родных.
      - У меня бабка тоже выкидывала и не такие кренделя, - говорила Юля, узнавая новости про поведение Нины Ивановны. – Она бывало, как обкакается, так снимала с себя ночнушку и ею вытиралась, вытиралась всем, что попадалось под руку, а потом все испачканные вещи забрасывала на шкаф. Спрашиваешь ее: «Мама, зачем ты это сделала?». Она отвечает: «Это не я». «Да кто же? Тут никого кроме тебя нет», - говорю. «Не знаю, - говорит, - но это не я». Я с ней мучилась четыре года…»
      Жизнь в престарелом возрасте, видимо, не редко превращается в истинно младенческое сумасбродство, но если ребенку все каверзы прощаются, так как он еще учится жить, развивается, купается в надеждах и любви окружающих, то деградация старого человека не порождает надежд, старый и слабеющий человек редко купается во всепрощающей любви… И это ждет каждого, кто собирается жить до старости.
***
      Ночью я внезапно осознал, как много счастья меня связывает с Лидой, счастья, которое требуется хранить в своем сердце, как счастливую звезду, освещающую путь. Таких звезд не так много и, гася их, человек погружается во тьму, совсем как при засыпании. Закрываются веки, и возникает тьма. Тьма эта не пугает, лишь потому, что привычная. Вначале эта тьма мертвая, но затем в ней возникают образы, эти образы захватывают и уводят в иную жизнь, которая называется сон и, дай Бог, что этот сон стал счастливым... Из большой комнаты раздалось шумное дыхание Нины Ивановны, возвестившее, что она уснула. Пришла моя очередь. Перед тем, как уснуть, я подумал, что страдаю странной болезнью позднего понимания очевидного, что придавало каждому акту понимания – статус большого, обеспеченного трудом прохождения многих неверных путей, чуда.   

Притча о мелких проблемах
      В одной комнате со своими жертвами жил-был комар, которого никто не хотел убивать, потому что никто не хотел с ним связываться и терять время на такую мелочь. Тем более, что днем, от комара можно было легко отмахнуться, чтобы не докучал. Но вслед за днем всегда наступала ночь… тут комар и принимался за трапезу. Так и от проблем и недомоганий, от которых в молодости отмахиваешься, а не устраняешь, в старости уже не отмахнешься.

21.06.2011 Тульская область, поселок Чернь
      «Мир зверей отделяет хищников от их жертв по внешнему виду. Однообразность человеческого мира заставляет человеческих хищников искать человеческих жертв по их слабостям и реакции на самих человеческих хищников. Контролируйте свои слабости и страхи и ни один хищник вас не найдет»
      Сегодня, впервые за много дней, когда я опять принялся вчитываться в строки уголовных дел, наваленных на меня, искать несоответствия и противоречия в обвинении, размышлять о том, как опровергнуть прямую ложь, во мне опять возникло беспокойство.   Все обвинение меня построено на одной большой лжи: в обмане и умысле на кражу, чего не было и в помине, но доказать обратное невозможно, как невозможно в принципе доказать существование несуществующего, в данном случае – диалога и мысли, которые, еще хуже воробьев, поймать того самого воробья невозможно, вечно подсунут другого.
      Я столкнулся с фактоидами, которые ввел в обиход писатель Норман Мейлер, назвав этим термином: «факты, не существовавшие до того, как они появились в журнале или газете». Эти факты не подкрепляются доказательствами, потому что факты ложные и доказательства этим утверждениям получить нельзя. В газете их можно было назвать клеветой. Однако, в моем случае фактоиды возникли в уголовном деле (!) и преподнесены, как истина в последней инстанции, потому как следственные сплетни, домыслы и фантазии утверждены городским прокурором в обвинительном заключении!!! А это уже серьезный шаг на пути к тому, чтобы фактоиды, предъявленные мне, были приняты судом маленького нефтяного города, как неоспоримые доказательства.
      «Использование фактоидов – обычная практика в кампаниях против других наций. Адольф Гитлер и его министр пропаганды Йозеф Геббельс владели искусством так называемой «большой лжи». Согласно теории нацисткой пропаганды, эффективный способ убеждать массы состоит в том, чтобы создавать и повторять ложь – например: «Немецкий народ – раса господ, Европе угрожает еврейский заговор». Доказывать лживость такого грандиозного обмана трудно», - писал ведущий американский социальный психолог Эллиот Аронсон в своей книге «Современные технологии влияния и убеждения».
      Интересно и следующее утверждение Аронсона: «иногда ложное обвинение может быть совсем наглым и откровенным. В недавнем исследовании, которое мы провели с Дереком Ракером, проверялось то, что мы назвали тактикой проекции – обвинение другого человека в преступлении, совершенном вами самим. Это изыскание было вдохновлено многочисленными историческими примерами. Например, прежде чем вторгнуться в ту или иную страну, Адольф Гитлер часто обвинял ее лидеров в том, что они замышляют агрессию против Германии».
      Таким образом, следствие и прокуратура маленького нефтяного города меня поставили перед неразрешимой задачей опровержения фактоидов, которая оказалась непосильной для целых наций, наполненных профессорами и учеными, что привело ко Второй мировой войне. К сожалению, и мы это часто видим и в современности: «ложь может обежать полмира, пока правда только обувает башмаки» - именно так в свое время высказался писатель Марк Твен, характеризуя подобное. Более ясное понимание своего положения заставило меня испугаться, поэтому спасибо Люде, родственнице Лиды, которая пришла в гости и оторвала меня от моих переживаний.
      Люда пережила несусветные трудности онкологического заболевания, выйдя из них победителем. Она рассказывала о своей болезни, точнее о ее лечении, сидя на кухне Нины Ивановны, весело, но за всей этой веселостью чувствовались большие переживания. Я и Лида слушали ее, чуть ли не открыв рот.

Федеральный онкологический центр
      «Хорошее лечение не каждый выдержит»
      Люда стояла в очереди в перевязочную. Она прислонилась к стене, чтобы облегчить ожидание, и взгляд ее случайно устремился в дверной проем пищеблока, где дверь была приоткрыта ровно настолько, что Люда могла разглядеть действия одной из тамошних работниц, производившей нехитрые операции с ведром с надписью «Для больных», полным куриной лапши. Это ведро Люда, изрядно похудевшая в больнице от скудных порций, а потому и вечно голодная, узнала сразу. Именно из него работники больничной столовой наполняли тарелки пациентов онкологического центра.
      Работница отлила примерно треть ведра куриной лапши в кастрюлю с надписью «Для медперсонала», а ведро с надписью «Для больных» поставила в раковину и восполнила отлитую часть супа самой обычной сырой водой из-под крана. Люда смотрела на эти действия, и умом, отягощенным операциями, постепенно понимала, почему куриная лапша такая скудная на лапшу и не сытная, что она с подружкой за столом вечно шутили у кого в тарелке вермишелин больше.
      - Смотри, а у меня – восемь, - говорила подружка.
      - Тебе повезло. У меня – шесть, - говорила Люда.
      В голове закрутились мысли о излишне желтом цвете супа, который Люда после увиденного отнесла к бульонным кубикам, возникло понимание тому, почему суп вечно холодный. Но Люда даже не возмутилась, не стала ругаться и искать справедливость, поскольку в бесплатном федеральном тульском онкологическом центре холодная отполовиненная и разбавленная водой куриная лапша была не самым худшим откровением российского медицинского обслуживания.
***
      За операцию она заплатила двадцать тысяч рублей из семидесяти тысяч рублей сбережений, которые взяла с собой, собираясь на войну со смертельной болезнью, и платила всем врачам и медсестрам сколько говорили. Нет, она находилась не в платной клинике. Напомню, что находилась Люда в федеральном тульском онкологическом центре, но никто не спрашивал у нее, работницы чернской коммунальной организации с небольшой зарплатой, где она работает и сколько зарабатывает, чтобы смягчить поборы. Медицинский персонал просто требовал деньги и все тут. Подразумевалось, что не заплатишь – никто лечить не будет, а беспочвенный страх это или печальная реальность – Люда не хотела узнавать. Ставка в борьбе с онкологическим заболеванием – жизнь.
      Началось с капельниц. По сто рублей за капельницу. Если не дашь, то всунут иглу в вену и лежи, как сможешь. Чуть шевельнешься, игла уйдет в сторону, лекарство перестанет в вену поступать и «надует» руку, а там, пока вена восстановится, пройдет немало времени, а если капается по пять, шесть, семь флаконов в день, когда надо лежать под капельницей с утра до вечера, то тут волей неволей шевелиться будешь.
      - Сделайте мне «бабочку», - каждый день просила Люда.
      «Бабочка» - это не прекрасное насекомое, украшающее природу, а крепление иглы в вене с помощью пластыря и бинтов, позволяющее больному даже переворачиваться с боку на бок. Вот и сто рублей. Дальше – больше.
      Приглашение на операцию пришло внезапно.
      - Сегодня вас будут оперировать, пройдите на консультацию к анестезиологу, - сказали Люде.
      Чтобы наркоз сделали нормально в бесплатном федеральном тульском онкологическом центре, потребовалось заплатить анестезиологу две тысячи рублей. В этом и состояла суть консультации. Тут выяснилось, что Люда оказалась не готова к операции, поскольку помимо сторублевок у нее были только купюры по 5 тысяч рублей. Разменять было негде и некогда. Пришлось дать анестезиологу пятитысячную.
      Однако переплата не пропала даром. Оказалось, что анестезиолог наркоз давал дозировано и профессионально в зависимости от полученной суммы. Люда вышла из наркоза легко, как из сна, и с удивлением наблюдала, как другие жильцы ее палаты, заплатившие по 2 тысячи, а таковых было еще пять, разрезанных и зашитых в один день с нею, громко рыгали. Их безбожно мучила тошнота. Люда же, первый раз в жизни прооперированная, даже не понимала, что с ними происходит.
      Если бы не низкая короткая старая больничная койка, вся разболтанная и изношенная, предназначенная явно для пионерских лагерей брежневской эпохи, непонятно каким образом попавшая в больничные палаты, так все было бы ничего. В этой койке, которые, кстати говоря, были подо всеми больными, Люда со своим средним ростом лежала так, что голова фактически покоилась на подушке, наброшенной на стальную раму спинки кровати, ноги упирались в другую спинку, а серединная часть тела проваливалась на пружинах почти к полу.
      Все бытовое в этой онкологической клинике оставляла желать лучшего, в отличие от медицинского оборудования. Оборудование для облучения, химиотерапии и хирургическое оборудование было действительно наисовременнейшее, что его хвалили знающие и даже богатые пациенты других местностей и областей. А вот бытовое в палатах…
      Рассохшиеся деревянные рамы были до того шаткими, что их опасно было даже открывать для проветривания, потому как непонятно в какую сторону они упадут. Если в палату, так неоперированные больные могли бы поддержать их и поставить на место. Если – наружу, то останешься с зияющим оконным проемом…
***
      Еще до операции Люда и ее соседи по палате стояли с надеждой возле этих страшных окон в ожидании визита губернатора тульской области Груздева, который занял это высокое место после устранения губернатора Дудки, посредством очень спорно доказанного уголовного дела о взятке, которую подложить тому Дудке для бывшего миллионеру Груздеву ровно ничего не стоило. Народ по поводу этого уголовного дела имел разные мнения. Большинство – злорадствовало. Думающее меньшинство – понимало, что уголовное дело имеет заказной характер, что доказательства построены только на словах, которые можно трактовать как угодно, но которые следствием трактованы против Дудки. Но в целом судьба Дудки никого не интересовала. И вот теперь новый губернатор Груздев приехал инспектировать онкологический центр.
      Должность губернатора, как в свое время – царя, порождала в людях надежду, что царь-батюшка, а теперь губернатор-дядюшка придет и все запрыгают перед ним на задних лапках и все исправится само собой, потому что… И тут можно излагать предположения:
      - убоятся;
      - найдутся деньги;
      - взяточников и настоящих коррупционеров посадят;
      - волшебным образом наведут порядок.
      Очень удачно описал эту ситуацию Гоголь в своем «Ревизоре», когда к мнимому государственному чину пробились местные торговцы, а тут возле окон стояли все онкологические больные… Они видели, как подъехали дорогие лимузины, как вышли облаченные в костюмы чиновники, как они пошли ко входу в онкологический диспансер… Но тут из входа в онкологический центр высыпали белые халаты, много-много белых халатов и стали стеной возле входа.
      Больные не слышали разговора, но видели, что процессия в костюмах остановилась, благодушно зажестикулировала среди белых халатов, которые кружили вокруг, словно прекрасные луговые бабочки… Это продолжалось недолго.
      То ли кружение белых медицинских бабочек вскружило голову чиновников, в чем можно усомниться, поскольку при достижении высоких постов в людях формируются качества, препятствующие этому вскружению, а наоборот – формирующие сомнения в порядочности подчиненных.
      То ли время визита было исчерпано этим кружением…
      Но скорее всего новому губернатору не хотелось ничего видеть, поскольку он знал, что деньги на современное оборудование затрачены немалые. Не хотелось портить отчетность случайными нелицеприятными впечатлениями, на которые надо реагировать и опять тратить деньги и портить отношения с персоналом, к которому можно угодить в руки… Опять же деньги, которые надо было бы потратить на исправление возможных недостатков онкологического центра, можно было бы и даже лучше было бы истратить на премии за оснащение онкологического диспансера себе и ближайшему окружению.
      Губернатор Груздев вместе с другими костюмами даже не зашел в онкологический центр, он развернулся и пошел назад к дорогим лимузинам и отъехал сопровождаемый унылыми взорами пациентов и довольными взглядами бабочек в белых халатах.
***
      Люда отмахнулась от этого воспоминания, но тут пришло другое, за ним третье, а вскоре она окунулась в новые впечатления, которым надлежало стать тут же воспоминаниями.
      Наступило время обеда, а поскольку встать… и не только встать, но и поднести ложку к губам, она не могла, то наступало время не только обеда, но и формирования новых взаимоотношений. Накормить, подложить утку, перевязка… - все эти действия совершались более-менее приемлемо благодаря тому, что у Люды вполне хватало сил на то, чтобы из кошелька вынимать сторублевки и вкладывать их в карманы белых халатов, которые словно бы по волшебству всегда оказывались в благоприятной досягаемости от Люды.
      Только-только наступало время для свершения какого-либо терапевтического или другого диспансерного действия, так первое, на что наталкивались глаза Люды, это были не добрые глаза медсестры, а удобно оттопыренные приоткрытые и даже специально для этих целей подшитые карманы.
      Карманы белых халатов – в первые три дня после операции, когда требовалось только лежать, стали добрыми ангелами Люды. Они, конечно, отнимали, но и давали. И то, что они отнимали, совсем не напоминало требование бандита: «кошелек или жизнь», хотя жизнь в этом случае и имелась в виду, но требование было куда скромнее: небольшие, действительно небольшие деньги. Хотя при многократном повторении требования, они и превращались в большие. Но кто об этом думает, оказавшись над пропастью, где внизу вполне различимо и ощутимо замаячила смерть?
      - Нам теперь нечего бояться, девчонки, - сказала одна оптимистичная соседка Люды. – Мы перешли границу страха. Смерть у нас – вполне ясная реальность. Так чего нам еще бояться?
      Это понимали все, в том числе и врачи. Доносов на них почти не было. Как-то год назад или даже несколько лет, одного хирурга в тульском онкологическом центре сцапали за взятку и даже турнули с работы. Скандал разразился неординарный, вызвавший бурное возмущение в привыкшем ко взяткам онкологическом сообществе, которое отреагировало на этот случай совсем иначе, чем мог бы подумать читатель, чрезмерно верящий в совесть, страх наказания и справедливость.
      Вскоре после доноса одной пенсионерке не хватило денег, чтобы заплатить сумму, полагающуюся оперирующему хирургу. Тогда такса была еще не двадцать тысяч, а всего семь, но у пенсионерки не было и этих семи. Она развязала свой узелок и выложила на стол всего четыре тысячи, надеясь на то, что врач, как добрая женщина-мать, скажет:
      - Ладно, бабуся, речь идет же о вашей жизни, Бог с ними с деньгами, что есть, то есть. Иди на операцию.
      Но прозвучало иное:
      - Ты что старая дура думаешь, что я нищая? Пошла вон из моего кабинета полудохлая моль. Твое место не в хирургической палате, а на кладбище!
      Врач-женщина сгребла бабулины деньги со стола и с чувством оскорбленного достоинства бросила той в лицо…
      Вновь разразился скандал. Врача-женщину уволили с работы, но в конечно счете вся история завершилась тем, что ее приняли назад, в этот же онкологический диспансер, а неофициальные расценки за медицинские услуги возросли, как компенсация за повышенный риск и в наказание строптивым пациентам. А та бабка-пенсионерка, пока длился этот скандал, была уже недосягаема для врачей и играла в теннис с ангелами, но, скорее всего, по местным традициям пропалывала траву в ангельском саду.
***
      Нет, не все медицинские бабочки превращались при переходе порога тульского онкологического центра в глубокие жаждущие карманы, человечность еще витала вокруг Люды в виде двух скромных благожелательных душ.
      Первая – заведующая отделением химиотерапии, которой вроде бы сама особо жизненноважная должность (не будем тут приплетать Господа Бога, он тут ни при чем) позволяла брать взятки и уж, конечно, по чину больше, чем анестезиолог, но она не брала. Не брала и все тут.
      Люде не полагалась химиотерапия, по крайней мере, была не обязательна. Забегая немного вперед по ходу повествования, которые мы ведем совсем не последовательно событий, а последовательно тому, как цепляются мысли, сообщаем, что ей предложили химиотерапию на всякий случай.
      Хирургическая операция прошла успешно, опухоль, что бывает крайне редко при нашей крайне неэффективной ранней диагностике, не дала метастаз и располагалась на животе, над кишечником, плоско, как летающая тарелка, готовящаяся к посадке и внедрению. Но Люда приняла решение пройти эту химиотерапию, на всякий случай, потому, что в следующий раз никто и не предложит.
      Опять была назначена встреча с заведующей отделением химиотерапии, на которой та должна была проконсультировать и подготовить Люду. Ну, а поскольку в онкологическом центре словесная конструкция «консультация и подготовка к операции» прочно срослось с предоперационной передачей денег, Люда сунула в карман этой заведующей, кстати, необычно не оттопыренный, предполагаемую сумму. Но не тут-то было. Заведующая не сделала вид, что не заметила людиного подношения, она не приняла на себя типичный образ блаженствующего взяточника, относящего обнаруженные в кармане деньги к божьему промыслу. Она вынула взятку из кармана и без единого слова вернула Люде.
      Люда огорчилась, потому что от правильной передачи нужной суммы денег зависела ее жизнь в онкологическом диспансере. «Что-то я сделала не так, видимо не по ритуалу положила взятку в карман, слишком навязчиво или прямолинейно, а, может, на лице моем было написано раздражающее недовольство…», - с ужасом подумала она. Перед уходом она повторно быстро сунула деньги в карман заведующей и, чтобы не было видно эмоций на ее лице, как могла быстро, пошла к себе в палату, словно зверь понимающий, что его жизнь могут спасти только быстрые ноги. Но более здоровая заведующая отделением химиотерапии догнала ее и опять вернула деньги со словами:
      - У нас медицина бесплатная…
      Вторым добрым ангелом стала для Люды медсестра – одна из многих, но совсем другая. После операции в первый же день, когда Люда и все ее соседи по койкам лежали, как говорится «никакие», та принесла каждой по литровой бутылочке киселя, сваренного дома из садовых ягод. Люда, ненавидевшая кисель с детства, выпила принесенный медсестрой с большим удовольствием, поскольку тот оказался очень вкусным.
      Эта странная медсестра не брала деньги за капельницы, перевязки и прочее принципиально. Даже, если кому-то из благодарных пациенток удавалось после процедуры положить ей сотню в карман, то эта медсестра не делала вид, что не заметила, откуда свалился на нее сей плод банковских фабрик, а в свою очередь, незаметно, возвращала деньги подательнице под подушку.
      Она, конечно, понимала, что в этих не обустроенных палатах лежат люди явно не богатые, которым деньги никто за их добросовестный труд не подкладывал в карманы сверх меры, установленной тарифными ставками, окладами и пенсиями, а наоборот, каждый начальник стремился недоплатить, государство стремилось урвать, а дети стремились выжать последнее. Она понимала, что можно принимать деньги от зажиточных богатых людей, от чиновников, но те лежат в других палатах. А в этих палатах брать деньги с людей, что с детей требовать за пеленание, кормление из бутылочки…
      Но эти два человека были исключениями из правил, а в основном, если Лиде или кому-то из больных, лежавших в ее палате, приходилось спросить что-либо, то непременно следовал  ответ:
      - В мои обязанности входит полы мыть и постели заправлять, но не кормить или заботиться о том, чтобы игла капельницы была к руке крепко привязана.
      Но самое главное, что от вовремя уплаченных медработникам денег в онкологическом центре зависел не только комфорт, но и сама жизнь, и как-то Люде пришлось в этом убедиться.
      Как-то раз, когда она в первый вышла после операции из палаты в столовую и присела на стул в ожидании очереди у раздачи, то наклонившись вниз, увидела на полу лужу и весело в унисон своему характеру и радости от того, что трудности операции остались позади, сказала:
      - А что это у вас тут лужа?! Кто воду разлил?
      Больной народ лужей не заинтересовался, а вот дежурная санитарка подошла, посмотрела на лужу, тревожно посмотрела на Люду и спросила:
      - А что у тебя халат снизу мокрый?
      - Как мокрый? – удивилась Люда и, наклонившись пониже, заметила, что действительно полы халата потемнели, пропитанные влагой.
      Санитарка откинула у нее полы халата и тут же их стянула их обратно.
      - А ну-ка быстро ложись на спину, где сидишь! И не двигайся! – вскрикнула она. – Я за медсестрами!
      Люда огляделась, ложиться было некуда, кроме как на холодный пол и она осталась сидеть. А санитарка побежала искать медсестер и нашла их, но обоих – пьяных. Одна была совсем в беспамятстве и на приглашение не отозвалась, вторая, хоть и была пьяна, но не настолько, чтобы не понять серьезность ситуации.
      Оказалось у Люды разошлись створки раны, от оплаченной ею операции, разошлись настолько, что кишки могли вывалиться наружу в любой момент. Сама Люда не осознавала опасность происшедшего. Это после она вспомнила, что врачиха, проводившая ей хирургическую операцию, почему-то присутствовала при каждой ее перевязке, что было совершенно необычно. Карманы ее ранга обычно не отвлекались на бездоходные работы.
       «Знать знала, что напортачила», - рассудила Люда, но это было потом, причем очень далеко потом. А сейчас, не понимая нависшей над нею опасности, она вышла из столовой в поисках санитарки и медсестер. На ее счастье санитарка возвращалась назад, а перевязочная была совсем рядом…
       Люду уложили на кушетку. Опять раскрыли халат и тут же снова закрыли. Люда почувствовала, как по бокам течет.
       - Да что же со мной? – спросила она.
       - Посмотри сама, - сказала санитарка.
       Зрелище раскрывшейся раны поразило ее, но боли не было, а близость врачебной помощи успокаивала.
       - Сейчас повезем вас в хирургию. Будем зашивать, - сообщила санитарка и с медсестрой, от которой разило перегаром, покатила Люду к лифту. По пути санитарка набрала телефонный номер врачихи, которая производила операцию и вкратце изложила ситуацию. Врачиха оказалась не в городе, но она тут же сказала, что приедет и сама зашьет Люду, запретила проводить хирургические действия кому-либо иному, а пока она едет, попросила подготовить Люду к операции. Таков кодекс чести платных карманных операций, что все «косяки» устраняет, тот врач, который их допустил.
       Люду завезли в операционную, раздели, руки, ноги привязали к столу и в положении плоско распятого Иисуса Христа оставили и почти забыли, разговаривая о чем-то своем. Время шло, а врачиха не появлялась. Пробки на дороге – расслышала Люда. 
       - Вам не холодно? – спросила, наконец, санитарка, видимо, заметив мурашки на теле Люды. 
       - Прохладно, - сообщила Люда.
       Санитарка накрыла ее простынею и опять забыла. Ожидание длилось три с лишним часа, но в конце-концов врачиха появилась в операционной и началось…
       Что там началось Люда, конечно, не видела, находясь под действием наркоза, а последняя ее мысль, расплывшаяся в тумане теряющегося сознания была: «Как же меня будут оперировать? Я же не заплатила…»
       Первое, что увидела Люда, когда очнулась: словно сквозь мутный аквариум, в котором от этой мути попередохли все рыбки, неясный силуэт мужчины в белом халате, который энергично жестикулировал, видимо, разговаривая с кем-то и не обращая внимания на нее. Она хотела сказать, что очнулась, но во рту ощутила трубку, уходящую в горло, через которую вводится наркоз и искусственно поддерживалось дыхание…
       Обычно после наркоза, когда вынимается эта трубка изо рта, человек первое время не может дышать, его заставляют, так сказать «раздыхиваться», то есть насильно заставлять дышать...
       Но никто трубку изо рта не вынимал, и Люда ощутила, как комок слизи перекрыл дыхание. Испуг, страх, Люда дернула руки, чтобы вырвать трубку изо рта, но руки оказались привязаны… Через короткое время сознание начало уплывать от нее, ноги начали подтягиваться в позу эмбриона. Началась молчаливая агония, никакого тоннеля не возникло, сознание начала съедать темнота.
       - Доктор, она задыхается, - закричал лежащий рядом больной, и это было последнее, что услышала Люда…
       Перед операцией, чтобы не образовывались тромбы, как объяснили Люде, в онкологическом центре пациентам обычно забинтовывали ноги, и в эти бинты было принято укладывать взятки анестезиологам и реаниматологам: под бинты на одной ноге укладывается взятка одним, а под другой бинт – другим. Эта информация нигде не прописана, никаким законом не оговорена, но передавалась устно от пациента к пациенту, как в дописьменную эпоху передавались легенды, сказки, поверья и ритуалы, обязательные к исполнению…
       Правила эти Люда исполняла точно и безошибочно, но здесь, когда беда настигла ее внезапно, а кошелек она, естественно, при теле своем не носила, ей выпало их нарушить и ощутить всю силу возмездия, преследующую пациента, не дающего врачам взяток…
      Люда очнулась в палате. Лицо было в крови, сильно болела грудина, забегая вперед - болела еще год.
***
      На этом Люда завершила свой рассказ, а мы с Лидой долго и восхищенно на нее смотрели, как смотрели бы апостолы на Иисуса Христа, который бы после казни зашел к ним домой, чтобы рассказать, как он сумел остаться живым.
      - Так этот онкологический центр надо назвать: онкологическая колония строго режима, и огородить его колючей проволокой, - только и сказал я. – Странное дело, что следственные комитеты и прочих ментов не интересует взяточничество врачей.
***
      Рассказ Люды был интересен, но не добавил ничего кроме деталей к моему знанию о взяточничестве в медицине, на которое правоохранительные органы смотрят сквозь пальцы, в отличие от дел, подобных сваленному на меня.
      В маленьком нефтяном городе Муравленко вся ортопедия, где делаются зубные протезы, живет за счет карманов. Это общеизвестно в рамках «Эффекта безмолвия».
      Сосед по маминому саду профессор медицины, да и мой брат, врач санитарной медицины, в разговорах за столом тоже оправдывали взяточничество низкими зарплатами медпесонала.
      Ситуацию, когда нуждающиеся в заботе и уходе оказываются во власти чиновников, хорошо показали Илья Ильф и Евгений Петров в своем романе «Двенадцать стульев» при описании сцены в доме престарелых, а его заведующий Альхен или голубой воришка, стал фигурой нарицательной: «Все его существо протестовало против краж, но не красть он не мог». Так вот этими голубыми воришками наполнилась вся России: они протестуют против чужих краж, но сами не красть не могут». Я попробовал препятствовать этому, но из меня самого сделали вора!
      Низкая-высокая заработная плата – это субъективные оценки. Одному и ста тысяч мало, другому – миллиона, а третьему и сотня – деньги. Все познается в сравнении, а реакция зависит от степени завистливости и хотения.
      Меня более поразили мытарства, которые ожидают многих на пути к старости. Одно дело глотать таблетки и уделять время несложным процедурам поддержания здоровья. Другое дело – воевать и принимать муки, тратить силы и жизнь не за идею, не за защиту родины, не за близких и родных, а за себя самого… Почему?
      Как бы каждый ни жил свою жизнь, он все равно ее проживет, как лампочка. Человек горит уже по включении, т.е. - рождении. Горит он внешне ярко или тихо на самом деле не имеет значения для внутренней его субстанции, души, которая и является главным продуктом этого горения. Человек исполняет смысл жизни уже тем, что родился, что чуть-чуть пожил и украсил жизнь. Если я размышляю верно, то вся суета больниц почти бессмысленна. Имеет ли смысл возвращать к жизни человека, который благополучно почти умер, но которому, из-за выздоровления, предстоит опять подойти к смерти, но уже, возможно, худшим путем. Суть врачевания должна заключаться в том, чтобы точно видеть момент, когда человека нужно отпустить, а не мучить понапрасну.

26.06.2011 Тула - Москва
      «Дружба – это, прежде всего, обоюдоприятное разрешение на пользование собой»
      Вчера на Косой горе возле Тулы мы хорошо посидели у Андрея с Ольгой. Возможно, даже слишком хорошо. Две бутылки коньяка, бутылка шампанского, две бутылки вина, две бутылки пива. Ольга поджарила три больших куска семги. Вкусная сырокопченая колбаса. Фаршированные перцы, сосиски, жареный адыгейский сыр, шампанское. Я знал, что этот долг мне никогда не вернуть. Легкое чувство стыда томило меня. Принимаю все, как подарки судьбы: подарки этих прекрасных людей и самих их.
      Ольга какая-то родственница Лиды, очень яркая особа, настолько яркая и влекущая, что я при встрече с нею не могу удержаться от взгляда на ее пышную грудь. Она настоящая певица, участвует в конкурсах песни, работает в косогорском дворце культуры, под ее руководством детский ансамбль песни и танца достиг дипломных высот. Андрей – ее муж, крепкий хозяйственный мужчина с заметными следами благополучной жизни в теле, отработал несколько лет инженером-электриком на косогорском металлургическом заводе, а сейчас трудится в какой-то энергетической компании.
      Живут Андрей и Ольга в четырехкомнатной квартире на третьем этаже четырехэтажного деревянного дома, которых тут на Косой горе, неподалеку от металлургического завода было необычно много. Оба не остановились на достигнутом, и создали семейное развлекательное предприятие. Ольга часто поет на днях рождения и других праздничных мероприятиях, а Андрей организует всю техническую часть.
***
      Сегодня я опять в Москве. Проводил Лиду на железнодорожный вокзал, и она поехала домой в маленький нефтяной город, причинивший нам столько горя, а я на электричке поехал в Салтыковку к своему другу Александру, которого не видел уже давно.
      С момента работы в московской газете «Деловой мир», где более десяти лет назад я проходил стажировку, он сильно постарел. Я встречался с ним ежегодно при каждой поездке в Москву, но именно сейчас я остро почувствовал изменения в нем.  То ли это обыденное старение, то ли работа руководителем пресс-службы объединенной металлургической компании вытравили из него ту добрую харизму, которая так привлекала раньше. Лицо стало лощеным, как у политиков, которые всегда врут. Замечания стали едкими, мнение более нетерпимое.
      Александр словно бы превратился в удобную деталь. Все его рассуждения теперь - это рассуждения удобной Машине детали. Черты лица стали более резкими, жесткими, какими-то обструганными, зашлифованными, а затем отполированными, подчеркивающими высокое качество детали. Исчезла человеческая безалаберность. На свете много таких людей, которые говорят правильные вещи, но поступают иначе. К ним относится большинство умных людей, в их неофициальное сообщество вошел и мой друг Александр.
***
      Во время прогулки с Александром мимо флигельного деревянного дома, где жил поэт Андрей Белый, написавший в стихотворении Родина очень понятные мне особенно сегодня строки: «Роковая страна, ледяная, Проклятая железной судьбой - Мать Россия, о родина злая, Кто же так подшутил над тобой?», Александр, словно бы отвечая на вопрос Белого, сказал мне следующее по моим репрессиям:
      - Ко мне приходит много писем и если какое-либо из них начинается с изложения частных проблем - я его тут же откладываю в сторону. Редко кто думает об общественном. Большинство ищет выгоду: льготы, деньги, квартиры... - и хочет решить личные проблемы за счет меня. Тебе надо говорить об общественной важности твоей ситуации, а не о себе…
      Удивительно, до чего самообманывающееся существо - человек! Мой друг Александр. От него можно услышать много штампованных советов о том, что деньги не главное, а главное - свобода, некие иные ценности. Он, безусловно, прав, но живет он, посвящая свою жизнь именно зарабатыванию денег и стяжанию благ, он ищет те же самые выгоды, поиск которых осуждает в других.
      «Нужна всего-навсего непрерывная цепь побед над собственной памятью. Это называется «покорение действительности»; на новоязе – «двоемыслие», - так описал это явление Джордж Оруэлл в своем романе «1984». И люди благополучного общества, и те, кто меня преследует, конечно, – они все не только примерно такие же, как Александр, а намного хуже. Александр еще вполне совестливый человек.
      Александр, мой друг Александр! – как он стал похож на комичного депутата «Нашей Раши» (телеканал ТНТ) в исполнении Светлакова: «Мне спать некогда, все о России думаю!» - говорит этот депутат, а сам ведет проституток к себе в номер или ублажает себя иным способом. Но других друзей у меня нет. Кроме того, Александр очень гостеприимен ко мне: предоставляет и кров и стол.
***
      Сегодня в разговоре с Лидой, когда я ей рассказывал про советы Александра, промелькнула мысль, изначально высказанная ею, что, видимо, нельзя ничего понять, не пережив лично. Так, находясь в своей стране, мы познаем чужую через книги, СМИ, фильмы. И многие на основании этих знаний делают вывод, что им известно все о чужой стране, что они могут давать советы, как жить чужеземцам, но выезд в чужую страну приносит массу новых впечатлений и знаний. Так вот: иная ситуация, в которой не бывал, иные эмоции и состояния человека - это такая же заграница, в которую негоже со своим уставом. Видимо, тут можно только выслушать, сопереживать, помочь, или не слушать...
      Думаю, отчасти, именно по этой же причине судьи, прокуроры и следователи так легко разбрасываются мерами пресечения и осуждениями, что сами не понимают, что делают. Поэтому их деятельность и носит иногда характер вероломных и разрушительных нападений на абсолютно мирные территории чужих жизней.

Притча о канализации жизни
      Случилось так, что наш герой смыл в канализацию стакан в серебряном позолоченном подстаканнике  вместе с серебряной ложкой. Герой и сам не понимал, как это произошло, поскольку вход в канализацию в его кухонной раковине был узок и загражден ситечком, для отлова мусора. Но именно в тот момент, когда туда провалилась стакан в серебряном подстаканнике вместе с серебряной ложкой, вход в канализацию внезапно расширился, а ситечко исчезло. 
      Герой заглянул внутрь канализации, стремясь разглядеть потерю, однако вход в канализацию оказался загражден от любопытных и брезгливых глаз черной резиновой шторкой, служившей своеобразным клапаном. Герой опасливо, нет скорее брезгливо, отодвинул шторку, и ему открылся безумный механизм канализации. За шторкой была не покрытая черной тошнотворной слизью поверхность трубы, а череда ленточных транспортеров, которые передавая мусор друг другу, да собственно все, что попадает в канализацию, двигали груз в неизвестном направлении.
      «Раз они работают синхронно – то, может, связаны какими-нибудь шестеренками», - подумал герой и потянул ближайшую транспортерную ленту на себя, против естественного движения. Это оказалось легко. Вторая лента действительно оказалась связанной с первой, и стакан в подстаканнике с серебряной ложкой стал двигаться назад. Герой испытал чувство облегчения, но ненадолго. Длины руки, засунутой по плечо в канализацию, не хватило, чтобы достать ценные предметы.
      «Придется лезть в канализацию», - решил герой.
      Канализация еще недавно не способная поглотить предметы такого размера, как ложка и стакан, внезапно расширилась и алчно проглотила целого человека – героя повествования, который даже не удивился. Давно известно, что ворота в тюрьму широкие…, но об этом герой даже не подумал, он просто полез в канализацию за упавшими ценностями, которые, конечно, не стоили его жизни и даже грязи, которую в этой канализации можно подцепить. Но наш герой, конечно, не рассчитывал погибать или оставаться в этой канализации - он просто хотел взять свое и убраться восвояси, как обычно ходят в гости или на работу. Иного опыта хождения у него не было. Всегда, когда герой куда-то заходил, двери в обратную сторону оставались открытыми. Вот так он и попал…
      Все время, пока герой протискивался в канализацию, его взгляд был прикован к стакану в серебряном подстаканнике с серебряной ложкой, примерно так же как взгляд мыши, лезущей в мышеловку, прикован к кусочку сыра, нанизанному на крючок, который при малейшем усилии тянет за собой подпружиненный механизм, закрывающий дверцу мышеловки. Упущенная ценность вела его за собой, как дудочка Нильса крыс вела в водоем для утопления. Однако в какое-то мгновенье взгляд героя на мгновенье оторвался от стакана с ложкой, и этого несущественного мгновенья хватило, чтобы чашка с ложечками исчезла с резинового транспортера. Словно испарилась.
      Герой огляделся и, к своему удивлению, обнаружил неподалеку деловитую крепкую средних лет женщину в форменном белом фартуке и резиновых перчатках!!! Она что-то перебирала на движущейся ленте транспортера, словно рабочий на конвейере. Она здесь работала!
      «Уперла мое серебро, конечно, уперла», - подумал герой. 
      - Ты куда дела мой стакан в серебряном подстаканнике с серебряной ложечкой? - грозно спросил он не из-за того, что был груб и мог применить силу, просто он подумал, что надо нагнать страху и тогда проблема решится быстрее.
      - Ничего я не брала, - ответила безэмоционально женщина
      - Отойди, я знаю, куда ты их спрятала! - решительно выкрикнул герой, неприятно удивленный бессовестной, на его взгляд, ложью канализационной работницы.
      Женщина испуганно отступила, а наш герой ступил на ее место и, обнаружив чайник, открыл его крышку и заглянул внутрь, посчитав, что именно в чайнике женщина могла спрятать его стакан с ложечкой. При этом он опять нисколько не удивился, что рабочее место какой-то канализационной работницы, которого, по логике, вообще не могло существовать, еще и было оборудовано не хуже, чем у офисной работницы или секретарши какой-нибудь высокой администрации или в суде.
      В чайнике серебра не оказалось, тогда герой принялся открывать ящики массивного офисного стола, передвигать на столе папки с надписями «Исходящее», «Входящее»...
      Стакан в серебряном золоченом подстаканнике и серебряная ложечка могли притаиться где угодно, но их не было. Рабочее место канализационной сотрудницы оказалось чистым от его серебра. Наш герой вначале даже подумал, что пропажа ему пригрезилась, он уже хотел крикнуть жене из канализации, чтобы та проверила, не остались ли стакан в серебряном подстаканнике и серебряная ложечка на кухне …, но он быстро себя отрезвил, объяснив самому себе, что если перестать верить собственному сознанию, тогда надо в психбольницу, надо смириться с тем, что болен и забыть о ценной пропаже вовсе. Так поступить он не мог.
      В расстроенных чувствах герой пошел вглубь канализации: вначале - вдоль второй транспортировочной ленты, затем - вдоль третьей, где обнаружил серебряные ложечки, но не свои, а старинные потускневшие, без каких-либо узоров и иных украшений. Находка не вызвала удивления, но принесла облегчение. Он положил чужие ложечки в карман, посчитав их призом за риск и возможной заменой потере, но все-таки двинулся дальше, чтобы найти и свои вещи.
      За ближайшим поворотом он обнаружил уже целую бригаду канализационных работников. Все они были одеты в белые поварские халаты и даже колпаки. Удивления не возникло. Пришло понимание, что похитительницей его серебра та женщина у входа в канализацию могла и не быть. Претендентов на звание вора было хоть отбавляй. Но тут произошло чудо!
      Транспортерная лента внезапно вынесла откуда-то стакан в серебряном золоченом подстаканнике и серебряную ложечку. Наш герой обрадовался, пошел к своим вещам, но не тут-то было. Один молодой человек среди канализационных работников прельстился серебром и возомнил, что за него можно выручить хорошую сумму. Искушение оказалось настолько велико, что он схватил стакан с подстаканником и ложечкой, и скрылся с глаз. Это видели все, но из чувства товарищества, кто расскажет, где скрылся вор, чужому, залезшему по своей воле в канализацию, куда, как говорится, что попало - то пропало? Никто.
      Никто не выдал вора, даже когда наш герой громко об этом вопросил, пригрозив полицией. Правда, угроза через некоторое время действие возымела, и наш герой наткнулся на свою серебряную ложку и подстаканник, правда, без стакана, который большой потери не представлял. Лежали они за транспортерной лентой.
      Видно канализационные рабочие нашли того самого молодого вора и заставили его вернуть серебро, чтобы парадоксально остаться чистыми на своем рабочем месте, которое этой чистоты вовсе не предполагало. А может они это сделали из нежелания связываться с полицией, которая и в канализации может доставить массу неприятностей и вымазать в еще большей грязи. В любом случае, у нашего героя, как говорится, камень упал с сердца, и он направился к выходу, который, как он полагал, располагается там же, где и вход. Но это слишком примитивное понимание выхода из канализации.
      Все, что входит в цивилизованную канализацию, выходит, как известно, другим путем - это длинный путь транспортировки на очистные сооружения, затем купание в аэротанках с бактериями, разложение и видоизменение в среде отбросов. Затем - фильтрация и прессование, и возлежание на иловых полях, на которых лишь спустя время может вырасти нечто новое. Но наш герой этого не знал. Он, как мы уже говорили, привык входить и выходить в одни и те же двери. Именно это его понимание и поймало его в ловушку.
      Наш герой достиг входа в канализации, которое, как он предполагал, станет и выходом. Вот только шторка уже к этому времени исчезла, а входное отверстие в канализацию стало, как прежде, узким и прикрытым сеточкой или решеткой от мусора. Наш герой смотрел на свет, разрезаемый словно бы тюремной решеткой на входе в канализацию, слал письма или взывал... Он утратил движение, терял драгоценное время, принялся покрываться, так сказать, плесенью у входа в канализацию, исторгая горестные, а то и просто призывные крики, в надежде, что его услышат снаружи, приоткроют резиновую шторку и вытащат.
      Однако, все это были иллюзии. Все близкие, знакомые и друзья бросали ему в канализационное отверстие свои слова поддержки, но ни один не попытался помочь расширить отверстие канализации, чтобы он смог выбраться… Но можно ли их обвинять?
      Разве кому хочется без личной нужды, без проблем лезть в канализацию? Кто хочет вымазаться в грязи? Все обитатели наружного мира, где жил когда-то наш герой, такого желания и обыкновения не имели. Вот и сидел он возле входа в канализацию со своим серебром, вместо того, чтобы вместе с другим мусором катиться по транспортеру к выходу. Как долго он там сидел - непонятно. Понятно одно: путь к выходу от этого сидения короче не становился, а герой наш старел, покрывался слизью от тоски и постепенно в бессмысленной борьбе за переделку входа в выход лишался сил, так необходимых ему для того, чтобы преодолеть реальный путь к свету… Вот и получается, если вас угораздило попасть в отвратительную ситуацию, то не надо сопротивляться, плывите по течению, куда плывет все, попадающее в эту отвратительную ситуацию, и, Бог даст, - вы увидите свет.

27.06.2011 Подмосковье - Москва
      «Журналист сравним с травоядным животным, в силу профессии вынужденным писать о хищниках, поэтому, чтобы остаться в живых и не быть сожранным, ему надо писать осторожно и приятно для своего героя. Иногда он, правда, нападает, но, как правило, тогда, когда позади него стоит тот самый хищник, которому он служит»
      Сегодня понедельник. С утра я вдруг вспомнил о своей книге, награжденной «Золотым пером России», о том, как купил на полученную премию три больших серебряных бокала, о которых когда-то мечтал, представляя, как буду пить из них вино, словно дворянин царской России. Возможно, именно гонка за этим серебром и привела меня к нынешним проблемам, потому что в книге «Холодный путь к старости» я назвал реальных людей смешными именами, иронично описал реальные нелицеприятные события, происходившие в городе. Вспомнился апрельский телефонный разговор с Ириной Павловной на берегу Иртыша в момент ледохода.
      - Я вот, что думаю относительно ваших проблем, - как всегда заинтересованно и проникновенно сказала она. – Может, они, наконец, прочитали вашу книгу «Холодный путь к старости»?
      - Так уже четыре года прошло с ее выхода, - напомнил я.
      - Ваши герои люди занятые, а тут сели и прочитали, наконец, что вы там о них написали…, - сказала Ирина Павловна. – Вот они вам и оформили проблемы…
      За воспоминаниями я позавтракал тем, что было в александровом холодильнике, а затем по грунтовой ухабистой дороге, тянувшейся мимо дорогущих коттеджей салтыковских москвичей, пошел на остановку электрички до Москвы. Добрался до Москвы без проблем и направился в Союз журналистов России, в тот самый, что на Зубовском бульваре, где, как журналист, я надеялся у высокопоставленных коллег найти помощь и поддержку в своей непростой ситуации. Дорога сложилась хорошо, по пути, недалеко от офиса Союза журналистов России, в подземном пешеходном переходе  я купил удачнейшую телефонную сим-карту: удачнейшую и по экономным тарифным планам и потому что - без паспорта. Москва оказалась сущей находкой для человека в федеральном розыске.
      Союз журналистов встретил меня тишиной длинного, как переход в иной мир, коридора, снабженного множеством дверей. Я продлил международную карточку журналиста, сам не знаю зачем, по возросшей в два раза цене, по пятьсот рублей. Вернулся в коридор, на стене нашел свою фотографию среди множества лауреатов «Золотого пера», засмотрелся на остальные фотографии, выискивая знакомые лица, как вдруг услышал за спиной шаги и краем глаза ухватил серый пиджак непонятно по каким приметам знакомой мне фигуры.
      «Богданов, председатель Союза журналистов», - радостно подсказало сердце, но разум подсказал потянуть паузу и не бросаться на председателя, как голодный невоспитанный бездомный пес на кусок мяса. На мое счастье Богданов не торопился уходить. Он зашел в рядом расположенный кабинет, дав мне на выходе возможность подойти и обратиться:
      - Всеволод Леонидович, здравствуйте. А я тут стою, фотографии разглядываю, и слышу ваш голос...
      - Здравствуй, как твои дела? - спросил Богданов, подойдя ко мне, и по-дружески пощупав-пожав мою руку, не сжав кисть, а именно пощупав-пожав руку в районе локтя.
      - Мои книжки-то дошли? - спросил я самое важное о последней своей книге «Эффект безмолвия».
      - Да, я уже прочитал, - ответил Богданов. - Прочитал и как ты меня изобразил.
      Я предпочел не обращать внимания на последнее замечание председателя, поскольку его впечатление могло быть не в мою пользу. Богданов не заставил меня подыскивать варианты продолжения разговора, а взял инициативу на себя:
      - У меня сейчас важная встреча, я ухожу до конца дня. А нам надо бы встретиться, чай попьем.
      - А когда можно с вами встретиться? - спросил я.
      - Давай, подходи, - оптимистично предложил Богданов на ходу.
      Этот ответ из-за неопределенности предложения я расценил, как попытку дружественно распрощаться под имитацию назначения встречи, потому как: «первая заповедь снабженца: пообещать», - так говаривал ныне покойный брат моей жены Борис, бывший главным врачом больницы в маленьком нефтяном городе Муравленко.
      - Назначьте время и день, когда подойти, - с мягким требовательным оттенком произнес я, следуя за ним.
      - Давай, подходи, поговорим, - продолжил гнуть линию Богданов уже на улице, готовый уйти к своему служебному автомобилю, напоминающему джип Кукевича, первого заместителя начальника департамента информации и общественных связей всего Ямала из Салехарда, которого в своей книге «Эффект безмолвия» я назвал Кукишевичем. Кукевич был таким же высоким чиновником слова, как мой московский друг Александр. Страшный человек, если не друг. Меня это сходство насторожило, и я перешел в наступление.
      - Когда? Завтра, послезавтра?
      - Завтра не получится, - через мгновенье раздумья сказал Богданов. - Приходи послезавтра, в среду - с утра. Чаю попьем.
***
      Богданов уехал, а я ушел не сразу, вернулся в Союз журналистов и нашел Павла Гутионтова – одного из секретарей, в книге «Эффект безмолвия» названного Дантовым. Нашел я его в его же кабинете. Гутионтов был по-прежнему солнечным, хотя и обросшим небритыми черными лучами не менее чем трехдневной щетины.
      - Здравствуйте Павел Семенович, - произнес я приветствие, предварительно, на всякий случай, сверив свою память с надписью на табличке его кабинета.
      Мы коротко переговорили о моих проблемах, а в ходе беседы я с удовлетворением заметил на переднем ряду его книжной полки свою последнюю книгу. Гутионтов не заставил себя уговаривать, не сослался на дела, а тут же повел меня к юристу Союза журналистов. Там я получил обещание о составлении письма о моей проблеме и направлении его от имени Союза журналистов Генеральному прокурору России.
***
      Далее я направился в торговый центр «Горбушка», располагавшийся неподалеку от станции метро «Багратионовская», именно там продавалась нелицензионная правовая система «Гарант», которую я, когда бывал в Москве, покупал уже в течение многих лет для своей журналистской работы. Сейчас она мне была нужна, куда более, чем раньше: требовалось узнать все новые правовые акты, касавшиеся инкриминированного мне уголовного дела. На втором этаже, сразу за эскалатором, на привычном месте нашел Павла, которому предварительно позвонил по телефону, полученному от него еще при первой встрече. Высокий, крепко сложенный, лысый - он был заметен издалека.
      - Все меняется, кроме Павла, - сказал я, подойдя. - Гарант ныне почем?
      - Две тысячи, - сообщил Павел.
      - Давай за полторы, - предложил я, чувствуя, что Павел завысил цену.
      - Тысяча восемьсот.
      - Тысяча пятьсот.
      - Тысяча шестьсот.
      - Хорошо…
      Но найти любимый мною сотовый телефон-книжку Нокиа Е-90, который я любил использовать для набора текстов, в этот день я не сумел. Это был в своем роде единственный телефон, имевший удобную для подушечек пальцев обычную клавиатуру. Его не было на всей «Горбушке», а новые модели коммуникаторов были для меня неработающего и дороговаты и неудобны своей сенсорной системой набора текста.
      Мысли почему-то устремились в московский ГУМ, расположенный на Красной площади, где я бываю регулярно при посещении Москвы. Я люблю там посидеть, перекусить. В теплое время года – на Красной площади в открытом кафе с видом на Кремль. В холодное время года - в закрытом кафе на мостике третьего этажа ГУМа, где под зонтами установлено не меньше десятка столиков на четверых, с прострельным широким видом вниз на торговые площадки ГУМа и на такие же мостики, где праздно ходит народ.
      Это кафе внутри ГУМа по нахождению своему не меняется уже много лет, а вот по названию: то «Ростикс», то «Сбарро», то «Столовая номер», а теперь итальянское кафе, где в этот раз я угощался пиццей «Четыре сыра», картофелем по-деревенски с обжаренной куриной грудкой и поллитровым стаканом пива «Сибирская корона». Над всем этим буржуазно-довольным миром царствовала умиротворяющая музыка, похожая на ту, что издавал когда-то оркестр Глена Миллера, но с тем отличием, что средь  музыки этой слышались песенные слова на русском языке. Именно эта музыка мне и запомнилась в первую очередь и кажущееся ощущение пустоты ГУМа, и всех его торговых залов, чего на самом деле и в помине не было. Странно. Личное сыто-довольное равнодушие, прекрасная цивилизованная устрашающая пустота.
***
      По возвращении домой к Александру, я рассказал его сыну Мите о своей встрече с Богдановым и о назначении нового свидания. Митя спросил:
      - А они вас не сдадут властям?
      - Это было бы здорово: Союз журналистов России продает своего журналиста, - ответил я. – Но ничего исключать нельзя. Богданову проблемы с правом не нужны, тем более из-за журналиста из какого-то малоизвестного города.
      Александр по возвращении тоже сказал, что это было бы через чур, если Богданов решится на предательство. И по этому поводу можно было быть совершенно спокойным, если бы российская журналистика и собственно все гуманитарные науки не прошли «Сталинскую школу фальсификаций», о которой, после отстранения от власти, обиженный Лев Троцкий подробно написал в данной своей книге:
      «Да об отношениях Ленина и Троцкого врали много. Но разве можно тогдашнее кустарное вранье сравнить с тем, которое теперь правильно организовано в общегосударственном и в международном масштабе?». 
      Журналисты – это те, кто умеет врать, изощренно и весело, искренне веря, что говорят правду! Поэтому мне более следует опасаться за исполнение их обещаний в помощи, которые они мне дали. Учитывая, что обещания я получил не от простых журналистов, а от чиновников, то тут «слово должно быть заверено подписью и печатью», - писал Михаил Генин.

О приходе героев книг 27.06.2011
      Все кажущееся злым, исходящее от святого, не может быть злым на самом деле. И это понимание пришло вовремя, поскольку в этот морозный день вершилось Рождество. Алик купил тортик и побежал к своему подъезду, заскочил в него, а далее - в квартиру, в которой от самого порога его ждали какие-то нежданные и незваные гости: многие из них сидели в зале на стульях, а остальные, кому не хватило стульев, стояли. Все были явно не здоровы.
      В этом месте и в это время Алику не хотелось видеть в своей квартире никого, кроме родных. Ему было неприятно, что в праздник к нему пришли гости непраздничного вида… Взгляд Алика остановился на лысом похудевшем изможденном сером черепе, который можно было назвать и покойницким…
      Лысый череп стал поднимать голову и, когда Алик встретился с ним взглядом, то внезапно узнал своего политического учителя Сапу, страшно изможденного болезнью. Смерть не преобразовала его в прекрасный дух, в молодое тело, в котором он, по логике, должен был и предстать, будучи несуществующим, поскольку это нормально быть молодым в душе, но Сапа даже на том свете оставался больным и страдающим.
      Сапа, увольнение и даже гибель которого многие ставили Алику в вину, равнодушно и безутешно посмотрел на него, словно бы для того, чтобы убедиться, что все именно так, как он предполагал, и вновь устало опустил голову, так, что она подбородком уперлась в грудину.
      Тогда Алик перевел взгляд на второго гостя и тот тоже взглянул на него. Страшно изможденное лицо, под глазами - огромные отечные синяки. Алик с трудом узнал и его, а затем и других... Враждебности от неприятных гостей не исходило: они просто пришли к Алику: его герои, герои его книг. И тут до Алика дошло, что все сваленные на него уголовные сочинения – это всего лишь возмездие и не этого света, а, как говорится, того... Виною всех его неприятностей стали старые долги. Они скорбно и безутешно ждали его в маленьком нефтяном городе. В этом не было зла, а лишь воздаяние автору, принесшему преткновения.

28.06.2011 Подмосковье - Москва
     «Без любви так же сложно, как без воздуха, но многие привыкают»
      Я вновь остался у Александра, где мне была предоставлена целая комната. Примерно в шесть часов утра меня ласково позвал лидин голос: «Андрюшка…». Я резко проснулся и долго вспоминал любящие интонации этого голоса, проводя мысленные параллели с тем ранящим сердце зовом Аэлиты, который сквозь невозможные расстояния мертвого космоса, слышал ее возлюбленный инженер Лось в шумах передатчика. Вся тяжкая печаль этого зова состоит в невозможности преодолеть расстояния и приблизиться к любимой.

Притча о женщине
      Одна красивая женщина принадлежала одновременно и Алику и была сама по себе. Он отстраненно наблюдал, как эту женщину соблазнял какой-то мужчина, привлекал ее к себе, притягивал, она была в его объятиях, но одновременно и не была...
      На самом деле женщина, принадлежавшая Алику, была призом этого неизвестного соблазнителя в каких-то мелких соревнованиях, наподобие обыденного спора: кто дальше прыгнет. Приза душащего кур лиса, забравшегося в курятник: а вот еще одна!
      Танец двух почти обнаженных тел длился долго прямо на глазах Алика, пока красивая женщина не решилась на выбор. Она резко с силой отстранилась от домогавшегося ее мужчины и вернулась к Алику. Все, что принадлежит вам, всегда вернется.

29.06.2011 Подмосковье – Москва - Тула
      «К сожалению, здравый смысл, как и физическое здоровье, у каждого хоть немного да отличаются»
      Перечитываю между делом «Преступление и наказание», где меня живо интересуют особенно те фрагменты романа, которые более отчетливо проявляют для меня особенности моего несчастья. «Все, не то что великие, но и чуть-чуть из колеи выходящие люди, то есть чуть даже способные сказать что-нибудь новенькое, должны по природе своей, быть непременно преступниками... Иначе трудно им выйти из колеи, а оставаться в колее они, конечно, не могут...» - «Преступление и наказание».
      Для маленького нефтяного города Муравленко человек, награжденный «Золотым пером России» и имеющий множество других достижений в журналистике, инженер-изобретатель, депутат, то есть я, несомненно, как раз и является «выходящим из колеи», на которого «склепать» уголовное дело было «раз плюнуть». Эта мысль мне пришла, когда будучи в Союзе журналистов смотрел на фотографии тех, кто получил «Золотое перо России». Оказалось, что с Ямала на стенде Союза журналистов России была только моя фотография, поэтому удар был нанесен точно и просто.
      Этот самодиагноз об ущербной собственной неординарности и приятен и не очень, получается любого более-менее неординарного человека можно подвести под уголовное дело, если он не будет притворяться дураком, и не будет находиться в общей колее. Причем, будет уголовное дело или нет – зависит только от желания компетентных органов.
      «Улики-то, батюшка, о двух концах, большею-то частию-с», - сказал Раскольникову следователь Порфирий Петрович в романе «Преступление и наказание». В этом все и дело: одной и той же лопатой можно и закопать и выкопать человека.
***
      Сегодня среда - день назначенной встречи с председателем Союза журналистов России Всеволодом Богдановым. С утра я уже на месте. Союз журналистов пустынен. Юрист сытого еврееподобного вида, исполненный солидности предпенсионного возраста, которому поручено мое дело и который обещал подготовить письмо в генеральную прокуратуру еще вчера (потому что в письме делать особо нечего), сегодня пришел уже после десяти и, как выяснилось: ему еще требуется «написать несколько строк и примерно полчаса на это дело», что означало, что он вообще ничего не делал.
      - Мне же сказано являться после девяти, - отреагировал он на замечание Павла Гутионтова об опоздании.
      - Богданов тебе замечание сделал, что ты вечно опаздываешь и приходишь после девяти, а не рекомендовал это делать, - пояснил Гутионтов.
      В общем, этот юрист еще тот шалун, еще и под дурака играет и деньги получает. Но для меня это не принципиально, потому что Богданова, который обещал встретиться со мной утром, самого не было в Союзе, он был на некоей важной встрече, которая всплыла только вчера, как сообщил мне мужчина, сидевший на секретарском месте и исполнявший обязанности секретаря. Я присел на мягкий диван, стоявший прямо напротив приемной, и принялся записывать увиденное.
      - Герман, я здесь, - произнесла возрастная женщина, пронося по коридору мимо приемной свое нехуденькое тело, одетое ниже пояса в белую шароварную юбку.
      - Хорошо, - с еврейским акцентом, как я бы оценил, отозвался Герман - тот самый секретарь.
      Герман выглядел солидно: зачесанные назад седые волосы, очки в золоченой оправе, светлая рубашка. В отсутствие Богданова он разгадывал кроссворд в цветастом журнале. Хорошая работа.
      - Можно воды попить? - спросил я, заглянув в приемную.
      - Пожалуйста, - сказал Герман, показав на кулер.
      - А стаканы? - спросил я.
      - Леонид Альбертович! - громко произнес Герман и из кабинета, располагавшегося напротив кабинета Богданова, вышел чем-то похожий на всех остальных своим спокойствием и неторопливостью, но более толстый и малоподвижный, еще один мужчина. Он вытащил из шкафа пластиковые стаканы и передал мне.
      «Очень хорошая работа», - опять подумал я, взирая на это неторопливое сонное мужское царство ведущей надстройки средств массовой информации, где сотрудники, словно не работали, а отдыхали на загородной даче. Чтобы избежать разочарования от очередной волокиты, я решил заглянуть к юристу, чтобы показать тому, что я ожидаю, когда тот подготовит письмо в генеральную прокуратуру.
      - Насколько мне может помочь обращение Союза журналистов в генеральную прокуратуру? - спросил я у юриста, чтобы спросить нечто, показывающее заинтересованность в его работе.
      Тот внимательно посмотрел на меня. Складки на его лице еще не усохли в морщины, кожа интеллигентно отвисла, образуя гладкие бугорки и впадины.
      - Все поймут, что вы обратились к нам, а мы, если будут перегибы, так просто это дело не оставим. Все-таки Союз журналистов - это большая общественная организация, - ответил он. – Но, конечно, местный суд может быть раздражен таким контролем сверху.
      - И могут из принципа влупить хороший срок, - продолжил я.
      - Ну, мы же тогда шум поднимем, - ответил юрист.
      Кабинет юриста Союза журналистов России добротно охлаждался кондиционером. Комфортная обстановка для умственной деятельности и для безделья. Я с сомнением взглянул на юриста, вспоминая, как медленно они в Союзе журналистов отрабатывали каждое мое обращение, каких о свалившихся на меня репрессиях я послал не одно, а на это не стали бы реагировать, если бы я не приехал лично, например, оказавшись в тюрьме.
      Когда я вернулся к приемной председателя Союза журналистов России и опять присел на коричневый диван из кожзаменителя, а может и натуральной кожи, то пришел какой-то посетитель и спросил Богданова, а узнав объяснение его отсутствия, прокомментировал:
      - Ну, конечно, где еще быть председателю Союза журналистов, как не на встрече?!
      В его голосе светилось ехидство и ирония, но никто ему не ответил.   
      Позвонил Людмиле Ивановой, депутату в государственной Думе ЯНАО от города Муравленко, которую я в своей книге назвал Матушка. Телефонный номер набрал по памяти, оказалось верно. Голос Ивановой выглядел необычно для нее тусклым и выдавал обеспокоенность звонком неизвестного абонента.
      - Людмила Николаевна? - спросил я.
      - Да, - ответила она.
      - Это Андрей Дробот, - представился я.
      - Да, - неуклюже ответила Иванова.
      «Запугана словно бы, - пронеслась мысль. - Если контакты со мной признаны очерняющими, то это могло у нее отбить память обо мне, как у лидера Единой России. Наше следствие кого угодно поставит на колени».
      - Вы сейчас можете говорить? - спросил я, предоставляя Ивановой возможность отказаться от разговора.
      - А, Андрюша, - по-родственному, но как-то тихо и законсперированно сказала она. - Я сейчас в Екатеринбурге, выхожу из помещения, как сяду в машину, так перезвоню.
      И она действительно перезвонила, но в тот момент, когда я беседовал с председателем Союза журналистов России Богдановым и не смог ответить...
      - Надо помочь человеку. Смотрите, как исхудал, - говорил Богданов, рассматривая подготовленное юристом письмо Генеральному прокурору.
      - Я действительно потерял уже десять килограмм, - сказал я, но далее не продолжил, потому что обычное продолжение было не в мою пользу: «Но я гораздо лучше себя чувствую, и физически, и морально».
      Хорошо загоревший, потому что под солнцем с середины апреля, крепкий, потому что сегодня могу свободно отжаться на кулаках не менее семидесяти раз, подтянуться не менее десяти раз, пробежать не менее получаса… - я думаю, это должно быть заметно со стороны.
      Но, конечно, я изможден жарой и непривычными московскими расстояниями. Поэтому, пусть я буду страдающим от репрессий. Хотя в целом за полтора года репрессий и более полугода федерального розыска я адаптировался к этим неприятностям.
      - Город Муравленко, - прочитал Богданов в письме Генеральному прокурору, которое подготовил его юрист. – Где такой город находится? Никогда не слыхал.
      «Везде о значительности человека судят по известности его города. И Богданов не исключение. Может сказать, что у нас находится большинство нефтепромыслов «Газпрома». Нет. Лучше не надо. Подумают, что там денег много, а значит и у меня есть», - подумал я и промолчал.
      В целом создавалось впечатление, что Богданов не очень-то хочет подписывать письмо и поэтому тянет время. Но самое главное, что меня поразило – это мое почти полное безразличие к этому предположению.
      - Он же что вы думаете, сейчас третью книгу пишет, в которой будем фигурировать мы с вами, - казал Богданов и изучающее взглянул на меня. – В ней будешь и ты Гутионтов под именем Гутионтский, и ты Гиви. Знаете, как он меня назвал в своей книге – Богданнов – с двумя «н».
      Во время разговора я вдруг заметил, что в глазах Богданова появилась слеза.
      «Неужели он так переживает из-за меня, - подумал я. – Но если он человек хороший, а по моим наблюдениям, это так и есть, то он так и должен себя вести. Он же не идиот из ментовки или администрации маленького нефтяного города Муравленко и других его организаций, вроде редакций, который считает, что я, таким образом, себе рейтинг повышаю»…
     С Ивановой я связался сразу после выхода из кабинета Богданова.
      - За твоей книгой «Эффект безмолвия» очередь в Муравленко выстраивается, - сказала она.
      - А свой экземпляр вы прочитали? - спросил я.
      - Моя потерялась, - ответила Иванова и продолжила говорить о своем. - У моей знакомой уже пять человек записались в очередь читать твою книгу. Небывалый успех для Муравленко. Вы там и про меня написали.
      Я про всех чиновников написал без привычных им оваций и похвал, поэтому реплику Ивановой следовало бы расценить как: «Я гораздо лучше, чем ты написал, и ты можешь поплатиться за своемыслие. Неужели ты всерьез рассчитываешь, что я стану тебе помогать?» 
      - Ну что ж, это хорошо, - безо всякой радости, какую испытал бы ранее от успеха книги, ответил я. - Как у вас дела?
      Этот вопрос я задал намеренно, чтобы показать, что мне не важно, будет ли депутат Иванова защищать меня или нет.
      - Лучше скажите, как у вас дела, - попросила Иванова.
      - А что мои дела? - как ни о чем, ответил я. - Если поймают, голову отсекут. Так что мне беспокоиться не о чем.
      - Что вы сказали, плохо слышно? - переспросила Иванова.
      Я повторил, раздумывая о причудах связи, о том, что Иванова способна сдать меня, и прямо сейчас сотрудничать с ментами.
      - У вас какая разница во времени с Екатеринбургом? - спросила она внезапно. - Я вам перезвоню часов в пять.
      Я тут же понял скрытый в ее словах подтекст и желание узнать: в какой части страны я нахожусь.
      - Плюс один час, - соврал я, чтобы увести думы тех, кто находится на линии прослушивания, к Омску…
***
      Маршрутку до Тулы сразу по выезду из Москвы окатил хороший дождь, такой желанный посреди жары и когда под крышей. Я вспомнил, как Богданов меня спрашивал месте моего нахождения:
      - Ты где в Москве остановился?
      - У знакомых, - ответил я. - Но там мне долго останавливаться нельзя.
      Спустя короткое время Богданов повторил свой вопрос, но я ответил неизменно, удивляясь настырности председателя, о котором я думал только хорошее:
      «Неужели и он способен меня сдать, а если нет, то зачем он так выспрашивает, где я живу. Ведь в гости он ко мне не приедет - это точно»…
***
       «Прошло всего полгода с того момента, когда сказав «нет» подчинению комиссарам в 1918 году журналистика уже на втором съезде сказала «да», отдав им и свободу слова и сердце. Почетными председателями съезда были избраны Владимир Ленин и Лев Троцкий, именовавшие себя в анкетах журналистами. И я теперь понимал, что случилось с теми, кто не поддержал новые веяния...
      Журналистика не была принципиальной до истины, она была принципиальной к личному выживанию. И выживала журналистика за счет уничтожения тех, кто вреден действующей власти, и восхваления нужных власти идей и проектов.
      Об этом ярко написал в своей книге «Сталинская школа фальсификаций» один из вождей революции Лев Троцкий, сам попавший в неугодные:
      «Можно подтасовывать цитаты. Можно скрывать свои собственные стенограммы. Можно запрещать распространение писем и статей Ленина. Можно фабриковать фальшиво-подобранные ленты цитат. Можно запрещать, прятать и сжигать исторические документы. Можно распространять цензуру даже на фотографические записи революционных событий. Все это Сталиным делается…»   
      Всем этим, конечно, занимался не лично Сталин, этим занималась и занимается по сей день журналистика. Популярные при жизни журналисты и даже писатели на поверку оказываются пропагандистами, жертвами идеологии своей эпохи, мировоззрений. Все яркие звезды советской журналистики зажглись на небосводе борьбы с врагами советской власти, восхваления Днепрогэса, стахановского метода...
      При всем при этом журналистика советского времени по документам была не иначе, как свободной! В сто двадцать пятой статьи конституции СССР от одна тысяча девятьсот тридцать шестого года написано, что «в соответствии с интересами трудящихся и в целях
укрепления  социалистического  строя гражданам СССР гарантируется законом:
      а) свобода слова;
      б) свобода печати;
      в) свобода собраний и митингов;
      г) свобода уличных шествий и демонстраций».
      Однако, найдется ли хоть один здравомыслящий человек, который бы мог назвать свободными средства массовой информации, при которых в СМИ не появилось ни одной информации о том, что творилось в советских концлагерях и расстрельных тюрьмах ГПУ? Думаю, что нет! Следовательно, все журналисты советской эпохи были либо убежденными фанатиками, либо малокомпетентными, либо непрофессиональными, либо банально трусливыми.
      Настоящая свобода слова охватывает лишь краткий исторический период революции, о чем опять же хорошо сказал Лев Троцкий в предисловии к «Сталинской школе…»:
      «На самом деле ложь в политике, как и в быту, есть функции классового строения общества. Ложь угнетателей есть система отуманивания масс для поддержания своего господства. Ложь угнетенных есть оборонительное орудие слабости. Революция есть разрыв социальной лжи. Революция правдива. Она начинается с того, что называет вещи и отношения их собственным именем».
      Тут требуется повторить, что свобода слова, порождаемая революцией, очень кратка, поскольку новый класс угнетателей образуется очень быстро и быстро создает тайны, которые требуется скрывать, и ставит новые задачи, которые требуют одурманивания населения.
      Журналистика всегда следует за властью, как влачащаяся по земле накидка, призванная скрывать все низкое, оставляя для публичного обозрения лишь лицо, да и то изрядно загримированное. Даже последняя революция девяностых годов двадцатого века не внесла каких-либо перемен в настроения журналистики.
      12 июня 1990 года первый съезд народных депутатов РСФСР принял Декларацию о государственном суверенитете РСФСР. Декларация утвердила приоритет Конституции и Законов РСФСР над законодательными актами СССР, это был первый гвоздь в крышку гроба СССР – поистине великого государства, которое собиралось воедино не одним поколением людей. С избранием Бориса Ельцина 29 мая 1990 года Председателем Верховного Совета РСФСР разрушение СССР было еще более упрочено. Разрушение СССР шло вразрез с желанием населения. 17 марта 1991 года состоялся единственный за время существования СССР референдум, на котором за сохранение Союза Советских Социалистических Республик высказались 112 млн. человек, то есть 76 % голосовавших. Однако, 26 декабря 1991 года Совет Республик Верховного Совета СССР в соответствии с беловежскими соглашениями от 8 декабря 1991 года вразрез с пожеланиями большинства граждан СССР принял декларацию о прекращении существования СССР в связи с образованием Содружества Независимых Государств.
      На чей стороне был в это время Союз журналистов России? Уже  17 ноября 1990 года, еще до референдума о сохранении СССР, прошел учредительный съезд Союза журналистов РСФСР, а Союз журналистов СССР прекратил свое существование. Это произошло на фоне отказа от, так сказать тоталитарной советской журналистики, и перехода к, так сказать, журналистике свободной, которая, по сути, ничем не отличаясь, устремилась привычно предвосхищать ожидания власти, но никак не отстаивать интересы населения.
      Так и в маленьком нефтяном городе Муравленко краткая свобода слова случилась лишь благодаря революции, когда к власти в 1997 году пришел первый избранный глава города Быковский, сместивший назначаемую власть. Быковскому потребовалось свободное слово и в период предвыборный и в некоторый послевыборный период, когда шла борьба между новым и старым. Как раз в это время я и состоялся как журналист, но моя революция затянулась...

О лампасах 29.06.2011
      Среди начинающих журналистов, жадно вслушивающихся в его слова, горделиво расхаживал Квашняков, главный редактор газеты маленького нефтяного города, в ярком льняном костюме, состоявшем из удлиненной куртки и свободных штанов с малиновыми лампасами. Настроение у него было праздничное.
      - Точно такие же штаны я видел у моего знакомого, но только с белыми лампасами на желтом фоне, - сказал Алик, желая урезонить бывшего политического противника.
      - Да, я помню эти штаны. Именно я посоветовал ему эту расцветку. Каждой должности, каждой личности присущ свой индивидуальный оттенок, поэтому, подбирая себе костюм, не забывайте об этом, - продекламировал Квашняков тоном, располагающим к записи его слов. - Потому что журналистика превратилась в погоню за лампасами, а не за истиной.

01.07.2011 Тульская область, пгт Чернь
      «Для многих любовь к ближнему возникает только на период утоления голода этими ближними»
      Вчера я ходил на зарядку на чернский стадион, на котором так много времени провел с Лидой, и был удивлен степенью привязанности к ней. Я вспоминал ее походку, воображал ее, идущую рядом со мной в черном трико и желтой футболке...
      Трава возле турника была примята, я наклонился к тому месту, на котором Лида делала упражнения и проговорил:
      - Лида, ты где, моя любимая? Ты меня слышишь?
      Я вспоминал, как она делала упражнения вначале на моей старой футболке, которую мне отдал мой друг Юрка уже поношенной, затем на старом коричневом коврике, на котором когда-то в Казахстане сушили черешню.
      «Я мало обнимал ее», - мысленно укорил я себя почему-то.
      Вдруг меня удивило отсутствие в окрестных лесах грачей, еще недавно кричавших страшно и раздражающе. Их чернота и крики преследовали нас во время всех походов на стадион по безлюдному асфальтовому покореженному временем тротуарчику, а сейчас спустя менее недели, они исчезли, будто с отъездом Лиды исчезло и некое зло. Будто зло, или толкиенское всевидящее око, сопровождало ее. Скорее всего, так и было, так как менты не куда не исчезли, их задачи относительно меня никак не изменились, поскольку не изменилось мое положение в федеральном розыске.
      «Они отслеживают местонахождение Лиды, а сейчас их внимание к этому месту ослабло, потому и черноты стало меньше - только так мистически можно объяснить исчезновение грачей», - подумал я и сам улыбнулся собственному предположению…
      Это было вчера, а сегодня нахлынула настоящая жара - изнуряющая, ослабляющая, в которую хочется лежать и не двигаться. Вечером погода изменилась: небо затянуло тучами, а со стороны почти двухвековой покровской церкви, вид на которую открывался через открытое балконное окно, в квартиру тещи проникла пахнущая дождем прохлада.
      В 16.47 остановились мои наручные часы. Остановились сразу, без реверансов вроде замедления или ускорения хода, заставив меня искать сопутствующие метафизические причины, которых, скорее всего, и нет. Люблю я в случайностях искать мистику.

02.07.2011 Тульская область, пгт Чернь
      «То, что летом и осенью кажется холодным, зимой становится теплым»
      «Нужно ли увядание фрукта тем, кто растит этот  фрукт?» – этот вопрос мне приснился сейчас, перед тем, как я проснулся, иносказательно он касался старения человека.
      Говорил я эти слова перед начинающими спортсменами – детьми – и как только я начал эти слова говорить, как ко мне подошли уже бывалые спортсмены и один из них сказал удовлетворенно и даже, как мне показалось, восхищенно, будто давно ждал от меня этих слов: «Вот это то, что и надо!»
      Старость действительно выглядит лишь хранением фрукта, если, конечно, человека сравнивать с фруктом, фруктом, продлевающим, так сказать, свое увядающее состояние различными лекарственными препаратами, удобрениями. Все же знают, какой аромат распространяют гниющие фрукты. Конечно, они нужны родственникам, друзьям, как память и помощь, ученикам и пациентам, как авторитет,…, а иногда и сослуживцам. Но нужны ли они Богу?
      Сорвите себя в соку, в зрелости, в спелости – утверждает Иисус Христос самой своей жизнью через Евангелие. Он не знал старости, которая кругом в этой Черни. «Лучше бы меня кто-то убил в драке, чем так доживать, - сказал дядя Леша из соседнего дома. - Каждый раз, когда ложусь спать, не знаю - проснусь ли утром».
      Дядя Леша уже давно прихрамывающий пенсионер со своими странностями. Экономит электричество, поэтому стирает свои вещи в компактной стиральной машине, которую устанавливает над ванной, но не включает, а снимает с нее крышку и мешает вещи костылем. Вечером и ночью свет в квартире не включает, а ходит по дому с фонариком, который опять же включает, только когда требуется. Этим пользуются его знакомые, чтобы узнать дома он или нет. Направят луч фонарика в окно его квартиры, и если в ее темноте возникает ответный свет, значит, дядя Леша дома.
      Вчера вечером дядя Леша пришел к Нине Ивановне и рассказывал, как десятилетним ребенком видел немцев, наступающих на Москву. Они были в этих краях.
      «Их мороз победил, - задорно говорил он. - Они же легко одеты были в осенние шинельки. У меня мать как-то повесила мой свитер сушиться на улице, он уже почти высох, а немецкая колонна была на подходе. Я говорю: мама, может, свитер уберем. Кому он нужен, - ответила мама. А немец проходил, схватил свитер и на голову себе его натянул. Именно на голову, чтобы не мерзла, видимо.
      Я ему вцепился в полу шинели, кричу: отдай! А он меня ногой пнул, даже не оглядываясь, как собачонку - ну я и отлетел»…
      Дядя Леша еще говорил, когда я вышел из тещиной квартиры, чтобы отвлечься от болезней и старости, ушел в чернский сквер Победы, где присел на лавочке и долго разглядывал живо-зеленую свечу сосны или кедра, живописную на ярко-синем фоне неба. Это дерево полюбилось нам с Лидой, я вспомнил о Лиде и опять почувствовал душащую тоску, навалившуюся при воспоминании о близком человеке. Но что самое главное, я, наконец, понял чувства своей матери, которая потеряла своего мужа, моего отца, и вынуждена ежеминутно о нем вспоминать, прикасаясь к предметам, к которым прикасался и он. Это сильная мука. Сегодня, почти в пятьдесят лет, я начал понимать...

Притча о прошлом и настоящем
      Жило-было Настоящее. Оно было очевидно, как одежды на человеке. Рядом с Настоящим жило Прошлое. Оно было неочевидно: спрятано, как голое тело под одеждой.
      Любое Прошлое тут же накидывало на себя одежды и становилось Настоящим, даже обнаженные зафиксированные факты Прошлого, которые Настоящее пыталось переосмыслить, тоже набрасывали на себя одежды и становились Настоящим. Вот такая история. Чтобы познать прошлое, надо раздеть настоящее, но на публике все привыкли приукрашиваться и одеваться.

03.07.2011 Тульская область, пгт Чернь
     «Чтобы прослыть людоедом, не обязательно быть дикарем»
      На смену Лиде, ухаживать за Ниной Ивановной приехал ее сын и старший брат Лиды – Коля. Теперь их тут два инвалида: Коля и Нина Ивановна - сын и мать. И у обоих - ноги. Одна лежит и не передвигается без посторонней помощи, другой передвигается, но очень медленно и кряхтя.
      Сегодня разговаривал по майлу с братом Максимом, которого просил из Омска переправлять в суд маленького нефтяного города мои ходатайства, которые я отправлял ему из Черни. Главным в этой затее, было обмануть ментов, чтобы они продолжали искать меня в Омске. Однако, Максим рассказал, что на почтах Омска перестали принимать мою корреспонденцию! Пришла официальная бумага из прокуратуры, предписывающая отказывать в приеме моих писем, а бумаги изымать! Думаю, что подобные действия против гражданина не могут быть законными. Если продолжать писать в суд ходатайства о прекращении уголовного дела, то придется отправлять их из Москвы, или из Тулы, а, значит, в какой-то мере рассекретить смену своего места нахождения...
      Вспомнился щеголеватый следователь следственного комитета У-ваев. Ровно год назад он сидел напротив меня за компьютером в кабинете следственного комитета и бодро набивал на клавиатуре тексты невидимому собеседнику. Я изучал материалы заведенного на меня уголовного дела, иногда посматривал на У-ваева, который в свою очередь присматривал за мною, и внезапно был осенен догадкой.
      - Вы знаете, - обратился я к следователю. - А ведь на вас тоже можно сочинить уголовное дело за мошенничество, подобное моему.
      - Как это так? - спросил он.
      - А давайте порассуждаем, - я пригласил следователя к диалогу. - Вы сейчас находитесь на рабочем месте, на работе, но занимаетесь личными делами, используя служебную технику, то есть тратите бюджетные средства не по назначению.
      - А как вы докажете, что я веду личные разговоры? - отмахнулся У-ваев.
      Вопрос следователя меня удивил. Он не оспорил факт, его заинтересовали доказательства. Все прячутся за невозможность…, точнее за отсутствие у компетентных органов стимулов для доказательства их преступных действий - даже служки правопорядка - точнее - они в первую очередь!
      - Легко, - заверил я. - Сделаем распечатку интернет-страниц и заверим их.
      У-ваев помрачнел, но продолжил спор:
      - В чем же тут мошенничество?
      - Обман руководителя и кража рабочего времени. Вы обещали работать, а сами занимаетесь личными делами, то есть, как вы вменяете мне в уголовном деле - отдыхаете.
      - А ущерб? - спросил уже задиристо У-ваев.
      - Ущерб состоит в заработной плате, которую вы получаете, занимаясь личными делами, расходе электроэнергии, амортизации компьютера, а также в использовании Интернета. Вот вам и хищение. Небольшое, конечно, но формально достаточное для открытия уголовного дела, поскольку вы совершаете хищение с использованием служебного положения. Тут сумма ущерба не важна, как вы это пишете мне, предъявляя копейки. А разве не так?
      Да, с точки зрения предъявленного мне уголовного дела даже самый обычный фуршет в рабочее время можно рассмотреть с точки зрения пользы муниципального образования и обозначить потраченные деньги, как украденные и необходимые к возврату. Все можно поставить с ног на голову и свести к абсурду. Даже самый обычный перекур или чаепитие, практикуемые творческими людьми и не только ими можно трактовать, как вредные траты рабочего времени, как кражи его, и рассматривать с точки зрения уголовной, как мошенничество.
      У-ваев промолчал, подумал и произнес:
      - А свидетели?
      - Как вы собрали мне показания недоброжелателей, так и я найду тех, кто не любит вас. Уж они-то вас не пощадят. Вы будете исчадием ада. Да собственно им и сочинять ничего не придется, я сам за них напишу, как поступили вы, а им только расписаться останется.
     У-ваев все более мрачнел. 
      - Ладно, это все шутки, пока уголовное дело на вас, - сказал он. - А на меня его никто не откроет.
      - Конечно, - согласился я. - Мы же предполагаем, будто на вас ваше начальство приказало бы насобирать материал. Мошенничество с использованием служебного положения - дело публичного обвинения, как вы мне пишете - заявление потерпевшего не требуется. Я, будучи на вашем месте, беру тот факт, какой мы только что обсудили, а то и более явный, и возбуждаю уголовное дело против вас. Далее изучаю вашу деятельность внимательнее, сочиняю уголовный состав, расписываю его хорошенько. И так уголовное дело можно состряпать на любого за ничего не значащий пустяк, который, конечно, является нарушением, но не настолько тяжелым, насколько его можно профессионально раскрутить. И вот этого слона вы мне тут вырастили из форменной мухи. Противно читать. Точно такого же слона можно вырастить и для вас.
      - Не знаю, - сказал У-ваев. - Вашу вину, конечно, будет определять суд, но я считаю ее очевидной и доказанной…
      - На основе чуши, за которую можно посадить и вас, и еще половину населения нашего города, - прервал я У-ваева и уточнил. - Совершеннолетнюю, работающую половину.
      У-ваев ответил хмурым молчанием...
      Похоже, что между настоящими преступниками и преступниками на службе у государства есть единственное отличие, что преступления судей, милиции и прокуроров гордо называются – возмездие - и являются разрешенным государственным действием. Но суть преступного действия от этого не меняется. Эти люди, как черные пионеры, скульптура которым уже давно стоит возле омского дома пионеров, объединяются в мощные идейные группы и воодушевленно с верою в свою непогрешимость претворяют в жизнь свои черные дела.
       Если изнасилование на улице является уголовно наказуемым преступлением, то множественное изнасилование в тюрьме, проистекающее из приговора судьи, попустительства милиции и бездействия прокурора, является государственным актом.    
       Если удержание человека против его воли, является уголовно наказуемым действием, то ограничение свободы, налагаемое правоохранительными органами, - называется гордо: мерой пресечения или лишением свободы. Я уже не говорю о том, что избиение человека в тюрьме, посадке которого поспособствовали судьи, милиция и прокуроры, является нормой, которой способствуют сами судьи, прокуроры и милиция, хотя избиение на улице, даже самое примитивное и минимальное уже является преступлением.
       Если оговор человека является уголовно наказуемой клеветой, то если он выполнен в соответствии с регламентом составления уголовного дела, оговор называется правдой.
       Так в чем же отличие между преступником и судьей, милиционером или прокурором? Ни в чем. Это такая же сила, ищущая жертв, чтобы над ними надругаться. Я думаю, что остаться человеком в этой среде очень сложно, такие люди скорее являются исключением из правила, чем правилом. Слишком часто законопослушность, в том числе среди ментов и судей, - всего лишь необнаружение нарушений закона. Именно это необнаружение и властвование над законом, над следствием, позволяет им горделиво выпячивать грудь и презрительно относиться к тем, кто попал под уголовное дело или осужден.

Притча о покое
      Святой был одет в серую длинную накидку, сидел недвижно в лодке, которая везла в далекие края его и множество других невольников. На лице  святого сияло спокойствие, то самое спокойствие, какое выделяется не улыбкой или маской задумчивой печали, а светом непричастности и отстранения. 
      Святой слишком выделялся из толпы рабов и арестованных и лицом своим и осанкой, но в особенности этим самым спокойствием, поскольку все остальные невольные путешественники исторгали эмоции, большая часть которых доставляла садистское удовлетворение их надменному, мощно скроенному природой надсмотрщику, поскольку среди эмоций властвовал страх, воздававший дань уважения его усилиям.
      Надсмотрщик подошел к святому и желая обратить внимание того на себя, ударил святого деревянной дубинкой по пальцам руки, лежавшим на борту лодки. Ни малейшего намека на страдание не отразилось на лице святого. Он даже не пошевелился, словно и не почувствовал боли. Более того, он словно бы и не видел своего надсмотрщика и самой лодки... - он словно бы пребывал в другом мире.
      Такое презрение его действий озадачило надсмотрщика и разозлило, как собственно неповиновение подчиненного злит начальника, каковым себя надсмотрщик и считал. Ведь не секрет, что данная ему власть обожествляет человека, превозносит над другими людьми, а поскольку власть дается вне зависимости от моральных и духовных качеств, то она может достаться и подонку. А подонок может ох сколько натворить, пока этой власти лишится.
      Надсмотрщик еще раз ударил дубинкой по руке святого, не потому что это требовалось по закону или по приказу, а потому что так требовало его жесткое сердце. Еще и еще. Что только ни делал надсмотрщик, но он не привлек к себе внимание святого, не сломил его волю, унесшую его в неведомый мир, что ж: быть бесчувственным к насилию – это надежный путь к счастью.

05.07.2011 Тульская область, пгт Чернь
     «Вначале человек оттачивает острие своего ума, затем запускает его сквозь препятствия, а после преодоления препятствий тупеет и обессиливает» 
      Мирную тишину чаепития, услаждаемую хозяйскими разговорами, разорвали по-милицейски требовательные дверные звонки. Слабые на ноги хозяева, поскольку все больные и старые, не успели еще встать со стульев, как дверь, которая днем в этой квартире никогда не запиралась, несмотря на тревожные требования времени, открылась, и в квартиру без предисловий вошел всем известный подъездный алкоголик Гриша, муж соседки Юли, обросший не менее чем пятидневной щетиной, но в новенькой безрукавке.
      - Дай десять рублей, - со вздохами, но требовательно произнес Гриша, без спроса мигом пройдя короткий коридор и заглянув на кухню.
      - Нет, - пробасил Коля, выходя из-за стола.
      - Ну в последний раз, - прохрипел Гриша. - Сердце останавливается.
      Он привычным жестом положил ладонь на ту сторону груди, под которой обычно скрывается сердце.
       - Ты же сыну обещал не пить, - укорил Коля, несомненно, размышляя о том, как отделаться. - На выпивку не дам.
       - Ну, в последний раз, дай на маленькую - с интонациями умирающего проговорил Гриша.
       - Знаю я твой последний раз, - отмахнулся Коля.
       - Все. Последний, препоследний, - пообещал Гриша.
       - Нет, - отсек Коля...
       Перед этой сценой Гриша подсел на лавочке, собранной, кстати, руками самого Коли, и стоявшей возле подъезда моей тещи Нины Ивановны, к соседу - крупному лысоватому мужчине, рассматривавшему газету. Их было прекрасно видно из кухонного окна квартиры Нины Ивановны, расположенного на первом этаже и выходящего в сторону подъездного крыльца.
       О чем говорили алкоголик Гриша и его собеседник, слышно не было, но не сложно предположить, о чем мог попросить Гриша... Лысоватый мужчина свернул газету и повернул голову в сторону кухни Нины Ивановны, на которой в этот момент сидели: сама Нина Ивановна, Коля, тещина сиделка Вера и я. Он с улыбкой вгляделся в стекла первого этажа, сквозь которые, скорее всего, были видны ужинавшие силуэты и что-то сказал. А уж коли Гриша так атаковал Колю, то он не мог сказать ничего иного кроме:
       «Ты лучше у этого северянина попроси, у него денег куры не клюют. Вон как тратит: и новую входную дверь поставил, и спутниковое телевидение прикупил, и унитаз....»

Притча о ремонте
      На сцене какого-то театра шел спектакль, в классические действия которого был вмонтирован ремонт. Прямо на сцене сдирали старые обои, сбивали керамическую плитку, долбили стены, красили, белили... – причем, все эти действия были не бутафорские, а самые что ни на есть настоящие. Современное искусство. Реализм такой, что зрители, во множестве пребывавшие в зрительном зале, в особенности зрители, сидевшие на первых рядах, оказывались в пыли и грязи… 
      Алик уже жалел, что оделся в свою лучшую одежду. Он огорченно осматривал капли желтой и белой краски на своих брюках и рубашке, стряхивал с себя известку и цементную пыль… и понимал, что такую одежду он себе никогда не купит, а в испорченной одежде в театр в следующий раз ему не будет хода. Вот и получается, когда в государстве в каком-либо месте идет перестройка, или чрезмерно грязно, то в это место лучше не ходить, поскольку можно так запачкаться, что до конца жизни не отмыться.

