Средний Урал… Меж невысоких, поросших тайгой увалов пробирается небольшая, но быстрая речушка со смешным названием Сысойка. Берега её заросли смородиной и малиной, над водой склонились ивы, а вода удивительно чистая и холодная.
На берегу Сысойки уже давно обосновались геологоразведчики, и поселение это получило название по речушке – посёлок Сысойка.
На краю посёлка длинное кирпичное здание – общежитие. Народ в нём в основном молодой; ребята – геологи, приехавшие по распределению, молодая бухгалтерша, медсестра и прочие. Ненадолго здесь задерживаются: кто-то, отработав положенный срок, уезжает, а другие, создав семью, переселяются из общежития в уютные домики – коттеджи, ровными рядами выстроившиеся на высоком берегу.
В общежитии жизнь бурлит. Постоянно звучит музыка, смех, шумные споры – что поделаешь, молодёжь…
А в угловой комнате живёт самая интересная обитательница этого пристанища – уборщица баба Люся. Личность это крайне загадочная. Невысокая, худенькая старушонка; никто не знает её настоящего возраста, да и прочие сведения о себе баба Люся рассказывать не любит; от неудобных вопросов ловко переключает тему разговора, или вдруг сразу вспомнит, что ей уже пора уходить. Но зато сведения о других её чрезвычайно интересуют. Кто с кем пошёл, чего понесли, о чём говорили, кто как одет, кто к кому пришёл – баба Люся всё тщательно контролирует. Если к кому-то пришёл гость, то она способна часами тихонько стоять в коридоре перед этой дверью со шваброй; если вдруг выйдут – она ведь пол моет, а как же? А в остальное время её боевой пост – лавочка у входа. Она зорко следит – кто куда пошёл, кто с кем разговаривает и о чём, кто на кого посмотрел-всё видит. Потом эта информация переваривается в её голове, и назавтра с помощью её приятельницы, поварихи Лукерьи, становится достоянием общественности.
Вся жизнь как на блюдечке, скрыть ничего невозможно! Впрочем, порою её выводы бывают просто фантастическими.
В общежитии поселился молодой парень, Пашка, только что закончивший горный институт. От прочих обитателей он резко отличается; в свободное время он не сидит у телевизора в красном уголке, не бездельничает на лавочке – он увлечён живописью. Самодеятельный художник, но талантливый и очень увлечённый. С этюдником он бродит по берегам Сысойки, не уставая удивляться её красоте, и всякий раз находит какие-то новые, необычные моменты.
А вскоре у него появилась и ещё одна страсть – резьба по дереву. Найдёт в тайге какой-то необычный кривой сучок, целый день с ним возится, и вдруг сучок превращается в изящную статуэтку.
Однажды он увидел у знакомого резчика маленькую стамеску с костяной ручкой, и удивился – насколько удобна эта ручка, лучше и не придумаешь. Приятель его научил: возьмёшь баранью ногу, там есть такая косточка, хорошенько очисти её от мяса и долго покипяти в растворе соды, а потом высуши, и из неё получится такая ручка. Сказано – сделано: Пашка купил на рынке баранью ногу, мясо пошло на шашлыки, а косточку, тщательно отскоблив, он положил в маленькую кастрюльку, насыпал соды, налил воды и поставил на плиту.
В общежитии кухня общая, и Пашка стоит у окна, болтая с соседом. Тут зашла баба Люся; должна ведь она проконтролировать, кто что готовит, и вдруг видит – Пашка варит в маленькой кастрюльке без крышки в чистой воде абсолютно голую косточку, и рядом нет ни картофелины, ни луковицы, ничего; одна только пустая, голая косточка варится. Она посмотрела, ничего не сказала и ушла, а назавтра весь посёлок узнал новость: парни в общежитии пропились начисто, денег нет совершенно, даже на еду нет, а есть-то хочется, так они уже в который раз варят голую косточку, чтобы этим бульоном хоть как-то утолить голодное нутро…
Когда эту сенсационную новость рассказали Пашке, он не сразу сообразил, откуда пошла эта дикая чушь, и лишь потом до него дошло – так ведь это всё о нём…
Да, такова баба Люся. Невероятна её тяга к познанию нового! Если бы эта страсть была применена в науке, мы имели бы учёного такого масштаба, как Ньютон или Менделеев, но баба Люся интересовалась исключительно делами своих знакомых и соседей в посёлке Сысойка. А жаль… Мужики смеются: - Для чего-то ей нужна вся эта информация, не иначе она на ЦРУ работает, небось кучу долларов имеет за эти сведения! Так и появилась её кличка – баба Люся ЦРУ.
К Пашке нередко заходит его приятель Лёшка – насмешливый, ироничный, но добрый малый. Ему интересно наблюдать, как рисует Пашка, порою и сам ему позирует, он часто берёт почитать книги по изобразительному искусству и с усмешкой называет это «Культпросвет». При встрече с Пашкой он непременно как-нибудь беззлобно подтрунивает: - Ну что, Павел Петрович, Вас ещё не назначили классиком? Вам бы надо над кроватью лозунг повесить:
«… И вот уже вторник, а я всё ещё не обессмертил своё имя в истории… », и глядя на него, работать, работать и работать, чтобы мы потом могли гордиться знакомством с тобой!
