Утренняя песня. Часть девятая

Наталья Самошкина
Ночь нахлобучилась на лес, словно плотный мешок из крапивного волокна. Ярослав так и не успел понять, темнота эта - самая, что ни на есть, природная, или опять мороки шалят. Как бы то ни было, а бродить во мгле он не решился, развёл малый костерок, задал меру овса Ярику, не в охотку пожевал кусок хлеба и заснул, завернувшись в пёстрое одеяло. Уже под утро его разбудил пронзительный рябячий крик.
- Помогите, люди добрые!!! - вопил кто-то, срываясь на хрип. - Помогите!!!
Ярослав бросился на крик, который становился всё глуше, будто его владелец захлёбывался. Ноги вынесли его на окраину болота. Осока резанула по пальцам, заставив остановиться. Над трясиной плыл сизый туман, в котором недобро светились гнилушки. Из кочек разлаписто торчали здоровенные пни. Что-то хрустело, булькало и бурчало.
- Никого, - вслух сказал Ярослав.
И тут же услышал сиплое:
- Пропадаю...
В нескольких саженях от него, из бурого, взбитого месива, торчала голова мальчишки - белобрысая, заляпанная грязью.
- И как же тебя занесло-то? - спохватился Ярослав, стараясь отыскать на берегу дрын подлиннее.
Но рядом валялись трухлявые ветки да старые стебли рогоза. Малец выпучил глаза и провыл:
- Дяденька, не бросай меня! Не губи душу невинную!
Ярослав, забыв про страх, метнулся на ближайшую кочку, с неё - на бревно, обросшее мхом, оттуда - на вершину валуна. Чем ближе он подбирался к пропадавшему, тем громче шумела трясина и тем ярче горели синим огнём глаза мальчишки.
- Хватайся! - выдохнул Ярослав и протянул руку.
Малец вцепился в неё с такой силой, что сдёрнул своего спасителя вниз, прямо в урчащее болотное нутро. Ярослав нахлебался жижи, но, всё же, сумел поднять голову над поверхностью "окна". Несчастный, орущий до этого о неминуемой гибели, стоял на берегу и усмехался:
- Глупый ты, однако! Разве такой муж Светлояре нужен? Нет! А вот я - как раз под стать!
Ярослав с ужасом увидел, как малец вспыхнул огнём и вместо него возник высокий, широкоплечий человек в красном плаще. От него исходила такая Сила, что волосы на голове у Ярослава затрещали.
- Думал сперва в бабьем виде тебя извести, - спокойно сказал колдун. - Бабкой-оборотихой да... тьфу, тьфу, тьфу, Кайалой-ведуньей. Ты ж, как телятя, доверчивый! Подманить на глоток молока ничего не стоило. Правда, устоял против их чар. Мне даже обидно за обавницу стало! Я за неё тут голову морочу, тружусь, потею, живота своего не жалею, а ей и славы ни на грош не прибавится.
Он зажмурился, будто кот на тёплой лежанке:
- А потом поразмыслил получше. Ты - парень честный, за других готов жизнь отдать. Вот силок сам на себя и поставил! Как я из трясины-то горланил - лешаки разбежались! Зато ты, как на пожар, прискакал.
- Утопишь? - похолодевшими губами спросил Ярослав, ощущая, как немеют ноги и всё тело становится непослушным.
- Вот ещё! - удивился Михач. - Хоть я и хорош собой, да жёнка твоя меня к себе не подпустит - искусает зубками острыми. Рыжуха!!! Да я ловчее её буду, хитрее ведуньи - всех обойду, всех обыграю.
Колдун протянул руку вперёд, и Ярослав почувствовал, как трясина неохотно выпускает его из алчной пасти. Вскоре он стоял напротив Михача. Тот быстро перебросил на него свой красный плащ и исчез. Среди осоки остался один Ярослав. Один, но с двумя душами.
- Тесновато в тебе, - буркнул он, поведя плечами. - Да ладно уж, потерплю денёк, другой, а потом Светлояра узнает меня, истинного.