Интернет-разговор с Лидой 05.07.2019
      - Сегодня пришел ответ из прокуратуры ЯНАО на запрос от председателя государственной Думы Ямала, Харючи, - сказала Лида.
      - Можно не читая, сказать, что там написано, - ответил я, поскольку подобных ответов получил немало.
      - Ты угадал. Подонки заодно. Это настолько явно видно, - согласилась Лида.
      - Это верно. Никому нет дела до моей трагедии, - ответил я. - Сегодня я точно скажу, что можно посадить любого. Вообще любого.
      - Прокуратура говорит, что никакого воспрепятствования деятельности депутату нет, - сказала Лида, вернувшись к ответу прокуратуры. - Его же нет дома, пишут они, - только - жена.
      - Там речь шла о том, что городская Дума маленького нефтяного города не отвечает на мой депутатский запрос. Причина понятна: депутаты не хотят вмешиваться в уголовную расправу надо мною, поэтому не отвечают. Но ответ потрясающий: не отвечают, потому что меня нет дома! Когда кинуть письмо в почтовый ящик – это так просто. Они так проделали с ответом прокуратуры, который ты держишь в руках, - сказал я. – Получается, что городская Дума не может мне ответить, потому что меня нет дома, а прокуратура – может. Это же бред сивой кобылы.
      - Ну да, шлите насосы, почтой, - согласилась Лида, перефразировав ильфо-петровкие мандарины.
      - Одни городят чушь, другие проглатывают, а в целом работа выполнена и все отчитались. Я про союз прокуратуры и Харючи, - сказал я. - Сумасшедший дом. Ты же сама говоришь, если вчитаться в ответ, то ясно - он шит белыми нитками.
      - У нас вся страна - сплошной союз, даже я заметила, - сказала Лида.
      - Хрен с ними, - в сердцах сказал я. - У меня напрашивается здесь один вывод: либо я действительно плох, либо невезуч. Но все одинаково. Ты у меня в этой ситуации единственный верный друг. Что бы я делал без тебя, с ума бы уже сошел или повесился.
      - Думаю, ты здесь ни при чем, просто попал в эту мясорубку, - ответила Лида.
      - Честно отработать на страну и получить столько дерьма! - сказал я. - Да еще и не получить никакой поддержки или хотя бы объективного разбора ситуации. Что-то не так в России.
      - Страны нет, - сказала Лида.
      - Это действительно мясорубка, а я тот самый кусок мяса, который все никак не проскакивает, - продолжил я.
      - Ты молодец, - похвалила Лида.
      - Меня сверху пихают, а я упираюсь, - сказал я. - Да ты меня за руку сверху держишь.
      - Даже маленькая косточка может навредить мясорубке, - поддержала Лида. – Не грусти.
      - Я надеюсь, что мясорубка сломается, но я понимаю, что она уже перемолола многих и у нее огромный опыт и огромные ресурсы. Я не грущу, разве что иногда. Например, сегодня, когда шел по тем ступенькам, по которым мы ходили.
      - Я тоже вспоминаю, как мы бегали на чернском стадионе, - сказала Лида и поведала мне интересную реальную историю, которую услышала от соседей по вагону.

Инвалиды-сидельцы
      Освободились из колонии двое. Просидели они немало, вышли, как все протянутые сквозь уголовное преследование, замаранные, а, значит, лишенные права на более-менее нормальное трудоустройство. Нынешняя Россия – это вам не братский Советский Союз. Люди они были в возрасте, к тяжелой работе испытывали опасение и неприязнь, поэтому используя свои связи и оставшиеся деньги, прописались они каким-то образом в дом инвалидов на готовое питание, под крышу над головой и пожизненный уход.
      Подрядившись под инвалидов бывшие уголовники, однако, не стали вести растительный образ жизни, а занялись привычным промыслом, только на этот раз среди той публики, которую и облапошить было проще и у которой деньги водились, поскольку инвалиды были еще и пенсионерами и получали в два кармана: за возраст и за потерю здоровья.
      Для бывших уголовников божьи одуванчики оказались манной небесной, поскольку жители дома инвалидов ничего не понимали в технике, а именно – в смартфонах, но хотели марку получше. Бывшие уголовнички, пользуясь дремучестью возрастных инвалидов принялись предлагать им самые простейшие модели, как самые модные и дорогие. И дело пошло…
      Обрадовавшись первому успеху бывшие уголовники, удачно закосившие под инвалидов, решили расширить торговлю среди настоящих инвалидов и добавить к смартфонам водку, вино и прочее спиртное. Что ж инвалиды тоже люди и ничто человеческое им не было чуждо.
      Затея бывших уголовников принесла бы им успех, если бы торговля водкой в этом доме инвалидов не находилась под патронажем главной медсестры. Под руководством этой медсестры ее подчиненные проносили через пост охраны в дом инвалидов мелкие бутылочки спиртного, спрятанные в укромных женских местах.
      Почувствовав отпор, бывшие уголовники попытались наладить торговлю вещами, но оказалось, что эту торговлю под себя взяли социальные работники. Они собирали с инвалидов деньги на вещи, которые те заказывали, а приносили - что придется. Например, нужен инвалиду велосипед. С него возьмут денег, как за хороший велосипед, а принесут ему дешевый самокат.
      Так и остались бывшие уголовники на торговле смартфонами, не сумели расширить свой бизнес, потому что другие сферы были заняты более весомыми мошенниками, которые имели должности, социальное положение и являлись формально честными гражданами, каких в нашей стране немало...
      Вот так и получается, что менты по сути не контролируют медицину, как я уже писал в своем дневнике, не контролируют иные социальные сферы…, похоже не контролируют ни одну сферу жизни так жестко, как они контролируют СЛОВО против власти. Все, как две тысячи лет назад, они готовы помиловать оголтелого бандита, но уничтожить человека, который идейно противостоит власти.
      Все сны этой ночи были пропитаны поиском возможности проезда без предъявления паспорта. Туристический автобус оказался единственным средством. Я быстро взял на него билет и уже на ходу позвонил маме, чтобы не беспокоилась.

06.07.2011 Тульская область, пгт Чернь
     «Чем сильнее ночь погружается в зиму, а зима – в морозы, тем меньше поводов для радости»
      Мое депрессивное внезаконное состояние все более усугубляется самой атмосферой глубокопровинциальной Черни и пропитанной горечью болезней квартирой Нины Ивановны и мелким заунывным бытом, пожирающий солнечные мысли. Я готовлю еду для инвалидов Нины Ивановны и Коли, накрываю стол, мою посуду, хожу по магазинам… Исполняю утешительные обязательства по игре в дурака с Ниной Ивановной, выслушивание досужих разговоров...
      Я взял на себя все эти заботы, чтобы помочь…, но они стали моими обязанностями. Теперь они до того пожирают меня, что я забываю о себе, о своих текущих делах, о литературе, о выигрыше уголовного дела…! Но может это и есть мое спасение? Зачем нужен выигрыш? Жизнь коротка и, похоже, что пик моей славы миновал. Далее ждет - доживание и хождение по кругу, если только не забавлять себя игрой с моими ментовскими преследователями. Это меня развлечет на некоторое время. Именно поэтому надо съездить на море. Надо только решить - на какое.
      Я не выдержал угнетающего домашне-чернского давления и написал Лиде:
     «Лида! Я тебя очень люблю, и ты меня любишь, я знаю, но пойми, что мое положение настолько сложно, что лично я считаю, что я человек из области воспоминаний».
      Лида ответила мне: «Не говори ерунды, ты совершенно реален, реальней не бывает, но тебе нужно быть осторожным».
      Еще в конце июня меня впервые посетили мысли о том, чтобы съездить с Лидой на море, отдохнуть, избавиться от депрессивного окружения. И это совсем не фантастика, как я узнал в Туле. Отдав до 10 тысяч рублей, можно на десять дней съездить хоть на Черное, хоть на Азовское море. Причем, доставят на место и заберут обратно на автобусе, где, возможно, и паспорт не потребуется, а если и потребуется, то есть вероятность, что данные паспорта не попадут в систему розыска...

08.07.2011 Тульская область, пгт Чернь
     «Надо бережно относиться к огню, горящему в сердце, потому что именно он согреет в нелегкие времена»
      Сегодня день моего бракосочетания с Лидой, в этом году он - праздничный: православный церковный праздник, день Петра и Февроньи, день семьи и верности, но двадцать два года назад это был рядовой выходной: суббота. Причем, восьмое июля тысяча девятьсот восемьдесят девятого года – это была третья дата, на которую была назначена наша свадьба – нам пришлось дважды ее переносить по не зависящим от нас причинам, начиная с марта. Так что в дне нашей свадьбы случайно сплелись: и православная семейная святыня, и народная мудрость: «Бог троицу любит».
      В этот день я послал Лиде в подарок множество фотографий, сделанных на чернском стадионе. Конечно, себя показательно празднично-веселого в яркой сине-желтой бейсболке с эмблемой футбольного клуба «Барселона» в окружении зелени трав и деревьев, и цветов, сияющих среди них яркими звездами. Сам стадион весь в волнах кошеных трав, расположенный в низине, с тремя воротами, где третьи – маленькие - почему-то стояли в центре. Похожее на зверобой своими желтыми соцветиями растение, в изобилии произрастающее на лугах вокруг стадиона. Какой же день бракосочетания без цветов?! В букет вошел отдельной фотографией и короставник полевой с мелкими синевато-лиловыми лепестками, и колокольчик обыкновенный с цветками фиолетового цвета. А далее меня увлекло фотографирование…
      В праздничный фотоальбом вплелись: и речка петлей, охватывающая стадион вместе с прилегающим парком имени неизвестного нам Г.Г. Монина, основанным в 1950 году силами учащихся школы и ЧПУ; и хмурое небо с просветом в тучах, намеком на просветление нашей жизни; сросшаяся с природой исхоженная дорога, по который мы ходили на стадион; и отражение природы и неба в речке, снятые с моста, по которому мы часто ходили; разбитые, но памятные нам, цементные ступени к мосту, парку и стадиону…
      Это был подарок и Лиде и мне самому, поскольку я не знаю, что бы со мною стало, не будь во мне этой искры, заставляющей меня в любой обстановке искать и находить прекрасное вокруг, что меня увлекает и отвлекает…
      В своем повествовании, теперь уже как бывший профессиональный журналист, не могу не опубликовать реальное слово противоборствующей стороны, испущенное на официальном сайте администрации маленького города Муравленко в день моего бракосочетания от имени персонажа, классического для данного жанра, - анонима.
***
08.07.2011 маленький нефтяной город Муравленко. Официальный сайт городской администрации
Ник: Ренегат (это слово означает: отступник, изменник):
      «Уж как любим-то мы тебя, такого задиристого «петуха»! Прямо Рыцарь на белом коне, мессия...  вообще и не притрагивающаяся к бюджетным денежкам..., как известно, конкретное обвиняемое за коррупционное преступление петушиное «перо» позорно удалилось из города и от его городского суда, очевидно, лепить очередные пасквили про борьбу с коррупцией, яко «пчела, борющаяся с мёдом»... и за что Система, уверен, наградит, впоследствии, «Золотое перо» Золотым багром и топором, так я думаю....кстати, книжки очень пригодятся в камере, туалетной бумаги не надо».
***
      Ошибки безграмотности боящегося упоминания своего имени анонима я исправил, но яд, разлитый по строкам, это никак не облагородило. Надо сказать, это не самый худший мне отзыв от администрации города, запущенный с ведома модератора, который находился под патронажем руководителя пресс-службы моего многолетнего недруга Михаила П-дина. Конечно, читать подобное неприятно, однако – это и есть противоборствующее мышление, в котором заметны зависть, озлобленность и примитивная деревенская бульварность. От подобных людей ничего хорошего, совестливого и морального ожидать не приходится, а именно такие люди, очевидно, нашли себе прибежище в доме власти или при власти.

10.07.2011 Тульская область, пгт Чернь
     «Пока спишь, не наделаешь ошибок»
      Сегодня я проснулся полседьмого, будучи разбужен грачами, которые возле дома моей тещи Нины Ивановны в эту пасмурную погоду каркали нещадно. Но дело, конечно, не в погоде. Грачи вернулись еще позавчера, я их встретил на футбольном поле. Они плавно садились на зеленый, выкошенный трактором, газон, важно ходили и ужасно каркали. За короткое время на газоне приземлилось не менее 20 особей черного цвета. И они все прибывали и прибывали. Их «кар» было грубым, словно пение безголосого хриплого мужика, чья пластинка, на которой был записан его голос, заела на одном слове. И тут все впечатления от нашествия грачей вылилось в одну четкую мысль: надо заканчивать электронную переписку с анонимами на официальном сайте маленького нефтяного города Муравленко, откуда исходит лишь карканье и хула.

О крупном 10.07.2011
      Реку перекрыли и вывели из нее всю воду, оставив лежать на дне водоема множество рыб, среди которых выделялся карп или язь, на взгляд, длиной не менее десяти - двадцати метров. Он казался огромным - этот речной «кит», поскольку даже не мог двигаться и подпрыгивать, оставшись без воды, как это делали остальные рыбы.
      - Марина, смотри, какая большая рыба! - воскликнул Алик и, посадив Марину себе на плечи, пошел к речному «киту», возле которого уже собирали свой варварский улов рыбаки. Но тут произошло чудо: по мере того, как они подходили к этому «киту», он все менее походил на кита и, в конце концов, стал большим камнем, лежавшим на дне и похожим на рыбу лишь издалека...
      Поэтому не надо полагаться на свои дистанционные ощущения, воображение и предположения - они могут предать, чтобы оценить предмет - надо приблизиться к нему, изучить. Тогда то, что сегодня кажется живым и важным, на самом деле может оказаться мертвым и бессмысленным.

11.07.2011 Москва
     «Предупреждающие знаки расставлены на пути жизни, как дорожные знаки на автомобильной трассе, важно их вовремя замечать, чтобы не попасть в аварию»
      Я опять в суетной до усталости Москве, а сейчас на Тверской напротив памятника Маяковскому, в одном из заведений сетевого ресторана быстрого питания «Ростикс», предлагающего блюда из курицы. Сегодня день смерти отца. Я и мизинца его не стою, как сейчас понимаю, но сколько с ним спорил, когда он был жив! Эта печаль стала еще одним мазком черной краски на моей исчерненной репрессиями душе. Благо, что мимолетным…
      Зашел на почту и послал еще три письма в суд города Муравленко. Менты обалдеют от того, что я, находясь в федеральном розыске, сумел выехать из Омска, да еще и гуляю по столице! Если я, неопытный человек, могу скрываться, ездить по России и даже хорошо жить, будучи в реальном розыске, то для настоящих преступников или шпионов Россия - это проходной двор. Менты, теперь мне это понятно, могут противостоять только более-менее честным, порядочным людям, которые поступают, как положено…, а против опытных преступников, которые плюют на законы общества, на его порядки, они почти бессильны. Надо им еще послать письма с черноморского побережья, если, конечно, удастся доехать. Там-то меня вовсе никто не найдет среди множества отдыхающих.
      И вот самое главное, зачем я приехал в Москву. Подошел к окошку приемной Генеральной прокуратуры, начал оформляться как посетитель, как позади въедливый невысокий мужчина в яркой футболке, судя по тому, как он вел разговор - юрист, сказал по своей теме:
      - Ты что дурак что ли?..
      Всегда следите за знаками, подсказками… Конечно, столичная свобода опьянила. Я тут же внял этому постороннему высказыванию, как предостережению. Вспомнил, что паспорт и свою фамилию мне здесь демонстрировать нельзя, тем более, что приемщица документов за окошком все данные вносила в компьютер. Вспомнил и улыбающегося милиционера на посту Генеральной прокуратуры, который, словно зная мое внезаконное положение, по-дружески посоветовал мне письмо кинуть в ящик для почты:
      - Через три дня позвоните сюда и узнаете, кому оно распределено.
      Знаки говорили об опасности задуманной мною личной встречи с представителем генеральной прокуратуры, какую я планировал изначально. Думаю, представитель прокуратуры, в отличие от сотрудников Союза журналистов, если бы понял, что я в федеральном розыске, переправил бы меня, куда надо...

Притча о роботах
      Как-то один человек поругался с автоматами или с роботами, обидевшими его. Глупо ругаться с роботами – скажет кто-то. И это действительно так. Но вся беда, что в государстве, где это произошло, в роботов-исполнителей превращались самые обычные люди, которые поднимались по служебной лестнице.
      Чем выше по служебной лестнице, тем меньше человечности и больше автоматизма, потому что с человечностью и без автоматизма наверху не справиться. Вот и были роботы внешне похожи на людей, а внутри машинное мышление. В общем, не отличишь их от человека, но не дай Бог столкнуться, потому что законы робототехники Айзека Азимова им были еще не писаны и не установлены, как программное обеспечение, обязательное к исполнению.
      - Да как же не отличишь робота от человека? – спросил внимательный читатель. – Здесь же написано: чем выше человек, тем больше автоматизма. Все просто: не надо ругаться с теми, кто выше, от кого зависишь, с властью. 
      - Это действительно так, не случайно о хорошей власти говорят: власть с человеческим лицом - значит, остальное подменено, - ответил человек, поругавшийся с автоматами или роботами. – Но я…, да и каждый из тех, кто еще не стал роботом и ищет помощи, надеется: вдруг среди начальства встречу человека, может кто-то не превратился…

12.07.2011 Москва - Подмосковье
      «В мире неисчислимо много желающих отнять блага и саму жизнь, что надо быть безоговорочно благодарным тем единицам людей, которые дают нечто нужное»
      В каком-то кофейном ресторане в центре Москвы я встретился с московским адвокатом Сухаревым нанятым мною за 150 тысяч рублей (!), в то время, как муравленковские адвокаты обходились по 25 тысяч рублей, а омский – за 50 тысяч. Всего же на адвокатов, которые мне, честно сказать, пока мало чем помогли, я потратил около 300 тысяч рублей из тех денег, которые мне составили бы, куда лучшую основу, чем юристы, – это пока вложения в защиту на суде, в котором мне, возможно, придется участвовать.
      Сухарев, в отличие от всех иных знакомых мне правоведов, оказался на редкость крепко сложенным, с набитыми кулаками.
      - У нас сейчас слабая позиция защиты. Нам нужен общественный резонанс, - первое, что сказал он.
      - Как слабая? - удивленно спросил я. – Вы же говорили, что все предъявленное мне натянуто и не тянет более, чем на прогул, на административное наказание…
      - Да, но оценивать все доказательства будет суд, а оценить они могут так, как хотят, - добродушно ответил Сухарев. - У вас нет ни хищения, ни мошенничества, но если суд захочет, то они у вас будут.
      Видимо, все юристы перед тем, как взять деньги за защиту, говорят приятное своему клиенту, словно барышне, которую надо соблазнить. В лучшем случае, они не врут, но, когда обещают, говорят приятную половину.
      - Тогда как мне действовать? - спросил я.
      - Вам надо послать письма в Генеральную прокуратуру, Верховный суд, депутату в Государственной Думе России от вашего округа, Президенту России, Председателю Правительства... Нам надо организовать как можно большее давление на ваших противников в вашем уголовном деле.
      Получалось, что суд выглядел не инстанцией, работающей на основе закона, а некоей манипулируемой организацией, некоей проституткой - богиней правосудия, которая чаши своих весов подставляет не под доказательства вины или невиновности, а под желания вышестоящих авторитетных лиц.
      - Этих писем надо послать как можно больше, вся надежда на то, что мы найдем толкового человека, - говорил Сухарев, который, кстати, по его словам, работал преподавателем в юридической академии. - Юридический диплом жаждет получить несметное количество дуболомов и кавказлоидов. У них в голове нет ничего, а в карманах деньги, они подчиняются только команде «фас!».
      Вы не представляете, сколько дураков учится на юридическом. Все они хотят получить места в прокуратуре. Хуже административного аппарата, чем в Генеральной прокуратуре, пожалуй, нет нигде, а все карды генеральной прокуратуры отсюда - из юридической академии.
      У меня кто только не учился. И дочка заместителя начальника следственного комитета. Тупейшее создание, но, правда, без понтов. А вот у сына заместителя генерального прокурора мало того, что мозгов нет, так и амбиций немерено. Я никому оценки без знаний не ставлю. Но мои преподаватели могут...
***
      Сам термин «кавказлоиды», введенный Сухаревым, мне не понравился, поскольку у меня были близкие люди среди выходцев с Кавказа, но я понял, о чем говорит Сухарев. О том, что исконные бандиты и торговцы устремились в ту область государственной деятельности, где должен царствовать закон, а не насилие и взятки.
      Кавказская фамилия следователя, начинавшаяся с трех понятных букв Гад…, который стал для меня и многих в маленьком нефтяном городе еще тем гадом, тут же возникла у меня в памяти. Это была фамилия того самого следователя милиции, который первым возбудил против меня уголовное дело, пытался встретиться со мною, навешивал на мою машину, стоявшую возле подъезда объявления о ее покупке с номером своего сотового, которое по другому и не расценишь: отдавай машину и не будет дела… Не дождавшись встречи со мною он передал состряпанное уголовное дело в следственный комитет, а там заработала машина...
***
      - Чем же вы можете помочь мне за мои деньги, которые я вам уже заплатил? – понимая теперь силу кавказлоилов, спросил я со значительной долей сомнения.
      - Все консультации по переданным материалам вы получите до суда, - неопределенно сказал Сухарев.
***
      Благодаря Сухареву я еще на один шаг продвинулся в понимании, в какую историю угодил, и продолжил избавляться от иллюзорных надежд. Суд!? Какой тут принцип состязательности? Если обвинение представляет прокуратура, нет никакого равенства и состязательности. 
      Микроскопический процент оправдательных приговоров говорит сам за себя. Ведь с одной стороны выступает коллектив профессиональных правоведов, для которых обвинение является работой, за которую они получают заработную плату. Помогают им лица, которые находятся в недоброжелательных отношениях с обвиняемым (потерпевшим), а также судебные работники, связанные с профессиональными правоведами профессиональными, а возможно и личными отношениями. Все эти лица, в других местах не знаю, но в рабочих кабинетах, уж точно, избавляются от совести, морали и этики.
      С другой стороны находится один человек, часто занятый на основной работе, некомпетентный в вопросах права, который тратит свои личные деньги и сбережения на наем адвоката, квалификация и порядочность которого под большим вопросом. Вот эта пара, из которых только один профессионально разбирается в законах, противостоит коллективу, жаждущему вынести приговор еще и потому, что за это идут премии и карьерные плюсы. Оправдательный приговор им не выгоден, тогда встанет вопрос: какого хрена вы насочиняли столько томов? Поэтому обвинение будет стоять стеной…
***
      Вечером я встретился со своим двоюродным братом Григорием, двоюродной сестрой Светой и ее мужем Сергеем и посидел с ними в ресторане на Скатертном переулке, в котором работает Света.
      Ресторан находился рядом с гостиницей с двумя львами на входе, на первом этаже шестиэтажного дома с большими витринными стеклами на улицу и цветочным протяженным орнаментом наверху. Внизу цветочный ряд искусственных цветов в узких, как гильзы, вазах. У входной двери большие объемные буквы «BB cafe», а под ним черная грифельная доска, на которой написано то, чем ресторан сегодня привлекает своих посетителей. И это было вкусно.
      Ребята досыта накормили меня вкуснейшими блюдами: салатом «Цезарь» (наконец-то я съел настоящий «Цезарь»), рыбным ассорти на гриле, салатом из овощей и хлебом, чем-то похожим на пиццу. Все я запил стаканом вкусного пива, которое мне посоветовал взять Сергей. Напоследок Григорий на своем джипе, подвез меня до Курского вокзала, откуда я уезжал на электричке в Салтыковку к своему другу Александру.
      - Андрей, может тебе денег надо? - спросил он.
      Я был растроган. Этот вопрос прозвучал впервые за все время. Хотя и все мои друзья, и родные были ко мне щедры и всегда подкармливали.
      - Нет, Григорий, пока все нормально. Но спасибо за предложение, если что - спрошу, - ответил я.
      - Какой у тебя телефон? - спросил Григорий. - Я поспрашиваю у своих знакомых. Может, кто и поможет тебе.
      - Звони пока по тому, который у тебя есть, - сказал я. - Если что, я перезвоню.
     Я вышел из машины на ярко освещенную огнями привокзальную площадь под громогласные слова:
      - Приносим извинение за неудобство. В целях вашей безопасности все входящие в вокзал пассажиры будут подвержены осмотру.
      Но никто меня не досматривал, хотя постовые стояли возле рамок металлоискателей и я уже через пятнадцать минут ехал в электричке в Салтыковку...
      Хорошо встретить друзей в нелегкие времена. Именно близкие и просто хорошие люди превращают нелегкие времена в более-менее терпимые, а иногда и просто - в праздники.

Притча об амбициях
      Александр, друг Алика, решил оказать Алику услугу и ввести его в высшее общество, воспользовавшись каким-то мероприятием вроде фуршета, что Алик расценил в первую очередь, как возможность бесплатно сходить в ресторан. Александр представил Алика присутствующим, подсаживал на свободные места к каким-то нужным людям. Все было ярко, просто блеск, а стол полон угощения. И, наконец, Алик встретился с высокопоставленной особой: начальником Александра.
      Алик сразу почувствовал интерес к себе, но интерес этот был ощутимо ветреный. Вроде того интереса, что мы проявляем к новому блюду, которое возможно и не закажем более никогда. Начался разговор.
      Алику не хотелось, как говорится, «ударить в грязь лицом» перед представителем элиты общества, от которого, возможно, зависела и его судьба, а судьба эта могла стать намного лучше, стоило представителю элиты сказать нужное слово. Поэтому Алик старался изо всех сил, умно и продуманно отвечал на вопросы начальника, но взгляд, его предательский взгляд, неизменно возвращался к почти полной шикарной бутылке элитного коньяка, которая осталась на соседнем столе, и которую он с удовольствием, если бы не выпил, то забрал бы с собой. Амбиции, мелкие, как недопитая бутылка коньяка, масштабным надеждам не нужны, - это Алик понимал, но ничего не мог с собою поделать.
      Однако, вместо того, чтобы уделить внимание бутылке, и зажав этого, так сказать воробья, в руке, устремиться к выходу, Алику пришлось, демонстрируя равнодушие к той самой бутылке, прохаживаться с начальником Александра по залу, ничего не кушать, и говорить на разные темы, которые его вовсе не волновали, в то время, как его душа прохаживалась возле стола, закусывая и выпивая.
      В таком раздвоении Алик и остался. В результате он и дела не сделал, то есть не сумел заручиться поддержкой высокопоставленной особы, поскольку воля его была ослаблена, и к столам не успел, поскольку они опустели. Вот и напрашивается вывод, что коль попал в элиту общества, то негоже гнаться за копейками, а уж если гонишься за копейками, то нечего и причислять себя к элите.

13.07.2011 Подмосковье - Москва
      «Бюрократическая машина аналогична любой иной – не двинется с места без заинтересованного в ее движении лица»
      В Москву я, конечно, приехал не только, чтобы проветриться, повстречаться с родными и моим другом Александром, но в первую очередь: по делам. Помимо того, о чем я уже писал, я решил проконтролировать Союз журналистов России на Зубовском бульваре: узнать судьбу письма в Генеральную прокуратуру, подготовленного председателем Всеволодом Богдановым. И это не случайно.
      Моя книга «Эффект безмолвия» могла не понравиться, как самому Богданову, так и Мосиной, которую я в книге назвал Козиной! А именно она должна была отправлять письмо в генеральную прокуратуру России, будучи по должности похожей на секретаршу Союза журналистов.
      «Бюрократы Союза журналистов должны быть аналогичны всем бюрократам, да и обиженные - тоже», - примерно так рассуждал я. Если это так, то никто и пальцем не пошевелит в мою защиту, пока начальник не напомнит десять раз. А Богданову или Мосиной разве это надо? - В особенности, если они обижены. Поэтому, я ожидал, что письмо в мою защиту от Союза журналистов в Генеральную прокуратуру могли и не отправить. 
      Чтобы узнать истину, до нынешнего приезда в Москву, из Черни я позвонил Гиви, тому самому Гиви, который работал юристом, более того - начальником юридического отдела Союза журналистов.
      - Моему юристу требуются входящий номер Генеральной прокуратуры по письму Богданова, - обманул я, потому как эти данные были нужны мне, чтобы понять отправлено письмо или нет…
***
      Меня терзали сомнения. Зачем Союзу журналистов нужно вступаться за безвестного репрессированного журналиста из какого-то далекого от Москвы маленького нефтяного провинциального города Муравленко? Нет ни единого смысла. Когда журналиста убивают, тогда понятно, Союз журналистов, возвеличивая его память, сам становится выше и ни с кем не вступает в противостояние. Ну а выпить и закусить за погибшего – это же святое!
      Вступаться за живого журналиста – это наживать себе врагов и проблемы, и никакого величия. Об этом мне говорила и Лида в разговоре по скайпу:
     - Богданов сам может оказаться в такой ситуации, что ему придется просить за себя генерального прокурора России. Зачем ему растрачивать свое влияние? 
      Внес подозрения и мой московский адвокат Сухарев:
      - Как ни позвоню в Союз журналистов, никого нет. Такое ощущение, что они скрываются от меня, в том числе и ваш Богданов. Западных журналистов восхваляют, а своих защитить не хотят.
      Мне тогда нечего было ответить, как и сейчас. Контора, под названием Союз журналистов, загнивала пышно. Я позвонил сам.
      - У меня никаких данных нет, - с очевидным кавказским акцентом, сразу напомнившем мне кавказлоидов Сухарева, ответил Гиви. - Эти данные должны быть в общем отделе.
      Можно сразу поставить оценку Гиви, который не интересуется: дошло или нет официальное письмо Союза журналистов до Генпрокуратуры спустя две недели после отправления. Вот оно юридическое лицо Союза.
      «Тут бардак, - понял я. - Придется лично заехать».
***
      В Союзе журналистов я выяснил, что мое письмо оказалось зарегистрированным в журнале исходящей документации. Какая-то добрая сотрудница Союза помогла мне найти соответствующую запись. Но было ли доставлено письмо в Генеральную прокуратуру, а тем более, каков там входящий номер письма, если оно было доставлено - она не знала. Не знала этого и подошедшая Надежда Мосина. Она рассказала, как кинула письмо Союза журналистов в тот самый ящик для писем, висевший на входе в Генпрокуратуру, в который положил свое письмо и я.
      «Молодец, Мосина! - мысленно воскликнул я, понимая суть защитной реакции секретарши Союза журналистов. - При таком ее подходе проверить бросала ли она письмо или не бросала, совершенно невозможно».
      - Надо отравить повторное письмо с уведомлением о вручении, да и первое письмо надо было отправлять также, - напомнил я самую обыденную вещь.
      - К нам тут столько писем приходит с уведомлением о вручении! - так показательно горестно воскликнула Мосина, что я обратил внимание на ее подчеркнуто аккуратную стрижку и укладку, накрепко скрепившую черные волосы. - Я их даже не подписываю. В любой момент могу сказать, что ничего не получала. Так что тут все рассчитано на честного человека.
      Человек талантливый всегда может сказать так, что намеки на все обстоятельства, скрытые в одной фразе, не перескажешь даже в романе. Мосина работала на своем месте, человек она была опытный. В ее фразе выпячивалось и оправдание отправки письма без уведомления о вручении, и упрек в сторону прокуратуры, и указание на неимоверную занятость… и даже намек на одно наше прошлое недопонимание, о котором я не буду здесь писать, как об обстоятельстве, не имеющим отношения к повествованию. 
      - В любом случае письмо от Союза журналистов надо отправить с уведомлением о вручении, и прошу вас перезвонить в Генпрокуратуру и узнать, что там с вашим прошлым письмом, - упрямо попросил я.
      Мосина набрала номер Генпрокуратуры и получила ответ, что подобного письма не зарегистрировано.
      - Но у вас же должен быть отдел писем, - сказала она в телефонную трубку и, получив ответ, продолжила. - То есть вся информация стекается к вам. Понятно. Тогда я передам это Богданову лично, и пусть он сам разбирается, куда могло пропасть письмо Союза журналистов России по пути в Генпрокуратуру. Такое уже не первый раз случается, а потом письма внезапно находятся…
      Генеральная прокуратура России оказалась таким же, как Союз журналистов, царством безответственности, где письма надо было опускать в железный ящик, а отметку о приеме почты никто не ставил. Такую систему, кстати, я встретил впервые именно в Генеральной прокуратуре - в организации, которая по логике должна олицетворять высшую степень законности и доказуемости. Но именно эта организация показательно и в высшей степени наглядно утверждала право на субъективизм и недоказуемость потерь обращений граждан. «Закона в этой стране нет, и не надейтесь!!!» - кричало в Генеральной прокуратуре все уже с ее публичной приемной.
      Мысленно поругивая Союз журналистов России и Генеральную прокуратуру, я шел по Зубовскому бульвару до самого Крымского моста через Москву-реку. На мосту я отругал Бога, который, как мне казалось, оставил меня. Ругал я его долго, до самого входа в парк имени Горького, а там захотел позвонить Лиде, но стоял такой шум от проезжающих машин, что слова были еле слышны. Я расстался с Лидой неудовлетворенный и не успокоившийся, и продолжил мысленно обругивать все и вся, а потом выпил пива, и стало легче…

Об уязвимости журналистики
      Где в обществе та структура, на которую может надеяться журналист, попав в сложную ситуацию? Где тот закон, который бы охранял честного журналиста от мщения властителей? Их нет. Все борются за деньги и власть. В этом страшном противоборстве журналистика становится всего лишь средством захвата и удержания власти и заработка денег, но никак не средством поиска истины. Журналистика намеренно и осмысленно создана беззащитной перед лицом разгневанного властителя. В лучшем случае снизу, где находится журналистика, становится возможным скромно произносить:
      - Эй, вы там наверху, аккуратнее ходите по нам.
      Стоит только изменить интонацию, назвать отчетливо: кто ходит и зачем ходит, как пропасть может разверзнуться мгновенно.
      Оборачиваешься в поисках помощи, ведь не за себя же боролся, а оказывается, что общество занято своими делами, а Система устроена так, что может охранять только интересы людей, не входящих в противоречие с интересами Системы, да и то по большей части формально. И тут понимаешь, что остался один против машины репрессий и стены равнодушия, в которых деталями и кирпичиками торчат бывшие коллеги и знакомые.
      «Ты же знал, на что идешь», - говорят окружающие снисходительно.
      «Да ничего я не знал», - хочется ответить, но сдерживаюсь, чтобы не выглядеть абсолютным дураком, который не знает того, что знают все.
      Вдумываюсь в слова окружающих и представляю более понятную ситуацию, где подобные слова можно было бы услышать – концлагерь: их могли бы услышать заключенные концлагеря от своих надзирателей. Колючая проволока, вышки с пулеметами, палачи и правила не заходить за черту. Все ее видят эту черту. Вышел, значит, сам виноват. Сейчас формально концлагеря нет, но эта черта, хоть и незрима, но не менее ощутима, и палачи, хоть хорошо замаскированные, но не менее действенны. 

14.07.2011 Косая гора
     «Люди знают многое чего интересного, что никогда не станет официальной историей и не будет опубликовано»
      Вчера возвратился в Тулу, на Косую гору. Сегодня же я ездил с Андреем, мужем Ольги, на его «Тойоте» в Чернь и обратно, но главным событием стал пассажир, солидный и исполненный властности пузатенький мужчина, который оказался начальником Андрея и одновременно выходцем с Крайнего Севера. Он рассказал мне о человеке, который тоже поучаствовал в моей истории.
      - Кобылкин, губернатор вашего Ямала, - чудачок (тут было нецензурное слово) еще тот, - авторитетно сказал он. - Он же молодой пацан, и в свое время попал на должность главы Пуровского района только потому, что был первым заместителем у Острягина, тогдашнего главы Пуровского района, который ушел на повышение, в заместители – к тогдашнему губернатору Ямала Юрию Неелову, вместо Натальи Комаровой, ушедшей в депутаты Госдумы.
      Он ничего собою не представляет, и выгоден лишь тем, что не продаст тех, кто был до него. Властям же не выгодно, если компрометирующие документы попадут в руки правосудия, поэтому своими преемниками назначают людей, из своего круга. Кобылкин стал таким для Острягина, а затем и для Неелова.
      Неелов имеет в каждом предприятии, учрежденном на территории Ямала не менее 50 процентов акций, коли предприятие хочет существовать, то вынуждено делиться. Но ему не выгодно, чтобы этим заинтересовались те, кто может его посадить. Так и возник Кобылкин. Система своих не продает.
      А вы знаете, что он перенес сильнейшую травму, отразившуюся на его рассудке? Нет? Так это произошло в Швейцарии, где он был на отдыхе. Он свернул себе шею в буквальном смысле этого слова и был привезен в Тюмень, где ему сделали операцию. После операции он сильнейшим образом изменился, у него замедлилась речь, его решения стали легкомысленными…
***
      Губернатор Ямала Кобылкин, конечно, был пацаном и относительно меня, будучи почти на десять лет младше. О нашей встрече уже говорилось в предисловии к этому длинному повествованию, но повторюсь.
      С губернатором Кобылкиным я встретился в прошлом году 12 ноября в Салехарде в холле здания Законодательного Собрания Ямала сразу после прочтения им своего первого, но уже ежегодного, послания о положении дел на Ямале. Он уже уходил, когда я окликнул его и подошел, чтобы попросить о помощи. Кобылкин не отказался меня выслушать, и это был плюс ему, но все время, сколько я говорил, меня не оставляло впечатление, что Кобылкин почти не слушает меня, что его поза – лишь вежливость, или бесконфликтная стратегия поведения. В какой-то момент излияния своих претензий я сам себе показался дикарем, который излагает свои мольбы перед божком, возвеличивая этого божка своими молитвами, но никаким образом не приближая себя к решению своих проблем.
      Я пригляделся. Кобылкин вблизи не производил никакого высокого впечатления, он походил на тень, на нечто бесплотное настолько, что сквозь него могли пройти, совершенно не задерживаясь, не только слова, но и люди целыми городами. Его бесплотность лишь потому не было видно, что на нем был черный костюм, рубашка с галстуком и словно бы кукольное лицо. Его можно было ставить на любой пост, и он его нисколько бы не портил, но идеально бы вписался, поскольку, там, где надо, он отсутствовал полностью ввиду бесплотности, зато его костюм прекрасно вписывался в интерьеры высоких кабинетов, как живой костюм председателя Прохора Петровича в «Мастере и Маргарите» Михаила Булгакова.
     Не помню, что мне ответил тогда Кобылкин и ответил ли что-нибудь. Скорее всего, пообещал разобраться, как обычно и обещают высокопоставленные чины в таких случаях. А разобраться – это означает, в лучшем случае, если чин не забудет, он даст команду своему заместителю или иному приближенному разобраться, тот напишет запрос куда надо, из «куда надо» отпишутся, что все нормально, разозлятся на меня за жалобу, и на этом дело закончится. Так получилось и в моем случае.

17.07.2011 Тула - Тульская область, пгт Чернь
      «Жизнь после катастрофы напоминает попытку завести разбитый автомобиль»
      Андрей и Ольга – прекрасные люди. Я очень благодарен им, что в непростое для меня время они мне предоставили возможность пожить у них в комфортной обстановке в косогорском микрорайоне Тулы, вдали от проблем моей тещи, забыть о своих проблемах, которых слегка добавилось.
      Будучи три дня назад в Союзе журналистов России, я хорошо понял необязательный характер этой организации, вынужден был сам контролировать оформление нового письма в Генеральную прокуратуру и сам отнести его на ближайшую почту, находившуюся неподалеку, по пути к Крымскому мосту и парку имени Горького. На исполнительность чиновников, даже своих – журналистских, нет никакой надежды. Если бы я не приехал в Москву, а, например, сидел в СИЗО, никто бы за меня не заступился. Журналистская солидарность – жалкая иллюзия. Как писали Ильф и Петров: «Спасение утопающих – дело рук самих утопающих».
      Вчера впервые был на даче у Андрея с его женой Ольгой. Покрывали дом сайдингом. Я этим занимался впервые в жизни. После завершения работы, впервые в Туле на этой же даче поел шашлыков и выпил пива. У меня в этом, преследовательском сезоне, впервые столь много всего, что слово «впервые» стало как-то привычным...
      Сегодня я уже в Черни. После возвращения в дом Нины Ивановны я опять-таки впервые заметил, насколько сильно он заполнен увяданием и безысходностью. Нина Ивановна подолгу сидит на кровати, понурив голову и глядя в пол, несмотря на то, что она хорошо обеспеченная материально пенсионерка. Затем ложится и глядит в потолок, наконец, закрывает глаза и спит, изредка покрикивая во сне на привидевшихся ей знакомцев и незнакомцев.
      Ее развлекает и оживляет только приход гостей, сиделки Веры, игра в карты со мною, да один сериал. Иногда она раскладывает пасьянс. Книги стоят рядом на полках, но они не интересуют ее. Лида говорит, что до перелома она уже была такой. Печаль, грусть, тоска, увядание покорили эту квартиру, но мне отсюда пока уйти некуда. Пишу об этом я не столько для того, чтобы показать окружающую обстановку, но более для того, чтобы яснее показать, что ждет каждого, в том числе ментов, журналистов, судей и прокуроров, собственно всех чиновников в старости и насколько ненужными оказываются все подлости и мерзости, какие они творят, чтобы остаться в благополучии и в карьере. Старость показывает, что любое благополучие и любая карьера катастрофически обнуляются, и нет ни единой причины торговать совестью и идти к цели по людям.

18.07.2011 Тульская область, пгт Чернь
      «Что бы ни делал, как бы ни старался, без помощи свыше все мелко»
      Позвонил председателю Союза журналистов Богданову и сообщил о том, что Генеральная прокуратура, куда я тоже позвонил, не стала проводить самостоятельное расследование, а образно говоря «умыла руки» и перенаправила повторное обращение Союза журналистов, которое я все-таки «выжал» из Союза журналистов, в прокуратуру Ямала, где, скорее всего, будут защищать «честь мундира», а не выискивать ошибки или откровенные подтасовки в инкриминированном мне уголовном деле.
      - Прошу вас позвоните в Генпрокуратуру и попросите, чтобы обращение рассмотрели в Москве, потому что Б-вский, с которым у меня конфликт, теперь уже не глава города Муравленко, а, несмотря на то, что проходит обвиняемым по нескольким уголовным делам, - представитель губернатора уже по трем городам Ямала! Он может повлиять на результат.
      - Хорошо, Андрей, хорошо, ты держись, держись, - мягко успокаивающе произнес Богданов.
      Я прекратил разговор, неудовлетворенный неопределенным результатом, а потом понял, что меня насторожило: успокаивающая фраза председателя Союза журналистов походила на последнее зловещее пожелание главы маленького нефтяного города Б-вского, который инициировал репрессии в отношении меня: «Следите за здоровьем и не болейте, не болейте». Фраза означала в лучшем случае – отстранение.
      Да, да и еще раз – да! Руководители, чиновники, как артисты на праздничной для них сцене, что бы они не пели о любви для окружающей их публике, какие бы прекрасные обещания и надежды не распространяли отлично поставленным голосом, как бы дружественно и запанибрацки они не выглядели, никто в зале, кроме их родных, знакомых и иных близких, в самом наибольшем большинстве своем не дождется от них ни любви, ни исполнения обещаний, ни реализации надежд.

19.07.2011 Тульская область, пгт Чернь
     «Если задержался в гостях, всегда узнаешь больше, чем хотел бы»
      Сегодня на чернском стадионе жара стояла преотличная. Футбольное поле блестело каплями росы на стриженом травяном газоне. Бежалось на удивление легко, но возле турника живо прополз черный уж, словно предвестник неприятностей…
      - Спустись к подъезду и посмотри, - тоном большого начальника приказал Коля, когда я вернулся уставший…
      - Зачем? - спросил я, удивленный строгим колиным тоном.
      - Выйди и посмотри, - приказал Коля.
      Я вышел и увидел, что исчез мусор, валявшийся возле дома у окна.
      - Мусора нет, - сказал я, возвратившись.
      - Это я пригнал коммунальщиков, - похвалился Коля.
      - Я не мальчик, чтобы меня гонять по своим прихотям, мог бы просто сказать, - сказал я и удалился, осознав, что Коля решил потешить свое властолюбие за мой счет...
      Только собирался отдохнуть после того, как накрыв стол для тещи и покормив ее, убрал со стола и помыл посуду, как в дверном проеме кухни появился Коля, наспавшийся и отдохнувший. Моя теща Нина Ивановна, увидев сына, впервые потребовала от меня:
      - Андрей, положи Коле плов и налей ему супа...
      Вечером в разговоре по скайпу Лида сообщила мне, что колина жена, оставшаяся в маленьком нефтяном городе Муравленко, попрекнула, что я живу за тещин счет. Стало ясно – загостевался. Конечно, я - не подарок, но добровольно взял на себя обязанности прислуги, помогал обоим инвалидам по хозяйству, разгонял их скуку. Теперь этого оказалось мало. Видимо, стоит людям предоставить одну ступень на себе, как те ищут другую – повыше, а интересоваться проблемами, существующими у лестниц, каковыми становятся подобные мне люди, не принято.
***
      В своей жизни я совершил множество ошибок, так и при поездке сюда я остался почти без денег, положив их в омский банк на имя матери. Но мною совершена еще одна ошибка, результат которой разворачивался прямо на глазах.
      Еще до приезда своего сына Коли теща Нина Ивановна, понимая, что болезнь может ее и одолеть, завела разговор о наследовании своей двухкомнатной квартиры. Это было ее единственное имущество, а теще, поскольку из-за сломанной шейки бедра она не могла ходить, требовался ежедневный, регулярный уход. Эту обязанность мог взять на себя только Коля, поскольку был пенсионером и не работал. Я и Лида отказались от своей доли в тещиной квартире и сами собственными словами подтолкнули тещу написать дарственную на всю квартиру на Колю, как аванс за труды по грядущему уходу за нею.
      Коля быстро переписал квартиру на себя, и сегодня я сорвал первые плоды этой ошибки. Видимо, никогда не следует поступать справедливо в отношении людей неблагородных, не поймут, лучше поступать, как выгодно.
***
      Ночью засиделся в Интернете, исполняя план своего адвоката Сухарева. На муравленковском сайте я тщательно выискивал и находил (!) совпадения фамилий работников прокуратуры маленького нефтяного города Муравленко и фамилий женщин, занимающих посты в структурах администрации и госструктурах.
      Маленький нефтяной город оказался переплетен нитями родственных связей, как дремучий лес паучьими сетями. Жена городского прокурора, развернувшего уголовное дело против меня, работала в местном отделении министерства по чрезвычайным ситуациям, куда устраивали всех, кого надо было куда-нибудь пристроить. Жена прокурора, прикрывшего три незаконных отстранения меня от работы, занимала пост начальника пенсионного фонда… Трудоустройство жен – это же подарки, которые требовалось отрабатывать…

Об игре в прятки 19.07.2011
       Алик попался по собственной глупости, поскольку сам забрался в мышеловку: будучи в федеральном розыске пришел на заседание городской Думы маленького нефтяного города, а теперь сидел в небольшом темном коридорчике, рассчитывая, что незаметен. Но этому ожиданию не суждено было сбыться.
       Дверь распахнулась, и в зал заседаний городской Думы в очень приподнятом настроении вошел глава города Хамовский. На нем был черный костюм, какой он обычно надевал по самым торжественным случаям. В руках он держал объемный букет с цветами и направлялся он в направлении Алика так уверенно, так бодро и так радостно, будто бы исполнилась его самая сокровенная мечта. Алик сразу понял: цветы предназначались ему.
       Так и оказалось. Хамовский прошел прямо в коридорчик, где прятался Алик, передал цветы и подсел рядом. Алик понял: это конец, он пойман. Но на лице Хамовского злоба отсутствовала абсолютно, в нем светилось нечто похожее на поповское всепрощение.
       Алика внезапно пронзили надежда и доверие к этому человеку, которого он знал насквозь, как большую сволочь и лицемера, но который сделал ему много хорошего. Все-таки именно Хамовский дал Алику пост директора телерадиокомпании, именно через Хамовского Алик обрел высокую зарплату, множество поездок, в том числе и за границу, и множество других возможностей, о которых иные только мечтают. Хамовский, в какой-то мере, стал Алику вторым отцом, поскольку, если родители дают ребенку жизнь, то Хамовский сделал эту жизнь лучше, через него Алик получил столько благ, сколько родители ему и не дали, собственно от родителей он получил такие несущественные материальные мелочи, о которых можно и не упоминать. Алик в чувствах обнял Хамовского, как родного отца, и сказал нечто взывающее к пощаде и примирению:
       - Василий Алексеевич, ну почему все это происходит именно со мной?!
       От Хамовского не исходило зла, исходило скорее равнодушие, по тещиному принципу: «нашел - не радуйся, потерял - не горюй». В Хамовском светилось спокойное удовлетворение достигнутым результатом: мол, прячься сколько угодно, мы знаем, где ты находишься, но никто не собирается тебя вытаскивать из твоего убежища, ты нам сейчас не мешаешь, твоя игра в прятки нам нравится, вот тебе и цветы…

20.07.2011 Тульская область, пгт Чернь
     «Ядерное оружие, несомненно, гениально, но бесчеловечно»
      Сегодня с удовольствием пересмотрел фильм «Место встречи изменить нельзя», но уже с новой позиции: с позиции человека, оболганного ментами. Мало кто усомнится в том, что Владимир Высоцкий - гений. Однако его следователь Жеглов, хотя и смелый, во многом хороший человек, но готов на любые, в том числе и подлые действия, чтобы наказать человека, которого он считает преступником. Обладая властью над людьми, Жеглов превозносит свое мнение и абсолютизирует его, возможно, это вообще свойство ментовской профессии.
      Жеглов в фильме по-бандитски подбрасывает будто бы украденный кошелек задержанному вору Кирпичу, он не выпускает из тюрьмы честного врача Груздева и с чистым сердцем и сознанием исполненного долга готов выставить того преступником, он убивает одного из бандитов, сослуживца Шарапова, без помощи которого банда Горбатого не была бы обезврежена.
      Какой отличный пример для подражания этот Жеглов - его же играет сам Высоцкий! Беда тут в том, что Владимир Высоцкий известен в первую очередь не как актер, а как поэт, человек, и, согласившись на роль Жеглова, он приклеил к этому не достаточно моральному персонажу свои высокие качества. С этого момента, конечно с известной долей философского допущения, чтобы идти по пути Высоцкого и в какой-то мере стать им, не Жегловым же, конечно, достаточно сделать какую-либо обусловленную высокой личностной мотивацией подлость. 
      Милиция теперь может с легким сердцем шить липовые дела, фабриковать улики или закрывать глаза на доказательства невиновности, и наказывать без учета оправдательных обстоятельств, как, например, в моем случае. И, конечно, не может… не в будущем, она это делала в прошлом и делает в настоящем, и, думаю, с убежденностью и чистым сердцем благодаря, в частности, тому оправданию своих если не противоправных, то аморальных действий, какое подарил Владимир Высоцкий.
      Видимо, суть любого произведения зависит не от таланта, а от того, каким идеям служит автор. Если дьяволу или лукавым людям, то и картина получится соответствующая: гениальная, не оторвать глаз, но дрянная по сути, причем, дрянь эту не сразу-то и разглядишь, поскольку она гениальная. Поэтому гений или талант имеют очень великую ответственность за свое использование. Величайшую ответственность.

22.07.2011 Тульская область, пгт Чернь
О ПАРАДОКСАХ ПОМОЩИ
     «Жизнь настолько парадоксальна, что преданными помощниками могут стать даже неприятели, а разрушителями - люди, демонстрирующие преданность и близость»
      Сегодня я поражен в самое сердце: погибла большая часть тиража книги «Эффект безмолвия», вынужденно хранившейся в подвале дома, где живет мама, запретившей мне держать тираж книги в своей квартире, а родной брат мой отказался разместить их в родительском гараже. Расстояние и время ослабляют, видимо, любые родственные связи, а прибранное к рукам имущество аналогично взятому в долг: берешь чужое, но отдаешь-то свое. Я оказался чужим на когда-то своих территориях, был уступчив, а если слишком учитывать чужие интересы, то можно остаться без своих.
      Подвал дома оказался затоплен то ли в результате аварии водовода, то ли в результате затопления подвала дождевой водой, возможность чего я предполагал изначально. Осталось, по словам Лиды, всего десять неповрежденных водой упаковок, то есть всего сто книжек, не считая отправленных в библиотеки, в маленький нефтяной город и в Москву - Богданову, из пятисот, входивших в тираж. Жаль гибели интеллектуального труда и личных денег, поскольку весь тираж я оплатил из личных средств: почти двести тысяч рублей, в переводе на доллары - шесть тысяч долларов, которые мне бы могли пригодиться для жизни в розыске. 
      Сейчас поздно искать виноватых, да и незачем. Вывод очевиден: я еще жив, но из-за потери благополучия и ограничения в правах, моими интересами пренебрегают, как и интересами покойного, и даже проскальзывает некая радость...
      Очевидная для посторонних сторона репрессий – это всего лишь ничтожная надводная часть айсберга. Все остальное скрыто от глаз. О многом и говорить не принято, как, например, об изменении отношения родных, все-таки святее матери для человека нет ничего, но я же в своем повествовании пишу о том, что реально происходит с репрессируемым без лакировки. Вспомнились слова Федора Достоевского из романа «Преступление и наказание» в сцене, когда раздавленного Мармеладова внесли в дом.
       «Жильцы...протеснились...с тем странным внутренним ощущением довольства, которое всегда замечается, даже в самых близких людях, при внезапном несчастии с их ближним, и от которого не избавлен ни один человек, без исключения, несмотря, даже на самое искреннее чувство сожаления и участия».
       Это действительно так. Лицемерны многие друзья и родные, помогающие в трудный час, но с трудом скрывающие радость от того, что этот час наступил. Радость моей сегодняшней трагедии испытала даже мама. Она сказала, что это Бог против книжки «Эффект безмолвия», что само провидение устроило ливень, затопивший подвал, чтобы уничтожить написанное мною, вместо того, чтобы извиниться за свое упрямство!
       Близкие от того ранят сильнее, что сердце к ним ближе. Таково их лицемерие: довести человека «до ручки», а потом охать, вздыхать и искать внешние причины, когда все они внутри. Сейчас в Интернете читаю письма своего школьного друга Павла, поддержавшего меня в федеральном розыске, и он опять заставил меня восхититься простой и точностью своей фразы: «Ты был благополучным человеком - такое тебе никто не простит. Никогда не простит».
       О великом яде человеческой зависти говорится в известной притче, когда Бог предложил человеку выбрать себе в подарок любой дар, но с одним лишь условием, чтобы у соседа было вдвойне. Человек выбрал себе не богатство, не карьеру, не блага, а увечье! «Выколи мне один глаз», - сказал он, лишь бы превосходить соседа.
      Умные дальновидные люди понимают, что получив власть и благополучие, став доступными осуждению, они попадают под гнет зависти, а гнет зависти, как тяжелый черный ворон, усевшийся на нежный цветок, может раздавить благополучие. Примером такого умного властителя можно назвать Козимо Медичи (Флоренция, 1360—1429 годы) - руководителя одного из крупнейших банкирских домов в Европе. Он вел смиренный образ жизни, старался быть незаметным, не трубил о своих заслугах, одевался просто, ездил не на лошади, а на муле. Даже дворец себе построил скромный.
      Я не знал этого великого правила и сорил деньгами на глазах у ограниченных в средствах родных, разъезжая по заграницам, приобретая дорогое имущество, тратя, не считая денег, не понимая какие раны наношу окружающим. Я публиковался, выпускал книги, достигал успехов в конкурсах, обрастал лаврами и не скрывал своих достижений, а наоборот выставлял их напоказ перед менее удачливыми коллегами... Мне казалось, что я обретаю уважение и признание, но я обретал всего лишь зависть, а где-то и ненависть.

22.07.2011 маленький нефтяной город Муравленко. Официальный сайт городской администрации
Продолжаю записывать мнения противоборствующей стороны. Сегодня на сайте администрации города опубликовано нижеследующее.
Ник Martyn:
      «Наш глава города действительно эрудированный человек, он даже знает, как в Индии ловят обезъян. Иначе как ему было поймать муравленковскую обезьяну (из курса биологии мы знаем, что такие относятся к семейству человекообразных, но по сути своей - как были, так и остаются приматами - гримасничают, кривляются и проч. и проч.). В ящик с узким отверстием кладут апельсин. Обезьяна видит апельсин, просовывает руку, но рука с апельсином обратно не выходит, а бросить апельсин, чтобы вытащить руку обратно ума не хватает… Теперь вы можете подходить и брать ее голыми руками.
      Так погибла муравленковская обезъяна. Муравленковцы, давайте будем последовательными и выразим наш гнев и протест правительству Индии за такие методы ловли индийских макак».
Ник: Пресс-секретарь главы города:
      «Не согласен с Дедом Макаром. Андрей Викторович профессионал своего дела и очень талантливый человек, совсем не обезъяна. И люди, которые за него проголосовали, тоже не обезъяны. Нет. Не так всё просто, чай не в Индии живём».
***
      Я легко заметил, что авторство опуса про обезьяну, под которой подразумевался я, и комментарий к опусу, в которых орфография сохранена, принадлежат одному человеку, конечно, не выдуманному Martyn, а пресс-секретарю главы маленького нефтяного города Муравленко – П-дину. Его несложно было выловить, поскольку он наделал в слове «обезьяна» в обоих текстах одну и ту же характерную ошибку, впечатав твердый знак вместо мягкого. Не перестаю удивляться, сколь разнополярное уживается в человеке: внешне П-дин выглядит интеллигентом, пишет стихи, но тут он, отвесив поклон главе города, унизился до анонимки, публичных оскорблений и издевательства. Вот с таким высокопоставленным быдлом мне пришлось столкнуться. Администрация маленького нефтяного города Муравленко активно действовала в связке с ментами, уничтожая мою репутацию. Удивительно и другое: обе отрицательные новости: частичная гибель тиража моей книги и выходка пресс-секретаря главы города - настигли меня в один день.

Заметка о борьбе со стеной
      «Историю творят материальные и властные стремления человека, а духовные свершения - лишь украшения на них»
      Разложение личности начинается, видимо, с упора в непреодолимую крепостную стену. Личность нащупывает эту непреодолимую стену и, в связи с тем, что ворота для нее закрыты, тратит массу сил на ее преодоление, необдуманно, безграмотно и без определенного плана, а затем садится или ложится возле непреодолимой стены и тоскует о недоступных благах. В конце концов, возле стены остается очередной скелет.
      Конечно, если бы личность была внимательна изначально, она бы заметила скелеты, смогла предположить свою участь и не тратить силы на невозможное…, но существуют такие худые бациллы, как святое неведение и надежда.
      Спасение личности, оказавшейся за стеной крепости, лишь в том, чтобы повернуться спиной к стене, забыть благополучную жизнь в крепости и начать жизнь сначала, направив шаги от стены в бескрайние просторы, в бескрайние степи, в бескрайний Космос…
      Все станут скелетами, но коль отверженный служащий стены уже стал личностью, то не надо использовать этот дар для загнивания. Внутри стены  - комфорт, благополучие, за стеной - свобода. Комфорт не имеет свободы. Однако, что делать со свободой? Это вопрос всех личностей, потерявших статус крепостных.
      Свобода часто оказывается голодной и пустынной. Личность поначалу питается тем, что ей дали вынести за крепостную стену, тем, что кидают со стены крепостные, да тем, что выносят за стену крепости близкие и родные, под влиянием чувств и традиций, но это унижает вновь рожденную личность. Она понимает, что такая зависимость ущербна, прежде всего, для нее самой.
      Снижать зависимость - первый лечебный позыв любого желающего выздоровления наркомана. Таковой же позыв испытывает личность. Снижать зависимость от крепости, точнее - от того комфорта, окруженного стеной. Но вначале возникает мысль - украсть. Вот идеал. Обмануть служащих крепости. Жить за стеной крепости, но украсть комфорт. Так живут многие отвергнутые. Но оказывается, для такой жизни надо иметь качества, которые не порождаются комфортом. Дети комфорта теряют их, как хищники, выращенные в зоопарке. Зубы не те, навыки и храбрость. Стремление есть, но навыков нет.
      За стеной крепости надо искренне любить кровавую схватку, получаемые раны и убийство. Вот путь свободы: убить и отнять - убить можно и в переносном смысле, но отнять обязательно в прямом. Жизнь за стеной - переход в дикость. Возможно ли это для дитя комфорта? Видимо, - да, но ценой суровых тренировок и испытаний. Дитя комфорта оказавшись за стеной должно уйти, отказаться от комфорта. Возможно, как наркоман - постепенно. Однако, тут возникает другая крепостная стена – стена памяти о сладкой жизни, которую тоже надо разбивать...
      Есть еще одна опасность - стать ручным зверьком на содержании, вроде домашней кошки или собаки и прожить остаток жизни возле стены. Может, это и не опасность вовсе, а альтернативный сценарий. Почему бы и нет. Наверняка есть счастливые домашние животные, счастливые цирковые собачки... Почему не заниматься тем, что нравится, живя в хорошей клетке, отдавая часть своего времени и свободы служению доброму человеку, кормящему и дающему комфорт. Что стоит ходить перед добрым хозяином на задних лапах, или лаять, как тому нравится, дать себя погладить? Дон Жуан в своем стремлении к геометрии отказался, но его пример совсем не обязательный образец…
      Внезапно личность вспомнила, что, только размышляя, она ни на шаг не приближается к цели, что надо действовать. Личность вновь бросается на стену, бьется о ее камни или кирпичи..., но льется только ее кровь, причем без надежды на то, что польется кровь врагов. «Это плохой путь, плохой», - говорит себе личность и вновь бросается на крепостную стену, с которой, посмеиваясь, смотрят крепостные. Личность оглядывается. Просторы, кругом идти и идти..., но покинутая крепость манит, за ней привычный комфорт, там кусок…, там моя прошлая жизнь…

27.07.2011 Тульская область, пгт Чернь
      О БЕЗОТКАЗНОСТИ И ДОСТУПНОСТИ
      «Если боишься трудностей - нечего стареть, надо умирать молодым»
      Плохо, когда жизнь превращается в череду однообразных дней. Оказывается, привычка возникает быстро. Утро начинается с кряхтения Нины Ивановны, сидящей на утке, и постукивания костыля Коли по пути от кухни до балкона, где он курил, бесплатном ублажая табачным дымом жителей верхних этажей. Затем прибегает чрезмерно полная сиделка Вера... Я умываюсь, делаю зарядку, обслуживаю стариков. Если каждый день не вносить новое, то время будет испаряться... И вот оно – новое.
      Вечером я поругался с Колей, он, видимо, окончательно зачислил меня в свои домашние работники. В общем, я выпил две баночки алкогольного коктейля: один с соком лимона, другой - с грейпфрутовым - и послал жениного брата Колю то ли на перед, то ли в зад. А началось все с того, что Коля, проходя с хозяйской инспекцией по кухне, посоветовал мне включить свет, когда я мыл посуду, в частности, и за ним.
      - Не надо Коля, мне и так все видно, - возразил я, потому как, несмотря на наступающие сумерки, знал все моющие движения наизусть, хорошо натренировавшись возле раковины с тарелками, ложками, кружками…, которые по-барски оставляли на столе как Коля, так и немощная моя теща Нина Ивановна.
      В ответ на то, что я не внял его совету, Коля дождался, пока я домою посуду, включил свет и принялся изучать мойку и тарелки. Внимательно осмотрев все, он придирчиво произнес:
      - Вот мыльная пена осталась на раковине. Ее надо было тоже убрать. Так тебе же свет не нужен.
      Начальственный тон Коли, который за собой-то даже кружку мыл так редко, как расцветают подснежники зимой, наконец-то вывел меня из себя.
      - Ну и что дальше? - спросил я резко и вызывающе.
      - А то, что пена затекает под поддон, на который стекает вода с помытой посуды, - так же въедливо и начальственно произнес Коля.
      - И что дальше? - я повторил вопрос, тем же самым тоном, человека, нарывающегося на драку.
      - А то, что я здесь хозяин и мне это не нравится, - ответил Коля.
      Это была откровенная наглость. Не грех повториться, что Нина Ивановна решила с нашего с Лидой согласия единственное имущество, квартиру, оставить Коле, а тот не только не испытывал благодарности ни ко мне, ни к своей сестре, но перешел к следующему этапу, который в простонародье называется: «качать права». Меня это отношение сильно возмутило. Он спокойно принимал квартиру, обделяя свою сестру, мою жену, при этом пользовался помощью сестры для операции по замене изношенного сустава, не сказав даже спасибо за помощь. Да еще и принимал как само собой разумеющееся мою помощь при текущем ремонте квартиры и моих походах в магазин и в аптеку по своим заявкам. Во всем вполне очевидно просматривалась шариковщина рабочего класса.
      Коля явно начал принимать меня, вместе со всею моею вежливостью и добротой к принимающей меня стороне, за покорного всему человека, сломленного, которого можно унижать, как ему вздумается.
      - Ты знаешь, Коля, - ответил я. - Раз ты хозяин, тогда и делай все сам. В том числе, и мой посуду. А то я тут за тебя все делаю, а ты только, словно начальник ходишь.
      И тут из Коли поперло...
      - Тебя глава города Б-вский пригрел: и командировки за границу, и премии! Нашелся оппозиционер. Продался Б-вскому - вот, что подумал народ, когда ты пошел работать директором на телевидение. Пригрел он тебя, ручкой погладил и все… Привык по командировкам разъезжать.
      Это был не первый колин подобный упрек, но на прошлые я не обращал внимания, как на материально-бытовую чушь, основанную на поверье, что если товар покупают, то он продается, но человек-то – не товар, он обладает душой и волей. В трудоустройстве на любую работу для духовного человека, к которым я себя всегда относил, есть множество иных важных поводов, кроме денег. Итогом моей работы на посту директора-главного редактора телерадиокомпании маленького нефтяного города Муравленко, стала книга «Эффект безмолвия», материал к которой я собирал на протяжении шести лет. Она о том, о чем не принято рассказывать, о том, над чем висит безмолвие. Вот была цель! А что деньги… Однако, из моего молчания Коля, видимо, сделал вывод, что он прав, и меня можно оплевывать дальше.
      - Командировки были моим правом и необходимостью, а то, что меня подставили под уголовку, я не виноват, - ответил я. - Но я хоть что-то в этой жизни сделал, а ты как был пустым местом, так и остался.
      - Что ж ты убежал? Испугался уголовного дела! - вскрикнул Коля.
      - Ничего и Ленин бегал, не гнушался! - ответил я.
      Потом разговор свелся к ругательствам, а позднее мы с Ниной Ивановной играли в карты.
      Я понял, что список моих завистников пополнился еще и Колей. Страшное дело. Почему именно мне завидуют, а не Боре – колиному брату, который имел много денег, почему не кому-то другому, а мне, который сам всего добился и не слишком-то многого. Поведение Коли по отношению ко мне, исходя из постулатов книги «48 Законов власти» можно выразить в простой формуле: если доступность человека сравнима с доступностью туалетной бумаги, то велика вероятность, что этим человеком вытрут зад при нужде. Я слишком доступен и безотказен – таким нельзя быть.
***
      Ночью я плохо спал, а Коля то шарился по квартире, то ходил курить на балкон, то ложился, а когда ложился, то храпел особенно задиристо и крепко, но это меня мало успокоило. Да - я стал более терпим. Но терпимым абсолютно - меня еще не назвать. Размышляя на сон грядущий о Коле, я вспомнил Нину с Косой горы, добрую хорошую женщину Нину. Даже богопреклоненная, богоуверенная Нина первое, что спросила меня, когда увидела:
      - А как ты будешь работать?
      Да, после окончания уголовных репрессий, скорее всего, меня ждут большие проблемы с трудоустройством, - гражданские репрессии. Люди в маленьком нефтяном городе под влиянием пропаганды и душевного уклада беспричинно озлобились против меня – это очевидно, а других местах, возможно, с настороженностью отнесутся к человеку с судимостью. Об этом беспокоилась и моя мама. Но разве работа, труд на какого-то дядю, в человеческой жизни - самое главное? Как будешь жить дальше - вот, что проблема, а работа лишь должна вписываться в эту жизнь. Поэтому сейчас, пока родные ко мне более-менее лояльны, мне надо искать иные утешения и цели, нежели те, которыми одержимо большинство.
      Что может заменить щебет птиц, шелест листвы и трав, всплески воды от играющих в местной чернской речушке рыб? Неужели работа на Крайнем Севере? Тратя время на зарабатывание денег, мы обедняем себя, лишая времени, которое можно было бы израсходовать на наслаждение жизнью, на наблюдение за нею. Весь парадокс состоит в том, что без денег, без средств на жизнь, от наблюдения не получишь наслаждения, но весь вопрос ведь - в уровне затрат. Надо ограничивать амбиции и траты.
      Если человек сумел себе обеспечить минимально возможные затраты на время предположительной последующей жизни, то я считаю надо безотлагательно ставить вопрос об уходе с работы, какой бы соблазнительной она ни была, иначе можно потерять душу, самого себя. Насколько лучше бы стала жизнь человека, если бы при всем незнании даты ухода, он мог бы внутренним чутьем ее определить и начать отдыхать или полностью посвятить себя тому занятию, которое ему более всего нравится.

Притча об официальном танце
      Множество мужчин исполняло танец, с лицами гордыми, как при исполнении испанских танцев, танцевали, как показалось Алику греческий сиртаки. Танцевали от имени властвующих особ перед массовой публикой. Ему предложили поучаствовать. В любом коллективе, в том числе и во власти, надо уметь танцевать, не сбиваясь с ритма, не нарушая порядок и движение.
      Алик знал, что танцуя сиртаки надо положить ладони на плечи партнеров. Таков закон танца. Он так и сделал, но в следующее мгновение заметил, что все держат руки по-другому и вообще исполняют незнакомые ему «па», словно фарфоровые статуэточки в какой-нибудь заводной шкатулочке.
      Целью этого кукольного танца было заворожить властвующих особ и публику; суть - в пренебрежении писаными законами танца, но в соблюдении неписанных. Алик принялся копировать их движения, но никак не успевал за перестроениями. Танец оказался таков, что ты либо знаешь, как его танцевать, либо – нет. Выучиться невозможно. Намучившись, Алик понял, что ничего не получится. Самое худшее, что весь танец проходил на публике, и все видели, что он не знает правил, точнее – он их не желал знать, поскольку они нарушали классическое представление о красоте. Вот так и получается, что в жизни приходится танцевать разные танцы, но есть такие, каким утонченная душа не желает учиться.

28.07.2011 Тульская область, пгт Чернь
     «В основе любого преступления всегда лежит справедливое объяснение»
      Сон в квартире у тещи схватил меня прочно и крепко. Я просыпался и засыпал, я просыпался и вновь засыпал, пока не приказывал себе вставать, потому что приходила тещина сиделка Вера, и было просто неприлично в сорок девять лет нежиться в постели до почти девяти утра.
      Стоя на балконе, обращенном в сторону живописно возвышавшейся почти двухсотлетней чернской Покровской церкви, расположенной сразу за широкой площадью, и произнося утреннюю молитву, что взял за правило в федеральном розыске, я внезапно понял, что Союз журналистов оказался выжимкой, экстрактом журналистской сути. Там каждый озабочен своей идеей, каждый ищет личной славы, каждый продумывает свои тексты и выступления. Все остальное, в том числе и частные судьбы журналистов, воспринимаются досадной помехой.
      Пока помеха, как муха, досадно жужжит где-то вдалеке, на нее можно не обращать внимания, а если замолкает - так можно и вовсе забыть. Лишь только когда она садится ближе к телу, начинает беспокояще лазить и даже прикасаться, с вероятным стремлением укусить, вот тогда приходится уделять ей внимание, с досадой и горечью поминая свои великие на время оставленные дела. Так и я, судя по всему, и есть та муха.
      Вчера звонил секретарю Союза журналистов Павлу Гутионтову, вполне порядочному человеку, кстати. Спрашивал: договорился ли он с редактором «Новой газеты», как обещал, о том, чтобы рассказать читателям мою репрессивную историю, начиная от незаконных отстранений от работы и незаконного увольнения до сомнительного уголовного преследования.
      - Он еще в отпуске, сегодня должен выйти, - Гутионтов тут же высказал отговорку, к которой я привык. - Позвоните мне завтра или послезавтра.
      -Хорошо, - сказал я, поняв, что в этой организации для меня ничего не изменится.
      Сердечный фон чиновника - лишь актерская сцена, за которой существует лишь суета личных дел. Видимо, привыкшие рассуждать, реально помогать не умеют. С подобным отталкивающим отношением я столкнулся и в омском Союзе журналистов и в тамошних средствах массовой информации, где предлагал свою историю к публикации.
      Я опять огорчился, но через какое-то время, выйдя из подъезда, увидел следующую картину. Возле подъездной двери на стульчике сидела та самая бабуська, что жила на одной лестничной площадке с моей тещей, которая повадилась просить меня вызвать себе скорую помощь. Она, как многие старые люди, представляла собою жалкое зрелище, и старалась привлекать всех встречных к своим проблемам: если не скорую помощь вызвать, так что-то купить в магазине, расположенном вовсе поблизости, куда старому человеку прогуляться, образно говоря, чуть дальше, чем в квартиру. И тут…
      - Живи ба, живи! - крикнула старушка с балкона пятого этажа бабуське, сидевшей возле тещиного подъезда и жаловавшейся на жизнь. - Там всегда будем, а здесь - никогда!
      - Жить не хочется!.. - продолжала басить бабуська.
      - Живи, да радуйся! - назидательно ответила старушка.
      На самом деле божественные подсказки на каждом шагу. Сегодня на меня отработали бабули. Не надо обращать внимание на равнодушие и даже на неприязнь, не надо принимать огорчения близко к сердцу. Их тут же, как сорняки – из сердца вон! Надо жить и радоваться жизни в любой ситуации, потому что лучшей жизни может и не быть.

Притча о не проходящем кошмаре
      Не надо заниматься оккультизмом, чтобы навечно обрести нежелательных друзей из потустороннего мира. Так и Алик разбудил в темном подвале нечто. Во всем виновато ненасытное любопытство, заставляющее вечно переходить границу, которую переходить нельзя. Самый глупый и самый гениальный вопрос: «А что будет, если сделать так?» - приводит к открытиям, не всегда желаемым.
      Теперь открытие Алика в виде охламонистого мужика, веселого не по-доброму, с волосами, торчащими во все стороны, словно никогда не чесаными, одетого, как слесарь в какую-то робу, поднималось из подвала по лестнице и уже по этажам - прямо к Алику в гости. Причем, мужик проходил все двери насквозь.
      Алик инстинктивно бросил в него тем, что первое оказалось под рукой - а это был будильник, причем старого советского образца: стальной, с небольшой стальной тарелочкой на макушке. Будильник попал мужику прямо в голову, от удара разлетелся на несколько частей, но не принес противнику никакого урона. Охламонистый посмотрел на Алика снизу вверх и зловеще произнес:
      - Ты будильником от меня не отделаешься.
      Алик проснулся… и понял, что есть такие кошмары, от которых пробуждением не избавиться.

30.07.2011 Тульская область, пгт Чернь
      «Иную большую птицу, если общипать, то и смотреть не на что»
      - Генеральный прокурор хоть и Чайка, но все же большая птица! - сказал Коля, поддерживая мои пессимистические настроения относительно защиты в уголовном деле. – Твой председатель Союза журналистов Богданов, если бы захотел, то давно бы договорился о встрече с Генеральным прокурором, но видно не хочет. Может, самому для себя придется просить об аудиенции. Да и Президенту России до тебя нет дела, до твоих писем. Он окружил себя клерками, а все твои обращения спускают на места, откуда присланы. Представь сколько писем приходит Президенту со всей России. Да и суд в отношении тебя будет вестись ясно как. Если что-то им будет непонятно, будет не хватать доказательств, суд отложат да сделают эти доказательства.
      Коля совсем не глуп, после нашей стычки в нем исчезло потребительское ко мне отношение, он стал вести себя куда вежливее, перестал провоцировать скандалы, но до приятных речей он все-таки приподняться не мог. Бесперспективный отрицательный прогноз, что может быть хуже в действительно бесперспективной ситуации, когда у больного остается только надежда на хорошее настроение и крепкий дух?
      - Что ж Ходарковского восемь лет держали до вынесения приговора, знать есть некоторые доказательства, которые не подделать, - возразил я.
      - Так решать-то, насколько хороши доказательства, будет тот же суд, - сказал Коля точь-в-точь как мой адвокат Сухарев. - А твои доказательства они не примут и все тут. У них вообще хорошая позиция, куда бы ты ни обращался, а все равно к ним за приговором придешь. У тебя это единственный путь легализации.
      - Тут только если Богданов вмешается, - сказал я.
      - Да все твои писатели - это ничто! - важно ответил Коля. - Тут нужна фигура в лампасах…
      В этот день в моей теще Нине Ивановне внезапно проснулось такое же упрямство перед неизбежным, как и во мне: она превознемогая боль в сломанной шейке бедра, попыталась встать и пойти, я еле успел ее остановить, иначе бы она упала на пол. Я воспринял ее поведение, как безграмотность, потому как, наступая на больную переломанную ногу, она разрушает саму надежду на то, что ее старые кости срастутся в месте перелома, но, затем, полистав интернет-страницы, осознал, что нет надежды в ее возрасте. Нине Ивановне было уже за восемьдесят, покорность приведет только к пролежням и дальнейшему ухудшению состояния. Каждое состояние нашей жизни нас чему-то учит. Кто-то и обо мне думает, что я бьюсь головой об стену, пытаюсь встать на безнадежно сломанные ноги, но, видимо, именно в стремлении побороть безнадежность, и заключается суть человека и все его величие…

О благе страха 30.07.2011
      Учитель быстро шел по коридорам замка со своими слугами в поисках Алика. В руках  у него и его слуг мелькали обнаженные мечи. Алика тоже держал меч, но он знал, что меч его не спасет, потому что он владел им гораздо хуже противников, и сопротивление, которое Алик оказывал, было скорее следствием упрямства, нежели рассудительности.
      Учитель парадоксально не желал зла Алику, но должен был его убить за неисполнение и противодействие, за личные эгоистические мысли, которые Алик возвел в ранг личных убеждений и отстаивал их при любом случае, иногда до гибели своего противника. С последним Учитель никак не мог смириться при всей своей любви.
      Алик решил спрятаться. Когда борешься с более сильным соперником, важно найти его слабое место, и вовремя сделать те единственные действия, которые позволят сохранить жизнь. Он зашел в комнату и встал рядом с дверью, так, чтобы внезапно нанести удар входящему. Потом он мысленно встал на место входящего и понял, что входящий, по логике, будет ждать удар именно с того места, на которое Алик встал, и просто обязан будет ударить в первую очередь сюда. Тогда Алик выключил свет в комнате и присел ниже предполагаемого разящего удара, но тут опять-таки его настигла мысль, что он будет и в этом положении обнаружен…
      В тот момент открылась дверь, и разъяренный Учитель вошел в комнату. Алик, так и не найдя надежного варианта защиты, отбросил меч в сторону, оставив себе последнюю надежду, что в убийстве безоружного для Учителя не будет почета. Так и получилось. Учитель не стал убивать Алика, но включил его в число своих учеников. Вот так часто бывает, что заставить человека измениться, сложить, так сказать, оружие, может только угроза его собственной гибели, а беда, случающаяся с человеком, иногда становится единственной возможностью изменить его в лучшую сторону.

01.08.2011 Тульская область, пгт Чернь
      «Комфортная погода, красивая природа, физическая активность, насущные дела, хотя бы небольшой достаток и позитивные мысли – вот и все, что нужно для счастливой жизни вне общества»
      Моя жизнь своим удалением от суетного мира, в какой-то мере, походит сейчас на жизнь пенсионеров, на жизнь отшельников, поэтому и секреты счастья этой жизни мне лучше искать в советах священников. К своему счастью, именно в этот день в отрывном календаре я прочитал принципы традиционной китайской медицины в Шаолине: никогда не пить вина, гулять после еды, есть только растительную пищу, ходить все время пешком, делать все домашние дела собственными руками, выполнять комплекс физических упражнений каждый день, держать окна открытыми для притока свежего воздуха, принимать солнечные ванны, рано вставать и рано ложиться, сохранять радостное настроение на протяжении всей жизни.
      Хороший путь. У меня проблемы только с тремя пунктами: о вине, о растительной пище и о радостном настроении.

03.08.2011 Тульская область, пгт Чернь
О ВРЕДЕ НЕУМЕРЕННОСТИ
      «Спирт не только дезинфицирует медицинские инструменты и кожу от вредных микроорганизмов, но и мозг от сознания»
      Сегодня после вчерашней пьянки в честь дня рождения моего шурина Коли я пролежал целый день. Самое неприятное, что я не помню несколько часов, проведенных за столом. Не могу понять, как тяжеленные листы шифера, которые я вчера разгрузил и оставил в подъезде, оказались в коридоре квартиры. Да, я собирался их перетаскать, но я не помню... Может и не я таскал. Спросить стыдно - скажут: «Вот напился, что ничего не помнит!» Возможно, я и вел себя не адекватно, что вполне могу.
      Второе, что меня поразило: на столе стояла наполовину опорожненная бутылка дешевого коньяка «Дубок», которую я вовсе не помню, моя память остановилась на том месте, когда мы пили еще армянский коньяк за 500 рублей.
      Третье, что натолкнуло на размышления: продукты в холодильнике, которые в мыслящем состоянии я не покупал. «Неужели я еще и в магазин ходил?» - расстреляла меня паническая мысль…
      - Вам тот же коньяк, который вы вчера покупали: «Дубок»? - спросила меня продавщица близстоящего магазина, когда я пришел в него купить что-нибудь, чтобы опохмелиться. Этот вопрос меня окончательно огорчил, а ведь я почти непьющий, малопьющий, как Женя Лукашин из фильма «С легким паром», которого после выпивки в бане по ошибке погрузили в самолет вместо Павла, собиравшегося жениться.
      Так и хочется завершить описание этого дня, как завершал Михаил Зощенко свои рассказы: граждане, не напивайтесь вы так, чтобы ничего не помнить, ведь можно такого натворить, что стыдно потом будет.

О точности 03.08.2011
      Алик совершенно не надеялся попасть в мишень и выиграть очки. Но два дротика подряд запустил точно: они словно бы движимые собственной волей, по невероятной траектории, как управляемые ракеты, попали в шарики, в которые он даже не целил. Этими удачными бросками Алик заставил публику обратить на себя внимание. Как только публика притихла в ожидании очередного удачного его хода, Алик промазал, и сразу почувствовал разочарование, которое вызвал.
      - Что же ты так? - спросил кто-то. 
      - Если бы на вас смотрело столько завистливых и недоброжелательных глаз, и навешали уголовных дел, то я бы посмотрел, как бы вы попали в эту мишень, - ответил он. – Под таким грузом переживаний сложно не промахнуться.
      Переживания, что вирусы в компьютерной программе, замедляют реакции и увеличивают число ошибок.

08.08.2011 Тульская область, пгт Чернь
ОБ ИНСТИНКТИВНОМ СОБЛАЗНЕ
      «Любой соблазн для человека, как мед для медведя или мухи, чтобы отказаться, надо победить в себе животное и насекомое»
      Мой затянувшийся день печального мюррейского Сурка разбивали только события, вроде похода в чернские сады с Ксюшей, дочкой Люды, той самой, что угощала меня и Лиду клубникой и занимательными историями из собственной жизни. Я был отправлен в качестве помощника: надо было помочь принести помидоры, которые уже вовсю созревали.
      Ксюша – молодая симпатичная стройная, немного строгая на лицо, девушка – студентка какого-то экономического факультета в рядом расположенном городе Орле, что около двух часов езды на автобусе от Черни. Тут все рядом в этой европейской части России: от какой-то Богом забытой Черни можно через два часа доехать и до Тулы, а еще через два часа и ты уже в Москве… Не то, что от маленького нефтяного города Муравленко до первого большого города Тюмени надо добираться более суток.
      Садовый участок Люды находился по ощущениям примерно в получасе ходьбы, где как говорят местные: с горы спуститься да на гору подняться по широкому, хорошо просматривающемуся глубокому пространству, узелененному травами и разрезанному в низине неширокой одноименной поселку речкой, заросшей роскошными водорослями, которые словно длинные зеленые волосы русалок развевались у поверхности воды, увлекаемые и покачиваемые течением. По пути мы много говорили на самые разные темы. Я интересовался, как она там живет в Орле в отрыве от дома. Оказалось, что Ксюша в отличие от обеспеченных студентов маленького нефтяного города Муравленко уже подрабатывает.
      Мы шли, а я восхищался молодостью, живостью и свежестью Ксюши, что, как мне кажется, совсем не грех, когда с тобою почти пятидесятилетним, пусть и моложавым, идет по-настоящему юная девушка лет эдак чуть за двадцать. Я рассказывал о своих мечтах зарабатывать на Форексе, о своих текущих успехах на, так называемом, демо-счете…
      Этим утром получил радостный виртуальный результат в финансовой игре. Виртуальный счет, на котором осталось четыре тысячи двести долларов из пяти тысяч, вырос в два раза за счет рискованной операции на повышение евро. Вот так и получаются большие финансовые состояния! Поставил, честно говоря, - интуитивно без четкого рационального объяснения.
      Воздух от виртуальной победы на финансовом фронте как будто посвежел и будто с меня как какой-то груз сняли. Такое состояние, словно заново родился. Будто не стало груза уголовного дела. Так чувствуют себя многие герои, например, по замыслу автора - во время войны. Им внезапно становится легко накануне гибели… Вспомнил, как мне стало легко перед приходом комиссии, которая принесла бумагу об отстранении от работы - незаконном, как выяснилось через полгода, когда это было уже не важно…
      О последнем я Ксюше не говорил. Так за разговорами мы пришли на людин садовый участок, усаженный посадками так густо, что и по тропинкам надо было идти осторожно. Был там и добротный кирпичный одноэтажный и однокомнатный садовый домик. Он, кстати, был одной из целей похода, чтобы показать мне, где можно скрываться и от болезненной обстановки у Нины Ивановны и от уголовного преследования, если что…
      Ксюша сразу принялась собирать помидоры, а я помогал ей и вдруг поймал себя на мысли, что слегка соблазнен ею, оставшейся со мною наедине в этом саду. Она слишком раскованно наклонялась над грядками, легкая летняя одежда излишне обнажала тело. Много ли надо привыкшему к постоянному обществу женщины женатому мужчине, оставшемуся месяц наедине, чтобы вскипела страсть? Немного. Это еще одно наказание уголовного преследования, помимо множества других: заставить человека согрешить, разрушить его жизнь еще и таким образом. Хотя многие заводят любовниц и без принуждения, и с большой радостью. Но я же пишу тут не о многих, а о себе, который в жизни ни разу не изменял жене. Мысленно я, конечно, согрешил, но воспоминания о Лиде, оставшейся на Крайнем Севере, которая не бросила меня и поддерживала, устыдили и охладили меня…
      Однако, слова моей подраненной болезнью тещи Нины Ивановны после моего возвращения из сада, вернули меня на грешную землю, которая ни за что не поверит в то, что мужчина может устоять перед молодой женщиной, оставшись наедине:
      - Что ж ты там не остался?
      Эти слова, несомненно, относились именно к моей мнимой измене, которая для Нины Ивановны, порождения деревенского образа жизни, стала реальной. Но еще более неприятно то, что Нина Ивановна теперь не оставляет намеков относительно Ксюши, которые вкручивает по любому поводу.
      - Вон Ксюша идет, - говорит она мне, поглядывает в окно, но следит за моей реакцией.
      - Ксюша завтра в деревню уезжает, - говорит она и опять ждет, что я скажу…
      И вдруг я понял! Когда человек оказывается в какой-либо ситуации или получает какую-либо должность, в которых люди поступают чаще всего определенным образом, например, изменяют, или воруют, то людская молва тут же приклеивает этот ярлык. И тут уже не важно, как действительно поступил конкретный человек в определенной ситуации или на определенной должности, пусть и не изменят и не воровал, пусть даже мыслей у него на этот счет не было, но он все равно будет произведен в изменники и воры. Но что самое главное, подобные ситуации являются допустимыми доказательствами даже для официального следствия и судов, как стало и в моем случае. Получается: хочешь быть честным для общества – не попадай в типично грешные ситуации.

11.08.2011 Тульская область, пгт Чернь
ОБ ОШИБОЧНОСТИ НЕКОТОРЫХ СТРЕМЛЕНИЙ
      «Такое часто случается, что осуждающие живут в большей тюрьме, чем сам осуждаемый»
      Есть высокое мнение, что лучше не приобретать любимое, чем его терять. Однако, без любимого жизнь не мила, а жизни без печали не бывает, поэтому лучше уметь спокойно терять любимое. Это относится ко всему: к людям, к работе, к заработкам... и даже к способностям тела. Если тоскливо, то радуйся, что можешь сам дойти до туалета и чисто сделать свои грязные дела, поскольку многие, в числе которых и моя теща Нина Ивановна, и этого не могут. Этими словами, демонстрирующими плюсы моего положения, я борюсь с депрессией. Всегда надо сосредотачиваться на плюсах.
      Надо быть конченным дураком, чтобы горевать из-за преследования полиции и невозможности официального трудоустройства, если живешь среди красивой природы, в благоустроенной квартире, сыт, иногда потягиваешь пиво, и есть люди, которые терпимо воспринимают твое общество.
      Где-то там, в маленьком нефтяном городе Муравленко на Крайнем Севере мои недоброжелатели, живя в совершенно дурных ямальских природных условиях, продают свои способности и свое драгоценное время. Они подсиживают, сплетничают, лгут, занимаются порою очень отвратительными делами, чтобы остаться при доходной работе и должности, вместо того, чтобы сидеть в теплых краях, потягивать пиво, мечтать, слушать птиц и любоваться роскошной русской природой.
      Еще находясь в Омске, я читал на официальном сайте маленького нефтяного города Муравленко голоса из окруженного болотами, угнетаемого климатом, глубочайше провинциального, пропитанного деревенским мышлением  маленького нефтяного города о том, что я нахожусь в пропасти и кричу оттуда... Тогда я смеялся до упаду глупости, сверхглупости, какая могла возникнуть только у человека, одержимого заработками, как муха нечистотами. Жить среди болот, худосочной природы, мошкары, недостатка кислорода и говорить мне, живущему в прекрасном климате, что я нахожусь в болоте!!!
      Как тут не вспомнить старый анекдот, где мастер с подмастерьем чистили выгребную яму. Мастер находился внизу и профессионально зачерпывал нечистоты, а подмастерье вытаскивал полное ведро из ямы и сливал нечистоты в бак. Но однажды подмастерье ошибся, и ведро упало в выгребную яму, окатив мастера нечистотами с головы до ног. Он, конечно, высказал в адрес подмастерья, все, что о нем думает, и под конец добавил:
      - Будешь так работать, не стать тебе мастером!
      Тут можно смеяться, поскольку надо быть не в своем уме, чтобы стремиться стать мастером, который хоть и больше зарабатывает, но находится в выгребной яме. Выгребная яма - это и есть Крайний Север, как его не облагораживай и не романтизируй.