Пашка лишь добродушно улыбался: - Всё ещё впереди, какие наши годы!
За чаем все разговоры об искусстве. Лёшка никак не может понять современных направлений: - Ну объясни ты мне, тёмному, почему Малевич гений? Ведь я тебе таких «Чёрных квадратов» сколь хошь нарисую; он сам, наверное, не отличил бы, где его квадрат, а где мой? Значит, я тоже гений? - Понимаешь, Лёха, всё дело в ориентирах. Вот если сравнивать с Репиным или Суриковым, с Айвазовским или Кипренским – здесь мы понимаем, что до этого уровня нам далеко. А что если сменить ориентир, и гением назначить, например, того же Малевича? Глядя на него, каждый в себе может почувствовать гения, запросто. Вот только лично меня не радует такая перспектива. Может, не в то время я родился? Где-нибудь в девятнадцатом веке меня ждали, а я вот припозднился лет на сто. Что поделаешь…
За разговорами вдруг заметят – скрипнула половица за дверью; значит, баба Люся ЦРУ пришла подслушивать. Ну что же, порадуем её – и Лёшка, подмигнув Пашке и кивнув на дверь, сразу переключает тему: - … А ведь муж – то ни о чём не догадывается, любит её, дурак!
Или такое: - … И ведь оба воруют, сволочи, а ведь не подумаешь на них, так вот случайно всё открылось. Только ты, Пашка, об этом никому, ладно?
(Баба Люся потом ночь не спит, ворочается, всё соображая, о ком это шла речь).
Или такое услышит: - А ты заметил, Пашка, Танька-то беременная?
- Которая Танька?
- Ну вот которая вчера перед тобой в магазине стояла за продуктами. И я точно знаю, от кого у неё животик…(Баба Люся сгорает от любопытства: чёрт возьми, у нас каждая вторая баба – Танька, так которая из них? И от кого она беременная? А разговор уже переключился на другую тему).
Она с уважением посматривает на Лёшку – сколько же он всего знает о жизни обитателей Сысойки! Вот бы его разговорить как-нибудь… Но он, как на грех, с ней сухо – официально: «Здрасьте», и всё. Некоторые геологи обосновались здесь уже крепко – построили дома, обзавелись хозяйством. Прямо напротив общежития, через дорогу, участок геолога Ивана Суслова; в посёлке народ простой, и в большом ходу клички, поэтому его зовут Ванька Суслик. Мужик хозяйственный, всё свободное от работы время возится на своём участке. Добротная изба, большой огород, корова, свиньи, куры и, наконец, гордость Ваньки – красавец петух. На его создание Природа не поскупилась: огромный, роскошный, переливающийся всеми красками, он обладал ещё неслыханным голосищем, да так чисто исполняет – на всю округу был знаменит. Ванька им часто хвалился перед мужиками: - Вот ты скажи, какой талант: редкий петух поёт правильно, всякий как-нибудь да подпортит своё «кукареку», а этот – просто эталон, как чисто выводит! А голос какой – хоть сейчас в Большой театр солистом устроиться, дал же Бог ему счастья!
Мужики посмеиваются: - Как же ты, Ванька, его потом в суп отправишь, такого артиста?
Иван сразу становился серьёзным и менял тему разговора…
Однажды баба Люся сидела на своём боевом посту, на лавочке у входа, и смотрела, как Ванька Суслик возится у себя в огороде, и тут к нему на тракторе «Кировец» с длиннющим прицепом подъехал его приятель, Митька Репей. (Эта кличка досталась ему ещё со школы: у Митьки было свойство прицепиться к учителю, когда двойку получит, чтобы во что бы то ни стало исправить немедленно, всю душу вымотает. Это вполне объяснимо – у Митьки была бабка суровая, за двойку она запирала в сундук футбольный мяч, а ведь другого не было у пацанов, что делать?)
Митька не глушит двигатель, он грохочет здорово. Суслик вышел, поднялся на ступеньку кабины и о чём-то разговаривает с Митькой. Баба Люся, конечно, не может расслышать их беседы, но зато нужно выяснить, что же он привёз Суслику, ведь не просто так он приехал?
Она зашла к прицепу сзади – слишком высоко, не видно. Вот если бы как-нибудь забраться повыше, что бы придумать?