12.08.2011 Тульская область, пгт Чернь
О ГЛАВНОМ СРЕДСТВЕ СПАСЕНИЯ
     «Как утопающий хватается за любое спасительное средство, так и человек, терпящий серьезные бедствия, хватается за любую надежду, в том числе и за Бога»
      Сегодня возле двухэтажного кирпичного особняка, удобно вцепившегося в землю прямо возле чернской церкви, я заметил местного тушистого бородатого священника в футболке и трико. Дом был красивый, но, как рассказала чернская Люда, родственница Лиды, не стоящий зависти. Начинка этого дома пенопластовая. Он только снаружи обделан красным кирпичом в полкирпича, крыша крыта синей черепицей, а внутри там все очень дешево и просто.
      - Гореть будет десять минут, - сказала Люда. - А сделал этот дом попу за отпущение грехов местный предприниматель, который картофель для чипсов выращивает.
      Я шел мимо этого дома, а сам все смотрел в сторону священника: тот говорил с женщиной, возле которой переминался с ноги на ногу ребенок, явно горя нетерпением уйти от неинтересного ему разговора. Этот священник был занимателен уже тем, что я впервые видел служителя церкви, который гоняет по чернскому стойбищу своей паствы на джипе «Ланд крузер», правда, не новом.
***
      Случилось это на улице, когда я из магазина возвращался в квартиру тещи. Возле меня остановился тот самый «Ланд крузер». Я с интересом остановился. Последний раз, когда возле меня остановился джип, из его окошка ко мне обратился один из бандитов маленького нефтяного города Муравленко с предложением защиты от властей. В этот раз из окошка джипа, с водительского кресла, к моему удивлению, на меня глянул чернский священник, которого я просил зайти к теще и освятить квартиру, чтобы изгнать бесов, тревоживших тещин сон. Священник попросил меня еще раз напомнить номер квартиры, поинтересовался здоровьем тещи, может ли она ходить в церковь…, а потом уехал. Я уважительно посмотрел ему вслед: все-таки запомнил, проявил неравнодушие…   
***
      Сейчас я шел мимо и раздумывал: надо ли мне подойти и поздороваться со священником или не надо, насколько это будет удобно и насколько необходимо... Раздумывая над теми мелочами, которые мне всегда мешали жить, я внезапно осознал, что чернский священник сильно похож на поэта маленького нефтяного города Муравленко К-пелькина, вот только ростом повыше и менее похож на бомжа.
      Доброе воспоминание о поэте К-пелькине остановило меня и толкнуло к уже пройденному мною священнику.
      - Здравствуйте, - произнес я. - А я вас едва узнал без одежды священника.
      Я соврал, но без корысти, а чтобы объяснить свое необычное возвращение.
      Священник протянул мне руку для рукопожатия, я протянул свою в ответ и почувствовал быстрое со стороны священника, легкое сжатие своей кисти, словно бы исполнение ритуала, который хотелось бы поскорее провести и забыть. Это ощущение опять напомнило мне К-пелькина.
      - Так вы здесь живете? - спросил я.
      - Нет, - ответил священник. - Строимся еще...
      Разговор получился коротким, и я пошел дальше, размышляя о церкви, о том, что она стала для меня единственной надеждой на воскресение. Конечно, первой инстанцией для моих обращений стал суд маленького нефтяного города Муравленко, куда я слал письменные ходатайства, но второй инстанцией стала духовность, рассеянная в небе, в природе, в облике церкви и ее икон. Когда я возвращался с базара, который оживал в Черни всего на один день в какой-то из выходных, то непременно спускался по дороге, ведущий прямо к чернской церкви и, видя ее перед собой, я искренне произносил слова самой первой православной молитвы «Отче наш…».
      Как правило, каждый мой день начинался с молитвы на тещином балконе, с которого прекрасно просматривалась чернская церковь, молитвою день и заканчивался. Правда, в вечерне-ночной тьме церковь была уже не видна, но в хорошую погоду при ясном небе во множестве оживали звезды, где тоже был Бог. А затем я вслушивался в Чернь…
      Вечер стрекотал и полаивал, натяжно гудел и тарахтел старыми автомобильными моторами, возмущенно вскрикивал клаксонами, волновал юными женскими голосами и настораживал задиристой речью местных пацанов. Кроны деревьев, словно сито, пропускали небо, серо-пятнистое в свете почти полной луны, а сами облачка, похожие на частые гренки в супе, недвижно зависли. Одинокие лампы кое-где освещали куски разбитых тротуаров. Выжить в человеческом смысле в положении изгоя без Бога, без умения радоваться мелочам, я думаю, крайне сложно.

16.08.2011 Тульская область, пгт Чернь
О необходимости знать вероятные последствия.
     «Когда идешь по краю пропасти из осторожности лучше знать, как по ней проходили другие…»
      Разговор по скайпу с моей женой Лидой принес еще одну занимательную историю от  ее подруги Гараги, если я правильно расслышал фамилию медсестры из реанимации городской больницы Муравленко.
      Отец Гараги попал в СИЗО случайно. Он выпивал в компании, где присутствовала пожилая женщина. Женщина умерла. Собутыльники  сказали, что среди них был отец Гараги. Так он и попал в СИЗО в качестве подозреваемого. Сидел он там невиновный два года.
      Эти годы, по словам Гараги, был ад, как для семьи, так и для ее отца. По словам Гараги, пересказанным со слов ее отца, в камере, где он сидел, людей было, как тараканов. Когда приходила проверка для пересчета людей, то сидельцы вставали, потому что проверяющие не могли протиснуться в камере, чтобы пересчитать всех лично. Мать Гараги проводила часы в очередях для того, чтобы оформить передачу…
      Недавняя телепрограмма, посвященная смерти российского аудитора Сергея Магнитского, умершего в изоляторе «Матросская тишина» за семь дней до истечения одногодичного срока, в течение которого его могли законно удерживать без суда, говорила о том же  беспределе: засраные параши, скученность и минимум условий для жизни.
      Если бы подозреваемым в серьезных преступлениях ограничивали только свободу, нет: их вполне умышленно помещают в скотские условия, угрожающие здоровью. Поэтому лучше не попадаться и не стоит рассчитывать на хороший исход дела, потому что суд по уголовным делам не интересует справедливость, его, как я уже хорошо понял, интересует соблюдение формальностей в пользу своих коллег из милиции, прокуратуры и следственного комитета. Это в гражданском судопроизводстве, и только там, где противостоят равнобезразличные суду личности, можно ожидать независимого решения, а в уголовном, где человека обвиняют личности, хорошо знакомые судьям по службе, этого ожидать не стоит, там безраздельно господствует карательная Система.

17.08.2011 Тульская область, пгт Чернь
О трудном ничегонеделании.
      «Если вложения не приносят прибыли, то такое дело надо закрывать, это же относится и к человеку, который все время тратит на обслуживание себя»
      Я сидел возле не менее чем трехметрового в высоту памятника Тургеневу и Толстому, напротив здания чернской почты, где я частенько среди зелени кустарников любил отдохнуть с баночкой пива «Жигули». Смотрел на рядом проходящую оживленную трассу, по которой вправо проезжали машины в сторону Тулы и Москвы, а влево - в сторону Харькова.
      Вся эта картина напоминала мне сон, по мотивам которого я написал рассказ «Встреча», суть которого, кажется, я понял только сегодня. Я достиг того места, откуда уехать мне будет крайне сложно в прямом, но особенно в переносном смысле. Еще несколько лет назад, оценивая свой сон, я не мог понять, почему мне привиделся такой маленький железнодорожный вокзал, похожий на деревенский автовокзал. Сегодня я понимаю, что видел тогда именно автовокзал Черни с тем же расположением кассового окошка.   
      Тоску и оторванность от мира я ощутил тогда во сне, как ощущаю ее сейчас, готовый сию минуту купить билет и ехать домой... Но самое главное, что я тогда ощутил, - невозможность возвращения в жизнь, как не мог я в нее вернуться сейчас, не будучи схваченным и посаженным в камеру. Смерть. Я и тогда воспринял приснившееся как смерть, но я не думал, что можно умереть, будучи живым и даже порой счастливым.
      Отхлебнув пива из банки, я посмотрел на автовокзал, расположенный на склоне большой ложбины, заканчивавшейся мостком через смертельно мутную реку Чернь. Августовская зелень радовала. Заходящее солнце пекло расслабляюще и приятно. Грохот трассы напоминал, что дорога всегда к моим услугам: стоит только захотеть. Но когда это время придет?
      Да, иногда так случается, что терпение становится спасением. Однако для человека деятельного, привыкшего к движению, терпеть и ничего не делать так же сложно, как ленивому активно действовать.

18.08.2011 Тульская область, пгт Чернь
О природной подсказке для изгоя
      «Природа оказывает такое влияние на человека, что иногда кажется, будто, с нею можно разговаривать…»
      Сегодня произошло странное наяву. Погода с утра выдалась очень хорошая, такая, что я с радостью устремился на стадион, где сделал великолепную зарядку. Прекрасное настроение соблазнило меня не возвращать в тещину квартиру, пропитанную болезнью и старостью, а пройти под единственное, росшее рядом со стадионом, мощное дерево с пышной тенистой кроной. Там на траве я расстелил старое покрывало, еще текелийского употребления, на котором делала зарядку Лида, присел и принялся созерцать гладь реки, по которой плавно и кучно плавали в непосредственной близости со мною три стайки гусей.
      Лида позвонила из маленького нефтяного города Муравленко внезапно. Она сообщила мне радостную весть, что собиралась отвезти в отдел кадров заявление на отпуск, а затем планировала покупать билеты до Сочи…
      Моему ликованию не было предела: план летнего черноморского отдыха начал реализовываться. Да, да, находясь в федеральном розыске, будучи репрессированным и гонимым ментами, я собирался завидно отдохнуть. Через какое-то время Лида перезвонила и сообщила, что купила билеты до Сочи. И надо же такому случиться, что именно в это время хлынул самый сильный дождь, какой только был в Черни за все время моего здесь пребывания, а я тут застрял под деревом на мое счастье с мощной кроной.
      Вначале дождь был просто сильным, я надеялся, что он вот-вот прекратится, как и все сильные дожди. Однако, он не собирался прекращаться и вскоре превратился в ливень, заставив меня, чтобы не промокнуть, прижаться спиной к стволу дерева, но и этого дождю показалось мало, поднялся ветер, который заносил его под дерево, заставив меня, желавшего выйти сухим из воды, спрятаться уже за ствол.
      Но и этого дождю показалось мало. Он разразился громом и молнией. Я вспомнил о том, что молнии попадают в подобные одинокие деревья, и решил уйти от природного молниеотвода. Я вышел из-под дерева и мигом промок, а пока я поднялся по взгорку к асфальтовой дорожке, проходившей мимо леска, где жили во множестве грачи, пока дошел до чернского парка, где можно было напрокат взять лодку, то я был не просто мокрый, но и грязный, а вода хлюпала в кроссовках.
      Сразу за парком открывался мосток через реку, за которым начинался очередной подъем на этот раз устеленный полуразрушенными, но бетонными ступеньками, с которых вода стекала таким потоком, что самих ступенек не было видно, но к этому моменту мне уже было все равно. И вот, только тогда, когда я принял стихию, стал находить в ней радость преодоления, удовольствие, и извлекать приятное, а не подчиняться огорчению от ущерба, когда я спокойно дошел до дома, нисколько не прячась от дождя, тогда дождь прекратился, уступив место солнцу.
      Я был в восхищении от этой природной подсказки для изгоя, преследуемого законом. Только хорошее расположение духа, несмотря ни на что! Надо принимать все неприятности, идти сквозь них, не обращая внимания, радуясь жизни, радуясь преодолению…

21.08.2011 Тульская область, пгт Чернь
Об отношении к вере
     «Как в одно и то же окно может влетать и чистый воздух, и чад, так в одни и те же двери могут входить разные люди с разной верой»
      Утром я зашел в местную церковь, расположенную за железной оградой высотой не менее метра - везде по-разному. Возле калитки, которая была открыта и тем самым показывала, что церковь работает, стояли две коляски. Внутри церкви было многолюдно. Родители с детьми, бабульки… - в основном бабульки. Основная служба уже закончилась, и прихожане причащались и каялись. Я купил свечку и поставил ее за успех своего путешествия на Черное море на подсвечник там, где местный поп обычно читал молитвы. Мысленно прочитал «Отче наш», постоял, вслушиваясь в голоса церковного молитвопения…
      После выхода из церкви, встал перед нею и трижды перекрестился на прощанье. Внезапно в разрыве облачной пелены выглянуло солнце, как добрый знак свыше для моей будущей поездки. Внезапно осознал, что у человека ничего и нет, кроме его веры, поэтому разрушителей веры надо гнать. Стоит потерять веру и это - конец. Это - то же самое, что умереть. Но при этом, надо смотреть внимательно чему служишь. Вскоре пришла идея короткой сказочки:
***
О храме Бога и храме Сатаны 
      В каждом городе храмы Бога и храмы Сатаны находились неподалеку. Причем главный священник храма Сатаны часто давал деньги на строительство храма Бога и даже захаживал в храм Бога, чтобы отслужить службу, как и многие и многие работники храма Сатаны. Он молился во славу Христа, дабы показать смирение, терпение и принадлежность пути своего Великому.
      Особенно старательным становился крест, который накладывал на себя главный священник храма Сатана, когда он свершал сложные для себя решения с человеческими жертвами. Но вся кровь, которую он проливал, была во имя Господа пролита, по крайней мере, так думал и веровал главный священник храма Сатаны.
      Он казнил, выносил приговоры, карал, подличал…, но крестился, как и все его подчиненные, сильно крестился, падал ниц пред образом Господним и целовал лики его.
      «Отче наш...», - молвили его уста, после каждого трудового дня, после каждой новой трагедии, которую он устраивал на пути своем. Это было настолько странно, что иногда главного священника храма Сатаны спрашивали:
      - Зачем вы строите храмы Бога и захаживаете туда?
      - Надо поддерживать у подданных веру в лучшее. А захаживаю, потому что верую…, - отвечал главный священник храма Сатаны.
      Отвечая так, главный священник храма Сатаны возвращался к трону и вновь служил Сатане, хотя верил, что служит Богу. Вот уж парадокс, но и служителям Сатаны тоже нужна любовь.
***
      Храм Сатаны – это, конечно, всяческого рода администрации и иные чиновничьи учреждения. Идея сказочки родилась из рассказа Лиды о том, как новый глава маленького нефтяного города Муравленко и заместитель председателя городской Думы поехали в Иерусалим в составе православной делегации города Муравленко за счет православной церкви, для которой они - слуги храма Сатаны.
      Любопытны качества человеческие: «хитрость» и «лживость». Когда привыкаешь их использовать, то спустя короткое время, уже сам не можешь понять, когда искренний, а когда - нет, где ложь в твоих устах, а где - правда. Стоит привыкнуть к лживости и хитрости с другими, как становишься таким и пред Богом и даже с самим собой. Разговор с Богом превращается в торговлю и лицемерие, надо только глубже копнуть в сердце.

22.08.2011 Тульская область, пгт Чернь
О перформансах известных и безвестных.
     «Спиленное дерево не может приносить плоды, служить поддержкой, достигать новых высот, но, будучи легкой добычей, легко может пойти на дрова»
      На форуме официального сайта городской администрации Муравленко придворные форумисты, прикрывшись фальшивыми именами, как масками, продолжают меня оскорблять. Каждый изощряется, как может. Видимо, действительно моим недоброжелателям это интересно, можно отвести душу, не стесняясь в выражениях, когда это разрешено и является частью игры. Эффект давно известный.
      Сербская художница Марина Абрамович - мастер перформанса, искусства, где полотном художника является он сам. В 1974 году в Неаполе в какой-то галерее, в которой она была заперта вместе со зрителями, Марина разложила на столе несколько десятков предметов. Там был скотч, фонарик, шляпа, бутылка, ножницы, ножи… и даже заряженный пистолет. Сама Марина встала неподвижно и сохраняла это состояние в течение шести часов. Табличка с надписью: «На столе лежат предметы, которые можно использовать на мне, как вам пожелается. Я беру на себя всю ответственность…» предлагала зрителям делать с нею все, что тем заблагорассудится.
      Началось все с невинной забавы, а затем люди вошли во вкус, стали резать на Марине одежду, рисовать на ней, писать надписи, клеить на нее все, что вздумается, колоть шипами розы, поливать водой…, направлять на нее пистолет. Некоторые даже делали на ней надрезы и пытались пить кровь! После окончания представления все боялись встречаться с нею взглядами, создавая впечатление, что хотят быстрее забыть, как издевались над художницей. «Я хотела показать одну вещь: это просто удивительно, насколько быстро человек может вернуться в дикое пещерное состояние, если ему это позволить», - так прокомментировала Марина свой неапольский перфоманс, который назывался «Ритм 0».
      Этот эффект имеет подтверждение в эксперименте, проведенном десятилетие назад американским социальным психологом Стэнли Милгрэмом. Он изучал реакции людей в ситуации, вынужденных исполнять приказы лиц, наделенных властью, при этом он пытался прояснить вопрос: сколько страданий готовы причинить обыкновенные люди другим, совершенно невинным людям, если подобное причинение боли входит в их рабочие обязанности?
      Учитель, роль которого играл самый обычный испытуемый человек, должен был за каждую ошибку наказывать ученика, которого играл актер. Наказание состояло в ударе электрического тока, которого на самом деле не было. Боль от электрического удара актер только разыгрывал. Выяснилось следующее: большинство довело наказание до максимального в 450 вольт! При этом, если испытуемых ограждали от вида мучений их жертв и их криков, то на максимум наказания выходили практически все испытуемые!
      Другим американским социальным психологом Филипом Зимбардо в 1971 году был проведен стэнфордский тюремный эксперимент, в котором участвовали наиболее психологически устойчивые (!) студенты случайным образом разделенные на две группы: надзиратели и заключенные. Эксперимент должен был продолжаться в подвале факультета психологии, оборудованного под тюрьму, всего неделю-две. Однако в каждом третьем охраннике, обычном студенте, были обнаружены садистские наклонности, двое морально травмированных заключенных были раньше времени удалены из подвала. В результате злоупотребления своим положением со стороны надзирателей эксперимент был прекращен досрочно!
      Все это мне известно благодаря неоконченной из-за уголовного преследования аспирантуре, завершение которой прервали все те же правоохранители, испортившие мне репутацию даже в Москве. В моем перфомансе у меня слишком много зрителей, которым, по сути, дозволено все: и следователи, и прокуроры, и судьи, и коллеги-журналисты, и сотрудники всех уровней властей маленького нефтяного города Муравленко, все те, кого я затронул в своих статьях и книгах. Они, как военные, управляющие оружием дистанционно и безопасно, творят, что хотят, словно бы играют… Им в прямом смысле разрешено наплевать на меня вне права и вне закона: включили напряжение на максимум, и пошли по домам отдыхать…  И в государстве нашем нет инстанции, которая могла бы прекратить этот эксперимент, смягчить, выступить противовесом.
      Да, пора слегка приоткрыть карты: все, что со мною происходит – это часть моего эксперимента над собою же, эксперимента, возникшего спонтанно, но не ставшего от этого менее интересным. Я ничего преступного не совершал и сейчас наблюдаю, что нет ни единой границы, какую не могут переступить мои оппоненты, чтобы почувствовать торжество победы и упоение властью.
      Однако я не твердой психики человек, как испытуемые экспериментов Филипа Зимбардо, я поэт, журналист, писатель с психикой, ориентированной на отлов тонких материй, поэтому не удивительно, что я реагирую на раздражители моих многочисленных и разномастных мучителей иногда нервно, что плохо отражается на моих письмах, заметках и прочих ответах. Нельзя мне заходить на официальный сайт маленького города Муравленко и раздражать себя, потому что не могу сдержаться, и вот я опять написал.
      Это письмо предназначалось для анонимов официального сайта администрации маленького нефтяного города Муравленко, но посвящается всем анонимам всех времен и национальностей:
      «Аноним похож на невидимую бестелесную собаку, которая кусает, но которую невозможно пнуть. Лай анонима смущает случайных свидетелей, но поскольку вокруг жертвы никого нет, они приписывают все свое огорчение от лая жертве анонима. Так кто же такой аноним?
      Я бы так описал его портрет - это человек, не способный достичь в жизни реально значимых целей, но имеющий большие амбиции и самомнение. Он страшится возможных осложнений, неизбежно возникающих при движении к высокой цели. Этот кризис отражается на всей жизни анонима, который вынужден довольствоваться вторыми, третьими, непонятно какими ролями.
      Именно из неуверенности анонима в себе, ограниченности его самореализации, но жажды событий и деятельности, возникает его желание добыть мнимой славы, задирая инкогнито более-менее состоявшихся окружающих.
      Аноним - человек без имени, человек, который может себе позволить растяжимую совесть и мораль, он может позволить себе много, чего не может себе человек, не скрывающий своего имени и лица. Он может оскорбить и оболгать, абсолютно не ограничивая себя в выражениях и фантазиях, ведь все его действия основаны на безнаказанности. Так достоин ли аноним уважения? Достоин ли любой анонимный форум уважения?
     Конечно, нет. Уважать анонимный форум – то же самое, что уважать помещение, заполненное неприятными запахами, которые тоже анонимны и бестелесны, как в любых общественных уборных. Вход на анонимный форум для любого нормального человека – что-то вроде ночного похода на кладбище, населенного «ожившими мертвецами», оттуда надо бежать, а не дебатировать».
***
     - У нас в России особо развиты только два чувства: зависть и злорадство, - сказал сегодня мой шурин Коля в ответ на интернет-публикацию об экстрадиции из Марокко попавшего под уголовное дело екатеринбургского трейдера Алексея Калиниченко, который по версии следствия совершил мошенничество чуть ли не на миллиард рублей.
     Все комментарии под этой интернет-статьей были злы и ядовиты, как и в отношении меня на официальном сайте маленького нефтяного города Муравленко. В ответ на жалобы трейдера на плохое отношение российской милиции к подозреваемым, на плохое содержание и отвратительные условия, комментаторы только злобствовали, мол, так ему и надо. Никому не приходило в голову, что в таких условиях сидит множество нормальных людей, что сам Алексей Калиниченко еще не осужден, и его тюремные условия – это еще не наказание, а нормальное обращение (!) правоохранителей с подозреваемыми и обвиняемыми, и может самим комментаторам придется побывать за решеткой, ведь как говорится «от сумы и от тюрьмы не зарекайся».

24.08.2011 Тульская область, пгт Чернь
О странной необходимости гонений и даже убийства для признания.
     «Человечество интересно тем, что вначале убивает, а потом поклоняется, будто нельзя полюбить живого»
     Смотрел фильм «Убить гонца» об американском журналисте Гарри Веббе, написавшем статью о связи между ЦРУ и наркоторговцами. Когда статья, разоблачающая эту государственную аферу, была опубликована, журналист попал в опалу. Ему позвонил коллега и рассказал, чего стоит ожидать в ближайшем будущем:
      «О вас создают историю, вы становитесь шизофреником, лжецом, гомосексуалистом, педофилом, бьете собаку.... Неважно, что это неправда, главное, все забудут, что вы узнали (написали), но будут помнить ваше сумасшествие, вы исчезнете...».
      Примерно так все и произошло. Человека затравили, как затравили многих журналистов, в том числе и меня. Гарри Вебб не смог более зарабатывать на жизнь журналистикой. Через 7 лет после увольнения из газеты Гарри Вебба нашли в квартире с 2  пулевыми ранениями в голову. Смерть признали самоубийством. Однако, Гарри Вебб, не исчез, он возродился в кино.
***
Притча о настоящей науке
      Алик испытывал невероятную радость от визитов в научно-исследовательский институт, где он когда-то действительно работал. Ему нравился дух лабораторий. Алик надеялся, что его возьмут назад на работу. Надежда пылала в нем, а директор института, которого Алик давно знал и был с ним близких отношениях, не тушил эту надежду.
      Директор института всегда с нетерпением ждал Алика в лабораториях, ревностно корил за опоздания, что говорило о том, что Алик ему нужен, но не брал на работу официально, то есть ничегошеньки не платил, хотя Алик помогал ему в исследованиях. Как выяснилось позднее, почти все сотрудники института собирались в нем вечером после основной работы, потому что все работали за интерес.
      Оказалось, что директор института, как и подобает экономному еврею, не платил вообще никому, или платил ровно столько, что на эти деньги не прожить, если где-то не то чтобы, как говорится, «не подрабатывать», а самым настоящим образом «не работать».
      Сотрудники института, однако, «горели», любили институт, и директор этим их брал. Зачем платить за то, что и без того интересно? Это Алик понял поздно, но все-таки понял: каждый человек используется небесами, самим Господом, в каких-то опытах, что вся жизнь человеческая – это в некотором роде эксперимент - это тоже работа, но исключительно за интерес.

25.08.2011 Тульская область, пгт Чернь
     «Все увлечения жизни - лишь средства для забвения ее главной предстоящей трагедии»
      Когда я вышел на балкон, расположенный, что не часто бывает, на первом этаже, множество звезд взирали на меня из черноты космоса, такой же, как шерсть у самой черной кошки. И запах, тонкий ненавязчивый запах свежескошенной сырой травы. Если бы только старая больная теща не кряхтела в комнате…, но в следующий раз можно закрыть окно в комнату, чтобы на балконе не было слышно возрастного бедствия, происходящего в квартире... А еще позднее в интернет-разговоре Лида рассказала интереснейшую историю о Филин - главной бухгалтерше больницы маленького нефтяного города Муравленко.
***
Филин
      «Желания между ног часто управляют мыслями между рук»
      Филин - это фамилия полной обесцвеченной блондинки, которая, когда трезвая, так вполне могла сойти и за интересную интеллигентную женщину, но пьяная была подлинным бедствием и устрашением всех таксистов маленького нефтяного города, и едва диспетчер передавал ее адрес водителям, как тут же звучал ответ:
      - Нет, в этот вертеп я не поеду.
      И в этих словах была большая доля правды. Бухгалтерша больницы маленького нефтяного города Филин любила выпить и тут меньше, чем литр водки за выпивку не считала, а как выпьет, так вселялся в нее не иначе, как бес...
      Если Филин выпивала одна, то сразу вызвала такси. Пока слух о таких вызовах не прокатился по маленькому нефтяному городу жутким морозом, разгоняющим всех по домам, таксисты исправно приезжали к ее подъезду. Ждали, как положено, а та не выходила. Диспетчер звонил Филин и напоминал.
      - У меня вещи тяжелые, не мог бы ваш таксист помочь мне их вытащить из подъезда, - просила Филин.
      Таксист поднимался к ней в квартиру и тут начиналось самое интересное.
      Филин встречала таксиста в халате, накинутом на обнаженное тело, просила пройти в комнату за чемоданом, и пока таксист искал чемодан, она закрывала входную дверь на ключ, ключ бросала в карман халата, а халат скидывала и прятала в шкаф. Не успевал таксист сообразить, что к чему, как Филин, обдавая его пьяным перегаром, лезла обниматься абсолютно нагая.
      Возможно, что кому-то бы и понравилась такая характерная особенность Филин, если бы не ее ненасытность, о которой свидетельствовали и искусственные фаллосы, расставленные за стеклом шкафа, словно музейные экспонаты, в большой комнате ее квартиры, а также запертая изнутри входная дверь.
      Дошло даже до того, что Семка-ловелас, всем известный в маленьком нефтяном городе, который умел разглядеть женские прелести во всем, что движется, в панике бежал от Филин по подъезду в одних носках, держа в руках ботинки…
      Дурные инстинкты просыпаются, когда разум охвачен ночью, как совы и филины, и интеллигенция тут не является исключением.



29.08.2011 Тульская область, пгт Чернь
      «Человеку предстоит лежать столько..., что при жизни надо нагуляться»
      Мною опять овладело беспокойство зверя, окружаемого охотниками и чующего их. Ох, уж эта интуиция, ох уж это чутье! Они ведут меня по жизни, иногда терзая вхолостую, иногда действительно предупреждая.
      Когда я утром вышел из подъезда и пошел не вниз на стадион, а необычно для себя - наверх, потому как тещин дом стоит на косогоре, за мной увязался кашляющий парень в синей футболке. Он говорил по сотовому телефону, и до меня донеслось слово «наверх». Я резко остановился возле следующего дома, за деревьями и оглянулся. Парень в синей футболке тоже остановился у торца дома Нины Ивановны, продолжая с кем-то разговаривать по телефону. За мной он далее не пошел. Возможно - случайность.
      Сегодня утром произошла еще одна странность. Худой и длинный, словно шест для прыжков в высоту, мастер по укладке плитки, который отделывал тещин туалет, подал мне утром руку для пожатия. Он никогда этого не делал. Так обычно поступают нашкодившие товарищи. Чем больше свершенная подлость, тем шире улыбка. Может, он рассказал обо мне своим знакомым, а они менты, что тоже вероятно. Тут в Черни ментов, как бездомных котов, потому что иных теплых мест для мужичков нет.
      Мой шурин Коля с моей тещей Ниной Ивановной словно бы подсознательно работают против меня. Один со своими ремонтами и кучей незнакомого люда. Другая - с вечным упоминанием обо мне в прямую в телефонных разговорах…
      Решил, что пора начинать свое путешествие на черноморское побережье и выезжать для начала в Тулу, самому успокоиться и избавиться от ненужного интереса к себе, если таковой мне не привиделся. В моем положении, как говаривал мой сильный духом и телом отец: «Лучше перебздеть, чем недобздеть», а то можно попасть не на Черное море, а в тюремную камеру. Несмотря на огорчение Нины Ивановны, которая твердила: «Что мы без тебя будем делать, ведь как ты помогаешь…» - я отправился на автовокзал узнать расписание и купить билеты на междугородный автобус, которые к моему счастью еще никому не пришло в голову продавать по паспортам.
      Возможно, я чрезмерно подозрительный, но среди случайных встречных опять нашел неприятный мне персонаж. Возле пешеходного перехода через междугороднюю автомобильную трассу напротив чернского автовокзала стоял какой-то мужчина в темных очках, и он явно заинтересовался мной и проводил взглядом, когда я возвращался от автовокзала к Нине Ивановне…
      Еще одна странность произошла при посадке в маршрутку на Тулу: на переднее сидение рядом с водителем впервые за все мои поездки сел какой-то крепкий паренек и фамильярно сказал водителю:
      - Я буду твоим напарником.
      Странная фраза для постороннего человека и даже для знакомого. Она не странна для мента, который на крыльях своей власти, как ему кажется, парит над людьми… Однако моя задача: сохранять невозмутимость, не нервничать, не паниковать, никаким образом не показывать вероятным ментам, будто, я их заметил, но приложить все силы, чтобы запутать следы, как заяц, убегающий от волка, и скрыться, причем сделать это так, будто все замышленное мною, произошло случайно. Время на раздумья у меня было: два часа езды до Тулы.
***
Притча о спокойной езде
      «Человек - это тоже машина, ведомая сознанием»
      По городу на автомашине, ведомой каким-то его знакомым, ехал Алик. Было уже сумрачно, почти ночь. Слякоть. На дороге вечно появлялись препятствия, то на проезжую часть внезапно выходил пешеход, то кто-то выезжал на встречную полосу, лоб в лоб... Знакомый в сложных ситуациях притормаживал, выезжал на обочину, а иногда и вовсе останавливался, сохраняя машину целой, а себя и Алика живыми, и ехал вперед.
      Оказалось, что окружающие совершали множество ошибок, просчетов в своих действиях, а иногда и намеренных грубостей, которые ставили знакомого Алика в сложное положение. Знакомый, по логике, должен был нервничать, махать руками, кричать..., но он сохранял железное спокойствие и невозмутимость. Он словно бы не обращал внимания на то, что люди нарушают правила, мешают ему, рискуя его жизнью, здоровьем, да и просто спокойным сном...
     - Как у тебя получается так ехать? - спросил Алик.
     - Не надо нервничать, не торопись. Уклоняйся от тех, кто несется на тебя, пропускай вперед тех, кто хочет обогнать, останавливайся немедленно перед препятствиями и объезжай их, предполагай помеху движению и реагируй на нее заблаговременно. Когда вынужденно ждешь, будь спокоен, не ругайся, отдыхай в этот момент, и тогда пропустишь мимо все опасности, - ответил знакомый.
      
30.08.2011 Тула
      «Бред, исполненный профессионалами, перестает быть болезненным, а становится – профессиональным»

      Большое благо, что маршрутное такси из Черни, добираясь вчера до тульского автовокзала, долго ехало по городу, останавливалось по требованию пассажиров там, где тем хотелось. Поэтому я, не произнося ни слова, чтобы не привлечь внимание, так называемого напарника водителя маршрутки мгновенно вышел на одной из остановок вслед за выходящими пассажирами и тут же сел на какой-то городской автобус, который стоял в это время на остановке, и который на мое счастье сразу отъехал, как только я в него заскочил. Я огляделся и успокоился: ни одного пассажира из чернского маршрутного такси рядом со мною не было. Через несколько остановок я вышел..., а затем, немного поплутав по городу, я поехал к нашим тульским знакомым: Нине, Ольге, Андрею...
      Сегодня из тульской почты я отправил очередные ходатайства о прекращении уголовного дела в суд маленького нефтяного города Муравленко. Они достигнут суда дней через десять, к тому времени меня в Туле уже не будет. Собственно сколько я уже отправил писем!!! Одна только серия посланий, отработанная с московским адвокатом С-харевым чего стоила! Обращение было подготовлено лучше некуда и направлено на десять адресов. В числе адресатов: генеральный прокурор, президент российской федерации, председатель правительства, председатель Верховного суда, губернатор Ямала, депутат государственной Думы российской федерации от Ямала, депутат государственной Думы Ямала от маленького нефтяного города Муравленко, руководитель фракции либерально-демократической партии, руководитель фракции коммунистической партии Российской Федерации, полномочный представитель президента Российской федерации в уральском федеральном округе. Пока – тишина. Видимо, потому что Деду Морозу не отправил…
      Сколько я этих писем уже написал! Вся Россия в какой-то бумажной пыли, за которой человека-то не видно, примерно в такой же пыли, какую я увидел в свете восходящего тульского солнца, когда проснулся часов в семь утра и подошел к окну. Над косогорским металлургическим заводом я отчетливо увидел падающую с небес частую словно бы светящуюся изнутри морось, как это происходит при слепом дожде. Я взглянул на небо – ни одной тучи, кроме той, что создавал металлургический комбинат, из труб которого валил черный дым. Понимание пронзило меня. «Чем же они тут дышат?» - подумал я, однако вскоре солнце поднялось так, что пыль перестала быть заметной, и я забыл о ней, как и все жители Косой горы. Все как говаривал Жванецкий: «опасность есть, но мы ее не замечаем, не замечаем, не замечаем…»
***
Притча о закончившемся полете
«Все, что летает, когда-то приземляется»
      Зрелища, конкурсы, представления… - цирковые фокусы окружали Алика со всех сторон, но теперь показывали эти фокусы и представления другие, а он сидел в зрительских рядах.
      Охладев к транслируемым зрелищам, Алик вышел на улицу и, гуляя под открытым небом, вдруг вспомнил, что когда-то летал и это легко получалось. Он оглянулся в поиске зрителей и быстро нашел их - детей. Ему захотелось научить их, показать, на что способен человек. Он напрягся, сосредоточился, на полете, но не оторвался от земли даже на миллиметр. Даже на толику не ощутил предполетного состояния.
      Исчезло волшебство жизни. Следовало бы ожидать внутреннего опустошения, но Алик не ощутил ни режущего сердце огорчения, ни отравляющей горечи.
     «Пусть все идет, как идет», - подумал он.
      Его ждало одиночество и понимание, что он вновь единица той массы, из которой на несколько лет вырвался, и к этому рывку, ставшему прошлым, он готовился всю предшествующую жизнь.
      Каждый живущий получает в жизни шанс, но, когда реализует все, ради чего рожден, то начинается увядание, доживание, финишный рывок или финишное доползание и к ним надо относиться терпимо, как к необходимой части жизни. 

31.08.2011 Тула – Ясная поляна
      «Как дорогой фужер требует достойного себе напитка, так и прекрасная обстановка располагает к отличным мыслям»
      Направляясь в музей-усадьбу Льва Толстого «Ясная поляна» по сказочно-живописным местам, изящно приправленным предосенним увяданием листвы и жаркой солнечной погодой, я внезапно был осенен вернейшей мыслью: зачем оставаться честным там, там, где необходимо лгать и мошенничать? Меня ни за что превратили в преступника, теперь мне не надо изображать добропорядочного члена общества, государство, в лице его чиновников, оболгав меня, дало мне долгосрочный кредит на обман...
      Вход в музей усадьбу платный. Денег лишних у меня нет. Поэтому, заметив на небольшом удалении от дороги, по которой я шел, средь травы тропинку вдоль забора, я сообразил, что она там проходит неспроста. Вскоре показались ворота, створки которых хотя и были связаны толстенной цепью, но стянуты не плотно, а как мне показалась, чтобы человек в нее протиснулся, и у меня это получилось, как премия за отсутствие лишнего веса.
      Затем я прошел вдоль забора по тропинке, пролегавшей по зарослям сада, натоптанной, видимо, такими же, как я, безбилетниками. И вот сейчас я бесплатно сижу в музее-усадьбе Льва Толского на скамеечке, расположенной на деревянной смотровой вышке, исписанной посетителями.
      Чего тут только нет: «Женя + Катя», «Колосок 89539607809 звоните пообщаемся», «Оч классная брюнеточка и сосу, но редко», «Баку Азербайджан Самир», «Память согревает душу человека и в то же время разрывает его на части»... Города, откуда прибыли авторы строк, слова о любви и дружбе, испещряли крытый домик на вершине смотровой вышки. Тень, прохлада, царившие здесь, покорили меня. Внизу, по тропинке, которая вывела сюда и меня, шли парень и девушка, как подтверждение нахоженности безбилетного пути. Я спустился со смотровой вышки и пошел дальше… 
      И вот я уже лежу возле дома Волконского на небольшой сочно-зеленой лавочке со спинкой, что редкость для музея-усадьбы, и смотрю сквозь прореху, ограниченную с одной стороны - крышей дома, с другой - пышными кронами деревьев, на небо, выгуливающее облака. Это глядение напомнило мне детство.
      Плавно летящие облака, словно бы предлагали: покорись, отдайся судьбе и не сопротивляйся и ты также плавно, красиво поплывешь. Вот он путь к счастью. Что в природе препятствует внешнему воздействию, кроме человека? Все покоряется более сильной силе и не переживает по этому поводу… Во время этого легкомысленного философствования мне пришла в голову идея, как безопасно ехать дальше…
      Сейчас много железнодорожных касс, где можно купить билет не по паспорту, а по данным паспорта, написанным на листке бумаги, под предлогом, что паспорт забыл, но данные помнишь. В фамилии надо намеренно допустить ошибку, допустить ошибку в серии и номере паспорта и идти на посадку с якобы ошибочно выписанным билетом, и надеяться на успех, а успех тут очень даже возможен.
      Проводники вечером и при большом потоке пассажиров, по опыту знаю, наспех сверяют данные паспорта с паспортными данными, указанными в билете. Если кто-то заметит, то можно ахнуть и сказать: ошибка, попросить не обижать себя, поскольку и деньги не вернут за такой билет. Можно и доплатить проводнику. Если этот номер пройдет, то, по большому счету, можно и на самолетах летать. И никакая электронная поисковая ментовская система «Розыск-Магистраль» не вычислит меня. Это отличная идея. Спасибо, Лев Николаевич!..
      Когда ближе к вечеру я, именно так, как рассчитывал, оформил билет на междугородний автобус Тула-Лазаревское, то вышел из турагентства в великолепном настроении. Это был восторг и благодарность. Я готов был петь и плясать. Эта страна только потому позволяет мне жить в федеральном розыске по обвинению в совершении тяжких преступлений, что полна не только злобных мерзавцев, но и назаконоположивших граждан, пройдох и лентяев. Дробрт Андрей Викторович - как вам фамилия? Буква «о» в моей фамилии Дробот на «р» заменена не случайно, а потому что «о» и «р» находятся рядом на клавиатуре и ошибка вполне возможна. Вторая причина состоит в том, что «р» легко превратить в «о» - достаточно лишь подчистить ножку у «р». Тогда билет будет иметь и вовсе мою настоящую фамилию, а в электронных картотеках будет гулять фальшивая.
***
Притча об индивидуальной цели жизни
      Алик работал в каком-то высоком институте и не знал, чем себя занять. К нему подошел начальник этого института: очень аккуратный и вежливый мужичок, в темном костюме, худощавый, среднего роста. Он задал простой по своей сути вопрос:
      «Чем вы сейчас занимаетесь? Какое ваше научное направление?»
      Алик принят на работу в научное заведение и по логике должен уже знать, чем будет приносить пользу этому институту и науке. Он почувствовал сильное смущение из-за того, что не мог найти ответа на этот простой вопрос, какой сам в свое время задавал своим детям, на который они не могли ответить…
      Ему всегда казалось, что он знал свое предназначение, как писательское, журналистское, но сегодня жизнь его сильно изменилась.
      Молчание затянулось. От собственного бессилия перед ответом судьбе, а иначе назвать вопрошающего в данном случае язык не поворачивается, Алик зачем-то покатил по столу детскую машинку – копию настоящей.
      Начальник института посмотрел на Алика укоризненно..., нет, скорее - огорченно и на его лице промелькнула легко читаемая мысль:
      «Еще одного бездельника взяли».
      «Бездельника» - это, конечно, не точный перевод промелькнувшей мысли, поскольку чужие мысли не читаются, а переводятся, истолковываются, домысливаются. Промелькнувшую мысль, как минимум, можно было истолковать как «балласт», который будет кушать, дышать, создавать мусор, получать деньги, но ничего полезного институту не принесет.
      Можно ведь быть деятельным, но не двигать вперед ни науку, ни общество.
      Сожаление промелькнуло на лице у начальника, и он пошел прочь от Алика, а Алик, понимая свое ничтожество, смотрел на машинку, которая катилась, катилась, да, когда инерция закончилась, остановилась.
      Жизнь всегда, в каждый момент времени, должна иметь смысл. Смысл, видимо, должен быть далек от профессии, поскольку профессии можно человека лишить и заставить заниматься его совсем иным. Смысл состоит, видимо, в глубинном "Я", которое человек применяет в любом виде деятельности, в привнесении личного, неповторимого в данный момент бытия. В этом и есть наука жизни - в высшем ее смысле. Как только человек отступает от претворения себя в эту жизнь, от экспериментов над собой, - вот тут и происходит катастрофа для высшей божественной науки.

02.09.2011 Тула
О неотпускающем огорчении
  «Лечение профессионалов выздоровление не гарантирует»
      Сегодня Лида по электронной почте скинула мне письмо первого заместителя ямальского прокурора П-пова, являющееся, видимо, ответом на запрос Союза журналистов России в мою защиту. Высокий прокурор формально и кратко переписал обвинительное заключение, а в сами доказательства, которые и содержали обман, не стал вникать.
      В контексте того, что оправдывая сшитое на меня уголовное дело, написал прокурор П-пов, можно было добавить, что моя вина доказана также показаниями телеграфного столба, показаниями дворников и муравленковских бездомных собак...
      Пишешь ходатайство, в котором подробно объясняешь, что телеграфный столб, на который похожи большинство свидетелей, не имеет отношения к делу, подробно объясняешь почему, а в ответ получаешь либо молчание, либо короткую фразу: ваше ходатайство не подлежит удовлетворению. Без объяснений, доказательств и других фамильярностей, принятых в приличном обществе.
      Конечно, я огорчился, что официальное письмо Союза журналистов России оказалось настолько слабо, что не заставило правовую систему России, хоть сколько-нибудь озаботиться ситуацией, кроме как отписаться.
      На эмоциях я тут же написал ответ:
      «Уважаемый г-н П-пов. Когда вы идете в магазин, то покупаете молоко по внешней форме пакета, по надписи «молоко» и дате его годности. Формально в магазине именно такой продукт признается молоком.
      Но в своем доме вам этого уже мало, вы хотите, чтобы и внутри упаковки, похожей на молочную, имеющую надпись «молоко» и удовлетворяющую вас дату годности находилось действительно молоко, а не вода или прокисший продукт, или вообще зловонная жижа.
      Если вы обнаруживаете дерьмо или пропастину в пакете с надписью «молоко», то бежите в магазин, чтобы поменять, но в ответ слышите от продавщицы:
      - Я вам продала хорошее молоко: упаковка целая, состав написан на упаковке, по дате производства и сроку хранения вполне годное...
      Не сомневаюсь, что вы будете скандалить, отстаивая свои права, потому что дерьмо пить не желаете из самой лучшей упаковки. Так что же вы поступаете, как эта продавщица?
      Меня обвиняют в том, в чем я не виновен. Да я взял бюджетные деньги, но я никого не обманывал, умысла на хищение не было. Дело лишь формально выглядит верным. Вы рассмотрите каждый признак в отдельности. Почему вас не интересует, что доказательства ничего не доказывают? Все они: пакет с надписью «молоко» - но с дерьмом внутри».
      Однако это письмо я никогда не отправил. Если письмо Союза журналистов России не заставляет прокуроров работать, то, что может сделать письмо обвиняемого? Разве что разозлить прокуроров и ухудшить мою и без того непростую ситуацию. Может, права моя омская гадалка Елена, что не надо доказывать, что не верблюд… но меня не отпускает стремление оправдаться, не отпускают обиды на несправедливость и это стремление огорчает меня тем сильнее, что не могу от него избавиться.
      В уголовном деле, которое на меня сшили, меня обидели до глубины два обстоятельства. Первое заключается в том, что меня обвинили в обмане, а я ненавижу обман, иду на него в самом крайнем случае, а лукавить в оформлении командировок никакой необходимости не было.
      Второе обстоятельство заключалось в том, что следствие приписало мне преступный умысел на воровство, а это было оскорбительное унижении моих умственных способностей, поскольку, если бы я что-то захотел украсть, то никакие колхозные следователи, каковыми являются следователи маленького нефтяного города Муравленко, ничего бы не нашли. Они смогли бы сделать подлость: стащить фигуру с доски, подменить или подставить, что и было сделано, но честно выиграть – никогда. 
      Именно поэтому им и пришлось лгать в своем сочинении, а там, где я действительно из обиды на репрессии, как компенсацию за грядущее безосновательное увольнение, прикарманил деньги телерадиокомпании, подложив липовые документы, никто не обнаружил ни умысла, ни хищения, хотя и "рыли", потому что все было продумано. Липу не обнаружили ни бухгалтерия, ни проверяющие, ни следствие, потому что нельзя глупцу обнаружить умысел у более умного человека. Я поступил, конечно, глупо и рискованно, но результат налицо: нынешние менты ничего, кроме заказных улик, не видят.
      Чтобы следствие могло честно обвинить более-менее умного человека, там должны работать, грамотные, начитанные и образованные люди, перед умом которых я бы снял шляпу, но сейчас в милицию берут, кого попало. Где это видано, чтобы троечники, как это происходит сегодня, поступали в высшие заведения милиции? На меня обвинение в следственном комитете составляли: хоккеист и бывший работник нефтяных промыслов, отучившийся заочно!!! 
      В советское время мой друг поступал в новосибирскую школу милиции и, имея почти отличный средний балл, не прошел конкурс. У меня был друг, светлая ему память, - потомственный мент старой закалки, так он был - честь и совесть. А сейчас противно смотреть на их бегающие маслянистые глазки... И эта умственно и морально ограниченная братия, которая привыкла лгать и изворачиваться, как уж на сковороде, привыкла сочинять обвинения, привыкла ко вседозволенности и неприкасаемости, обвинила меня, более-менее честного и куда более образованного человека в глупости и бессовестности!
      Я мог бы признать обвинение в краже, которая получилась случайно, возможно это и была кража, но не было ни умысла, ни обмана. О моих желаниях знали все лица, ответственные за получение мною денег: глава города, бухгалтера и секретарь. Причем они не просто знали, но еще и советовали мне предпринять те действия, которые я совершил, чтобы все было законно, и я, доверяя им, сделал все то, что они мне советовали, в чем они меня же и обвинили, а потом и свидетельствовали против!!! Все произошло, как если бы директор базара, которого знаешь много лет (аналог главы города), дарит нечто в награду за работу с глазу на глаз, ты воспринимаешь подарок за чистую монету, а этот директор первый же кричит: «Держи вора!!!»  «О времена! О нравы!» - как сказал Цицерон.
***
Притча о судебной кухне
      Алик пришел по приглашению на судебный процесс, который затянулся совершенно неожиданно для судей. Шло пиршество. Все судебные работники да, видимо, и не только, вкушали бесплатную еду из ресторана маленького нефтяного города «Юность комсомола», как на муниципальном празднике. На столах стояли и фужеры.
      Алика пригласили к столу, но он отказался. Тогда его направили на кухню, где повара вместо того, чтобы суетиться у кастрюль, плавали в небольшом бассейне. Он наклонился, чтобы спросить что-то у одной из поварих, но та ответила, опережая вопрос:
      - Тут всем на 55 тысяч накрывают - на каждую персону.
      Алик поразился сумме.
      Главная повариха сидела в шкафчике, похожем на кабинет. Она привстала, когда я открыл дверцу, а из-за ее спины, тоже пристав, появился глава маленького нефтяного города Хамовский, который и организовал против Алика уголовные дела.
      Лицо его еще более округлилось, в нем появилась какая-то естественная потешность, как у актера Евгения Леонова, который, впрочем, играл и жестоких королей.
      - Ну, вы как Винни-Пух из улья! - неожиданно для себя сказал Алик, но тут же задумался о том: не воспримет ли Хамовский его слова оскорблением...
      - Тут еды для тебя нет, - сказал Хамовский. – Здесь кормятся те, кто предан мне.
      Алик вышел из суда и пошел под дождем куда-то домой, пока не дошел до места, которое пройти оказался не в силах. Так он и остался под дождем... Вот так и получается, что там, где судьи находят себе хорошее пропитание, их приглашенные имеют только невзгоды.

О служебной откровенности с глазу на глаз 03.09.2011
      Приговор Алику по уголовному делу решили внести заочно при минимуме объяснений от него. Об этом сообщил обвинитель.
      - Можете ничего не писать, - сказал он, прохаживаясь по кабинету.
      - Но тогда те обстоятельства, которые сейчас являются белыми пятнами, вы используете против меня. Вы же не будете руководствоваться презумпцией невиновности, - утвердительно сказал Алик. - То есть, если я не буду доказывать свою невиновность, то вы примете, как установленный факт все, в чем меня обвиняют, в нарушение Конституции России.
      - Да, - без колебаний ответил обвинитель. – Собственно и доказательства твоей невиновности ничего не изменят.
      Каков бы ни был закон, какова бы ни была машина, применяют их конкретные люди, так как им выгодно.

04.09.2011 Тула
О надеждах не от мира сего
      «Найти милосердие в обществе, жаждущем вас незаслуженно поглотить, сродни тому, что пройти по поверхности моря и не замочить одежду»

      Проснулся очень рано: часа в четыре или полпятого - проснулся, как выспавшийся человек. Ко мне тут же пришла кошка, серая дружелюбная хозяйская персидская кошка, контрастно подвижная для своей толстой пушистой шубы. Вначале она своей мордой с удивительно выразительными глазами потерлась об меня, а затем залезла мне на живот и заурчала. Даже жаль было ее тревожить, но пришлось.
      Сегодня я собрался в тульскую церковь, расположенную рядом с кладбищем на конечной остановке первого троллейбуса, чтобы повстречаться с тамошним батюшкой, которому приписывают чудеса, а это как раз то, что мне требуется. Я впервые за последние дни не чувствую нервозности, хотя за окном со вчерашнего дня кричат грачи, мои черные и грубогласые сатанинские спутники… 
      Хотя я выехал рано, но в церкви не был не только первым, но и, пожалуй, даже сотым. Народ, чтобы душою согреться, как овцы, жался к источнику своего спасения – священнику и не знал пощады ему. Отец Виктор, низенький ветхий бородатый старец, вынужден был после окончания службы уйти из церкви через черный служебный ход, чтобы не быть истребленным скоплением народа, стоявшим на белом пути выхода из церкви плотно, словно забор, сколоченный без единого просвета.
      «Отец Виктор - он такой же человек, как и все, - подумал я. - Он болен, как говорят, и действительно выглядел не здоровым, но никто из прихожан не пожалел его и не ушел, но каждый ждал, чтобы взять часть его блага, которое отцу Виктору и самому сейчас нужно. Что мы за безжалостные люди, жадные до безумства к личному благу, вплоть до попрания всяческой морали и любви к ближнему?! Да и что может этот священник дать более того, что может дать Бог? Надо верить и сбудется. Вот главное. Может уйти и не быть одним из тех, кто будет в тягость этому седому и слабому уже человеку?»
      Я ушел. Времени у меня было предостаточно, и я присел на лавочку внутри церкви, на которой и написал эти строки.
      «Боже! Неужели мы люди?! Даже в святом месте мешаем рядом стоящему думать о Боге. Вот к пожилой женщине в платке, которая заняла очередь к отцу Виктору, подошла женщина помоложе и давай что-то громко объяснять. Беседа затянулась. Женщина мешала окружающим верующим думать о своем, но ей было все равно. Отец Виктор вел проповедь, а на руках у матери кричал ребенок, заглушая святые слова. Мать долго утешала непослушное дитя, пока не удалилась, наконец, осознав, что не к месту...
      Мужчина в темной куртке и бабульки только увидев пятачок свободного места впереди, тут же, расталкивая рядом стоящих, заняли его, чтобы быть первыми... Повторюсь, что это все происходило в святом месте, где, казалось бы, каждый должен выносить на поверхность все самое лучшее, что в нем есть! Боже, неужели это люди?!
      Нет никакого уважения, нет любви к ближнему, не только у многих прихожан, но и у работников церкви, торгующих святостями».
      Это и есть то общество, в котором я ищу справедливости и внимания к своей особе, причем не в церкви и не морально-этическом салоне, а в инстанции, работающей с преступниками на самом низком жаргоне, где быть испачканным в моральной и реальной грязи – не самое худшее наказание, где, выбивая признание, могут изнасиловать бутылкой шампанского за банальное подозрение в краже сотового телефона, как это произошло в Казани.

06.09.2011 Тульская область, пгт Чернь
Об игре с названием «жизнь»
     «Против старости и смерти протестовать бессмысленно, потому что они заданы правилами игры с названием "жизнь", но сдаваться без борьбы не в духе человека»

      Посчитав, что время вежливости в Туле истекло, а в Черни, если менты и искали меня, то потеряли, я вернулся. Перемены обрадовали: вокруг дома тещи никаких подозрительных личностей, а мой шурин Коля стал более хозяйственным: вечером он уже и еду разогрел и посуду помыл, а меня всего лишь попросил:
      - Иди бабку развлекай.
      Я опять играл в дурака с тещей, Ниной Ивановной, но заметил, что стал сильно уставать от карт, иногда перед глазами мутнело, будто игра отнимала энергию.
      - Вы Текели-то вспоминаете? – спросил я о том месте, откуда Нина Ивановна приехала около десяти лет назад.
      - Нет. Редко, - начала односложно Нина Ивановна, а потом объяснила подробнее. - Я рада, что уехала из Текелей. Там же в своем доме было столько работы! Разве прожила бы я там, когда деда не стало?
      Внезапно я понял, что это и есть ключевая фраза. Иван Николаевич, ее муж, будто бы пожертвовал своей жизнью, потратив много сил на переезд из Казахстана в тульскую область - родные для него края, для того, чтобы Нина Ивановна жила спокойно после его смерти.
      - Иван Николаевич словно бы предоставил вам эту возможность, - резюмировал я.
      - Да, - согласилась Нина Ивановна.
      Возможно, что женщины потому и живут дольше мужчин, что цепляются за жизнь до крайности, забирая ее у тех, кто находится поблизости.
      Собственно вся жизнь человека - это бессмысленная борьба за существование, бессмысленная - потому что безнадежная. Зачем играть, если знаешь, что проиграешь? Кто будет играть в реальную игру, будь то шахматы, шашки или хоккей, или иная другая, если будет доподлинно знать, что проиграет? Никто. Жизнь - тоже игра, где игрокам вначале даровано незнание результата, затем отнесение результата игры к посторонним, следом – огорчение от понимания результата, и, наконец, - забвение и вера, где только два первых обстоятельства вдохновляют на игру, а последние оставляют в ожидании результата. Поэтому, если и есть какая-то мудрость в жизни, то надо жить исключительно для радостей и не в тягость, потому как трагические испытания настигнут вне зависимости от желания.
      Пришла сиделка Вера, стало легче. Задумался о том, что все, кто приходил к Нине Ивановне, поисчезали куда. У нее стало меньше собеседников. Меньше людей, меньше живой энергетики. Засиделся до часу ночи, а когда лег в постель, то впервые долго не мог согреться. Может это связано как-то с осенью?

12.09.2011 Тульская область, пгт Чернь
О том, что иногда согревает
      «Бывают такие трудоемкие работы, вроде изготовления миниатюрных подковок для блохи, которые на самом деле никому не нужны»

      На поселок Чернь опустилась тоскливая дождливая мгла. Она несла с собой порывы осеннего ветра, ощутимое похолодание, она желтила и срывала листья с деревьев, а их умершие тела укладывала под ноги прохожим. Вся эта картина напоминала о моих гонениях и возможном ухудшении ситуации. Я пошел в чернский сквер Боевой славы, где среди зелени деревьев, кустарников и трав, несмотря на близость чернского районного суда и прочих административных инстанций, привык находить успокоение.
      Присел на скамеечке, где мы любили сидеть с Лидой, чтобы выпить бутылочку местного пива «Приятель» приятного для приятных людей, как было написано на бутылке, и тут заметил, что ко мне направился кот.
     В самом появлении кота в этих местах не было ничего необычного, как в появлении птиц или листьев. Но этот кот, бело-серый с черными пятнами по всей шкуре, умудренный опытом, отягощенный возрастом и вдобавок уставший от своей паршивой жизни, которая вполне вероятно подкинула ему и болезнь, отчего просвечивавшаяся под шерстью кожа обрела местами и особо заметно в районе правого глаза вполне отчетливый воспаленно-красный цвет, шел ко мне уверенно, как к своему. В его поведении не было той испуганно-настороженной манеры, как у иных котов, проходивших мимо меня в этом сквере, когда я также сидел на этой лавочке. Они искали чего-нибудь пожрать, не находя, уходили. Этот - нет. Он шел прямо ко мне.
      - Нет у меня ничего, - сказал я коту, зная, что тот меня не поймет, но надеясь, что звук моего голоса заставит его быстрее удалиться от места моего уединения.
      Но нет. Кот не отреагировал на мои слова, а наоборот, запрыгнул на лавочку и начал приближаться ко мне, слегка, но вполне очевидно, что без большой надежды, понюхивая воздух.
      - Еды нет, - повторил я.
      Однако для кота отсутствие еды, видимо,  не было главным. Он вдруг улегся рядом со мной. Некоторое время ворочался в поисках удобного положения, то приподнимаясь, то опять укладываясь, пока не прижался тесно к моему бедру, так, что я почувствовал его тепло. Тогда он успокоился надолго, так, будто бы уснул.
      Тесное соседство с котом поначалу обеспокоило меня, потому как кот мог быть и вшивым и блохастым, но вспомнив свое загнанное положение, я вдруг подумал, да какая разница, хоть какая-то животина заметила меня и обогрела прохладным осенним вечером.
      Я смотрел то на любимое мной и Лидой дерево, то на прохожих и вдруг ощутил, что во мне даже гордость поднимается от того, что я теперь не один на лавочке сижу, а с котом. А когда я подумал о том, что даже домашние коты не всегда сидят со своими хозяевами, не всегда к ним так любовно прижимаются, а тут бродячий кот меня отметил своим вниманием, то меня и вовсе посетило ощущение гордой эйфории.
      Я вообразил, что останься я ночевать на той лавочке, так все коты со всей округе прижмутся и согреют меня. Вот так в окружении котов я бы и уснул. Я чуть не рассмеялся от этой мысли.
      «Он такая же бродячая бездомная душа, как и я сам. Может, я также болен, и несчастен, как он, вот он и выбрал меня. Жаль, что у меня нет дома, чтобы забрать тебя с собой».
      Рядом со мной лежал мой временный кот.

О кажущейся единственной компенсации ущерба 12.09.2011
      «Неужели террор, аналогичный революционному русскому терроризму начала двадцатого века, - единственное средство для человека, несправедливо наказанному властями, чтобы свести счеты, получить компенсацию за испорченную жизнь?» - размышлял Алик, скрываясь в каких-то квартирах и домах, готовясь к нанесению террористического акта по российской судебной власти в маленьком нефтяном городе...
      «Только бы хватило силы духа и везения», - молился он, входя в двухэтажное здание суда маленького нефтяного города.
      Удивление на лице охранника, узнавшего его, сменилось выражением готовности к действию, но Алик быстрее выхватил пистолет. Оглушительный звук, и лицо охранника изменилось навсегда. Алик устремился к лестнице, которая вела к судьям на второй этаж, паля по кабинетам на первом этаже, из которых выскакивали охранники и судебные приставы. Он уже почти преодолел лестницу на второй этаж, как кто-то выстрелил снизу, и пули защелкали по коридору.
      «Мимо», - отлегло от сердца, и Алик по коридору побежал к кабинету судьи, который и более всех ему пакостил, удерживая уже нажатую кнопку взрывателя так, чтобы в случае, если пуля попадет в него раньше времени, то взрывчатый пояс, надетый на нем пришел в действие. Однако, он успел добежать до нужного кабинета. И тут Алик подумал, что может и не потребуется умирать.
      Он ворвался в кабинет, застрелил судью, надел на него начиненный взрывчаткой пояс, раскрыл окно, выпрыгнул из него и уже в прыжке нажал на кнопку дистанционного взрывателя. Раздался ужасный грохот...
      Однако, дальше размышлений дело не пошло: Алик, несмотря на старания, так и не сумел купить даже пистолет.

15.09.2011 Тульская область, пгт Чернь – Тула – начало пути в Лазаревское
О солнечном бегстве от призраков
     «Начало нового пути, связанного с добрыми надеждами, сродни солнечному утру»

      Наконец, я в тульском театральном сквере, откуда с Пушкинской улицы отправляются междугородние автобусы, среди зелени и фонтанов жду своего автобуса на юг. Таких, как я, здесь немало: с сумками, рюкзаками, чемоданами и никакой милиции. Посадка прошла с задержкой, но я без претензий, поскольку главным для меня было то, как пройдет мой эксперимент по проезду по искаженным паспортным данным, а прошел он безукоризненно.
      - Дробрт, - едва выговорила мою временную фамилию сопровождающая, когда пересчитывала всех пассажиров.
      Я откликнулся, и началось путешествие к Лазаревскому на большом экскурсионном автобусе, увешанном телевизионными панелями, по которым показывали сериал «Сваты»! Розыскные путы отпали от души, как канаты, удерживающие корабль у причала. Мне не надо было возвращаться в пропитанный угасанием дом тещи, мне не надо было испытывать иных долгов у людей, которые предоставляли мне кров. Я был абсолютно свободен от быта. Ощутил самое настоящее счастье, возросшее многократно, когда автобус, увозя меня все дальше на юг, наконец, миновал давящую облачную пелену и выехал под чистое небо на освещенную солнцем трассу.
      Во второй половине дня ближе к вечеру состоялась первая стоянка возле какого-то придорожного кафе с фонтанчиками из писающих водой мальчиков. Чай, кофе, пиво… Я уже ощущал себя не спасающимся от ментов беглым обвиняемым, а путешественником в длительном отпуске, обязанным предаваться лени, размышлениям и впечатлениям, одним из писающих на все мальчиков… 
      Здесь меня отпустило напряжение, в котором, видимо, пребывают все преступники и обвиняемые, находящиеся в розыске, да собственно все беглые и скрывающиеся. На этой автобусной остановке по маршруту Тула-Лазаревское я ощутил уже полную свободу и от негатива уголовных дел. Все играло в унисон настроению: тучи исчезли, обнажив голубое небо, жарко заговорило солнце, да и сама стояночка была симпатичной.
      «Классно, жара, первая остановка, красота», - восхищенно написал я своей жене в секретном смс-сообщении.
      Проезжая многочисленные придорожные кафе, большие и малые населенные пункты, бензозаправочки, внимая их притягательным огням и ярким надписям в темноте, я думал:
      «В мире столько новых мест и путей для проведения времени, отпущенного судьбой, что кажется смешным удерживаться имеющегося и нажитого, но глянешь на своих временных сотоварищей - автобусных попутчиков - и оказывается, что редкий из них отойдет от автобуса, чтобы исследовать окружающее пространство.
       Стремление к удовольствиям, страх потерь, стремление к безопасности, жажда денег и власти, зависть и ненависть… - вот самые настоящие господа человеческие. Вот те самые собаки, злые дьявольские псы, которые выпасают овцу - душу и гонят ее известным путем к закланию. В то же время - останься в любом месте, которое проезжаешь, и обретешь новый путь...»

16.09.2011 Лазаревское (Сочи)
О временном очищении
      «Любая грязная вещь становится чище с применением моющих средств, так и человек и его душа»
      Мы въехали на извилистую дорогу к Черному морю примерно полшестого утра. Ночная тьма, полная луна и в одном месте - густой туман. Сказка началась…
      Я занял свой любимый двух-трех местный номер в одной из прибрежных частных гостиниц, с хозяином которой договорился заранее по телефону. Гостиничный номер пятнадцать мне дорог тем, что когда-то мы отдыхали в нем всей семьей и из него открывается исключительный вид на море, потому как гостиница расположена на горе. Линия горизонта, обозримая с балкона гостиничного номера, необычно длинна для 300 рублей в сутки за номер с удобствами, то есть туалетом и душем, да еще и двухкомнатный.
      Ветка громадной горной сосны вся в шишках и огромных иглах висит справа поперек вида на море с загнутыми вверх высушенными солнцем отростками, чем-то схожими на хвост изнуренного и ободранного павлина... Это дерево оживляет пейзаж и дает мягкую послеполуденную тень.
      За веткой открывается море, пепельно-серо-синий горизонт, уходящий в бесконечность, в которую ум устремляется как в безответность и неразрешимость, ближе - бирюзовая гладь избеспокоенная волнами; шумный галечный берег, отрезок цепи железной дороги и спускающиеся по переходу потные капли пляжников среди деревьев, а далее крыши, крыши, окна, дороги, автомашины и пешеходы. Все это горит на солнце.
       Быстро отправил Лиде не подвластное ментам смс-сообщение: «Я на месте», и вот я уже на берегу моря. Шум волн сравним с шумом листвы, встревоженной ветром. Непонятно чего больше в шуме волн: шума самой воды или шума встревоженной волнами гальки. Быстрее купаться. Соленая вода и прекрасный вид со стороны моря на горный покрытый зелеными лесами берег, граничащий с чистым голубым небом, словно бы высосали из меня все мои горести. Все их остатки. Прямо в море возникли стихи:
Прекрасен край, где все растет,
Где зелень, как фонтаны бьет,
Где листья - брызги, жизнь - в цветах, 
Где небо с зеленью в горах,
Где неподвижность белых туч,
Как завершение горных круч,
Где Бог и свет, где цель и путь,
Где навсегда бы отдохнуть…
      Я уже сижу на крупногалечном пляже и опять с наслаждением вдыхаю морской воздух влажно-сладкий, душно-влюбленный, солнечно-ленивый. На берегу при взгляде на море задумался о его обитателях, и меня посетила идея произведения, сутью которого могло бы стать проникновение героя сквозь некую колышущуюся зеркальную поверхность в мир, где люди, как рыбы плавают. Также слоями. Самые глубоководные рыбы - люди, олицетворяют власть. Чем выше власть, тем дальше от света.   
      Как в реальном море рыбам, живущим на определенной глубине опасно для жизни заплывать в несвойственные им слои, так и в находящемся за зеркальной поверхностью мире… «Я просто заплыл не в свой глубоководный слой», - подумал я.
      Возвращаясь в гостиницу, прошел сто шестьдесят ступеней в гору с легкостью скинувшей груз лошади. Обратил внимание, что часть ступеней заменена деревянной лестницей. Тут все меняется и пока - в лучшую сторону.
      Ночью, сидя на балконе, обращенном в сторону моря, глядя на яркую почти полную луну, ласкающую море, я написал другие строки:
Луна, тьма моря, тьма небес,
Серебрянное поле,
Словно родился, иль воскрес
После несчастий боли.
Там за границей фонарей
И рельсовой дороги
Гуляет вольно Бог морей
И остальные Боги.
И оттого стремится люд
На берега морские:
Он весь в надеждах ищет тут
Касания святые.
     «Ты не умрешь, пока у тебя есть в запасе хотя бы одна история», - сказал гениальный пианист Номиченто в начале фильма 1998 года «Легенда о пианисте» режиссера Джузеппе Торнаторе. У меня этих историй еще множество, а значит, у меня еще есть время…

17.09.2011 Лазаревское (Сочи)
Об упокое отдаленных трагедий
      «Любому мистификатору жизнь всегда напомнит о своей реальности»

      Моя жизнь до начала уголовных испытания была похожа на сказку. Она и сейчас не утеряла сказочных оттенков, но в ней появился элемент крайней северной тревоги, от которой невозможно избавиться даже здесь на жарком побережье Черного моря, потому что за мною следит «Неспящее зло, всевидящее око Сарумана», следуя фразеологии «Братства Кольца» Толкиена.
      Вот и сейчас позвонила Лида и сообщила, что суд по инкриминированному мне уголовному делу, явно намеренно, лишь бы лишить меня знания о решении и какого-либо участия, назначен на 22 сентября, в тот момент, когда она уезжает в отпуск. Это, по сути, лишает меня возможности даже обжалования. Причем суд назначили заочно, то есть без моего участия в суде, что в отношении тяжких преступлений, а мне их инкриминировали даже не одно, а три, противоречит международным нормам.
      На суд в качестве моего государственного защитника, вот уж кураж, приглашена адвокат О-роженко, любимый адвокат моего противника, главы маленького города Муравленко, а мой омский адвокат З-ков, которому я оплатил защиту в суде, почему-то не у дел. О-роженко стала моим первым адвокатом в маленьком нефтяном городе, какого по незнанию ее дружбы с главой маленького нефтяного города я нанял год назад, а затем разорвал договор. Она уже тогда предавала мои интересы и продавала меня следствию за мои собственные деньги. Сейчас иного ожидать не стоит, поскольку она опять в деле... 
      Сидя на пляже, я подумал о том, что как всплески волн не видны на линии горизонта, давая впечатление ложное, но вместе с тем правдивое, так и наши самые глубокие, самые возвышенные, самые болезненные, самые прекрасные переживания кажутся ровным местом, для тех, кто издалека наблюдает горизонт.
      Даже если в том отдаленном месте моря, где оно граничит с небом, гибнут корабли вместе с множеством людей, их частные отдаленные переживания все равно кажутся ровным местом для наблюдающих горизонт. Укус комара представляет, куда большее переживание для наблюдающего горизонт, чем гибель всего мира в отдалении. 
      Именно поэтому Система власти в репрессиях против человека использует все имеющиеся в ее распоряжении средства, тут нет разговора и даже мысли о честности и соразмерности. Служащие Системы наблюдают спокойный горизонт, им кажется, что они ничего плохого, собственно, и не делают, поскольку вокруг них все спокойно, спокойно и в обозримом отдалении.
      Если человек не нравится, ему будут портить жизнь всеми имеющимися в распоряжении средствами, научно и точно, вне какой-либо морали, этики, целесообразности и разумности. Если закон позволяет или противоправные действия доказать невозможно, то служащие Системы, образно говоря,  могут нанести и ядерный удар, как американцы в Хиросиме и Нагасаки, или жечь напалмом, как те же американцы жгли вьетнамцев. Правда, если американцы военные действия вели против чужих, то в России принято «бить своих, чтобы чужие боялись». Поэтому ни один из моих притеснителей в маленьком нефтяном городе не остановится в стремлении выслужиться за мой счет.

Сказка о высоком заступничестве
       "Свысока скорее могут наступить, чем заступиться"
       Всеволод Богданов, председатель Союза журналистов России, приехал в маленький нефтяной город внезапно по приглашению главы города Хамовского на фестиваль «Литературная осень», на который Хамовский приглашал людей, способных посодействовать его писательской славе за бюджетный счет маленького нефтяного города.
      Перед этим визитом Хамовский ставил и вторую задачу: похоронить Алика окончательно, так как Богданов должен был изречь нечто в поддержку действующей власти, но миром правит случай...
      Алик, которого, конечно, никто не предупредил о приезде Богданова, совершенно случайно встретился с ним на улице, когда Богданов шел в местный дом, так называемой, культуры на выступление. Встреча была теплой. Они обнялись. А затем, по пути, Алик рассказал о том, что в отношении него возбудили уголовное дело, чтобы устранить его из местной журналистики, об обманах и подлостях местной власти...
      - О чем вы говорите! - удивленно воскликнул Богданов. - Да не об этом надо говорить. О намеренном занижении журналистики до уровня обслуживания власти. Вы - человек заслуженный - должны работать по своему призванию. Причем тут, что в отношении вас уголовное дело и даже то, что вы можете быть осуждены. Все понимают, почему эти события возникли. Но почему вас отстранили от СМИ? Почему рупор отдают неопытным? Вот что главное!
      Так за беседой они дошли до дома культуры. В зале было полно народу, всех по местам рассаживал Хамовский - либо он сам, либо его люди. Мелькала там и редакторша газеты маленького нефтяного города.
      - Мне в зрительный зал хода нет, я за дверью посижу, тут все слышно, - сказал Алик и проводил Богданова взглядом.
      Стул нашелся. Алик присел, но вопреки ожиданиям, выступление Богданова он почти и не слышал. Он только понял, что речь идет о нем. И в хорошем смысле.
      - Вы, привелигированнейший, о чем тут говорите...! - раздался сердитый бас Хамовского, явно не ожидавшего речи Богданова не в свою пользу.
      - Да вы просто больны! Больны! - с безуховскими интонациями, проникновенно обратился Богданов к Хамовскому…
      Тишина возникла такая, что зал словно бы опустел. Тут Алик проснулся. Это был всего лишь сон, наполненный надеждами, связанным с реальными обещаниями Богданова. Всем обиженным хочется, чтобы за них заступился кто-то из вышестоящих, но вся беда в том, что вышестоящие сами не вечны и сами не хотят ссориться со своими вышестоящими, чтобы было кому заступиться за них.

18.09.2011 Лазаревское (Сочи)
О единстве безразличия благополучных
      «Ни один зеленый лист не снизойдет до упавших, если не заставить, так и благополучные люди по большей части скупы на помощь»

      Председатель Союза журналистов России Всеволод Богданов действительно обещал мне съездить в Салехард к губернатору Ямала и поговорить с ним о том уголовном безобразии, какое учинено в отношении меня. Однако поездка его все откладывалась, поэтому я намеревался посетить ежегодный съезд журналистов, который должен был состояться в конце сентября в отеле «Аква-Лоо». Надежды на закон и правоохранительные органы исчезли, но осталась надежда – на общественный резонанс...
      Правда, я уже обращался в центральные телеканалы, и в Омске обращался к коллегам с просьбой о публикации, секретарь Союза журналистов Павел Гутионтов обещал помочь, но почти везде я получил молчаливый отказ. Только в Омске редакторша какой-то газеты сказала, что подобные частные проблемы их не интересуют. Частные проблемы! Я не стал спорить. Деловое равнодушие коллег меня поразило.
      По знойной центральной улице Лазаревского, улице Победы, обходя многочисленных отдыхающих, я шел отправлять очередные ходатайства о прекращении уголовного дела. Шел без идеи возвращения, без идеи заработка, без многих идей, присущих окружающим меня людям, которых скоро, видимо, я вовсе перестану понимать. Отправлял ходатайства только для того, чтобы что-то делать. Тут мне пришла в голову очередная «плодотворная» идея: кассационную жалобу на будущий приговор назвать - «слепая кассационная жалоба» и послать ее автоматически сразу после суда. Слепая – потому что напишу ее, не видя приговора. Весь фокус состоял в том, что приговор, который мне вынесут, и читать-то не надо, он был ясен, как божий день. Туда войдут все пункты обвинения, их просто скопируют с флешки… 
      Водный мотоцикл, выписывавший дуги на морской глади, так хорошо видной мне с балкона третьего этажа гостиницы, возродил во мне стремление к материальному достатку. Я проводил взглядом автомобиль, проехавший по затененной деревьями улице Победы, мимо продуктового магазина, где обычно покупаю еду. Проводил взглядом яркий купол парашюта, с подвешенными к нему отдыхающими, живописно смотревшимися на фоне ярких красок моря и неба и даже иссушенной солнцем и начинающейся осенью зелени…
      Как много человек придумал всяких штуковин, чтобы отвлечь себя от скуки и страданий, как чужих, так и собственных. Быт и разнообразнейшая деятельность - словно яркие игрушки и мишура на кривой и редкоигольчатой сосенке, которую я когда-то под Новый год вынес из леса. Если без мишуры и игрушек - так и глядеть-то порой не на что. «Какое низкое коварство полуживого забавлять… вздыхать и думать по себя: когда же черт возьмет тебя!», - примерно так описал Пушкин отношение благополучных граждан к неблагополучным, с которых спадает вся мишура. В группу последних сегодня попал и я.

19.09.2011 Лазаревское (Сочи)
О денежной суке
     «Деньги, будучи всего лишь выдумкой, действуют на человека ничуть не слабее, чем привлекательные собачьи суки на кобелей»

      Гуляя по Лазаревскому прямо на центральной улице Победа неподалеку от магазина «Магнит», расположенного напротив железнодорожного вокзала, я встретил собачью свадьбу.
      Десять – двадцать разноразмерных кобелей бежали за сукой, вытянув трубой хвосты. Они гнали ее, как охотничьи псы гонят дичь, не разбирая дороги, чуть ли не сбивая с ног прохожих, которые не успевали отскочить в сторону. Иногда они загоняли ее к закрытым дверям какого-либо магазина, окружали плотным строем насильников, и тут визг суки перекрывал все иные шумы на туристической улице.
      Прохожие смотрели, одна женщина пыталась словами отогнать собачьих насильников от суки, но хорошо, что она была не одна и ее увели, потому что собачья свадьба не любит вмешательств и женщину непременно бы искусали. Бывало, что сука вырывалась из окружения кобелей и опять бежала: то по тротуару, то по проезжей части, вынуждая автомобили резко останавливаться. Она выписывала скоростные зигзаги, но все было тщетно: кобели тоже ускорялись и опять загоняли ее в безвыходную ситуацию. И опять визг суки далеко разносился по чудесному Лазаревскому.
      Я удалился от опасного соседства. Однако, как часто то, что попадается на глаза случайно, оказывается точным и понятным разговором судьбы. Вот и в собачьей свадьбе я увидел следаков, ментов и прокуроров, судей…, гоняющих меня по всей стране. Они и есть кобели, бегущие за наслаждением, каковым вместо суки для них выступают деньги, карьера и иные блага. Они убьют, изнасилуют и уничтожат любого, кто встанет у них на пути к этим благам, а уж если человеку доведется выступить хоть в какой-то мере в виде этой суки, то тут уж прячься, как следует, чтобы тобою и не пахло…
      Собственно такой собачьей свадьбой зачастую является любой работающий коллектив – все там бегут за денежной сукой, но, видимо, чем пахучее эта сука, чем она привлекательнее, тем опаснее становится этот коллектив для окружающих. Разве администрации городов, губернаторов и Президентов – это не такие же собачьи свадьбы? Думаю – такие же. А журналистские коллективы? Где денежная сука достается легко, там всегда полно мерзких, готовых на подлости кобелей. А я таким кобелям пытаюсь объяснить свою невиновность…! Да они бегут за денежной сукой и ничего не соображают от похоти.

Об идиотском обвинении 19.09.2011
      "Некоторые ложные утверждения таковы, что опровергнуть их тысяч жизней не хватит"
      Против Алика выдвинули необоснованное обвинение в похищении человека. Причем обвинение было выдвинуто лишь потому, что он сочинил и убедительно напевал песню на эту тему. Милиционер серьезно на него посматривал, когда Алик читал обвинительное заключение. Закончив чтение, Алик спросил:
      - У вас есть заявление от родственников или иных близких указанного вами человека, о его исчезновении?
      - Нет, - ответил милиционер.
      - Если у вас нет заявления об его исчезновении, то с чего вы вообще взяли, что он исчез?
      - Вы напевали об исчезновении? - спросил он.
      - Да, - ответил Алик.
      - В этих словах вы признаетесь в том, что причастны к исчезновению человека, - без признака улыбки на лице ответил милиционер. - За это вам придется ответить по всей строгости закона.
      - Но это всего лишь слова, на самом деле человека нет, - ответил Алик, на ходу понимая, что на самом деле, кто-то мог и пропасть в то время, когда он эти слова произносил.
      - Суд разберется, - ответил милиционер. - На мой взгляд, ваше преступление доказано вашими же собственными словами.
     Чтобы получить приговор иногда не надо совершать преступление, а достаточно поговорить или написать на преступную тему.

20.09.2011 Лазаревское (Сочи)
О третьей встрече в федеральном розыске
      «Стоит перестать плыть и сопротивляться, как тут же начинаешь погружаться…»

      Сегодня я вспомнил, как менты маленького нефтяного города Муравленко, внесли в один из томов уголовных дел, сочиненных на меня, даже копию моего рассказа. И эту галиматью утвердила прокуратура и, похоже, готов утвердить, как истину, суд (!)… Боже, сколько есть преднамеренных дураков, которые принимают литературу, которую пишет писатель, за доподлинную автобиографичность или обязательную память.
      Свидетели по уголовному делу несли чушь, что, если я, рассказывая о командировке, говорил об отдыхе, то, значит, я не работал, а только отдыхал!!! И эту дурь тоже утвердила прокуратура. Боже, сколько есть завистливых дураков да и просто недалеких людей, которые могут твои слова истолковать превратно и верить во что попало! Но какая беда, что они есть и среди ментов, прокуроров и судей!..
      Но прочь дурные мысли, сегодня я все еще на отдыхе и сегодня у меня замечательный день: я уже еду на автобусе в адлерский аэропорт встречать свою жену Лиду дочь Машу…
      Ехал я по той самой извилистой причерноморской трассе, по которой я наблюдал движение горящих фар, располагаясь на балконе гостиничного комплекса «Дагомыс» в момент своего триумфа на международном съезде журналистов в конце сентября 2007 года. Тогда Всеволод Б-данов, председатель Союза журналистов России прямо во вступительном слове перед многочисленными участниками съезда, а их было более тысячи, неожиданно многословно расхвалил мою книгу «Холодный путь к старости»! Тогда цитатами из книги был украшен огромный плакат, приветствующий участников съезда на входе в гостиницу! Тогда мною овладевали высокие мысли…
      Сегодня, когда я издалека увидел резаную пирамиду «Дагомыса», то опять подумал о низком: «следствие намеренно или нет, но словно бы поставило задачу вымазать дерьмом пиковые моменты моей жизни и лучшие мои достижения, потому что именно к ним привязаны все уголовные дела…»
      Размышляя, я смотрел в окно автобуса, за которым, то мелькали деревья, то какие-то дома, то отдыхающие… - так я доехал до адлерского аэропорта.
      Встреча в аэропорту Адлера должна стать третьей моей встречей с женой в федеральном розыске. Чтобы встреча прошла гладко, мне требовалось опять быть предельно бдительным, поскольку я даже предположить не мог, на какие ухищрения могут пойти менты, чтобы выловить меня в этот раз. Но и я уже не новичок, поэтому решил держаться подальше от выхода аэропорта, откуда выходят прилетевшие пассажиры, и почаще сливаться с толпой.
      Для начала я внимательно осмотрел место выхода пассажиров, пути подхода и отхода, зал ожидания и прочее, что могло представлять интерес. Так я дошел до какого-то отдаленного кафе, где присел за один из столиков, чтобы в комфортной обстановке обдумать увиденное, составить план и безопасно на самых мягких сидениях адлерского аэропорта дождаться прилета нужного мне самолета.
      В этой самой дальней точке адлерского аэропорта, которую я нашел на первом этаже в зоне прилета или вылета международных авиарейсов, меня точно не должны были искать. Здесь было красиво и комфортно. Я взял самую дешевую воду, из тех, что предлагал буфет, и принялся коротать время за разглядыванием посетителей буфета, силясь найти в них признаки ментовщины, обретшей сегодня для меня черты такого же явления, что и чертовщина, но только растущего из иного корня.
      О, с каким-то странным чувством пренебрежения я стал смотреть на это жующее стадо в аэропортах, где все втридорога! Та возвышенность и то обладание миром, которые они демонстрировали своим видом, мне стали глубоко неприятны, словно дело имеешь с хорошо одетыми, образованными животными, которые возвысившись до уровня человека, ничего не выбрали в себе для культивирования и обожания, кроме животных инстинктов, от которых они жирели, как свиньи и бройлерные куры.
      Примерно в семь часов вечера я отправил Лиде смс-сообщение на ее «незасвеченный» второй телефон, с сим-картой, купленной на имя подруги: «Как будете вылетать сбрось смс. Ответь «да», если получила это сообщение». Ответа долго не было, поэтому, когда пришло время посадки московского рейса, я все же не утерпел и пошел к зоне встречи прилетевших пассажиров. Встречающие толпились вперемешку с таксистами, было, где затеряться, но тут я увидел мента, который с двумя помощниками в штатском проследовал к зоне выдачи багажа. Я насторожился. Последовала какая-то неразбериха на табло вылета-посадки и высветилась надпись, что московский рейс, который я ожидал, задерживается...
      Это было словно веление небес, словно невероятная игра случая в мою пользу. Я развернулся и ушел из опасной зоны, решив более не приближаться в аэропорту к своим родным, которые могли стать моей последней приманкой. Через три часа я получил смс-сообщение от Лиды: «Вылет задерживается». Московский рейс, которым летели Лида с Машей, приземлился уже в первом часу ночи, причем, без какого-либо объявления о посадке, что тоже играло в мою пользу.
      В ответ на смс-сообщение Лиды о посадке, я сбросил смс-сообщение: «После получения багажа, поднимитесь по лестнице на второй этаж, лестница налево от выхода. Ко мне не подходите». Однако, все получилось, как в песне «Неудачное свидание». Говоря о выходе, я имел в виду выход из зоны получении багажа, а Лида от усталости подумала о выходе из аэропорта. Она быстрым шагом вместе с дочкой устремилась сразу на улицу, сопровождаемая гремящими на колесиках чемоданами, поставив меня в затруднительную ситуацию и разрушив всю игру в скрытность. Мне пришлось пойти за ними и уже, невзирая на возможную слежку, подойти к ним. Но, на мое счастье, все обошлось, наверное, ментам надоело ждать…
      Такси доставило нас на железнодорожный вокзал Адлера, а оттуда поездом мы выехали в Лазаревское…

О борьбе с потусторонним 20.09.2011
      «Границы мира располагаются не столько снаружи, сколько внутри каждого»

      Алик с Мариной жил в квартире, граничившей с потусторонним миром, как собственно живут все. Время от времени на границе миров появлялись дыры, через которые в мир Алика с Мариной лезла всякая нечисть под личиной насекомых, в частности тараканов, ос и слепней. Марина к этому относилась равнодушно, а Алик ходил по границам их мира, выискивал дыры, через которые пролазила нечисть, и заделывал их, чем придется. Но щели все равно где-то да оставались, и нечисть время от времени появлялась в квартире.
      Тогда Алик вознамерился устранить проблему раз и навсегда, он залил все дыры монтажной пеной. Наиболее упрямые осы нашли свои могилы в этой пене, пытаясь пробраться в их мир, они напоминали о себе выпуклостями на поверхности застывшего пенопласта. Алик остался доволен и повел Марину, чтобы показать свою работу, подвел ее к первому запененному месту и неожиданно встретил белого кота. Кот красивый и пушистый, но в квартире его не было! Мимо пролетела оса, но Алик не даже не взглянул на нее…
      «Где-то есть еще одна дыра, или кот ее сам прогрыз…», - подумал Алик. Он захотел поймать кота, но тут, словно предупреждая о тщетности попыток очистить свой мир от потустороннего, вышел второй белый кот…
      Мысленный дом формируется годами и если в него внесены или вносятся негативные представления, то их уже, видимо, не стереть, не вытравить, не замазать, не запенить, при любом благоприятном случае они будут выползать из всех щелей, как тараканы. Поэтому надо наполнять свой мир приятными впечатлениями, искать их, чтобы они, как белые коты, отвлекали внимание от всего негативного.

21.09.2011 Лазаревское (Сочи)
     «Счастье и несчастье так одновременны и так обросли конфликтующими приметами, что ничего не остается, как подумать, что именно состояние человека заставляет оказываться именно там и видеть именно то, что соответствует его состоянию»

     Сегодня, пребывая на море, в совершенно невообразимой с точки зрения северянина сентябрьской жаре, я в море увидел дельфина, так близко, как никогда. Он, словно бы испытывая удовольствие от демонстрации своих прыжков перед вставшими на ноги отдыхающими, выскакивал из воды прямо в зоне купания, на расстоянии, где обычно отмачивалась в воде, стоя на дне, группа каких-нибудь старушек. Вначале вздымалась над водой его серо-сине-глиняная спина, разрывая острым плавником морскую гладь, затем появлялась морда, на которой, пожалуй, зрела улыбка, а затем все преданное осмотру тело исчезало, ставя точку ударом хвоста.
     - Видеть дельфина - это к счастью, - сказала Лида.
     - У меня все неприятности начались с укуса рыбы в Тайланде, - согласился я. - И явление доброй рыбы сегодня может быть вполне добрым знаком.
     Второй добрый знак был на пляже прямо над нами. Нам дарил обширную тень яркий зон с надпись «РЕН», который мне подарили на каком-то съезде телекомпании «РЕН ТВ», и который я привез с собою на российский юг и оставил на хранение у хозяина гостиницы для наших визитов.
     Вокруг ходили торговцы съестным, их голоса были слышны со всех сторон:
     - Аррячие блинчики!
     - Горячая кукуруза!
     - Трубочки сластенки полные вкусной вареной сгущенки!
     Мимо проходили обезьянки и негры, с которыми можно было сфотографироваться, шла обычная мирная жизнь, как будто и не было уголовного преследования, как будто в это время мою жизнь не убивали специально обученные люди, обычные граждане этой страны, а другие, поглядывая, не радовались… 
     Время проходило так быстро, так счастливо и так незаметно, что вечер наступал быстро…
     Лида напротив шикарных особняков переулка Победы, глядя на звездное небо, частично скрытое легкими тучами, к которым мечтательно поднимались горящие китайские фонарики, внезапно сказала:
     «Человеку всегда будет мало отпущенной жизни. Разве может наскучить смотреть на подобную красоту?»

Притча о дне
      «Человек всегда находится на дне, вот только глубина разная»

      Они сидели на самом дне: Алик и Марина – но не знали об этом. На дне тоже было неплохо. Такие же люди вокруг. Какой-то отель. Неудавшееся путешествие забросило их сюда. Внезапно Алик увидел в небе летящий лайнер. Он оставлял странный след. Алик всмотрелся. Оказалось: это не лайнер, а днище катамарана оставляло за собой след волнующейся воды.
      «Неужели мы так глубоко», - подумал Алик и сказал Марине:
      - Пойдем, посмотрим, что там на поверхности.
      Они плавно поплыли вверх, вода сама выталкивала, Алик даже невольно задумался о вещах, оставленных на дне. Как их потом забирать? Но эти мысли быстро уступили место другим. Что ждет на поверхности?
      Эта поверхность уже не казалась такой желанной, как казалось на дне, где сквозь прозрачную воду, она виделась подобной небу. Нет. Сейчас, чем ближе становилась поверхность воды, тем вполне очевидно становилась более грязной и мутной.      
      «Как бы не попасть под катер», - начал опасаться Алик. Но более всего его беспокоила морда черного, абсолютно черного, как само зло, дельфина, смотрящего на дно. Он будто бы выделывал акробатический номер. Стоял на воде вертикально, хвостом вверх, и только его морда была погружена в воду. Это было слишком странно для места, куда надо стремиться.
      На дне живут очень многие и вполне счастливо, в особенности те, кто не знает, что такое иная жизнь. Желание подняться туда, откуда пошел на дно, вполне естественно. «Но найду ли я там «потерянный рай»? Не слишком ли грязно там для меня нынешнего?» - такие вопросы задают многие всплывающие. Тем более, что подъем сопряжен с трудностями. В конце концов, жизнь на дне или на поверхности - суть наших ощущений. Если счастье есть на дне, то зачем искать его в другом месте?

21.09.2011 Лазаревское (Сочи)
     «Счастье и несчастье так одновременны и так обросли конфликтующими приметами, что ничего не остается, как подумать, что именно состояние человека заставляет оказываться именно там и видеть именно то, что соответствует его состоянию»

     Сегодня, пребывая на море, в совершенно невообразимой с точки зрения северянина сентябрьской жаре, я в море увидел дельфина, так близко, как никогда. Он, словно бы испытывая удовольствие от демонстрации своих прыжков перед вставшими на ноги отдыхающими, выскакивал из воды прямо в зоне купания, на расстоянии, где обычно отмачивалась в воде, стоя на дне, группа каких-нибудь старушек. Вначале вздымалась над водой его серо-сине-глиняная спина, разрывая острым плавником морскую гладь, затем появлялась морда, на которой, пожалуй, зрела улыбка, а затем все преданное осмотру тело исчезало, ставя точку ударом хвоста.
     - Видеть дельфина - это к счастью, - сказала Лида.
     - У меня все неприятности начались с укуса рыбы в Тайланде, - согласился я. - И явление доброй рыбы сегодня может быть вполне добрым знаком.
     Второй добрый знак был на пляже прямо над нами. Нам дарил обширную тень яркий зон с надпись «РЕН», который мне подарили на каком-то съезде телекомпании «РЕН ТВ», и который я привез с собою на российский юг и оставил на хранение у хозяина гостиницы для наших визитов.
     Вокруг ходили торговцы съестным, их голоса были слышны со всех сторон:
     - Аррячие блинчики!
     - Горячая кукуруза!
     - Трубочки сластенки полные вкусной вареной сгущенки!
     Мимо проходили обезьянки и негры, с которыми можно было сфотографироваться, шла обычная мирная жизнь, как будто и не было уголовного преследования, как будто в это время мою жизнь не убивали специально обученные люди, обычные граждане этой страны, а другие, поглядывая, не радовались… 
     Время проходило так быстро, так счастливо и так незаметно, что вечер наступал быстро…
     Лида напротив шикарных особняков переулка Победы, глядя на звездное небо, частично скрытое легкими тучами, к которым мечтательно поднимались горящие китайские фонарики, внезапно сказала:
     «Человеку всегда будет мало отпущенной жизни. Разве может наскучить смотреть на подобную красоту?»

Притча о дне
      «Человек всегда находится на дне, вот только глубина разная»

      Они сидели на самом дне: Алик и Марина – но не знали об этом. На дне тоже было неплохо. Такие же люди вокруг. Какой-то отель. Неудавшееся путешествие забросило их сюда. Внезапно Алик увидел в небе летящий лайнер. Он оставлял странный след. Алик всмотрелся. Оказалось: это не лайнер, а днище катамарана оставляло за собой след волнующейся воды.
      «Неужели мы так глубоко», - подумал Алик и сказал Марине:
      - Пойдем, посмотрим, что там на поверхности.
      Они плавно поплыли вверх, вода сама выталкивала, Алик даже невольно задумался о вещах, оставленных на дне. Как их потом забирать? Но эти мысли быстро уступили место другим. Что ждет на поверхности?
      Эта поверхность уже не казалась такой желанной, как казалось на дне, где сквозь прозрачную воду, она виделась подобной небу. Нет. Сейчас, чем ближе становилась поверхность воды, тем вполне очевидно становилась более грязной и мутной.      
      «Как бы не попасть под катер», - начал опасаться Алик. Но более всего его беспокоила морда черного, абсолютно черного, как само зло, дельфина, смотрящего на дно. Он будто бы выделывал акробатический номер. Стоял на воде вертикально, хвостом вверх, и только его морда была погружена в воду. Это было слишком странно для места, куда надо стремиться.
      На дне живут очень многие и вполне счастливо, в особенности те, кто не знает, что такое иная жизнь. Желание подняться туда, откуда пошел на дно, вполне естественно. «Но найду ли я там «потерянный рай»? Не слишком ли грязно?» - такие вопросы задают многие всплывающие, тем более, что подъем сопряжен с трудностями. В конце концов, жизнь на дне или на поверхности - суть наших ощущений. Если счастье есть на дне, то зачем искать его в другом месте?

О том, как быстро земля может стать дном
      «Знание о чужом достатке  личного счастья не прибавляет»

      Я и Лида сидели поздно вечером за столиком в гостиничной столовой, расположенной на прохладном первом этаже, и заворожено слушали рассказ хозяина гостиницы, Якова, о Германии, куда он собирался когда-то вернуться.
      - Я на пенсию выходить буду только в Германии, хоть и ждать надо на пять лет больше, чем в России, зато там пенсия куда выше: около 800 евро за вычетом налога, а здесь я могу рассчитывать максимум на 300. Кроме того, там обслуживание пенсионеров куда лучше. Там помимо пенсии пенсионеру, как и любому переселенцу, полагается раз в год получить сезонную одежду. Приходишь на специальный склад, где скапливается немного бракованная одежда: где-то шов не так пошел, где-то еще что-то. Выбрать можно, а если ничего не выбрал, то получаешь чек на сто семьдесят евро, который на выходе можно обменять на деньги. Это я сам ощутил, когда жил в лагере для переселенцев, чтобы восстановить немецкое гражданство.
      Нам платили по 500 евро в месяц, обеспечивали питанием, одеждой, единственное условие: надо отработать на социальных работах: дворником, маляром или еще кем-то. Потому там и все чисто, что безработные обязаны какое-то время отработать на благоустройстве. Мне пришлось реставрировать памятники на каком-то кладбище. Но люди разные, был там один, говорил мне: «Ну что ты тут выслуживаешься?» Я ему: «Нам платят хорошие деньги, проявляют заботу, какая в России и не снилась, а тебе сложно сделать эту простую работу?»   
      - А пятьсот евро в Германии всем платят? – спросил я, вспомнив, что в России безработные получают около одной тысячи рублей, что соответствует примерно 30 евро – почти в двадцать раз меньше.
      - По пятьсот евро получают в Германии все безработные немцы от рождения до двадцати семи лет, - ответил Яков. – У меня сейчас сын в Германии живет, пока безработный, так он уже весь подвал забил аппаратурой. Там техника, можно сказать, ничего не стоит. Ненужные компьютеры, телевизоры и прочее выставляют прямо возле дома, и электрический шнур перебрасывают сверху, если техника в рабочем состоянии. Медицинское обслуживание тоже отличное…
      Я вспомнил свою тещу Нину Ивановну, которая сейчас под присмотром сына и соседки по подъезду лежала в своей квартире со сломанной шейкой бедра, по сути, без какого-либо медицинского обслуживания. Чернская врачиха приходила редко, да и то более для того, чтобы укорить за свой визит, пристыдить, сказав, что другие в такой ситуации, бабуля, в своем дерьме лежат и молчат, а за вами хоть родные ухаживают.
      Обезболивающие и другие лекарства приходилось покупать за свой счет, благо, что пенсия у Нины Ивановны была высокая, не менее, чем социальное пособие у безработных немцев, за счет того, что она была вдова ветерана Великой Отечественной войны.
      Вспомнил умершего от онкологии отца, которому российские врачи за три дня до смерти, собравшись у его кровати втроем, удостоверили инвалидность! Более омерзительной иронии я не встречал. К нему не приходили ни сиделка, ни медсестра, чтобы делать уколы. Никакого онкоцентра. С отцом до самой его смерти сидел я и мама, а уколы делала мама. С каким трудом удалось выписать отцу наркотические обезболивающие – это отдельная трагическая песня. Врач побывал рядом с ним всего два раза и только для того, чтобы запугать нас картинами того, как развивается онкология желудка. Все это было ужасно, но это и есть «забота» государства российского о своих гражданах, попавших в сложную ситуацию.
      Вспомнил я и умершую свою тетю Свету, которой и в жизни не повезло, из-за детского рахита, который оставил ее с малым ростом. Она так и осталась одинокой, хотя была прекрасным человеком. Она тоже жила свои последние дни под присмотром своих родных, с трудом получила инвалидность с помощью моей мамы…
      Сравнив рассказ Якова со своими воспоминаниями, я понял, что все мы живем в России, как на дне, как бы хороша нам жизнь ни казалась. Жизнь наша хороша остается лишь до первых серьезных проблем, которые в ней неизменно возникнут, и тут начнутся и начинаются испытания, поскольку в нашей стране, что к обвиняемым, что к заключенным, что к больным, что к безработным, что к прочим взрослым немощным отношение одно и оно описано еще Ильфом и Петровым: «Дело спасения утопающих – дело рук самих утопающих».
      У всех есть возможность работать "спустя рукава", не соблюдать нормы профессии, а где-то морали, и получать деньги, а деньги, получаемые без должного количества труда и качества его результатов, помноженные на пренебрежение к людям, к которым труд обращен, превращают человека в монстра, если только человек сам не привык трудиться честно и добросовестно. И вот этих российских монстров сидит на должностях видимо и невидимо, и все они считают обращения к ним досадной помехой на пути ко дню заработной платы, помехой от которой надо отмахнуться, помехой, которую должно ненавидеть и угнетать, помехой, которой надо отплатить злом за ее возникновение, потому что заработная плата им положена по чину, по тарифной сетке, по окладу, а не по пользе, оказанной людям, не по истине.
      Отсюда и бессчетное количество незаслуженно обиженных и обойденных вниманием людей, отсюда и горе в этой стране, испокон веков славившейся беспощадным отношением к своему народу, который испокон веков является помехой всякому российскому чиновнику на его пути к благосостоянию, народу, который всякому российскому чиновнику является лишь необходимым ЗЛОМ, именно ЗЛОМ, без которого, к глубочайшему сожалению чиновника, невозможен он сам!   

22.09.2011 Лазаревское (Сочи)
      «Помести кактус в самую прекрасную среду, все равно кактус и вырастет»

      Красота вечернего вида с нашего гостиничного балкона завораживает. Крыши и огни широкой полосой лежат внизу вдоль побережья, где-то вдалеке шумит, бурлит, клокочет прибой. Его не слышно уже на ближайших к морю улочках, а здесь в куда большем отдалении и на высоте 160 ступеней прибой отлично слышен, если его, конечно, не глушит проходящий вдоль пляжа поезд, что довольно часто бывает в этом курортном месте.
      Здесь почти нет комаров, а вечером ласкает прохлада, так необходимая после дневного зноя, здесь наверху воздух более свеж, чем внизу, а звезды кажутся ближе. Вновь взлетают бумажные фонарики и затухают где-то рядом со звездами. Опять проезжают вереницы горящих прямоугольников поездных окон. Рядом нависла засохшая, но богатая на шишки и длинные иглы ветка мощного дерева, вершина которого поднимается выше гостиницы, а с другой стороны гостиницы начинается лес, уходящий на самую вершину горы...
      После ужина, вдохновленный дурной напористостью зла в лице чиновников администрации маленького нефтяного города Муравленко, его ментов, прокуроров и судей, вслух размышлял вместе с Лидой о своих осах: о неизменно печальной сущности бытия. О смерти, от которой не уйти и которая аннулирует все заработки, достижения и потери…, что в свою очередь утверждает бессмысленность какого-либо осмысленного становления над людьми, бессмысленность вражды, тирании, подлости, бессмысленность мерзкой исполнительности и прочих проявлений низких человеческих качеств...
      «Люди по-настоящему не верят в свою смерть, в личную смертность, - вот в чем проблема, - сказала Лида. - Они просто не верят. Они это знают в отношении других, думают, что знают в отношении себя, но стараются забыть и забывают. Каждый думает, что особенный…» Об этом говорит и Алексей Осипов, мой любимый православный проповедник. Он говорит, что каждый из живущих приговорен к смерти, но многие портят жизнь другим приговоренным, потому что большинство верит, что сами бессмертны, хотя видят, как все вокруг умирают...
      Перед сном смотрел телепрограмму, посвященную римскому императору, который любил убивать как гладиаторов, так и своих подданных. Смерть гладиатора перерезанием горла считалась геройской, остальных убивали палицей, словно прибивали муху. Люди чрезмерно жестоки, чрезмерно. Если я родился и вырос среди тех, кто в недалеком прошлом получал хорошее настроение от смертей человеческих, причем смертей самых изощренных, то и не надо пытаться искать здесь сочувствия.
      В таком мире с развитой структурой подавления инакомыслия, который нисколько не изменился за время эволюции, бороться с коррупцией и иным произволом властей пикетами, митингами, публикациями, письмами, как сейчас это делаю я, и мирными демонстрациями - то же самое, что банде крепких разнузданных хулиганов, воров и убийц интеллигентно объяснять незаконность и аморальность их действий… Думаю, это их очень насмешит, но никак не изменит планов.

25.09.2011 Лазаревское (Сочи)
О журналистике без лукавых масок
     «Вся разница между левыми и правыми - в стороне, с которой они хватают со стола, и с какой стороны от них можно ожидать удар»

      Сегодня у меня важный день, я поехал к своей последней надежде на ежегодный фестиваль журналистов, организованный Союзом журналистов России. В этом году он проходил в курортном санаторном комплексе «Аквалоо» с собственным аквапарком на территории. Мне более не на что было рассчитывать, как на общественный резонанс, который могут создать коллеги.
      Часа через полтора на автобусе я оказался на месте. Как и предполагал, сегодня был день заезда, а, значит, и вступительного слова, значит, соберутся все, и есть возможность публично обозначить свою проблему. Я уже видел, какое удивление могут вызвать мои слова, что я, находясь в федеральном розыске, приехал на съезд, чтобы рассказать коллегам, что может произойти с честным журналистом… Первое сомнение в исполнении моих замыслов вселили девушки-регистраторши.
      - Вас нет в списке приглашенных, - сказали они.
      Секретарь Союза России журналистов Надежда Мосина меня узнала.
      - Как вы загорели! – удивилась она.
      - Не загорел, а почернел, - ответил я. - Это не одно и то же. Мне должны были послать приглашение. Я ведь оставлял координаты. 
      - Платите десять тысяч рублей и будете зарегистрированы, - ответила Мосина, и забыла обо мне. Мои дальнейшие попытки влиться в число участников фестиваля ни к чему не привели, высокое обещание пригласить меня на фестиваль оказалось обманом.
      Я не сильно огорчился только потому, что был так расслаблен на сочинской жаре, словно побывал в бане. Откуда у меня деньги, у безработного в федеральном розыске, попавшего под репрессии журналиста, никого не интересует. Сытая и оплаченная журналистика празднует съезд и бал. Тогда что говорить о неких иных путях сотрудничества между журналистикой и властью, как не о преклонении и лизоблюдстве? Нет денег - не журналист.
      Это открытие меня поразило. Оказалось, съезд журналистов, на самом деле: съезд тех журналистов, кто не обременен материальными проблемами, что чаще всего происходит с чиновниками журналистики, с журналистами, пособниками властьимущих, с хозяевами изданий и компаний, но никак не с журналистами, шагающими по острию пера. Все иные разговоры – блеф. Союз журналистов России вполне очевидно поощряет размножение угодников, славословов, прислужников, то есть слова не свободного материально, а это уже есть беда для свободного слова.
      Это отводит Союзу в целом и самой российской журналистике место никак не в защите интересов граждан, а в защите интересов властьимущих и правящих элит, то есть - в структуре власти непосредственно, а не хотя бы, рядом или параллельно. Это я уже понял теоретически, изучая историю Союза журналистов и самой журналистики, теперь начинаю понимать практически. Иллюзии улетучиваются.
      Возле стойки, где раздавали подарки, я попросил программку фестиваля. Мне выдали целый пакет с информацией. Я отошел в сторону и решил подождать, может, встретятся руководители Союза журналистов. Б-данова не было, Г-нтова - тоже. Из знакомых мне встретилась Ш-хова, новый редактор газеты маленького нефтяного города Муравленко, своими прямоугольными пропорциями похожая на чемодан на колесиках, который она катила за собой. Она меня узнала, а я сделал все, чтобы это произошло. Я не думал, что на чемоданах можно читать эмоции, но подавленное удивление на лице Ш-ховой я прочитал.
      - Здравствуйте Андрей Викторович, - протокольно сказала она и прошла мимо.
      Новость будет разнесена в маленьком нефтяном городе Муравленко, - понял я.
     Кто такая Ш-хова? Я знал ее хорошо с самого первого дня ее работы в редакции газеты, куда она пришла без образования и умений. По сути никто: она создавала рядовые газетные материалы, ни одной награды, ни одного выступления в защиту интересов населения, ни одного критического материала, но она выучилась заочно на журналиста и пробилась в руководители СМИ. Теперь она имеет деньги, чтобы съездить в командировку на съезд Союза журналистов, для которого она, по логике свободной журналистики, не представляет никакого интереса. 
      Сталин и Гитлер своими культами, безусловно, обязаны исполнительным журналистам, которые, как Ш-хова, ездили бы на съезды, в то время, когда их более честные коллеги сидели бы концлагерях или были казнены. Тем, что общество ничего не знало о концлагерях и имело искаженное мнение о репрессированных, оно тоже обязано таким исполнительным журналистам.
      Журналистам, конечно, надо настороженно относиться к любым задачам, которые ставит власть, особенно к любой пропаганде, истерии и травле. Именно журналистика создает деспотов и травит неугодных, массово клевещет и лжет. Но сейчас этот совет уходит от ворот съезда Союза журналистов России вместе со мною…
      Мы, журналисты, любим блистать и светиться в обществе, быть востребованными, ощущать свою значимость, но у хорошего журналиста всегда наступает время, когда он вынужден отвечать на вопрос, ради чего он работает. Это примерно такой же вопрос:
      - Стоит ли помогать жертве преступников в ночном переулке, когда вас могут самого убить. Не лучше ли сделать вид, что не заметил?
      Не увидел. Не пострадал. Завтра можно выйти на светлую улицу и безопасно продолжить свою жизнь, приветливо здороваясь при встрече с убийцами. Правда, с памятью... Но с памятью многие научились справляться. Да и совестью в магазине не расплатишься…
***
Притча о зрелищном холодильнике
      В одном государстве граждане повадились смотреть в холодильник, как в телевизор. Сядут перед холодильником удобнее, откроют дверцу, и смотрят, что там внутри. Смотрят с интересом, водят взглядом по полкам в поисках…, на чем-то останавливают взгляд, потом устают от смотрения, закрывают дверцу и ложатся спать. Но что самое интересно: эти холодильники у тех граждан были пусты, потому что они сами туда ничего не положили, как, впрочем, и в телевизор.
      Смотрение телевизора, который граждане не наполняют, сродни смотрению пустого холодильника, где может быть только чужое...

27.09.2011 Лазаревское (Сочи)
      «Прекрасного на самом деле так мало, что надо ценить все, в чем есть хоть искра»

      Стараюсь больше смотреть на море. Стараюсь после сна быстрее подойти к балкону, распахнуть дверь и впустить в себя красоту ограненного деревьями побережья, уходящую в далекую даль живую, как шкура огромного животного, поверхность черного моря, вдохнуть в себя необъятное небо от самого горизонта, а далее настолько насколько позволяют веки и зрение. Вот что надо впускать в себя по утрам. Прекрасное.
      Морская даль увлекает зрение и ум, словно спуск в кроличью нору, куда улетела Алиса. Все тревожные мысли исчезают, словно и не надо ни о чем думать, будто эта морская даль и есть ответы на все вопросы, какие были и какие будут.
      Там, где нет этой дали, а зрение поймано, словно в мышеловку в каком-нибудь городе, а еще хуже - в офисе или квартире, то вопросы эти возникают и каждая мелочь кажется существенной, душа мается и страдает от притеснений, а здесь, где морская даль сливается с небом, а горизонт с балкона моего гостиничного номера оказывается так широк, куда все это пропадает? Нет никуда. Стоит обратить взгляд внутрь себя и сразу слышишь, чувствуешь это множество затаившееся внутри и ждущее своего часа, чтобы напомнить о себе... Но это произойдет, надеюсь, не сейчас.
      Я не хочу их слышать и знать - это множество проблем, реальных и надуманных, эти множество забот, которыми меня хотят обременить, я вообще ничего не хочу знать и помнить из той жизни, что была до моего взгляда на морской горизонт…
      Люди на пляже со все большим наступлением осени редеют как листья на деревьях, но если деревья при этом теряют красоту, то пляж, наоборот. Я лежал вместе с Лидой и Машей на причерноморской гальке Лазаревского и смотрел по сторонам, уже абсолютно забыв вчерашний неудачный визит на фестиваль журналистов в Лоо. Тихое семейное счастье, защищая, окутывало меня так нежно, что день пролетел незаметно. Пунцовый лысый затылок солнца исчез за поверхностью моря в 19.14. Не верится даже, что солнце, которое отсюда кажется небольшим, огромное. Проще поверить в легенду о огненном клоуне, прохаживающемся по небу, нежели в огромный, насыщенный энергией шар, который разбрасывает, рассеивает немыслимую по мощи теплоту, что даже здесь в далеком далеке при его появлении становится тепло...
      Посещение двухэтажного кафе «Маяк» на Янтарной набережной Лазаревского стало для нас в момент моего федерального розыска изысканнейшим символом наплевательства на трудности, на всех судей, прокуроров и ментов. Это был настолько прекрасный момент средь происходившей в моей жизни битвы и трагедии, что величие его сложно описать: что-то вроде торжества Энди Дюфрейна из романа Стивена Кинга «Побег из Шоушенка», когда тот сбежал вместе с деньгами начальника тюрьмы и спокойно зажил в Мексике на побережье Тихого океана, наплевав на всю американскую полицию вместе с прокурорами…
      В самом проходном и праздничном месте для всех лазаревских отдыхающих мы вкушали жареную речную форель и запивали ее отличным грузинским красным вином. Рядом, метрах в тридцати, играло теплыми волнами бархатное черное море, мимо ходили веселые люди, а не мрачная ментовщина или уголовники, каких я мог бы видеть, если бы уже сидел... А у нас на столе появился и салат и еще бутылка вина, а затем мы с Лидой танцевали, будто действительно находились в самом настоящем отпуске, и не было никакого уголовного дела…
      Подарила мне этот великий праздник моя жена Лида, которая заплатила за ресторан пять тысяч рублей, что по тому времени было немало и составляло сумму, на половину которой я мог уже быть сытым целый месяц. Она радовалась моей радости так, что было понятно и без слов, что мы составляли в этот момент единое целое. По темным кое-где магнолиевым аллеям мы возвращались в гостиницу довольные и счастливые, рядом шла моя дочь, которая тоже радовалась нашему счастью, как радуется любой ребенок, когда ему хорошо, а в семье царят мир и благополучие.

29.09.2011 Лазаревское (Сочи)
О том, как природа помогает…
      «Птица может гулять в пасти крокодила и осматривать его зубы, пока не обнаружена, как еда»

      Смерчевые воронки, похожие на клыки вампира, хищно свисали с черногубых облаков над поверхностью Черного моря в прекрасной видимости с лазаревского пляжа, на котором я отдыхал вместе с Лидой. Немногочисленные отдыхающие занялись фотографированием, мы присоединись к ним, одновременно внимательно разглядывая невиданное для нас природное явление.
      Сходство смерчей с клыками усиливал и светло-серый канал внутри каждого смерча, оставляя прочное сходство его с рентгеновским снимком корня зуба, где светлой нитью просматривается канал нерва. Смерче-клыки то удлинялись, то укорачивались, выписывая на море брызгливые туманные крутящиеся следы свои, как если бы точно над местом этого следа завис невидимый вертолет.
      Я связал появление смерчей со своей сложной ситуацией, которая, получается, только ухудшалась, и требовала предельной моей осторожности. Даже, если это было не так, и смерчи никак не были связаны со мною, что, несомненно, так и было, то осторожность мне все равно не помешает, а то я в семейном кругу излишне расслабился.
      Лида скоро уезжает и мне пора подумать, как быть дальше. Всерьез задумался о смене обратного маршрута. Автобусом ехать назад в Тулу я уже не хочу, не хочу при своей социальной болезни ехать в пропитанную телесной болезнью и старостью квартиру Нины Ивановны. Хочу ехать поездом в Омск, в родные места, где менты меня уже наверняка потеряли и не ждут, поскольку я уже хорошо «засветил» Сочи и Лазаревское, и вчера думал, как незаметно проехать по билету на поезде. Билет в любом случае нужен для гарантии места. Мне повезло с пустующим местом, когда я ехал из Омска в Москву, надеяться на повторение такой удачи, что проводники возьмут без билета, - глупо. Но, что изобретать велосипед, когда идея проезда мне уже известна и подсказал мне ее не иначе, как сам дух Льва Толстого, когда я валялся на лавочке в его усадьбе «Ясная поляна»?!
      После пляжа мы с Лидой ходили по улице Победы и искали кассы, где можно купить билет без паспорта, а по паспортным данным, написанным на бумажке, и такая касса к счастью нашлась. Бумажку со своими измененными паспортными данными и фамилией я приготовил заранее…

Притча об отлете любви
      «Из двух лампочек всегда какая-то перегорит первой и станет темней»
      Любовь. Что такое любовь? Даже не отвечая на этот вопрос, свое состояние по отношению к симпатичной женщине, которую тоже влекло к нему, Алик назвал бы любовью. Он приходил в восторг от прикосновения ее пальцев, а она, шалунья, знала об этом, и не упускала возможности коснуться его с тем видом, с той расточительностью во взгляде, движениях, позах, которые и влекут мужчин, но предстоял переезд. Очень далекий переезд. Ни для Алика, ни для его любви - это не было проблемой, как казалось.
      Космодром, ракета. Она вошла первая, а Алика что-то задержало - одно из тех случайных обстоятельств, которые случаются с каждым, которые мы сразу и не оцениваем, как судьбоносные, но которые случаются, по сути, на каждом шагу.
      Алик задержался с посадкой. Свою роль сыграли и сотрудники космодрома, которых в этой ситуации можно было бы назвать слугами судьбы. Они не имели лиц, или наоборот имели лица в таком множестве, что и запоминать их или описывать не имеет смысла.
      Старт ракеты Алик воспринял с огорчением. Пламя, грохот... Но все быстро закончилось. Ракета осталась на месте. Фальстарт. Где-то на поезде такая ситуация была бы расценена, как срыв стоп-крана.
      В Алике вспыхнула надежда, что любовь его вспомнила, остановила взлет ракеты, и слуги судьбы впустят его в ракету, и он улетит вместе со своей любовью к туманностям и звездам. Он поверил, что счастье не кончится так внезапно, но трап не подали, двери не открылись. Вновь: огонь, грохот...
      На этот раз, как только дым рассеялся, Алик увидел пустой космодром и где высоко в небе след ракеты, устремившейся в космос.
      Так и кончается любовь. Она улетает с кем-то одним, оставляя другого на земле, но Алик никогда не думал, что любовь улетит с ней, с той, кого он назвал любовью. Он думал, что любовь живет в сердце, но оказалось: любовь телесна. Сердце опустело и наполнилось печалью.
      Слуги судьбы куда-то пропали, а он остался в одиночестве с мыслями о прошлом, о том, как повстречал свою любовь, о ревности, об изменах, о ссорах... И о том, что все это мизерно по сравнению с потерей любви.

О преображении с помощью хулиганов 28.09.2011
      «Чтобы костер разгорелся, надо чтобы кто-то, и тут уж не важно кто, подбросил дров»
      Вид у Алика был неважный. Время потрепало его. Он нес множество свертков-покупок, ладонь крепко держала трость, подразумевавшую под собой немощность стариковскую, на которую и купилась компания искавших веселья хулиганов.
      Они хотели покуражиться, выставить Алика в смешном свете, что-то говорили, а потом один из них схватился за трость, чтобы отобрать. Это вывело Алика из себя, и он стал тем, кем и был: крепким и сильным человеком.
      Спина Алика распрямилась, руки освободились от покупок, он схватил трость за конец, который обычно упирается в землю, а другим концом трости, имевшим загнутую, как крюк, ручку, стал поочередно ловить за шеи хулиганов, подтаскивать к себе и поддавать им.
      Хулиганы, увидев истинный облик Алика, хотели разбежаться, но не тут-то было. Алик поочередно ловил хулиганов крюком трости за их шеи, подтаскивал к себе, а затем отпускал и давал хорошего пинка. Это действие напоминало бешеную карусель. Натешившись над хулиганами, Алик продолжил путь к  дому.
      Чтобы воспрянуть силами, иногда надо, чтобы кто-то подначил, и тут не имеет значения кто, пусть даже и враги.

01.10.2011 Лазаревское (Сочи)
      «Как за днем следует ночь, так и любая встреча заканчивается расставанием»

      Отъезд моих родных приближается неумолимо. «Расставанье - маленькая смерть», - поется в песне Жанны Агузаровой. Это так и есть. Нельзя привыкать к хорошему. Отпуск миновал в сладком забытьи, что и сказать-то нечего. Счастье, видимо, не пишет. Любовь молчалива, говорливо предчувствие любви. Так, про самые лучшие дни и сказать нечего, потому что некогда писать и нет никакого желания тратить время на писанину, отвлекаться от счастья. Многословно одиночество, печаль, горести, потому что в бумаге хочется увидеть собеседника. Две недели мы прожили на берегу Черного моря в Лазаревском, и мало. Видимо, так проходит и вся жизнь, если - в блаженстве...
      Я опять сижу на узком, но протяженном балконе гостиницы и опять вглядываюсь в темный горизонт, где море еще темнее, чем небо, где витают огни китайских фонариков. Их слабые, подверженные легким ветрам надежды сгорали в ночном небе Лазаревского, взлетая свечным светом, пробивающимся сквозь тонкую бумагу, словно строки сиюминутного письма к многозвездной Вселенной.
      Внизу – город в огнях многочисленных окон, как ночное небо в звездах, над ним громыхает музыка из прибрежных кафе «Дубрава», «Хижина» да и многих других. Праздник отдыхающих, повторяющийся от лета к лету. Праздник обеспеченных людей.
      Этот праздник словно обманчивая дымка покрывал извечные проблемы временного человеческого существования. Он предавал забвению смерти, горести, болезни, жизненные невзгоды. Где-то и среди этих огней и музыки умирают и тяжело болеют люди, но праздник от этого не стихает, не останавливается ни на миг.
      Пушкинский пир во время чумы внезапно мне предстал не как литературная история конкретного времени и места - а как вся суть человеческого существования. Пока мир болен чумой, те, кто не болен и обеспечен, могут предаваться пиру. Наши тела разрушаются, а мы радуемся. Но не горевать же, в самом деле...
      Человеческая жизнь прекрасна, если умеешь радоваться, стоя на участке скалы, который постепенно разрушаясь, непременно упадет в пропасть вместе с тобой. Мало мыслей, мало для такой красоты, словно сама мысль человеческая замирает, сдается пред красотой Вселенной, словно понимает, что любое слово, любое сравнение с природной красотой будет неверным.
      За дам пьют стоя, - почему-то подумалось мне. Так и морю лучше торжественно внимать молча, не перебивая его мыслями и словами. Ветер утих, а море все шумит. Музыка прибрежных кафе, шум изредка проезжающих поездов, шуршание машин, голоса – все человеческое пытается заглушить голос моря, но нет. На счастье - нет.
      Я вообразил две фигуры: молодая женщина и молодой мужчина. По лунной дорожке, серебрившейся на поверхности воды, они радостно уходили от берега в море. Впереди их ждала беспредельная даль, соединение земного и небесного. Это прекрасно и это про меня. Там, за прерывистой границей света придорожных фонарей, за двумя стальными линиями железной дороги - бескрайняя морская тьма, словно царство небытия. Что будет там... «Там за горизонтом, там за горизонтом…», - как поется в песне...
***
Притча об уравнивающем расстоянии
      Один очень умный человек, имевший широкие и глубокие взгляды на жизнь, сидел на высоком балконе частой гостиницы с видом на море и вглядывался в его прекрасную даль. В его голове рождались прекрасные мысли и чувства, он был большим человеком, с точки зрения многих человеческих оценок. На этом же этаже гостиницы сидел другой человек, не такой умный, как первый, не обладавший глубокими знаниями и широким взглядом на жизнь, море у него не возбуждало никаких особенных мыслей, кроме желания вообще избавиться от мыслей за стаканчиком-другим вина. Третий человек в этот момент уезжал с курорта на поезде. Железная дорога проходила по побережью моря, откуда было отлично видно гостиницу, на балконах которой сидели оба столько разных наших героя. И вот, что интересно: все трое оказались не заметны друг для друга.
      Мораль состоит в том, что любые взгляды на жизнь, оказываются ничего не значащими уже на небольшом расстоянии.

02.10.2011 Лазаревское (Сочи)
О расставании
    «Тщательно следите за тем, что вы сеете в себе и в других, потому что окрепшие всходы вырвать порой невозможно и с ними придется жить»

     Сегодня ночью, когда я провожал жену с дочерью на поезд, случилась масса неприятностей. Такси не приехало. Мы едва успели на посадку, почти бегом с вещами, беспокойно постукивая колесиками чемодана по тротуарной плитке, шли около получаса по безлюдным улицам Лазаревского, как нас примерно на середине пути застал дождь. Он был, правда, спокойный, летний, неторопливый, не проливной, но все-таки - дождь.
      Впервые я не смог без билета сесть на поезд всего лишь до Адлера и наблюдал, как молодой парень, проводник, по виду однозначный педант, сверял с фонариком паспортные данные Лиды с данными, вбитыми в ее железнодорожный билет. Это зрелище поколебало мою уверенность в том, что мой план, рассчитанный на невнимательность проводника, осуществится, что проводник не заметит измененных паспортных данных в моем железнодорожном билете до Омска.
      Я не пойму, как спустя двадцать пять лет совместной жизни, спустя множество супружеских ссор, я чувствую к жене те же самые нежные чувства, заставляющие печалиться при расставании на вокзальной платформе. Откуда?
      На лице Лиды в ускользающем вагонном окне я видел те же чувства. Поезд поехал, ускоряясь. Окна с любимыми уходят все дальше. Почему никто не нарисовал картину: в окне вагона поезда лицо любящей женщины, уезжающей от любимого? Это было бы куда пронзительнее Джоконды.
      Темнота заоконного купейного пространства скрадывает все уже на небольшом отдалении от стекла. Лицо почти черно-белое с сильным оттенком пронзительной грусти, глаза... Что происходит с глазами? Они словно бы углубились, словно выдавливают слезы. С любимыми надо расставаться только один раз и только из-за смерти. Верна фраза венчания: «только смерть разлучит вас». Частые расставания тяжелы для сердца, как их не оправдывай…
      В гостиницу, правда, я шел довольный тем, что поезд пришел вовремя, а значит – мои родные приедут в аэропорт вовремя, но с небесной стороны дождь превращал меня в мокрую курицу, мистически смывая надежду в мою счастливую посадку на поезд. Но, опять же, с другой стороны: возможно, мне сегодня нельзя было появляться в аэропорту – все-таки я в федеральном розыске…
      Сейчас без двадцати десять утра. Солнца нет, небо в тучах, над морем мгла, делающая до неузнаваемости мутной линию горизонта. Море беснуется. В гостиничном номере отчетливо слышен мощный гул разбивающихся о берег волн, почти громовые раскаты. Дождь льет не переставая. Периодически бурчит издалека гром небесный. Такой стихии я давно не видел. Словно бы беснуются потусторонние силы зла.
      Сваливающаяся на берег волна действительно похожа на разинутый в отчаянном крике зев пучины. Причем этих зевов множество, словно множество утонувших моряков или пиратов кричат о своей неудавшейся судьбе. Я примерно час сидел на камнях, сваленных на задней границе пляжа, и наблюдал за стихией.

Притча о странном союзе
      Марина продолжала обслуживать посетителей в элитном ресторане в центре Москвы. Ее белый халат так и мелькал между столиками.
      «Какая она красивая», - подумал Алик, взглянув на нее. Сам он в своем темном поношенном длиннополом пуховике был похож на неприглядного деда мороза без бороды.
      - Сейчас я выйду, - сказала ему Марина.
      Посетители ресторана покосились на Алика, задаваясь вопросом:
      «Что такая хорошенькая преуспевающая женщина нашла в этом почти отбросе общества?»
      Продолжающийся союз Марины и Алика удивлял их, и удивление рисовалось на лицах. Алик снял свою шапку-ушанку, какие раньше носили работяги и какие уже давно вышли из моды, и посетители ресторана заметили, что под шапкой скрывается совсем не дурное лицо, но этот жест ему самому показался смешным. Алик так и застыл возле стены в ожидании, как олицетворение той странной обыденности, что деньги дружат не только с деньгами, но и с безденежным кошельком, в котором им комфортно.

03.10.2011 Лазаревское (Сочи)
О попытке вернуться, оказавшейся невозможной
      «С каждым Бог разговаривает на том языке, к которому каждый привык»

      Посетил студию телевидения, расположенную на противоположном конце Лазаревского в переулке Павлова. Сотрудники встретили меня только одним насущным вопросом:
      - Вы пришли объявление дать?
      Этот вопрос поразил меня дважды или трижды, прежде чем я успел ответить.
      - Я прочитал объявление, что вам требуется корреспондент…, - сказал я, поскольку замыслил не уезжать из Лазаревского вовсе: не рисковать в поезде с подложными билетами, да и провести зиму в более теплых краях.
      Так я попал к редактору - относительно молодому упитанному человеку, который мне изложил направленность лазаревского телевидения, интересовали которое только доходы: продажи места на газетной полосе и телевизионного эфирного времени.
      - За наши информации люди голосуют рублем! - с гордостью в голосе сообщил он, будто в равенстве СМИ с колбасой или водкой, существовала великая истина журналистики.
      И кто голосует? К голосующим рублем относилась администрация Лазаревского, с которой сотрудничал сам редактор – об этом он рассказал ревностно, чтобы я и не помышлял покуситься на эту часть пирога. К голосующим рублем относились предприниматели, желающие продвигать свой бизнес вне зависимости от его потребительских свойств. К голосующим рублем относились политики, жаждущие собрать голоса на выборах. Простые граждане голосовали рублем за информации «Лазаревское ТВ» только при подаче ничего не значащих в общественной и политической жизни частных объявлений, и покупке газеты.
      Таким образом, «независимый» коммерческий канал «Лазаревское ТВ» оказался проводником политики бизнеса и действующей власти, куда более эффективным, поскольку вынужден был отрабатывать полученные деньги, чем муниципальный, где можно было получать, но делать, что хочешь, откуда меня выдавили за несоответствие информационной политике, наградив уголовными делами.
      Редактор предложил мне шесть тысяч рублей оклад, шесть тысяч рублей премии при условии работы без больничного, и десять процентов от наработанных контрактов. В качестве жилья предложил комнату при телевидении с вычетом квартплаты из зарплаты...
      Я слушал, но уже ясно понимал, что работа журналистом, видимо, осталась для меня в прошлом: ради свободы слова я пренебрег, куда большими деньгами и благами, воспротивившись как раз этому всеядному журналистскому услужению властям. Потеряв многое, я не мог повернуть назад. Это было бы предательством самого себя.
***
О благоприятном стяжательстве 03.10.2011
      «Любая сила сильна только на фоне слабости»
      Пока Алик разбирался с многочисленными проблемами, наваленными на него властями маленького нефтяного города, его брат времени зря не тратил, когда Алик зашел к тому в гости, то увидел у него свой большой телевизор.
      - Да я все забрал: и гараж, и телевизор, и домашний кинотеатр… - не смущаясь, разоткровенничался брат. - Тебе они все равно пока не нужны.
      Алик действительно не пользовался этими вещами уже давно, но ему стало обидно, что его и не спрашивали.
      Когда вам плохо, и вы ослаблены, можно столкнуться с ситуацией, когда даже близкие люди будут использовать ситуацию, не для того, чтобы улучшить ваше состояние, а для того, чтобы за счет вас улучшить свое, пока вы слабы.

04.10.2011 Лазаревское (Сочи)
О человеческих курятниках
     «Там, где кормят, обязательно зарубят - из жизни курицы»

     Меня все живее интересует вопрос: возможна ли жизнь вне общества, без начальства, с полной свободой и при деньгах? Пока я вижу только один выход: валютные спекуляции на рынке Форекс через «Форекс-клуб», или на московской бирже через, например, «Финам». Я продолжаю изучать теорию, фигуры продолжения тенденции, фигуры разворота…, применяю полученные знания на практике на все том же демо-счете, но, к сожалению, не могу удержать от уничтожения даже нереальный счет.
      Хозяин гостиницы, Яков, когда я его спросил о биржевой игре и форексе, он тут же привел мне историю одного своего постояльца, который проигрался в пух и прах. Молодой парнишка, энергичный и жизнерадостный, заигрался так, что чуть с ума не сошел. Ему подарили квартиру, видимо, к свадьбе. Он умудрился проиграть эту квартиру. Так он увлекся, околдовался денежной игрой.
      В конце концов, как сказал Яков, они приехали к нему в гостиницу, и жена этого парнишки просила Якова хоть где-нибудь их поселить, чтобы жить. В общем, с точки зрения Якова биржевая игра – это своеобразный человеческий курятник, лохотрон, крайне опасное занятие, саморазрушающая причуда... Надо прислушаться.

О разрушении на пути созидания 04.10.2011
      «Детские игрушки имеют обыкновение взрослеть»

      В руки ребенка попал внешне самый обычный игрушечный лазер, которые используют часто как указку. Ребенок принялся им забавляться, и оказалось, что лазер этот в зависимости от его душевного настроения мог становиться боевым.
      Ребенок из окна квартиры, где проживал, направлял лазерный луч на соседние дома и наблюдал, как плавятся их бетонные стены, как на них возникают наплывы черного нагара. Это вводило ребенка в состояние удивления и восхищения происходящим, какое случается у детей, ломающих игрушки и прочее не из злобы, а из любопытного наблюдения за новым для них процессом. Однако, на самом деле, ничего страшного не происходило: ребенок фантазировал и радовался, что можно творить такие рискованные вещи без последствий.
      Прошло время, ребенок вырос, создал свою семью, занял должность, но тот детский игрушечный лазер - который по настроению мог становиться мнимо боевым, но, повзрослев, стал реально опасным - так и остался с ним, как и обманчивое убеждение, что можно рисковать без последствий. 

05.10.2011 Лазаревское (Сочи)
      «Весь гомон человечества - кудахтанье кур на бройлерной фабрике»

      В администрации маленького нефтяного города Муравленко уже знают, что я нахожусь в Сочи, - сообщила мне в интернет-разговоре Лида. Как я и думал, редактор газеты Ш-хова, с которой я встретился на фестивале журналистов в Лоо, не медля, сообщила куда следует. Лида узнала об этом событии от своей коллеги, та в свою очередь узнала это от своей знакомой - пресс-секретаря главы маленького нефтяного города. Если знает пресс-секретарь главы, то знает и сам глава, а если знает глава города, то вполне вероятно, что он счел своим долгом (какая поганая фраза!) сообщить куда надо... Короче настучать. Наконец, сплетни и людская к ним склонность отработали на меня. Это нужное развитие событий, чтобы внимание ментов переключилось на Сочи и освободило площадку города Омска, куда я собираюсь переехать...
      На высоком подъеме с не менее чем ста ступенями за рощей памяти героев и мемориалом войнам, погибшим во время Великой отечественной войны 1941-1945 годов, я нашел в Лазаревском церковь: храм Рождества Пресвятой Богородицы. Сегодня второй раз был в нем, ставил свечи перед образом Николая чудотворца. Об удаче в моей поездке до Омска мне более некого просить, как Господа Бога. Святая вода здесь общедоступна, и ее может взять каждый, открыв один из трех краников, расположенных прямо на улице перед входом в церковь. Висят и кружки. Я смочил святой водой голову.
   
06.10.2011 Лазаревское (Сочи)
О сиюминутности демократии и пользе трезвления
     «Демократия множества всегда и везде оканчивается диктатурой определенности»

      В три часа ночи пришла мысль, что все мои действия, публикации, книги самым невероятным образом направлены против того, что делает или может сделать меня счастливым и благополучным. Я просто слепец в этом смысле. Я доставляю неприятности людям и даже своим доброжелателям. Взять того же главу маленького нефтяного города Муравленко. Я от него получил столько материальных благ, сколько не получал ни от одного человека на Земле. И чем я его отблагодарил? Обличил его в книге, в журналистских материалах из-за какой-то «свободы слова», истины и справедливости. Правильно ли это?
      Свобода слова, как и сама свобода, возможно, скорее дьявольские понятия, чем божественные. Ведь подумайте, какая свобода слова возможна в Евангелие, в Библии, или Толмуде? Эта свобода будет называться ересь. Свобода слова принесет уничтожение веры и самого Бога.
      А в природе, где видано, чтобы какая-то волна шла в сторону противоположную движению других волн? Она тут же будет погашена. Да, есть много направлений, да, есть демократия направлений, но эта демократия действует только в момент перемен. В период дуновения определенного ветра демократии нет - есть диктатура внутри демократии. Уничтожается все противное движение. Причем об уничтоженной противной волне, даже самой правильной и истинной, при новом ветре никто и не вспомнит, а сама она, будучи уничтоженной, не заявит о себе.
      А планетарная Система? Есть ли в ней демократия? Может ли какая-либо планета солнечной Системы послать Солнце…, или начать крутиться в другую сторону? Конечно, нет. Подобное привело бы к катастрофе, подобной показанной в фильме «Меланхолия»: непокорная планета столкнулась бы с покорной или сгорела бы в Солнце.
      Получается я пошел против самой природы. Хотя сам человек всю историю цивилизации идет против природы, но натура внутри человека, парадоксально, противится тем, кто идет против природы. Я пошел против ветра, но ветер меняется…, правда, согласно Гумилеву через значительные промежутки времени. Мне не дожить. Вообще, хождение против природы – это разрушающая хулиганская детская забава. Так за какую свободу слова можно бороться? Можно ли говорить все и обо всем? Получается, что - нет.
      Вот такие мысли начинают меня преследовать, и они правильные, потому что любой наш поступок содержит семена, как добра, так и зла. И надо осознавать эти обе стороны, отдавать себе в них трезвый отчет. Видимо, я подошел к новому этапу своей жизни.
      «Трезвление - это внимательное отношение к своей жизни, к своим мыслям... Ни о какой духовной жизни и речи не может идти, если мы позволяем всякой скотине ходить в нашей голове. Какой скот ни пройдет, тот свои следы и оставляет на пыльной дороге. Разве это духовная жизнь? Нет духовной жизни без внимания (трезвления) к своим мыслям, своим поступкам, не говоря уже о словах...» - как верно все это сказал Алексей Осипов, профессор московского духовного университета, которого я, в небольшой пока мере, могу назвать своим духовным наставником.
      Стоит пренебречь моралью, осторожностью, осмотрительностью и чувством меры, как начинаешь красть чужое незаметно для самого себя. По затмению разума я ездил по своим делам на служебной машине. Вначале предложил водитель или подействовал пример родственника – главного врача, я уже не помню, а потом я уже не отличал служебную машину от своей. Посыл - искушение. Нет, поездки на служебной машине по личным делам мне не предъявили в обвинении, подобные поездки совершали все сотрудники телерадиокомпании, но эти поездки, несомненное преступление, располагающее к иным искушениям...
      В «Преступлении и наказании» Федора Достоевского один из его героев Разумихин обращается к Зосимову (лекарю) со следующими словами:
      «Ты нервная, слабая дрянь, ты блажной, ты зажирел и ни в чем себе отказать не можешь, - а это уж я называю грязью, потому что доводит до грязи. Ты всего себя разнежил, что, признаюсь, я менее всего понимаю, как ты можешь быть при всем этом хорошим и самоотверженным лекарем».
      В этом и моя беда, и беда многих, как верно ее подглядел Достоевский. Стоит начать себя баловать и допустить вседозволенность хоть в малой мере, как незаметно начинаешь погружаться в грязь. Кто не использовал рабочее время в личных целях, кто не стремился любыми средствами получить дополнительные блага от работы, пусть первый бросит камень... Пренебрежение и легкомысленное отношение к закону и праву – это общая разрешенная практика жизни российского общества, за следование которой наказывают тех, кто провинился в том, за что нельзя наказать.
      Надо бить себя по рукам, когда они тянутся не туда, надо наказываться себя за плохие мысли, чтобы не лезли в голову, надо загружать себя работой, чтобы мозгу некогда было что-то такое выдумывать. Чтобы не стать дурным, лучше не тянуться к дурному изначально, чтобы не лечиться всю жизнь.
      Так и лишние премии. Моя главная бухгалтерша Д-бик предложила выписывать премии себе и приближенным по любому случаю. Предложил это делать П-пов, заместитель главы маленького нефтяного города, потому что практика такая в кулуарах администраций. Я вначале чувствовал неправедность чрезмерных денег, а потом - привык и считал должным их получать.
      Затем возникли командировки, за которые меня осудили. Я никого не обманывал, мошенничества, которое мне предъявили, конечно, не было, потому что не было обмана, но я захотел лишнего по согласованию с главой маленького нефтяного города..., а это и есть – грязь…
      В момент размышлений меня озарила формула выздоровления. Сумма времени, затраченного на запутывание клубка равна времени на его распутывание. Вначале мысль выглядела по-другому: время погружения в грязь равно времени выхода из нее, но клубок мне показался благозвучнее. Формула дана без учета коэффициента квалификации запутывающего и распутывающего. Если формула верна, то я шесть лет запутывал клубок своей жизни на должности главного редактора телерадиокомпании маленького нефтяного города и меня ждет шесть лет распутывания, то есть – выхода из кризиса. Прошло чуть более года…

07.10.2011 Лазаревское (Сочи)
О законном беззаконии закона
     «Твори, но не отваривайся»

      Вчера на пляже к хозяину гостиницы, где я остановился, к Якову, с котором мы вместе спустились к морю, подошел седой крепенький мужичок, как и все одетый в пляжное. Оказалось - местный. Он принялся жаловаться, что у него в гостинице нет жильцов. Цену он снижать не хочет, но и без жильцов страдает. Гостиница у него рядом с гостиницей Якова, через три дома. Как сказал Яков - шикарная по сравнению с его гостиницей: кожаные диваны, размашистые телевизионные панели, отличные номера, но никто не селится, потому что на горе, а в гору подниматься наш человек ленится. Я разговорился с хозяином соседней гостиницы. Оказалось, он бывший начальник ОБЭП, из того самого подразделения, что на меня изначально состряпало уголовное дело. Откуда у начальника ОБЭП, сидящего на государственной зарплате, миллионы денег на покупку и строительство гостиницы? Это в нашей стране никто не проверяет. Ничего другого предположить не могу, как то, что он получил их за прикрытие уголовных дел....
      В центре Сочи у Якова есть квартира, он ее тоже сдает, и снимает эту квартиру, причем на весь сезон с мая по октябрь за бешенные деньги начальник милиции какого-то небольшого российского города для своей любовницы, к которой заезжает, как выпадает время! Пьет этот начальник, по словам Якова, очень много. Как напьется начинает драться с любовницей и бить мебель. Но Яков тут без претензий, потому что начальник милиции платит за все. Откуда у начальника милиции такие деньги? Скорее всего, тоже от закрытия уголовных дел. Таковы законы любого общества, что можно творить беззаконие, оставаясь честным перед законом и использовать этот закон для решения личных проблем. Вот подобная милицейская сука, фамилия которого начинается на Гад… и меня обхаживала, совала листки с номером своего телефона под дворники на лобовом стекле моей машины с предложением о покупке, но скорее всего, он желал ее просто забрать. Я не внял, вот и получил уголовные дела.

08.10.2011 Лазаревское (Сочи) – начало поездки в Омск
      «Перед тем, как выйти на сцену, надо понимать, что сценой бывает и эшафот»

      Перед своим отъездом я зашел в церковь, в глубине души мечтая встретиться со священником и испросить его благословения в своих делах. Надо же такому случиться: поднявшись по красивым, возможно, мраморным ступеням к церкви, я увидел его самого за оградой освящающего чью-то машину. Для меня эта встреча стала знаком свыше, что меня не бросили. Я попросил священника благословить и меня, и получил порцию святой воды, упавшую на меня каплями с обычного веника, каким подметают квартиру. Но какое значение имеет инструмент, когда важен ритуал? Батюшка, деловито и величаво проследовал в церковь. Это произошло вчера.
      А сегодня наступил день моего отъезда по железнодорожному билету, купленному на искаженную фамилию и паспортные данные. Я от волнения проснулся часов в шесть утра. Бояться глупо - сказал герой моего любимого фильма «Достучаться до небес», но я волнуюсь. Свободная жизнь может реально кончиться именно сегодня.
      «Смирение есть без труда спасение», - таково наставление старца архимандрита Феофана Новоезерского о спасении. Из Библии известно, что Бог есть любовь, а «Бог не выдаст – свинья не съест», - говорит поговорка. Поэтому «делай, что должно, и будь, что будет», - советовал Марк Аврелий, римский император, живший во втором веке нашей эры, все равно конец будет такой, какой требуется судьбе. В общем, пора отключать мозг и исполнять план, отдавшись на волю судьбе...
      Погода стоит такая великолепная, что уезжать не хочется. Жара, как в лучшие дни, которые я здесь провел. На небе ни облачка. Море чистейшее по сравнению со вчерашней медузо-мутью. Я сидел на балконе и радовался за то, что мне удалось так успешно отдохнуть со своей семьей в самые нелегкие для нас времена…
      Расставание с хозяином гостиницы было радушным, на прощание он подарил мне картину черноморского побережья, где я и Лида так хорошо проводили время. Я давно говорил, что картина мне очень нравится, предлагал деньги, но Яков решил все по-своему.
      Суть этой картины для меня не в ближайшем ее плане, где на галечный берег накатывают легкие морские волны, где сейчас отдыхали мы, где отдыхают, пожалуй, все, кто живет в гостинице «Волгодонск». Суть этой картины в удаленной косе берега, покрытого зеленью лесов и кустарника. Именно там, в этом отдалении, где-то рядом с пансионатом «Звездочка», я с Лидой в первое лето нашего знакомства жили в небольшой комнатушке для гостей в избушке на склоне снисходящей к морю горы. Это было чудесное лето и было потом много таких чудесных лет, когда, казалось, счастье не иссякнет, оптимизм не померкнет, а энергия, наполнявшая меня, будет вечно возобновляться и фонтанировать.
      С этим талисманом-картиной я и отправился в путь. Посадка в поезд прошла на удивление гладко. Проводник, любезная и чувствуется по характеру - мягкая женщина, не проверяла паспорта вовсе. Это было настолько же удивительно, насколько и подозрительно, что под впечатлением уже давно прочитанной мною книги «Россия в концлагере», где героя книги, тоже журналиста, схватили в поезде, причем его же попутчики, оказавшиеся переодетыми ментами, я стал вглядываться в соседей по вагону. 
      Мне сильно не понравились мои ближайшие попутчики с протокольно-ментовскими лицами. Они строили из себя забулдыг, каких много, но один из них был вполне, как мне показалось, трезвый. Может, актерствуют? Надо за ними последить…
      Однако, попутчики оказались вахтовиками, следовавшими со строительства сочинских олимпийских объектов в Омск. Причем, сочинские вахтовики ничем не отличались от вахтовиков Крайнего Севера. Такие же шумные, такие же щедрые на ругань и задиры. Я прямо поразился сходству. Мне досталось место как раз в центре их разгула. В общем, уходишь от одной опасности, попадаешь в другую, но то, что мне грозит от ментов, я думаю, гораздо хуже, чем общение в поезде с полууголовными элементами.

09.10.2011 Поезд Лазаревское - Омск
О пяти элементах
     «Чем дальше в болото, тем больше трясины»

      Прошли всего сутки, как я покинул полный жизни и солнца край соприкосновения пяти элементов: моря, земли, воздуха, ветра и любви, конечно; край, нежившийся в последних искрах догорающего лета, а как изменилась природа! За вагонным окном проносились пожелтевшие деревья, словно подкрашенные стареющие женщины, а некоторые деревья уже и вовсе потерявшие листья, словно, преждевременно состарившиеся полысевшие мужчины. Над увядающей природой светилось небо, точнее отсутствие неба: сизые, словно автомобильные выхлопы, беспросветные облака.
      За Воронежом, после участка дороги, когда вагон ощутимо наклонился набок, рельсы под колесами поезда принялись мощно петь. Их пение напоминало протяжные заунывные звуки, издаваемые длинными восточными трубами, звуки, похожие на вой быстрого ветра в узких пространствах. В пении рельс звучала какофония печального хаоса, растерявшего всякую уверенность в своей нужности, растерявшего всякую цельность и надежду…
      Моего попутчика с верхней боковой полки звали Саша, у него, по его словам, такая сильная язва, что приходится принимать сильнодействующие и сильно дорогие препараты, которые, по его словам, присылают ему из Германии знакомые, поскольку, если бы он сам покупал такие препараты, то разорился бы. Сам из Грозного, но оказался в селе Тавричанка Любинского района Омской области. Женился на чеченке. Среднего роста, худой, лысоватый, глаза пытливые, манеры уверенно-начальственные. Я его сразу окрестил «бригадиром».
      Его молодые хулиганы-вахтовики кучкуются вокруг него. Саша называет их людьми с испорченной психикой, с инстинктом самоубийц, неконтролируемых в состоянии алкогольного опьянения. Они действительно плохо выглядят: лица, раскрасневшиеся от бесконечных выпивок. Мозгов, наверное, не осталось. Вот он наш простой народ, над котором в фантазиях витает интеллигенция, как ветреный воздух над сушей и морем, между которыми никогда не будет любви…

10.10.2011 Поезд Лазаревское - Омск
      «Стоит взглянуть на жизнь мистически, как мистика окружит со всех сторон»

      Время меняет отношение к происшедшему и порой очень быстро. Еще недавно я сидел на каком-то бревне на берегу слегка штормящего Черного моря и наблюдал, как последний малиновый закат выглядывает в разрывы облаков на самой границе горизонта. Тогда у меня и мысли не было, насколько дорогим для меня окажется это воспоминание. Тогда надо мною властвовали мысли скорее печальные от одиночества, настигшего меня после отъезда Лиды, от грядущего расставания с Лазаревским... Сегодня же я думаю, как это было здорово!!!
      В поезд сел еще один странный пассажир: тушистый низкорослый субъект спортивного типа. На спине его синей футболки было написано: «Гражданская смена», причем «Смена» было написано наоборот, словно бы для зеркального чтения, как порой пишут «Реанимация» на машинах скорой помощи. Подсел ко мне на нижнюю боковую полку, так как на его месте присели обедать сочинские вахтовики, и давай меня расспрашивать: кто, откуда…? О себе он ничего толкового не сообщил, кроме того, что глазки его сочинительски бегали из стороны в сторону.
      По его словам, он выехал из Омска полгода назад, вначале вместе с сыном - в детский лагерь под Туапсе, затем в поисках заработков он зачем-то переместился в какую-то малоизвестную станцию, на которой мы стояли больше часа. Похож и на мента и на проходимца одновременно, что, как я уже понимаю, самое обычное явление. Предлагал сыграть в шахматы. Я отказался. Свою жажду игры он удовлетворил с подвыпившими вахтовиками, но, судя по выражению лица, довольным не остался…
      Что-то меня напрягает наш народ, будто я не из этой страны. Смотрю на окружающих и думаю, как же так, что самые обычные женщины, которые ругаются на докучающих им пьяниц и прочих мерзавцев, рожают и воспитывают этих самых пьяниц и мерзавцев. Я достал свой мини-ноубук: сотовый «Nokia E90» - и начал писать. 
***
Притча о безвыходном попадании
      В жизни есть множество неуправляемых ситуаций, когда под действием судьбоносных ветров попадаешь туда, куда век бы не попадать. Так случилось и с небольшой компанией молодых людей, которые ехали на автомашине, каким-то образом попали на паром, а этот паром отдался на волю течению и заплыл вместе с компанией и автомашиной в заводь, где располагался вполне респектабельный микрорайон, а на ближайшем берегу лежал какой-то мордастый тучный мужчина, отталкивающего угрожающего вида.
      Компания молодых людей, конечно, не испугалась, поскольку считала, что попала в нормальное цивилизованное общество, ведь кругом были многоэтажки, но вот одна беда их смущала: они не знали, как выбраться из этого микрорайона, который располагался на дне большущей низины в окружении крутых склонов.
      Молодые люди стали искать выход, натыкаться на местных жителей, которые на них поглядывали то ли с насмешкой, то ли с недоброй иронией. В общем, было что-то такое во взглядах, что хотелось быстрее исчезнуть из этого места. Пока молодые люди искали выход, они изрядно поистрепались, а, может, даже и постарели. И вот, наконец, они решились задать вопрос:
      - Как выйти?
      Мужчина, к которому был обращен вопрос, ответил, махнув в сторону железобетонной лестницы с множеством ступеней, уводившей со дна к вершинам:   
      - Только через колоть...
      Ответ был странный, ничего не разъясняющий. Один из бывших теперь молодых людей побежал вверх по этой лестнице, и тут из кустов вынырнул мужчина с топором и расколол ему голову так, что молодой человек с расколотой головой полетел на дно.
      Вот тут слово «колоть» стало ясным. Покинуть этот микрорайон было возможно только через смерть, только потеряв голову. Компания, уменьшившаяся на одного, остановилась в растерянности. Никто не решался идти вверх по лестнице, но и оставаться было нельзя, поскольку жители микрорайона стали пожирать их взглядами, в которых читалось, что пожирать их будут не только взглядами, но и челюстями. Сердца осознали, что они попали к каннибалам…
      Все мы случайно попадаем в этом мир, который кажется цивилизованным, а когда понимаем его настоящую сущность (если понимаем, конечно) и думаем, как из него выйти, то способ оказывается единственным: через смерть.

11.10.2011 Поезд Лазаревское – Омск
     «Случайности случайны и в своих предпочтениях: помогают и друзьям, и врагам»

      Проснувшись за два часа до Екатеринбурга, лежа на своей боковой полке, через вагонное окно я обнаружил принимающее рассветный малиновый цвет редко-волнисто-облачное небо, по которому бороздили абсолютно обезлиственные верхушки деревьев. При небольшом усилии воображения они становились похожи на корневища деревьев. Мир всего за двое с небольшим суток пути перевернулся вверх тормашками от полного жаркой жизни до потерявшего последнюю рубашку.
      Осмотрелся и обратил внимание на хороший элемент для рассказа о российском народе, который я напишу от имени Алика, как писал и раньше некоторые личные впечатления:
      «Алик лежал на нижней боковой полке и, изредка открывая глаза, поглядывал на две грязные ступни, свисавшие с соседней полки от его носа на расстоянии, легко преодолеваемом запахом от этих ступней.
      Ноги принадлежали одному из сочинских вахтовиков, который после месячного монтажа бобслейной трассы возвращался в Омск. Он настолько устал от поездки в поезде с чачей, Изабеллой и опять чачей, их пития столь масштабного, что денег катастрофически не хватало на закуску, что в беспамятстве упал на свою нижнюю полку после долгих плутаний по вагону босиком от соседа к соседу, из одного туалета к другому под возмущенные крики как пассажиров, так и проводницы.
      И вот эти натрудившиеся обнаженные ступни, собравшие на себя мусор со всех полов вагона и из всех его туалетов, стали для желавшего отдыха Алика единственным зрелищем и единственным мощным источником запаха.
      Избежать этого неприятного соседства не было никакой возможности, поскольку, если сменить положение на своей нижней полке и лечь головой туда, где только что лежали собственные ноги, то перед Аликом тут же возникали ступни другого вахтовика, который мало того, что босой ходил по своему вагону, так еще и наведывался в соседние. Более того, он выходил на перрон, а там, похоже, наступил в какую-то тухлятину.
      Единственным благом для нашего героя стали сновавшие по делам пассажиры, которые проходя между грязными вахтовыми ступнями и его носом, разрушали прямое планирование запаха, привносили ветер, и новые запахи. Алик от нечего делать к ним принюхивался. Вот деловито пошла проводница, стуча каблуками, словно молотками, и распылила легкий запах дешевых духов. Вот шлепая, словно мухобойками, заунывными шлепанцами, прошел мужчина, распространив запах испорченного сыра…»
      На этом я завершил текст, которым немного развлек себя и слегка примирил с этим миром, подарившем мне приятное время ироничного его описания...   
      В Тюмени на железнодорожной платформе я был потрясен тем, что меня загоревшего, похудевшего и обросшего трехдневной щетиной узнал на перроне какой-то мужик, также как в Лазаревском меня неожиданно узнала какая-то женщина с дочкой. Мужик был по внешности типичный откормленный и избалованный сидячим образом жизни северянин. Причем то, что он узнал меня, я заметил еще издалека по нацелившемуся на меня удивленному взгляду.
      - Дробот! А тебя все Муравленко разыскивает! - сказал он, хорошо хоть без злобы, а с великой радостью, что встретил новость. - Но мне-то все равно, - сразу уточнил он. - Но твой портрет, - тут он показал руками насколько велик портрет, - висит в паспортно-визовой службе, куда я недавно заходил. Говорят, что как поймают, так посадят. За что тебя? Вроде оборудование пропало на телевидении на большую сумму.
      «Оба-на, - подумал я. - сволочи развивают тему, пустили лживые слухи, потому что за командировки садить - несерьезно».
      - Там дело в командировках, - ответил я. – Бык (Так между собой звали главу маленького нефтяного города) разрешил мне выехать в командировку на три дня раньше за отгулы. Я там и гостиницу за свой счет оплатил, как и обещал, а следствие утверждает, что я обманул Быка и вынудил его послать меня в командировку на три дня раньше.
      - Тебе лучше в Муравленко не появляться, - сказал мужик.
      Выслушав его, я вернулся в вагон, а сам огорчился: если меня узнали здесь, то будет большим чудом, если меня не узнают по пути в маленький нефтяной город Муравленко, какой я уже запланировал. Это раз. Второе, кампания по моей травле еще не окончена, может выскочить еще одно уголовное дело по какому-нибудь оборудованию. Третье, чего я испугался, как бы узнавший меня мужик не вычислил с какого я поезда, тогда тайна моего перемещения раскрыта. Кто он, я не знаю, может, – мент. Позвонить куда надо – пустяк. Теперь мне нельзя оставаться в Омске надолго. У ментов не будет двух вариантов, где меня искать. Даже мой выход из этого поезда в Омске, в который я приеду через уже восемь часов, под угрозой…
      Время пролетело незаметно, вначале, на всякий случай, я хотел выйти в Называевске за два часа до Омска, а оттуда доехать до Омска на маршрутке, но потом передумал, потому что за почти четверо суток в дороге изрядно устал. На выходе из Омска я решил соблюсти минимальную для очкарика конспирацию: снять очки – то, что я не сделал в Тюмени. Ни в коем случае не выходить ни первым, ни последним, поскольку и те и другие, как мне подумалось, хорошо просматриваются, а выходить - в куче. Обязательно набросить на голову капюшон, что октябрьской ночью будет выглядеть вполне нормально, а также минимально показывать лицо, смотреть больше под ноги, что опять совершенно нормально. Я так и поступил.
      Энергично шагнул прямо в кучу встречающих, как мне показалось, необычную для двух часов ночи по омскому времени. 
      - Нет, это не он, - послышался голос, со стороны двух мужчин в штатском, которые стояли прямо напротив выхода, и я, прошмыгнув мимо них, в подземном переходе быстро нашел таксиста.
      - Мне до Нефтяника. Туда двести рублей, если заказывать такси, - сказал я, чтобы таксист не загибал цену. - Сколько попросите?
      - За триста поедете? - спросил таксист.
      - Поеду, - ответил я, поскольку мне важна была скорость.
      Самое большее через полчаса я был дома у мамы. Единственная неприятность: во дворе гуляли двое каких-то мужчин, которые, несомненно, заметили меня, кроме того мне пришлось позвонить маме домой, чтобы разбудить ее, со своего секретного телефона, но я уже не задумывался…

12.10.2011 Омск
О возвращении в родные края
      «Родное, оно как футляр, который, конечно, стесняет движения, но в котором комфортно находиться»

      Радость того, что кто-то ждет моего возвращения, - вот одна из главных для меня радостей путешествия. Красоты, неожиданности, великолепия чужеземные, конечно, пленяют, но разве этот плен значил бы много, если бы по возвращении некому было бы поведать об увиденном? До сих пор помню томящую одинокую тоску по родине, по Омску, даже по маленькому нефтяному городу Муравленко, по родным и близким, которую я испытывал в одиночестве вечером в раю: при сытом и пьяном свете луны на холмистом берегу Красного моря возле египетского города Шарм-эль-Шейх.
      Потери родных и близких терзают душу, как тот самый орел, что клевал печень Прометея, - этот непрекращающийся вал потерь, бегущий по людскому морю, который, в конце концов, захлестнет и меня, но это будет не моя потеря…
      Вот я опять в родительском саду, смотрю на вечернее небо, на горящую отраженным солнцем луну, окруженную яркими звездами, на облака, похожие на волны, плывущие по небу. Присутствие среди родных людей и родных мест рассеивает гнетущее впечатление одиночества, преследовавшее меня и в Черни, и в Лазаревском. Возможно, что само проживание в местах, где жили родители, где они потратили массу труда, оставили часть себя, дает ощущение защищенности, жизни с ними, возвращение в счастливое детство. 
      Маргарита Александровна, подруга мамы и соседка по даче, подошла незаметно, она сердечно прижала меня, как родного, и начала расспрашивать о том, что изменилось в моем деле. Она словно бы похудела, эта вечно не унывающая и трудящаяся женщина… 
      Мама устала и отдыхает, она уснула и при горящем свете, и при голосящем телевизоре. Сил уже не хватает. При взгляде на нее мною опять овладела тоска об уходящем любимом и родном. Вот они – пенсионеры – люди, которые не нужны элите этого общества.
      Чем дальше в старость, тем жизнь все больше похожа на фронт. Все старики - герои, потому что с каждым днем они с большей вероятностью могут внезапно умереть. Причем безо всякой борьбы за справедливость, за Родину, или высокую идею, а просто умереть в обыденной суете, или в постели. Вступать в каждый день с худшим здоровьем, с новыми болями, с более ощутимым приближением гибели – думаю, это не каждый способен выдержать, оставаясь в здравом уме. Может и все люди - герои, потому что, рождаясь, обречены, но, несмотря, на это имеют силы хоть иногда смеяться и радоваться.

13.10.2011 Омск
О радостях жизни
     «Как бы ни были минимальны возможности для жизни, надо использовать их в полной мере»

      Я по-прежнему неторопливо бегал в прииртышском парке советского района, природа поблекла, смотреть не на что, особенно после яркой зелени черноморского побережья, поэтому бежал в каком-то забытьи. Бег успокаивал, скрадывал грусть-тоску, загонял беспокойство, словно тигра в клетку и запирал его там на время. Кое-где встречались такие же бегуны, как и я, все как обычно…
      …Эту странную седодлинновласую женщину я заприметил на склоне, спускавшемся к берегу Иртыша. Она сидела и смотрела в сторону реки. Рядом с ней лежала яркая фиолетовая шляпа с широкими полями. Во всей манере сидения в женщине угадывалась, как ни странно для столько экстравагантной шляпы, бомжиха - что-то было в ней такое не от мира сего, что-то неухоженное, не приглаженное, что-то набекрень.
      Я пробежал мимо и забыл об этой женщине, и не вспомнил бы ее вовсе, если бы возвращаясь, не встретил на беговой дорожке в самом видном месте, откуда щедро открывался для просмотра и Иртыш, и левый его берег с тамошними микрорайонами.
      Женщина стояла на прямо на беговой дорожке и пела слова неизвестной мне песни, пела безумно о каком-то шампанском, как я узнал из Интернета на следующий день, слова были следующие:
      «…а я белая пушистая, я шампанское игристое, а я белая, не черная, я тобою увлеченная...» Группа "Белый день" или "Ярмарка".
      Она пританцовывала, ее волосы колыхались. Заметив меня, она, к моему удивлению и удовлетворению, посторонилась.
      Отличный голос, который приемлемо звучал бы на любой гулянке и даже на парковых мероприятиях, далеко разносился по парку, заставляя редких отдыхающих оглядываться, а студентов и студенток, пробегавших по беговой дорожке, рассуждать о сумасшествии.
      Когда я, бегая по километровому зигзагообразному кругу, вернулся в это же место, ее уже не было. Как испарилась. Иногда встречаются люди, запоминающиеся на всю жизнь, таким и должен быть человек…
      Вспомнил нашего северного квартирного жильца попугая Пашу, как он искренне, весело и живо радовавшегося солнцу, своей глиняной попугаихе, музыке, голосам телевизора, песням уличных птиц... Он не имел ни работы, ни семьи, не стремился к карьерному росту и прочим вещам, какие доставляют радость цивилизованному человеку, но радовался жизни в полную меру своих птичьих возможностей.
      Поэтому, всякий человек – будь немного сумасшедшим и оптимистичным, как птица. Делай, что искренне любишь, воспевай любимое…, солнце, природу и женщин, пусть холодных и отстраненных, украшай мир своей радостью, голосом, телом, одеждой, красотой мысли, слова... Украшай, а не уродуй. «…Драться надо? – Так дерись…», - как пела черепаха Тортила в исполнении Рины Зеленой в фильме «Приключения Буратино». С этой стороны я в своей журналистской жизни делал все правильно: я пел во весь голос, пока мне не заткнули рот, что, собственно, и с птицами порою случается…

14.10.2011 Омск
О картине мира и самого мелкого его проявления
      «Общая картина становится понятна лишь тогда, когда собраны все пазлы, или нанесен последний штрих»
      Встретился со своим одноклассником Валентином. Он, окончив омский радиотехнический факультет в политехническом институте, уже давно работает в сфере компьютерных технологий, и, хоть изрядно потолстел и постарел, как и все, кому под пятьдесят, но сохранил острый ум и веселую молодую искорку. Он впервые не пригласил меня к себе домой, где мы обычно выпивали и закусывали тем, что готовила его жена. В этот раз все изменилось. Три поллитровых пластиковых бокала пива на каждого в затрапезном парковом кафе, и беседа о любопытной теории деления всех людей на небожителей - тех, кто владеет большей частью России и может ею распоряжаться, кормящихся - тех, кто помогает небожителям осуществлять их полномочия: мэры городов, прокуроры, судьи, работники СМИ…, холопов - тех, кто создает материальные и нематериальные блага, и быдло, к которому относятся все остальные...
      Мы, как куры в курятнике, для хозяев жизни. Цель этого общества обеспечить хозяев средствами жизни и благами. Для этого мы должны учиться, занимать положенное нам место в системе выработки средств жизни и ее благ для хозяев общества. Нас положено рассудить, чтобы скандалы не мешали выработке нужного хозяевам продукта. Если кто-то покусится на хозяев, то таких - уничтожить. Больных – лечить. Вовремя обеспечивать сменность работающих, чтобы производство не останавливалось. Ограничивать продолжительность жизни, чтобы иждивенцы не забирали ресурсы…
      Человек изначально - животное. Животное не склонно к соблюдению законов и правил. Животное начинает их соблюдать при соответствующей дрессировке, человек - при воспитании. Правила, законы, традиции - это части русла, по которым наши жизни текут от истока к впадению в море или океан, во Вселенную мертвых. Есть стены и коридор, которых на самом деле нет. Тот, кто не чувствует эти стены, в ком не воспитана эта чувственность, оказывается на берегу, где нельзя избегнуть общей участи, но уже без благополучия…
      После разговора с Валентином мне стало яснее свое положение. Все журналисты, несомненно, относятся к кормящимся и холопам. Дело кормящихся – кормиться и исполнять. Дело холопов – просто исполнять. Я перестал соответствовать, и от меня избавились, и никакие адвокаты тут не помогут, потому что они тоже кормятся в зависимости Системы власти. Если бы я пьянствовал или воровал понемногу, развратничал, или делал еще нечто не предосудительное с точки зрения небожителей, то я мог бы надеяться…, но я замахнулся на основы этого общества, а это не прощается.
      Последняя история про хирурга Ч-лого, на руках которого смерти двух пациентов, и он продолжает работать больнице маленького нефтяного города, потрясла своим цинизмом. Он девочке вместо аппендицита вырезал яичник…, и ничего: городская больница вместо того, чтобы избавиться от такого хирурга, заплатила за него моральный вред в два миллиона и оставила при должности!!! Наглядный пример тому, как поступает система власти к преступникам, которые не покушаются на саму систему власти. Ничего и в этом отношении не изменилось за две тысячи лет с евангельского времени, когда был помилован разбойник, а казнен святой.
      Вот только деление людей на общественные группы мне показалось неполным, потому что в нем отсутствовала категория отщепенцев, каким сегодня являюсь я, то есть: не небожитель, уже не кормящийся и не холоп, но еще совсем не быдло.
      Действительно, если человеческое общество обозначить как стадо, что делается, в частности, в христианстве, а над этим стадом подразумевать хозяев, которые это стадо содержат для своих целей и наблюдают за ним, то хозяев должно интересовать следующее:
1. Нужный продукт.
2. Послушание хозяевам.
3. Мир внутри стада и его защита от внешней агрессии.
4. Искусства, умиротворяющие стадо, дающие ему оптимизм, а не знание плотской реальности своей судьбы.
      В этой системе овца, будучи в стаде, не может изменить свою судьбу. Она только может облегчить свою жизнь, будучи терпеливой и покорной, встраиваясь в стадо необходимым элементом. Так и человек, как овца Господа, но беда в том, что во след за Господом овцы стада создали свою иерархию по образу и подобию, в какой-то мере ад, где одни живут за счет других. «В этот ад ведут трое ворот: вожделение, гнев и жадность. И каждый здравомыслящий человек должен отречься от этих пороков, ибо они губят душу». (Глава 16, 21 Стих из Бхагавад-Гиты)
      В настоящее время у меня есть большое преимущество от приверженцев стада цивилизации: я нахожусь вне коллективов и коллективных интересов, вне типичных стремлений человека, порожденных благополучием. Я действительно вовремя распознал опасность, сбежал, стал недосягаем для врагов, которые видеть-то меня могут в виде текстов и книг, теперь я свободен и могу быть недосягаем для привычных всем видов обработки сознания.

О замаскированной фабрике смерти 18.10.2011
      «Фабрики смерти ничем не отличаются от обычных»

      Это была фабрика смерти, стилизованная под обычный магазин, каких много, и если бы не широкие брюки, пробив легкую ткань которых шприцы с усыпляющими препаратами выплеснули свою жидкость не в плоть, а в пустоту, то Алик бы лежал вместе со всеми. А так, притворившись спящим, он отполз к выходу и убежал прямо на виду у всей банды, главарь которой своей худобой и относительно высоким ростом очень уж походил на бывшего руководителя телерадиокомпании маленького нефтяного города Губина. 
      Его долго преследовали на улицах городка, но попав в окружение, он поднялся в воздух и полетел, полетел впервые за много лет, полетел в свои сорок девять, и это было удивительно! Они стреляли в него усыпляющими шприцами, но не попали, а когда он отлетел на расстояние, до которого их шприцы не долетали, то понял, что спасен…
      Главным для фабрики смерти цивилизации является усыпление или усмирение свободного сознания человека, именно на эту задачу нацелены все государственные структуры.

18.10.2011 Омск
      «Глупо из-за далекого расстраивать близкие отношения»

      Внезапно я это увидел и осознал до слез в душе, словно бы тонкое, хорошо отточенное незримое лезвие внезапно разрезало затуманенное суетливое восприятие жизни, и из этого вскрытого мешка на меня выпало понимание, не в словах, не в образах, а в какой-то чувственности, не поддающейся описанию, в душевной вспышке, молнии, прозрении, что выше сердечной близости людей нет ничего, вообще ничего. Любовь, нежность - вот главное.
      Лида - это единственный человек, который меня жалеет, исполненный ко мне неподдельного (для чувств моих) сочувствия, а по мармеладовски-достоевскому определению: каждый человек должен иметь место, где его пожалеют. Человеческую нежность не заменить никаким мягким диваном.
      Живешь, пока тебя кто-то целует и любит. «Там, где двое или трое собраны во Имя Мое и пребывают в мире и любви, там и Я среди них», - примерно так говорил Господь в Евангелие. В одиночестве мало счастья. Тому доказательство: фильм «Вселенная Стивена Хокинга» про невероятно героическую борьбу со смертью молодого физика Стивена Хокинга, открывшего теорию черной дыры. Ему в молодом возрасте обещали два года жизни с заболеванием, при котором атрофировались постепенно все мышцы (какой-то склероз). Он отчаялся, но любившая его девушка вселила в него силы, вышла замуж, родила ему детей. Он сделал открытия и прожил полноценную жизнь.

19.10.2011 Омск
О царственных особенностях мышления
     «Чтобы стать умнейшим, порой учиться не надо, надо получить должность»

      Вечером по Интернету Лида рассказала, как ее медсестра подала в отдел кадров городской больницы маленького нефтяного города некое заявление, содержащее слово «предоставив».
      Профессионалов сегодня становится все меньше, а амбициозных нахальных персоналий, уверенных, что они знают все и являются центром мироздания, - больше. Грех был бы не оказаться такой персоналии в отделе кадров городской больницы полудеревенского по наполнению маленького нефтяного города, где среди сотрудников витает уверенность, что их обитание в административных чревах не случайно, а обязано превосходству во многих знаниях и умениях. Поэтому медсестра получила назад свое заявление с требованием: переписать его из-за грамматической ошибки, найденной сотрудницей отдела кадров.
      Ошибка была обозначена прямо на заявлении. Одна буква зачеркнута, а над ней написана другая, а именно: зачеркнута была последняя буква в слове «предоставив», то есть буква «в», а над ней жирно написана буква «ф», что предоставляло возможность грамотному человеку читать не «предоставив», а «предоставиф», на немецкий манер. Тут можно не продолжать…
      Вот еще один пример тому, как обычные люди доказывают свою правоту обыденным превосходством в должности, в силе, во власти, не интересуясь соответствует ли их мнение истине, в данном случае – словарем. Собственно, давно известно: «Я начальник – ты дурак». Рассказ Лиды еще одно свидетельство, показывающее, что с превозносящей высоты судебных этажей маленького нефтяного города мне безработному без должности, да еще и подвергшемуся команде «фас», можно не ждать ничего хорошего. Все буквы «ф», которые судьи мне наставят в приговоре, не исправить никакими законами и никакими правилами, тут придется только принимать...

21.10.2011 Омск
Об изводящей дороге длительных неприятностей.
      «Человек гораздо больше, чем видится: он и в мыслях, и в мнениях - и кто доказал, что эти части человека бесчувственны для него?»

      Опять странное совпадение: сильно заболело горло, чего со мною давно не случалось, позвонила Лида и сказала, что неудачно упала с дивана, ноги невероятным образом спутало одеяло, кроме того она сообщила, что мой стационарный компьютер перестал работать. В одновременном стечении неприятных известий я давно вижу негативную мистическую составляющую. Что-то происходит неприятное для меня, чего я не знаю, но как мне кажется, мне пока лучше этого и не знать: пусть все придет своим чередом, а происходило следующее, о чем я узнал только полгода спустя.
      В этот день вступили в официальную силу новые изменения к Уставу города, которые уже не только позволяли, но и обязывали Думу маленького нефтяного города Муравленко лишить меня депутатских полномочий, каковыми я пока обладаю.
      В этот же момент местная телерадиокомпания, которой я когда-то руководил, вдоволь поизгалялась надо мной по поводу вполне понятного моего отсутствия на заседаниях городской Думы. Иронично показывали табличку с фамилией, пустое кресло…
      Я не знаю, каким образом взаимосвязаны отрицательные события, о которых не знаешь, и отрицательные события, которые бросаются в глаза, но они часто совпадают… В общем, во след очевидным неприятностям надо ждать в гости неочевидные.
      Омск потемнел, посерел, листья почти все облетели, оставив голые артерии, вены, капилляры стволов и веток. Зелень еще есть и на деревьях, и на земле, но она уже не радует глаз, как новоявленная, а радует, как не до конца убиенная приближающейся зимой. «Что-то еще живет, - обнадеживает себя мозг, - что-то еще осталось, может еще будут теплые деньки…»
      Скукой пронизано все существование, стоит забыть о главном или разочароваться в нем. Осень транслирует картинки грусти и уныния, умерщвления, а если к тому же в сердце поселились тоска и поражение, то резонанс способен с ума свести.
      Поехал в «Мегу» - огромный омский магазин, почти парк под крышей. Приехал развеяться и приобрести настроение. Однако впервые в жизни испытал отвращение к этому устройству для отсоса денег, внутри которого ходят сыто довольные владельцы этих денег и пытливо посматривают на яркие призывные магазинчики.
      Обволакивающая, вытесняющая мысли легкая музыка, словно погружающая в теплую пенную ванную забвения, заполняет коридоры мегамагазина и сопровождает снующих людей. Вот музыку прервала реклама. О чем? Это пронеслось мимо, вместе со стуком колес продуктовой тележки, которую одержимо прокатила мимо одетая в темное женщина, на которую я и не обратил внимания. Почему женщина?
      В полутенях, которые я разглядел краем глаза, было нечто женское, причем не менее чем сорокалетнее, причем семейное и не один год. Тяжеловесное, шагающее по делам без надобности привлечь внимание мужчин своей женственностью. Люди, люди, люди.
      Быстрая походка девушки студенческого возраста, или мужчины, ищущего свою супругу, забежавшую в один из магазинов, неторопливые походки молодых пар…
      Искусственный мир, подогревающий страсть к деньгам, низводящий человека до кошелька. Если у тебя есть кошелек, ты мне нужен - говорит «Мега» - если нет, что ты тут шляешься?
      Сзади прозвонил сигнальный колокольчик детского паровозика, катающегося по залам, мол - отойди с дороги. И то - верно. Но я и сам еще недавно находил большую радость и удовлетворение в хождении по крупным магазинам в поисках нужной вещицы, а в особенности от того, чтобы вкусно поесть…
      «Город заставляет думать только о добыче денег, - размышлял Алик, сидя за столиком куриного кафе-ресторана «Ростикс». - Иной темы и быть не может, когда вокруг соблазны и предметы для зависти: дорогие и не очень машины, красиво одетые и довольные жизнью люди и, наконец, - квартиры, разбросанные по этажам престижных домов.
      Лев Толстой прав в своей статье «Рабство нашего времени», что главное зло, загоняющее людей в рабство, состоит в привычке к большому потреблению благ.
      Развитие современной цивилизации характерно как раз созданием все новых предметов потребления, которые жизненно не нужны человеку, но, чтобы продать которые современная цивилизация вводит новые нормы и моды, усиливает рекламу, как подсознательное воздействие.
      В то же время модные дорогие предметы: и технические, и продуктовые - подменяются подделками, чтобы создать иллюзию их общедоступности и социального равенства между богатыми и бедными.
      «Тут не спрятаться, не скрыться», - как поется в песне. Реклама вышла на улицы и привлекает любого, имеющего слух и зрение. Эксплуатируются все чувства человека только с одной целью - заставить его купить, а значит заставить и заработать, а значит быть в рабстве. Вот он порочный круг, уводящий от потребностей души и низводящий эту жизнь к потребностям тела. Каждый думает о себе и собирает вокруг себя тех, кто будет думать о нем или для него».
      Весь этот мир сегодня не для меня. Смотрел случайно по телеканалу «Культура» фильм «Приваловские миллионы» и сильно им увлекся. Запомнилась фраза: «С богатым дружбу водить - без порток ходить», - сказанная адвокатом Веревкиным. Вот основа моего нынешнего положения…
      Другая фраза того же Веревкина тоже любопытна: «Даже честные люди, которые хотят, чтобы честность восторжествовала, должны прибегать к нечестности». И это не есть хорошо.
      Я уже начал заглядываться на продукты в супермаркетах самообслуживания с мыслью о том, как их украсть, потому что деньги мои деньги уходят безвозвратно и наступит день, когда их не будет, а зарабатывать в федеральном розыске я так и не научился. Я с воровскими целями всерьез осматривал ношеный финский пуховик, доставшийся мне от жены покойного друга семьи. Этот пуховик был великоват, и в нем можно было вшить незаметный карман, куда вполне вошли бы: и колбаса, и сыр, и возможно бутылка элитного спиртного, к которому я привык.
***
О беспощадности неопытности 20.10.2011
      «Подвалам чужд этикет бальных залов»

      Заснеженный и прихваченный морозом маленький нефтяной город был наполнен для Алика тягостным ощущением личного безденежья, контрастным на фоне денежного изобилия самого нефтяного города. Его сократили буднично, мимоходом, будто вычеркнули из жизни обычное слово, написанное на бумаге, и теперь Алик потерял все иные увлечения, кроме поиска заработка и бродил в холодной зимней ночи в поисках чего-то, за что ухватилась бы его фантазия, его удача...
      Закончилось все тем, что он решился на кражу какого-то детского барабана во дворце культуры, причем, барабана, оставленного детьми. И надо же такому случиться, что, как только он схватил этот барабан и понес, его заметила маленькая девочка, участница самодеятельности. Она была одета в белое бальное платьице, в каких танцуют танец маленьких лебедей.
      Объяснение Алика, что тот хотел перенести этот барабан с этажа на этаж, не успокоило девочку, и она побежала жаловаться. Алик положил барабан на место, но понял, что это не поможет: его репутация окончательно испорчена. Когда закрыты все пути, жизнь может заставить делать такой шаг, какой никакая репутация не выдержит, но собственно, зачем нужна репутация человеку, потерявшему все?