Решение нашлось быстро: у песочницы стоял деревянный ящик, девчонки притащили его, когда играли в магазин, он им служил прилавком. Осмотрела его – ничего, крепкий, должен выдержать. Подставила его к борту, поднялась, потом встала на нижний выступ борта, подтянулась, и вдруг… К тому времени разговор у приятелей закончился, Ванька слез со ступеньки, и Митька рванул рычаги. Трактор с грохотом проехал мимо общежития, а дальше сразу начинается просёлочная дорога, и он, набирая скорость, покатил по ней. Баба Люся с ужасом вцепилась в борт и орала во всю мочь, но из-за грохота двигателя её вопли услышать было невозможно. Выступ, на котором она стояла, слишком узенький, стоять можно лишь на цыпочках, на пальцах. Перелезть в прицеп не получится – слишком высоко. А чтобы разжать руки и спрыгнуть – об этом и думать страшно, с такой высоты да на скорости это будет верная смерть, размажешься по дороге, как масло на бутерброде. А проклятый прицеп мотает и швыряет на кочках, так что душа в пятки уходит.
Митька гонит по просёлочной дороге и во всю лужёную глотку горланит:
- Вовсе не страшны нам мороз и слякоть,
Резкий поворот и косогор,
Чтобы не пришлось любимой плакать –
Крепче за баранку держись, шофёр!
Музыкальным слухом Природа его совершенно обделила, но зато взамен дала могучую лужёную глотку, и петь он любил.
Бедную бабку трясло и подкидывало на кочках; судорожно вцепившись в борт, она всё ещё пыталась докричаться, да где уж там… Митька горланит от души, а чего не горланить, когда душа поёт, и погода хорошая, и всё на свете замечательно. Так он проехал уже 20 километров, когда вдруг его обогнал милицейский «Урал». За рулём давний знакомый, гаишник Николай Бугаев по кличке «Бугай». Он вдруг показал жестом – остановиться! Митьку удивила его разъярённая физиономия – чего это он?
Бугай был хорошо знаком всем местным шоферам и владельцам мотоциклов. Многих он лишал прав за вождение в пьяном виде. А ещё он был известен тем, что входил в комиссию «Страшного суда», и был там самым свирепым её участником. Когда провинившегося водителя за пьянку лишают прав, то он, по окончании срока, должен заново сдавать на права, даже если у него стаж вождения 30 лет – неважно, всё равно сдавать. И когда он этой комиссии сдаёт, то самые каверзные вопросы задаёт именно Бугай. Бывалые водители по 3-4 захода делали, пока сдадут.
Не обходилось и без курьёзов: однажды мужики поехали на «КрАЗе» в соседнее село Дабаду, уже навеселе. Дорога петляла по тайге, потом проезжаешь большую поляну, опять по тайге, и вот наконец показалось село. В магазине затоварились водкой, здесь же хорошенько «приняли на грудь», и поехали домой. Едут уже в сумерках. «КрАЗ», хоть и мотает почему-то на дороге, однако направление правильно держит, дорогу знает. И вдруг – удар! Остановились, вылезли…
На поляну, через которую проезжали, перед этим сел вертолёт, и «КрАЗ» его немного помял, и тот лежит на боку. В общем-то пустяк, ничего серьёзного, но всё же шофёра прав лишили на год, да и ремонт вертолёта ему в копеечку обошёлся. А через год пересдача на права, «Страшный суд». Председатель комиссии, седой старичок, у каждого грешника перед началом сдачи спрашивает – за что лишён прав? Кто –то по пьяни забор снёс, кто-то в овраг улетел, а когда дошёл до этого… - Да по пьяни на «КрАЗе» вертолёт сбил…
Комиссия хохотала до упаду, а бедный старичок выпучил глаза: - Двадцать пять лет возглавляю эту комиссию, но такого ещё не слышал!
Бугай на этом «Страшном суде» никому не делал поблажек, пощады не знал, гонял как сидорову козу даже ближайших соседей, даже своих родственников.
И вот он слез с мотоцикла, идёт к трактору. Митька, недоумевая, вылез из кабины, и вдруг Бугай схватил его за грудки: - Сволочь, ты что со старухой делаешь?!!!
Митька опешил: - С какой старухой?..
- А с той самой! Я тебя, козёл, сейчас пришибу, урод, ты что вытворяешь?..
Митька непонимающе хлопал глазами, и тут Бугай схватил его за шиворот и потащил к заднему борту прицепа, где из последних сил висела баба Люся. Кричать она уже не могла, только скулила. Бугай снял её. Пришлось ей рассказать, как она там оказалась. И смех, и грех…
Мужики посмеялись, Бугай извинился перед Митькой, но что теперь делать с этой бедолагой? Обратно её отвезти не получится: Бугай едет на разбор ДТП, а Митька назад уже не доедет – горючего не хватит, ему только вперёд теперь, на лесопилку, там и заправится.
Так что пришлось бабе Люсе обратно идти пешком. Как на грех, ни одной попутки, совершенно пустынная дорога, и все эти 20 километров пришлось ковылять ножками…
После этого недели две пустовала лавочка у входа, а пол в коридоре мыла её верная подружка, повариха Лукерья.
Мужики потом рассуждали: - Видать, Бог наказал её за излишнее любопытство. Да-а, нелегка работа у агентов ЦРУ!