22.10.2011 Омск
О неумирающем времени
      «Чем дольше живешь, тем обширнее и густонаселеннее мир воспоминаний»

      На самом деле время не умирает, я это остро почувствовал, когда нашел сайт школы, в которой учился. Только взглянул на фотографии, как нахлынули воспоминания выпускного вечера вплоть до ощущений. Мимолетно, но так явственно! Прошлое - оно живо и где-то здесь. Мы старимся лишь по привычке, что все старятся. Я недавно взглянул на маму, когда она собиралась куда-то уходить и вдруг морщины пропали с ее лица на какое-то мгновенье, и она стала молодой. А может она и есть молодая?..
      Хожу по городу, вглядываюсь в окна, за которыми уже нет ни близких, ни друзей. Одни умерли, другие переехали. Память возвращает во времена, когда за этими окнами было весело, интересно, приятно, живо… Окна отвечают холодным темным блеском, как блеск поверхности колодезной воды, где-то в такой глубине, что не хочется излишне зависать над отверстием этого колодца, чтобы не упасть в него, как в бездонную пасть, из которой уже никогда не выбраться.
      Память манит, реальность отталкивает. За знакомыми окнами живут совершенно незнакомые люди, не знакомые с прошлым занимаемых квартир. У новых жильцов есть свои знакомые, создающие с ними новую память, которая в какой-то момент также растворится без следа в опустевшей квартире, куда заедут другие жильцы. Сцена - как ни банально и избито. У меня нет иного сравнения, как сцена, спасибо тому, кто его выдумал. Мой первооткрыватель этой аналогии – Моэм. Играются спектакли, в которых актеры проживают краткие жизни. Звучит звонок об окончании представления. И все. И только память…, но меня не отпускает впечатление, что она существует реально, где-то там и одновременно здесь…

25.10.2011 Омск
      «Человек привыкает к затянувшимся неприятностям, как и к холодным зимним дням, и даже радуется…»

      Встретился с Павлом, своим школьным другом. Глаза, точнее - взгляд, и манеры - вот и все, что стабильно в человеке. Остальное седеет, бледнеет или чернеет, редеет, толстеет или худеет. Наигранная придурковатость для друзей в нем так и остались. На голове -  кепка, из-под которой торчали остатки седых волос, создавая обманчивое впечатление, что и под кепкой их можно найти. Полнота, которая, по большей части, будучи скрыта брюками шестидесятого размера и свободным черным пальто с синтетическим верхом, придавала ему вполне солидный вид лет на десять старше истинного возраста.
      Лицо раскрасневшееся, как я вначале подумал от спешки, с которой он бегал по своим делам, стремясь не опоздать на нашу встречу, но на самом деле эта краснота оказалась болезненной - сквозь нее проступала сосудистая сетка. Но особенно красными были уши, и их краснота не сошла даже после долгого нашего разговора за столиком сетевого кафе «Курочка рядом».
      Уши, как рассказал Павел, продуло ветром, когда оркестровую бригаду их военной части перевозили на открытом грузовике на какой-то концерт. Его тогда уложили в госпиталь, и в элементе этой истории я увидел объяснение тому, почему российский народ не поддерживает борцов за его же, народные, права…
      В отделении, где лежал Павел, работала молодая медсестра. Грузная, лицо безразличное с печатью внутренней борьбы с долгом, толкавшим ее на исполнение обязанностей, а обязанности у нее были самые ответственные: постановка капельниц. Вот только в вену она часто не могла попасть, может училась плохо, может, как говорят, руки не из того места росли...: вводила иглу слишком глубоко и по несколько раз, водила иглой в тканях руки, пытаясь как бы прошить, порвать вену..., - в общем, причиняла больным излишнюю боль и травмы, и было ей, судя по всему - наплевать.
      Многие пациенты ворчали за ее спиной, но открыто ни-ни, однако один как-то не выдержал и в глаза обругал эту медсестру, когда та не смогла у него взять кровь из вены на анализ не только с первой попытки, но и со второй, и с третьей... Он прошелся по отделению и всем показывал свои руки, на которых обвинительно белели четыре лейкопластыря, прикрывавшие четыре прокола вен, вместо одного. В общем, то там, то здесь слышались жалобы...
      Соседи Павла: инсультник Геннадий и ухаживавшая за ним жена Алла - тоже хаяли эту медсестру. Геннадий показывал множественные синяки на руке - следствие неудачных инъекций и капельниц. «Только окончила медучилище…», - обвинительно-оправдывающе говорили они, но тихо и осмотрительно, чтобы безразличная медсестра не услышала, поскольку ходила она в красноватых хлопчатобумажных брюках, белой кофте, начальственно и важно-наплевательски, деловито помахивая руками…, нагоняя на пациентов опасливое уважение. Но вскоре незримые для этой медсестры жалобы и обвинения опять переросли в открытые.
      Сердитый мужской бас из соседней палаты загромыхал о том, что капельницы ставятся из рук вон плохо, что обладатель баса хотел бы сменить медсестру. Интонации оказались таковы, что стоило ждать кулачного продолжения. Возник настоящий базарный скандал, который, впрочем, стих также внезапно, как и вспыхнул. Вскоре, в палату, где лежал Павел, вошла та самая медсестра.
      - Зина, это на вас так ругались? - сочувственно спросила Алла, жена Геннадия, которая совсем недавно сама поругивала эту медсестру, только за ее спиной.
      - Да все нервы вымотал, - горестно вскрикнула Зина (оказалось, так зовут медсестру). – Когда он меня обругал при заборе крови, я его простила, промолчала, но сегодня не выдержала.
      В глазах Зины возникло подобие начинающихся слез. Из ее слов получалось, что обладатель мужского баса и был тот мужчина, которому Зина не смогла взять кровь из вены с первого прокола, а наколола четыре дырки.
      - Да такому надо по морде, - заявила Алла. - Был бы он у нас в палате, мы бы ему по морде…
      Павел в крайнем удивлении взглянул на Аллу. Эти слова говорила та самая женщина, которая по логике должна была поддержать критику медсестры, поддержать того мужика, который ругался, или хотя бы - промолчать, выражая тихое согласие и поддержку. Но нет, все получалось наоборот!!!
      Алла лицемерно старалась задобрить медсестру, заручиться ее расположением и, несомненно, получить более внимательное отношение к своему мужу. Так боязливое лицемерие пострадавших заставляет их выступать на стороне тех, кто им доставляет неприятности, в надежде…
      Так получилось и в моем случае. Одни люди выслуживались и хаяли меня, другие – хаяли, опасаясь, как бы власть не отыгралась на них. «Трепет перед администрацией у вас тут (в Деревне) врожденный...», - сказал К. в разговоре с Ольгой, сестрой Варнавы, посыльного Замка в романе Франца Кафки «Замок». Эта фраза является ключевой. Люди, в подавляющем большинстве своем, жаждут сохранить незапятнанную репутацию не пред Богом, а пред властью, для которой признаки незапятнанности абсолютно противоположны божественной.
      После прочтения следующего романа Франца Кафки «Процесс», я вчера, наконец, посмотрел фильм, снятый по этому роману. Очень глубокое произведение на тему: весь мир бардак, все люди – б…, продажные в самом худшем смысле этого слова. Процессуальные нормы присущи, конечно, не только уголовному кодексу, но и любой области общественной жизни, и часто они противоположны морали и нравственности. Человек, который их не соблюдает, мучается сам, мучает окружающих. В конце концов, от него стремятся избавиться. В «Процессе» его убивают, в жизни, по большому счету, - тоже.
***
О добыче, которая для большинства и не добыча 28.10.2011
      «Кошельку, жаждущему денег, как и собакам, идущим по следу, иные стремления мимолетны»

      Алик ловил рыбу в небольшой лужице, в которой и рыбы-то быть не могло, но каждый раз, когда он опускал снасть в воду, то вытаскивал вполне приличную добычу. Рядом с Аликом сидел какой-то товарищ, или гражданин, который завистливо переживал, что так можно выловить все, что имеется в этой луже. Однако Алик с неизменным постоянством вновь забрасывал удочку в лужу и вновь вытаскивал рыбку.
      Когда Алик выловил штук пять толстых, хороших, поблескивающих чешуей рыбин, то заметил человек пять милиционеров в форме, которые чего-то искали. Алик занервничал: все-таки он был в федеральном розыске, - но вида не показал. Милиционеры прошли мимо, не обращая на внимания ни на Алика, ни на его товарища, хотя его товарищ переживал, что их возьмут за браконьерство, потому что нет закона, разрешающего ловить рыбу в луже посреди маленького нефтяного города.
      Провожая взглядом милиционеров Алик внезапно понял, что милиционеры не видят его, не видят его рыбы и его рыбалки, что ему можно спокойно ловить свою рыбу, потому что он из иного, возможно, параллельного мира для всех живущих в мире милиционеров, потому что каждый человек видит только в своем мире, и этот мир часто не совпадает с миром других людей.

30.10.2011 Омск
О сложности перестройки уже построенного
      «Умение правильно выбирать строительный материал – хорошо при всех видах строительства, в том числе и при строительстве собственной души. Кто строит бездумно из чего попало, тот получает соответствующую конструкцию»

      Включил лекцию Ильи Осипова по омскому двенадцатому телеканалу, которые показывали по выходным в одно и то же время. Выловил из лекции, словно рыбу из пруда, фразу, очень важную для меня именно сейчас: «…человек имеет ценность только вместе со словом вечность».
      Я узрел в этом возврат к миссии каждого человека на этой Земле, о которой говорил на одном из заграничных съездов главный ТНТэшник – единственная мысль, из всех проговоренных на всех съездах, которую я запомнил. Главное дело в жизни каждого то, чем каждый занимался бы вечно: без оплаты, без требований, а самостоятельно.
      Тут я выловил вторую фразу Осипова: «чем больше просвещенный разум стремится к наслаждениям, развлечениям, благополучию, тем меньше он находит удовлетворения в жизни», - Осипов процитировал Канта. И это опять совет для меня, поскольку я волею случая поставлен в такие условия, что нет денег ни на наслаждения, ни на развлечения… самое время обратиться к делу, которое мне принесет удовлетворение в жизни без оплаты.
      «Человек, достигший богатства, но не развивающий душу, становится страшным…, - продолжал проповедник. - Вы же скоты, скоты, ведь, что вам надо, кроме жратвы, разврата...?» И это опять моя фраза, поскольку еще раз поясняла мне то, как со мною поступят менты, когда поймают, и какой приговор вынесут мне судьи. Мой опыт общения с большей частью представителей этих профессий говорит, что это те самые скоты…
      Мне надо готовиться к худшему.
      «Нельзя человеку, не очищенному от зависти, гордыни и прочих пакостей давать силу власти», - донеслась очередная фраза Ильи Осипова из телевизора. Фраза напомнила о мстительной судье маленького нефтяного города, обиженной мною в телепрограмме. Она включена в состав из трех судей, которые и будут выносить мне приговор, если, конечно, еще не вынесли. Я сейчас в полном неведении.
      «Что мы вносим в дом своей души? - вот главный вопрос, - вылетела из телевизора еще одна фраза-рыба Осипова, - вносим мы туда красоту или грязь…»
      Я это понимал интуитивно, пока пребывал в розыске: старался больше бывать на природе, смотреть прекрасные фильмы, читать интересные книги, разговаривать с интересными людьми. Грязь уголовного дела, грязные поступки его фабрикантов и пособников слишком велики и многочисленны, их требовалось постоянно вытеснять из души красивым, иначе, понимал я интуитивно – непременно последует смерть душевная.   
      «Если нет Бога, то ничего не остается, кроме денег», - завершил лекцию Осипов. И он прав: Бог остается на самом деле для меня единственной надеждой и спасением, единственным другом, который не предаст и который не покинет меня никогда. Но вся беда состоит в том, что в нашем обществе вера в Бога не прививается изначально, нас учат математике, физике, биологии и прочим наукам, а к вере в Бога каждый приходит самостоятельно, если вообще приходит. Причем, думаю, что почти каждый приходит к необходимости веры в Бога в том возрасте, когда на самом деле искренне поверить в существование Бога, личное бессмертие и отдаться этой вере без остатка на самом деле крайне сложно. К сожалению, я из их числа.

31.10.2011 Омск
О пути в пропасть
     «Без надежного плана, знаний, и подчинения себя цели не только поиск нужного адреса превращается в пустое блуждание, но и сама жизнь»

      Сегодня, по совету мамы, я чуть было не истратил тысячу рублей на омскую гадалку и устранительницу проблем, телефон которой мама высмотрела где-то среди телевизионных объявлений. Чтобы успокоить переживающую за меня маму, я согласился, хотя гадалка жила не близко: где-то на тридцать третьей Северной – на улице, где я никогда не был. Это 9-этажка напротив остановки «Мебельная фабрика», - сообщили мне по телефону. Все сопутствующие знаки благоприятствовали.
      Нужное маршрутное такси, как по волшебству, подошло сразу, в него сел дед, который почему-то обратил на себя внимание, а потом вышел там, где и мне надо было выходить, на «Мебельной фабрике», причем возле пешеходного перехода, словно бы показывая путь. Пассажиры маршрутного такси, словно бы для моего удобства, просили остановиться, громко называя остановки, когда я пребывал в сомнениях, на какой Северной нахожусь, хотя обычно говорят: остановите на следующей…
      В общем, дорога сложилась до того удачно, что заставляла надеяться, будто цель будет настолько же хороша. А тут еще, когда я подходил к подъезду, кодовая металлическая дверь в подъезд гадалки распахнулась предо мною, словно поджидала. Вышли парень с девушкой, избавив меня от общения по домофону и ожидания. Это как снаряд в одну и ту же воронку.
      На радостях решил погадать, на каком этаже находится квартира: в лифте на удачу нажал на кнопку восьмого этажа. Ошибся. Пришлось спускаться. Из-за двери спросил мальчишеский голос. Я ответил, что к бабуле. Меня впустили. Оказалось, в квартире живет семья. Меня встретили похожие на цыган женщина и мальчик, пригласили на кухню для ожидания. У бабули был клиент. Я присел на табуретку напротив сковородки с жареной картошкой. Сидел минут пять, может больше.
      Зашел к бабуле. На столе стояла пара выжженных толстых свечей и лежали какие-то фотографии. Бабуля, которая оказалась вовсе не бабулей, а женщиной лет пятидесяти, крупной и нахальной, судя по лицу, похожей на пройдоху, каких много на базарах, объяснила, что мне надо купить 10 иерусалимских свечей, цена каждой из которых тысяча рублей, и тогда она исполнит обряд. По моей проблеме, сказала, что на мне порча, что навела ее женщина из коллектива, где я работал. Навела на потерю работы, на безденежье, на болезни. Бабуля вызвалась все исправить. Я сказал, что не работаю и если бы знал, что кроме тысячи, о которой говорили «диспетчера» нужно еще 10 тысяч, то не приехал бы вовсе…
      Не все, что легко и удачно складывается, обязательно к добру, иногда и дорога до того пуста и хороша, что дозволяет автолюбителю хорошенько разогнаться, чтобы столкнуть его с неожиданным препятствием. Такое у меня уже было на подъезде к Омску летом 2000 года. Так что, когда летишь на дно пропасти, обычно помехи отсутствуют или несущественны, есть только помощь.

01.11.2011 Омск
О порождениях пустых дней
      «Как прыгуны в воду постепенно наращивают высоту своих прыжков, так, когда один риск становится нормой, хочется рискнуть дополнительно»

      Подходит к концу одиннадцатый месяц моего федерального розыска. Появились моменты и дни, о которых сказать-то нечего. Дни, не приближающие меня к какой-либо цели. Сегодня съездил в «Старбанк», где мои деньги оформлены на мамино имя, открыл новые вклады «Звезда 11» под более высокие проценты, а старые закрыл. Снял немного средств. Теперь я опять при деньгах. Посетили с мамой кафе быстрого питания «Ростикс», но вечером чувство того, что жизнь в который раз не принесла ничего нового, опять настигло меня. Да, я написал стихотворение, но этого мало:

С востока – тьма, с востока – солнце,
С востока день идет и ночь.
Так что восток? Он - зло уродца,
Иль доброты святая дочь?

Чередованье сил природных,
Смешенье тьмы и светлых дней -
И все в одних руках холодных
Вселенной, Бога и людей.

Неразделимо и всевластно:
Убьешь врага – погибнет друг…,
Оно и страшно, и прекрасно:
Последствие родовых мук…

      Хочу вернуться незаметно в маленький нефтяной город Муравленко к своей семье и спокойно, где меня точно никто искать не будет, провести там полгода долгой зимы, в месте, откуда родом все мои произведения. Где я надеюсь и напишу новую книгу, или найду новый вариант развития своей истории. Мне надо найти себя нового.

03.11.2011 Омск
О подготовке рискованного плана
     «Там, где оценивают по известности, по должности, по иным формальным признакам, а не по сущности, и бездушный памятник сойдет за человека»

      Вчера был у своего студенческого друга Юрки, отдал ключи от его квартиры, которые он мне дал на тот экстренный случай, если придется переезжать, скрываясь от ментов. Юрка не доволен моей затеей относительно поездки в маленький нефтяной город Муравленко, но к его тезисам по безопасности надо прислушаться. Он абсолютно не приемлет моего желания, пребывая на месте, помочь семье хоть на кухне и в домашних делах. Риск, по его мнению, тройной. Первый риск - проезд. Второй - пребывание. Третий – весенний выезд обратно.
      Он прав. Надо все хорошо обдумать. Ночной приезд в Ноябрьск, откуда идет маршрутное такси в маленький нефтяной город Муравленко, обязателен. Вся проблема во втором риске. Добровольный домашний арест. Это может быть психически тяжело для меня. Сумею ли я пережить такое? К чему это приведет? Плюс - случайности. От них никто не застрахован…
      Билет на поезд я взял на чужой паспорт. С этим паспортом я и поеду под фамилией Богомолов - ужасно смешная в сочетании с моим положением: действительно, как насекомое, прячущееся от убийственного тапка. На этот шаг пришлось пойти, потому что в Омске не получилось взять билет по искаженным паспортным данным, написанным на бумажке. Кроме того, в поездке по чужому паспорту меньше рисков. Есть только одна опасность: могут сличить наружность с фотографией. Но все негры на одно лицо. Чтобы эту опасность свести к минимуму, я решил в Омске идти в вагон последним, когда объявят отправление и у вагона возникнет суета входящих курильщиков, чтобы у проводника было меньше времени сличать мое лицо с фотографией, если возникнет проблема с документами в поезде, выйти на Называевской и вернуться в Омск, а билет из Тюмени на север взять на ночное время, чтобы фотографию было сложнее рассмотреть, чтобы все спать хотели, чтобы через сутки также ночью я прибыл на станцию назначения.
      Шестое ноября, я выбрал как наиболее удобный день прибытия в маленький нефтяного город Муравленко. Во-первых, одни менты, по логике, должны охранять праздничные мероприятия, другие менты должны праздновать, а празднуют менты, как и уголовники и прочий распущенный элемент общества, часто напиваясь вдрызг. По крайней мере, часть личного состава ментов в день милиции будет парализована водкой и торжественными мероприятиями, а мне это на руку. Во-вторых, надвигается день милиции, десятое ноября, который многие менты, поскольку под него выходной еще не предусмотрен, будут праздновать с началом утвержденных выходных, а начинаются выходные – шестого. В-третьих, у моей жены Лиды тоже начинаются выходные и у нас будет много времени отпраздновать мной приезд. 
      Таким образом, я под фамилией Богомолов собирался вместе с ментами отпраздновать день седьмого ноября и день милиции по-своему: в своей квартире в маленьком нефтяном городе, где находилось царство Мордора во главе с ищущим меня Сауроном, и выставить всех ментов, в случае моей удачи, абсолютно не дееспособными к розыскной деятельности. Это был подвиг в стиле толкиенского Фродо. Изумительное приключение ожидало меня: путешествие средь многих опасностей к любящим меня людям.

04.11.2011 Омск – начало поездки в маленький нефтяной город Муравленко
     «Как кошка, когда ей вздумается, подходит и нежно обмахивает хозяина хвостом, так и удача случайна для своего счастливца»

      Вчера Лида сообщила, что возле нашего подъезда в маленьком нефтяном городе поселилась собачка, которая всегда и всех облаивала и в спокойном состоянии, а сейчас у нее завелись щенки... Причем, живет она прямо под плитой в основании подъезда. Теперь мое предприятие приобретает опасность еще и в песьей морде, которая может привлечь ко мне внимание. Волнуюсь. Сейчас, когда пишу эти строки, четыре часа утра, на улице поднялся ветер, причем с завываниями. Вскоре началась сильнейшая пурга…, а затем - утро.
      Каждый раз, расставаясь с мамой, не знаю: увижу ли ее еще, поговорю ли. Молодые умирают внезапно, не то что пенсионеры со стажем. Вот опять присели перед дорогой. Сколько уже было этих расставаний!..
      Выйдя на улицу с сыном Иваном, который пошел меня провожать, я увидел, что природа изрядно позабавилась, усыпав все ночью толстым слоем мокрого снега, который будучи неровным и истоптанным, утром замерз и представлял собой плохопроходимое, покореженное скользкое пространство, как если бы город располагался на волнующемся море, и оно внезапно замерзло. Через площадь у Дворца нефтяников народ шел по утоптанным дорожкам.
      Поездка на железнодорожный вокзал получилась бы для меня нервной, если бы я не предоставил свою судьбу случаю, причем так, чтобы принять, как должное, любой результат. Вышел я из маминой квартиры в Нефтяниках ровно за час до отправления поезда, но не нашел ни одного такси напротив дворца культуры, где они обычно стояли.
      Пришлось идти целую остановку пешком к торгово-развлекательному комплексу «Кристалл», где ожидало клиентов единственное такси. В какой-то момент я подумал, что если машину сейчас перехватят другие пассажиры, то моя поездка станет на грань неосуществимости. Но такси, черная просторная праворульная иномарка, на манер той, на какой я уезжал из маленького нефтяного города Муравленко, только поновее, приняла меня с Иваном в салон и мягко и быстро поехала.
      Второе препятствие обнаружилось уже на последней трети дороги на вокзал: возле транспортного института стояла плотная и длинная автомобильная пробка, такая, что мы едва успели к отправлению поезда. Такси прибыло на вокзал ровно за десять минут, и ровно за пять минут до отправления мы были на второй платформе, где и стоял мой поезд.
      Проводником нужного мне вагона оказался мужчина лет тридцать пяти, от которого можно было ожидать строгой проверки документов, но он посмотрел только билет... Иван пошел было за мной, но поезд уже должен был вот-вот отправиться, поэтому я взял у него рюкзак, мы попрощались, и я занял свое богомоловское место, потому как сел в вагон по паспорту Богомолова...
      Проверка билетов и в вагоне завершилась благополучно для меня Дробота-Богомолова. Проводник отдал мне постельное белье и все. Я уткнулся в окно. Грязь многими слоями насохшая на окне вагона туманной дымкой скрадывала свет ноября и цвета предзимней природы Сибири, состоящие из бело-грязных полностью облысевших берез, темно-зеленых жадных до игл сосен и соломенных и полусоломенных цветов увядших и недовядших трав. Осенняя сибирская палитра убога, но и та скрадена грязными окнами.
      Напротив меня сидела дама с собачкой, профессионально занимавшаяся спариванием псин. Она обозначила себя как кандидата и даже доктора наук, преподавателя филологии редких языков, но, когда кашляла, не спешила культурно прикрыть рот, и читала Татьяну Устинову, что ставило под сомнение всю ее филологию и культуру. Вторая интересная особа ехала на нижней боковой полке и была похожа на работника прокуратуры, хотя быть может, я опять излишне подозрителен…
      Итак, я выехал живым на собственную могилу, в маленький нефтяной город Муравленко. Город - могила - что может быть страшнее? А что может быть страшнее страны - могилы?.. Но не будем о грустном, я ехал к своей семье и это самое главное…
      Билеты до Ноябрьска я взял с пересадкой в Тюмени, поэтому в Тюмени мне предстоял еще один экзамен при посадке на поезд, но гораздо более простой, поскольку посадка была за полночь. А это и темнота, и желание сна, и естественная потеря внимания у проводника. Я даже не волновался, потому что знал…
      Удача обласкала меня опозданием омского поезда в Тюмень, сократившим мое ожидание на вокзале. На железнодорожный вокзал ввиду этого и из соображений безопасности я не заходил. На улице было относительно тепло. Ждал чуть более получаса на минус шести легкого морозца.
      На поезд до Ноябрьска успел быстрее всех по мосту, к которому я опять же оказался ближе всех, так стоял на улице. Избежал ненужных взглядов, а проводница, проверив билет, выписанный на Богомолова, абсолютно не изучая паспорт, запустила меня в вагон. Также получилось и при выдаче белья, когда паспорт и вовсе не потребовался.
      Со мною в первом купе ехала женщина, которая собиралась выходить намного раньше, чем я - в Пыть-Яхе. Она никак не могла меня знать. Вторая попутчица, которая села вместе со мной - по виду своему не представляла опасности, так как была молода для стукачества. Хотя, конечно, никакой возраст склонность к стукачеству не отменяет, просто я так подумал, потому что пока мне везло.
      Надо отметить, что и вчера, когда я на посошок, так сказать, заходил в церковь, мне опять повезло: я попал прямо на службу и почувствовал от своего пребывания в храме святой мученицы Татианы большое облегчение. Будто опять разошлась тьма надо мною. Господь - это единственная сила, способная мне сейчас помочь, потому что в моем нынешнем положении все зависит от случайностей. Сядет рядом какая-нибудь сволочь из маленького нефтяного города Муравленко, где таковых немало, и все пропало. Даже сейчас в инертном окружении радоваться рано, завтра меня ждут испытания с посадкой на маршрутку и подходом к дому, где меня могла облаять собака...

О месте катастрофы 04.11.2011
      «К месту катастрофы идут все, но никто не знает, где оно находится»

      Алик шел к готовой разверзнуться пропасти, глубиной до самого центра Земли. На месте этой пропасти, которой только предстояло появиться в неопределенном будущем, еще плескалось красивое спокойное озеро, к которому вел прекрасный зеленый луг, но всей этой красоте суждено было исчезнуть. Гнала его к этому месту какая-то страшная сила и гнала не одного, а с Мариной.
      Сердце говорило, что приближение к озеру было равносильно самоубийству. Вероятность уцелеть была крайне мала, и Алик отказался было от похода к этому озеру и повернул обратно, постепенно удаляясь от Марины, которая продолжила путь к озеру. Но повернув обратно, Алик осознал, что и в уходе нет спасения, что любая территория под ним могла обрушиться в любой момент, что заведен некий страшный механизм. Вот так и получается, что, когда катастрофично само положение человека, не имеет значение место его пребывания.

05.11.2011 поезд до Ноябрьска
О денежной гонке
     «Для животного выросшего в неволе нет безопаснее жилища, чем клетка»

      Подслушал разговор. Мужчину звали Володей, он еще работал сварщиком. Пенсия его семейной четы, по его словам, сорок тысяч рублей. Вроде бы - отдыхай, занимайся тем, что манило в детстве, о чем мечтал. Но кроме благополучия денежного иных идей не осталось. И отсюда он говорит:
      «сорок тысяч пенсии и сорок тысяч зарплаты - и на это уже можно жить».
      Услышав это, я онемел. Даже работая главным редактором телерадиокомпании и имея зарплату порядка ста тысяч рублей в месяц, я понимал, что шиковать нельзя, что люди живут на куда меньшие деньги, что надо быть скромнее в тратах. Именно это качество, сформировавшее привычку, помогло мне выжить в розыске, где я мог жить месяц на четыре-пять тысяч рублей в месяц и даже меньше. А что означает жить по Володиному?
      Володя это обрисовал так: рассчитываться по кредиту за новую машину джип «Киа» - это его третья, давать деньги внукам, покупать хорошие продукты, ездить в гости. Он залез с головой в денежные траты и не может из них выбраться, он не может жить без больших заработков, чтобы не снижать, так сказать, планку, а его мечта уехать с Севера на родину в Тольятти - остается мечтой.
      Ему еще нет шестидесяти, а он лысый старик. Он имеет сад и мог бы посвятить себя этому достойному занятию, но все мысли о работе, где платят деньги. «Завтра приеду в двенадцать часов, и, может, еще успею на работу», - эта его фраза меня поразила. Зачем...?
      Неужели не хочется насладиться встречей с домом, от которого уехал, неужели не хочет пригласить близких?.. Этого не прозвучало. Погоня за деньгами, словно погоня за ускользающей жизнью…
      Читаю бесплатный журнал «Благодарение», его где-то взяла моя мама и передала мне в дорогу. Журнал оказался хорош. У мамы есть интуиция. Она всегда мне подбрасывала что почитать. Всегда развивающее. Она, конечно, молодец, моя мама, а я иногда позволяю себе неблагодарно сердиться на нее. И вот фраза прямо про Володю, как специально: «если человек живет только собой, ради себя, или даже своих родственников - это и есть настоящий кризис».
      Вот и продолжение: «Причина всех социальных, духовных, экономических и экологических проблем современности кроется в глобальной подмене системы ценностей. Людей насильно подводят к единому рационально-потребительскому животному типу мышления через отрыв от вечных внутренних духовных ценностей жизни…», - рассуждает некий Александр Усанин.
      Основой бедствий называется информационная политика, влияющая на смену ценностей: если люди любят секс, давайте дадим им секс, любят насилие, дадим насилие... СМИ действительно из стремления к популярности пошли на удовлетворение не высших, а низших потребностей. Общество устремилось за куском мяса… и за этим куском мяса они пробегут по любому человеку, в том числе и по мне. Ну, по мне уже давно бегут.
      Когда находишься в обществе (стаде), которое куда-то бежит, чтобы остаться в живых, согласно правилам дорожного движения, надо бежать вместе с этим обществом в том же направлении и примерно с той же скоростью, либо выходить из этого общества (стада), иначе затопчут и порой безо всякого злого умысла, а просто потому, что стоишь на дороге. Сейчас обществом овладела идея благополучия любой ценой. Кто преследует иные цели, пусть самые благородные, перестает двигаться вместе с обществом (стадом) и подвергается риску быть затоптанным, что я и получил.

06.11.2011 Маленький нефтяной город Муравленко
      «Ни одно происшествие не станет неприятностью, пока воспринимающий не согласится его считать таковым»

      На самом деле я опять переусердствовал в поиске признаков слежки за собой. Милиция ленива и не усердна. Домой я добрался отлично по прямо-таки волшебному коридору, выстроенному мне провидением.
      Вышел, как обычно, в Ноябрьске-1 и пошел на остановку маршрутного такси, максимально скрыв лицо под вязаной шапочкой и капюшоном. Два маршрутных такси были уже заполнены. Внутри горел свет. Водитель помогал укладывать багаж и не отказал двум женщинам и мне в размещении.
      - Никого не оставим на вокзале, - сказал он и жестом пригласил пройти нас в салон.
      Я, опустив голову, в маршрутку вошел последним, а как вошел, так сразу повернулся лицом в сторону водительского сиденья, а спиной – к пассажирам, поскольку мест более не было. Принялся размышлять над тем, как действовать далее, когда придется садиться, потому что мне могли дать табуретку. Я такое уже видел. Но размышлять пришлось недолго. Дверь в маршрутку открылась.
      - Выходите, в другой машине есть свободное место, - сказал мне водитель.
      Я вышел, в сумерках отсчитал триста рублей кассиру, получил билет.
      - Ваше место на последнем ряду, - произнес водитель фразу, о которой я мечтал еще в поезде, поскольку последний ряд хуже других просматривается.
      Я вошел в освещенный салон уже другой маршрутки, опять-таки как можно сильнее наклонив голову, так будто следил за рюкзаком в своей руке, но не успел я дойти до своего места, как свет погас, я упал на сидение, и маршрутка тронулась в путь. Опять прекрасное участие случая. Я надвинул шапочку на глаза и сделал вид, что сплю, хотя под веселую музыку, летевшую в салон как раз над последним рядом пассажирских сидений, сделать это было нелегко.
      Кому-то из высокого начальства эта дорога от Ноябрьска до маленького нефтяного города Муравленко представляется увлекательной горкой развлечений, по которой скатываешься, имея полный кошелек удовольствия. Сейчас эта дорога мне представлялась канализационной трубой, по которой я сливался, объятый эйфорией предвкушения встречи с моей женой Лидой, которую я любил и люблю.
      Мы беспрепятственно проехали как карамовский пост ГАИ, так и безлюдный муравленковский, еще пять километров в сторону от трассы и вот уже показался маленький нефтяной город, поставленный в тайге, как капкан на добычу.
      Женщина с девочкой на руках, сидевшая справа от меня, вышла первой, предоставив мне возможность придвинуться к окну и отвернуться к нему от пассажиров, от случайного взгляда и узнавания. Маршрутное такси постепенно пустело, и вот пришла моя очередь вставать и продвигаться к выходу по освещенному в городе салону маршрутного такси. Я не спешил, ожидая... И дождался: впереди меня встали на выход последние пассажиры, за ними пристроился и я, радуясь, что на затылках глаз нет.
      Дальше меня встретила пустынная слегка освещенная плотнозаснеженная улица. Я прошел перед многочисленными, дай Бог слепыми, глазницами окон двух пятиэтажек, с тщательно прикрытым лицом. Собачка, которая меня могла облаять, отсутствовала, встречных прохожих не было.
      Из моего подъезда вышел кто-то, но направился в противоположную сторону. Я набрал номер квартиры на домофоне, который установили в мое отсутствие. Лида открыла входную дверь по короткому слову «открой», подъезд оказался пустынным. А дальше была радость встречи с салатом под шубой, чилийским вином, говядиной по-арабски и бутербродами с красной икрой!!!...

08.11.2011 Маленький нефтяной город Муравленко
О черной магии северной природы
     «Когда нечего искать в человеческом обществе, взгляд обращается на себя, на природу и на небеса»

      Самочувствие на Севере ухудшилось буквально на следующий день после приезда. До сих пор импульсно болит голова. После вчерашних физических упражнений, которыми я занимаюсь ежедневно, болели мышцы, и я вспомнил один старый разговор в поезде.
      Интересное замечание северному характеру дал молодой человек, который полтора года, по его словам, отработал, кстати, гораздо южнее маленького нефтяного города: на нефтяном участке в небольшом городе Покачи Ханты-Мансийского автономного округа: люди, приезжающие на месячную вахту, поначалу энергичны, а затем, быстро теряют энергетику.
      - Когда приехал туда, удивился медленному темпу жизни, а через какое-то время мне это стало нормальным, - сказал он. 
      Далее мы обсудили худосочную северную растительность и буйную растительность средней полосы. Научный работник, ехавший на соседней полке, сделал вывод:
      - Природа сама указывает человеку, как жить, с какой энергоотдачей, природа примеряет, подминает человека под себя.
      - У меня друг заработал на Севере квартиру и «крутую» машину, - продолжил молодой человек, - но потерял здоровье и сейчас говорит, что лучше бы и не ездил на Север…
      Однако, я приехал в северные края к семье не для печалей, а попытаться восстановить душевное равновесие. Сегодня мои девушки: жена Лида и дочь Маша - ушли из дома с утра: Лида на работу, а Маша – в школу. Я остался впервые один. Начинаю искать режим жизни. Утро после их ухода провел в темноте, потому что свет в пустой квартире включать нельзя, но примерно в десять утра уже полностью рассвело…
      Вечером Лида принесла неприятную новость от соседки по лестничной площадке Патимат: меня продолжают искать в маленьком нефтяном городе Муравленко.
      К Патимат заходил участковый и спрашивал, когда меня видели последний раз, спрашивал, как они характеризуют нашу семью. Причем, участковый приходил с расспросами обо мне перед праздниками, то есть 4 или 5 ноября - в день моего выезда и нахождения в пути. Новость вызвала у меня внутреннее напряжение, да и у Лиды тоже, потому что милиция уже давно не ходила по нашему подъезду по моему поводу. Словно бы чуют, как пел гениальный сыщик в мультфильме «Бременские музыканты»: «мой нюх как у собаки…» 
      Крайний Север, вполне возможно, - жилище Сатаны, где Бога крайне мало, не случайно в аналогичные края Андерсеном помещено жилище Снежной Королевы. В любой приходящей на ум мифологии и сказках исконное зло вечно хоронится в неблагоприятных местах: среди болот, холода, хлипкой природы, редкости солнца…, а именно здесь на Крайнем Севере все именно так, и факторы, поддерживающие жизнь, приглушены. Может здесь сам Сатана помогает своим слугам…   

11.11.2011 Маленький нефтяной город Муравленко
Об обезличенных судах
      «Известно много весомых авторитетных мнений, но что бы они значили, если бы стали анонимными?»

      В эту волшебную дату, напоминающую шестью единицами забор, я задумался о том, как можно усовершенствовать судебную систему, чтобы суд не мог делать разные подлости, вроде утаивания документов от ознакомления, и не было ангажированных властью приговоров, таких, какой или вынесут, или уже вынесли мне.
      Хорошее уголовное дело, как хороший рассказ, - всего лишь печатное произведение - оно не обязательно правда, но должно соответствовать законам жанра и вызывать чувство достоверности.
      При этом, законы публичного признания прозы, поэзии и уголовного дела очень похожи - чем выше ранг автора, тем больше шансов признания судьями произведения; чем больше антипатия у судей к отрицательному герою указанных произведений, тем больше согласия с позицией автора; чем больше план на публикацию произведений определенного жанра, тем вернее, что произведение будет пущено в тираж... Я уже не говорю о том, что, если вышестоящая власть просит признать нужное произведение, каким бы оно ни было, его признают в любом случае, доработают, как надо и признают.
      Поэтому, истинно реальная оценка как уголовного, так и литературного произведения возможна только в одном случае: если убрать все известные переменные, приводящие к неравенству.
      Первое, на мой взгляд: надо уравнять авторов и их героев, сделав их анонимными. Убрать при оценке произведения фамилии и должности автора, следователя или прокурора, и обвиняемого, конечно. Судья не должен их знать, судья вообще не должен знать тех, кто инициировал дело, поскольку слишком велика разница между весом прокурора и какого-либо простенького частного лица. 
      Судья должен быть из тех мест, где никто не знает ни подводных течений, приведших к уголовному делу, ни действующих лиц, в особенности подсудимого, убрать влияние политической ситуации на судей.
      И последнее: уголовное и литературное произведение, как произведения одинакового класса, во избежание влияния на судей личных качеств авторов и их реальных героев, на основе которых написаны уголовные и литературные образы, должны оцениваться исключительно по текстам. Без присутствия лиц. Они на самом деле не нужны. Облик человека, его речь и манеры слишком обманчивы, и тоже влияют на конечное решение.
      Это, кстати, исключило бы из процедуры такую субъективную, но доказательную основу, как стенограмму заседания.
      Вынесение судебного решения должно происходить на основе текстов, которые абсолютно открыты для комментариев со стороны заинтересованных лиц вплоть до времени суда. И в этом смысле Интернет играет во всей этой фантастической затее ключевую роль.
      Все материалы дела должны собираться на определенном ресурсе, к которому имеют доступ только лица, участвующие в деле. До определенного момента собираются доказательства, которые выставляет каждая сторона в свою поддержку, а затем наступает полоса прений, когда новые доказательства заявлять нельзя (потому что они требуют обдумывания противоположной стороны, тут необходимо избежать внезапных ударов, вроде голов в раздевалку), все как в реальном процессе, но без участия судьи. То есть процедура остается та же, что и существует, но она становится анонимной. 
      Судья выходит на суд, когда собраны все материалы полностью и выносит решение по анонимным источникам. Всем неизвестным участникам присваиваются реальные имена только после вынесения решения. Эта система значительно бы улучшила качество принимаемых решений. Таким же образом необходимо построить и кассационную инстанцию.
      Интернет-суды стали бы настоящей революцией. Упростилась бы процедура ознакомления с делом, как обвиняемого, так и его защитника, которые могли бы работать дома. Оборудовав СИЗО компьютерами, можно было бы надежнее защитить и права тех, кто на этапе обвинения лишен свободы. Это упростило бы и хранение дел, а также их поиск, что в перспективе свело бы начинание к электронной картотеке...   

13.11.2011 Маленький нефтяной город Муравленко
      «Найти себе верное применение крайне важно, поскольку к применению привыкаешь»

      Внешний мир теперь для меня замкнулся в пространстве двухкомнатной квартиры, в очень ограниченных видах из окна и на двух близких мне людях. Положение, конечно, лучше, чем у моей тещи Нины Ивановны, которая со сломанной шейкой бедра не может даже ходить по квартире, и лучше, чем у многих подобных «лежачих» больных, но для человека, привыкшего к свободам, это чувствительное сокращение. Занимаюсь домашними делами, физическими упражнениями, смотрю, как в телевизор, так и в окно, читаю, и, конечно, много пишу, черпая истоки в своем особенном состоянии, которое многие не проходили и не знают.
      «В борьбе с любой проблемой человек должен бороться не только с врагами и обстоятельствами, но и со своими привычками и склонностями, которые привели к проблеме» - этот совет самому себе, может быть полезен неизвестным мне многим. Смотрю в окно на небо над окружающими двор серыми пятиэтажками, покрытыми кривой порослью самодельных телевизионных антенн - внезапно оно стало необычным. В сердце мигом родился интерес и в груди затлела жизнь, вглядываюсь в завитки облаков, выискиваю редкие солнечные блики…
      В этом маленьком нефтяном городе Муравленко, где климат с особенной яростью угнетает все живое и заставляет это живое экономно расходовать энергию, проблема одиночества, куда выше, чем в южных регионах России. Здесь счастливы те, кто работает, и счастливы дважды. Они и деньги хорошие получают и имеют рядом людей, с которыми можно поговорить. Квартиры же здесь на Севере для людей одиноких и замкнутых, словно гробы, в которых человек пребывает, хотя и не засыпанный землей, но так засыпан неприязненной погодой и морозами, а то и неприязненными людьми, что словно бы и умер.

15.11.2011 Маленький нефтяной город Муравленко
      «Каждый обустраивает жилище под себя, а потом жилище работает над жильцом»

      Живое прошлое моей квартиры в маленьком нефтяном городе Муравленко затягивает своей устроенностью: мягким кожаным креслом возле большого монитора; висящими на стенах картинами природы, написанными местной художницей, купленными мною на редакторской должности; перемигиванием гирлянды, натянутой под потолком, сиянием пятиламповой люстры...
      Все тут сделано моими руками в далеком и недалеком прошлом, но все-таки - в прошлом. Сытом, денежном и благостном прошлом, когда я ездил за границу за счет телерадиокомпаний и бюджета, когда заработанного мне хватало на все.
      Всегда есть вершины, с которых сходишь, на которые потом смотришь не то чтобы с завистью, а с какой-то безнадежностью или отчужденностью, потому что понимаешь: вновь туда не попасть.
      Праздник прошлого повторить можно, но для этого нужна новая длительная работа без обязательной надежды на успех. Сейчас на пятидесятом году жизни надо честно признаться: энергии той нет, «а далее будет еще хуже», - как говаривает мой родной дядька Сашка - фанат бега и спортивного ориентирования.
      Еще один день прошел незаметно, как ласковый сон в мягкой постели. Погода благоволит - минус семь с южным ветром, бессолнечно и ветрено. Ничего не писал, не читал, отдался прогнозированию движения графиков валютных пар на форексе.
      Вечером смотрели отличный фильм с Николасом Кейджем. Я сидел рядом с Лидой, умиротворенно, как раньше. Идиллия. Щупая ее быстрый, порой неровный, пульс, не мог удержаться от мысли: «Почему, Господи, мы так уязвимы?»

О мухах 16.11.2011
      «Все живое тянется к живому, чтобы получить или убить, но очень редко, чтобы дать»

      Алик, пребывая в одиночестве, рассматривал нескольких мух, ползавших по оконному стеклу. Только они были его спутниками и единственными живыми существами, разбавлявшими одиночество. Но кому приятно общество мух?
      Открыв форточку, Алик принялся их выгонять, пока от резких и частых движений не заболел сустав правого плеча. Некоторые мухи вылетели, но две, распознав на улице холодную некомфортную погоду, так и остались в доме. С ними Алик ничего не смог поделать и, посмотрев на них с печалью, внезапно прозрел:
      - А может и не надо выгонять мух, находясь в одиночестве, мухи хоть какое-то окружение и хоть какая-то жизнь.
      В одиночестве приходится радоваться любым докучающим воспоминаниям, от которых хотелось бы избавиться, любой живости возле себя, даже той, с которой и разговаривать невозможно.

19.11.2011 Маленький нефтяной город Муравленко
      «После прочтения «Исповеди» Льва Толстого я подумал, что дети уже потому должны ненавидеть родителей своих, что те выступили инициаторами их порождения к полной бессмысленности жизни, которую также бессмысленно суждено каждому оставить»

      Жизнь действительно похожа на автобус с отправлением и прибытием, а также рядом заданных остановок. Живущий - пассажир в этом автобусе, и что бы он, живущий, ни делал, он все равно не изменит маршрут: все равно будет крутиться вокруг Солнца определенное количество кругов. Самое лучшее, что пассажир может для себя сделать: смиренно наблюдать меняющиеся пейзажи за окном, не вредить и радоваться путешествию, как наш попугай Пашка.
      Если все мы являемся лишь оболочками, в которых содержится дух, то тем, кто нас рассадил по этим цветочным горшкам, смешны и непонятны наши терзания, направленные на улучшение этой жизни, как нам – стремления растений. Заработки денег, интриги, войны, писания книг и картин, любовь.... Ну любовь, скорее всего, важна, чтобы цветочные горшки не сокращались в числе, но эмоции - это должно быть непонятно.
      Помести человека, даже с высшим образованием, в тело попугая, как человек иной раз помещен в определенные обстоятельства, то он бы «спекся». Даже на моем месте многие бы спились, заработали бы психические заболевания, попались бы ментам – в этом я уверен – об этом говорит и Интернет: подавляющее большинство попадается. Поэтому, ответ на вопрос: «зачем жить?», например, опять же мне, как человеку, исключенному из социума, видится в общем поддержании жизни. Не важно какой.
      Мне не верится, что не имеет разумной души наш маленький волнистый попугайчик Пашка с красивой синей грудкой и волнообразными рисунками на всем остальном, от которых, видимо, и получил свое название – волнистый. Просто он, Пашка, воспитывался не среди людей, а средь птиц, мозг маленький, ни детского сада, ни школы, недостатки ротовой полости не позволяют произносить слова, рук нет, чтобы что-то делать... Поэтому уровень выражения разумности у него крайне слаб.
      Для духовной сферы Вселенной важна любая жизнь. Я в этом уже уверен. Иначе встает вопрос о смысле жизни людей, не имеющих детей, или детей, умирающих детьми, или рабочих... – что их жизнь бессмысленна. А это не так. Это не может быть так. В унисон этим размышлениям мне сегодня днем, когда я прилег отдохнуть после обеда, приснилась фраза: «несмотря на всю разницу в цивилизационном развитии живых существ, населяющих Землю, все они проживают и переживают одинаковые периоды развития, переживают одинаковые радости и горести».

22.11.2011 Маленький нефтяной город Муравленко
     «Урожай состоит из того, что приживается в почве, куда брошены зерна»

      Сегодня вечером в начале восьмого моя дочь Маша зашла домой с такими горящими глазами, что казалось и не надо включать свет в коридоре. Она лауреат первой степени какого-то конкурса, проходившего в Москве, куда ездила с танцевальным коллективом из маленького нефтяного города Муравленко. Счастье от поездки и возвращения освещало все вокруг. Особо приятно, что она осознает уровень своей победы: без гордости, и с самокритикой.
      - Конкуренции почти не было, - сказала она. - Участников было немного…
      Вот так я впервые всем сердцем почувствовал радость от достижений детей их пенсионных родителей и дедов, у которых не осталось в жизни ярких впечатлений. Надо признать, что я в активном, полном сил возрасте угодил в эту незавидную группу. Что ж, если нет своего огня, то не грех погреться у чужого.

23.11.2011 Маленький нефтяной город Муравленко
О мыслях, навеваемых дурной погодой.
     «Разве может свинья при помощи адвоката защититься от мясника на мясной ферме? Примерно такой же процесс происходит и в суде, как аналоге мясной фермы. Приговор выносит не обвиняемый, не адвокат, не обвинение, а судья, работник суда – мясной фермы. Именно в его руках меч, так называемого правосудия, на самом деле-то - самосудия, поскольку судит не право, а конкретный Сам»

      Сегодня в моей душе опять царит уныние. Подействовал сон о том, что я не мог включить свет в своей комнате. Щелкал выключателем, щелкал, но лампочка моргала и гасла, уступая тьме. Было понятно, что так определено свыше. Свет словно утонул в болотах, окружающих маленький нефтяной город. Вот так и в жизни бывает, что иногда свет не включается, сколько бы, образно говоря, ни щелкал выключателем и сколько бы лампочек не менял.
      Вы знаете, что такое тьма в голове? О! Это непроглядное состояние, когда ни одна мысль не посещает тебя, кроме мыслей по исполнению самых примитивных инстинктов и страхов жертвы.
      Я восхищаюсь героем романа «Побег из Шоушенка» Стивена Кинга неким Энди, возможно придуманным. Пройти сквозь многолетний ад тюрьмы, пройти сквозь унижения и побои, не сдаться, а возвыситься – это не каждому дано. Мне более понятен Лапша из «Однажды в Америке», который признался Толстяку Мо, отвечая на вопрос: чем же он занимался все тридцать пять лет, которые вынужденно скрывался от преследования мафии: «Рано ложился спать».
      Жизнь будто испаряется, когда после яркой насыщенной деятельности становишься безработным и невостребованным. Остается одно прошлое, как засушенный цветок в гербарии. Темнота бездеятельности поглощает, съедает, испепеляет энергию души после яркого периода жизни. Висишь, как холодный вольфрамовый волосок в безвоздушной колбе и ждешь, кто тебя включит, чтобы хоть немного посветиться. Во тьме тычешься, как котенок в поисках материнского соска, но его уже нет для выросших детей. С нетерпением жду вечернего прихода своей жены и дочери, как своих включателей.
      Когда мир к тебе поворачивается задницей, то все окружающие люди, даже сочувствующие, не могут понять всей глубины трагедии, которую ты носишь в себе, носишь в сердце, изображая на лице улыбку, храня какое-то достоинство по прообразу кинговского Энди, но на самом деле такого достоинства совершенно не имея. Только поза. Любимый клиент мошенников.
      Полуистлевшие надежды, словно лохмотья, оставшиеся от когда-то красивых одежд, бессмысленные гадания на сайтах и картах, внезапно ожившие, когда-то укрощенные душевные звери, забытье правил и наук… - вот далеко не полный перечень стихий, которые заводятся в темноте.
      Мне нечем отвлечься от дома, от кухни, от себя. Главное – от себя, от своих проблем. Я впервые за много лет получил такой большущий кусок свободного времени и подавился им, поскольку живу в паутине прежних отношений, осаждаем долгами и обязанностями, которые, по сути, не в силах нести, не закапывая себя. Я впервые ощутил себя безработной домохозяйкой и признаюсь: это нелегкая ноша.
      Вчера переписывался со своим школьным другом Павлом. Он тоже женат. Тоже: приготовление пищи, уборка посуды и квартиры. Дочь замужем, но он ей помогает, отдавая пенсию, какую получает раньше других, как военный. Внуки, с которыми надо сидеть. Главное, что прозвучало - это безысходность человека, зависшего в паутине родственных связей, перед лицом вполне очевидно приближающегося конца жизни. Ради чего жить? Тратить остаток дней на бесконечные, незаметные домашние дела?
      Домашние дела поглощают без остатка. Родной с удовольствием принимает родного как своего раба, как источник своего благосостояния без большой задумчивости о состоянии этого источника, а тому-то мечтается о большем…
      Сегодня перед сном мне пришла в голову вовсе сумасшедшая мысль: что, если повеситься напротив администрации маленького нефтяного города. Но способен ли я на такой выход? А какой выход еще есть?..
      «Есть два главных человеческих греха, из которых вытекают все прочие: нетерпение и небрежность...», - сказал Франц Кафка – чешско-австрийско-венгерский писатель. Поэтому терпение и еще раз – терпение.
      Выглянул в окно, чтобы хоть чем-то перебить угнетающий поток мысли. Солнца опять нет. Небо скрыто такими плотными облаками, что даже непонятно в каком направлении находится солнце. Тусклая серость сходила на маленький нефтяной город с низких небес. Она сыпала снегом, она тревожила ветром, она быстрыми шагами проходила по заснеженным улицам, она урчала моторами и скрипела сминаемым снегом. Она вливала, втискивала, вживляла в сердце тоску и уныние, оставляя только желание спать, стремление отключиться от противной реальности и искать утешение в иллюзиях, которые, хотелось бы надеяться, будут приятными.
      Жители маленького нефтяного города похожи на огромную колонию пингвинов, которые, сбившись в живой круг, тесно прижались друг к другу, чтобы внутренние блага не ушли в атмосферу, повернулись носами внутрь толпы, чтобы не видеть, что делается в мире, а жить мелкими интересами группы. При этом любой, кто каким-то образом выбился из этого коллектива, оказывается перед задницами, стоящими непреодолимой границей - живой крепостной стеной задниц!!! Не лиц, а задниц!
      Даже жены отбившихся от коллектива мужей стояли задом к мужьям, но из жалости или природной предрасположенности иногда поворачивались к ним лицом, пока не видит общество, и давали им еду.
      «Есть такая поговорка: в маленьком городе большой ад», - сказал начальник мексиканской тюрьмы заключенным в фильме «Гринго» или «Веселые каникулы».
      «Кодекс маленьких городков прост, но всеобъемлющ: если на многие формы помешательства смотрят снисходительно, то на многие формы жестокости вообще не обращают внимания», - цитата из рассказа американского писателя Джона Ирвинга «Пытаться спасти хряка Снида».
      Хорошо описал характер маленьких городков и Стивен Кинг. Вымышленный городок Дерри со злом скрытым в нем за красивыми фасадами и внешней добропорядочностью присутствует в его многих романах и рассказах. Дерри – это и есть маленький нефтяной город Муравленко. Только Муравленко еще отвратительнее американского Дерри, поскольку расположен там, где природа и климат куда хуже.

Притча о выпадении из жизни
      «Если бы слабый росток вместо того, чтобы расти к небу, увлекся бы помощью земле, то он, скорее всего бы загнил»

      Машина продолжала ехать по какой-то заснеженной колее, увлекая за собой Алика, прихваченного за ногу то ли ремнем, то ли веревкой, прицепленной к машине. Его выбросили из этой машины, положение было незавидным, дурным и беспомощным. Алик лежал на спине и скользил вслед за машиной, которая, к счастью, ехала не так быстро, чтобы истрепать его насмерть.
      Тут надо бы думать о своем спасении, о том, чтобы отцепиться от машины и встать на ноги, или подтянуться к машине по веревке или ремню, а там постараться залезть в нее, но Алик был занят другим. Его руки удерживали какие-то тарелки, кастрюли, ложки, вилки и предметы домашнего обихода, лежащие на его груди.
      Иногда кастрюля или тарелка на повороте слетали с Алика, и тогда он ловко хватал слетевшую вещь в полете. В такой безумной суете протекало его скольжение вслед за увлекающей его машиной, в которую он и в мыслях садиться не собирался.
      Машина в этой притче - привычная жизнь, когда человек выпадает из нее, он часто продолжает исполнять не улучшающие положение заученные действия, вместо того, чтобы все силы употребить на свое спасение.

24.11.2011 Маленький нефтяной город Муравленко
Всего лишь об одном дурном эпизоде работы власти
     «Использование власти очень часто состоит в гарантированно безнаказанном смаковании превосходства»

      Пришла Лида, вся морозная и слегка расстроенная, причем темой, о которой я размышлял только вчера.
      - В суде мне ничего не дали, - сказала она, опережая мои вопросы относительно удачного для нас кассационного решения по Центру занятости, который не выплатил мне часть денег по ликвидации телерадиокомпании... 
      Власти маленького нефтяного города Муравленко даже один месяц моей заработной платы хотели отхватить у меня совершенно незаконно и тут, надо сказать, старались все: и сотрудники Центра занятости вместе с его директрисой, и судьи, которые вначале отказывали в принятии иска, а затем вынесли несколько незаконных решений…
      Целый год чиновники маленького нефтяного города, получая при этом полную заработную плату и эйфорию от своей идиотской деятельности, основанной на вольном понимании норм права, как говорится, парили мозги и валяли дурака. Я составлял письма, иски, ответы…, Лида ходила, обивала пороги, мы оба переживали, а чиновники маленького нефтяного города Муравленко безнаказанно валяли дурака! Классная работа?! Да хоть бы одного наказали за этот бардак. Но нет…   
     Сейчас нам требовалось только получить в суде маленького нефтяного города Муравленко удачное для нас кассационное решение салехардского суда, простую бумагу, и передать его судебным приставам для исполнения. Даже это оказалось непросто. 
      - Секретарша в канцелярии суда обегала весь суд, но даже в архиве не нашла дела. Извинялась, сказала, что направила решение вместе с исполнительным листом почтой на наш адрес, но сейчас оно месяц отлежало на почте и должно вернуться в суд. Обещала позвонить, как письмо вернется. Я была и на почте, но и там ничего найти не могут, - рассказывала Лида все быстрее, по мере того, как успокаивалось дыхание.
      Цирк маленького нефтяного города Муравленко представал уже во всей красе, во всей подлой мелочности сведения счетов, во всей подлости. Теперь все делают вид, что потеряли решение!..
      - Охранник на входе в суд меня спрашивал: Сам-то что не приходит за решением, - продолжила свой рассказ Лида. – Теперь, говорит, можно и не скрываться. А я ему отвечаю, что еще ничего неизвестно, и он вообще не знает, что находится в федеральном розыске, его же никто не предупреждал, да и я об этом не знаю. Слухи какие-то ходят, но слухам верить - себя не уважать. Ну, в общем-то - да - согласился охранник.
      Постановление суда маленького нефтяного города Муравленко о размещении меня в федеральный розыск до сих пор, спустя почти год, не получил ни мой омский адвокат З-ков, заявленный на участие в деле, ни я, ни моя жена. Суд, опять-таки не найду иного слова как подло, поставил меня перед невозможностью обжалования того, чего я не знаю, но что вступило в законную силу и работало, гоняя меня по России. Сейчас охранник суда, вполне очевидно, вытягивал из Лиды место моего нахождения сейчас, чтобы мигом побежать и доложить, но все-таки проболтался и в нашу пользу. Приговор мне, судя по словам охранника, уже вынесен и приговор без лишения свободы, но опять-таки никакой информации от суда об этом в почтовом ящике, они намеренно держат меня в неведении, хотя, когда им надо было, тот был полон судебных извещений.
      Низость государственных служащих превышала уже все мыслимые пределы низости. Оставалось только удивлять, что за дурных водителей допускают к рулю машины власти, хотят, образно говоря, гоняют по тротуарам, хотят попусту давят людей, и все им нипочем. Они изгалялись надо мною, журналистом и депутатом, который просто говорил правду, как над отъявленным преступником, которому надо доставить максимум неприятностей…
      Может и не надо пытаться вернуть то, что принадлежит мне по праву, чем доставлять Лиде и себе огорчения?..
      «Ты дурной христианин, Санчо, - выслушав его, заключил Дон Кихот, - ты никогда не забываешь однажды причиненного тебе зла...» ("Дон Кихот" Сервантес, 21 глава). Этот упрек Дон Кихот мог бы высказать и мне. Но у меня есть оправдание: зло мне причинено не однажды, мне уже полтора года устилают путь злом все инстанции маленького нефтяного города Муравленко и нет конца и края.

25.11.2011 Маленький нефтяной город Муравленко
О зернах из которых растет элита
      «Зима, как несчастье, вымораживает не только природу, но и душу»

      Недовольство собою нарастает. Уже появилось животное паническое ощущение надвигающейся катастрофы саморазрушения. Каждый новый день не отрывает ничего нового, хотя двери в новое вокруг меня рассеяны вокруг обложками книг, которые еще предстоит прочитать, и делами, которые надо исполнить, но желания все меньше. Как люди живут так годами - не понимаю. Если бы не Лида со своими рассказами…
      Соседка Патимат, для своих Патя, передала Лиде три рыбы семейства сиговых в подарок. Рыбы были с душком, но дареному коню в зубы не смотрят. Земляк привез этой рыбы целый вагон, но самое главное, из принесенного Лидой, это рассказ про Сашку-ромашку или Сашку-рыжика, который основал в маленьком нефтяном городе Муравленко контору, промышлявшую кабельным телевидением и ремонтом телерадиоаппаратуры.
***
Сашка-ромашка
      Наша соседка Патимат, заметная такая женщина, расположившая к себе в доверие весь подъезд настолько, что многие, как уезжать в отпуск, так оставляли у нее ключи от квартир на всякий случай, жила с Сашкой-ромашкой в одной деревянной общаге на подселении до переселения в типичное пятиэтажное панельное произведение стандартной архитектуры. Общаги знакомят своих жильцов между собой куда быстрее, чем отдельные квартиры, вот они и познакомились семьями.
      Это было время слома советского строя и хаотичного строительства того, что получится, когда многие пытались заработать лишнюю копейку на всякого рода предпринимательстве, не гнушаясь ничем, лишь бы приносило деньги. В это время быть ромашкой значило бы, что по тебе пробегут и не заметят. Ромашку через дефис Сашка получил от своих, скорее всего, исключительно из-за рифмы, чем за простецкий и безобидный нрав этого цветка, да и ромашка было его не единственное прозвище, более он был известен, как Сашка-рыжик, за рыжие волосы.
      Так вот этот Сашка-ромашка нашел себя в предпринимательской сфере с очень даже привлекательной стороны для всего нормального населения, а именно с той стороны, на которую, кстати, и принято гадать на цветке, приписанном к его имени через дефис, постепенно отрывая ему лепестки: любит, не любит, плюнет, поцелует, к сердцу прижмет, к черту пошлет…
      Торговля видеокассетами с порнографией оказалась для Сашки-ромашки неиссякаемым золотым дном, которая и позволила ему создать первоначальный капитал на создание в будущем индивидуального частного предприятия кабельного телевидения. Кассеты с порнографией Сашка-ромашка так массово продавал, и давал на просмотр, что на него даже работали частные творческие коллективы самостийных порно-актеров маленького нефтяного города, которые выделывали на камеру штуки ничем не хуже, чем маститые иностранные порно-дивы. 
      Дело было развивалось столь стремительно, а спрос оказался настолько велик, что Сашка-ромашка организовывал даже видео-сеансы, собиравшие полностью заполненную зрителями комнату в общежитии, но Сашка-ромашка в заработке денег палку не перегибал, и для своих не то что друзей, но и соседей по общежитию устраивал показы порнокартин бесплатно, иногда прямо у них дома, а Патимат в то время и была его соседкой.
      Желающих насладиться телевизионными любовными утехами набивалось много, Патимат выпроваживали на кухню, где она на столе укладывала спать малолетнего ребенка, а в это время взрослые мужики смотрели, как на экране телевизора женщины выделывали со своими партнерами всякие сладострастные штуки. В постоянных клиентах Сашки-ромашки значился даже один житель маленького нефтяного города Муравленко, впоследствии ставший одним из его самых активных религиозных деятелей, и стал выступать с критикой распущенности молодежи и даже публичных танцев лезгинки. Да и Сашка-ромашка стал уважаемым предпринимателем, который приложил руку и к моей трагедии, активно выступив на стороне репрессировавших меня властей, как активный поборник муниципальной справедливости, как истинный моралист ищущего тайных наслаждений маленького нефтяного города.
      История вообще приносит массу сюрпризов, где «часто простое кажется вздорным, черное – белым, белое – черным», как поется в песне из фильма «Большая перемена». Более того: черное «не кажется», а становится белым, а белое делают черным, не потому что меняются цвета и оттенки, а потому что это становится выгодно, а общество молчаливо соглашается, как тот народ из сказки «Новое платье короля» Андресена, восхищавшийся якобы имеющимся на короле шикарном костюме, который по глупости вышел на публику голым.
      Современная элита, которая еще не знает очищающей смены поколений, не придерживается истинной морали, чести и слова, вся выросла на дерьме, аналогичном тому, что подпитала ромашку кабельного телевидения маленького нефтяного города. Поэтому все обращения к ней, как к инстанции справедливости, более высокого ума и суждений, лишены всяческой надежды и даже разумности. Наверху, как в курятнике, сидят такие лица, что и внизу, только с тем отличием, что сверху можно обложить тех, кто сидит ниже.

26.11.2011 Маленький нефтяной город Муравленко
О схожести действий природы и человека
      «Когда духовные инвалиды воспитывают свое дитя, сложно вырастить не инвалида»

      В Интернете нашел приговор суда маленького нефтяного города Муравленко, который вынес его мне, как оказалось, еще месяц назад: три года лишения свободы условно и четыре года испытательного срока. Там же в Интернете нашел кассационную жалобу на этот приговор прокуроров маленького нефтяного города. Они требуют вписать мне за выдуманные тяжкие преступления, которых я не совершал, реальный срок!
      Рвать противника насмерть, наслаждаясь его агонией, - это принцип политики, ненависти, страстей, но никак не справедливости. Прокуроры, по логике, должны радоваться, что суд принял полностью их мистическое обвинение, признал его истиной и, по дьявольской своей сути, одобрил на «пять» их липовую работу, но им этого мало, им надо организовать максимальное страдание.
      Решил не изменять свое скрытное положение, поскольку неизвестно, какое решение вынесет кассационная инстанция, где будет присутствовать только прокурорская жалоба и никакого слова в мою поддержку.
      Однако, на сердце стало легче, что-то сработало в мою пользу. Возможно, сейчас возник тот промежуток времени, когда можно не опасаться милиции, которая зная об условном приговоре, возможно, меня не ищет. Возможно, что можно спокойно гулять на улице в ночное время. Вероятность этого существует, но слишком много слов «возможно». Приговор суда маленького нефтяного города Муравленко еще не вступил в законную силу. Даже случайные узнавания могут повредить мне. Да и мороз стоит непрогулочный.
      Устрашает сам взгляд на столбик телетермометра, который десятая за десятой увеличивает цифру за запятой. Вот еще недавно было минус 42,3, а уже 42,4. Кажется, нет конца этому падению температуры. Стоит открыть форточку, как холодный воздух, спускаясь в комнату по окну заставляет его пугающе потрескивать. Форточка очень быстро по краям покрывается снежным пухом, а потом наледью. Все больше наледи появляется там, где оконные стекла стыкуются с оконными рамами.
      Сколько может прожить человек при такой температуре, оказавшись без центрального отопления? Как быстро охладятся батареи, а за ними стены, пол и вся квартира? Не хочется этого испытать, не хочется об этом думать. Сейчас вся жизнь в городе зависит от стабильной работы котельных, от людей, которые, хочется надеяться, добросовестно подготовили их к работе, от тех людей, которые держат вахту в котельных.
      Ночь наступает быстро. Теплый воздух из квартир, выходя через воздуховоды на крышах, уже не поднимается вверх, как раньше, а плавно соскальзывает с крыш и ползет клубами горизонтально, словно низкие облака или болотная дымка, и плывет от одной крыши к другой, собираясь в широкий плотный шлейф зимней королевы. Вот оно скрытое летом дыхание маленького нефтяного города.
      Звезды, словно иголочные проколы на черной ткани неба, ярко предупреждают, что в ближайшее время теплее не станет, а свет фонаря над подъездом соседнего дома словно бы на лету превращается в мелкие-мелкие льдинки.
      Листья на домашнем цветке, стоявшем на противоположном от окна краю комнаты, вчера превратились в пепел только от проветривания. Думаю, что примерно также скукоживаются и живые ткани легких, их альвеолы, соприкасаясь с вдыхаемым сорокаградусным морозным воздухом, а он уже ниже.
      Вот уже минус 43,5 градуса, от которых человека отделяет лишь несколько сантиметров стекла. Близость холода ощутима даже в теплой квартире по какой-то сдавленности воздуха, по словно бы его разряжению, как на солидной горной высоте, по слабоощутимому напряжению, которое словно бы передается телу от сжатых морозом железобетонных конструкций. Где та температурная грань, за которой оконные стекла не выдержат морозного давления, напора жажды холодного убийства? Северяне погружаются в мороз, как водолазы - в глубину, где нет жалости, а только стремление раздавить насмерть.

О страхе 28.11.2011
      «Страх, как и все живое, произрастает на благоприятной почве, стоит поменять почву, как исчезнет и страх»

      Его способность превращать в оружие все, что попадается на пути, внезапно исчезла, вместо оружия в руках Алика оказался пук сухой травы, и ему осталось только скрываться или бежать, но и бежать без оружия – плохая мысль. Алик понимал, что небольшой санаторий, в который он приехал, не сможет стать вечным убежищем, что рано или поздно силы зла явятся за ним, но он не ожидал, что это произойдет так быстро. Зло окружило вход в его убежище, в которое оно, то ли не спешило войти, то ли не могло.
      Главная колдунья представляла собой темно-серую расплывчатую массу, похожую на плотную грозовую тучу, прилипшую к земле, но приглядевшись, Алик понял, что первое сравнение не совсем точно: главная колдунья была скорее схожа с большим темным пакетом, полным мусора, какие обычно выносят к мусорным бакам возле дома да не доносят, но пакет подвижный и живой, словно дышащий. Алик склонил голову, чтобы его нельзя было узнать по лицу, спрятался среди редких прохожих, но понимал, что его хитрости для колдуньи не препятствия, она видит насквозь… Он ощущал этот взгляд и сейчас, когда спрятался за дверьми своего санаторного номера.
      Зло стояло снаружи убежища, уже где-то на лестничной площадке, где-то в коридоре, незримо, но ощутимо, мысленно ощупывая его и довольствуясь его страхом перед черной мусорной силой. Оно переговаривалось с другими ведьмами и ведьмаками из своего ковена по рации, антенны которых торчали из мусорного пакета обглоданными рыбьими костями, получало команды и ждало… Возможно, что именно страх Алика и придавал этому злу силы. Да, да мы сами укрепляем своего врага страхом пред ним. Спрятаться от всезнающей судьбы невозможно. Она всегда, если захочет, найдет: кому шепнуть, кого направить, в ком посеять внезапное желание…, где подставить зонт, а где подножку.

30.11.2011 Маленький нефтяной город Муравленко
О каше личной и общественной
      «Надо спокойнее относиться к негативным изменениям в себе, которые будут накапливаться со временем. Правило завершающей половины жизни: завтра будет хуже, чем вчера»

      Начинаю привыкать к роли домохозяйки. Сегодня поднял технологию приготовления гороховой каши на ступень выше своего недавнего уровня. Воды надо наливать чуть больше, чем требуется. Лучше ее выпарить, чем доваривать под бульканье густой жижи, стреляющей горячими брызгами, да и после остывания гороховая каша сильно густеет. Варить на сильном жаре надо почти до кипения, а затем убавить жар, так чтобы кипение застало гороховую кашу на стадии небольших пузырьков, иначе не избежать «убегания» каши через края. Дальше варить на небольшом огне, и полностью кастрюлю не закрывать…
      Вечером под кашу Лида рассказала, что в городской больнице маленького нефтяного города прошло собрание партии «Единая Россия». Людей оторвали от работы и в рабочее время направили на собрание. От стоматологии - человек пятнадцать. Нанесен ущерб организации, интересам службы, за счет массового неисполнения должностных обязанностей, совершенного в рабочее время. Очевидны: обман через подложные сведения, поданные в кадровую службу и групповое совершение данного преступления. Положительный эффект организатора преступления, главного врача, в хорошем к нему отношении со стороны выборных должностных лиц, а также членов партии «Единая Россия», занимающих властные должности. Вот вам и мошенничество с использованием служебного положения, или вовсе групповуха – тяжкие преступления.
      Это все, конечно, шутка, написанная мною под копирку своего обвинительного заключения, но при желании любая шутка, как я уже понял, может стать уголовным делом. Все, кто работает на окладе, в том числе и прокуроры, не могут не красть, потому что имеют возможность получать деньги и не исполнять обязанности. Чистота – лишь следствие общепринятых норм, невнимательности и равнодушия. По этому поводу позавчера состоялось любопытное событие.
      Следователь Т-бин, сфабриковавший на меня один из эпизодов уголовного дела, попался на своей жене. Его супруга, работавшая школьным стоматологом в рабочее время, на оборудовании школы, имея должностные обязанности по приему детей, принимала взрослых работников прокуратуры, о приеме которых договорился со своей женой сам Т-бин.
      Обман Т-биной выразился в обмане директора школы относительно исполнения ею должностных обязанностей детского доктора. Ущерб - в использовании оборудования и расхода материалов, предназначенных для лечения детей в целях лечения работников прокуратуры. Личный доход супругов состоит, по крайней мере, в достижении хороших отношений с прокурорами, но возможно и получении денег за лечение.
      Вот еще одно тяжкое преступление, написанное мною под копирку предъявленного мне обвинительного заключения, и опять – в шутку. Да и кто будет обвинять следователя следственного комитета, да и главного врача, коли схожая каша для своих варится по всей стране? Свои приятны в любом виде, своим многое прощается, что не прощается чужим. Даже о никарагуанском диктаторе Сомосе президент США Франклин Рузвельт отозвался так, что приписанными ему словами можно подытожить написанное: «Сомоса, может быть, и сукин сын, но это наш сукин сын».

О денежной дорожке 30.11.2011
      «Почему мы вечно нуждаемся в деньгах, а не в средствах улучшения себя?»
      Медные монеты, похожие на испанские форинты, номиналом не меньше двадцати пяти рублей, лежали слегка вдавленные в землю, на одинаковом расстоянии друг от друга, так, что образовывали дорожку. Она пролегала поперек другой дорожки: ведущей вдаль будто на небеса, по которой шел Алик. Будучи безработным, он решил не пренебрегать деньгами и принялся их собирать, и занимался этим до тех пор, пока денежная дорожка не вывела его в скрытое от посторонних глаз место, где его ждали... Там у него отобрали все монеты, что он успел собрать, и куда большие деньги, бывшие у него при себе...
      Алик обратился в полицию, но оказалось, что денежная дорожка узаконена, хочешь собирай деньги, хочешь проходи мимо, но, если вышел на эту дорожку и потерял все, чем обладал, то тут уж не жалуйся, сам польстился. Алик, конечно, сильно огорчился, но время лечит быстрее, чем ожидается. Вскоре он опять улыбался, шел по дорожке, ведущей вдаль будто на небеса, но, чем дальше по ней шел, тем более страстно ему хотелось вернуться назад к той денежной дорожке, чтобы собрать монеты, какие возможно, чтобы вернуть хоть что-то из утраченного, а как только завидит место, где у него отобрали деньги, быстро ретироваться.
      Денежная дорожка оказалась на месте и по-прежнему светилась кругляшками монет, но на этот раз – центов. Алик набросился на них, как голодная курица на пшено, не забывая, однако, поглядывать вперед, чтобы не проглядеть опасное место, но деньги очень увлекающая штука, они настолько ослепляют, что Алик очнулся от «золотой лихорадки» лишь тогда, когда у него опять выгребали из карманов…
      Подобное повторялось куда более двух раз: Алик в печалях возвращался на дорожку, ведущую вдаль будто на небеса, а потом  с надеждой вновь устремлялся на денежную, где терял все, что успел приобрести. В таком круге проходила и его жизнь, и жизнь многих окружавших его людей, которые вечно метались между материальным и душевным, так и оставаясь, по сути, на одном месте и ни с чем, а уж когда легкая денежная дорожка ведет куда-то, то не грех и серьезно насторожиться…

04.12.2011 Маленький нефтяной город Муравленко
О любви раз в пятилетку
     «Козырного туза не побить, его можно только принять»

      Перед выборами в государственную Думу Российской Федерации маленький нефтяной город его маленькие власти разогревали, как хорошая хозяйка разогревает обед к приходу своего мужа. Батареи в квартирах жарили нещадно, так что можно было ходить в одних трусах, да еще и приоткрывать все форточки в полную противоположность рядовым безвыборным зимним дням, когда дома при полностью закрытых окнах приходилось надевать шерстяные носки и другие теплые вещи.
      Судя по разговорам трудоустроенных, каждый работающий житель маленького нефтяного города знал точное время своего демократического голосования за конкретную партию «Единая России» и должен был после голосования отчитаться перед ответственным сотрудником, который в свою очередь звонил другому ответственному и так, пока вся информация не собиралась у самого большого из маленьких руководителей маленького нефтяного города, который так боялся за свое маленькое место с большой зарплатой, что готов был на любые дела... – хоть на маленькие, хоть на большие.
      При этом, чтобы каждый голосующий не открестился от обязанности исполнить свое свободное право принудительного голосования, он расписывался в специальной ведомости голосования... Это давление гнало людей на свободные выборы, потому что каждый при таком присмотре боялся, как бы чего не случилось, как бы не стало хуже, как бы не попасть в какие-нибудь черные списки. Что ж, любое свободное стадо требует кнута, иначе никак.
      Вечером звонила мама из Омска и рассказала Лиде, как перед выборами заходил агитатор «Единой России». Напомнил о важности голосования, попросил расписаться в специальной ведомости о том, что мама предупреждена и охвачена агитацией, взял номер телефона, отдал агитационный листок и ушел. Но это был не конец их общения, агитатор сам перезвонил в день свободных выборов.
      - Вы еще не были на избирательном участке? – спросил он.
      - Нет, - ответила мама.
      - Приходите обязательно и захватите с собой агитационный листок, который я вам дал, - строго сказал агитатор. - Агитационный листок надо сдать на избирательном участке...
      Далее агитатор объяснил, где маме надлежит сдать агитационный листок, чтобы отчитаться о голосовании за «Единую Россию.
      На этом разговор окончился, а я остался со своими мыслями. Ну, надо же какая предупредительность власти одновременно по всей России, напоминают о себе, ходят по квартирам, интересуются людьми… раз в пятилетку! 

О навязанном ремонте 04.12.2011
      «Мир, как внутренний, так и внешний, - не квартира – так просто не сменишь»

      Дом, где временно жил Алик, преобразился шикарным ремонтом. Довольны были все устроители. Особенно изменился выход из двухэтажного особняка: он стал широченным, вниз вели лакированные деревянные ступени, крашеные под дерево богатых пород.
      Все было сделано без участия Алика, пока он пребывал на втором этаже, и теперь ему требовалось уйти в сопровождении многих взглядов, в том числе и охранника, сидевшего в небольшой аккуратной будочке у выхода.
      Алик начал спускаться, считая ступени, и сразу ощутил, что они очень скользкие, один неосторожный шаг и можно улететь вниз, но это было полбеды, вторая половина заключалась в том, что ступени не кончались. Алик не мог дойти даже до небольшой промежуточной лестничной площадки, которую видел перед собой.
      Создавалось ощущение, что лестница словно бы удлиняется, обладая собственной жизнью. Начало появляться подобие страха, ведь по сторонам не было даже перил, за которые можно было бы ухватиться. Возникло ясное понимание: когда начинаешь спускаться и вольно или невольно не сходишь с пути, это может затянуться…

06.12.2011 Маленький нефтяной город Муравленко
О отношении народа и власти
     «Змея, выросшая среди людей, человеком не станет»

     Чтобы замедлить, а то и заморозить свое падение, сегодня я первый раз босиком вышел на снег, нападавший на балконе, - чистый снег Крайнего Севера. Более того - я и умылся этим снегом. Впечатления самые наилучшие. Так я отметил свой праздник: полный месяц со дня возвращения на Крайний Север и год - со дня объявления меня в федеральный розыск.
      На соседнем балконе из открытого окна появились чьи-то руки. Видимо, хозяин квартиры вышел покурить. Самого не видно. Только руки и легкий сигаретный дым. Все остальные десятки окон закрыты и, если бы по улицам не проходили редкие прохожие, и не было слышно звука проезжающих автомашин, то можно было бы подумать, что город вымер. Собственно, в каком-то смысле маленький нефтяной город Муравленко действительно вымер, как и вся страна...
      - Все разговоры об использовании нами административного ресурса на выборах не имеют под собой оснований, - заявил сегодня с телеэкрана президент Российской Федерации и тем самым солгал в масштабах страны. В глаза. Но что самое любопытное - об этом использовании, об этом вранье, знают если не миллионы, то десятки и сотни тысяч - это точно - и все молчат, и все глотают, прямо дом примирения и терпимости…
      А кто молчащее большинство? Вот очень часто встречающаяся картинка: люди «высиживают» рабочее время, как куры – яйца, и не знают, чем себя занять, беспокойно поглядывают на часы, на экран компьютера, кто ест принесенную пищу, кто смотрит телевизор, но никто не занимается работой: они «отрабатывают» время, которое должны провести на рабочем месте. Кто-то не докладывает ингредиенты, кто-то их разбавляет, кто-то работает ни шатко, ни валко, кто-то берет взятки или работает мимо кассы… - и вся эта система может жить только в ладах с начальством, предъявляющее особые требования за то, чтобы закрывать глаза. 
      Может поэтому Президент России хитрит, обманывая с телеэкрана, а страна отвечает тем, что врет относительно неукоснительного исполнения своих должностных обязанностей, но между ними царит полное согласие и примирение, потому что каждая сторона в какой-то мере мошенничает. Конечно, один крадет миллион, а другой – горсть гвоздей или рабочее время, но какая разница? По сути - никакой. Стоит одному публично возмутиться, что другие мошенничают, так этому простаку тут же докажут, что он еще больший мошенник. Жить в России надо, как прописал Петр первый в своем указе от девятого декабря 1709 года:
      «Подчиненный перед лицом начальствующим должен иметь вид лихой и придурковатый, дабы разумением своим не смущать начальство». Стоит заявить, что умный, как тут же оставят в дураках.

О недооцененной паутине 06.12.2011
      «Легко быть сильным и храбрым, пока противник слабее, добр или равнодушен»

      Паутина была очевидна, но Алику показалось, что он легко порвет сеть и пройдет сквозь нее, поэтому он не стал обходить. Однако, паутина оказалась крепка и прилипла к нему намертво, как к обыкновенной мухе. Алик принялся осматривать ее толстенные нити, размышляя, как их порвать, и тут заметил, что кое-где на паутине висят крупные красные горошины, наподобие красной икры, но крупнее.
      «Это личинки паука, - понял он. - Но если личинки такие большие, тогда каков же должен быть сам паук, в сеть которого я попал?» Алик испытал ужас от осознания, что этот огромный паук мог в любой момент появиться, и принялся с удвоенной энергией вырываться…, но крепкую паутину, в которую вляпался, можно снять только вместе с одеждой, а возможно и с кожей.

07.12.2011 Маленький нефтяной город Муравленко
      «Сложно ожидать доброты в обществе, где возвышается и поощряется зло»

      Многие ходят мимо развешанной под государственными флагами то тут, то там паутины убийства и не замечают, многие влипают, но легко, как говорится, отделываются, некоторые всю жизнь безнаказанно провоцируют паука правосудия…, но тут дело не каких-то выдающихся качествах этих счастливцев, а в том, что пауку нет до них дела по-настоящему…
      - Мне искренне жаль Андрея Викторовича, - сказал омский юрист З-ков, когда год назад приезжал в маленький нефтяной город Муравленко. - Он просто попал в мясорубку.
      - Даже у ваших коллег уголовные нарушения куда очевиднее, чем у него, - дополнил З-ков, когда Лида рассказала, как очень многие ныне работающие врачи больницы маленького нефтяного города и даже заведующие отделениями попались на поддельных чеках за проживание в гостинице Санкт-Петербурга, где они проходили повышение квалификации, а это десятки людей. Система убивает выборочно и тут не важна тяжесть нарушения, просто, когда надо, из мухи делают слона.
      Возможно, это и есть ключевая фраза всей истории. Юристы в ситуациях, подобных моей, бессильны. Зря я потратил на них немалые деньги.
      - Лично для меня вы уже в топке, - зло сказал в Интернете один из моих недоброжелателей, по контексту работающий в правоохранительной среде.
      Это еще одна ключевая фраза. Но я надеялся…
      Нам кажется, что мир стал добрее, что экранные улыбки Президента и его приближенных, - это истинное лицо страны, но на самом деле мясорубки продолжают работать. Более того, эти мясорубки Президент поставил во главе угла, повысил заработные платы их сотрудникам, реорганизовал старые, например, следственный комитет, и создал новые ведомства, и тем самым объявил старт новой Инквизиции, члены которой считают себя опричниками самого Президента, то есть гвардией охраны политического строя.
      Продолжают работать официально разрешенные государственные организации безнаказанного убийства собственных граждан, убийства, конечно, не всегда прямого. Работающие в них люди иногда стараются делать свою работу отменно и перемалывать даже те сорта уникального человеческого материала, которые по всем канонам не должны идти на фарш, а должны украшать эту землю. Чрезмерно расплывчатые законы наши таковы, что за одно и то же мошенничество, совершенное с использованием служебного положения, которое инкриминировали мне, разным людям без каких-либо установленных законом критериев можно дать от нуля до шести лет со штрафом только на основании правосознания судьи. Ну разве подобные правила вынесения приговоров - это не есть государственное мошенничество?
      Система по уничтожению инакомыслящих - это даже не мясорубка. Мясорубка производит полезный продукт. Это система адского чистилища в человеческом исполнении.

О подозрительном поведении 10.12.2011
      «Непорядочным порой стать очень легко: достаточно нарушить обычный порядок вещей»

      В свой дом Алик возвращался из спортивного интереса с черного входа, игнорируя обычный, через который входили все. Самого «черного входа» в доме не было, их нет в современных домах, поэтому он пробирался грязными ходами мусоропровода, где лежали груды картофельных очисток, пакетов и прочего хлама, какой можно встретить только в мусорных баках. На голову ему падало что-то нечистое, а он карабкался, как заядлый альпинист по вертикальным стенам подземной пещеры, пока не выбрался на свой этаж, с трудом протиснувшись в окошко мусоропровода. Там он был встречен скрытым смехом соседей, удивленных странным путем, избранным Аликом для того, чтобы попасть туда, куда все попадали комфортно и без проблем.
      - Зачем же ты создал себе массу проблем, пробираясь столь грязным и неудобным путем? - этот вопрос завитал в воздухе. - Ты же нормальный житель этого дома. Ты же знаешь все нормальные цивилизованные входы и выходы. Какого черта ты лазил там, где прячутся только крысы, а люди встречаются редко?
      Ответить было нечего, просто захотелось попробовать необычный путь, а потом… отступать было поздно…
      Люди часто осуждают других не из-за конкретной вины, а из-за необычности их самих, или их поведения. Цвет кожи, разрез глаз, одежда, прическа, очки…, - в свое время все это вызывало, а порой и вызывает отторжение и негативное отношение. Человек может быть причислен к преступникам не по тому, что преступник на самом деле, а потому ведет себя подозрительно, как преступник. Властвуют не факты, а впечатления, которые эти факты производят. Бежишь, значит, боишься, значит, где-то есть слабина..., и люди, как собаки, облаивают бегущего, пробираешься окольными путями, значит, есть от чего скрываться.

Притча о сороке и соловье
      В одном лесу жил соловей, он пел часто и под настроение, в чем не было ничего необычного, но в том лесу было полно сорок, которым песня соловья была поперек клюва, поскольку каждая птица считает себя важной и выдающейся, а тут мелочевка, по сравнению с сороками, распелась. Окружили сороки этого соловья и стали обсуждать:
      - Цена ему совсем не миллион, а ломаный, фальшивый, грязный грошик…
      И это было значительной правдой в клювах сорок, которые все привыкли измерять в деньгах, а поскольку соловей не продавался, то и цена ему была мизерна.
      - Из перьев лезет вон, но соловью не стать сорокой…
      И это тоже была правда, поскольку даже Дарвин не рассматривал возможной подобную эволюцию, где идеалом всего живого значилась бы сорока, а соловей должен был в кого-то перевоплощаться. 
      - Как возомнил он о себе, да вот наружность не изменит…
      И это тоже было правдой, с точки зрения сорок, поскольку каждая о себе мнила, а, значит, и соловей…
      Обсуждение протекало в таком духе, перемежалось советами улететь в другие края, мнениями о жажде славы… и даже о стремлении заретушировать финансовые неудачи. Последняя мысль так прочно засела в голову сорокам, поскольку птицы они до драгоценного жадные, что одна из них, выдернув перо из своего хвоста, принялась на коре сосны накарябать сочинение и составить соловьиный, так сказать, портрет.
      - Иной причины нет для пенья соловья, как деньги и богатство…, - примерно так начала сорока сочинение, поскольку сама любила умыкнуть что-нибудь драгоценное, что плохо лежит и не могла придумать иного повода.
      Поскольку сорока не увидела рядом с соловьем сколько-нибудь заметного состояния, то решила, что деньги его не любят и есть между ними кризис понимания и любви, а потому продолжила:
      - Спать уходя, тот соловей мечтает о деньгах, но просыпаясь жнет он бедность, и без любви…
      Она радостно застрекотала от творческой находки, и тут ее мысль без отдыха заскакала дальше, поскольку всплыл еще один вопрос, требовавший ответа: «Почему он не меняется, почему, он не действует как все нормальные сороки: не ворует в других местах, коль не получается здесь?»
      - Как слаб тот соловей, как дурен он и слаб, как жалок он в халтурном постоянстве…, - закрутила продолжение сорока, поскольку для нее изменение состояло лишь в перелете с одного места воровства к другому, и в поиске лучшего, а тут леность и слабость – презираемые качества.       
      «Но к чему подобное состояние может привести?» - задумалась сорока и опять обратила мысли к своему жизненному опыту.
      «Я бы прокляла все и вся и в первую очередь власть нашу птичью, да хоть самого Бога!» - рассудила сорока и продолжила описание жизни соловья, который в ее сочинении обратился с песенным протестом против самого Неба, что с точки зрения сороки было настолько потешно, как вылавливать золотые крупинки из огнедышащей молнии, где можно и перья опалить:
      - Он, алча блеска и любви богатств, во гневе, властью неба возмутился…
      Сороку не смутил парадокс, что нельзя клевать сук, от которых зависишь, но она всего лишь сорока и как могла, так и придумала. Однако, написанное требовало разумного объяснения, поскольку соловей продолжал петь, а с небом шутки плохи, сколько раз сама мокла…
      «Небеса испугались! Да, да – испугались!? - решила эту дилемму сорока, исходя из своего же жизненного опыта, говорившего, что иначе и быть не может. - Но почему, почему? Они же такие мощные и сильные».
     Тут пришлось помучаться, но фантазия у сороки была хорошая:
      - Из жалости к болезням соловья, прописанным в диагнозах врачебных, все небо расступилось перед ним и испугалось, а он больной, почувствовав простор, стал баловаться пением и слогом, но бестолково…
      «С больным спорить - себя не уважать. Вот он и поет черт-те-что», - так расценила сорока…
      Сочинение получилось лаконичное и для сорок убедительное, собрание одобрительно протрещало и разлетелось по своим делам, то есть искать, где что плохо лежит, а соловей остался в том лесу и продолжил петь.
      Он не знал, что его обсуждают, о сочинении, написанном в его честь, а если бы узнал, то не понял бы или огорчился бы сравнению с сорокой, поскольку пел не для достижения славы или денег, а пел, потому что душа требует высказаться, самореализоваться, прежде, чем умрет.
      Мораль этой притчи состоит в том, что не надо придавать действиям других людей абсолютные смыслы, исходя из собственного или группового опыта. Они могут быть ошибочны, потому что сороке никогда не понять соловья, как и соловью - сороку.

Об отношении к отверженным 12.12.2011
      «Отверженные, что разрешенные жертвы»

      Алик с ребенком вышел из школы для отверженных, для детей тех, кто боролся с властью. Оказалось, что на выходе стояло множество других детей, организованных в мощную манифестацию. Над ними реяли транспаранты с обидными лозунгами. Все, кто видел происходящее, безучастно проходили мимо, считая, что дыма без огня не бывает, иные просто не понимали, что происходит, не имея подобного опыта.
      В толпе Алик потерял ребенка, с которым шел, а когда вновь увидел его: тот лежал на снегу, а вокруг кружили юные недоброжелатели.
      «Бьют», - подумал Алик и поспешил на помощь. Митингующие разбежались, оставив ребенка привязанным к санкам, к которым в свою очередь была привязана крепкая собака. Она сама пребывала в шоке от происшедшего и, едва почуяв свободу, побежала. Вполне естественно - потащив за собой санки с ребенком на смех митингующим.
      Смех стал куда громче, когда за санками кинулся Алик. Он понимал, что в затее не было иной цели, кроме как выставить на посмешище, и митингующим это удалось, потому что собака бегала неутомимо и угрожающе рычала на Алика, когда тот ее догонял. Однако он не мог отказаться от навязанной ему роли, поскольку должен был освободить привязанного к санкам абсолютно невинного ребенка, за которого нес ответственность перед самим собой…
      В мире чаще всего борются не люди впрямую, а их творения, порождения, дети, и у каждого они свои: по любви, по расчету, мимоходом из сиюминутной потребности... Но часто случается, что в борьбу со множеством включается и любящий свое дитя человек, и тут его сердце становится легкой мишенью.

13.12.2011 Маленький нефтяной город Муравленко
О том, что круг познания всегда может быть расширен.
     «Перебить привкус горечи можно только чем-то вкусненьким»

      Хотя я не выхожу из дома, но это не значит, что неприятности не приходят ко мне. Вчера подружка моей дочери принесла одновременно и новость, в которой мое положение и положение моей семьи предстало в еще более новом свете, и неприятность, с которой непонятно как жить и как справляться. Оказалось, что классная руководительница Г-чарова осторожно один на один убеждала подружек моей дочери не дружить с нею, поскольку она плохая девочка, поскольку ее отец совершил тяжкие преступления и находится в федеральном розыске.
      Причем , встречаясь с моей женой Лидой на родительских собраниях, эта учительница была изворотливо приветлива и в глаза не забывала улыбаться с таким обаянием, что заподозрить ее в чем-либо плохом было совершенно невозможно. Г-чарова действительно внешне милейшее создание, она даже с сопереживанием интересовалась у моей жены о том, что со мною происходит, охала и вздыхала, высказывала настолько неподдельное сочувствие, что нельзя не поверить… 
      Кажется, что в современном обществе такого быть не может, кажется, что учителя – это святое, но на поверку оказывается совершенно не так. Лживость и подлость царят в этом обществе и стекают из учителей в учеников, начиная со школьных парт. У меня уже создается впечатление, что местным властям удалось весь город объединить в слепой ненависти ко мне, который не совершил вовсе ничего плохого.
      Меня продолжает мучить необоснованность обвинения даже во сне, хотя уже давно пора согласиться с тем, что несчастия людей слишком часто поражают необоснованно. Стараюсь отвлекать себя.
      Сегодня исполнил три блюда, как три танца: уху из семги с брокколи, зеленым горошком, стручковой фасолью и т.д.; жареную курочку с картошкой и рисовую кашу с морковкой, изюмом, черносливом и грецким орехом, но мое печальное настроение все же сыграло злую шутку, когда я вечером довел Лиду до слез, своей фразой:
      «Кому-то из нас когда-то придется остаться навсегда одному, поэтому надо ценить каждый миг, проведенный вместе»...
      Несомненно, цивилизация, окружая человека многими заботами и работами, заставляет забыть о своей судьбе и предназначении, и даже о смерти, даруя на время эликсир кажущегося бессмертия, а потом выбрасывает человека, как ненужный материал и он оказывается у края пропасти, глубиной бесконечной как сам космос, где я сейчас слишком рано для своего возраста гуляю: днем - по квартире, а по вечерам - на балконе, когда ожидать наблюдающего за балконом милиционера уж совсем невероятно.

О том, что без очереди не всегда к добру 14.12.2011
      «Быстрее – не значит лучше»

      Все стояли в очередях к каким-то операционным пунктам, в которых сидели барышни и оформляли документы, но Алику хотелось быстрее, и он нашел место, где почти не было очереди. Там безо всякой толкотни, опершись на поручни и читая газету, стоял сам Президент Российской Федерации. Он не удостоил Алика даже взглядом.
      - Здесь не для вас, пройдите в другую очередь, - подсказал кто-то.
     Алик нашел другой операционный пункт, и постарался пройти без очереди, успокаивая народ рассказами, как видел Президента, и тем самым создавая себе ореол человека, которому можно без очереди.
      Когда он подошел к операционному пункту, то услышал, как там спрашивают возраст и причину смерти… Спрашивали и еще что-то, но Алик быстро сообразил, что очереди и операционные пункты – это вход на «тот свет».
      «Не во всех очередях надо спешить, некоторые не ведут ни к чему приятному», - раздумывал он, уходя от стола, а на ходу поясняя окружающим, что решил не нарушать справедливость очереди, что он никуда не торопится и даже рад пропустить вперед тех, кто спешит.
      Как тут не согласиться с Францем Кафкой, что терпение – главная добродетель человека, и как не согласиться с восточными мудрецами во вреде всякой суеты и спешки?

16.12.2011 Маленький нефтяной город Муравленко
      «Когда не знаешь, что знали до тебя и знают современники, то можно наделать массу открытий, по крайней мере - для себя»

      Вчера из местного отделения следственного комитета, от его начальника К-зырева, в наш почтовый ящик поступило письмо об открытии дел по превышению полномочий, которые его сотрудники совершили по отношению ко мне, когда фабриковали дело. Видимо, сработали письма, составленные моим московским адвокатом С-харевым, но глупо ждать положительного результата от расследования, которое проштрафившийся будет вести в отношении самого себя. Это сродни самобичеванию. Нисколько не сомневаюсь, что все дела закроют за отсутствием события преступления. Лишь бы не открыли что-нибудь в отношении меня...
      Надо забыть, что был фигурой, потому что ею, скорее всего, я более не стану. Перспективы очень ограничены. Испорченная властями маленького нефтяного города Муравленко трудовая книжка с записью о виновном увольнении, пусть и благополучно оспоренном в суде, насторожит любого работодателя, как и уже вынесенный мне уголовный приговор по тяжким преступлениям. Уже более года я не работаю, поэтому не смогу претендовать на пособие по безработице выше одной тысячи рублей, на которую даже собака не проживет, и вряд ли смогу получить работу журналиста в ближайшие четыре года так называемого «условного срока». Все вместе составляет уже тяжелый удар. И это лучший вариант, поскольку прокуратура маленького нефтяного города в настоящее время борется за то, чтобы в кассационном суде превратить выписанный мне условный срок в реальный.
      Я стал отверженным и безработным без копейки дохода с должности директора-главного редактора телерадиокомпании маленького нефтяного города, где имел высокий доход, публичность, власть, а, следовательно, повышенную самооценку. Это для безработного и отверженного – мешающий хлам. Хотя, «птица, пытающаяся привыкнуть к жизни земноводного, скорее всего погибнет», - это я уже не раз наблюдал на примере близких мне разжалованных начальников маленького нефтяного города Муравленко, но надо стараться избежать этой общей участи.
      Безработный для благополучного большинства – никто, и если безработный задерживается в безработном состоянии, то он начинает встречать все более наплевательское отношение со стороны близких и далеких. Это огорчает, но к этому надо относиться легко, иначе начинаются переживания, ведущие к плохому сну, гипертонической болезни, подъему сахара и холестерина в крови, сердечным аномалиям и онкологиям…
      За последние дни написал немного:
      «Человек - самый ужасный зверь, потому что обманчиво претендует на высокую разумность и человечность, но является лишь животным с животными инстинктами, обостренными, развитыми и многократно усиленными наукой и знаниями»

Притча о безумном художнике и пустом месте
      «Даже в самом пустом мешке найдется хотя бы пыль, а в самом полном – немного пустого места»

      Один талантливый, но безумный художник как-то решил прикупить краски к своей картине, над которой собирался работать, а заодно по пути поискать идею этой картины, которая еще не родилась. Надо сказать, что безумие часто помогает художнику найти неординарное и тут оно толкнуло его на поиски красок для его картины в картинную галерею - туда, где торговлей не занимались вообще и красками, в частности, но давали неизмеримо большее - то ради чего безумный художник и сам старался. Но с безумием шутки плохи, оно хуже неволи.
      Безумный художник вбежал в картинную галерею, пролетел по ее выставочным залам, совершенно не замечая развешанных на стенах шедевров, поскольку его мысли были заняты иным: поиском прилавков с красками! И о горе! Этих красок не оказалось, но художник нашел неизмеримо большее: идею картины.
      Вернувшись домой он схватил карандаш и сотворил набросок. Это была женщина, разочарованно вглядывающаяся в пустую картинную раму, на которой не было ни холста, ни рассеянных первых мазков. Сквозь раму виднелся интерьер мастерской, внутри же рамы торжествовала одна пустота, которую художник сам обнаружил в картинной галерее в красивом оформлении здания, и эта пустота также, как картинная галерея, была высокого мнения о себе, будто обладала душой, как билетеры картинной галереи, и вопрошала:
      - Как вы видите меня? Как я хороша?
      На губах у женщины замерли слова, обращенные к несуществующей картине, которая еще и осмелилась заговорить, слова разочарования и ироничной злобы, испытанные самим художником, не нашедшем в картинной галерее так нужных ему красок...
      - Да ничего я в тебе не вижу, кроме пустоты…
      Спустя короткое время безумный шедевр был готов и выставлен где-то среди друзей. Надо сказать, что восторгов было немало. Безумные видения - штука малообъяснимая и загадочная, сложно критикуемая, как прозрачное платье голого короля. Из уважения к титулу художника тут лучше согласиться что на нем что-то есть, кроме наготы, чем рисковать хорошими отношениями, репутацией и головой..., а вдруг действительно – шедевр!
      Мораль сего повествования состоит в том, что каждый человек может стать в своем роде безумным художником, и даже в самом лучшем найти нечто гадкое, а в самом плохом – высшие достоинства, потому что просто зашел не туда, не в то время и не с теми мыслями.
      
19.12.2011 Маленький нефтяной город Муравленко
      «Вначале кажется, что жизнь нужна для свершений и достижений, а потом оказывается, что лучше бы не было никаких достижений, чем иметь проблемы, вызванные достижениями и свершениями»

      Сегодня я, наконец, забыл текущую дату и не смог ее вспомнить без просмотра отрывного календаря. Я почти забыл, кто я сам такой и для чего рожден. Я забыл свои проблемы почти полностью. Дни бегут, словно во сне, словно в сладком забытьи: я дома, тревоги исчезли, мне спокойно и хорошо. Этого сна наяву, возможно, мне и не хватало весь год. Прямо-таки остров туманного забвения. Как ни странно - я нашел его здесь – в своей квартире в маленьком нефтяном городе Муравленко на Крайнем Севере, среди тьмы и морозов.
      Мне было так же спокойно и в Омске в родительском саду, и в родительском доме до весенней ментовской охоты на меня, и у тещи в глубоко провинциальной Черни, расположенной всего в трехстах километрах от высоко превознесенной Москвы, и в лазаревском краю кое-где растущих магнолий на Черном море, но я не ожидал, хотя и надеялся, что найду покой в пасти тигра, как обозначила место моего нынешнего пребывания мама. Единственный минус: я не могу позвонить ни своим друзьям, ни – маме, но, надеюсь, они поймут.

20.12.2011 Маленький нефтяной город Муравленко
О финансах без романсов
      «Желудок, что кошелек, но с той разницей, что если содержимое кошелька становится содержимым желудка естественно и к удовольствию, то содержимое желудка, став содержимым кошелька, удовольствия не принесет»

      Вечером я спросил свою жену Лиду о нашем финансовом состоянии, и оказалось, что она потратила уже всю зарплату за ноябрь на питание, на разные покупки, на помощь нашему сыну-студенту, и на подготовку к Новому году. Так дело не пойдет. Потеря финансовой стабильности - это начало конца. Надо исключать излишние траты.
      Теперь мы не преуспевающая семья, которая может регулярно кушать семгу и запивать коньяком, а семья на грани прожиточного ямальского минимума, которая не должна шиковать, а покупать скромные продукты в скромных количествах. 
      - Мне хотелось доставить тебе радость, - оправдывалась Лида. - Хотелось, чтобы ты почувствовал себя хорошо.
      Но мне непереносимо больно от того, что моя прекрасная, но слабая женщина вынуждена пахать на двух работах и тратить все деньги на то, чтобы прокормить семью: дочку, взрослого сына и мужа.
      - Это надо прекращать, - твердо сказал я. - Тратить более, чем зарабатываешь, нельзя.
      Теперь я понял, почему Лида так беспокоилась о перечислении зарплаты за декабрь. Она отзывалась на каждый сигнал сотового телефона о поступлении сообщения, она нервничала...
      Вот так появилась вынужденная возможность избавиться от пагубной привычки переедания и злоупотребления спиртным. Это большое благо на самом деле. Нет денег – вот и весь ответ спиртному, стоящему на магазинных полках, а также излишним продуктовым покупкам.
      Когда я был директором-главным редактором телерадиокомпании маленького нефтяного города Муравленко, то вес доходил до девяноста килограмм при росте около метра восьмидесяти. Сегодня спустя всего полтора года репрессий мой вес восемьдесят килограмм, что куда ближе к норме. Если раньше на работе - то дни рождения коллег, то профессиональные, государственные и городские праздники со спиртным и наполненными едой столами, то сегодня отмечаемые дни рождения сократились до дней рождения близких, а праздники – до самых значимых, один из которых, Новый год, сейчас неудержимо приближался.

Притча о пропасти и детях
      «Погоня за призраками может окончиться призрачным будущим»

      В здании, среди множества комнат и коридоров Алик убегал от неизвестности. Дороги он не знал. Впереди бежали какие-то силуэты, схожие с призраками, с которыми поначалу было по пути, а теперь он устремился за ними, как за путеводными звездами. Вначале все шло гладко, но затем силуэты выпрыгнули из окна. Алик тоже стал готовиться к прыжку.
      Этаж, с которого сиганули силуэты, был не первый, и не второй, а намного выше, но внизу вполне обнадеживали очертания большого бассейна, наполненного водой. Алик уже хотел оттолкнуться от подоконника, как сзади к нему подошел ребенок и спросил:
      - Вы куда?
      - Собираюсь прыгнуть в бассейн, - сказал Алик.
      - Так вы разобьетесь, сейчас же зима и вода замерзла, - сказал ребенок.
      Алик осмотрелся и прозрел: за окном было холодно, внизу поблескивал снег, а в бассейне – лед. Призраки увлекали в зиму, в забвение, в гибель. Он вернулся назад, подумывая о том, что всегда, когда собираешься предпринять нечто серьезное в погоне за туманом, за призраками, даже приносившими когда-то удачу, не надо благоволить собственным сиюминутным порывам, или привычно следовать за призрачным большинством, а становиться ребенком, не отягощенным заученными рефлексами, и внимательно оценивать реальные условия.

22.12.2011 Маленький нефтяной город Муравленко
О массовом лукавстве
      «Равноправия нет даже среди листьев одного растения: у одних больше солнечного света, у других – меньше»

      «Человек вне лагерной жизни не может быть несчастлив», - писал Василий Гроссман в книге «Жизнь и судьба». К сожалению, не всегда получается, особенно, когда смотрю новости.
      Вот Президент России с телеэкрана хвалится, что средняя продолжительность жизни в России за пять последних лет выросла на три года и сейчас составляет шестьдесят девять лет. Может, я действительно враг государства и настолько мешал его развитию, что меня надо испепелить? Может, партия «Единая Россия» - панацея от бед? Может, бесчестные методы работы власти и, так сказать, правоохранительных органов, оправданы ситуацией, которую я не понимаю, а воровство чиновников, плохая медицина и расправы с инакомыслящими - всего лишь мелкие щепки на пути прокладки великого пути?...
      Об этом опять же рассуждает Гроссман, но с другой стороны: «Большинство людей, внутренне ужасаясь массовым убийствам, скрывает свое душевное состояние не только от своих близких, но и от самих себя. Эти люди заполняют залы, где проходят собрания, посвященные истребительным кампаниям, и, как бы ни часты были эти собрания, вместительны эти залы, - почти не бывало случая, чтобы кто-то нарушил молчаливое единогласие голосования...»
       Конечно, массовых физических убийств сейчас нет, но массовых идеологических убийств предостаточно. Высшая чиновничья система окружила себя системой пресс-служб, работающих с населением, системой служебных ответов, которые фактически ни за что не отвечают. Высшая чиновничья система спускает все обращения граждан на места, предоставляя гражданам наиглупейшую возможность встречаться с теми же местными чиновниками, на которых они жаловались, но еще более озлобленными из-за давления сверху.
      Здесь можно опять же продолжить цитатой Гроссмана, которая несмотря на то, что написана давно, выглядит вполне современно: «В массе населения есть меньшая часть, создающая воздух кампании: кровожадные, радующиеся и злорадствующие, идейные идиоты, либо заинтересованные в сведении личных счетов, в грабеже вещей и квартир, в открывающихся вакансиях...»
      Революция сотрудников в телерадиокомпании маленького нефтяного города Муравленко, поддержанные и управляемые городскими властями, вместе с репрессиями самих городских властей, направленные против меня, к этому и свелись: к дележу открывшихся вакансий между заинтересованными лицами, а остальные сотрудники составили молчаливую революционную массу, которая осталась ни с чем, кроме революционного удовольствия.
      Честно говоря, моя жена Лида – это тоже моя боль. Ей в настоящее время приходится работать в коллективе, враждебно настроенном по отношению ко мне, терпеть обидные высказывания от коллег в мой адрес. Они – эти коллеги и даже заведующая поликлиникой совсем не чисты на руку, побывали под уголовными делами, воруют, но это им не мешает обвинять других, подписавшись в стиле, описанном Гроссманом, под поганенькими общественными письмами против меня, опубликованными в газете маленького нефтяного города, они теперь не могут отказаться от слов, написанных какой-то административной мразью, но которые подписавшись они сделали своими. Это еще одна пагубная и незаметная сторона жизни близкого окружения человека, попавшего под политические репрессии…
       Это лукавство кругом… Уголовное законодательство совершенствуется в сторону либерализации, а реальная судебная система действует, как будто бы этих изменений нет.
       «Ведь обычно изгнанием с работы дело не ограничивается. Сперва прорабатывают, потом гонят с работы, потом сажают», - писал Гроссман все в той же книге «Жизнь и судьба». Это как раз мой случай, указывающий вполне очевидно на политическую составляющую. Поскольку в книге «Жизнь и судьба» пишется о сталинском времени, то получается, что сталинская машина и спустя более полувека по-прежнему действует в России и еще как...
      - …Борьба с коррупцией еще только началась, и мы будем вести ее последовательно, - заявил Президент России под аплодисменты потенциальных, а возможно и реальных, коррупционеров, которые сидели в зале… Значит, надеяться в ближайшем будущем мне не на что.
***
Безграничный спектакль, обоюдный обман,
Надоело мне их закулисье,
Где брожу я, страдая от умственных ран,
От того, что следы знаю лисьи.

Лишний разум и знание - что за беда! -
Нет сквернее болезней для крови!
Лучше верить в обманы, ребята, всегда,
Чем играть слишком умные роли.

Притча о веселом дровосеке
      «Веселит иногда такое, от чего, если не повезет, совсем не весело»

      Жил-был веселый дровосек, который наперекор устоявшимся традициям его старинной профессии, любил дрова не рубить, а ломать. Нет в его доме были топоры и даже не один и самой выдающейся заточки, такой, что и усилий не надо было прикладывать, дрова сами разлетались на чурочки и лучины, да он ими пользовался частенько, но это была такая рутина, такая рутина, что дровосеку иногда хотелось забросить свою дровосечную деятельность куда подальше и завыть от тоски. Чуть ли не депрессия наступала от этой банальной рубки. Но дальше-то что, если бросить профессию? – спрашивал себя дровосек. Более ничего, как рубить дрова, этот дровосек не умел.
      Вот и шел он частенько на работу без настроения, огонька. Окружающие переставали его замечать, да и что обращать внимание? На какого-то работягу дровосека, который ничем таким выдающимся не прославился? Рубит и рубит, рубит и рубит... - все пребывают в подобной рутине и тянут свою лямку, не замечая по-настоящему ни праздников, ни выходных, потому что одна только мысль о том, что после праздников и выходных опять идти рубить и рубить, подчас убивала все праздничное и выходное настроение напрочь. Нет один два дня проходили весело, как день водителя, а потом возвращалась печаль. В такие моменты дровосек вспоминал, что он может не только рубить дрова, но и ломать их, да еще как!
      Тогда он забывал про сон, оглядывал свои крепкие ладони, вскакивал и бежал во двор...или в лес, или к соседям... И начинал ломать. То ребром ладони, то об колено, то об голову, то перегибая до смачного хруста, как гнут подкову... О, способов ломки дров у этого дровосека было предостаточно! Да что там дрова ломать, он и на деревья замахивался с разбега, и в залихватском прыжке прикладывался со всей мочи и не редко удавалось повалить дерево, причем, с победным треском на весь лес. Конечно, работа по ломке дров это была не чистоплюйская рубка, после ломки дровосек возвращался домой весь побитый, в синяках, ссадинах и ушибах, вплоть до повреждений внутренних органов, да что говорить: порой на грани жизни и смерти оказывался человек... Но с каким настроением, как он улыбался!!!
      Все видели, многие восхищались, если не уму, так силе, крепости и выносливости его. Это была самая что ни на есть слава! Вот такая жизнь люба была этому веселому дровосеку! Ломка старых мировоззрений, ломка традиций и привычных ценностей, да за такое и умереть не страшно. Это была идея, за которую стоило… Да вот как-то вышла незадача, в очередной раз ломая дрова дровосек избрал то ли не то дерево, то ли не то полено. Не по силам. Тут и винить нельзя. Как заранее угадать то, что нельзя сломать? Никак. Вот и веселый дровосек ошибся. С той поры он уже и не веселый дровосек вовсе, поскольку здоровье не позволяет не только ломать дрова, но и рубить их, а это плачевная жизнь.
      Мораль сего повествования сводится к тому, что если вы в чем-то похожи на веселого дровосека, и вас опять потянет наломать дров, так не лучше ли лишний час поспать, а потом все-таки безопасно нарубить их?

23.12.2011 Маленький нефтяной город Муравленко
О некоторых истоках преуспевания
     «Отчеты, как и любые слова, глотаются, но сытости не добавляют»

      Моя жена Лида рассказала, как формируются отчеты в стоматологической поликлинике маленького нефтяного города: неточные данные, приписки, потому что исполнителям, от которых исходит первичная информация, до ее качества нет дела, им надо делать работу, за которую деньги платят, а не бесплатные отчеты составлять об этой работе. Вот они и пишут, что в голову придет, как выгоднее. Однако цифры, которые должны в итоге сходиться, не сходятся. Нисколько не сомневаюсь, что подобная ситуация везде. Сам был таким на должности руководителя телерадиокомпании, создавая и утверждая отчеты, где за цифрами порой была значительная пустота бледных телепрограмм. Да и ранее сталкивался с подобным.
      Мой друг работал в Арсеньеве на авиационном заводе, том самом, где делают боевые машины. Он рассказывал, как рабочие, чтобы больше заработать, решили по собственной инициативе исключить операцию снятия заусенцев с деталей. Так получалось быстрее. Конечно, гнали брак, но кто видит…? На некоторое время заработная плата действительно возросла, но начальство завода по отчетам заметило… Однако, поступило совершенно потрясающе. Вместо того, чтобы вернуть на место операцию снятия заусенцев, оно сократило время на обработку деталей. Начальству было выгоднее по отчетам выпускать больше, а платить меньше. У рабочих упала зарплата и операция снятия заусенцев ушла в небытие автоматически, а то, что вертолет где-то когда-то упадет – это не важно.
      Подобных случаев не перечесть. Их можно встретить на каждой магазинной полке: под видом коровьего молока купить пальмовое, под видом мяса - нечто, нашпигованное водой, или антибиотиками, или черт знает какими кормами…, ну и под видом хорошей милицейской работы - банальную личностную разборку, не имеющую ничего общего с борьбой с преступностью. 
      Чиновничьи отчеты, как щедрый зимний пушистый снег и иней, скрывающие для наблюдателя изъяны прозаически голой природы, все ее недостатки, на которые в иной ситуации и смотреть-то не хочется. Конечно, обман, но как радуется душа, как она поет и наслаждается получившимся зрелищем, в котором премией может прилететь и яркий радостный блик самого солнца – верховного правителя природы. Да и как жить без такого зимнего холодного отчета, присыпающего белой пудрой словно бы измельченной бумаги неприглядные сосны Крайнего Севера? Конечно, пусть будет хоть такая обманная картинка, зато ублажающая взор и ум, чем реальная, но печальная в своей низменной неизменности.
      Отсюда у меня возникла идея рассказа.
      Чиновник готовит статистические данные и многое «высасывает из пальца», потому что графы надо заполнять, а информации-то нет, или она весьма расплывчата, так как вечно кто-то недоработал. Получившийся придуманный отчет чиновник передает своему начальству, его начальство - передает следующему, пока данные не доходят до Президента. Финал таков: чиновник слушает оптимистичное послание Президента федеральному собранию, наполненное показателями успехов, узнает свои данные в его словах, и где-то в далекой тишине своей кухни осторожно смеется...
***
Нет блаженства в открытиях в ближних своих,
Все открытия эти опасны:
Надо рвать, надо бить и своих, и чужих,
Чтоб с одним лишь собою остаться.

- Так честнее, прямее, - откликнется друг,
Но на нем театральная маска,
Мы живем в лживом мире, где врут все вокруг,
Врут во благо, в любви... – врут как в сказке...

27.12.2011 Маленький нефтяной город Муравленко
      «Парадокс жизни состоит в том, что жизни можно лишиться и с крепкими выносливыми мышцами, и с отличным сердцем и внутренними органами, и даже имея увлекательную и очень денежную работу, и очень позитивный оптимизм...»

      Я околдован фильмом «Зеленая миля», снятому по роману Стивена Кинга, который хотя и относится к мастерам ужасов и мистики, но иногда создает вполне жизненные шедевры наподобие «Побега из Шоушенка». Я посмотрел «Зеленую милю» два, или три раза, с каждым разом все лучше понимал, но сегодня самый лучший просмотр.
      «У каждого своя зеленая миля» (то есть путь к смерти), - этой фразой завершился фильм. Каждый сам сооружает себе тюрьму, а кто не может или не хочет - тому помогают - я бы так продолжил финальную фразу, поскольку действие фильма происходит в тюрьме, где сидят осужденные на смертную казнь – по сути, как любой человек в реальной свободной жизни. И что самое главное - я увидел свое ничтожество по сравнению с темнокожим гигантом Джоном Коффи, ошибочно приговоренным к смерти. Слава, погоня за деньгами, и даже за оправданием – портят человека, заставляют много внимания обращать на себя, и я увлекся этим.
      Стивенсовский Джон Коффи обладал божественным даром лечить прикосновением, дыханием - это, конечно, мистическое допущение, а далее следует главное, что заставляет задуматься: он лечил других, совершенно незнакомых ему людей, и не требовал благодарности, более того – он лечил даже своих палачей-надзирателей и их родных, которые, по логике, должны быть его врагами. Лечение отнимало у него силы, но он не отказывался от дара, от его использования.
      По складу ума Джон Коффи кажется слабоумным, наподобие малолетнего ребенка, заключенного в атлетичном теле рослого высокого мужчины. Тут позиция Стивена Кинга совпадает с позицией Федора Достоевского, отдавшего искренность, честность и кажущуюся болезненной детскость ума в своем романе «Идиот» умственно больному князю Мышкину. Что ж, подобные качества действительно чужды традиционному представителю цивилизованного общества, где язык дан, чтобы скрывать свои мысли, озабоченные личным благом.
      Джон Коффи терпеливо нес свой крест и не просил ничего взамен, как плату за врачевание. Он принял смерть, как избавление от дара, который он не мог не использовать - дар передачи здоровой жизненной энергии и удаления больной. Видимо, все мы, люди, лишь тени от идеала, там, где идеал возможен лишь, как болезненное явление, почему-то, однако, сияющее на солнце.

О поимке 27.12.2011
      «Если добыча надеется на сердечность охотника, ее ждут большие разочарования»

      Накануне нового года Алику, находившемуся в федеральном розыске, из-за внезапной болезни пришлось обратиться в поликлинику маленького нефтяного города. Он вошел в нее и направился прямо к регистратуре, обезопасив себя от преждевременного узнавания марлевой повязкой на лице, якобы от гриппа.
      - Мне к терапевту, - сказал Алик.
      - Хорошо, давайте паспорт и страховой полис, - ответила регистраторша, молодая женщина обезоруживающе приятная, как Снегурочка.
      Она открыла паспорт, и лицо ее приобрело задумчивое выражение, человека, смущенного прочитанным, человека, не знающего, как ему поступить. То, что ее смутило, Алику было прекрасно известно - его фамилия – это фамилия человека уже более года находящегося в федеральном розыске.
      Регистраторша спросила:
      - Это ваш паспорт?
      Вопрос был предельно понятен. Алик был в маске, и регистраторша хотела убедиться, что он - это действительно он, потому что сложно предположить, что человек, которого везде ищут, запросто разгуливает по городу, да еще и приходит в поликлинику, при этом показывает свой (!) паспорт. Идиот да и только.
      - Да это мой паспорт, - ответил Алик.
      - Мне надо посовещаться, - ответила регистраторша и, вцепившись в паспорт, выскочила из регистратуры и быстрым шагом направилась к охраннику, которому, похоже, предстояло в этой ситуации сыграть роль Деда Мороза.
      Понимая, что сейчас произойдет, Алик, тем не менее ждал…, надеясь, как на подарок, на то, что ему разрешат получить медицинскую помощь, уж коли он за ней обратился в таком несусветно рискованном порядке, именно в том самом маленьком нефтяном городе, где ищут, где его, как говорится, каждая собака знает.
      Он стоял у окошка регистратуры и видел, как регистраторша оживленно разговаривает с охранником, показывает паспорт, а затем - на него. Он также спокойно стоял у окошка регистратуры, видя, что охранник идет к нему. Но к его удивлению, охранник не стал с ним разговаривать.
      Неуловимым движением охранник вывернул Алику руки так, что тот согнулся, оставив руки за спиной, понимая, что на запястьях вот-вот появятся лишающие свободы наручники. У Алика еще тлели мысли о том, что охранник должен понимать, что он пришел в больницу не затем, чтобы быть пойманным, что были веские причины, связанные со здоровьем, чтобы так рисковать, и что ему надо дать возможность зайти к терапевту. Но более разумной частью своего сознания Алик уже понимал, что с этого момента его здоровье более никого интересовать не будет...
      Охранник жаждал отчитаться в поимке опасного преступника и получить награду, и его самодовольство было написано на лице. Он поступал, как обычный охотник или рыбак, а ни один рыбак или охотник не задумывается о причинах, заставивших добычу подойти, о ее душе и заботах…, он просто ее берет и использует сообразно желаний.

Притча о современных Дон Кихотах
      «Ради любви вечно требуется куда-то от нее уходить»

      Как-то очередной Дон Кихот собрался в рыцарский поход на великие подвиги ради своей возлюбленной, как обычно очень призрачной, хотя и очень-очень близкой Дульсинеи Тобосской, для близких - Дуни Тобольской. Так в жизни часто бывает, что возлюбленная очень далеко, хоть и совсем рядом; очень призрачна, хоть и абсолютно реальна; очень неуловима, хоть и готова к объятиям. Более того, в жизни не менее часто бывает, что Дон Кихот уезжает в поход на подвиги во имя возлюбленной своей, не спрашивая нужны ли возлюбленной его подвиги, его самоотречение и самопожертвование всем и вся…, а ведь эти самоотречение и самопожертвование – очень опасны для окружающих. Доходит до того, что во имя возлюбленной Дон Кихот готов пожертвовать даже своими близкими Санча Пансами, и даже рожденными или не рожденными детьми - вот такая это штука - подвиги во имя возлюбленной. Любой подвиг – это всегда чьи-то страдания.
      Новоявленный Дон Кихот выезжает за ворота своего замка, находящегося пусть даже за дверьми обычной квартиры и устремляется в путь по просторам страны…, по коридорам и кабинетам, по цехам и стройплощадкам, по подмосткам и даже президиумам. Он находит ветряные мельницы, с которыми сражается во имя возлюбленной, находит караваны невольников, пусть даже и отпетых мошенников, которых старается освободить от рабства, и, конечно, новоявленный Дон Кихот ищет великого вельможу, который наградит его и его сподвижников за все лишения, которые он преодолевает, наградит по-царски щедро, так, чтобы и его возлюбленная Дульсинея, или по-нашему Дуня, не страдала....
      Вот только мысли Дон Кихота о Дуне с каждым подвигом становятся все туманнее, и с каждым подвигом становятся все крепче мысли о себе великом и приближающимся к идеалу, к некоей незыблемости Вселенской.
      Новоявленный Дон Кихот, однако, совсем не безумен, как тот первоначальный сервантесовский родоначальник Дон Кихотов, у него нет болезненных состояний ума, в которых он видит нечто не поддающееся объяснению, вроде медного тазика цирюльника на голове у встречного, так сказать, рыцаря, таза, который благодаря раненному болезнью воображению превращается в золоченый мистический шлем мавританского короля Мамбрина.
      Новоявленный Дон Кихот видит все четко и реально, золото от меди он отличает, как и вельмож от проходимцев. С ним бывают помрачнения, но не пагубнее, чем у обычного живого человека, который всегда немного сумасшедший, пока не обретет вечный покой…
      Вот только становится непонятным, как Дон Кихот, выехавший в поход ради того, чтобы доказать свою любовь к Дуне, становится с каждым своим шагом все дальше от нее, мысли его в служении ей, отдаляются от нее и от близких настолько…, что казалось надо уже и послать к черту все эти походы за подвигами, а вернуться к близкому человеку и попросту согреть его своей любовью, обнять поцеловать..., но нет, такова суть служения любимой: это поход за подвигами ради любимой, в стремлении доставить ей радость и удовольствие, но на самом деле в удалении всего и вся, кроме личных достижений и успехов, в мистической вере в то, что все делается ради того человека, которому весь этот поход порой уже совершенно не нужен.
      Так вечно и получается, что несмотря на красивые слова, одного Дон Кихота поход во имя любимой, в конце концов, приводит к смертельной дуэли с каким-нибудь очередным Дантесом, не доставляющей радости его возлюбленной, другой Дон Кихот в итоге этого похода сам своими руками прекращает собственную жизнь, что опять же не доставляет радость предмету его устремлений, третий Дон Кихот банально спивается в поисках подвигов возвышающих его в глазах возлюбленной, но на самом деле падает все ниже и ниже, пока не принимает положение, с какого уже никогда нельзя упасть. Вариантов прекращения похода предостаточно.
      Бывает, конечно, и множество простых Дон Кихотов, которые ищут подвиги во имя возлюбленной в борьбе с банальными бытовыми неудобствами. Они отстраивают жилище, укатывая в шпаклевку и обои встречающиеся проблемы, обрастают имуществом, отбираемым у встречных поверженных рыцарей, каких-нибудь предпринимателей и других граждан, или полученным от щедрого вельможи, какого-нибудь главы или Президента, как благодарность за великие подвиги во имя возлюбленной, подвиги, правда, как обычно сомнительные, но... куда деваются великие сердечные чувства, с которых все начиналось?
      Почему жизнь обязательно заканчивается страданиями, отдалением от любимых и любящих и обязательным уходом? Таков, видимо, закон жизни: в самопожертвовании - а чем при жизни жертвовать во имя, и имя того, во имя кого жертвовать, каждый выбирает сам, да вот все эти черты и имя, того во имя, чего жертвуют, становятся очень далеки от того вполне реального человека, той любимой, или тех любимых, с которых все начиналось. Они, если они реальные, просто шествуют рядом, как тени, как верные Санча Пансы, или уходят....

30.12.2011 Маленький нефтяной город Муравленко
О слиянии реальности и мистики
      «Органы - это на всю жизнь – это, в частности, о том, что от надзора компетентных органов и от последствий этого надзора невозможно избавиться»

      Сейчас почти два часа ночи. Внезапно проснувшись, я оказался не в силах уснуть. Вышел на балкон в толстом махровом халате и наброшенной поверх него куртке, постоять на прохладе, поскольку выдалась редкостная теплая предновогодняя погода. Снег лежал спокойно и тихо, свисая, как одеяло свисает с кровати, с козырьков балконов пятых этажей, а по границе крыши сливался с небом, словно бы объедая дома.
      Опять мне чудятся, а может и реально слышны разговоры. Будто кто-то внизу говорит о том, что меня видит:
      - Да это Дробот. Вышел на балкон и курит...
      Какие-то голоса во дворе действительно звучали, что не удивительно, когда проходят многочисленные предновогодние вечеринки, но голоса плохоразборчивые. Голоса слышались из-за большой сосны, стоящей в нашем дворе. Возможно, что на самом деле, сказано было иное, но я услышал то, что услышал...
      Сам себе говорю:
      «Сумасшествие… чтобы менты всю ночь караулили, чтобы случайно в два часа ночи увидеть меня! Этого быть не может», но гонимым руководят инстинкты и затравленность ума.
      Впрочем, менты вполне могут и караулить, изыскивая формальные возможности для получения ордера к визиту в квартиру. Дело в том, что к моей беде коллегой Лиды по работе является жена следователя следственного комитета Т-бина, сочинившего мне один из трех эпизодов уголовного дела, и наиболее агрессивно ко мне настроенного. Она вполне могла по-свойски донести мужу, что настроение Лиды изменилось к лучшему, а тот мог сделать логичный вывод, что я вернулся.
      Быстро перейдя с балкона на кухню и, сидя на кухне в темноте, я решил проследить за предполагаемыми ментами, и увидел, как вскоре два быстрых темных силуэта прошли от той самой сосны, от которой неслись голоса, к дальнему торцу жилого дома, расположенному слева от нашего балкона, а в этом доме расположен участковый пункт милиции. То есть люди реальны…, а, может, нет….
      Реально ли то, что мне слышалось, или я слегка схожу с ума? Я уже склоняюсь ко второму.

О невозможном полете 30.12.2011
      «Ловят всегда на вкусненькое»

      Удивительным стало то, что менты ловили Алика на сыр, лежавший в холодильнике его квартиры. Ловили на традиционную приманку для мышей! Они терпеливо ждали Алика и знали, что он вернется. Уж такова его сущность: Алик не мог сидеть на одном хлебе насущном, он всегда хотел большего, чтобы на хлебе что-то лежало.
      Возвращаясь, он рисковал, рисковал глупо, поскольку только недавно едва ускользнул от ментов, пора бы остановиться. Однако привычка рисковать иногда становится обыденной, но заставляет видеть опасность заблаговременно по несущественным признакам. В общем Алик возвращался и не испытал удивления, увидев возле подъезда своего дома двух переодетых в гражданское, но всегда таких заметных, ментов. Они кинулись к нему, Алик побежал было от них, но передумал.
      Он остановился, спокойно посмотрел на приближающихся милиционеров... и взлетел, как это происходило в детстве, во сне. Взлетел легко, без напряжения, будто подпрыгнул. Когда поднялся не ниже третьего этажа, Алик посмотрел вниз, чтобы убедиться, что менты не смогут поймать его за ноги даже в самом высоком прыжке.
      Менты стояли внизу крайне озадаченные. Полет - это единственное радикальное средство от них. Единственный минус этого средства, что исполнять функции в обществе за деньги, то есть зарабатывать, можно только находясь на земле, не летая, то есть, будучи подвластным им, но сейчас, когда он висел над ними, Алика это не заботило. Он даже забыл о сыре.
      «Могу ли я подняться выше, - вот о чем думал Алик. – Как долго я могу удержаться в воздухе?».
      Последний вопрос Алика действительно волновал, потому что он не понимал: почему летит, в отличие от хождения по земле. Он не понимал, за счет чего держится в воздухе, не понимал, как долго сохранится эта способность, и не был уверен, что сможет взлетать в любой момент, когда заблагорассудится. Алик размышлял, висел в воздухе и смотрел.  Он не поднимался вверх, но и не опускался. Он завис и смотрел.

31.12.2011 Маленький нефтяной город Муравленко
О предновогодней картине при квартирном заточении
      «На Крайнем Севере любое огорчение вдвойне, поскольку сама жизнь на Крайнем Севере - это уже огорчение»

      О, оптимистичная сказка уходящего года, освещенная почти готовым растущим полумесяцем, присыпанным пудрой из облачности, по которой гуляют хороводы световых праздничных столбов, словно бы рыщущих в поисках вражеского бомбардировщика. Я второй вечер радуюсь пребыванию у окна, у которого я сижу таким образом, чтобы не видеть уродливых крыш жилых домов, но видеть картину, описанную в первом предложении.
      Совсем рядом, с другой стороны дома, через дорогу стоит величественно и царственно предновогодний лес, держа на своих сосновых лапах недолетевшие до земли искрящиеся снега. Там на знакомой мне тропинке, уводящей вглубь леса, сейчас красиво и сказочно. Как хочется прогуляться…, хотя бы мысленно.
      Реально же я гуляю по квартире, в которой много памятных мест. Простенькие настенные часы на деревянной основе еще советского производства до сих пор точно идут. Они куплены в Казахстане. На полочке стоят сувениры из моих многочисленных поездок. Тут и металлический человечек, выполненный в виде христианского креста из Кипра, и бронзовый жук-скарабей из Шарм Эль Шейха, и золотистый слоник-шкатулка из Тайланда, и гипсовая статуэтка кабанчика, выполненная и раскрашенная мною, из Испании… Рядом лежал памятные предметы прошлого: орден боевого Красного Знамени РСФСР моего прадеда, мельхиоровый подстаканник моего деда, мой знак за заслуги перед отечественной журналистикой, врученный мне Союзом журналистов России.
      Прохожу на кухню и с не меньшей радостью смотрю на небольшую простенькую картину, на которой изображен Эльбрус. Картина куплена в Ессентуках. Наша квартира в маленьком нефтяном городе будто бы пронизана лучами прошлого, исходящими от памятных вещей…, но сейчас в преддверии Нового года мой взгляд упал на ряд бутылок шампанского, которые Лида принесла с работы. Благодарности ее пациентов мне как нельзя кстати. Впервые их так много. Эти снаряды против печали пойдут в ход уже сегодня вечером назло всем ментам вместе взятым. И тут я загадал новогоднее желание: Пусть каждая из бутылок, выпитых мною, станет казанской бутылкой в задницу тех, кто действовал против меня.
      Заканчиваю обход квартиры там, откуда начал: в зале. Здесь установлена красивая новогодняя елка, принесенная нашими знакомыми.

Притча о вынужденном комфорте
      «Хочешь жить, умей сдержаться»

      Медведи не давали Алику слезть с дивана, установленного посреди зеленого луга, красивой природы, где – иди куда хочешь и будет приятно и вольно. Алик смотрел по сторонам, соблазнялся перспективами, но один медведь лежал под диваном, иногда высовывал морду и поглядывал на него снизу - вверх, ожидая, когда Алик поставит ногу на землю. Другой медведь ходил вокруг и приглядывал за тем, как бы Алик не высунулся за пределы дивана хоть какой-нибудь частью тела.
      Стоило Алику расслабиться, опереться о подлокотник дивана и слегка выпустить руку в сторону, как медведь, который ходил вокруг, мгновенно подскакивал и кусал за выступающую часть руки. Алик отступал в центр дивана, а медведь вставал на задние лапы, передними опирался на освобожденный подлокотник и грозно предупреждающе смотрел. Так эта ситуация и продолжалась: Алику и комфорт дивана изрядно надоел, и сойти с него, он не смел, потому как кругом - медведи. Но видно, бывают такие ситуации, когда лучше оставаться дома при пусть и надоевшем комфорте, чем быть съеденным.

Притча о великом актере
      «Принятие любого величия зависит от настроения»

      Жил был великий актер. Он был именно великим и когда смотрел на себя в зеркало, то иногда видел на себе золотую, украшенную бриллиантами корону – прекрасную, хотя и воображаемую. Да вот на сцене приходилось ему играть в основном трагикомические роли, наподобие тех, что играл Пьеро в известной всем сказке о Буратино, а роли эти раздражали и утомляли публику, жаждавшую наслаждений и развлечений.
      Публика, правда, не освистывала великого актера, терпела его присутствие на сцене, но молча без единого звука, а взрывалась аплодисментами исключительно в адрес его коллег по театральной труппе, которые потакая вкусам публики веселили ее.
      В антракте спектакля и после, зрители обсуждали происходившее на сцене, и до великого актера, чьи выступления проходили столь незаметно, доходили обрывки разговоров. Оказалось, что публика вовсе не обращала внимание на то, что он талантливо говорил со сцены: на его монологи и величие жестов, а видела свое: совершенно не относящееся к сути того, что хотел передать великий актер, словно бы его корона, которую он воображал на себе, весь ее блеск и невероятные оттенки искрящихся самоцветов, были скрыты убогим головным убором, вроде подранной кошками бейсболки.
      Великий актер возвращался домой печальный из-за очередного закончившегося для него провалом спектакля, размышлял о причинах своих неудач, готовый от огорчения, образно говоря, продать свою душу черту лишь бы достигнуть вершин славы. Он опять глядел на себя в зеркало, опять видел корону..., но понимал, что со стороны действительно выглядит смешно и несоответственно, и претензии его неуместны, потому что короны на персонажах, которых он играет, вовсе нет, они не симпатичны и не в тренде. Люди же всегда будут видеть то, к чему привыкли, что пережили и что могут понять, то к чему стремятся…, а роль у великого актера была совсем не массовоузнаваемая. Она была редкоиграемая, как у настоящего короля, только в изгнании, подобному изгнанию короля Лира. Однако, это была та роль, от которой он не мог отказаться.
      В такие душеразрывающие моменты, которые к счастью были очень редки, он подходил к письменному столу, выдвигал один из ящиков и доставал ту самую корону, которую обычно только воображал на себе. Смотрел на нее, осязал драгоценный металл и вспоминал, что корона была вручена ему гением, как признание той королевской роли, которую играл великий актер… Великий актер с любовью смотрел на корону и возвращал на место, понимая, что размахивать короной там, где правят иные интересы сейчас бессмысленно.

02.01.2012 Маленький нефтяной город Муравленко
О первых новогодних впечатлениях
      «Секрет хорошего… заключается и в том, что удается обойти плохое»

      Вчера примерно полпервого ночи, сразу после встречи Нового года, я с Лидой пошел прогуляться. Лида вышла вниз первой, осмотрелась, далее вышел я. На улице рядом с домом царила приятная мне темень и ни души. В доме горели некоторые окна, но большинство спало. Минус семь, почти безветренно - лучшая из желаемых погод.
      Мы вышли на центральную улицу Ленина, название традиционное для многих городов России, будто кроме как именем человека, спровоцировавшего кровавую революционную баню, некем более назвать центральные улицы городов.
      «Видимо, сохранение в России улиц Ленина связано с оправданием и преемственностью сталинского культа насилия, который до сих пор существует, спустя десятки лет после завершения советской эпохи. Население не возмущается и приемлет. Страшная страна согласия и примирения между палачами и жертвами», - пронеслась мимолетная мысль, как отклик разговоров с моим омским другом Юркой.
      Я перекрестился перед краснокирпичным храмом Преображения Господня, совершенно неподобающе расположенном на улице вождя пролетариата, именем которого было свершено множество преступлений и перед христианской верой. Когда мы дошли до Новогодней елки и ледового городка, где царило праздничное оживление, я решил слегка притормозить, чтобы на перекрестке пропустить машины, из которых могли меня случайно узнать, а затем мы прошли по окраине ледового городка.
      В самом сияющем разноцветьем новогоднем городке, несмотря на поздний час, было людно, по окраине его стояли подозрительные мужики парами, когда мы проходили мимо одной из таких пар, заметил рации. Но это не по мою душу…
      Мы отлично прогулялись по городу и провели приятнейшее время на романтично освещенной фонарями Лесной аллее, прорезающей пригородную тайгу и соединяющей ближайшие микрорайоны.
      Чудесная припудренная облаками луна, сказочно украшенные снегом сосны. Яркие фонари, порождающие световые отражения, блеск. Красота…, но на пути домой, прямо возле нашего дома на окраине маленького нефтяного города на абсолютно безлюдном пространстве, вдали от новогодних гуляний, возникла милицейская «Газель», причем лобовым стеклом прямо к нам.
      Лида испугалась, по-моему, более, чем я, но идти обратно было подозрительно. Мы перешли дорогу, и пошли навстречу опасности, однако пошли не к своему дому, а прошли мимо: и мимо своего дома, и мимо «Газели», обошли ближайшие дома, зашли к своему подъезду с другой стороны, но к этому времени подозрительная «Газель» исчезла… Хорошо все, что хорошо кончается.

04.01.2012 Маленький нефтяной город Муравленко
О понимании того, что сказок не существует
     «Любая гроза не только устрашает, огорчает и даже лишает, но и очищает»

      Вчера я прочитал Толкиена «Хоббит: туда и обратно» за один день. Прекрасное начало года и исполнение давнего желания. Сказочный Хоббит Беггинс оказался выдернут в путешествие из теплой квартиры. Он пытался избежать путешествия, но поначалу судьба и волшебник Гендальф, а затем чувство долга и товарищества, заставили его пройти многолетнее испытание, в котором он нашел и кольцо власти, и богатство, а главное храбрость, но среди бывших своих земляков заслужил потерю уважения и признание умершего…
      Под впечатлением прочитанного, глядя на мигающие огоньки новогодних гирлянд, которые я протянул крест-накрест под потолком, я подумал: неужели моя сказка закончилась, так и не начавшись. Или сказка была? Я всегда жил легко, какой бы тяжелой мне моя жизнь ни казалась. Лида сделала мою жизнь еще сказочнее. Но неотъемлемый атрибут сказки – Дед Мороз, похоже, ушел. Вот так, видимо, всегда и происходит: вначале уходит Дед Мороз, а потом сам становишься дедом.
      Трудно осознать, пребывая в сказке, что сказок не существует, что родные умирают, что хорошая жизнь может быть навсегда разрушена, а помощь единомышленников никогда не придет, что существуют непреодолимые препятствия, что враги не будет наказаны, что и сам умрешь...
      Перечислять бедствия, возникающие на иллюзиях, можно бесконечно. В этот Новый год я окончательно понял, сердцем понял, что в моих отношениях с властями ничто не переменится, возврата не будет, что надо хранить имеющееся, что новое надо еще растить, а, чтобы растить - надо сеять, а сеять уже особо нечего - все рассеяно. Я вспомнил свой сон об отсутствии возвращения, который приснился мне еще вначале прошлого года, когда моя жизнь в федеральном розыске еще только начиналась, вновь перечитал его. Хорошо, что стал их записывать. Что такое подобные сны? Подсказки свыше? Работа подсознания? Я не знаю ответ и, думаю, что никто не знает. Тут наука бессильна, тут можно только верить или не верить. Я сам еще только учусь верить, через опытные доказательства самому себе взаимоотношений мистики и реальности.

Об обучении 05.01.2012
      «Вне игры все фигуры равны»

      Алик вновь учился и готовился к экзаменам. Какая-то женщина курировала его обучение. К помощи этой же женщины обратился и известный высокий чиновник и даже не один, что Алику крайне льстило, но еще более ему льстило то, что высокий чиновник вместе со своими коллегами сидел сейчас за столом в библиотеке научно-исследовательского института и, в ожидании своей очереди, искал нужную литературу, когда Алик уже получал консультацию.
      Нет, Алик был не против того, чтобы пропустить высокого чиновника вперед себя, не препятствовал, лишь бы не вызывать недовольство высоких чинов, но женщина-куратор будто не замечала высокопоставленных персон, уделяя Алику повышенное внимание. Алик этим пользовался, выспрашивая обо всем, что не понимал, по тексту задания, которые странно касались не научных предметов, вроде математики или физики, а личных впечатлений и выводов из сложных ситуаций.
      Чиновники ревниво и нетерпеливо посматривали на то, как Алик общается с куратором, помощь которой требовалась и им. Они настойчиво искали ответ на вопрос: почему ими и их интересами пренебрегают, предпочитая мелкую сошку вроде Алика, и другого объяснения сему феномену они не смогли найти, как то, что Алик, видимо, тоже высокая фигура, имеет влияние или влиятельных покровителей.   
      Отсюда часто возникает уважение. Да, да, иной раз так и бывает, что уважение возникает на пустом месте, только из-за того, что кто-то более уважаемый оказывает внимание мелкой сошке. Вот так и вышло, что высокие чиновники сидели рядом и ничего не могли поделать с игнорированием их высоких интересов в том институте, где они находились, потому что высоким чинам было невдомек, что есть места, правда, не в этой реальности, где они становятся равными самому последнему нищему…, и вдруг Алик понял, что ему выгодно это повышенное внимание чиновников, потому что слушают равного… 

05.01.2012 Маленький нефтяной город Муравленко
О секретах побед
     «Сложно иметь спокойные романтические мысли под пение и укусы кровососущих»

      Общался в скайпе с Юркой, моим студенческим другом. Разговор был поначалу теплый, но затем Юрка не утерпел, решил словесно «укусить», что, мол, вся природа в Омске грязная, да к тому же такие, как я, елки на Новый год рубят. Что ж – я сторонник живой елки на Новый год и раньше, когда выпадали более-менее теплые предновогодние дни, всегда ходил в лес и спиливал сосенку, несмотря на все запреты и штрафные санкции.
      Я ему возразил, что все живое поедает живое для поддержания жизни. И если новогодняя ель служит поддержанию жизни, то ничего в этом плохого нет, как и в том, что человек ест курицу, которую кто-то ему убил. Именно отстранение человека от производства смерти создает иллюзию чистоты у потребителя. На самом деле все, что человек ест и потребляет собрано с участием смерти. Даже зерно.
       Юрка тут же приводит аргумент, что елка растет дольше и тем самым вводит зависимость ценности жизни от времени и зрелости. Я ему опять возражаю: тогда убийство ребенка более оправдано, чем убийство взрослого... Но дело не в самом споре, а в той личной озлобленности, которая в результате этого спора возникает, эта озлобленность уничтожает все доброе, что есть в дружеском разговоре. 
      Юрка, как и многие, когда кончаются аргументы, относящиеся к предмету спора, тут же переходит на личные, если не оскорбления, то разного рода задевающие самолюбие словечки, что, безусловно, обижает, и, по сути, нацелено на нанесение обиды. А далее и мой друг Юрка, как и многие другие, удивляется: а что же такого произошло, что разговор заходит в тупик?
      В этот раз после разговора с Юркой вместо того, чтобы ощутить прилив сил и хорошего настроения, я ощутил какое-то опустошение, головную боль, чего быть не должно. Отказаться от общения? Но вокруг меня и без того чистое поле…
      Разговор с Юркой опять вернул меня к раздумьям о взаимоотношениях между обвинением и обвиняемым. По аналогии с только что происшедшим дружеским диалогом - они бескомпромиссны эти взаимоотношения: ни одна сторона спора не хочет проиграть, поскольку это означало бы глупость и слабость проигравшей стороны.
      Каждая сторона спора хочет выглядеть правой вне зависимости от истины, поэтому каждая сторона спора в случае отсутствия аргументов, относящихся к предмету спора, применяет все имеющиеся в арсенале средства давления и обмана. Это касается и следователей, и прокуроров, у которых средств давления и возможностей подтасовки доказательств куда больше, чем у любого обвиняемого. Тут дело не в законе, а в личных амбициях, которые обязывают их выиграть игру с обвиняемым, во что бы то ни стало, как это бывает в любой иной спортивной игре, или на войне.
      Беспристрастности или не бывает, или она крайне редка. Отсюда и поговорка: «закон - что дышло: куда повернешь - туда и вышло». Затем выходит на арену «непредвзятый суд», который попросту ищет свою выгоду, и при отсутствии аргументов легко заменит их властью. Это я себя морально готовлю к любому решению кассационного суда по изначально лживому уголовному обвинению в отношении себя, потому что житель Крайнего севера, как природа: колюч, как иглы сосен, гнусен, как мошкара, холоден, как долгие зимы, и очень кратковременно хорош, как редкие добрые погоды..

06.01.2012 Маленький нефтяной город Муравленко
О мыслях накануне Рождества
      «Иногда хочется возродиться и самому, и чтобы возродились любимые, близкие люди, но и этот праздник проходит»

      Вечером, накануне Рождества, гулял с Лидой второй раз в этом году и на этот раз безо всяких приключений. Милицейские машины стояли возле церкви, мы прошли мимо них, совсем рядом, но у служивых были иные задачи. По пути встретилось немало людей, все в основном парами, даже в колясочной нашего подъезда кто-то кого-то зажимал - во тьме слышались молодые голоса: пьяный женский смех и мужской басок. Прогулка прошла благополучно.
      Было красиво, как и несколько дней назад. Сосны щедро опушенные, приодетые снегом сияли на фоне темного неба в прямом и отраженном свете фонарей. Снег скрипел под ногами. Мы прошли и мимо бориной квартиры, где мы жили с Лидой не менее полугода, пока не получили свое жилье в маленьком нефтяном городе Муравленко. В его квартире теперь горел чужой свет, туда не зайти, не услышать его радушный голос, потому что жившего там человека более нет...

О лестницах 08.01.2012
      «Плод, погибший на роскошно сервированном столе, пожалуй, куда эффектнее, чем тот, что упал с дерева и сгнил где-то в неизвестности на земле»

      Большое плодоносящее дерево, которое Алик нашел в лесу, имело две приставленные к нему лестницы: одна - покороче - она опиралась о ствол и не доставала высоко расположенной кроны, в которой прятались сочные плоды; вторая - подлиннее - врезалась в крону так, что не виден был ее конец.
      По первой лезть было бессмысленно, так как невозможно достичь плодов, подъем по второй гарантировал достижение плодов, но сама лестница выглядела неустойчивой.
      Алик стоял и размышлял, глядя на лестницы, не решаясь сделать выбор: не уходил от дерева, так как тогда лишался плодов, и, боясь падения, не поднимался по длинной лестнице. Он может долго бы так стоял, если бы не почувствовал, что из темной глубины леса к нему приближается нечто страшное и крайне опасное. Тогда Алик схватил большую лестницу, переставил ее, в надежде сделать более устойчивой и полез.
      Он успел добраться до плодов, насытиться ими и порадоваться высоте положения, однако лестница, усилиями тех, кто копошился внизу, пошатнулась и стала падать. Алик не разбился лишь благодаря благоприятным случайностям, но, возможно, - лучше бы разбился..., потому что некоторые хорошие моменты в жизни, лучше бы оставались в ней последними.

08.01.2012 Маленький нефтяной город Муравленко
     «Птица высокого полета на Крайнем Севере не зимует»

      Продолжаю внимательно анализировать свое прошлое и прихожу к неутешительному выводу. Сам по себе я слаб и неудачлив, но оптимизм, всегда присущий мне, ум и неумение до конца предвидеть последствия собственных действий создавали у окружающих образ бесстрашного, умного и даже героического человека. Мое недальновидное легкомысленное поведение, происходящее от незнания реальной тяжести последствий, идеализирования их - обманули всех. Только мама понимала опасность, которая кроется в моем положении.
      Более того, вся моя предыдущая жизнь и весь успех, который я имел на пути своем, обязаны сильным покровителям и друзьям, которых я обрел благодаря случаю. Именно эти покровители и друзья могли меня защитить, дать доход, продвижение по службе… Сейчас этих сильных должностных покровителей я не обретаю, а постепенно лишаюсь. Остаются любящие меня близкие люди: мама, Лида, теща Нина Ивановна..., но это все уровень плоскости, я могу спрятаться и прожить, но не подняться.
      Второе неутешительное обстоятельство состоит в том, что вокруг меня нет ни одного помощника в моих текущих делах. Сколь много было восхищения моими статьями, сколь много людей голосовало за меня на выборах в городскую Думу, но в реальности ни один человек не высказался в мою защиту и все они где-то там...

Притча о бессильной силе
      «Любой человек без лошадиных сил всего лишь пешеход»

      Жила была одна сила. Слабоватая, правда, но сила. Сила этой силы заключалась в странной ситуации. Все окружающие эту силу воспринимали более сильной, чем она была на самом деле. Те, кто принимал сторону силы, считали, что сила должна была их защитить: пойти в стан врагов и уладить некие дела. Они думали, действительно думали, что сила легко справится с любым числом врагов без какой-либо помощи. Но и враги также оценивали силу более сильной и боялись на силу нападать. В свою очередь и сама сила, понимая воздушность своего положения, боялась возникновения случайного конфликта, который выявит бессилие ее силы, тогда быстрой расправы было бы не избежать. Когда за силой одни иллюзии, то лучше ни один конфликт не доводить до драки.

09.01.2012 Маленький нефтяной город Муравленко
О нежеланных умственных развлечениях.
     «Ум - всего лишь машинка для индивидуальной оценки действительности, со своими индивидуальными программами анализа и вирусами»

      «Скучно на этом свете, господа», - это еще Гоголь писал в «Повести о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем». «Тоска, предчувствия, тревоги теснят мою всечасно грудь…», - хочется сказать, чуть-чуть переиначивая Пушкина. Это не совсем так, но и не лишено правды. Что делать с самонастройками? - не представляю. Как добиться ощущения счастья: не счастья, поскольку, по сути, оно у меня есть: я здоров, сыт, окружен родными, любим, а его ощущения?
      Счастье хорошей жизни: это сытость и скука, чтобы развеять эту скуку, вчера вечером я совершил третью прогулку по маленькому нефтяному городу Муравленко, кажущимся мне сегодня проклятым. На этот раз - один. Перед домом в этот раз было светлее, чем обычно. Когда я шел по тротуару вдоль первого от моего дома по улице Ленина, то мне навстречу вывернул какой-то парень или мужчина в куртке и вязаной шапке, подтянутых к лицу так, что были видны только нос и глаза. И это в теплую погоду! Тип был престранный. В таком виде, по логике, должен был бы ходить я.
      Вспомнив о необходимости скрытности для человека в федеральном розыске, натянув повыше горловину куртки и еще сильнее надвинув на лоб шапку, я пошел дальше. Подошел к церкви через отрытую калитку, и некоторое время любовался елкой, украшенной игрушками и гирляндами, слепленной из снега купелью, образом той, в которую окунали святого младенца Мария и Иосиф. Засмотрелся на саму церковь, аккуратную и нарядную, на сияющую неоном надпись: «С Рождеством Христовым» и опять пошел дальше.
      Приостановился у новогодней елки нефтяников, которую те соорудили возле своего управления, прибежища денежных счастливцев, остановился вроде как посмотреть, но на самом деле не только для этого, чтобы проверить, кто у меня сзади. Оказалось, два молодых человека. Я отошел от тротуара к стоянке машин, подальше от прохожих к украшенной лампочками по обычаю отелей Египта, но не пальме, а сосне. Молодые люди прошли мимо.
      Вернувшись на тротуар, я последовал в сторону, куда прошли они, и увидел их совсем неподалеку, метрах в пятидесяти на другой стороне дороги возле светофора. Они стояли, дурачились, пиная сугроб, а может только делали вид. Я пошел на перекрестке в другую сторону...
      Так я и гулял по маленькому нефтяному городу, где полно милиции на душу населения, как по минному полю, с неприятным ощущением, что меня «пасут», уходя от возможных неприятных контактов, обходя подозрительных типов, которые вполне могли быть ментами. Все свои подозрения, однако, я отбрасывал и объяснял их буйством своей фантазии, благодаря одному простому аргументу: если менты меня вычислили, то зачем им меня «пасти», они давно могли бы меня арестовать.
      К версии собственной мнительности, с которой надо жить спокойно, меня уже давно склонил просмотренный мною фильм «Игры разума», о жизни реального лауреата Нобелевской премии Джона Форбса Нэша, которому на фоне холодной войны между США и СССР грезился агент КГБ, следящий за ним. Через много лет после такого мозгового сдвига, после вручения Нэшу Нобелевской премии к нему подошел журналист и спросил, видит ли он и сейчас этого агента. На этот вопрос Нэш ответил утвердительно.
      Люди живут полноценно с разными болезнями, даже с психическими, надо только контролировать себя и оставаться максимально разумным.

О работе для неугодного 10.01.2012
      «Даже самая умная корова, при нужде, пойдет на мясо»
      Алик подошел к одному из новых заместителей главы маленького нефтяного города и спросил:
      - Есть ли для меня работа в городе?
      - Есть, - ответил заместитель. - Будешь работать разнорабочим на стройке?
      Это было обидное и даже унизительное предложение. Алик был журналистом с опытом, именем и высокими наградами, каких не было ни у одного журналиста маленького нефтяного города, которые легко получали работу в СМИ, а не на стройке.  Подобное предложение получил от Хамовского, главы маленького нефтяного города, и Сапа, политический учитель Алика, после своего умышленного сокращения и увольнения из администрации маленького нефтяного города. Сапе предложили вакансию слесаря и Сапа отказался.
      - Конечно, - согласился Алик, но только, чтобы не вызывать подозрений, а сам в надежде побежал к Лизадкову - другому заместителю, которого давно знал...
      Он шел с Лизадковым от магазина «Банкор», от названия которого осталась лишь память, но память упрямая, заставлявшая называть это место давно истлевшим именем, к администрации маленького нефтяного города за домами, как он когда-то шел с Сапой. Шли так, что Алик даже подумал, что не Сапа ли это был в ином лизадковском обличье. Вот только разговор был иным.
      - А вы не подумали там, в администрации, что я могу кого-нибудь из вас убить за такое преследование меня и унижение? – в конце концов спросил Алик, надеясь напугать своего собеседника.
      - А ты что умеешь убивать? – холодно спросил Лизадков, хищно усмехнувшись. - Ты даже в армии не служил.
      Тут Алик понял, что прав Лизадков. Противник, которого физически не боятся, уважения не вызывает.

О сдаче крови 11.01.2012
      «Самое прискорбное в клише «враг народа» - то, что его присваивали при жизни даже сыну Господа, врачевавшему этот народ и направлявшему его на путь истинный»

      В производственном цехе маленького нефтяного города, наполненного станками, инструментом, стальными заготовками, готовыми деталями и механизмами, навстречу Алику вышла Гузель, та самая Гузель, что когда-то работала в редакции газеты маленького нефтяного города и симпатизировала Алику за его острые статьи. Однако, сегодня ее глаза зло смотрели на него.
      - Ну, ты-то что злишься? - спросил Алик. - Тебе-то я ничего плохого не делал.
      - Мне вы ничего плохого не делали, - согласилась Гузель, но тут же зло добавила. - Но вы изменник Родины!!!
      Обвинение она произнесла до того яростно, что Алик понял: Гузель твердо считает, что он изменник Родины и глубоко убеждена - изменников Родины надо выжигать каленым железом, как в сталинско-ежовском 1937 году.
      У Алика в те годы в челябинской тюрьме спустя всего две недели с момента ареста был расстрелян прадед, бывший депутатом челябинской Думы. Ни за что, только за анонимное обвинение, как и в его случае. Спустя двадцать лет прадед был реабилитирован, но что мертвому реабилитация?!
      Гузель - жертва пропаганды – это было ясно, но главное другое - это клеймо, это определение, эта сплетня, привязанная к Алику, становилась главной и страшной его проблемой. Она становилась правдой! Правдой совершенно беспочвенной, но снискавшей доверие, а в этой стране к тем, кого называют изменниками Родины отношение самое плохое.
      Алик испытал глубокое потрясение, что его, боровшегося за людей, за их права – отнесли к изменникам Родины, его охватила неукротимая злость, он схватил какую-то стальную деталь и хотел бросить в Гузель, чтобы та упала, потеряла сознание и не смогла разнести эту сплетню, но в последний момент рука его опустилась. Он не хотел калечить человека. Гузель ушла. Алику тоже надо было уходить. Он огляделся, уходить было поздно: его окружали враждебно настроенные рабочие и их не менее агрессивно настроенное начальство, проявлявшие в этот момент удивительное согласие и примирение. Они нехорошо всматривались в него.
      «Тоже считают меня изменником Родины и ненавидят», - понял Алик, стоило ожидать расправы, но тут пришли санитары.
      - Кто хочет сдать кровь для переливания? - спросили они.
      - Он пусть сдает, пусть хоть в этом Родине поможет, искупит кровью вину, - сказал один из рабочих и показал на Алика. Остальные согласно промолчали.
      Причина такого поведения рабочих и начальства состояла, конечно, не в Родине, не в любви к ней. До Родины им не было никакого дела, их живо интересовали только личные заработки и, так сказать, карьера, поэтому они хотели выглядеть патриотично, создать видимость единения с курсом правящей партии и властей, казаться лояльными.
      Алика схватили и доставили в медкабинет.
      - Я не буду сдавать кровь, - заявил он, понимая, правда, что тут его никто и спрашивать не будет, скрутят и возьмут кровь, а если это произойдет, то он ослабеет и не сможет уйти.
      Заприметив аппарат для взятия донорской крови, Алик схватил его и на глазах у остолбеневших от удивления санитаров принялся ломать, но сколько он ни бился, сломать аппарат не получилось. Тут Алик понял суть молчаливого удивления и непротивления санитаров: сломать аппарат для откачки крови в этом ведомстве было невозможно. Это то же самое, что сломать кровососущую государственную машину. Санитары сами хотели увидеть это чудо, но его не произошло.
      У Алика отобрали аппарат и увели за ширму. В поле зрения была только колба, наполняющаяся кровью, и столпившиеся вокруг рабочие и начальство, с удовлетворением наблюдавшие за экзекуцией. Наконец, уровень крови в колбе поднялся до риски, отмеряющей необходимый уровень.
      - Кто следующий? - спросили санитары.
      - А зачем вам следующий? - спросил угрюмо ближайший рабочий. - Он изменник Родины, с него все и берите.
      Кровь Алика продолжила течь в колбу… Вот так и происходит: стоит человеку попасть в осознанные противники власти, как из него высосут всю кровь при одобрении людей, за права которых он боролся.

12.01.2012 Маленький нефтяной город Муравленко
О субъективности оценок
     «Каждый оценивает деятельность и жизнь других, как положительную, нейтральную или отрицательную, исходя исключительно из личной выгоды и пользы»

      Впереди меня ждут, несомненно, испытания. Трудовая книжка испорчена записью об увольнении по виновным обстоятельствам и записью об отмене этой записи по решению суда, что говорит о моем конфликтом характере. Возможности трудоустройства ограничат уголовный приговор, перерыв в трудовом стаже и предпенсионный возраст. В маленьком нефтяном городе любое маломальское начальство будет демонстрировать мне свое пренебрежение, чтобы показать свою лояльность. А люди… Они подвержены пропаганде и сплетням, которые обо мне распускают, поэтому ждать сочувствия неоткуда.
      Вчера повторно смотрел «Бригаду», сериал про бандитов, в котором главного бандитского героя сделала бандитом сама государственная Система: менты оформили на него липовое уголовное дело, подкинули ему пистолет, обвинили в убийстве. Он вынужден был скрываться.
      Что говорить о людях, изначально бандитского склада, но даже я - мирный человек, попав под столь подлый прессинг системы власти маленького нефтяного города, летом прошлого года, будучи в Туле, пытался купить пистолет.
      Я всерьез планировал приехать в маленький нефтяной город Муравленко и пристрелить своих притеснителей, сколько успею: начиная со следователя, фамилия которого начинается в соответствии на Гад…, и кончая моим бывшим заместителей Ш-риным, который получив от меня и свою должность и возможности, в сотрудничестве с главой города действовал против меня и занял мое место директора телерадиокомпании. Все равно моя жизнь испорчена, а из пистолета, обучаясь на военной кафедре, я стрелял неплохо...
      Вот она - правда жизни: внутри государства самостоятельно и произвольно действует система уничтожения собственных граждан, сохраняя революционные традиции фабрикации уголовных дел. Именно эта система уничтожения организует не сотрудничество, а противостояние граждан и власти.
      Никто из тех, кто входит в систему уничтожения, не подлежит ответственности, они выше закона, даже в случаях доказанного превышения полномочий. Право уничтожения может доставаться и самим бандитам, вошедшим в систему государственного уничтожения граждан, благодаря легко проходимой системе отбора. Об этом говорит и случай с прокурором маленького нефтяного города Муравленко – М-тыновым, по сути – бандитом в отношении меня, который вынес в отношении меня ряд незаконных решений, на основе моих заявлений в вышестоящие инстанции получил замечание и лишен премии, но который и был назначен моим обвинителем на уголовном суде, чтобы отыграться!  Показательный случай государственной подлости, граничащей с бандитизмом!
      Я уже не говорю про государственное обвинение, которое за счет налогов граждан, за счет ресурсов государства, с помощью его профессиональных сотрудников на самих же граждан оформляет липовые, как в моем случае, дела, а гражданам приходится защищаться от государства (в некотором смысле от самих себя) за счет собственных средств и смекалки! Таким образом, все силы государства направлены на то, чтобы вынести приговор и уничтожить человека, а не докопаться до истины. 
      Судьи же, как обычные граждане, торопятся быстрее закончить работу и сохранить отношения с коллегами по правозащитному корпусу (прокуратурой, следствием), в подавляющем большинстве случаев не будут возиться с уголовным делом. Все так называемые правозащитники жаждут признания обвиняемым своей вины, за это обвиняемому парадоксально следует поощрение в виде снижения наказания, а все потому, что всем им, как обычным гражданам, хочется по легкому заработать себе на хлеб и меньше работать.
      Конечно, необходимо изменить обобщенное название «правозащитные» для милиции, полиции, прокуратуры, суда на правоприменительные. Какие же они защитники права?
      Право не защищается, оно искажается выборкой фактов и свидетелей, просеивается и именно применяется для удовлетворения личных интересов тех, кто работает в системе уничтожения. В лучшем случае - на основе личного понимания (субъективизма), в худшем - на основе злого умысла. И это позволяет закон, так как судья принимает решение на основе закона и личного правосознания – именно так написано в законе, то есть закон может быть применен частично, и именно в той своей части, в какой его пожелает применить конкретный судья... Конечно, система милиции, прокуратур и судов нужна, чтобы оградить общество от настоящих преступников, но она нуждается в значительной реформации.
***
      Вспомнился рассказ Люды из Черни тульской области о тамошнем судье.
Судья
      «Как на планетах Солнечной системы и прочих населяющих ее астрономических телах сложно найти жизнь, и в изобилии она встречается лишь на одной - Земле, так и в людях большинства социальных систем, составляющих общность - население Земли, сложно найти человечность»

      В небольшом поселке тульской области Черни работал один председатель суда по совместительству бывший председателем местной ячейки либерально-демократической партии России, той, лидером которой является Владимир Жириновский. Чем ему приглянулась беременная секретарша суда, носившая двойню на последнем сроке и сама-то по себе к тому еще и толстенная, даже, по словам Люды, которая тоже не худенькая, - непонятно, но он, соблазнившись, заперся у себя в кабинете и попытался овладеть ею.
      Секретарша оказалась горластой, она подняла шум на все здание суда. А это переполох! Кабинет председателя суда взламывать нельзя. А секретарша орет! В общем, милиция на свой страх и риск вышибла дверь и спасла беременную от излишнего вторжения в тайные области детородности.
      Хотели этого председателя прищучить, то есть наказать по всей строгости закона, к исполнению которого этот председатель и был приставлен, но не тут-то было.
      Председатель, видя, что его могут наказать за любвеобильность и пылкость, мигом усыновил или удочерил малолетнего, а, может, и вовсе безлетнего ребенка, оставшегося без родителей. В результате, он выиграл три года отпуска по уходу за ребенком и каким-то законным образом оттянул свою расплату за насилие. Хотя непонятно, как насильнику доверили на воспитание дитя.
      Три года минуло, но память не остыла. По выходу из отпуска председателя уже ждали. Но председатель оказался не лыком шит и, не дожидаясь окончания отпуска по уходу за первым ребенком, он усыновил второго и опять ушел в отпуск. Так он дотянул до пенсии, на которую благополучно вышел с денежным довольствием, полагающимся судьям.
      Вот она реальная хулиганская жизнь одного из тех, кто призван вершить правосудие и вершит его. Тут нельзя ждать ни пощады, ни понимания, ни снисхождения: двери суда закрываются, обвиняемый остается один на один с судьями и прокурорами и его имеют, как ту секретаршу, но с той разницей, что на его крик о помощи никто не откликнется… Крик о помощи передадут для принятия решения, тем же, кто имеет… обвиняемого!

О несущественном 12.01.2012
      «Если любую птицу назвать иным именем, или выдернуть перо, она не перестанет быть собою»

      Стол был полон, Алик с родными готовился выпить и закусить, как вдруг оказалось, что серебряные бокалы, которые он купил на премию «Золотое перо России», и которые символизировали его журналистско-литературный успех, оказались в руках у других. Перед ним стоял обычный стеклянный бокал, да вдобавок надбитый, как будто родные хотели представить его книги и литературные достижения какой-то рухлядью, чем-то некрасивым и убогим.
      Алик запротестовал и попросил вернуть ему его серебряный бокал. Бокал возвратился к Алику, было восстановлено его доброе имя в его глазах. Праздник начался, но сосредоточение на мелочах, стирающих ощущение праздника, огорчило Алика.
      Получалось, что если бы бокал ему не отдали, то он бы и сам расстроился и всем испортил праздник, но праздник не на столе, а в душе. Если в душе праздник, то и стол полон, вне зависимости от того, что на столе, и погода отличная, даже, если холод и дождь, и всем близким хорошо, а борьба за красивую посуду, за признание и уважение - лишь суета, отвлекающая от главного, от наслаждения жизнью во всех ее проявлениях...
      Если кто-то и пользуется чужими достижениями, подобными серебряному бокалу, то отнять их он в любом случае не в силах, потому что главное в достижениях не итог, а путь, а путь – он всегда в памяти, которая, как известно, не отнимаема.
      И тут Алик понял, что ничто не способно унизить человека, кроме собственного сосредоточения на несущественных мелочах. Он оставался «Золотым пером России» вне зависимости от того из какого бокала он пьет, судим или не судим, имеет работу или нет... Более того, то, что он не имеет работы там, где рабочие места занимают менее достойные – это не его горе и стыд, а горе и стыд той страны, того города, в которых он живет, которые раздают должности не по уму и способностям, а по лояльности и умению плести придворные интриги.

15.01.2012 Маленький нефтяной город Муравленко
     «Не садись не на свое место, тогда не потребуется пересаживаться в самый неподходящий момент, когда и свое место занято»

      Продолжаю смотреть сериал «Бригада» и вчера услышал фразу, ключевую для своих впечатлений от репрессий, которую произнес, правда, отрицательный герой - профессиональный мент - родственник Мухи - Владимир Евгеньевич по отношению к положительному герою – бандиту Белому:
      «Я же лучший сыскарь был, - сказал бывший мент ненавистному для него Белому. - Работал как папа Карло. Я теперь полканом был бы - не меньше. Но ты встал у меня на дороге, сученок. Как бревно, как шлагбаум. Ты же меня лишил любимой работы. Ты понимаешь? Я теперь вынужден общаться с отребьем, которое я ненавижу…
      Не это ли мое положение? Меня лишили любимой работы, в которой я мог бы продвинуться очень высоко, какого-либо дохода, не дали закончить кандидатскую диссертацию, лишили нормальных семейных отношений, да еще гоняли по стране, как крысу... – и все ни за что. Теперь я вынужден жить, как изгой, чего всегда избегал. Как я должен относиться к людям, которые создали эту ситуацию? Не так ли, как Владимир к Белому?
      Завтра - день кассационного суда по инкриминированному мне уголовному делу. Мне «светит» три года лишения свободы, на которых настаивает прокуратура маленького нефтяного города Муравленко. Сейчас два часа ночи, не спится, никакие интересные мысли не идут на ум, не идут даже просто слова, которые можно было бы записать, как отличительную черту этого дня.
      В голове - напряженность - не стресс, ни испуг, а просто напряженность, какая бывает в гудящих высоковольтных проводах, или в крепко сжатой пружине. Кажется, сам воздух вокруг меня сжимается, словно поршень гигантского пресса и давит, давит, давит. Напряженность эта разлита даже за пределами дома, в очередном, на этот раз предкрещенском, похолодании за окном. Но это лишь мое впечатление: жена и дочь мирно спят…
      Хочется верить в святочные чудеса, в то, что между Рождеством Христовым и Крещением не может произойти ничего плохого, что Бог не должен допустить несправедливости, но власть Бога пресекается человеком уже за пределами церкви, перечеркнута заборами и проводами, да и в церквях она находится во власти человека.

16.01.2012 Маленький нефтяной город Муравленко
     «Печальные мысли, что трясина: они вначале засасывают и обездвиживают без вреда для здоровья, но если не сможешь от них избавиться, то вскоре будет нечем дышать»

      Моя мысль, которую я высказал Лиде, о том, что мы обречены на разлуку по причине, что работу я здесь, в маленьком нефтяном городе Муравленко, не найду и мне придется уезжать, а она не захочет уезжать, потому что здесь у нее прекрасная лужайка, - не дает ей покоя. Она загрустила. Кто тебя тянет за язык, философ, что тебя тянет на разрушение надежд? Мысль о том, что ты не можешь жить за счет своей жены? Но правильна ли эта мысль, если вам хорошо?
      Это всего лишь миф, что муж должен зарабатывать, а жена должна сидеть дома. Это всего лишь уклад российской жизни, который далеко не везде таков. Этот миф, возможно, мне придется преодолеть. Мы оба были в Тайланде, и там нет никакого греха в том, что женщина управляется веслом на лодке или на других тяжелых работах, а мужчина сидит дома. Семья не зря называется ячейкой общества, потому что она сама по себе отдельное государство, где есть свои законы и традиции, которые складываются из отношений между людьми и вкладом каждого, который в свою очередь исходит из личных качеств каждого и того, что каждому позволяет реальное государство.

О потере управления 16.01.2012
     Семья ехала в машине: Алик, Марина и двое их детей. Марина что-то искала в Интернете, и для того, чтобы ей было удобно, зеркало заднего вида, располагающееся в салоне, было заменено на компьютерный монитор, в котором вместо информации о дороге отражалась информация из Интернета.
     Уже давно ставший главой семьи лишь номинально, Алик сидел на заднем сиденье машины и наблюдал за этой непонятной ему жизнью, наблюдал, как их машина, проехав прямо по улице, повернула на другую… Вдруг он спохватился о водителе.
     Повзрослевшие дети и Алик сидели на заднем сиденье машины, Марина сидела справа от водительского сиденья, а на месте водителя никого не было. Как машина ехала по дороге и как она повернула - одному Богу известно. Алик испугался. В любой момент машина могла врезаться во встречную, выехать на обочину или на тротуар, или...
     - Мне нужно на водительское место! - вскрикнул Алик и полез вперед.
     Но не тут-то было. Родные принялись ему препятствовать, ничуть не осознавая грозящей опасности и по-прежнему уповая на Бога: коли машина едет без водителя - и все нормально, так зачем же мешать? Законный вопрос для очень многих. Коли все идет само собой, так зачем вмешиваться?
     Это была самая невероятная по своей удачливости езда с безумными пассажирами…   
     Машина в этой притче - это семья. Она требует управления. Но часто семья живет, как получится, отрицая управление и планирование, выбирая комфортное и приятное времяпровождение вместо разумного и рационального.   
***
      Это еще одна из опасностей, которая ждет любого семейного мужчину, который попал под репрессии. Лишение лидирующего положения в семье. Осознавать это крайне горько. Я уже чувствую, как это происходит. Теперь моя жена Лида зарабатывает для семьи деньги, а я опустился на уровень ребенка. Дети это видят и, естественно, в их глазах я теряю уважение, я становлюсь равным им по статусу, а может даже и хуже, поскольку я - в возрасте, и не имею перспектив молодого человека.

О добровольном порабощении
     «Свобода – это чаще всего добровольное порабощение»

      Алик бежал из маленького нефтяного города. Бежал по спортивным соображениям, чтобы размяться, добавить настроения и эмоций. Одет он был тепло, но морозы стояли нешуточные, поэтому добежав до ближайшего поселка, Алик остановился отдохнуть. Хозяева, которые его приютили, оказались людьми сердечными, и он воспользовался их добротой в пределах разумного, решив продолжить свое путешествие утром, когда хоть немного потеплеет и повеселеет от солнечного света.
      Ощущение надвигающейся беды пришло внезапно и заставило Алика, да и всех жителей, искать убежища в домах. Однако найденные убежища оказались смешными. Разве можно прикрыв голову одеялом, по-настоящему спрятаться от неприятностей? Ограничения свобод можно не замечать только, не заходя за границы или витая в мечтах. Поэтому подавляющее большинство пребывало в иллюзиях и ходило там утешение и даже многие радости.
      Жилые дома свободных людей оказались местами их заключения, что во многом стирало разницу между свободой и ее отсутствием, впрочем, жители не особо негодовали по этому поводу. Они, насколько Алик мог охватить взглядом, вовсе не негодовали, а прижились в новом жизненном укладе. Мысль о побеге не оставляла только его.
***
      «Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены», - сказано в послании святого апостола Павла к римлянам. В Евангелие вообще нет критики общественного строя. Я в своей журналистской деятельности стремился соблюдать этот принцип, показывая несовершенства власти, никогда не призывал к ее свержению, требовал лишь одного: искоренения недостатков. Однако, люди все понимают превратно, исходя из личных мотивов. Они не увидели иной основы моей критической деятельности, как личного стремления к власти или работы на некую силу, стремящуюся к власти.

19.01.2012 Маленький нефтяной город Муравленко
О природе некоторых чудес
     «Если от человека отняли должность, и от него ничего не осталось, значит, ничего и не было»

      Крещенское чудо все-таки случилось: салехардская кассационная инстанция проигнорировала требование прокуратуры маленького нефтяного города Муравленко о назначении мне реального наказания в виде лишения свободы на срок три года и оставила мой условный приговор в силе, признав, однако, все пункты обвинения. Даже не знаю, хорошо это или плохо. С одной стороны, я остаюсь на свободе, на которой и сейчас, с другой стороны считаюсь виновным и судимым. Надо обдумать, а пока по-прежнему некоторое время не подавать признаков жизни.
      Волшебная искра этого крещенского чуда состояла в том, что впервые в моих многочисленных отношениях с судами, судьи сами по своей инициативе, без каких-либо просьб от меня, привели защитные аргументы в мою пользу, в чем я увидел полную необоснованность и смехотворность обвинения, о чем мне и говорили мои адвокаты. Меня оставили на свободе, потому что у меня на иждивении есть несовершеннолетняя дочь – смягчающее обстоятельство, хотя на самом деле – сегодня я безработный и никак не могу участвовать в содержании.
      Вечером приехал мой сын, и наша семья собрались вместе за столом впервые за год и три месяца. Еще одно проклятье разрушено или преодолено. Видимо, вот так мелкими шажками и придется идти вперед.
      Впервые за то же долгое время я позвонил маме с домашнего телефона, но все еще не от себя, а как бы от сына – будто, чтобы сообщить, что приехал. Даже, если кто-то подслушивает, кто там разберет, чей голос? Мама быстро все сообразила и включилась в игру...
      Смотрели по желанию моего сына фильм «День сурка» и я глубже оценил его суть, разложив путь попадания и выхода из сложной ситуации на составляющие: 1. Испуг; 2. Попытки вернуться в привычную жизнь; 2. Понимание невозможности возвращения и открытие новых возможностей; 3. Использование новшеств ситуации для развлечения; 4. Депрессия от однообразия; 5. Попытки самоуничтожения; 6.  Изменение себя через любовь к людям, через обучение искусствам; 7. Забвение собственных неприятностей; 8. Выход из сложной ситуации новым человеком.
      После просмотра пришлось протереть пол в квартире и, набирая очередную порцию воды, наблюдая за струей, наполняющей ведро, внезапно подумал: это утекает МОЕ время. Иногда время спит, иногда развлекается, иногда служит желудку, но сейчас оно просто стекало плотной непрерывной струей в какое-то грязное ведро. Я приближаюсь к этапам депрессии и самоуничтожения, поскольку новизна моего положения начинает мне надоедать, тут опять, как обычно, подумал совершенно об ином:
      «Истинно человек виден, когда он начинает беспокоиться... по любому поводу от какой-нибудь мелочи до самой своей жизни. Вот тут видно насколько он владеет собой и насколько уважительно он относится к другим. Во всех остальных случаях человек легко маскируется»

О комфортном порабощении 17.01.2012
      «Детство уходит не само собой, его выпроваживают»

      Загнанный и несчастный голубь влетел в дом Алика и забился в какое-то углубление в стене, наподобие поддувала печи. Он сидел там: то испуганно выглядывал, а то поворачивался задом - и тогда его предательски выдавал хвост. Алик прикрыл поддувало весьма хлипкой дверцей, чтобы успокоить разволновавшуюся птицу. Он не хотел, чтобы птица погибла, но не мог понять, где то зло, которое загнало ее в укрытие.
      Вот какая-то кошка, привычный враг птиц, она что-то вынюхивала... Алик ее отогнал. Лохматая собака забегала по дому... Алик и ее отогнал. Возник ягненок, безопасный для голубя, но Алик пригляделся и увидел суть этого ягненка. Зло оказалось внутри этого внешне дружелюбного создания. Он прогнал и ягненка…
      Как только животные исчезли, на стенах дома сами собой стали появляться красивые узоры, возник телевизор, по которому шла какая-то программа, появилась полочка, на которой лежали баранки, пряники, кренделя. Напротив телевизора возник стол с фруктами и сладостями, словно бы для того, чтобы с удовольствием наслаждаться просмотром.
      Алик воспользовался приглашением ставшего волшебным дома и даже слегка покуражился, присев возле стола на корточки, и сказав:
      - А где же кресло?
      Тут же он направил руку вниз и с удовлетворением нащупал под собой седалище, на которое и опустился…
      Было очень комфортно, и этот комфорт Алик воспринял добром.
      «Как хорошо иногда совершать верные поступки, жизнь от них преображается к лучшему», - подумал он и поискал глазами голубя. Он нашел его. Голубь сидел на прежнем месте: в углублении наподобие поддувала в печи, и его предательски выдавал только дрожащий от испуга хвост…
      В силу подозрительности мы часто воспринимаем злом то живое в себе, что злом не является, избавляемся от него, работаем на личный комфорт, который нам кажется добром, но на самом деле загоняем голубя своего мира в самые потаенные уголки души. Вся система цивилизации работает именно на то, чтобы принудить каждого избавляться от божественного в своей душе самостоятельно, поскольку именно от этого зависит благосостояние человека. Это называется взрослеть.

21.01.2012 Маленький нефтяной город Муравленко
О дружбе переселенцев
     «Как мясной фарш застывает в морозильнике, так и чувства человеческие в холодном краю»

      Сегодня мы с Лидой одномоментно празднуем дни рождения наших детей, удачно приходящиеся на Крещенские пред и после праздничные дни. Дети выросли живут своей жизнью, как написанные книги. Исправить ничего нельзя, их уже читают другие, и другие дают им оценку и вносят коррективы. Наше дело накрыть стол, поздравить их и вкусить…
      Пришли наши друзья К-дыши, с которыми в маленьком нефтяном городе Муравленко мы встретили не один праздник за общим столом: Света и Миша. Но понятие друга в маленьком нефтяном городе Муравленко, в который все приехали за заработками, судя по моему опыту, более основано именно на этой единой вере в карьеру, деньги и благосостояние, чем на сердечной привязанности. Здесь в дружбе принято искать дополнительные источники дохода, престижа, карьеры. А какие доход или престиж сейчас с меня, как не продать мое место пребывания куда надо?
      Между переселенцами, какими является все взрослые жители маленького нефтяного города Муравленко, в северной дружбе нет крепких связей детства и юношества, а если еще и нет тягот общих испытаний, а только общение за столом полным еды и питья, то это плохой клей. Поэтому, я давно уже с подозрением относился именно к Мише, худому, жилистому крепкому мужчине, примерно моего возраста, работавшему квалифицированным работягой на нефтяных промыслах, но любившему заводить престижные знакомства, в том числе и среди моих неприятелей, блистать благосостоянием и даже позиционировать себя, как человека, имеющего чуть ли не княжеские молдавско-польские корни.
      Начал подозревать его еще до своего побега из маленького нефтяного города Муравленко, когда Миша один собирался ехать в Челябинск на своей машине. Именно тогда, и именно с Мишей, я захотел впервые удрать из маленького нефтяного города Муравленко до Тюмени.
       Мы с ним встретились, накануне его выезда, в его машине, где и договаривались о том, когда и где встретимся для поездки. Вдруг с тыльной стороны машины, на той части автостоянки, где никто обычно не ходил, я заметил какого-то человека и это был не сосед. Вот тогда и возникла впервые эта моя мысль, что Миша мог настучать…
      В тот момент мой северный друг сильно смутился, заговорил о необычности этого постороннего, необычность понимал и я, поэтому решил еще раз обдумать целесообразность становившейся опасной поездки и сказал Мише, что если я утром не выйду к машине, то, значит, передумал. Я решил не ехать. И что вы думаете? Ранним утром в дверь раздался звонок и не один, на которые я не откликнулся, оказалось «друг» Миша в столь опасной ситуации заходил за мною, чтобы вытащить в дальний путь... 
      Следующий кирпичик подозрений у меня появился тогда, когда в этом идиотском маленьком нефтяном городе Муравленко, где все делают под козырек перед властями и обоснованно боятся сделать что-либо поперек идеологии местных элит, К-даши приняли на работу в свою частную стоматологическую клинику мою жену Лиду, в то время, когда я в столь скандальной ситуации был в федеральном розыске! С одной стороны – это был дружеский шаг: нам требовались деньги, но я-то знаю практику ведомственных расправ, где жена обычно следует за мужем. Однако, я бы поверил в искренность, если бы у К-дашей возникла хоть одна проблема с властями, но их не только не возникло за истекший год, но дела К-дашей пошли куда лучше.
      Прием на работу моей жены Лиды позволил им лучше выстроить дружеские отношения с моей женой и в некоторой степени контролировать мои действия. Тогда цепочка Миша К-дыш и его друг следователь следственного комитета Т-бин, который на меня и сфабриковал один из эпизодов, должна была действовать эффективно.
      В этот раз, пребывая у нас в гостях, Миша не удержался и рассказал о своем знакомстве с Андреем Л-бах - том самом, который работал в редакции городской газеты и накануне уголовного суда в ноябре позапрошлого года вывез меня на такси из Муравленко в Тюмень. По словам Миши, этот Андрей работал у них в бригаде водителем, в свою очередь гордо и хвастливо рассказывал Мише, что сорвал с меня за поездку лишнее. А перед уходом Миша очень захотел сфотографировать меня, находящегося в федеральном розыске, так сказать, на память, причем, настойчиво, не учитывая мои возражения…
     Все эти случайности опять возродили у меня сомнение в порядочности Миши. Уж слишком много совпадений на нем. Проще предположить, что он знаком с неким ментом, который ему рассказал о том, как я уехал из Муравленко, чем случайное знакомство с водителем. Проще предположить, что этот мент попросил у Миши доказательства моего пребывания в маленьком нефтяном городе, чем сердечные чувства, изнывающие без моей фотографии.
      Но главное не в этом. Я разочаровался во встрече с нашими бывшими «друзьями». Меня уже не интересуют их разговоры о заработках, покупках и поездках по курортам, я не из этой группы населения…

О ненужных монетах 21.01.2012
      «Монеты горят и на небесах, но туда никто не торопится»

      Прогулка по испанским городам, как собственно и по любым туристическим маршрутам приносит мало удовлетворения, когда в кармане ни гроша, но Алик знал, что туристы часто оставляют мелочь, бросая ее в знаковых местах в дань примете вернуться. Собственно, кто-то и банально теряет деньги.
      Алик не был голоден и его душил стыд от того, что глаза его рыскали по земле и тротуарам в поисках потерянных ценностей, вместо того, чтобы дать взгляду насладиться красотами иноземья, но Алик хотел денег, пусть небольших, но денег. Находки не заставили себя ждать.
      Втоптанные в землю монеты были кругом. Их было множество и самого разного достоинства, судя по диаметру. Удивительным было то, что их никто не собирал при таком множестве. Алик присел на корточки, принялся выковыривать деньги из земли, и тут он понял почему, их никто не собирает. На них не было ни номинала, ни герба…
       Алик испытал сильнейшее огорчение, но вокруг было еще множество металлических кружочков, звавших к себе напоминанием: а вдруг мы и есть те самые монеты, которые порадуют тебя! «Не надо гнаться за призрачными деньгами, на них ничего не купишь», - остановил сам себя Алик.
      В мире много втоптанных в землю ценностей, от которых люди избавляются, потому что на них ничего не купишь: совесть, мораль, мораль, этика, любовь, искренность… Эти ценности усеивают тротуары и землю, но мало кому нужны...

22.01.2012 Маленький нефтяной город Муравленко
О природе многих радостей
     «Для ребенка сладкий петушок на палочке, куда лучше настоящего»

      Самым главным событием вчерашнего дня или сегодняшнего раннего утра стала моя пьяная ночная прогулка с сыном к ледовому городку, расположенному на центральной площади. Пустынность заснеженных улиц по сравнению с их относительной многолюдностью в новогодние праздники - вот, что поразило меня в первую очередь. Мы прошли до самого ледяного городка, с заходом в церковный дворик, не встретив ни единого человека. Ледяной городок тоже был пустынен, что позволило осуществить мою мечту – свободно прогуляться по нему.
      С праздничным волнением я двинулся внутрь арочной ледовой постройки. Было светло и красиво. За входом меня встретили ледяные горки. Скатился вначале с малой, а затем взобрался на самую высокую, выше человеческого роста, и так порадовался спуску, что затем мы с Иваном катались с нее многократно и на ногах - кто дальше проскользит, и на спине, и на животе...
      Затем я приметил лежащие на снегу выбитые из ледового городка ледовые кирпичи, схватил один из них, занес на горку и, использовав в качестве саней, укатился весело и шумно до самого конца спуска. Оказалось, что лед по льду летит более чем идеально. Иван тоже принялся кататься на куске льда. В ночной тишине казалось, что грохот от ударов льда «саней» по льду горки, разносился на всю округу. Действительно вскоре из вагончика, стоявшего впритык к городку, выглянул сторож, однако, удовлетворив служебное любопытство, он вернулся в вагончик, чтобы, как прежде, нести горизонтальное дежурство.
      Насытившись детством, испытывая нужду, я подошел к горке и окропил ее телесной жидкостью, испытывая кайф от того, что делаю это посреди лобного места маленького нефтяного города Муравленко, прямо напротив его городской администрации, доставившей мне множество неприятностей. Это был своего рода политический выпад против действующей власти и равнодушия жителей маленького нефтяного города, который, правда, без политической составляющей высказывают во множестве, как городские пьяные, так и собаки.
      Потом мы прогулялись до давно несуществующего магазина «Банкор» и вернулись домой, повстречав по пути двух каких-то парней и женщину. Милиции не было вовсе.
Как я узнал потом, милиция после сокращения в начале года персонала простых работников (руководство себя сокращать не пожелало, что вполне понятно), не может закрыть город круглосуточными патрулями. Люди работают через день, перерабатывают и как раз в эту ночь никто не вышел на ночную работу, за что спасибо Президенту России и всем прочим преобразователям.

23.01.2012 Маленький нефтяной город Муравленко
О конфликте между чудесами и наукой.
     «Задача настоящего родителя не в том, чтобы оберегать ребенка от невзгод, а в том, чтобы учить самостоятельно преодолевать невзгоды»

      Сегодня, на исходе новогодних праздников, каковые давно для меня завершаются китайским новым годом, я подумал, что наша слабость в силе нашего рационального образования. Мы загнали иррациональное в такие уголки души, что не можем искренне без оговорок поверить в чудо, может, поэтому чудес и не происходит. Современная научная школа, в этом смысле, портит нас всех. Математика не приемлет любви и рассматривает смерть, как выгоду или убыток, а не переселение душ или воскресение. В древности, когда не было обязательного образования и большинство было безграмотно, люди исцелялись прикосновением, потому что верили искренне, так как не имели теоретической основы для анализа явлений и не умничали. Сегодня чудес стало меньше, потому что все - грамотные… опять же, с оговоркой: возможно.

Об агрессивной удаче 24.01.2012
      В каком-то заповедном лесу на Алика выбежал достаточно большой и совсем непугливый барсук. Он, расстилаясь по земле, приближался к Алику так уверенно, что у того не осталось сомнений: барсук бросится, как представится возможность.
      Большое благо, что у Алика в руке оказалась тяжелая научная толстая книга, которой он принялся махать в сторону барсука, отгоняя его. Но это мало помогало. Как только Алик переставал махать книгой, как барсук вновь приближался к нему...
      В конце концов, барсуку надоела вся эта борьба, и он сказал Алику:
      - Дурак, ты, что же делаешь? Я же твоя удача. Ты долго меня искал, призывал, а теперь, когда я сам бегу к тебе, ты машешься своей умной книгой и того гляди покалечишь меня.
      - Какая же ты удача! – воскликнул Алик. – Ты дикое животное, от которого не знаешь, чего можно ожидать, может и бешенство…
      - Нас, барсуков удачи, вообще-то положено ловить, как любую удачу, а я бегу к тебе сам, чтобы вцепиться в тебя, ты же гонишь меня…! Живи тогда, как знаешь! – воскликнул возмущенный барсук и убежал в лес. И действительно, кто знает, как выглядит удача?

25.01.2012 Маленький нефтяной город Муравленко
О начале валютных спекуляций.
     «Каждому его история кажется самой важной и интересной, но она, по большей части, лишь – мыльный пузырь фантазии, а взлеты и падения – всего лишь график»

      «Рваные полоски светло-серых облаков, словно поземка, стремительно стелились по ночному небу черному, как неприкрытая снегом земля. Подсвеченная ночными огнями маленького нефтяного города небесная картина эта спешно плыла и плыла безостановочно и неукротимо на запад, как нефть по трубам, проложенным с Крайнего Севера, проходя не ровной, но вполне различимой границей точно вдоль козырька балкона, из-под которого Алик смотрел на это ночное небо. Ему не спалось…
      Его трагедия была радостью властьимущих. Они как будто говорили ему: вспоминай, каких благ ты лишился, и страдай - ибо страдания теперь единственный твой удел, а воспоминания о прошлой жизни - единственная радость. И сейчас в полуночном небе, словно не облачность, а жизнь, вся его последующая жизнь, проносилась пред ним и вся - мимо, не замечая, не обращая внимания. 
      Если бы в феврале прошлого года, находясь в федеральном розыске, он не прошел обучение биржевой торговле в омском отделении форекс-клуба на проспекте Карла Маркса у преподавателя Сергея К-нутова, худенького и улыбчивого хорошо знающего тему человека, то Алик сейчас, после приговора, и вовсе был бы разбит и уничтожен в своих надеждах, но он стал одним из посвященных в тренды, в фигуры графического анализа, и в правила открытия-закрытия позиций…»
      Строчки текли, странным образом успокаивая, как пускание крови в прошлом снимало болезненные эффекты у больных. Я создавал текст, поглядывая на ночное небо, и ощущал, как сжимающие сердце тревоги, покидают меня. Никакое лекарство не давало такого результата, как изложение мыслей на бумаге, и в этом я тоже видел божественное ведение. Может агрессивная биржевая торговля и есть мой барсук удачи, который стремится ко мне, но от реалий которого я отстраняюсь?
      «Иди туда и будет тебе хорошо», - говорили ему знаки. Каждый их чувствует, каждый их ощущает, но все следуют их велениям. Что стало бы с миром, когда бы облака ходили не по воле ветров, а по собственной блажи? Когда деревья росли бы не к солнцу, а в землю? Когда бы океаны вздумали жить не в границах берегов, а разливаться по суше как им вздумается и когда вздумается?.. Жизнь лишилась бы единого шанса...
Так и человек.
      Чтобы использовать свой шанс, нужно идти по знакам: по их природным велениям.  Не все могут быть космонавтами по состоянию здоровья, так и не все могут стать успешными писателями. Особенности тела и психики, помогающие в одном виде деятельности, могут стать преградой в другом. Переломить себя можно, но это такая же работа, как переместить океан на другое место…»
      Так я писал собственные ощущения и впечатления для Алика, которого предполагал оставить героем повествования…
      Три раза в неделю в течение месяца в феврале прошлого года я, находясь в федеральном розыске, ездил от маминого дома через весь город Омск на учебу по зарабатыванию денег на изменениях валютных курсов и возвращался обратно, не встречая по пути ничего близко напоминающего слежку. Это было увлекательное путешествие и в теорию денежной игры и в надежды на лучшее будущее, которые целый год отвлекали меня от переживаний по поводу моего розыска тренировками на реальном биржевом графике, но на, так называемом, демо-счете, то есть – на не настоящих деньгах.
      Я был уверен, что из меня получится неплохой трейдер, поскольку еще до обучения, осенью 2009 года увидев на фоне российско-грузинского конфликта значимое и необоснованное падение цен на золото, я открыл металлический счет в «Сбербанке» на четыреста тысяч рублей, которые у меня были припрятаны на «черный день». За два последующих месяца я получил прибыль более чем в пятьдесят процентов, что в деньгах составило более двухсот тысяч рублей, что по тем временам составляло около шести тысяч долларов и закрыл счет, что, собственно, можно было и не делать, поскольку сейчас золото еще дороже, но у меня не было выбора, поскольку разгорался конфликт с городскими властями, которые могли под каким-либо предлогом изъять мои финансы полностью. Случайный удачный опыт дарит надежды на постоянство удачи, хотя мой опыт сложно назвать случайным, поскольку в годы перестройки чем я только не торговал, получая иногда прибыль десятикратную по сравнению с вложениями.   
      Я хранил бонусную карту «Форекс клуба», полученную при обучении биржевой торговле. На этой бонусной карте было 300 долларов, которые нельзя было снять, но на которые можно было играть на форекс на реальные деньги, а в случае выигрыша снимать всю прибыль реальными деньгами. Прекрасная возможность заработать, не рискуя собственными средствами. За истекший неполный год я прочитал множество книг по теории валютных спекуляций, сделал множество операций на демо-счете, многие из которых были очень успешны, но в итоге почему-то обязательно следовал проигрыш, который уничтожал все достижения. Из этого я сделал простой вывод: удача не вечна и в биржевой торговле главное - вовремя остановиться.
      Сегодня с утра я решил, что созрел для того, чтобы сыграть на свои 300 бонусных долларов на реальном счете на колебаниях пары евро/доллар, как наиболее выгодной на Форекс с точки так называемого спреда, то есть разницы между покупкой и продажей. Бонусные доллары я зарегистрировал в своем личном кабинете на сайте Форекс клуба, они тут же появились в торговой платформе со странным названием Румус, где график евро/доллар, ожидая моих денег, обрастал японскими свечами, и я занялся новым для себя делом.
      В течение дня я отслеживал новости по телеканалу РБК, совмещал их с графическими тенденциями и фигурами, а, затем, открыл первую реальную позицию на выигрыш реальных денег... Однако, все оказалось не так просто. Еще утром по телеканалу РБК говорили, что экономика США укрепляется, на то указывали все текущие показатели. Из этих новостей стоило ждать укрепления доллара и падения пары евро/доллар, но график этой валютной пары давал обратную картину, пара росла, и я решил прекратить проигрывать и поставить на имеющуюся тенденцию, то есть на противоречащий информациям РБК рост евро…

26.01.2012 Маленький нефтяной город Муравленко
О счастье выигрыша.
      «Жизнь – не однообразная игра, а их комбинация, поэтому, если проигрываешь в одной игре, то этот проигрыш можно компенсировать выигрышем в другой»

      Вчера произошло действительное чудо с моим счетом на Форекс, причем двойное чудо. Как только я поставил деньги на рост евро, евро тут же принялось падать, как будто мои небольшие деньги сыграли на мощном, как нам его преподносят, финансовом мировом рынке, роль той маленькой гирьки, которая тут же перевесила весь финансовый рынок и изменила его текущую тенденцию!
      Я принялся опять наблюдать, как теряю доллар за долларом, но теперь уже поставив не на рост доллара, а на рост евро. Все это сильно смахивало на преднамеренное мошенничество компании «Форекс-клуб»..., но тогда уж и всех структур, которые стоят вообще за всеми финансовыми компаниями вместе взятыми, поскольку котировки евро принялись падать и на телеканале РБК именно с момента, как я поставил свои мизерные оставшиеся двести пятьдесят долларов на рост евро. Бред, да и только! А говорят случайностей не бывает.
      Паники я не испытывал, поскольку деньги, которые я проигрывал, вроде как и не существовали для меня, их же нельзя снять, на них можно было только играть, поэтому я решил не жалеть счет и рискнуть, что называется, по полной. Следя за падением евро, я дождался достижения ближайшей цены, так называемой поддержки, от которой евро падая, в прошлом уже не один раз отскакивал вверх и, чтобы отыграться после неудачной ставки на повышение евро, включил наибольшее плечо: 1:100. Это было похоже на сумасшествие, поскольку теперь при неудачном для меня движении графика я проигрывал в сто раз больше, но и выиграть мог также… Но это не было сумасшествием, это было тестирование: мне надо было крепко подергать удачу за хвост, и спросить впрямую тех, кто руководит нами на небесах, мое это занятие трейдерство или нет. 
      Поскольку жизнь моего счета теперь уже полностью зависела от удачи, а не от моих решений, я выключил компьютер и занялся домашними делами, а евро продолжал падать, и я бы неминуемо лишился своих небольших денег, но падение остановилось, когда на моем счете осталось не более 50 долларов из 300, а далее начался рост, как я и предполагал. Однако, я этого не знал, так как в компьютер не заглядывал, и не знал так долго, что даже упустил возможность выйти с реальной прибылью из этой игры из-за домашней суеты, а вернулся к компьютеру, когда евро опять сильно упал.
      Вот тут я действительно расстроился и вознегодовал против собственного подчинения домашним делам, предполагая скорый конец... Но падение евро опять остановилось - на этот раз не более, чем за двадцать долларов до уничтожения моего счета.
      Включил телевизор. Комментарии на телеканале РБК были мало оптимистичны, тоску наводило критическое заявление Сороса по отношению к действиям европейских правительств, у меня ничего не было, кроме надежд на оптимистичные заявления участников съезда в Давосе, посвященного выходу Европы из кризиса. Съезд стартовал как раз в эти часы…
      Вдруг около полуночи на исходе суток дня святой Татьяны, уже вынужден вплести в повествование святую, евро вдруг стал стремительно расти, настолько стремительно, что взлетел за короткое время с 1,2970 до 1,3100 - то есть на 130 пунктов. Этот взлет превзошел все мои ожидания, и я оказался в процентно большом плюсе, поднявшись в целом с 300 долларов до 400 за 3 дня биржевой игры, правда, побывав два раза на грани потери 300 долларов. 100 долларов прибыли – это, конечно, немного, но, во-первых, я все еще учился, а во-вторых, сто долларов – это были первые деньги, которые я заработал за год, который провел в федеральном розыске, а, в-третьих, рост на треть вложенного капитала – в настоящее время таких процентов ни один российский банк не давал и за год, а тут – три дня. Все уголовные огорчения, как рукой сняло, и я лег спать в наипрекраснейшем настроении.

27.01.2012 Маленький нефтяной город Муравленко
О дурном влиянии дурного настроения
      «Человек стремится укротить все вокруг, но самое сложное – укротить центр этой окружности, то есть самого себя»

      Сегодня у меня день глупостей. Ссора с Лидой из-за ничего, просто она повторила обще-бытовое мнение о справедливости моего изгнания из «рая». Я не выдержал и написал:
Мы все становимся другими
Когда любви уж много лет:
Родные словно бы чужие,
Сердца хоть рядом, связи нет.
      Хорошо, что связи нет иногда, хуже, когда вообще нет, но близкие люди много чего говорят друг другу в сердцах, что не имеет никакого отношения к правде, но имеет отношение к тому, чтобы обидеть.
      Гораздо хуже то, что потом, на отрицательных эмоциях я проиграл очень даже запросто все доллары, что в азартных перипетиях нажил на Форексе, и понял смысл сказанного омским преподавателем валютно-спекулятивной работы Сергеем К-нутовым: «Не надо стремиться к сиюминутным радостям, надо стремиться к кайфу в продолжительной перспективе, то есть - к вечному».
      Моего огорчения не понять людям, сидящим на окладах или на сдельщине, потому как им невозможно представить, что кровные заработанные 100 долларов, могут быть мгновенно отняты, что есть места, где нет понятия не только твердой зарплаты, но и зарплаты вообще. На Форексе все доходы условны и, пожалуй, можно сказать уверенно, что на финансовых рынках что-то заработал, только тогда, когда, сняв хороший куш, полностью отказался от финансовых спекуляций. С этой стороны проще и надежнее работать, кем угодно, чем трейдером.
      Наблюдение за новостями и графиками занимает время и немалое, а суть – нервные переживания, сложные, почти случайные выигрыши, но легкие и быстрые проигрыши. Мне так не хватает напарника, с которым можно было советоваться и принимать решения, мне очень не хватает учителя в этой области. Поиски истины своим умом вместо следования за проводником всегда удлиняют путь, а то и делают его вовсе непроходимым.
      На Форексе особенно ясно понимаешь, что реальная жизнь в отличие от мечтаний, снов и грез, или компьютерных игр, не позволяет вернуться назад, не позволяет начать заново, не позволяет изменить ни один из прожитых мигов. Можно раскаяться, можно попросить прощения, но изменить прошлое невозможно, как невозможно избавить дерево от рубца, нанесенного даже случайным ударом топора.
      Здесь, в графиках на рынке форекс, все во стократ сложнее, чем в жизни, потому как сделанного сиюминутно не отменить извинением, не замаскировать обманом и прочими увертками, не изменить через высокопоставленных лиц, знакомых и приятелей, как это делается в жизни, здесь нет условного срока. Счастливы, непуганы и разбалованы те, кто сидит на обязательной зарплате, как я в свое время. На финансовых рынках наказание за неточность, глупость и поспешность неотвратимо и обязательно. Любую жизненную удачу здесь надо ценить и лелеять, на ее основе надо ожидать новую удачу и по этим случайным ступеням шагать вверх, а не подвергать свою доставшуюся удачу новым испытаниям, не испытывать ее терпение… Надо быть крайне осторожным и нежным со своею удачей, если таковая подвернулась.

01.02.2012 Маленький нефтяной город Муравленко
Об ощущениях на крючке…
      «Есть такие притягательные вещи, вроде женщин и денег, которые каждый мужчина заглатывает, как рыба червячка, а потом нервничает, когда они тянут за собой, словно крючок, насмерть впившийся во внутренности»

      Я стал хуже спать, из-за психического напряжения от азартной валютной игры на реальном счете на Форексе. Видимо, игры на деньги не для впечатлительных, как я. Я нервничаю теперь даже из-за потерь долларов бонусного счета, который шел бесплатно в придачу к обучающим курсам! Что же будет происходить со мною, если придется играть на собственные деньги? Но если такие заработки - единственный путь - то мне надо уделить внимание самоконтролю, медитации, аутотренингу.
      Анализируя свои мелкие неудачи, опять нахожу, что все мои провалы в игре на Форексе вызваны невнимательностью к деталям при открытии позиции, то есть при покупке долларов или евро по определенному курсу, который теперь уже традиционно ухудшается, когда совершаю покупку или продажу. Это надо учитывать.
      Сегодня опять через опасность полной потери своего маленького капитала, я исполнил мечту и первоочередную нынешнюю задачу - я удвоил капитал, то есть 300 долларов я превратил более чем в 600..., но все это достижение мне кажется какой-то мистификацией, как словно бы я счищал золото холодных солнечных лучей, тонким слоем облепившее сосновые иглы в таежном лесу… - где из ничего, из пустого пространства, получались реальные деньги.
      Впечатления обычно стираются со временем, поэтому, так сказать по горячим следам, написал абзац к будущей книге об Алике, о его одиночестве:
      «От недостатка общения он начал поговаривать сам с собой, приобретая ту самую шизофреническую черту, которой страдал Горлум в трилогии Толкиена «Властелин колец». Но разговор, который он вел сам с собой, убеждая себя в чем-то и ругая, подчас совершенно правильно, только возбуждал его барабанные перепонки, создавал некую струйку воздуха, к которой, несомненно, присасывается задыхающийся в безвоздушном пространстве.
      Этот разговор, который он вел сам с собой, только имитировал общественную жизнь, развлекал и создавал иллюзию общения с другими людьми, но никак не служил какому-либо умственному прогрессу. Все сказанное себе им самим, хотя и исходило из него, не проникало обратно вглубь озера его души, которое все более зарастало какими-то неприглядными водорослями и становилось похоже на болотину».
      Одиночество, конечно, позволяет лучше узнать себя, поскольку оставляет самого себя единственным другом, коллегой, собеседником…, - с одной стороны. С другой стороны: «одиночество представляет опасность для рассудка, не благоприятствуя и добродетели...», «изоляция придает вам напряженный вид... люди начинают вас сторониться» - все это пугающие фразы из книги «48 законов власти» Роберта Грина. Но у меня пока нет плана, как избавиться от разбавленного и ограниченного семьей одиночества…

О гусеницах и их члениках 03.02.2012
      «Любой член без организма малоспособен»

      Алик шел в непрерывном, плотном потоке людей, похожем на гусеницу. Отставать было нежелательно, поскольку каждый в отдельности не знал дорогу. Быть личностью – хорошо далеко не для всех, для большинства лучше быть членами коллектива: исполнять, что требуется, и двигаться, куда везут. Однако, так получилось, что Алик выпал из своей «гусеницы», и тут он увидел картину со стороны.
      По городу ползало множество прожорливых человекосоставных гусениц колоссальных размеров. Отдельные членики иногда отделялись от тела гусеницы и шествовали дальше единолично, но это было опасное и голодное хождение, поскольку одинокого мог обидеть, кто угодно, в том числе и гигантские хулиганские гусеницы, разных оттенков синего и черного цвета.
      Вот в такую нелегкую ситуацию попал Алик, выпав из своего строя. Им сразу заинтересовались хулиганские гусеницы с форменным окрасом, а затем и огромная хищная гусеница с окраской в виде финансовых графиков. Спасла Алика от расправы начальственная женщина, сидевшая в охранной будке. Он зашел в будку, а женщина, видя опасную для Алика ситуацию, не выгнала его.
      - Что они до меня докопались? - спросил Алик.
      Начальственная взглянула на Алика с усмешкой и ответила:
      - Рожей не вышел.
      - И много тут хулиганских гусениц? - спросил Алик.
      - Много! - ответила женщина. – Все желающие стать их членами в них не помещаются. Очередь туда немалая.

О фантастической причуде в непричудливом месте 06.02.2012
     «Свободен, пока живешь привычно»

      Территория колонии, где отбывали лишение свободы, а это была именно колония со всеми присущими ей атрибутами вроде пропускного пункта, окружающих стен и колючих заграждений - была просторна и напоминала маленький нефтяной город. Алик легко проник в нее под видом обыкновенного прохожего совсем не принадлежащего к жителям колонии и прогуливался после какой-то несложной работы, которую никто в этой колонии не хотел исполнять и под которую он добровольно подвязался.
      Встреча с журналистами поразила его. Уж кого-кого, а журналистов он не ожидал встретить с метлами. В телогрейках вполне очевидно заученными движениями они мели тротуары и площади. Мели хорошо и добротно, а из окошек редакций и администраций, на них поглядывали начальственные чины, сравнивая какие-то заметки о чистоте в колонии-городе с тем, что реально исполняли журналисты, которые, видимо, на время, переквалифицировались в дворники.
      «Вот это правильно, - подумал Алик. - Если бы журналисты, пишущие о том, чего не знают, или пишущие намеренно о том, чего нет, а в особенности не пишущие о том, что реально происходит, подлежали бы ответственности и были бы обязаны сами исправлять ситуацию! Тогда бы и продукты стали качественнее, и медицина стала лучше».
     Эта мысль как прилетела, так и исчезла, потому что главное, что Алика заботило: как выйти отсюда и получится ли выйти, так же легко, как зашел?
      На пропускном пункте он не увидел на лицах охранников никакого пристального к себе интереса.
      - Завтра в три часа подойдите, - попросил один из них. - Надо бы продолжить ту работу, которую вы начали.
      - Нет, завтра не получится, - ответил Алик. - У меня дела.
      На удивление, охранники не возразили, а спокойно выпустили Алика из колонии...

07.02.2012 Маленький нефтяной город Муравленко
О первых итогах игры на деньги
      «Случайности – что своенравные властители: они без видимой причины, то облагодетельствуют, то ограбят»

      Форекс агрессивен, как тот огонь, из которого выглядывают желанные американские каштаны с банковскими отметинами на боках. Запустишь в него руку и не знаешь, вытащишь ли обратно в сохранности. Причем он непредсказуем почти абсолютно. Вот недавно я видел на графике евро/доллара небольшую графическую фигуру голова-плечи, на основе тренда и фигуры спрогнозировал направление движения графика, и стал ждать…
      График, естественно, пошел против, принес мне небольшой убыток в десять долларов, подержал меня энное время в состоянии неопределенности, намекая на дальнейшее падение, но затем пошел в нужную мне сторону…  Однако сегодня даже небольшой проигрыш заставляет меня нервничать, хотя недавно я проигрывал почти все триста, и ничего. 
      Теперь долгое пребывание в проигрыше и ожидание выигрыша порождает стремление, быстрее закончить эту нервотрепку, хотя бы отыграться, поэтому, когда моя прибыль достигла смешных пять долларов, я закрыл позицию. С паршивой овцы – хоть шерсти клок, а курочка – по зернышку... И тут же, спустя всего секунд двадцать-тридцать (и такая история уже не первый раз), евро мгновенно взлетел, так что моя потенциальная прибыль могла составить долларов тридцать, как я и прогнозировал.
      Деньги, конечно, небольшие, но почему-то надо мною стала властвовать не денежная цель, а необходимость сиюминутного выигрыша, стремления настоять на своем на том поле, где это невозможно.   
      Начинаешь ругать себя за проявление нерешительности и нетерпение, а затем не закрываешь позицию в ожидании большего, и в результате опять оказываешься на волоске от уничтожения счета. Возникает уже иная мысль, что «нерешительность – следствие осторожности, а осторожность нужна, чтобы не получить лишних огорчений, поэтому не надо себя ругать «задним умом» за бездействие в неопределенной ситуации». У меня явно не хватает качеств хорошего трейдера. Излишне импульсивен, азартен, эмоционален и сложно переживаю проигрыши... Но если трейдерство у меня не получится, то чем я буду зарабатывать? Как я добуду хлеб свой насущный?
      Мой грех состоит еще и в том, что меня тянет на ежедневный риск. Может, не хватает впечатлений, может, привык Форексом выдавливать из себя переживания уголовного дела, отсутствия работы, одиночества, саму ощутимую для меня человеческую грязь маленького нефтяного города Муравленко, но не надо испытывать судьбу постоянно – это я понимаю. Мысли о деньгах и азарт изгоняют все иные: какие тут стихи, рассказы, или притчи... Вот на торговой платформе возникает новая привлекательная ситуация, и я на нее вновь бросаюсь, а она вновь испытывает на терпение.
      Например, вижу перспективную фигуру графического анализа - сходящийся вымпел. Открыл позицию на продажу отлично, продав евро на самом его максимуме. Моя задача была только подождать, когда евро опустится от верхней границы, а опуститься он должен был «железно», поскольку летал туда-сюда. Но опять ожидание затянулось на часы, я занервничал и преждевременно закрыл позицию с небольшой прибылью, видя неопределенные сигналы индикаторов и очевидное, по резким рывкам графика, стремление евро уйти вверх… Отсюда возник новый вывод: «на самом деле главные умения в жизни – умения терпеть и ждать, кто этого не умеет и из жизни уходит преждевременно»
      За две недели, несмотря на неопытность и достойные критики действия, мне удалось поднять свой небольшой капитал более чем на сто процентов: из трехсот долларов на сегодняшний день я сделал восемьсот тридцать два, то есть пятьсот тридцать два доллара из них я могу снять. Думаю, это хороший результат для итогов месяца, хоть по сумме дохода и весьма смешон для обеспеченного маленького нефтяного города Муравленко, но я же эти деньги мог заработать в любом уголке России и мира в отличие от здешних жителей, привязанных к титькам организаций.   
      Сейчас мне в первую очередь надо убедиться в порядочности брокера «Форекс-клуб». Поэтому главная задача – узнать, как пройдет снятие денег, если оно вообще состоится. Вторая задача: зафиксировать прибыль, чтобы в вероятной ошибочной сделке не потерять все. Вчера я отредактировал заявку на снятие пятисот долларов, которую брокер мне вернул на доработку. Отправил назад. Сегодня надо ждать ответ, а возможно и завтра. Без определенности с получением заработанных денег вся остальная игра не имеет смысла, так что пока – СТОП.

Об отключении света 09.02.2012
      Свет погас внезапно, когда Алик лежал в постели рядом с Мариной и мечтал. Подачу электроэнергии иногда отключают в маленьком нефтяном городе - в этом нет ничего необычного, но полутьма, которая воцарилась в квартире, была совсем иного происхождения. Алик это понял по пепельному ее цвету, закрасившему вокруг все, в том числе и золотистые шторы, которыми были задернуты окна.
      - Марина, мне страшно, - только и сказал Алик.
      Иногда свет в жизни отключается, как в квартире, но только восстановить свет в жизни куда труднее.

12.02.2012 Маленький нефтяной город Муравленко
О призрачно красивой победе
      «Хорошее настроение – это такая же воздушная сущность, как надувной шарик, стоит допустить к себе излишне острые впечатления, как оно может лопнуть»

      Трейдерство, безусловно, высасывает энергию жизни, гасит улыбки и хорошее настроение, когда торговля происходит в условиях риска, а такова она практически всегда... Здесь и до учреждения с названием «Поликлиника» недалеко, где богиня победы Ника, конечно, навещает, но не всех. Но сейчас я сидел дома, ничегошеньки не делал, а с волнением ждал результата, который должна была принести или, наоборот, не принести моя жена, возвращаясь с работы через ближайший офис Сбербанка, где, по истечении трех рабочих дней, на моем карточном счету уже должны были бы лежать 500 долларов, выигранные мною на финансовых полях Форекс-клуба.
      Таинство своего жительства я все еще хранил, как и положено пребывающим в федеральном розыске, скорее, как продолжение игры, чем необходимость, поскольку после вынесения мне условного приговора находиться в подполье мне было не нужно. Продолжение игры в прятки теперь меня интересовало более, как возможность выживать в условиях федерального розыска, зарабатывая на финансовых площадках, которые, как величайшую во все времена возможность, предоставляет Интернет.
      Конечно, как честно предупреждал мой учитель из Форекс-клуба Сергей, зарабатывают на спекулятивной игре немногие: один из ста. Остальные проигрывают, и проигрывают, порой, очень много. Но сегодня, ничего не вложив из своего кармана, играя на бонусные доллары, я был счастливчиком в числе одного из ста, и этим достижением стоило гордиться вдвойне, поскольку я добился своего наперекор всем недоброжелателям маленького нефтяного города Муравленко, жаждавшим испепелить меня, и поэтому это достижение стоило отпраздновать… Но только если Форекс-клуб – честная компания и рассчитывается по долгам, именно поэтому, зная, что современность кишит жуликами даже в прокурорской форме, не говоря о гражданской, я ждал денежного результата скорее с пессимизмом…   
      Однако, оптимизм взял верх: Лида получила перечисленные на мою банковскую карту пятьсот долларов от «Форекс-клуба», сконвертированные точно по действующему курсу в рубли. Вернувшись, она рассказала о своем необъяснимом волнении у банкомата «Сбербанка» перед снятием этих денег, которые меня, наоборот, очень даже обрадовали.
      Эта сумма стала второй, после денег, отыгранных в судебном порядке у Центра занятости населения, которую я вырвал из этого государства, находясь вне закона. Из этого я сделал простой вывод: что человек, оказавшийся вне закона, все свои деньги зарабатывает либо на своей, либо на чужой крови в прямом и переносном смысле этого жизнеобеспечивающего слова. Деньги, которые я выиграл у Форекс клуба, несомненно, кто-то проиграл.
      Лида по моей просьбе купила мне сто долларов одной купюрой, которую я сделал талисманом, на сто долларов я попросил купить ее чего-нибудь вкусненького и этим вкусненьким, которое маняще и пьяняще расстелилось на столе, мы отметили мою маленькую удачу, которая помогла мне сделать из воздуха настоящие деньги. Оставшиеся от пира форекс-рубли пошли в семейный бюджет. Настроение было отличное.
      «Пусть мир горит огнем, но живет любовь», - такую мысль принес последующий просмотр фильма «Ромео и Джульетта».

О заповедных местах 13.02.2012
     «Чистота - понятие нечеловеческое»

      В свой красивый дом, расположенный в живописнейшем местечке, сравнимом со швейцарскими предгорьями, Алик привел каких-то знакомцев. Дом располагался в горном ущелье, рядом раскинулась чудесная зеленая долина, по долине сверкая на солнце протекала река, по берегам которой тянулась узкая полоска песчаного пляжа. Надо всей этой картиной вдали возвышались горные пики, покрытые снегами, и голубое небо. Вот только зачем Алик привел в столь заповедный уголок, приятный ему в одиночестве, чужих людей - он сам себе не мог ответить. Видимо, не мог удержать любимое в тайне. Он и сам уже огорчался содеянному, потому что знакомцы завели разговор о строительстве туристической базы или коттеджей для отдыха. А что символизирует множество людей в заповедном месте? Это конец чистоте реки и пляжа. Не вводите в свои заповедные места никого и никогда.

13.02.2012 Маленький нефтяной город Муравленко
О гаданиях на пустом
     «Привыкший подчиняться силе, слов не понимает»

      Вспомнил, как мой северный, так сказать друг, Миша К-дыш, в прошедшем январе сфотографировал меня на память, когда был у меня в гостях последний раз. Сфотографировал первый и единственный раз за все за годы нашего знакомства. Подозрительно, не правда ли, фотографировать человека, находящегося в федеральном розыске?..
      Вспомнил потому, что сегодня пришло кассационное определение по уголовному делу. Причем письмо просто оставили в почтовом ящике. Такое ощущение, что враг догадывается, что я здесь. С чего бы? Вскрыл конверт. Приговор оставлен без изменения – условный 3 года и 4 год испытательного срока.
      Московский адвокат С-харев не отвечает на мой вопрос, что делать в ответ на кассационное определение. Опять приходят какие-то судебные повестки. Не знаю, как поступить: идти сдаваться или ничего не менять.
      Мне скоро пятьдесят - я пожил и очень интересно пожил, не хочу сам себя ставить в постыдное положение. Я честный человек, которого оболгали. Так зачем мне идти на поводу у своры псов и их владельца? Если система власти глубоко античеловечна, а общество порочно - я все равно не смогу работать журналистом, как делал это прежде. Это будет против совести. С этой стороны, для меня не имеет значения: жить в законе или вне его.
      Вопрос легализации решил поставить в зависимости от случайности: если проиграю в ближайшее время свой счет на Форексе, то пойду сдаваться, если не проиграюсь, то буду заниматься валютными спекуляциями, сколь придется… 

О чрезмерной открытости 14.02.2012
      «Открытый человек – легкая мишень»

      Алик вышел из администрации маленького нефтяного города, где оказался почему-то в своей домашней одежде, состоящей из черных спортивных трикотажных брюк с такими же черными лампасами, вставленными невесть для чего неизвестным мастером, и футболке непонятного цвета, поскольку стирана уже многократно в течение многих лет. Странный, конечно, наряд для посещения администрации, но одежда была чистой, не рваной...
      Самая главная неприятность этой ситуации для Алика состояла не в вольготной одежде и не в чрезмерном спокойствии в опасной ситуации, когда он, будучи в федеральном розыске разгуливал по чиновничьему угодью, а в том, что он гулял без обуви и без носков, то есть босиком, и заметил он это не сразу, а лишь на выходе.
      Это обстоятельство чрезмерно удивило и огорошило его, поскольку он даже по собственной квартире без тапок не имел обыкновения прогуливаться, не желая пачкать ноги. А тут в администрации маленького нефтяного города, самом грязном месте, какое только можно представить, потому как подошвы чиновников разносят такую заразу, что можно и души лишиться, он гулял босиком! Это было непростительное безрассудство, быть настолько открытым.

15.02.2012 Маленький нефтяной город Муравленко
О том, что судьба всегда указывает место.
     «Неприятности гасят даже полуденное солнце»

      Любая дорога кончается, но дороги везения – быстрее других, вот и я прошел еще одну. Я проиграл весь свой счет, слава Богу – в основном только бонусный долларовый счет, но даже от этого испытал настоящий шок, хотя для шока на самом деле нет никаких оснований. Основа огорчения состоит в том, что проиграл я по собственной вине: авантюрно поставив на рост евро, потому что на графике возникла фигура графического анализа, предвещающая повышение евро. Однако, политическая ситуация вокруг евро из-за кризиса в Греции опять сложилась неважная.
      По логике, в спорной ситуации с евро, лучше было вовсе воздержаться от игры, но я на азарте вошел в нее. И начал проигрывать. Имел два шанса выйти. Два! И почти без убытков. Но я решил испытать судьбу и выйти из игры только с прибылью, как вышел с прибылью в своей самой первой удачной сделке, но… более всплесков евро уже не возникало, и я проиграл все. Благо, что хоть пятьсот долларов снял.
      Я горевал из-за потери счета весь день, потому что в следующий раз я мог играть только на наличные. Такой депрессии я давно не испытывал. Все валилось из рук. Будто со смертью бонусного счета «Форекс-клуба» умер я сам… Но если произвел на свет экскременты, что любой человек делает регулярно, то это не значит, что с ними надо жить и дружить. Лучше смыть и забыть, поэтому я употребил все силы на то, чтобы забыть и даже забыться...
      Пожалуй, лучшее счастье в жизни - умение распознать напрасные надежды и убить их. Напрасные надежды приносят наибольшее горе и не только тем, кто эти надежды лелеет. Они сходны с миражами, по пути к которым человек ломает все и вся и часто - себя самого. Герой пробивается к своей мечте-миражу, но испивает только песок. Убивая надежду и мираж, жажду не утолишь, но сохранишь массу сил.
      Впрочем, вот еще один рецепт счастья, который я запомнил с давних лет:
      «Счастлив лишь тот, кто шагает вперед без бед и забот, счастлив лишь тот, кто с улыбкой вперед идет» - что-то в этом духе пели когда-то актеры на сцене омского музыкального театра уже не помню в какой оперетте. 
      Возможно, что дистанцирование, отстранение от проблем и стремление к земным радостям - это единственное средство для продления жизни. Поиск смысла жизни и терзающие психику деяния - подтачивают жизнь.
      В Евангелие человеческое общество часто называется стадом. Бог, получается – пастух. Какому бы владельцу животноводческой фермы понравилось бы, если бы животные искали бы смысл своей животной жизни, печалились бы и страдали, вместо того, чтобы больше жрать, повышать надои и т.д., что в человеческом обществе выглядит немного иначе, но по смыслу является таким же.   
      Думаю, что любители поиска смысла жизни и нервных затей первыми пошли бы под нож. Поэтому, главная задача человека, стремящегося к долгой счастливой жизни, обрести спокойное дело, приносящее радость и удовлетворение, каким он мог бы заниматься всю жизнь. Например, - огород. Завершение дел может символизировать конец пути… и…, и надо находить новое, или можно остаться вовсе не у дел.
Бывает так, что все надоедает,
И солнца свет полуденного тает,
Но это лишь обычный зимний вечер,
Который лампы светом ярким лечат…

19.02.2012 Маленький нефтяной город Муравленко
Об окончании федерального розыска
     «О потерях, которые сложно вернуть, лучше забыть, чтобы не потерять еще больше»

     После потери игрового бонусного долларового счета в «Форекс-клубе», денег, которые, впрочем, нельзя было снять, я приступил к плану, приготовленному на этот случай: вышел из «тени», по терминологии фильма «Ночной дозор», и для начала пошел в баню, как и положено перед восхождением на эшафот, которым для меня должна была стать регистрация, как условно осужденного.
      Первой после выхода из квартиры мне встретилась Люба - соседка по подъезду со второго этажа, небольшая крепкая женщина, начинающая пенсионерка, раз в неделю ходившая в бассейн. Мимоходом поздоровались и разошлись.
      В бане народ был, и меня узнали. Надо сказать, что узнавание не было приятным. Какие-то два мужика поздоровались между собой, когда я проходил мимо. Они сцепили у меня за спиной ладони так, что задели мне спину. Одна рожа показалась мне знакомой. Она со мной поздоровалась:
      - Привет, не сразу узнал. Давно не видел.
      - Привет, - ответил я, хотя давал себе зарок ни с кем в маленьком нефтяном городе более не здороваться, а тем более - не подавать руку.
      Но тут я протянул ладонь для рукопожатия - по привычке, сам не знаю кому...
      В бане я внимательнее пригляделся к народу, за который я заступался, будучи и журналистом и депутатом. Пригляделся другими глазами. Оказалось, это люди, абсолютно не уважающие интересы других людей, они приходят в баню больные вирусными инфекциями и заражают там других, пришедших оздоровиться.
      Судя по банным разговорам, в которых я тоже участвовал, это люди малограмотные, не читающие научных книг, не привыкшие слушать и анализировать. При этом эти люди упрямо доказывают свою правоту, основанную на том, что им кажется…, на личных впечатлениях и ощущениях, абсолютно игнорируя науку, авторитетов, экспертов и неспособность собственного недисциплинированного и неформированного ума к верному мышлению.
      Это люди, которые говорят подавляющим образом на темы добычи денег, отдыха и питания... - на темы, составляющие круг интересов животной составляющей человека.
***
      В бане человек гол и более очевиден, чем даже дома. Человек - всего лишь набор органов, превышающий их простую сумму. Сидя в парилке, я, как будто первый раз себя видел, ощупывал свои ребра, кожу с подкожным жиром, представлял, что где-то внутри есть сердце, кишечник...  И все это так ненадежно, грязно и примитивно...
      Как я мог остановиться даже на время в такой барахляной гостинице - этом теле?! Ее можно и нужно тренировать, не давать ей разрушаться. Но даже идеальное тело все равно - примитивно, словно кусок мяса на столе, который вдруг обрел сознание и начал рассуждать. Причем не чистого мяса, а мяса с недопереваренной пищей, с дерьмом внутри, с излишним жиром, которое выбросить, да и только.
      Мама рассказывала мне, что когда я родился и меня первый раз показали ей, то в моих глазах читались растерянность и немой вопрос: «Куда я попал?» Я до сих пор этого не понимаю. Меркантильный мир, обреченное тело и там - внутри - я. Бред какой-то!
      Начало последней мысли возникло уже после бани в момент, когда я увидел одетого во что-то свободное и распахнутое располневшего соседа Васю с третьего этажа, шагающего от своей машины к подъезду вслед за своим внуком. Все, что я знаю о нем, о его дочери, о его спившейся жене вылилось в некое сожаление, что вот такие люди, как он, да и я, живут тут непонятно зачем, зарабатывают деньги, едят, плодятся...
***
      На следующий день я пошел сдаваться. Инспекцию по условно-досрочному освобождению нашел быстро, позвонив вначале 02, а затем перезвонив по названному телефону. Начальником Инспекции и подчиненным - в единственном числе оказался худосочный среднего возраста мужчина Сергей С-уткин.
      Болезненно-худой, слегка похожий на саранчу, неврастеничный и даже капризный - он сразу, легким движением кисти, каким принято отгонять случайную муху, дал мне понять, когда я открыл дверь его кабинета, что я тут некстати и не нужен. Конечно, он разговаривал по телефону, и я действительно мог мешать, но в движении кисти начальника и взгляде его не было и намека на извинение такой ситуацией, когда он вынужден заставить ждать человека, или хотя бы самого невзрачного смущения из-за этого обстоятельства. Нет. Начальник излучал пренебрежение и недовольство. Его потревожили и отвлекли от важного дела: спокойного высиживания зарплаты. Причем отвлек черт-те-кто.
      Я вышел, присел рядом с кабинетом на имевшийся стул, и моему взгляду минут на двадцать предстало доска объявления для таких, как я, с предложениями на обучение.
      Малограмотные, с совершенно дикими ошибками информационные листки предлагали обучение многим рабочим специальностям, которых требовала добыча нефти. Собственно, грамотность в этом месте, видимо, казалась излишней, составителям объявлений, учитывая контингент, способный читать эти листки, а это условно осужденные, то есть замаранные и зависимые. Вот оно общество, которое нужно власти и толстосумам для спокойной жизни: безграмотные, боязливые исполнители. Эту мысль я успел многократно обсосать, пока ждал приглашения С-уткина:
Ведь ты уйдешь, как не было тебя,
Так, что ж ты время прожигаешь зря:
Не счастлив, без любви и без мечты,
Все лишь за деньги, почести, чины...
      Начальник, наконец, закончил разговор, в котором, судя по долетавшим до меня словам, он получал разъяснения по своей работе, и открыл мне дверь. Затем он на удивление быстро меня оформил, как условно-осужденного, и даже ответил на несколько вопросов, чем разогнал первое негативное о себе впечатление.
      - Сколько здесь условно осужденных? - спросил я.
      - Сто семьдесят человек, - ответил он.
      Кроме того, я с ним посовещался по отмене заочного приговора суда.
      - Сомневаюсь я, что приговор отменят, - сказал он. - Провести заочный суд без участия подсудимого по уголовному делу - не так просто. Они наверняка там много бумаг собрали, чтобы такое дело провернуть...
      «Пышная сосна возле православной церкви маленького нефтяного города звенела от собравшихся на ней воробьев, как собрание по распределению премий. Звенело воробьями и черное пятно семечек подсолнуха, рассыпанных на сугробе возле ближайшей автобусной остановки. Алик шел по заснеженному тротуару, расчищенному трактором под желоб, на краях которого желтым на белом бросались в глаза, как плевки на культуру, знаки домашних питомцев. Небо, затянутое бессолнечной дымкой, тускло светило. Но даже и этого сияния хватало, чтобы Алик щурился».
      Так бы я описал для Алика начало первой своей прогулки в новом статусе условно осужденного. Встретил на улице Ш-пову - одну из героинь своей последней книги «Эффект безмолвия», бывшего начальника управления социальной защиты, которую я назвал в книге - Скрипова, причем героиню второстепенную, как говорится - эпизодную. Она меня узнала, облила ощутимой, хотя и непонятной, желчью взгляда и прошла мимо. 
      Первым помещением, куда я зашел после инспекции по условно-досрочному освобождению, стала участковая милиция, где находился паспортный стол, где по рассказам висела моя фотография с информацией о том, что я нахожусь в федеральном розыске и подлежу немедленному задержанию и аресту, что на бюрократическом языке называется – заключение под стражу. Здесь я хотел сфотографироваться на память.
      Информационная доска с фотографиями людей, находящихся в розыске, висела в фойе, через которое люди входили как в паспортный стол, который находился в крыле направо, так и в милицию общественной безопасности, находившейся в крыле налево. Среди многих объявлений о разыскиваемых я быстро нашел себя и принялся фотографировать. Никто меня не задержал и не спросил, хотя я сделал не меньше, чем с десяток фотографий и фотовспышка мигала, словно сигнальный фонарь патрульной машины, призывая обратить на меня внимание. «Может меня уже никто и не ищет», - подумал я и это было бы нормально, поскольку условный приговор еще месяц назад вступил в законную силу.
     Фотография моя висела среди других таких же разыскиваемых, которые в черно-белых тонах и под влиянием милицейских стен, выглядели подавленно, грустно и даже затравленно. Вызывали антипатию. Заключение при поимке под стражу, среди более чем полутора десятков разыскиваемых предусматривалось лишь для какого-то кавказца и для меня, журналиста, а всем остальным в случае поимки грозила лишь подписка о невыезде.
      «Самые опасные преступники таким образом - кавказцы и журналисты, - как мне сказала потом Лида, услышав это мое замечание, - потому что они выступают против существующего строя каждый по-своему». Может, в этом и кроются мои хорошие отношения с соседом-дагестанцем Алигаджи.
      Я долго фотографировал информацию о розыске - делал и общий план, захватывая и каких-то мужчин, ходивших по коридору, и средний - с несколькими другими информациями о розыске, и крупный - то есть только себя. Но самая лучшая фотография получилась, когда в паспортный стол вошла неизвестная мне молодая женщина и принялась рассматривать на информационном стенде именно мою информацию о розыске.
      - А вы не могли бы сфотографировать меня на этом фоне, - попросил я эту женщину.
      Та удивленно-непонимающе посмотрела на меня, затем ее лицо возникло узнавание. Она заулыбалась и сказала:
      - А я сюда смотрю, а вас-то не узнаю. Мне сказали, что тут висит информация о вашем розыске, зашла посмотреть. Какой позор для нашего города, нашли, кого ставить вне закона и гонять по стране.
      Затем она взяла фотоаппарат и со знанием дела, исполнила два снимка.
      - Посмотрите, пойдет? - спросила она и вернула мне фотоаппарат.
      Я взглянул на дисплей фотоаппарата и удовлетворенно сказал:
      - Нормально…
      Но в целом, все было уже ненормально: мое положение изменилось, изменилось мое понимание мироустройства и мира, изменился сам город. Внешне он узнаваем, он имеет те же улицы и некоторые дорогие для моих воспоминаний места, он имеет даже знакомых людей, но он стал другим, нечто вроде клона. Стал чрезмерно чужим. Я готов был подумать, что мой приезд в этот город вообще был ошибкой, если бы не полная интересных событий жизнь, изменившая меня, давшая мне новые знания о жизни, которые я бы нигде более не получил.
      Может, мне не хватает прежнего положения - все-таки этот город сделан под людей зарабатывающих много. Но - нет. Мне было в нем интересно и при малых доходах корреспондента. Видимо, миссия этого города иссякла. Не город изменился, а я. И нет сейчас этого города для меня. Выращивание детей, заработки, карьера, журналистика, застолья, общение с интересными людьми… - все завершено в этом городе. И потому - город исчез. Обрублены все нити, связывающие меня с маленьким нефтяным городом Муравленко, кроме семьи…
      Желание зайти в городскую Думу возникло внезапно. Желание вполне нормальное, все-таки я действующий депутат, хоть и осужденный. Женщина в милицейской форме на посту администрации маленького нефтяного города проводила меня взглядом ровно до лестницы, но как только я принялся подниматься по ступеням, окликнула:
      - Вы куда?
      - Наверх, - ответил я и повернулся к ней.
      Лицо милиционерки вдруг узнающе вспыхнуло и озарилось улыбкой от осознания того, какую выслугу себе она сейчас может заработать ни на чем: сам по себе, собственной персоной заявился в администрацию города, видимо совсем потеряв голову, депутат, находящийся в розыске уже год, два месяца, одна неделю и четыре дня (1214 дней)!
      Милиционерке уже грезилась медаль за помощь в поимке опасного преступника - бывшего руководителя телерадиокомпании и журналиста, обвиненного и осужденного по трем тяжким преступлениям. Я оставил милиционершу наедине с ее благостными раздумьями и не видел, как она искрометно простучала по телефонным кнопкам, набирая номер дежурной части, когда я быстро поднимался по ступеням…
      Беседа в секретариате городской Думы с девушками, плодившими бумаги, была неинтересна и относилась к разряду досужих разговоров, которую я вел, как ребенок, который проверял новые навыки. Свобода меня словно опьянила, я отвык не бояться и не оглядываться. Однако, на выходе из городской администрации меня ожидаемо ждали двое автоматчиков, которые меня арестовали и на милицейском УАЗике отвезли в милицию, где продержали несколько часов...
      Оказалось, что я по-прежнему был в федеральном розыске и можно только предполагать, что как надо мною могли бы поизголяться менты, вздумай я вот так прогуляться в другом городе России, узнав о своем условном приговоре и опьянев от свободы. Может, меня оставили в федеральном розыске и преднамеренно, чтобы проучить, может – нет, но сейчас это не имеет значения.
      Даже в милиции маленького нефтяного города Муравленко служивые сделали вид, что им ничего не известно об условном приговоре, вынесенном мне судом этого же города, а может и действительно не знали, что, правда, выставляет их как профанов. Но здесь я человек был известный и никаких превышений полномочий не последовало. Из милиции отправили посыльного в суд, тот привез условный приговор, с ним меня официально под роспись ознакомили и отпустили. Перед уходом, ко мне подошел новый начальник милиции и попросил рассказать, как мне удалось так долго скрываться… Я отказался, начальник милиции не стал настаивать.
      Домой возвращался пешком поздно вечером. Восхищен красотой подсвеченных фонарями заснеженных и заиндевелых деревьев, выросших вдоль тротуаров возле православной церкви города Муравленко. Но вся беда, что только пенсионеры и безработные, как я, способны отдаться этой красоте всем сердцем, остальные пробегают мимо. Это я ощутил, стоило ускорить шаг. Очарование исчезает.
      Разговаривая с подъездными мужиками, впоследствии, я говорил об этой красоте, но у меня возникло ощущение, что они меня не поняли. Мама, кстати, согласилась с этим и вспомнила, как уйдя на пенсию, встречаясь с бывшими коллегами, сказала: «А оказывается уже листья-то зеленые». Юмористка она, конечно.

О родных рукопожатиях
      «В этой жизни все растет на останках»

     Пробраться в местность, где жили его родные, Алику стоило большого риска. Тропинка, по которой он шел, пролегала сквозь лес, в котором невидимый волк искал жертву, напоминая о себе холодящим сердце воем. Этой жертвой вполне мог стать Алик, но ему повезло. Свое спасение он осознал, как только увидел сквозь стволы и ветви деревьев движущиеся по дороге машины и частные дома. Он быстрее устремился к людям и вскоре уже нашел знакомый ему дом.
     - Вам не сюда, - сказала неизвестная девочка, когда Алик собрался войти в частный одноэтажный дом, где раньше жили его родные в, так называемом, рабочем поселке на Дунайской улице. - Вам в тот дом. Они теперь там живут.
     Дом родных Алика не был уже тем, который он помнил: роскошный из свежего дерева особняк стоял напротив старого... И вот он уже сидит на деревянной лавке напротив трех мужиков, которые выпивали не иначе как самогон.
     «Не вовремя, - понял он по безрадостным лицам тех, к кому пришел. - Здесь я не найду ни ночлега, ни приюта».
     - Мне пора идти, - сказал Алик родным и увидел, как к нему для рукопожатия потянулись ладони.
      Одни нормальные. Другие - ладони скелетов - одни костяшки без живой плоти.
      «Что ж, все они люди, они близкие мне люди, они помогли», - подумал Алик и пожал все предложенные ладони. Родные поддерживают, даже будучи похороненными на кладбище.

О льде 22.02.2012
      «В теплых объятиях злодея не согреешься»

      Лед внезапно стал трескаться и его поверхность, казалось бы, прочная, стала распадаться на части. Трещины, словно морщины на сухой коже, ползли, разрезая недавнюю твердь на неустойчивые льдины, а между ними плескалась морская вода, открывавшая такую страшную глубину, которая могла поглотить каждого навсегда. Но это была не вода, а сатанинская среда, которая прорывалась сквозь трещины в намороженном льду. Так иногда случается, что мир не цветет, не благоухает, а словно бы замерзает, как лед, но самое худшее начинается тогда, когда вы далеко заходите по этому льду и начинается оттепель…

24.02.2012 Маленький нефтяной город Муравленко
Об обновленном мире
      «Новое знание миропорядок не изменяет, оно изменяет лишь знающего»

      Начинаю узнавать, что происходило в мое отсутствие.
      Начальник службы судебных приставов Г-шев, наш хороший знакомый, рассказал своей жене, а та - моей жене Лиде, что новый прокурор города на первой же планерке в начале этого года, то есть накануне кассационного суда, кричал на своих подчиненных:
      - Один из самых отъявленных преступников маленького нефтяного города, какой-то журналист, какой-то бывший руководитель телекомпании, в общем очкастый интеллигентишко, разъезжает по всей стране, будучи в федеральном розыске, везде его видят, но никто не может поймать! Это длится уже больше года! Бардак! Да это же просто - бардак! Розыск вообще не работает!
      Я, конечно, исказил слова, которые произносил новый прокурор, под те, что мог высказать выдуманный прокурор в отношении героя моих книг Алика, но смысл реально сказанного, был примерно такой. А я в это время, когда прокурор кричал на своих подчиненных, отмечал Новый год в маленьком нефтяном городе Муравленко в компании жены и дочери, выпивал шампанское и гулял по вечерам по улицам маленького нефтяного города! Ха-ха-ха!!! Я в восхищении от себя и от тупости и лени разносортных ментов!
***
      Встретил смешную полную соседку из квартиры снизу: татарку в очках. Оказалось, что менты не раз приходили к ней и ходили по подъезду, искали тех, кто даст показания против меня, но тщетно.
      Когда менты пришли лично к ней, то, по ее словам, они попытались у нее подписать показания, которые она не давала: а там было что-то о наркотиках. Эта запись так взволновала ее, что она взволнованно сказала ментам:
      - Я этого подписывать не буду. Ты что пишешь?! Я этого не говорила! Больше ко мне не приходите.
      Видимо, «правозащитники» маленького нефтяного города Мурвленко хотели сочинить на меня уголовное дело еще и по наркотикам, но спасибо моей соседке за бдительность в общении с этими волками. Кто-то иной мог бы и подписать ментовские бумаги, не читая, и совершенно не преднамеренно приклеить мне еще одну статью. Однако этот путь еще не отыгран. Наркотики они могут подбросить хотя бы в мою старенькую «девяностодевятую», которая стоит у подъезда. Тут не укараулишь…
***
      Возле здания «Уралсвязьинформ», куда я пошел платить за домашний телефон, заметил знакомый служебный автомобиль телерадиокомпании с моим бывшим водителем за рулем, а затем в дверях встретил Ф-рова, телеоператора. Собственно, тут и стоило встретить кого-нибудь из телевизионщиков, поскольку это всегда было нашим приколом - в рабочее время на служебной машине делать личные дела. Но я-то – ладно – я уже пострадал за превышение полномочий и мне еще долго предстоит страдать, наказание еще только начинается, а телевизионщики, которые на общем собрании еще до начала моих уголовных дел ставили мне в упрек использование служебного автомобиля в личных целях, сами этим же и занимаются. Конечно, бессовестные подонки, или бесславные ублюдки! И совесть не мучает.   
      Ф-ров, увидев меня, как ни в чем ни бывало, протянул руку для пожатия. У этих людей, которые мне делали зло, точно с головой не в порядке. Ими владеет мания непорочности при всей-то их порочности. Я опять по привычке, ох уж эта проклятая привычка, пожал протянутую длань, хотя зарекался этого не делать.
      - А вас везде ищут, - сказал он. - А вы тут оказывается.
      - Пусть ищут, коли нужен, - ответил я.
      - А вы давно здесь? - задал Ф-ров ментовской вопрос.
      - Давно, наверное, - ответил я.
      - А что на Думу не приходите? – задиристо спросил Ф-ров, зная, что я был в федеральном розыске и при его пособничестве, в том числе, показывая, правда, что он либо идиот, либо чрезмерно ироничен. - Народ же вас избрал.
      - Что-то не вижу я этого народа, - завершил я разговор и прошел в кассовый зал. В моем ответе Ф-рову была чистая выстраданная правда. При всем при том, что народ меня избрал в депутаты, зная мои сложные отношения с властью, ни одного доброго или сочувственного слова, ни одного заступничества, ни одного письма в поддержку, какие собирают подъездами за менее значимых для города людей, да что говорить, ради настоящих преступников… Ничего не было. Народ словно вымер и самозахоронился на кладбище маленького нефтяного города Муравленко. 
***
      У светофора на перекрестке возле банно-прачечного комбината встретил второго водителя телерадиокомпании маленького нефтяного города Муравленко Ш-ряева, фигурировавшего в моей книге «Эффект безмолвия» под фамилией Быкяев. Крепкий парень, олицетворение мужественности. Ему, в бытность работы главным редактором, я выхолопотал квартиру, никогда не обижал деньгами. Он же в момент репрессий городских властей против меня стал активным сторонником моих неприятелей, а сейчас прошел мимо, как прокатывается мимо большой грязный камень по крутому горному склону, бросаясь в меня ошметками нечистых взглядов. Будто я чем-то обидел его до глубины души! Спасибо на том, что не плюнул вслед. Хотя его поведение лучше, чем поведение Ф-рова. Вспомнил фильм «Восхождение», в котором в плен к фашистам попали двое партизан: один – крепкий, вроде, этого водителя, а другой худосочный интеллигент. Казалось бы, крепкий мужик пройдет через все испытания с честью, но нет. Именно он стал предателем и подался в полицаи, и первым его заданием стало привести в исполнение смертный приговор против бывшего своего товарища, того самого интеллигента. Вот такие они Быкяевы. Не все так крепко, как кажется.
***
      Встретился с Н-шковским, председателем совета ветеранов, которого назвал в книге Пидушковским, за некоторую всеядность: чем бы ни заниматься, лишь бы с властью и за деньги. Шел я с Лидой по тротуару и на встречного Н-шковского не взглянул, как будто не заметил, хотя краем глаза узнал. Но Н-шковский, по словам Лиды, был крайне удивлен мною, причем неприятно, словно ожившим мертвецом, который принялся гулять по улицам. «Мертвецы ведь не гуляют», - кричал его взгляд, вылетая из глазниц, склоненных по устоявшейся привычке к правому плечу. Так он и прошел, молчаливо крича.
***
      Ходил на судебное заседание по моему ходатайству о восстановлении сроков кассационного обжалования, не для того, чтобы восстановить, на это я и не надеялся, зная теперь не понаслышке наглый судейский норов, а чтобы взглянуть на председателя суда маленького нефтяного города Муравленко К-неву, показавшую полное отсутствие совести при ведении дела и подготовке судебного заседания.
      К-нева, которая заставила меня прождать не меньше получаса от назначенного времени, была в черном судейском одеянии и сидела черной бесформенной тучей на кресле, в котором я видел и других председателей.
      Разговаривала, почти не поднимая на меня глаз, будто стыдилась. Это я думаю о хорошем, что столкнулся с совестливым человеком, но скорее всего - не хотела видеть тот предмет, то есть меня, на который она, в составе тройки судей, вылила немало зла. Все-таки неприятно, это я знаю по себе, встречаться с человеком, которому подложил свинью. Но несколько раз в процессе короткого обсуждения моего ходатайства она на меня взглянула. И я не был этому рад.
      Сильно постаревшее лицо, даже с момента нашей последней встречи полуторалетней давности, глянуло на меня. Лицо, по которому прошлось, причем, не выбирая дороги и безжалостно, то зло, которое творилось иногда в этом судейском зале. Морщины, одутловатость, как у всплывшего покойника, какая-то темнота, растекшаяся по лицу, и очень-очень нехорошие, будто омертвевшие, глаза...
      Антипатии к ней не было. Если превращение в толстого пингвина с отбитым клювом, есть побочная плата, за то зло, которое ей приходится творить за большую зарплату, я не хотел бы оказаться на ее месте. Слишком большой на ней груз, а теперь добавился и мой. Но столкновение всегда ранит обоих…
      Еще ожидая вызова к К-невой, я, сидя в фойе, попытался ощутить атмосферу суда, по походкам ярко одетых сотрудниц, по разговорам охранников. Ощущение от всего: наплевать. И не просто наплевать, а наплевать со злым юмором, с эдаким куражом. И если равнодушие, отстранение суда от дел и подсудимых, запечатленное в их ослепленной повязкой на глазах богине Фемиде, я еще мог принять, то его насмешливого, издевательски-легкомысленного отношения к судьбам - никак. Именно эта насмешливость и предполагает подлые садистские приемчики, которые используются при проведении многих судебных действий.
***
      Встретил П-лынову, заведующую детским садом, которая сумела для себя вытребовать все возможные награды, по принципу, как я сделал себе грамоту губернатора. Надо просто писать письма о себе хорошем в нужные места, вертеться перед начальством, напоминая о себе и своих заслугах, и станешь героем. Так вот теперь эта женщина доросла до представителя губернатора в маленьком нефтяном городе Муравленко. В книге «Эффект безмолвия» я назвал ее Поленова.
       - Как дела? – спросила она меня.
      Я ответил, что все также: растоптали, оплевали, и никому дела нет.
      Она аж отшатнулась. Сослалась на прическу из парикмахерской, что волосы еще не высохли, а голова у нее неприкрытая, что накануне Великого поста не время говорить о плохом, и скрылась в предпоследнем подъезде моего дома, где, по ее словам, живут ее внуки. Ну каналья же, не правда ли? Ни предложения помощи, ни стремления разобраться…  - никакого участия у представителя губернатора Ямала! А я ведь действующий депутат, единственный официальный писатель этого маленького нефтяного города, «Золотое перо России» по журналистике, опять единственное здесь в таежной глуши…
***
      Встретился с молодой, но активной, журналисткой телерадиокомпании маленького нефтяного города Муравленко Настей П-вой, которую сам принимал на работу.   
      - Как дела? - задала она пустой обиходный вопрос, какой задают многие, лишь бы что-то сказать при встрече.
      - По-прежнему, - ответил я. - Хочешь узнать?
      - Нет, - ответила Настя П-ва и пошла быстрее, чтобы уйти от меня.
      Вот и вся журналистика: не знать того, что может принести беду, поскольку план строк или эфирного времени можно выполнить и на безопасных темах. Все-таки работа должна приносить доход, а не убыток.
***
      На входе в продуктовый магазин встретился с У-ваевым, тем самым следователем, который на меня оформил один или два эпизода уголовного дела. В книге «Эффект безмолвия» - Зарываев. Он, как ни в чем, ни бывало, с довольной улыбочкой, вполне здоровый и эффектный, подошел ко мне и протянул руку. Вроде, как друг или близкий человек.
      - Поговорить с вами, поговорю, а руку вам не протяну, - ответил я, вспомнив, наконец, привычку, которую хотел у себя сформировать.
      - Ну что - новую книгу пишете? - спросил он. - Продолжение той зелененькой.
Урываев имел в виду «Эффект безмолвия».
      Вот что их более всего беспокоит.
      - Хорошие книги так быстро, как уголовные дела, не пишутся, - ответил я. - В книге проблему надо рассмотреть с разных сторон, а не однобоко, как вы это делаете. У вас же - бутылка в задницу и признание подписано.
      Бутылкой от шампанского в милиции Казани выдавливали из невинного подозреваемого признание в краже сотового телефона, тот от полученных травм скончался. Эта информация покорила Интернет, а в Казани прошло даже протестное пикетирование возле милицейского участка, где произошла трагедия.
      - Ну нет - мы работаем тоньше, - улыбка слетела с лица У-ваева. - Все согласно УПК.
      - Тоньше, - согласился я. - Но суть от этого не меняется, а УПК многое терпит…
***
      Встретил в районе ДК «Украина» прокурора К-никова, в книге – Пузовников – эдакий невоздержанный обладатель власти. По-прежнему, толст, но куда менее опрятен, плохо выбрит. Он меня узнал издалека и обратился как к доброму другу:
      - Андрей Дробот!
      Протянул руку в стиле своих бессовестных коллег, которые вдоволь поизмывались надо мною, сочиняя уголовное дело. В глазах и поведении никакой вины или хотя бы стеснения. Нет, наоборот - легкость и непринужденность.
      Он даже пожаловался мне на нового главного прокурора города по фамилии Л-твинов, который, по его словам, потянул в прокуратуру Муравленко своих знакомых земляков то ли из Перми, то ли из Брянска...
      - Я ушел, сказал, что не намерен терпеть их земляческие ухватки, - горделиво сказал К-ников. - Со мною ушли многие: и Р-зин, и Ш-дриков...
      Это как раз те сволочи, что фабриковали на меня уголовное дело. В книге «Эффект безмолвия» фигурировал один, как Шпендриков. Оказалось, что К-ников теперь адвокат, что сидит в одном кабинете со сволочью адвокатской, которая тоже мне «помогла» за мои деньги, - О-роженко. И он (!) жаловался мне на опаскудившуюся судебно-правохранительную систему.
      Удивителен человек. Эта падла К-ников славился своим обвинительным пафосом, когда мог за сущую мелочь втоптать в дерьмо человека, буквально размазать по полу. И сегодня он исполняет прямо противоположную роль. Теперь он доказывает, насколько преступник хорош. Лицемерие и беспринципность в квадрате.
      Внимательно выслушав К-никова, негодуя от его поведения, я ответил следующее:
      - Вы знаете, если бы я жил в деревне, умел бы хотя бы резать курей, или свиней, то я непременно бы вас прирезал за все подлости, какие вы мне сделали. К сожалению, я по-другому воспитан: не умею ни резать, ни убивать.
      С этого момента К-ников перестал со мною здороваться. Надеюсь, что понял.
***
      Был оштрафован за переход дороги в неположенном месте на 200 рублей. Но суть не в этом, а в том, что в патрульной машине, где мне оформляли протокол, сидел тот самый высокий мент, который, как выяснилось, две недели пытался меня поймать в Омске почти год назад.
      По его словам, он был в отпуске в Омске, и ему было поручено меня разыскать. Он действовал на пару со своим братом - тем самым толстеньким коротышкой. Он сказал, что весной прошлого года они встречали мою жену прямо у поезда, которым она приехала, что в этот момент на омском железнодорожном вокзале была объявлена тревога (!) после телефонного звонка, что вокзал заминирован. Они подумали, что это моих рук дело.
      Затем, когда я скрывался уже не в Омске, а в области в родительском саду, они вычислили мой телефонный звонок по сотовому из района Иртышского или Очаира, но так и не нашли. Как я сейчас убедился на карте - направление на мамин сад оказалось верным, но слишком велика ошибка по расстояниям, не менее 50 км.
      Так подтвердилась реальность ментовской охоты на меня в Омске, которую я тоже начал списывать по большей части на свое воображение.
***
      На тротуаре в районе магазина строительных материалов «Миллениум» столкнулся лицом к лицу с П-рядиным, которого в книгах своих я назвал Бредятиным за бредовые идеи, которые он реализовывал и проповедовал с пафосом высокообразованности. Его седую бороду, весьма успешно организующую его лицо в подобие интеллигентного, под шапкой ушанкой и над коричневым тулупом я узнал издалека, и пока мы сходились, как сходятся на дуэли завзятые дуэлянты, зажав в руках пистолеты, думал: как пройдет эта встреча.
      Ранее я представлял, как ударю П-рядина за все его подлости в лицо со всей силы и без предупреждения, это я мог сделать хорошо, поскольку много лет дома тренировался на боксерском мешке, повешенном в коридоре, но сейчас я не ощутил этого желания, может под влиянием того, что все происходило днем на прохожей улице, а я на условном сроке в городе, наполненном высокопоставленными людьми, ищущими предлог, чтобы изменить условный приговор на реальный. Я готов был пройти мимо, будто и не узнал, но мне была интересна реакция самого П-рядина, как он отреагирует на нашу встречу. Может, постарается уклониться. Но нет. Мы сближались, и следовало уже ожидать выстрела.
      И вот он – П-рядин, как будто и не было за его душой мерзких сплетнеобразных поступков в отношении меня, вдруг, как обычно, изобразил улыбку, или ее натянутое подобие, пафосно слегка наклонил голову в своей манере и деликатно произнес:
      - Здравствуйте, Андрей Викторович.
      Не «извините», не «был не прав», не «вынужден был под давлением»…, а совершенно неуместное чиновничье приветствие по имени-отчеству, которое в недрах администрации маленького нефтяного города и смотрится сносно и уместно, но между людьми, чьи отношения окончательно испорчены, видится как оскорбление и насмешка. Все-таки именно П-рядин деятельно участвовал в репрессиях против меня, будучи первым советником Б-вского, главы маленького нефтяного города.
      Мой ответ был неожиданным для самого меня, мгновенным и ясным, как щелчок мышеловки: «Пошел на йух» (нецензурные слова, согласно принятой традиции везде пишутся наоборот). Почему я так ответил, сам не знаю, но именно так рекомендуют ограждаться от нечистой силы. Я прошел мимо П-рядина, не остановившись, будто не заметил его. Он остался позади. Было ли возмущенное бурчание, или мне послышалось - не знаю. Я не оглянулся…
***
      Созвонился с Ириной Павловной, в прошлом преподавательницей тюменского университета, а сейчас тележурналисткой тюменского общественного фонда имени Муравленко. Она добрым словом поддерживала меня все время нахождения в федеральном розыске. Я задал ей, как умному человеку, интересующий меня вопрос:
      - Почему все те, кто меня поливал грязью, готовил против меня липовое уголовное дело, почему все они при встрече протягивают мне руку для рукопожатия и делают дружеское лицо?
      Многие мои злоключения и многое из того, что мне пришлось перенести, Ирина Павловна знала из моих рассказов, а это несколько десятков только крупных подлостей: вроде незаконного увольнения, сфабрикованного уголовного дела, помещения меня в федеральный розыск... А сколько было ежедневных, мелких и привычных для моих мучителей пакостных действий, которые исполняли требования службы и своих страстей? А сколько неприятных переживаний и тревог пришлось вынести моей семье и моим родным?! А притеснение и моральное давление, которое испытывала в одиночестве моя супруга в стоматологической поликлинике маленького нефтяного города от своих ангажированных коллег?! И все это сотворено множеством этих мерзавцев, которые населяли маленький нефтяной город и которые теперь протягивали мне руку для рукопожатия, улыбались в лицо и делали вид, что ничего ужасного не произошло!!! Сложно поверить, что такое может быть… Сам бы не поверил, если бы не испытал на себе.
      Ирина Павловна была потрясена моим вопросом, она тоже вначале не поверила, что такое возможно, но затем ответила:
      - Они, видимо, разделяют свое служебное «я» от «я» индивидуального. «Я» служебное действует по приказу, может творить мерзости, а «я» индивидуальное вроде как в этом не участвует. Так легче жить.
      Разделяя служебное «Я» от личностного «Я» получаем посредине пустоту. Но мне кажется, что они просто дети, злые дети во взрослом обличье, которые играют с чужими судьбами, совершенно не задумываясь о том, какое горе причиняют. Я тоже был, возможно, таким же, по крайней мере, похожим, когда работал в сфере СМИ. И такие «дети» сидят на всех ключевых постах, именно они вертят как людскими судьбами, так и судьбой страны, именно они как ни в чем ни бывало, улыбаются с телевизионных экранов и изображают доброжелательность, какую бы дрянь ни сотворили и какую бы подлость не замыслили.
***
      Мир, в котором я ранее пребывал, мне видится сейчас, как одна непрерывная иллюзия. Вырвался из иллюзии сна, как тут же попадаешь в другую иллюзию: в рабочие дни - в иллюзию некоей полезной деятельности, вечером после работы и в выходные дни – попадаешь в третью иллюзию: сытости, телевидения и прочих искусств. Пребывая в этих иллюзиях, сам все меньше и меньше остаешься человеком, а становишься частью иллюзии, где все можно и все разрешено, хоть убийство человека, как в компьютерных играх-стрелялках. Жизнь действительно кажется игрой, какой, думаю, она казалась и всем лицам, обслуживавшим нацистские концлагеря и крематории, да и в советских концлагерях работали лица ничем не лучше.   
      Природа, как предмет созерцания, как единственная возможная реальность, редко удостаивается нашего пристального внимания. Взгляд либо на предмете работы, либо в чашке с едой, либо в иллюзии. Так от рождения до смерти. Идеальная бройлерная фабрика людей, с искаженным сознанием, с готовым рецептом счастья, где люди, в отличие от животных, еще и сами себя обслуживают. Идеальные овощи и фрукты - это те, которые сами себя сеют, сами себя растят, сами следят за своим урожаем, за своим здоровьем, и сами себя готовят... Это о человеке.
      Неужели я мог раньше всей этой мерзости подавать руку, выслушивать их слова, записывать на диктофон, редактировать, чтобы лучше подать публике?! О Боже, какое преступление! Это же не люди, не граждане, а чистые хамелеоны, мерзость в облике человеческом, от которого ждешь человеческого, а получаешь то, что сокрыто за этим обликом, то есть – самолюбование, дерьмо и проблемы здоровья. Люди, искажающие совесть и мораль по своему усмотрению, они легко делают ложь правдой и верят в нее, как в правду, они легко перешагивают через других людей, идут по головам и считают это святым крестным ходом! Конечно, не все так прискорбно. Люди, конечно, есть, но чаще вне коридоров власти и чиновничьих структур, их мало, и они неразличимы с первого взгляда…
      В результате репрессий и страданий я пришел к тому, к чему человек должен приходить в счастье и покое: к Богу. Для любого отверженного Бог, за неимением иного, становится единственным начальником, который достоин преклонения и подчинения. А подчинение, видимо, у человека в крови. Тот, кто имеет в качестве объекта поклонения живого идола, вплоть до самого себя, или в первую очередь самого себя, а потом других, тому Бог на самом деле не нужен. Не может быть двоевластия даже в душе, все равно кто-то победит. И у тех, кто имеет сильного начальника в человеческом или денежном виде, неважно каком, Бог обычно крупно проигрывает.

О путешествии за смыслом в бессмысленность 27.02.2012
      «Поиск несуществующего - дело бесконечное»

      Дороги, как таковой собственно и не было, - какая-то песчаная канава, которую еще надо было разглядеть. Впереди ждала низина, к которой приходилось спускаться по этой канаве по склону то ли холмов, то ли гор, где велась добыча каких-то полезных ископаемых. Алик сидел в машине и уже понимал, что заехал в место, откуда сложно выехать, судя по крутизне спуска и отсутствию нормальной дороги.
      Ехал он пассажиром на вездеходе, наподобие трактора с большими задними колесами, потому что иначе по этому бездорожью и не проехать. Машина эта залихватски съехала в карьер, что было удивительно, как вообще машина может ехать по такой дороге, где глубина колеи, проделанная колесами, намного превышала клиренс. По логике, машина должна была зависнуть, вращая беспомощно колесами, но она ехала и еще как, разбрасывая почву.
      Позади в яму съезжали фуры, большегрузные грузовики. Съезжали они, окруженные тучей пыли, что их и видно не было. А далее, все машины продолжили ехать по полю на дне карьера. Характер дороги не менялся - ее просто не было. Водитель вел машину по интуитивной памяти. Вот что делал Алик в этой машине, он даже сам не знал.
      Зачем он устремился в эту низину, яму или котлован, или карьер? Что он там искал?
      Женщина – вот цель его поездки.
      На дне жила женщина, к которой стремился Алик, где этой женщине на дне было привычно и комфортно. Тут, на дне, по большому счету, все было, как наверху: те же дома, квартиры, но царствовала какая-то душевная пустота, такая же серая и засасывающая, как дорога, по которой водитель вез Алика. Была крыша над головой. Была квартира, в которой можно было найти посуду и все прочее, необходимое и даже менее необходимое, но жизни, как таковой не было…
      В какой-то момент Алику надоело происходящее, что и жизнью назвать было сложно, он нашел водителя, с которым сюда и приехал, тот довез его до выезда из карьера, до того пути, каким Алик сюда попал. И только прибыв на место, откуда все началось, Алик осознал, что обратной дороги почти нет. По такому крутому подъему и такой рыхлой почве, надо рвать мотор и то без гарантии выехать. Такая дорога обернулась бы в немалую копеечку. Алик попросил водителя вернулся назад.
      Можно ли жить на дне карьера, жизнью чем-то похожей на жизнь героя романа «Замок» Франца Кафки: бессмысленно бегая по зажиточным домам в поисках работы и хорошей жизни, заискивая перед проститутками и зажравшимися чиновниками? Можно, безусловно, можно. Но что это за жизнь, в которой будешь постоянно грезить выездом? Алик вспомнил фильм «Прерванная жизнь», в котором героиня попала в дурдом. Любой дурдом дается не случайно. Надо лечиться. Возможно, что и котлован - это и болезнь, и место лечения. Можно застрять тут и навсегда, но можно и вылечиться, если принимать лечение, прислушиваться к советам врачей. Но кто врачи? И в чем состоит лечение? Все это надо искать. А пока Алика ждала пустыня на дне карьера, где кое-где так комфортно...

Масленичная неделя 2012, маленький нефтяной город Муравленко
О конфузе
     «Чтобы отличить съедобный гриб от несъедобного, не надо забывать, как каждый из них выглядит»

      Я слишком жарко оделся для минус пяти, погода была пасмурная, настроение никудышное. Шел, думая о своем, как один из впереди шедших молодых людей вдруг оглянулся, изобразил на лице узнавание и услужливо, ах, слишком услужливо, даже чуть присогнув спину, быстрым шагом подошел ко мне, бросив своего товарища и протянул мне руку для пожатия, улыбаясь, как-то также через чур.
      Кругловатое искрящееся добродушием лицо его, имеющее на себе очки, было, несомненно, знакомо мне, но кому оно принадлежало я никак не мог вспомнить. В этом маленьком нефтяном городе после бесчестного приговора я слишком много пожал рук, которые не стоило пожимать, потому как хозяева тех рук, способствовали и даже активно участвовали в моих репрессиях. А пожимал я те руки по какой-то нелепой инерции, каждый раз себя за это мысленно отчитывая, но каждый раз при повторении этой ситуации в дальнейшем опять пожимая эти грязные ручонки. Вот такая прискорбная ситуация.
      И тут - новая рука. Она висела предо мною снабженная улыбающейся физиономией в очках. Рука эта появилась в тот момент, когда прокуратура маленького нефтяного города вновь вспомнила обо мне, забрасывая какими-то письмами, которые я и не вынимал из почтового ящика, потому что за последние годы ни в одной корреспонденции ни пришло ничего хорошего. Вполне естественно у меня обострились не самые лучшие инстинкты и на меня нахлынули не самые лучшие воспоминания. Я вспомнил, что поклялся не жать никаких рук в этом городе.
      «Помни, отворяй дверь каждому», - сказал Иисус, когда после смерти своей явился к Петру. Причем Иисус сказал это именно тогда, когда в дверь Петра стучали римские солдаты. Пришедшие не убили Петра, но их военачальник Корнелий захотел покреститься. А я перестал открывать дверь стучащим…
      Хотя, вполне возможно, что это естественно, думаю у подавляющего большинства близость с прокуратурой особой эрекции не вызывает. Я прошел в общении с этой голубой братией через годы неприятной переписки и познал от них множество подлостей. Видимо, под действием этих чувств, мгновенно владевших мною, и какой-то усталости я узнал в лице над протянутой мне рукою - лицо следователя У-ваева, который расписывал один из эпизодов сфабрикованного на меня уголовного дела.
      «Вот козел, - подумал я, хотя этого следователя в очках никогда не видел. -  Оказывается еще и в очках. Когда он «шил» мне дело, то был без еще очков».
      Стыдно сказать, но на сердце моем потеплело от мысли, что слепнет следователь У-ваев, а, значит, есть воздаяние за плохие поступки, есть!
      Я с неприязнью глянул в это лицо над протянутой для пожатия рукой и сказал, что жать руки всем подряд не собираюсь, что совершенно не знаю подавшего мне эту руку. И прошел мимо этого молодого человека, не взяв даже за труд посмотреть на него, чтобы вобрать весь конфуз этого следователя У-ваева, который, несомненно, тот должен был испытать, получив подобную оплеуху от человека, которого он оставил без жизни.
      Вот так и шел я дальше, раздумывая о своем триумфе, пока в голову не влетела мысль о том: да какого же рожна я принял этого очкарика за следователя? С чего бы он одел очки, когда совсем недавно, когда я с ним встречался у продуктового магазина «Монетка», был без очков. Ну-ка лучше повспоминай очкариков, которых ты знаешь. И я вспомнил! В очках был сын умершей главной бухгалтерши телерадиокомпании, которой я еще два года назад руководил.
      Как только я это вспомнил, тотчас же конфуз охватил уже самого меня: парень работал у нас, вроде неплохой, потерял мать, а я его еще и на улице обидел, когда он ко мне со всей душой...
      Я оглянулся в поисках встреченных мною молодых людей, но их уже не было. Расстроился. Зашел по делам, которые меня и выгнали на улицу: в транспортную кассу, чтобы купить билет на маршрутное такси, но был огорчен еще раз. Я пришел ровнехонько в самом центре обеденного перерыва. Часы показывали 14.30. На табличке надпись: обед с 14.00 до 15.00.
      Я мысленно вспомнил некоторые нехорошие слова, какими принято воздавать должное подобным ситуациям, недовольно скользнул взглядом по лицам мужиков, рассевшихся на мягких диванчиках, на которых и я бы смог скоротать время в комфорте, если бы этих мужиков не было, а теперь...
      «Может подождать? - подумал я. - Они могут уйти в скором времени и место освободится».
      Кассы, отпускавшие билеты на поезд и самолет, работали. Была вероятность, что кто-нибудь очередной сейчас поднимется с диванчика и подойдет к стойке, за которой оформляли билеты, а я сяду... Но тут я заметил, что в кассовом зале слишком душно, а я тепло одет и уже запарился, поэтому решил выйти на улицу, а уже на улице мне пришло в голову использовать задержку с покупкой билетов и пройти обратным путем, с надеждой встретить незаслуженно обиженного мною молодого человека, а также пройтись по окрестным магазинам. И вы знаете, случилось чудо.
      Из-за угла навстречу мне вышел этот самый очкарик со своим провожатым. Я обрадовался и устремился навстречу.
      - Как же я вас не узнал, извините, - сказал я, протягивая руку. - Я принял вас за другого. Вы же сын нашей бухгалтерши.
      Молодой человек в очках с радостью пожал мне руку и ответил:
      - Да что вы!!! Я же ваш сосед по дому, живу в соседнем подъезде, свою машину рядом с вашей ставлю.
      Тут я окончательно прозрел, словно, туман схлынул из головы. Молодой человек, которого я встретил, жил в соседнем подъезде моего дома, он всегда изъявлял симпатию ко мне.
      Под тягостным впечатлением, что, желая обидеть врага, я обидел доброжелателя, я и пошел дальше, размышляя над тем как схожи лица, и насколько репрессиями можно затравить человека, что он может перестать узнавать и видеть. Больше я в этот день никого не обижал, даже съемочную бригаду местного телевидения, которая держа под прицелами камер какую-то семейную чету в доживающем последние дни новогоднем городке, записывала очередной опрос, а журналистка, вся восторженно сияя и заражая своим настроением, что-то говорила и что-то выслушивала...
      Я прошел даже мимо них, рассматривая народное масленичное гулянье и катанье с горки, которые, как ни жаль, меня не трогали. Словно я был больным, с испорченным зрением, затравленной душой и «чужим на этом празднике жизни» - как писали Ильф и Петров, передавая чувства Остапа Бендера. Печально, но - факт. А может, и наоборот: я был редким выздоравливающим в этом мире безудержного и беспредельного стремления к благам и развлечениям, а выздоровление не всегда легко дается.

О культурной катастрофе 01.03.2012
      «Не обязательно находиться в теле холодной медузы, чтобы ею быть»

      Вселенская по земным меркам катастрофа приближалась. Небо потемнело, превращая день в ночь. Самые счастливые представители рода человеческого оказались на кораблях, надеясь избежать утопления при изменении земной тверди. Но главным стал не потоп, а само изменение генетической структуры, деформация плоти человеческой: смерть и воскресение в низших по человеческим меркам созданиях, причем с интеллектом и всеми интересами человека...
      И вот в бескрайней морской пучине шарообразное медузоподобное существо с интеллектом Алика и его привычками вынужденно, испытывая закономерный и безудержный страх, уплывало изо всех сил от некоего хищного создания, которое стремилось его пожрать, чтобы утолить голод.
      Алик плыл и не понимал, куда девался тот корабль, в котором он до этого находился, где все люди? Властвовало над ним не только огорчение от потери своего счастья, своей жизни, но огорчение от потери всего человечества, огорчения, что вокруг исчезли всякие признаки разумности, что окружающий мир внезапно преобразился до неузнаваемости.
      Алик оторвался от своего преследователя и выплыл в какое-то спокойное место вблизи поверхности воды. Тут он внезапно увидел другое шарообразное морское существо, еще не утерявшее признаки человеческого. Виднелись остатки рук, правда, уже обросших чешуей, которыми существо сжимало самый обычный градусник для измерения температуры тела. Существо сжимало его безнадежно, как обычно сжимают памятную вещь, которая напоминает о прошлой жизни, по которой тоскуешь.
      Тоска эта Алику была понятна. Существо тоже огорчалось потере всей культуры человечества, всей цивилизации... Все было безвозвратно потеряно и не как обычно, когда человек умирает, но дело его живет, живут труды и идеи, живут дети и внуки, живет мир, а навсегда...
      Медузоподобное существо сжимало совершенно не нужный ему теперь термометр, в котором оно видело последний предмет, связывающий его с прошлым, которое впервые в истории человечества обитало лишь в воспоминаниях...
      В это время на поверхности водной пучины еще плавали корабли, в которых любящие со скорбью следили за преобразованием своих любимых. Да, человек, да и все человечество, иной раз преобразуется так быстро, что остаются лишь воспоминания о цивилизованности и культуре.

06.03.2004 – 06.03.2012 Маленький нефтяной город Муравленко
О дьявольской свинье
      «Слишком многие радости человеку приносят именно дьявольские стремления»

      Алик вновь оказался в прежней родительской трехкомнатной квартире на последнем этаже омской четырехэтажки, где прошло все его детство, да и взрослые годы, вплоть до того момента, пока он не уехал на Крайний Север. Спустя короткое время родители его продали эту квартиру, чтобы приобрести две двухкомнатные, но еще много-много лет он мысленно возвращался в нее, когда искал ответы на сложные вопросы. И вот сейчас он опять оказался в квартире своего детства, в комнате, где умерла любившая его прабабушка. В комнате царила полутьма. На окне висела марля.
      Марля, покрытая пылью, провисшая под ее тяжестью и похожая на паутину, скрадывала свет и напоминала о смерти. Когда-то она предохраняла жильцов комнаты от комаров, но сейчас на улице царила зима. Да и по большому счету неизвестно сколько зим минуло с того времени, как повешена была эта марля. Здесь, в этой комнате, словно бы время замерло, и царила та кладбищенская обстановка, которую так любят создавать в фильмах ужасах: все покрыто пылью, покоем и угрожающей тайной, которая в любой момент может проявиться, разбрасывая могильную землю и откидывая крышки гробов.
      За этим окном в комнате прабабушки в прошлом часто возникало нечто таинственное. Обычно за ним бытовала беспредельная чернильная тьма, пробитая кое-где светом окон соседских домов, далеких, словно свет недостижимых звезд, но к ней почему-то влекло, хотелось увидеть, что там во дворе, но стоило приблизиться к окну, как в этой тьме появлялись мерцающие огоньки, словно бы светящиеся мотыльки прямо за стеклом. Они напоминали свет новогодних гирлянд, но никакой праздничности в них не было, в них была не радость от встречи Нового года, а трагедия прощания со старым, словно бы с собственной жизнью, которая внезапно становилась старой и ненужной перед чем-то ужасающе новым, и огоньки прилетели именно за этой жизнью, жизнью Алика. Хотелось побыстрее отойти от окна и исчезнуть для мерцающих огней - такова была игра и до сих пор она оканчивалась для Алика благополучно.
      Так и в этот раз Алика непреодолимо потянуло к окну, чтобы увидеть, что там…, увидеть вновь эти мерцающие огни, или убедиться, что они исчезли из его жизни. Он хотел вначале снять марлю осторожно, чтобы не пылить и не испачкаться, а потом передумал и попросту сорвал. Из окна на него хлынул белый, какой-то снежный, свет. Собственно, снег висел в воздухе, как мелкая пыль с марли, которую Алик сорвал с окна, в снеге был весь двор и по нему под тусклым солнцем, светившем как лампа сквозь матовый рассеиватель неба, ходила свинья почему-то. Свинья была солидная и заметная, розовая на белом. Такая хорошенькая, немного смешноватая, но при всей добродушности, плававшей по ее морде, было как-то не по себе от ее вида. Она была средь городских кварталов, где свиньи в свинском обличье отродясь не водились. И было в этой свинье, оставлявшей на снегу кругленькие следы, что-то дьявольское, холодившее кровь...
      Алик долго вспоминал это видение, эту довольную жизнью, откормленную, позитивную свинью, от которой несло чем-то дьявольским, чертовским и не мог понять к чему и о чем оно. Много лет прошло прежде чем понимание обрушилось на него. Розовая откормленная свинья – это и есть маленький нефтяной город на Крайнем Севере. Символ благополучия и устроенности, символ вершин животной жизни и вкушения радостей, какие может она дать, символ вечной жажды жратвы и богатств, символ беспринципности, если не считать принципом стремление к обогащению и удовольствиям, невоздержанности, неразборчивости в средствах и кровожадности, способности принести в жертву своему благополучию хоть весь окружающий мир ну и форменного и бесформенного свинства, наконец.

Эпилог, часть 1.
Два года спустя
      «Человек придумал столько процедур для поддержания тела, что некогда заботиться о душе»

      Через два года, после вынесения приговора, находясь на середине условного срока, я вышел из вагона на омском железнодорожном вокзале примерно пол-одиннадцатого дня местного времени и наткнулся на трех встречающих в милицейской форме. Сердце дрогнуло по старой памяти, но пошел спокойно, размышляя о том, какие вопросы могут быть ко мне?
      Милиция вглядывалась в лица спускавшихся из вагона, в том числе и в мое, и отловила всех мужчин.
      - Предъявите документы, - потребовал мент молодой и не испорченный. Я принялся шарить в карманах, а тем временем спросил:
      - Кого ищете-то?
      - Пассажира, - ответил мент.
      Я протянул паспорт.
      - Фамилия Дробот, - прочитал мент и добавил. - Можете идти.
      - Кто ехал на седьмом месте? - спросил он следом у проводницы, которой я подарил свою книгу.
      «Не меня», - отлегло от сердца…
      Последствия репрессий и уголовного преследования, видимо, будут преследовать меня всю оставшуюся жизнь. Это как ранение Фродо моргульским клинком на Заветри, описанное в книге «Властелин колец». Подобные раны заживают, но боль от них остается на всю жизнь. Однако, даже сама перспектива получения подобных ран и даже смерти не должна пугать человека при осуществлении своей миссии на этой Земле.
      Надо уметь вовремя прекратить свою жизнь и в кратком смысле этого слова и в полном его смысле, как прекращают свою жизнь даже люди святые, пророки и проповедники. Именно в этом состоит окончательное человеческое счастье, в разумном принятии смерти, - это я сейчас точно понимаю.
      Я уже прекратил свою жизнь в кратком смысле этого слова на должности главного редактора телерадиокомпании. Тогда власти маленького нефтяного города, разномастные чиновники и жаждавшие спокойной жизни и денег коллеги старались избавиться от меня, думая, что действуют по своему велению и хотению, на самом деле с должности главного редактора телерадиокомпании хотел уйти я сам. Я совершенно сознательно прекратил свою жизнь. Я чувствовал, как меня засасывает грязное болото денег, должностных ухищрений и привычка стоять надо всеми... Это действительная грязь любой власти.
      Именно поэтому я решил вести свою деятельность на посту директора-главного редактора телерадиокомпании города Муравленко в строгом соответствии с принципами свободы слова и закона, что было расценено властями, как нагнетание ситуации. Собственно, это так и выглядело на фоне лизоблюдских материалов подчиненных мне журналистов, силой менять политические предпочтения которых я не имел права.
      Я хотел увидеть: сколь долго мне позволят честно работать по Закону «О СМИ» и кто против меня восстанет. Восстали все, даже журналисты, которые, по логике, должны бы приветствовать! Это меня удивило. За меня никто доброго слова не сказал. Это меня еще раз удивило! Третье удивление мое проистекло от обилия и неразборчивости в средствах, какими от меня избавлялись и как меня преследовали в розыске. К подобному я не был готов...
      Но я получил знание и путевку в жизнь, которой еще не жил... Спасибо всем. Слава Богу, что жизнь еще продолжается. У меня хватило сил переломить негативную полосу, а может и банально перетерпеть, я нашел силы вновь обрести полноценное счастье. За все это я себя уважаю. Когда будет следующий поворот я не знаю, но я хотел бы, чтобы у меня достало силы духа прекратить свою жизнь не только в кратком смысле этого слова, но и в полном - самостоятельно на полном согласии с судьбой и с ведома Бога, когда опять же придет время.
      «Русский человек должен во что-то верить, понял браток?», - сказал дядя Юра в романе «Град обреченный» Аркадия и Бориса Стругацких. «Русский человек без веры – дрянь», - писал Федор Достоевский. Об этом же говорил русский философ Иван Ильин. Иногда целая книга и даже многие книги могут быть созданы для единой фразы, которая запоминается. Так и жизнь человека может быть создана для единственной вспышки, для единственного слова, для одного шага и когда эта вспышка затухает и когда человек понимает, что его более ничего не ждет, кульминация произведения, так сказать, пройдена, то после кульминации все лишается смысла, кроме последней фразы. Именно последняя фраза украшает все произведение и дает ему завершенность. Вот к чему должны быть направлены мои мысли: надо идти к вере…
      «...я не могу жить в стране, которая не защищает моих прав. Если топчут тебя ногами, лучше быть псом, нежели человеком...» - сказал Барышник (речь идет о продаже его имущества на территории Германии) в рассказе «Михаэль Кольхаас». И я не хочу работать на эту страну, которая не уважает моих прав.
      «Не трать себя на борьбу, которая ожесточает и умерщвляет», - сказал священник в фильме «Свалка» после бесплодных поисков похищенного полицией бездомного мальчика - жителя трущоб. Время, когда живется весело, проходит слишком быстро. Не надо на себя взваливать излишние заботы, они своей тяжестью прижимают к земле.
      Я все больше понимаю, что миг смерти для человека неопределен, что катастрофа может произойти в любой момент. Никого на небесах не волнуют наши незаконченные дела. Человек так быстро становится вчерашним, как и сам день, поэтому все задуманное надо делать быстрее, несмотря на последствия, потому что они все равно придут.
      Я уже поступил так, как рекомендовал поступить Лев Толстой любому порядочному человеку: отказался от должности руководителя бюджетного СМИ всеми своими действиями и живу, не работая на государство, небогато, но довольно счастливо и при этом проповедуя. Это идеальное состояние человека по Толстому.
      Я, наконец, понял, что все профессии, все увлечения - это лишь мифы, сказки, легенды, придуманные человеком, чтобы чем-то занять себя на этой Земле. На самом деле нет ничего, кроме любви к своим близким, нет ничего, кроме семьи. А когда кончается любовь к близким, то не остается ничего, кроме любви к Богу, к самой простой жизни, к самым простым ее радостям, как у моей матери, например. 
      Но что делать дальше? Созерцать мир. «Русская идея есть идея сердца. Идея созерцающего сердца...», - сказал Иван Ильин - русский православный философ. Ум, с чем бы ни встретился, сразу думает: как угодить, как выгоднее; а сердце всегда чувствует суть явления. Любите, все, что видите, но при этом и смотрите на то, что любите.
      Слова и чувства – надо тщательно следить за ними. «Запомните, пожалуйста, - сказал православный проповедник Осипов, - что даже, когда Христос обличал фарисеев, говорил: «Змеи, порождение Геены…» - это был гнев любви, а не гнев ненависти...
      Можно, оказывается, гневаться, любя человека, а можно гневаться, ненавидя человека..., - продолжил он же. - Наше обличение даже, когда мы хотим обличить, должно быть наполнено любовью, но никак не ненавистью. Неприязнь не должна присутствовать у нас, потому как ненависть - это дьявол, а он возникает в нас».
      Заверить эту часть эпилога хочется возращением к фильму «Меланхолия», режиссера Ларса Фон Триера, о жизни небольшой семьи в преддверии вселенской катастрофы: столкновении Земли с другой планетой Меланхолия, невесть как занесенной в солнечную систему.
      Мне стало крайне печально, после просмотра этого фильма, такого ужаса я давно не испытывал от кино. Ощущение бессмысленности всего и в особенности обид, нанесенных близким, в то время, когда всем уготована одна неизбежная участь, потому что во вселенской катастрофе я увидел контекст катастрофы личной для каждого отдельного человека, которая, в конечном счете, сливается в одну единую вселенскую катастрофу… Вселенная гаснет, если умирает всего лишь один человек. Поэтому ничто не достойно огорчений и волнений, ничто не достойно подлости, лжи и предательства. Все должно приносить только радость, даже, если вокруг невзгоды... И человек должен хранить себя в чистоте, несмотря ни на что.

Руча
      «Те, в чьей доброте уверен, не страшат»

      Чернота полуночи густо рябила звездами, будто весь мир был помещен в плотный, но дырявый мешок, оставленный где-то на ярком свете. Стоило всмотреться в эту черноту пристальнее, как буквально из ниоткуда появлялись еще звезды и еще, пока все ночное небо не начинало светиться. Именно в этот момент треснула скорлупа на одном из куриных яиц, которые не пошли на хозяйскую сковороду и которые высиживала крупная наседка, постоянная мать все новых и новых цыплят. Затем трещина появилась на другом яйце, и еще на одном, и еще на одном...
      Когда утром проснулись хозяева, бывшие для кур Богами и населявшие добротную усадьбу, наделенную просторным двором и садом, то их взглядам предстал целый выводок пищащих и уже покоряющих жизнь маленьких грязно-желтых созданий, каждое из которых имело известное Богам предназначение…
      Куры всегда плохо интересовались своим предназначением и это еще слабо сказано. Они совсем им не интересовались. Им казалось, что в этом и есть их предназначение, чтобы не видеть дальше курятника: занять почетное место в куриной иерархии, получать удовольствия и благополучно устроить личную жизнь.
      Они всю свою куриную жизнь добро брали во вход, то есть в клюв, и отдавали грязь в выход, то есть ею облегчались, суетились, боролись и даже дрались, подличали и гадили, добиваясь иногда очень даже заметных успехов на своем курином пути, но итог был у всех один и то же. Они все куда-то пропадали. Исчезали и все тут. Причем оставшиеся даже не интересовались, куда пропали их соседи, потому что чужие проблемы кур не волновали. Если кто-то пропадает, то, значит, тому есть веская причина и может быть даже вина, - примерно так думали куры и даже не думали, а подсознательно знали, что пропажами своих близких и соседей интересоваться не надо, для своей же пользы.
      Конечно, курам было невдомек, что их жизненный успех с точки зрения Богов у всех кур имел только два варианта: набор максимального веса, при желательно ограниченном движении, чтобы мясо не стало сильно жестким, из-за крепких мышечных волокон, а также порождение и высиживание потомства. И все... вроде бы. Но вернемся к молоденьким цыплятам, один из которых, точнее – одна, родилась совсем никудышняя.
      Курочка родилась маленькой, неуклюжей и слабой, отличавшейся от своих цыплячьих соплеменниц не в сторону, необходимую для выживания и продвижению по службе, а в сторону прямо противоположную. Такое природа иногда вытворяет беспричинно. Награждает новорожденного то врожденной хромотой, то худобой, то слепотой…, а то и еще каким-то неразличимым внешне дефектом. И тут приходится только удивляться: курица-мать одна и та же, и петух единственный на весь курятник, а результат – из ряда вон.
      На первый взгляд, такой результат, каким получилась курочка, – только взять да придушить сразу, чтобы зерно зря не расходовать, в общем, обойтись с новорожденным по спартанскому принципу, потому как: 
      - Совершенно не приспособлена к жизни, - говорят обычно про таких.
      Однако, типичный курятник привычен к смерти цыплят в младенчестве и утробе, к так называемой перинатальной, младенческой и детской смерти – это обычная убыль, не стоящая размышлений, а тем более оргвыводов со стороны петуха. Бог зерно не считает, да и сколько склюет его тот, кому предназначены не годы, а дни, а то и того меньше? Смысла нет тратить силы на то, что и так сделает природа. О курочке быстро забыли, будто, и не было ее вовсе.
      Недоделанная обрела право жизнь и право ее отстаивать, а главное право на отстаивание жизни в курятнике реализовывалось в борьбе за еду и комфорт, которые в нашем конкретном хозяйском дворе существовало не в виде тарелки, корыта или службы, а в виде неказистого саманного строения и зерна, насыпанного прямо на земле протяженной полосой, чтобы обеспечить подход всем голодным. Но недоделанной курочке повезло.
      Вылупившихся цыплят поначалу кормили сваренными вкрутую и мелко порезанными куриными яйцами, потому что иное в силу возраста съесть они не могли. И вот тут, еще до выхода молодняка во взрослую жизнь, Бог – точнее одна из Богов – возможно, его помощница – Ангел – заметила недоделанную и пожалела ее. Она еще не потеряла притягательного интереса к живому, интереса, который с возрастом даже среди Богов становится очень уж ограниченным. Она еще не потеряла любопытства и не обрела корысти к растимому, выражающемуся в точном подчинении всего вокруг цели личного питания… - она была всего лишь маленькой девочкой. 
      «Она погибнет, если не помочь», - подумала Ангел, глядя на то, как цыплята жестоко и эгоистично бьются за кусочки вареного яйца, отталкивая друг друга, бегая друг по другу и топча. Недоделанная не могла склевать ни кусочка, она то падала, то не успевала дотянуться, еда исчезала вокруг нее, а перед глазками мелькали цыплячьи лапки. Кто-то жестокий может и посмеялся бы над недоделанной, как часто смеются сильные, но трусливые, над слабыми, и продолжил бы наблюдать за ее мучениями… Девочка же не успела подумать, как ее рука сама потянулась к недоделанной и выхватила ее из цыплячьего общежития, размещавшегося в простой картонной коробке из-под обуви.   
      Она, успокаивая, погладила недоделанную по маленькой головке и посадила ее в отдельную коробку и насыпала ей отдельно крошеного вареного яйца. Недоделанная курочка принялась клевать… С этого времени так и повелось. Девочка следила за недоделанной, не позволяла обижать ее маленьким сестрам, кормила, ласкала, и недоделанная так привыкла к рукам, что девочка, когда захотела дать ей имя, и не раздумывала долго: она назвала маленькую курочку, которая была еще цыпленком: Руча…
      Руча не стала ни прекрасным сказочным лебедем, который благодаря дарованным ему от природы талантам при жизни вознесся к небесам и мог посмеяться над своими притеснителями и унижителями, она не стала даже прекрасной курицей, она на всю жизнь осталась какой-то недоделанной, ущербной от природы слабой курочкой. Но от этого любовь девочки к ней не ослабевала. Их дружба только крепла и приумножалась. Девочка любила нежить курочку в своих руках, наделять ее теплом своей любви и заботы, которого Руча была лишена среди своих соплеменниц, а курочка отвечала ей своей искренней любовью и неслась к ней, смешно переваливаясь на лапах, неслась словно бы самый преданный пес к хозяину, едва заслышав зов своего Бога:
      - Руча, Руча, Руча!!!
     Девочка подолгу выгуливала Ручу и играла с ней, а все остальные куры, столпившись у заборчика, выполненного из металлической сетки, с завистью смотрели и что-то накудахтывали петуху, причем особенно вредно накудахтывали две стареющие клуши, в силу выслуги лет наиболее приближенные к правящей в курятнике особе. «Ко-ко», да «ко-ко»... Петух и без того не питавший к Руче теплых чувств тоже стал не одобрительно посматривать на нее…
      Однако перед смертью они кричали, истошно и громко, и в криках этих было проклятие всей их сытой и дисциплинированной жизни. Они мигом забывали все сладкие мгновения у кормушки, теплую, обнадеживающую и такую страстную близость с петухом, вдохновляющий подъем по куриной иерархической лестнице, когда каждый шаг приближения к правящей особе давался с трудом. Забывались и самые лучшие премиальные зерна, которые петух выбирал им из общей массы, в награду за хорошее служение, забывалась и пьянящая распирающая грудь гордость от этих наград.
      Все, ВСЕ! ускользало, словно легкий несущественный сон, оставляя один только великий страх перед неизвестным. И это неизвестное, имя которому для всех куриц было – Бог, отделяло и уносило их от привычного курятника, от петуха-вожака, от кормушки, от любимого насеста. Все внезапно становилось потерянным, когда руки Бога хватали курицу и несли, а она уже не могла дотянуться лапами до земли и побежать, побежать, чтобы убежать от опасности, затеряться среди других своих сестер, затеряться так, чтобы руки Бога выбрали другую – другую для отделения от курятника и лишения всего. Другую – для окончательного исчезновения, что всегда и бывало после таких истошных криков… Исчезнувшую сестру, правда, быстро забывали, немного покудахтав на поминках, но память об истошных криках и страх этих криков жил в курах вечно.
      Руча видела горести соплеменниц и всегда недоумевала, почему ее сестры, которых она, впрочем, не сильно-то и любила и более побаивалась, чем любила, - почему они так сильно кричат в руках Богов. Она знала эти руки, их прикосновение, как самое доброе, что она испытывала в этой жизни. С пребыванием в божественных руках у нее были связаны самые лучшие воспоминания, в отличие от воспоминаний о жизни среди ее завистливых и ревнивых соплеменниц, в отличие от воспоминаний от кормушки, возле которой всегда была такая сильная толчея, что поражало само чувство собственного достоинства, даже нормального куриного достоинства, которым, несомненно, обладала Руча и размышляла на эту тему примерно так:
      «Неужели я ради какой-то еды буду топтать и отталкивать своих сестер?»,
      «Почему они такие настырные и злые, тут же на всех хватит?»
      «Почему они такие ненасытные?»
      Руча всегда смотрела на картину кормления с некоторым ужасом, оценивала со стороны, что делает с бессмертной куриной Душой, как унижает эту бессмертную Душу, как превращает ее в низкое животное - страсть к еде и власти, и как эта страсть воспитывается с самого цыплячьего детства.
      «Можно ли с таким настроением отдаваться в руки Бога?! - раздумывала Руча, вслушиваясь в стенания соплеменниц перед их исчезновением. – Так они никогда не заслужат его любовь». 
      Куры и сама Руча не видели, как в соседнем сарае брызгала кровь, как летела на землю голова их очередной сестры, круглые глаза которой излучали только страх, панический ужас, словно после встревоженного сна на насесте – и это было самое последнее впечатление курицы о земной жизни, скрывающее словно плотный черный театральный занавес все, что происходило прекрасного на сцене куриной жизни, скрывающее настолько, что словно бы красивого спектакля, который завершился и стал невозвратным прошлым никогда и не было.
      Да, да, забывалось все, все, кроме страха и ужаса, но, опять же, этого никто не видел. Именно страх и ужас, а не привилегии, статус, власть и накопленный вес уносили души ее сестер с собой куда-то туда, откуда никто никогда не возвращался, куда-то туда - которое, возможно, нигде и не существует. Но любое беспокойство проходит, и курятник быстро стихал до того мгновенья, когда Богу вновь захочется курочки.
      - Как я не хочу, чтобы тебя резали, моя дорогая Руча, - приговаривала девочка, гладя свою любимую курицу. – Я тебя не отдам отцу ни за что.
      Так часто они и сидели вдвоем на деревянном крыльце, крашеном коричневой краской, до самого вечера, когда день, съедаемый окружающими горами, почти мгновенно сменялся тьмой: худенькая девочка в платьице с сиреневыми узорами и маленькая белая курица Руча, Девочка гладила курицу, как гладят кошку или собаку, иногда она поднимала ей перья рядами, обнажая полоску белой кожи по которой ползали белесые куриные вши, и выбирала этих вшей, а курица молча ластилась и благодарно смотрела на своего Бога, она о чем-то мечтала, о чем-то несбыточном, о чем тут же забывала. Она нежилась в руках Бога...
      Время, однако, не сделало исключения для недоделанной, как оно не делает исключения ни для кого на Земле. Когда-то…, когда Руча состарилась или заболела, настал и ее черед в последний раз ощутить прикосновение рук Бога, прикосновение на этот раз не доброе. Но откуда Руче знать об этом заранее? Да и надо ли? Она легко отдалась этим руках, она не бегала по курятницу, бедственно крича, она не стенала горестно и страшно, а предчувствуя долгое прекрасное общение, в ожидании нежности и тепла, она с радостью бросилась в эти руки. Пребывая в руках Бога, которые несли ее в последний путь, она как обычно не хотела возвращаться в курятник, она предвкушала прекрасные минуты и часы, предвкушала нежность и любовь, совершенно не догадываясь, что впереди ее ждала вечность. И это было благостное неведение.
      Когда топор опускался на ее шею…, а откуда было Руче знать, что такое топор…, она все еще мечтала о счастье, о том сладком курином счастье, которое выпало на ее долю. Она продолжала любить божественные руки… Даже, когда голова ее полетела на землю, как и все предшествующие ей многие куриные головы, вся в капельках крови, струей последовавшей за ней, то в глазах Ручи не было ни страха, ни боли, ни осознания смерти, а одна только вера, любовь и ожидание счастья...
***
Послесловие:
      Куры, все население курятника, боялись лишений, они стремились к благополучию и вечной жизни. Они видели, как Руча подходит к рукам, которые могут лишить жизни, и уходила из этих рук обласканная, накормленная и довольная! А они этого не могли. Они не могли перешагнуть черту, которую рисовал их страх потерять благополучие. Именно страх – это и есть главная опасность человека, которую не смог до конца перешагнуть и я.
      Куры – это иносказательно люди, а петухи – их руководители. Все они интуитивно ненавидят того, кто мил Богу. Они клюют любимчика Бога, они его не замечают, поворачиваются к нему спиной. Любимчику Бога к подобному надо быть готовым. Руча не боялась подойти к Богу, она не боялась взять еду из его рук, рук, которые могли лишить жизни! А люди боятся перешагнуть черту, проведенную их гордыней, из-за боязни потерять так называемое лицо, а вместе с ним и блага. Они боятся перешагнуть черту, проведенную их стремлением к благосостоянию, и порой исполняют приказы, веления и желания, не соответствующие ни морали, ни этике, ни вообще какой-либо человечности.

Эпилог. Часть 2
Сочи, сентябрь-октябрь 2013
      Ведомый надеждой в поддержку коллег, если не в маленьком нефтяном городе Муравленко, то в пределах всей России наверняка, я все-таки сумел выбраться на высокую трибуну, чтобы выступить перед ведущими журналистами России и рассказать им, что со мною произошло и на этом частном примере показать, как власть расправляется с честной журналистикой…
      То, что Всеволод Богданов, председатель Союза журналистов России, принял меня в своем кабинете в Союзе журналистов России на московском Зубовском бульваре в то время, как я уже не был в числе журналистов уже два года, и даже пригласил на фестиваль журналистов в Сочи для рассказа о судьбе книг «Холодный путь к старости» и «Эффект безмолвия», о моей судьбе, причем с оплатой проезда и проживания, смахивало на чудо.
      Из этого случая следуют две важные вещи: чудеса происходят, но «под лежачий камень вода не течет». Если бы я не поехал в Москву и не зашел лично к Богданову, то ничего бы не получил. Но то, что я получил, пока только предполагаемая возможность. Возможность. Что из нее последует, сказать сложно. Я плохой оратор и без подготовки, а возможно и с нею, провалюсь, но я обязан рассказать, как работает против журналистики система власти в провинциальных городках.

После доклада
     «Все легенды обретают жизнь от недостатка информации и чрезмерного воображения»

      Все шезлонги вокруг бассейна с подогреваемой морской водой в сочинском гостиничном комплексе «Жемчужина» были заняты журналистами, приехавшими на всероссийский фестиваль, чтобы, по логике, работать, а не отдыхать, но реальная картина складывалась иная. Журналистов выдавали интеллектуальные разговоры, которые вели в воде их плавающие головы, а также лежащие и сидящие тела. Журналистов выдавали то бейджики с эмблемой Союза журналистов России, на которых синели неразличимые издалека имя, фамилия делегата, то простенькая пляжная сумка в виде мешочка, то синее банное полотенце с выдавленной надписью «Вся Россия», даденные в подарочном наборе каждому журналисту. Все крайне низкого качества. Так, банное полотенце не впитывало воду совершенно и годилось не более, чем на коврик на входе в квартиру или баню, а если поверить надписи на столь некачественном полотенце, то дела у нынешней России были совсем плохи, и она не годилась на то, чтобы исполнять первейшие свои обязанности перед гражданами.
      Журналистами был тесно заполнен и небольшой песчаный причерноморский пляж и именно - по тем же самым приметам. Правда, назвать приехавших журналистами можно было лишь по тому обстоятельству, что если приехавшие собрались на фестиваль журналистов – то, значит, и собрались – журналисты. Но на самом деле: номер в гостинице «Жемчужина» был совсем не дешев, да и проезд из отдаленных городов России – тоже.
      Поэтому организованный Союзом журналистов России фестиваль журналистов, как обычно, собрал людей, либо близкорасположенных к финансам собственных или бюджетных предприятий: руководителей газет и журналов и их приближенных, либо – людей, близкорасположенных к руководству Союзом журналистов России. В большинстве своем не тех, кто рискует жизнью и положением, не тех, кто пытается защитить права простых людей, а тех: кто умеет хорошо зарабатывать деньги, или тех, кто умеет хорошо прислуживать тем, кто поставлен властвовать над простыми людьми, и имеет деньги, чтобы платить писакам, которые помогают ему властвовать...
      На этот же черноморский пляж вышел и я, после того, как отчитал доклад о своей нелегкой ситуации при почти пустой аудитории на тридцать человек, куда меня пришло послушать всего шестеро. Причем, трое - были брянские, спровоцированные их водителем Володей, волею судьбы и организаторов фестиваля, проживавшим в одном номере со мною.
      В расстроенных чувствах я осмотрелся вокруг и все: и знаменитый проходившими в нем кинофестивалями и песней Вилли Токарева отель «Жемчужина», и верещагинский мост над огромным оврагом, где этот отель находился, и санаторий «Светлана», находившийся метрах в пятистах от «Жемчужины», где меня поселили, и выложенные плиткой тротуары, и все-все-все вокруг мне показалось какими-то дьявольски обманчивыми декорациями к печальной пьесе жизни, чем-то не от мира сего, чем-то теневым, виртуальным, настолько несущественным, что даже почти несуществующим, но вместе с тем настолько увлекающим и сводящим с ума, что человек словно бы становится сам маленькой фигуркой в виртуальной игре, которую затеял, но увлекся и улетел, как Алиса в заэкранную страну чудес. Это было удивительное впечатление, которое я испытал впервые в своей жизни…
      Октябрьская черноморская вода оказалась холодной. Плавание в море не столько освежало, сколько выстуживало тело, но я хотел снять стресс. Я был не большой мастак публичных выступлений, как я уже писал, и они давались мне с трудом и этот труд я уже исполнил, получив долю напряжения, но увиденное на пляже поразило меня до глубины сердца!
      Меня – человека, который ради журналистики, ради исполнения своего долга, сознательно лишился благосостояния, работы, безопасности и в уже ощутимой мере – свободы, меня, который, будучи условно осужденным на четыре года, которые власти легко могли перевести в реальные, рисковал своим оставшимся благополучием даже самим приездом на этот фестиваль с докладом о том, как власть расправляется с журналистами… - меня позабыли. Меня позабыли, мною пренебрегли, ради наслаждения последним черноморским лучом солнца, негой его тепла, шумом морских волн…, в общем тем, что составляет безусловное счастье любого человека, который находится в отпуске, который предается безделью, созерцанию, но никак не делу, ради которого собравшиеся здесь журналисты потратили деньги, порой и бюджетные.
      «Это - то самое, за что меня фиктивно осудили. Мошенничество с использованием служебного положения причем – массовое», - раздумывал Алик, оглядывая лежащие вокруг тела, массово и реально обманывающие работодателя о целях своих командировок на съезд Союза журналистов, крадущие деньги, поскольку в тот момент, когда они должны были отрабатывать свои заработные платы, они лежали на пляжах. Кругом царили разобщенность, душевный благополучный холод и праздные разговоры.
      Я-то думал, что, оказавшись в яме судьбы, в пропасти, попав под каток власти: лишенный работы, дохода, осужденный и оплеванный - я вызову сочувствие, возмущение и помощь коллег. Я думал, что мне протянут руку помощи: «мол, держи, брат» - и вытянут на поверхность, предложив хоть какую-нибудь работу и публичное освещение давления на журналистику, ее удушение. Но журналисты и руководители СМИ в подавляющем большинстве своем предпочли не заглядывать в яму, где я сидел. А те, кто заглянули, просто выслушали, спросили каково сидеть в этой яме, не жалею ли я о своих действиях, из-за которых я в эту яму свалился, и разошлись... Такого равнодушия от журналистики к наисерьезнейшей проблеме ее существования, я не ожидал.
      Потом я внимательнее присмотрелся к поведению журналистов на фестивале и вывел простую формулу. Все участники фестиваля в полном составе, ну возможно за исключением богатых единиц, обязательно посещали только такие мероприятия съезда, как завтраки, обеды и ужины. Вне всяких мероприятий, на добровольной основе пользовался популярностью пляж и бассейн, как возможность ублажить себя. Из остальных мероприятий фестиваля, наибольшего внимания удостоилась только встреча с главой города Сочи, которая, на мой взгляд, вообще должна была, по логике съезда, не привлечь внимания, как встреча с местечковым чиновником, ничего не знающим о проблемах журналистики! Остальные встречи собирали немногочисленную публику…
      Формула личности современного журналиста не то, чтобы вытекала из этих фактов, она просто фонтанировала. Журналисты в первую очередь стремились к бесплатному комфорту и хорошей еде, игнорируя какие-либо должностные, моральные или этические обязанности. Во вторую очередь журналисты стремились сблизиться с властью, которая все это может дать. В третью очередь - они отдавали себя прекрасному и научному, чтобы укрепить свое благосостояние и превосходство, и чтобы сближение с властью прошло как можно более успешно для комфорта и еды. В последнюю очередь очень-очень редкие журналисты, видимо сдуру, могли поинтересоваться и проблемами, которые власть не только не волнуют, но которые власть сама провоцирует и распространяет...
      Эта вновь открытая формула журналиста настолько взволновала меня, что когда я по счастливому стечению обстоятельств попал за стол к председателю Союза журналистов Богданову, то сказал тост и предложил выпить за то, чтобы описанный мною порядок предпочтений журналистов изменился с точностью до наоборот. Но об этом чуть позднее.
      Сейчас я сам лежал на шезлонге сочинской «Жемчужины», смотрел на догоравшее октябрьское небо и перебирал в памяти этапы своего триумфа, если так можно назвать то, что со мною произошло за все время пребывания в журналистике, а также то, что в этой книге можно отнести к кульминации.

Как случилось, что мне удалось выступить на съезде Союза журналистов
      «В жизни есть два самых главных правила: сделать каждый день жизни интересным и незабываемым, сделать так, чтобы таких дней было как можно больше»

      Счастье редко падает на того, кто не движется по садам, под ветвистыми деревьями, на которых это счастье произрастает. Надо искать сад счастья. Но не только его, но и человека, который может привести в этот сад.
      Я приехал в Москву из небольшого городка Чернь тульской области без предупреждения полиции, что могло стоить мне свободы - таковы были условия моего условного уголовного осуждения: не покидать место жительства без предупреждения своих надзирателей. Но мои надзиратели находились в маленьком нефтяном городе Муравленко, за тысячи километров от меня, взять у них разрешение на выезд из Черни, в которую они меня отпустили, не было никакой возможности, но честно говоря, им и не следовало знать, зачем я собираюсь в Москву и где в Москве я буду останавливаться.
      Приехал я в Москву, чтобы встретиться с Всеволодом Богдановым, председателем Союза журналистов России, и попросить его о помощи в поиске мне работы.
Богданов принял меня без проволочек, но лицо его радости от встречи не выражало, оно скорее было настороженным. Этот кабинет видел массу просителей. Всем всегда что-то надо – это я прекрасно понимал и не осуждал.
      - Ну что, рассказывай, - запросто сказал Богданов.
      - Осудили меня, Всеволод Леонидович, заочно без моего участия. Я уже два года без работы. Прошу вашей помощи, - попросил я. Это был большой для меня шаг, поскольку я крайне не любил у кого-либо что-либо просить, поскольку понимал, что у каждого властителя есть свои проблемы и задачи, требующие времени и внимания, а также масса иных желающих помощи. Просить – значит отнимать: отнимать время и силы у того, к кому обращаешься, отнимать то, что могут дать мне, у других просящих. В человеческом плане, я никогда не считал себя значимее других и даже квартиру себе не просил и не получил в маленьком нефтяном городе Муравленко, хотя все, кто занимал должность, на которой я пребывал шесть лет, получили по квартире и даже не по одной.
      Лицо Богданова участливо изменилось, и он удивленно спросил:
      - Все-таки осудили??? А я думал, что все прошло и само собой утряслось.
      «Богданов не читает электронные письма», - понял я, вспомнив, как от его ближайшей помощницы М-синой слышал, что Богданов вообще с компьютером не дружит. У него даже на рабочем столе монитора нет. И это действительно было так. В наш электронный век, когда все тексты составляются на компьютерах, у главного журналиста страны не было на столе этой важной составляющей современного мира.
      - Осудили, Всеволод Леонидович, причем самым подлым образом, - повторил я. – И не дают дышать в нашем маленьком нефтяном городе. Кассационную жалобу не принимают, хоть я во все инстанции стучался. Я ведь даже полтора года в федеральном розыске был, по сути – ни за что.
      Богданов поднял телефонную трубку внутренней связи, быстро набрал короткий номер и сказал:
      - Павел зайди ко мне.
      Секретарь Союза журналистов России Павел Гутионтов вошел так быстро и тихо, что я увидел его уже, будто по волшебству, сидящим на стуле, напротив.
      - Вот, Павел, ты Андрея знаешь. Осудили его без участия в суде, - начал Богданов. – Сейчас без работы. Это новая книга. А на что ты живешь?
      - Я всегда был жмотом, - самокритично ответил я, намеренно применив по отношению к себе нелицеприятное выражение. – Если зарабатывал рубль, то пятьдесят копеек откладывал. Кроме того, родственники и жена помогают.
      Богданов слегка переменился в лице при слове «жмот».
      - Приговор вынесен условный, - продолжил рассказывать я. – Но выезд за пределы маленького нефтяного города ограничен. Мне надо указывать по какому адресу выезжаю, на какой срок. Поэтому на работу в другом городе устроиться не могу. Держат меня там, как селедку в банке. Сейчас в Москве я незаконно. Скажешь куда едешь – могут не пустить.
      Тут я немного обманул, чтобы не вдаваться в подробности волокиты оформления выезда и ментовских требований о выдаче адресов, а значит и всех друзей, у которых будешь жить.
      - В общем как раньше, на сто второй километр от Москвы, - пошутил Гутионтов.
      - Что-то похожее, - согласился я.
      - В общем, Павел, давай приглашай его на фестиваль, пусть расскажет, - нашел выход Богданов.
      - Разбавим наш хороший коктейль вступающих? – высказал Гутионтов полувопрос-полуутверждение.
      - А почему бы нет? – ответил Богданов.
      - Тут есть параллель, - заметил Гутионтов. – Если после фестиваля в Дагомысе ему дали условный приговор, то после этого – дадут реальный.
      - Опасность этого есть, - согласился я, мысленно отдавая должное уважение сообразительности Павла.
      - А может это событие сыграет и наоборот, - предложил другую версию Гутионтов. – С Дагомыса началось, а в Сочи все закончится.
      Говорят: хочешь рассмешить Бога, расскажи о своих планах.
      - Мне, чтобы выехать из маленького нефтяного города, нужно письмо-приглашение, - сказал я. – Меня так просто не выпустят, мне надо указать, куда я еду и где буду жить. Я сейчас в так называемом отпуске, хотя какой у меня безработного может быть отпуск? С выездом в Сочи могут возникнуть проблемы, а с письмом… - полиция возьмет под козырек. И письмо нужно прямо сейчас, чтобы я с ним уехал.
      О сиюминутном оформлении письма я сказал, конечно, потому что знал волокитный характер Союза журналистов России, откуда стоит уехать, как о тебе и забудут.
      - Тогда оформляйте письмо. Павел помоги, - приказал Богданов…
      Печатала письмо Надежда М-сина, давняя моя знакомая. Я смотрел на нее и удивлялся: она словно бы и не менялась. Время шло, а Надежда оставалась такой, как много лет назад и лицом и телом. Вот так бы и все добрые надежды не испарялись.
      Примерно через полчаса письмо было у меня в руках, и текст его гласил:
      «С 28 сентября по 4 октября в г. Сочи в отеле «Жемчужина» состоится фестиваль журналистов «Вся Россия - 2013»… Приглашаем Вас принять участие в нашем форуме и выступить с сообщением о судьбе Вашей книги. Проезд и проживание за счет организаторов».
      Покидая Союз журналистов, я был безмерно счастлив этому приглашению, возможности громко озвучить свои проблемы и в особенности тому, что это произойдет за счет Союза журналистов России. Я был на вершине счастья и тотчас перезвонил Лиде и все ей рассказал.

Подготовка к докладу
     «Хорошее или плохое качество - любопытство - зависит от того, к чему это любопытство приводит»

      Последующие полтора месяца прошли под знаком вдохновения и надежды. Я заново пересматривал документы репрессий, заново окунался в атмосферу угнетенности, злобы, лжи, подлости, травли, но переносил это легче, чем, когда испытывал, от осознания, что скоро, совсем скоро меня услышат и что-то сделают. По крайней мере, скажут об этом в других городах, на страницах незнакомых мне изданий, а возможно даже в столичных. Это была высокая ответственность.
      Я уже даже боялся сотен умных глаз, устремленных на меня, которого уполномочили доложить самую обыденную историю для настоящего журналиста. Все-таки многих журналистов убивают, калечат, а тут всего-навсего – условный приговор по сфабрикованному уголовному преступлению. Несерьезно: не выпить стоя и не почтить память. Но сам председатель Союза журналистов Богданов поставил передо мною эту задачу, а Богданову виднее, что должно прозвучать на фестивале журналистов и кто должен выступить. Все-таки между Богдановым и мною не было ни родственных, ни дружеских связей, а, значит, была объективность.
      Во время подготовки к выступлению я написал коллеге – директору телестудии «Факт» из Тарко-Сале Владимиру Р-ненко, который тоже попал под каток прокуратуры, но сумел защититься и порекомендовал мне в помощь московского адвоката С-харева. Я размечтался найти в нем поддержку и включить в свой доклад элементы истории коллеги, но получил отказное высокостильное и даже высокоинтеллектуальное письмо.
      «Андрей, добрый вечер!
      Мне искренне жаль, что так случилось с Вами. Но жизнь продолжается, и, если сохранено здоровье, - все еще наладится. Станьте счастливым и подлецы этого не переживут, так, кажется, говаривал Юрий Никулин. Касательно съезда и всего с ним и подобным связанным - я не верю. Давно. Не верю ни в смелость, ни в честь, ни в достоинство, ни в солидарность, ни в порядочность – не верю во все неотъемлемые слагаемые нашей профессии. Мышиная чиновничья рать давно сожрала и подменила ложью и показухой - бездарной, циничной и наглой - не только образование, производство, науку и культуру - она без остановки гонит страну к развалу. Что уж говорить о всех нас: о четвертой власти??? Щепках в проруби. Много помощи или хотя бы простого слова поддержки от коллег получили Вы, я, подобные нам - просто не понравившиеся, неудобные и т.д.? Что-то сказал Союз журналистов Ямала, УрФо, страны? Еще несколько лет назад я предлагал неформально, а потом и формально объединиться директорам телестудий Ямала для выработки общих принципов защиты свободы слова и собственной в этой связи. Как думаете, чем все закончилось? Об этом можно много говорить, да сытый голодного не разумеет.
      На съезд приглашали - отказался. В августовском номере «Деловой России» есть мое расшифрованное хаотичное и довольно слабое интервью по телефону на эту тему. Хотите-можете использовать что-то оттуда, если, конечно, это созвучно Вашим убеждениям. Правда там ничего нет про "правоохранителей", но они ведь просто слуги хозяина, звено порочной системы, в которой болтается и то, что почему-то до сих пор называет себя «журналистикой». И в отчете власти - демонстрации демократии и плюрализма съезда сообщества журналистов, будет подколота статистическая справка и о прозвучавшей теме из Ваших уст. Горькая шутка, извините.
      Удачи Вам, сил и веры в то, что Вы делаете!» 
      Но кто верит в смерть, поднимаясь в атаку? Я счел мысли Владимира банальным стремлением спрятаться от опасностей, которые, несомненно, пролетят мимо меня, достаточно лишь заставить всех подняться и дружно атаковать несправедливость, заставить власть изменить правила игры с журналистами.

Приезд в Сочи
     «Легенды и реальная история следуют разными дорогами»

      Воодушевление и волнение, с каким я летел на всероссийский фестиваль журналистов, можно было бы сравнить с волнением человека, покупающего первую квартиру или машину, или справляющего долгожданный юбилей среди дорогих друзей. Это была новизна, абсолютная новизна, в которой виделось только хорошее. Что будет за этой новизной? Неизвестно, но, несомненно, - хорошее.
      Задержка сочинского авиарейса в Москве немного опечалила меня, поскольку в Сочи меня должны были встречать: от Союза журналистов России был организован трансфер в гостиницу. Было неудобно перед водителем, сам-то я готов был и провести хоть всю ночь в аэропорту, лишь бы попасть на фестиваль журналистов, чтобы потом, в самом худшем случае, вспоминать об этом событии и говорить друзьям и близким: «Я жил в «Жемчужине», где бывал Вилли Токарев». А там еще и бассейн с подогреваемой морской водой… Я всегда любил знаковые события. От предвкушения грядущих радостей уже на посадочной полосе сочинского аэропорта меня отвлек телефонный звонок.
      - Добрый день, вы уже прилетели? – спросил его незнакомый мужчина.
      - Да, вот только-только сели, - ответил я, поняв, что это звонит тот, кто должен меня встретить.
      - Как только выйдете из аэропорта, сразу перезвоните по этому номеру, и я подъеду, - сказал мужчина и отключил телефон…
      Вместительный микроавтобус «Хундай» принял меня на остановке напротив современного сочинского аэропорта, который возник на месте старого в течение каких-нибудь двух-трех лет, в котором я уже бывал, находясь в федеральном розыске и встречая жену. Водитель помог уложить багаж.
      - Садитесь, едем, - сказал он.
      - А другие? – спросил я.
      - Вы единственный, - ответил водитель.
      Стыд и давление статуса единственного я почувствовал уже в дороге. Повышенного внимания к собственной персоне я никогда не любил. Я любил тихое спокойное уважение и даже мечтал о нем, но хлопки в мою честь убивали меня, как залпы охотничьих ружей - например, гуся. Впрочем, этих хлопков за всю мою жизнь было немного.
      Навстречу понеслись предолимпийские неоновые контуры хоккеистов, лыжников, фигуристов…, установленные вдоль шоссе, обвязывающего добрые бока прибрежных возвышенностей. «Сумею ли я оправдать доверие Богданова и такие авансы в виде такси для единственного пассажира?» - уже раздумывал я…
      - В какую гостиницу вас везти? – внезапно спросил водитель.
      Хмель переоценки улетучился. «Значит, не только «Жемчужина»», - мигом сообразил я и ответил: - Не знаю.
      Водитель куда-то перезвонил и сообщил:
      - Едем в Светлану…
      Лавровые листья причастности к Вилли Токареву облетели с моей головы, и осталась одна лысая усталость от четырнадцатичасовой поездки на двух самолетах и одном маршрутном такси. Символы, символы. В этот раз - обманули…
      В ночной тьме на шестом этаже «Светланы» храпел мой сосед по номеру. Оказалось, он вовсе не редактор или журналист, на что я надеялся, чтобы завести разговор о работе, о переезде на новое место, а водитель брянской городской администрации Владимир. Он привез на темно-синей затрапезной «ГАЗели» десять человек брянских редакторов, разместившихся в других гостиничных номерах…
      - Вообще, так обычно не поступают, - согласилась Лида в телефонном разговоре. – Селят с коллегами.
      «Это М-сина все мстит мне за то, что я по ней проехался в книжке», - понял я, но, впрочем, быстро уснул.

Володя
      «Чтение само по себе человека никак не изменяет, оно только делает его начитаннее, если, конечно, тот запоминает прочитанное, а изменяет человека только применение прочитанного, то есть труд над собой»

      Брянский водитель Володя, похожий на чертика без рожек, и впрямь был необычным. Он нервно курил на балконе, присев, чтобы его не заметили последователи закона об ограничении курения, но дым, следуя конвекции, затягивался в комнаты, что было ощутимо любому носу. Водку Володя пил не рюмками, а фужерами даже в присутствии рюмок, сразу по полфужера, но не пьянел.
      - А ты не боишься, что от твоего доклада твое положение лишь ухудшится? – несколько раз спрашивал он у меня.
      - Не знаю, - отвечал я.
      Человеческая жизнь всегда висит на тонком волоске случайностей и так естественно скоротечна, что удивительно наблюдать людей, которые своим поведением утверждают вечность. Они словно блеклые кусочки тающего льда, которые не торопятся блеснуть последний раз, боятся подставить себя под несущую теплоту и смерть энергию солнца, надеясь остаться в этом состоянии оледенения навечно...
      Но нет. Подходит время, и они также тают, как и те кусочки льда, которые блеснули. И им остается только перешептываться: еще один выскочка спекся, но это слабое утешение для того, кому суждено спечься по природе своей. Однако, это утешает неблеснувших, словно бы злословие и зависть создают некий маринад для их вечного будущего, которого у них, априори, быть не может.
      Что же в этом мире, где живут исключительно умирающие, может стать хуже? Парадоксальная жизненная практика бессмертных присутствовала у всех без исключения. Даже у этого человека, Володи, разрушающего свою печень, легкие, сердце и мозг, но в своей покорности боящегося самого обычного высказывания.
      «Одной из самых удивительных особенностей человеческой натуры, вскрытой в это время (во время второй мировой войны), оказалась покорность, - писал Василий Гроссман в своей книге «Жизнь и судьба». -
      Бывали случаи, когда к месту казни устанавливались огромные очереди и жертвы сами регулировали движение очередей. Были случаи, когда ожидать казни приходилось с утра до поздней ночи, в течение долгого жаркого дня, и матери, знавшие об этом, предусмотрительно захватывали бутылочки с водой и хлеб для детей». Это все происходило на пути к смерти, под влиянием неугасающей надежды и веры в лучшее…

Продолжение подготовки к докладу
      «Разница между человеком, который не может сделать и который не хочет сделать, состоит в том, что один слабо развит, а другой – имеет умственные преграды. Соответственны и методы лечения»

      Следующие дни я готовился к выступлению. Несколько раз переписывал свое выступление, читал его вслух, вновь переписывал, придавая, однако, ему в первую очередь свойства документа, а не устной речи. Потому что цель моя была куда выше простой беседы, я надеялся на разворот всего несправедливого уголовного дела и должен был соблюдать предельную точность в определениях и выводах.
      Я перетащил за один раз пятьдесят килограмм своих книг из сочинской почты на гору, где располагался санаторий «Светлана», в каждую книгу вклеил просьбу написать отзыв и свой электронный адрес. Затем я сбегал в магазин и купил несколько десятков чистых DVD-дисков и записал на них доклад на своем ноутбуке. Купил под каждую книжку отдельный пакет и сформировал подарки: книжку и DVD-диск. 
      Слегка нервничал из-за того, что организаторы фестиваля оставили меня один на один со всеми подготовительными проблемами, но понимал и М-сину, которая поставила своей задачей усложнить мне жизнь. «Вот так и все герои моих книг, каждый из них плюнул в меня, и я утонул», - обобщил я, но продолжал исполнять свой долг, в который залез, прилетев в Сочи за счет Союза журналистов России...
      Утро дня, когда должен был состояться мой доклад, началось с перетаскивания готовых подарков слушателям из санатория «Светлана» в гостиницу «Жемчужина». И опять я все делал один. Правда, Володя предложил помощь, но по тем мыслям, которые Володя высказывал, я сделал вывод, что помощь эта предлагается не оттого, что Володя очень хотел помочь, а потому что положено предлагать помощь. Я отказался.
      Большую часть подарков я перенес за один раз с несколькими передышками. Каменные ступени, зеленые лужайки, пышные деревья, выложенные плиткой тротуары - уже не радовали меня, а у столов организаторов фестиваля меня ждал очередной сюрприз: мой доклад внезапно перенесли в другой, меньший и не такой престижный, зал. Но это не главное: изменили время доклада, окончательно запутав тех, кто мог бы прийти, причем сделано это было самым уничтожительным образом: точь-в-точь по политическим технологиям, изложенным в брошюре «Уловки споров», раздававшейся бесплатно на столе организаторов.
      Вообще это было любопытно, что Союз журналистов России распространял технологии не честной бесхитростной журналистской работы, а технологии уничтожения неугодных мнений и наоборот – выпячивания выгодных. Я перечитывал пятнадцатистраничную брошюру «Уловки споров», выпущенную Центром анализа террористических угроз и конфликтов низкой интенсивности в 2013 году под авторством И.В. Мельника, и находил массу соответствий.
      Поначалу повестка нынешнего фестивального дня предлагала мой доклад вторым по счету в строке докладов. В итоговой повестке, внезапно, день в день он возник пятым - на последнем месте. Причем запись о моем докладе на стенде была слегка перекрыта соседним листом с каким-то объявлением. Создание всех этих трудностей для неугодных материалов было рекомендовано самыми первыми брошюрными уловками организационного и процедурного характера:
      1.1. Материалы, предназначенные для обсуждения, предоставляются участникам накануне, таким образом, физически затрудняется ознакомление с ними.
      1.2. Слово предоставляется сначала тем, чье мнение импонирует и известно, таким образом, формируется первоначальная установка. Мой доклад в повестке дня стал последним и даже прикрытым.
      1.11. Перед началом нежелательного обсуждения неожиданно меняется повестка. Об этом я уже сказал.
      «Да и это не все, - анализировал я. - В итоговой повестке дня мне предоставлен зал этажом выше, расположенный за длинными некомфортными переходами, где можно заблудиться. Опять же секретарша Союза М-сина сказала, что Богданов просил ее найти меня перед выступлением, и она, по ее словам, звонила мне вчера на сотовый телефон и не дозвонилась. Однако, в памяти моего сотового телефона звонка М-синой не было. М-сина обманывала, и сделала вид, что меня потеряла. Я вообще не знаю, что она говорила Богданову. Опять подлости и интриги».
      Мой взгляд тут же нашел соответствующий пункт в брошюре «Уловки споров»:
      1.15. «Теряются» рабочие документы, письма, обращения, записки и все остальное, что может повлиять на ход обсуждения в невыгодную сторону…
      - Вы не могли бы посмотреть за моими книгами? – спросил я, закончив читать брошюру, у молодой девушки, сидевшей за организационным столом Союза журналистов России.
      - Можете их оставить, но, если что-то пропадет, я не виновата, - парировала девушка.
      Я онемел, даже чужие люди на вокзалах таких демаршей не устраивают. Оставив книги на попечение случая, я быстро сбегал к залу, где мне предстояло выступать, огорчительно удостоверился, что тот закрыт, что закрыт и штаб Союза журналистов, также располагавшийся на этом этаже. Но напротив штаба в кинозале гостиницы открывался съезд руководителей парковых аттракционов и развлекательных заведений. Девушки, регистрировавшие там участников, на мою просьбу присмотреть за книгами, отреагировали нормально, и я за короткое время сумел перенести все книги к верещагинскому залу, где должно было состояться мое выступление. Затем я сам нашел администратора гостиницы, и та открыла мне зал, где должен был состояться мой доклад, куда я занес книги и сам расставил столы. Таким образом, все, кто пригласил меня на фестиваль Союза журналистов России по неизвестным мне причинам «умыли руки», предоставив мое выступление на волю случая, и, конечно, мою.
    
Доклад
     «Чтобы познать свою глупость, роди детей, вырасти их, тогда на их примере и поймешь»

      В этот день меня посетило настолько глубокое разочарование, какое бывает у полностью спущенного воздушного шарика: все мои чувства обвисли безжизненным мешочком резины. На мое выступление, к которому я готовился месяц, отрабатывая варианты доклада о своих бедствиях - бедствия журналиста, неугодного власти - почти никто не пришел. Пришли только трое брянских журналистов, которых сагитировал Володя, мой сосед по двухместному номеру в гостинице «Светлана».
      Пришел редактор телевидения из Надыма, Сергей З-гатов - раздобревший от сытной жизни мужичок, со словно бы надутыми щечками и безвольными на первый взгляд глазами. Но насчет безвольных глаз – обманчивое впечатление, поскольку среди руководителей невозможно найти человека, свободного от инстинкта убийцы. Он пришел по старой дружбе: я на каком-то съезде или фестивале, проходившем в Надыме, выиграл в свое время шуточный конкурс на лучший слоган для его телевидения.
      Пришел какой-то худенький журналист из челябинской области, попадавший в такую же ситуацию, как и я. Пришла какая-то девушка. Все.
      Шесть человек из семисот журналистов, приехавших на фестиваль журналистов «Вся Россия» - это была вся моя аудитория, и еще двадцать четыре свободных стула, правда, без ушей и мозгов. Журналистике в ее массе я оказался неинтересен, хотя и был награжден «Золотым пером России» и был приглашен председателем Союза журналистов, и в моем лице была проблема, которая касалась настоящей журналистики вообще... Но оказалось, что моя, общая для настоящей журналистики проблема, явилась для всех присутствующих лишь моей частной проблемой, никого не интересующей, поскольку в России редко кто шел «Холодным путем к старости», каким и должен по логике идти честный журналист, преподавляющее большинство журналистов шли к той же старости теплым и сытым путем, объективность понимали, как выгодное для властей освещение выгодных для властей событий, а в такой ситуации теплый путь журналистики становился холодным лишь для провинившихся отщепенцев… Не для настоящих журналистов, а для провинившихся отщепенцев!!! Общественным журналистским мнением я был зачислен в провинившиеся - вот и вся философия.
      Конечно, я надеялся, что кто-то протянет руку помощи. Скажет: «Приезжай к нам работать». Я на это сильно надеялся, но нет: я и этого не услышал от людей, призванных помогать обществу и конкретным людям своими публикациями. Вся моя работа: пересылка книг, вклейка в них своих электронных адресов, распечатка электронной версии на дисках - все эти денежные затраты, которые я буквально вырезал из своего бюджета, так как не работал, - все пошло зря.
      Более того, Союз журналистов России одной рукой предоставил мне возможность донести свою проблему до коллег, точнее - бывших коллег, а другой рукой сделал все возможное, чтобы выступление мое не состоялось. Возникла тяжесть в груди, нехорошая тяжесть в груди и словно сжимающая петля на шее. Виски поддавливало. Общество предо мною представляло многочисленный ряд особей, которые кушали из корыта или иной емкости, повернувшись задами ко мне и к тем, кто от этой емкости отстранен.
      После прочтения доклада большую часть своих книг, чтобы не везти назад, мне пришлось разложить для свободной раздачи на столе организаторов фестиваля, за которым сидела моя ненадежда и нелюбовь М-сина. Организаторы, как налоговые инспекторы, сразу разобрали себе по несколько книжек, словно бы обязательную аренную плату, которые, как я представлял, будут, скорее всего, выброшены или брошены на мертвую полку. Но не бросаться же отбирать? Некоторые книжки взяли подходившие к столу участники фестиваля. Бесплатная раздача книг мною безработным и безденежным для благообеспеченных редакторов прошла быстро. Оставалось ждать результата: откликнется ли хоть кто-то…

Возвращение к бассейну, с которого начиналось повествование о докладе
      «Любая волна вздымается, приближаясь к берегу, о который она разобьется. Как похоже и развитие человеческой цивилизации на волну, оставляющую за собой прошлые поколения. Она, шедшая плавно и неторопливо, последнее столетие вздымается, словно нащупав отмель или прибрежную зону»

      - Ой, тут утопленник, помогите! – раздался женский вскрик из-за кромки бассейна.
«Чушь какая-то», - подумал я, привстал с шезлонга и глянул в бассейн, где две напуганные возрастные особы журналистики, из тех, которых не заинтересовало его выступление, демонстрируя великосветские ужимки, отстранялись, завидев в глубине бассейна малоподвижное тело.
      - Я не могу на это смотреть, - истерично вскрикнула одна из них.
      До известия об утопленнике неподалеку пьянствовало трио каких-то журналистов. Я не сомневался, что в воде один из них, и он вскоре всплыл самостоятельно и, изрыгая перегар на испуганных журналисток, начал объяснять им, что просто нырнул…
      «Разметал бисер перед свиньями, перед чистыми элитарными скотами», - укорил я сам себя евангельскими словами из нагорной проповеди Христа: «Не давайте святыни псам и не мечите жемчуга вашего перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими и обратившись, не растерзали вас».
      Еще два года назад я не понимал сущности окружающих меня людей и надеялся…, задаваясь подобными вопросами:
      - Почему информации возбуждении в отношении меня уголовных дел возникли мгновенно не только в СМИ нашего города, но и в серьезных всероссийских Интернет изданиях, вроде «Право.ру», или РБК, «Ура.ру», а информации о противоправных действиях против меня – нет?
      - Почему не вышло ни одной информации, что журналиста (меня) в течение полугода противоправно отстранили от работы, что противоправно объявили замечание, что противоправно уволили, что суды города и прокуратура противоправно привлекали меня к административной ответственности и пренебрегая правами привлекали к уголовной…?
      - Почему ни в одном издании не предоставляли возможности для предусмотренного Законом ответа?
      Сегодня я знал ответ. В России нет свободы слова, не только потому, что присутствует свобода власти над словом, но в первую очередь потому что главенствует над всем образом жизни свобода жажды личного благополучия над словом и даже над всеми прекрасными человеческими качествами.

Завершающий ужин
      «Заметно нарушая порядок, можно неплохо получить»

      Оставшееся время фестиваля журналистов, уныло потянувшееся после моего неудачного доклада, обильно орошенное дождем, прошло бы и вовсе бездарно, если бы не завершавший фестиваль ужин, который я хотел и вовсе пропустить за ненадобностью, но не смог победить желание последний раз бесплатно перекусить. Кроме того, надо было узнать, когда предстоит выезжать из «Светланы» в аэропорт. Дело в том, что М-сина обещала вывесить списки отъезжающих именно перед ужином.
      «Санаторий «Светлана» 2 человека в 4.00», - прочитал я и направился в ресторан, где по моим расчетам уже должна была стихнуть знакомая мне журналистская давка на входе и битва за места. Мне требовалось всего одно место, за каким столиком оно будет, и в какой компании, мне было абсолютно все равно, а уж одно место – точно останется – в этом я был уверен, а потому и не спешил.
      Ресторан «Хрустальный», названный так, скорее за хруст, извлекаемый из пищи, нежели за хрустальную посуду или иную обстановку, встретил меня почти полностью заполненным настолько, что обстановка требовала моего ухода. Однако места, как проплешины на густой шевелюре, кое-где были.
      - Не принижай свою значимость, - сказала мне Лида по телефону. – Ты там большая фигура и приглашен на фестиваль по праву. Кто, если не ты – настоящий журналист?
      Эта бодрая уверенность близкого человека заставила меня пойти против течения, гулом голосов выдавливавшего меня из ресторанного зала. В первую очередь я подошел к столу, за которым сидели мои земляки из Ямала, в числе которых я узнал директора надымского телевидения Сергея З-гатова, единственного из ямальцев, кто посетил мой доклад. Я заметил свободное место, подошел и спросил ближайшую к нему особу, в которой лишь потом распознал директора ямальского филиала разветвленной сети телеканала «Россия» - ГТРК «Ямал» - Александра Д-рынина:
      - Здесь свободно?   
      - Это место занято для Л-бызовой, - ответил он, вполне меня узнав.
      Ольга Л-бызова была легендарной фигурой для средств массовой информации столицы Ямала. Крепко сбитая, активная женщина, создавшая, возглавившая и возглавлявшая, несмотря на попытки отнять власть, журнал «Северяне», она цеплялась за жизнь всеми острыми предметами, какие только были в ее арсенале: начиная от ногтей и зубов.
      - Но она же собиралась уехать, - сказал я известное мне от самой Л-бозывой.
      - Нет, она осталась, - ответил Д-брынин.
      Я пошел дальше, и это меня прямо-таки завело: хождение по ресторанному залу, забитому элитой журналистики, с изложением, на первый взгляд, унизительной просьбы о разрешении присесть за чужой столик. На самом деле, я вдруг почуял каким-то звериным чутьем, что в моей церемонии поиска свободного места есть нечто изысканно высокое, утонченно исследовательское…
      Приглашенный самим Союзом журналистов России на этот фестиваль для выступления, достигший высот журналистики и репрессированный властями, то есть человек достойный сидеть если не на самом почетном месте, то где-то рядом, ходит по залу и получает отказы в пище. И от кого?
      От людей, порой весьма далеких от истинной сути журналистики, от номенклатуры, от людей, которые по сути профессии должны были дорожить человеком, и рады поделиться пищей, но которые сутью своих действий дорожили жратвой, нежели человеком! Это было очередное открытие, которое до меня, я думаю, никто так откровенное не получал.
      Я прошел по всему ресторанному залу, мимо многих со своим странным вопросом, заметный всем, как заметен любой стоящий на фоне всех сидящих. Прошел и мимо Владимира К-нецова, председателя Союза журналистов Тюмени, руководителя тюменского ОГТРК, который обещал мне помочь…. Владимир К-нецов… Активный, круглолицый настолько, что его поджатые в узкие щелочки глаза можно было принять за китайские. Он великолепно пел и умело возбуждал журналистскую тусовку, танцевавшую вокруг него, но на меня с моим вопросом он даже не обратил внимания.
      Когда я проходил мимо стола, за которым сидел Богданов, то на мгновенье сердце мое дрогнуло, поскольку Богданов не мог не отреагировать на мой вызов, но я прошел мимо и не услышал ни слова…
      Таких, как я, кому не хватило места, набралось несколько человек. Они скучились, обозначая количеством свою проблему, и этим привлекли внимание администратора.
      - Сегодня у нас заказано семьсот мест, - сказал тот. – На сто пятьдесят меньше, чем на открытии. Почему, я не знаю. Сейчас мы вас подсадим.
      Тем временем на сцене ресторана уже начинался концерт. Какая-то приезжая группа грамотно управлялась с инструментами, среди которых был даже баян.
      - Я не буду подсаживаться ни к кому, - сказал я журналистам. – Никто добровольно не приглашает поделиться пищей, более того, даже на просьбу не реагирует, а блюд больше не будет. Я не хочу давать повод думать, что у кого-то забираю кусок помимо его воли.
      Остальные журналисты, оставшиеся без места, привередничать не стали. А я решил вести свой эксперимент дальше: взял стул и поставил его в удобном месте перед сценой, так, чтобы и концерт был хорошо виден, и чтобы не мешать тем, кто проходит мимо. Я сел, но сидеть просто так, когда все чего-то едят, было как-то не красиво. На мое счастье возле столов, где сидели более высокие журналистские чины и сам Богданов, жила веселой жизнью в окружении форменно одетых девушек барная стойка пива «Балтика».
      Деньги у меня были и я с сознанием собственного достоинства, с легким презрением к сидящим у столов журналистам, направился к ней.
      - Почем пиво? – спросил я у бармена.
      - Бесплатно, у нас дегустация, - ответил бармен.
      - Если дегустация, так давайте банку семерки, будем пробовать, - весело попросил я.
      После первой банки пива я почувствовал себя лучше, после второй – еще лучше, а после третьей – я сидел на своем отдельном кресле и вообще никого из присутствующих не замечал, кроме артистов, выступавших на сцене.
      Только один раз какой-то молодой парень с девушкой встали между мною и артистами, демонстрируя полное наплевать на мои интересы, будто и не видели меня вовсе, на что я и не обиделся, а подошел и попросил их подвинуться, получил из взгляда молодого человека ведро холодной воды, но вся вода пролетела мимо, потому что три банки пива «Балтика» высушивали любую неучтивость…
      Концерт завершился, музыканты принялись укладывать инструменты, и я задумался о том, что мне пора, поскольку завтра ждал ранний подъем, ранний вылет, да и вообще – тяжелая дорога. И тут состоялось событие, которое позволило мне забыть о том, что меня не поселили в гостинице, где жил Вилли Токарев.
      К выходу из ресторана, а, значит, обязательно мимо меня направился передохнуть от застольных дел председатель Союза журналистов Богданов, сопровождаемый каким-то незнакомым мне типом. Пройти мимо Богданов не сумел.
      - А ты что тут сидишь? – сердечно спросил он у меня, как будто до этого не видел.
      - Мест за столами не хватило Всеволод Леонидович, - резанул я правду.
      - Ну, проходи за мой стол, покушай, - пригласил Богданов.
      - Спасибо, не стоит, после третьей не закусываю, - автоматически ответил я, а затем, глядя в спину уходящего Богданова, с некоторой долей подумал: «Я же об этом и мечтал, чтобы пообщаться. Зачем я от него обиженно отмахнулся?»
      Я еще некоторое время посидел в зале ресторана и направился к выходу. Народ за дверями ресторана весело общался между лестницей, уводящей куда-то вниз, и какими-то аппаратами для оплаты и массажными креслами. Я вышел в холл гостиницы, повернул к выходу и тут мне опять повстречался Богданов, отвечавший на вопросы воодушевленной девицы из противной мне судебной системы.
      - А ты куда? – спросил Богданов и протянул мне руку.
      Алик принял руку главного журналиста:
      - К себе.
      - Нет, давай покушай вначале, а потом пойдешь, - ответил Богданов.
      - Сфотографируйте меня с великим человеком, - попросила судебная девица и протянула мне фотоаппарат…
      Стол у Богданова был богатый. Тут был и шашлык, и виски, и нарезка из красной рыбы, и фрукты. И что самое главное: никого более. Только Богданов и я...
      Я искал встречи с Богдановым весь фестиваль. Я хотел понять: почему мой доклад организаторы фестиваля так затерли, будто постеснялись самого моего присутствия... А сейчас мне это стало не важно, будто я сидел рядом с лучшим другом, с которым только о хорошем. Возможно хмель от трех банок пива, выпитых без закуски, ударил в голову, и я вдруг ощутил высочайший внутренний душевный подъем, какую-то неистовую радость оттого, что семьсот журналистов, приехавших на фестиваль, отказавших мне в месте за столом, сидели где-то там…
      Эта гордость была мне неприятна, потому что умом я понимал, что гордиться вовсе нехорошо, а такими мелочами – тем более, но ничего не мог с собой поделать. Более того, я решил в этот момент себя не сдерживать, поскольку годы моих злоключений требовали положительных эмоций и какого-то триумфа, пусть даже и пустого. Выпив с Богдановым, я поднялся, подошел к Владимиру К-нецову, к этому человеку, который еще недавно меня, как собачку куском мяса, дразнил работой и помощью, и, как более старший, из-за спины взял того за плечи, наклонился и похвалил:
      - Владимир, ты классно поешь.
      В этом был особый кураж. Я, осужденный, лишенный всех должностей, безработный свысока оценивал более высокого по должности, упитанного как пингвин К-нецова, который еще недавно куражился надо мною, подавая лживые надежды…
      - Как дела? – спросил меня К-нецов при встрече во время обеда, когда мы оба ходили с тарелками между блюд, выбирая себе, чего хочется.
      - Не очень, - признался я. – Без работы.
      - Давай переговорим на эту тему при встрече, - сказал К-нецов, но затем, только завидев меня, он тут же выбирал такую траекторию, чтобы встречи не произошло.
      Чуткие души многое понимают без слов.
      Я для них был ничто – лишь информационный повод, который можно игнорировать, или изложить в выгодном контексте. Мои слова также не значили для них ничего. Для них значили высказывания обо мне людей с положением в обществе: прокуроров, судей, глав городов, коллег-редакторов…
      «Каждый простой человек в этом обществе сталкивается с тем, что эти жующие люди, под названием журналисты, могут безответно уничтожить их и их репутацию, использовав перепечатки, отзывы, мнения противников. Они легко размножат грязь в отношении любого человека, морально убьют, преумножат страдания, и будут продолжать спокойно жевать и веселиться, не ведая стыда, как писала Марина Цветаева о другом, правда.
      Простой человек будет стучаться в их двери, говорить: вы же меня помоями облили – дайте отмыться, а они расскажут о своей свободе, о законе, о том, что у каждого есть право обратиться в суд, - размышлял я. – Это я заинтересовался судьбой одного безработного маленького нефтяного города – Грязного. Написал статью о нем. Это я откликался на человеческие горести, поэтому и жду такого же отношения к себе. Беда состоит в том, что более таких материалов, какие я писал, не встречал. Журналистов не интересует служение простым людям, их не интересует защита Отечества, их интересует бюджетная тарелка».
      Эти люди, что заполняли ресторан «Хрустальный», элита журналистики, съехавшаяся на съезд, организованный Союзом журналистов России, принадлежали к той самой группе, которая привела к власти Гитлера и Сталина. Это они замалчивали и обходили стороной судьбы миллионов людей, убитых и искалеченных в концентрационных лагерях. Это они, журналисты, возвеличивали палачей и убийц! В подавляющем большинстве своем, они никогда не искали ничего кроме комфорта и выживания в любой системе власти. Это те самые люди, которые служили, как собаки. Они относились к всезагрызающим и по сути – безразборным.
      Journal, от которого и пошло слово журналист, с французского переводится, если не следовать односмысленному слову «журнал», как дневник. И тут важно – чей. Во времена диктаторов журналисты писали дневник диктатора: строки, восхваляющие дела диктатора и оплевывающие тех, кого он не любит. Во времена человека демократичного и совестливого они поливали грязью и его, поскольку демократ позволял.
      Человек, перестающий писать личный дневник властителя, автоматически перестает быть журналистом. Он, как говорится, выпадает из обоймы, и улетает пулей невесть куда. Конечно, под властителем, чей личный дневник нужно вести, можно понимать и саму эпоху во всем ее разнообразии, но эпоха не платит, эпоха неощутима так, как ощутим властитель, облеченный в плоть и имеющий власть.
      Эти люди, сидевшие в ресторане «Хрустальный», неосознанно или осознанно сделали выбор быть летописцами конкретных персоналий. Отсюда и все последствия. Отсюда и боязнь исказить личную правду властителя в его личном дневнике, запачкать его упоминанием о чем-то или ком-то, нелюбимым властителем, что и происходит с подавляющим большинством журналистов, начиная с самой малотиражной поселковой газеты и кончая самым рейтинговым всероссийским телевизионным каналом – поскольку все они чьи-то дневники. Отсюда и сильнейший эффект безмолвия, висящий над мировой историей, уже описанный в моей книге «Эффект безмолвия» на частном примере маленького нефтяного города.
      Исторические периоды, когда журналист обретал своим властителем именно эпоху, а не конкретную персону, крайне кратковременны и относятся к переломным моментам истории, когда властитель телесный еще не определился, либо не окреп. Любая крепкая власть, будь то деспотизм или демократия, подразумевает несвободную прессу, то есть лицо, определившееся и назначенное для величественного его жизнеописания в дневниках. Все СМИ создаются под эту лидирующую персону.
      «Я ехал на фестиваль, конечно, с надеждами, на человечность. Мир, говорят, не без добрых людей. Надеялся встретить хоть одного, ХОТЬ ОДНОГО!!!, случайно затесавшегося туда, где его быть, как я сейчас понимаю, не должно! Предполагал, что надежды не оправдаются, но все-таки надеялся. Ехал я вроде бы к тому обществу, которое в силу должностных обязанностей и социальной функции обязано интересоваться такими как я и относиться к таким как я с интересом, сочувствием и даже с подаянием и помощью. Но моль выжрала в этом обществе все сердце. Цвет общества сейчас либо прячется внизу, либо привык там жить…», - все размышлял и размышлял я. А что мне еще осталось?
      Зрение возникает не сразу и не во хмелю. Так и эти мысли посетили меня не во время застолья в ресторане «Хрустальном». Они пришли несколько позднее. Именно тогда, позднее, я смог оценить диалог, происшедший у меня в фойе гостиницы «Жемчужина» с Л-бызовой, которая, после моего доклада, старательно делала вид, что меня не замечает. Причина была на поверхности. В докладе я говорил о плохих делах власти, в отношении которой требовалось вести хороший дневник. Я поплыл против течения и отвечал Л-бызовой аналогичной взаимностью, то есть не замечал, пока, наконец, мы не сблизились настолько, что выказывать неузнавание стало просто невежливо. Я поздоровался. Прозрела в ответ и Л-бызова.
      Она присела рядом на мягкий диван и заговорила о своих проблемах, которые всегда для любого человека являются самым главным. Вполне молодой муж ее дочери впал в кому после инсульта. Что с ним будет дальше – можно только гадать и надеяться, и я еще раз испытал ощущение малозначительности своих бед на фоне несчастий Л-бызовой. Люди теряют здоровье, проходят по грани смерти, а я раскис из-за того, что потерял работу и был несправедливо, по моему опять же мнению, репрессирован.
      А есть ли в мире справедливость? Признает ли мироздание справедливость? Мироздание, похоже, не интересуют мелкие человеческие стремления, дела и даже смерть. Надо всегда радоваться имеющемуся, поскольку пока можешь радоваться, значит, жив, а, значит, уже есть чему радоваться.
      - А как у тебя дела, - наконец, спросила Л-бызова.
      - Союз пригласил меня, чтобы я рассказал свою историю, - ответил я.
      - Я видела на стенде, но не ходила на твое выступление, мне сейчас не до этого, - ответила Л-бызова. – Где работаешь?
      - Да все по-прежнему. Работы нет, - ответил я.
      - О-сянников тоже попал под каток главы вашего города Б-вского. Он сейчас где-то в Ноябрьске работает.
      Вот тут я действительно удивился. Такой химеры от бывшего главного редактора газеты маленького нефтяного города Муравленко, дослужившегося до заместителя главы города О-сянникова - я не ожидал. Он был одним из самых преданнейших слуг Б-вского, которого тот наградил двумя квартирами в маленьком нефтяном городе, списанным из редакции газеты новеньким и дорогим джипом, возвышением до уровня своего заместителя, включением всего его трудового стажа в маленьком нефтяном городе в стаж муниципальной службы, что гарантировало значительно большую пенсию…, а теперь он разыгрывал роль скупщика мертвых душ Чичикова, утверждая на каждом углу, что пострадал за правду…
      О-сянников, при активнейшем пособничестве которого, я, как журналист, был уничтожен в маленьком нефтяном городе Муравленко выставил себя в глазах коллег жертвой режима, будучи палачом!!!
      Казуистическая ложь в человеческом обществе обретала реальную плоть правды, причем в среде распространителей этих мнений. Да можно ли кому-то на этой Земле верить, когда самый отъявленный обман, становится частью реальной истории???!!!
      Заявления высокопоставленного преступника становятся правдой, а мысли, страдания и слова его жертв стираются историей при полном равнодушии к ним Journal, а в худшем случае Journal еще и обольют жертву грязью, чтобы высокопоставленный преступник, во имя которого ведется дневник под названием СМИ, смотрелся в нем добротно и выигрышно. Эта истина, которая мне открылась так поздно, ударила, как упавший на голову кирпич.
      - Да ты что?! – возмутился я и давай рассказывать Л-бызовой свою правду, к своему глубокому огорчению замечая в ее глазах тень недоверия и даже нежелания слышать то, что она знать не желала.
      «Как прав мой школьный друг Павел, дав простую и емкую характеристику журналистам, - вспомнил я еще раз. - Я думаю, - сказал он, - журналист я был бы – хороший: вру почти всегда, а потом в это верю. Как он прав».
      Вспомнил я еще одно высказывание Павла о журналистах, высказывание грубое, но поскольку Павел, сам был музыкантом, причем музыкантом, пишущим музыку, а то есть человеком, верующим в творчество, то высказывание получилось глубоким: «Понимаешь, люди творческие подвержены проституции. Ты, наверное, не знал. Вот тебе от этого и нехорошо. Я верю, что ты не хотел в это верить, но творческие люди, - сволочи и мерзавцы еще те».
      Равнодушие формируется, как рефлекс выживания, во многих профессиях.
      - Если я буду думать о солдатах, как о людях, мне сложно будет их на смерть посылать, - сказал нечто похожее киногенерал в кинофильме «Горячий снег».
      Такая же черта вырабатывается и у врачей, своими лечебными действиями причиняющих порой боль пациенту, невзирая на его страх и физические мучения.
      У журналистов же эта черта происходит не от заботы об истине и людях, а от заботы о себе родимом, ввиду размытости норм профессии, где каждый видит истину в зависимости от политических и иных предпочтений. Они насильственно себя слепят, чтобы ненароком не увидеть того, что могло бы воззвать к их совести и справедливости, они прячутся за слепотой, как за ширмой, чтобы не встревожить свой душевный покой. 
      Тогда я сменил тему разговора на тему, более интересную Л-бызовой.
      - Богданов обещал приехать на Ямал, встретиться с губернатором и поговорить о моей судьбе, - бесхитростно сообщил я.
      - Богданов – романтик, - выставила определение Л-бызова. – Губернатор на Ямале ничего не решает. Он кукла. Управляют другие. Как эти другие к тебе относятся, ты уже знаешь. Ты позвони мне, когда я вернусь из отпуска. Попробую помочь. Держи визитку.
      Я посмотрел на Л-бызову, как на клоуна. Таких обещаний я слышал достаточно. Все они были ложью. Но большинство даже не предлагало помощи. А вот мнение Л-бызовой насчет Богданова было любопытно, оно объясняло странную привязанность высшего чина российской журналистики ко мне, который уже и журналистом-то не был.
      Видимо, я был близок Богданову по духу. Он тоже работал долгое время в провинциальном северном городе, тоже попал в нелегкую ситуацию. Богданов... Опять все сходилось на одном человеке. Сердце оказалось только в центре организации журналистов и не понятно каким образом оказалось туда вознесенным.
      - Я знаю это состояние, когда вчера тебе было еще море по колено, когда тебе все протягивали руку для пожатия, когда кажется, что все в твоих силах, а сегодня даже боятся сочувственно смотреть в твою сторону. Я проходил через все это, - сказал мне Богданов еще тогда в Москве, когда задумал пригласить меня на фестиваль.
      Сегодня я сидел рядом с ним и видел, как Богданов вставал из-за стола, принимая подарки и добрые слова от каких-то журналистских особ. Он улыбался, приветливо жал протянутые ладони. Это был его мир. Его царственное положение. Подсаживался к Богданову тот же К-нецов. Многие тут побывали за столом у Богданова, как адские гости у руки Маргариты в романе «Мастер и Маргарита» Михаила Булгакова, но с каждым глотком виски я видел журналистов все в большем тумане. Я ел вкусный шашлык, уложенный горкой в центре стола, лопал красную рыбу... И, в конце концов, какие-то люди заботливо подошли к Богданову…
      - Всеволод Леонидович, вам завтра рано вставать, пойдемте отдыхать, - услышал я.
      Нежность к властителю - о ней мне поведал мой политический учитель из маленького нефтяного города С-ровский, названный мною в книге «Холодный путь к старости» Сапа. Ему пьяному придерживали голову в машине, чтобы та не упала с подголовника, когда машина скакала на дорожных кочках… Тут была та же нежность. Кто обычного человека будет о чем-то предупреждать, или поддерживать обычному пьяному голову?

Похмелье
     «Как можно не мешать жить другим? Только будучи надежно разделенным с ними по всем чувствам. В реальной жизни можно только стараться»

      Председатель Союза журналистов России Всеволод Богданов ушел из ресторана «Хрустальный», ушел из него и я. Где я ходил, истории точно не известно. Какие-то лица на выходе из гостиницы, а затем – отрывки: ночь, деревья, ступени, лавочки, белые полосы пешеходного перехода, какие-то темные сочинские улицы. Помню, как звонил посреди ночи друзьям и своей жене Лиде, рассказывая о своем приключении. А потом – ничего.
      Пришел в себя я только в туалете собственного номера, сидя, извините, на унитазе. Как только пришел в себя, меня настигла сильнейшая рвота, какой никогда не испытывал, такая, что я, действуя как прорванная канализационная труба на первом этаже, устелил остатками не переваренной пищи весь пол в туалете и снятые с себя трусы, которые висели между голеней натянутые, как бельевая веревка между столбов…
      Содеянному я огорчился, но более испытал чувство облегчения, успокоения, что находился там, где следовало – в своем номере.
      «Мне надо собираться в аэропорт», - вспомнил я, обеспокоенно оглядел следы собственного бесчинства и заметил в полу туалета сливное отверстие. Решение пришло мигом. Я соскочил с унитаза и нырнул в расположенную рядом душевую кабинку. Помылся сам и постирал трусы, а затем принялся струями воды из душевой лейки омывать пол в туалете, а то, что застревало в сливном отверстии, пропихивать пальцами в канализацию, и все это в полуживом состоянии…
      Из туалета я вышел прикрытый банным полотенцем и с удивлением обнаружил, что в номере, за окнами которого властвовала ночная тьма, ярко сияли все лампы.
      «Неужели я их включил?» - не подумал, а мимолетно почувствовал.
      Мой сосед – водитель, который собирался выехать в пять или шесть часов утра, лицом демонстрировал сон, а напряженно изогнутой спиной, прикрытой белой майкой, выказывал изрядное недовольство происходящим.
      «Не мешает ли вам свет?» - хотел вежливо спросить я, но тут же отогнал эту мысль, вообразив, что могу услышать в ответ.
      Взгляд упал на наручные часы, валявшиеся на постели: почти четыре часа утра или ночи. Через пятнадцать минут я должен был находиться в фойе санатория «Светлана» с вещами, а я сидел голый на кровати, а вещи были собраны лишь наполовину. Я заспешил.
      Клетчатая челночная сумка треснула по швам от усилий. В ход пошел скотч. Я натянул футболку, джинсы - на голое тело, закинул за плечи рюкзак, схватил клетчатую сумку, в которой главным грузом был подаренный лазаревским Яковом, к которому я заезжал в гости, десятилитровый тетрапак чачи и, обмахнув прощальным взглядом номер санатория «Светлана», выскочил наружу…
      - Ваши двое только что уехали, - огорчил охранник.
      «Стараниями М-синой я выключен из тех, кого надо отвезти», - несмотря на хмель, сообразил я. Вчера на стенде в списке журналистов, предназначенных для отправки в аэропорт в четыре часа утра стояла только безликая цифра два без фамилий. Они и уехали.
      - Мне надо такси заказать, - попросил я охранника, потому как в четыре часа ночи никаким иным транспортом не уехать.
      Охранник перезвонил, и такси стояло у входа уже через пять минут... В адлерском аэропорту мы были вовремя, и я безрадостно передал водителю девятьсот рублей водителю. Очередная денежная утрата невосполняемых накоплений по причине безработицы, огорчила меня, так как исходила от козней М-синой...
      Все питание, какое выдали в самолете, я уложил в пакет, потому как желудок отказывался принимать. В полете большую часть времени я сидел в максимально откинутом кресле с закрытыми глазами в полудреме и вспоминал…
      В последний день фестиваля журналистов море было особенно жестоким. Мощные волны шторма бульдозером с шумом проходили по берегу. Они перетаскивали крупную гальку, взрывались о цементную платформу пляжа «Жемчужины», превращаясь в фонтан брызг, но не останавливались и не слабели. Быстрыми хищными языками они ползли дальше и слизнули бы и шезлонги, еще недавно стоявшие на самом краю, если бы предусмотрительная обслуга не убрала их подальше.
      Если сравнить штормящее море с массой народной, а пену – с властью над нею, то журналисты получались любопытнейшим слоем наблюдателей, желающих покрасоваться на фоне чужой мощи, приобщиться к ней, отметиться. Фотографирование на фоне брызг, подчеркивающих знакомство со штормом, словно подпись под шокирующим публику материалом. Конечно, журналист в данном случае для темы значения не имеет, но на манер ильфо-петровской надписи: «Здесь были Ося и Киса», здесь имеет значение фон, на котором сделана надпись. Если на добром и вечном – то надпись века переживет, как надпись Вильям Шекспир, но к журналистике это не имеет никакого отношения, удел журналистов: подписи на исчезающих волнах…
      Результат этой поездки определился уже спустя два месяца и был потрясающим: я не получил ни одного отклика от журналистов в ответ на розданные книги и доклады. Их либо вовсе не читали, либо – не пожелали ответить. Я более склонялся к первому.
      Я рассказал о своей поездке в Сочи, о фестивале журналистов всем своим друзьям.
      «Ты знаешь, в любом случаи то, что ты сделал хорошего - хватит на несколько человек, - сказал Павел. - Ты успел выступить. Народ тебя узнал до кончины. А таких журналистов, кого не знают - их до…(тут Павел вставил нецензурное выражение). Никто не знает, что такие-то газеты и телевидения есть, и что они вообще существуют на свете».
      «Я не удивлен, - сказал Юрка. - Людей редко интересуют чужие проблемы».      
      И в чем-то Юрка прав. Будучи на фестивале журналистов и прогуливаясь по какой-то надобности в центре Сочи, я увидел большую сильную, возможно бойцовских пород, но бездомную собаку с висящей на коже, явно переломанной нижней частью левой лапы. Она скакала на оставшихся трех за какой-то женщиной и дружелюбно, при всей боли, какую испытывала, махала хвостом. Зрелище было поистине ужасным: видеть сильное опасное животное столь беспомощным и вынужденным заискивать. И я не знал, что делать. И все проходили мимо, а собака с переломанной лапой искала сочувствия и поддержки… Мы, видимо, утеряли человеческое в этой цивилизованной жизни. Мы утеряли любовь, милосердие и сострадание. А порой, как и я, не знаем, как их правильно выразить, эти качества человеческие...
      Глядя на собаку с переломанной лапой, я почувствовал это поганенькое нежелание иметь собачьи проблемы, заползающее в самое сердце. Это же трата времени, сил, денег на помощь собаке, которую надо куда-то определить…, а у меня самого - дела. Я так и пошел дальше, ощущая себя ничтожеством недостойным, но все-таки, во мне проснулась какая-то часть, отвечающая за совесть: проснулась более настойчиво. Может, я когда-нибудь и стану человеком, но это произойдет не сегодня. Главное, что произошло в этот момент: я понял причину отстраненного отношения ко мне хороших людей, которые, несомненно, есть – для них я такая же собака со сломанной лапой.