Посвящается Геннадию Григорьевичу Клычкову (род. 1936).
Павел Григорьевич проснулся, как обычно, от холода. Повернулся на другой бок, пошевелил ногами. Согреться не получалось. Дом остыл, несмотря на то, что вечером он сжёг в печке большую вязанку дров. Надо было подниматься и разжигать огонь. Чернота за окном ещё не начинала бледнеть. Только одинокий фонарь тускло освещал пролегающую неподалёку от дома дорогу. По тому, как слабо и неровно горел свет, можно было понять, что идёт снег. Позади светового конуса в предутреннем мраке безмолвно простиралось огромное озеро, скованное льдом и покрытое снежным одеялом.
Судьбу человека могут определять разные обстоятельства. У одних людей это тяга к искусству, обнаружение творческих способностей и везение в их реализации, у других – деятельное стремление быть первым во всём, у третьих – счастливая удача явиться на этот свет в качестве любимых сына или дочери всесильных родителей. Для Павла Григорьевича определяющим стержнем, вокруг которого сосредотачивалась его жизнь, было прекрасное озеро рядом с его домом. Он не принадлежал к числу счастливчиков от рождения. Сам факт, что он появился на свет и провёл детство в деревенском доме в средней полосе России, свидетельствовал в пользу того умозаключения, что, скорее всего, судьба приготовила ему гораздо меньше благ, нежели другим представителям рода человеческого. Однако от родителей он унаследовал важное свойство характера – оптимизм, в силу чего он считал счастьем уже само своё появление на этот свет. Когда же пришло время задуматься о получении профессии, он выбрал институт, для поступления в который у него был наибольший шанс. Таким институтом оказался рыбный. И так Павел Григорьевич сделался рыбным инспектором. Вся жизнь его была отдана делу сохранения рыбных богатств и экологии прекрасного озера. А так как свои обязанности он выполнял честно, то нажил немало врагов среди начальников, которые поспешили с почестями отправить его на пенсию, как только подошёл срок.
Жизненный путь совершил крутой поворот. Если раньше в жизни рыбного инспектора всё было расписано по часам: подъём, завтрак, работа, обед, опять работа, ужин, домашний труд, то теперь каждый зарождающийся день пенсионера представлялся ему пустым сосудом, который следовало заполнить интересными и нужными делами, и процесс выбора таких дел являлся своеобразным творчеством, требовавшим умственных усилий. Это созидательное отношение к бытию не изменилось и после смерти жены Павла Григорьевича.
Видимо, шёл уже седьмой час. Привыкшему к деятельности человеку не надо было смотреть на часы, чтобы узнать время: утром он определял его по своим ощущениям. Он зажёг свет и надел на себя тёплую одежду, затем через тёмные коридор, тамбур и прихожую прошёл на террасу и включил там электричество. Его приветствовал радостным лаем и быстрым помахиванием хвоста маленький юркий пёсик.
- Ну, здравствуй, Тим! – ласково проговорил хозяин и потрепал любимое животное по голове. – Ничего не поделаешь, дорогой! Хочешь, не хочешь, но мы с тобой два одиноких волка!
Маленький пёс совершенно не был похож на волка, как, впрочем, и его хозяин, слова которого, как можно было понять, относились, скорее, к состоянию души, а не к внешнему виду. Тим нетерпеливо вертелся у ног мужчины, пока тот отпирал замки входной двери и продолжал беседовать с собакой. Как одинокий человек, Павел Григорьевич любил поговорить не только с псом, но и с курами, и сам с собою. Наконец, все запоры были сняты, и пёсик, звонко лая, пересёк освещённую из широких окон террасы часть двора и скрылся во тьме. Навстречу ему оттуда донеслись оживлённые голоса соседских собак.
Свежий снег ровной скатертью покрывал дворовую площадь, свободную от построек, и только дорожки были обозначены неглубокими морщинами на её поверхности. Мелкие снежинки густо сыпались подобно муке, когда её просеивают сквозь сито. Плавные извилистые линии очерчивали запорошённые снегом крыши нескольких сараев, теплиц и ульев. Всё это были строения, возведённые трудолюбивым хозяином своими руками. Позади строений из ночной мглы выступали, как сказочные таинственные великаны, сосны и ели с обвисшими от тяжести снеговых шапок лапами - ветвями.
- Надо браться за работу, - сказал себе Павел Григорьевич. Однако прежде чем достать лопату для уборки снега, он заглянул в курятник, где его ожидали и нетерпеливо кудахтали три пёстрые коричнево-жёлтые курочки. Эти курицы давно уже перестали нестись из-за старости, но у их хозяина рука не поднималась зарезать птиц. Вот и приходилось ему кормить их и всячески за ними ухаживать, не получая от них никакой пользы. Он просто ждал, когда они умрут естественной смертью.
К тому времени, как Павел Григорьевич расчистил подъездную дорогу к дому и тропинки во дворе, позавтракал и покормил своих животных, снег прекратился и совсем рассвело. Стало видно за дорогой озеро: гладкая пустынная заснеженная поверхность, простирающаяся до горизонта и окаймлённая растительностью по берегам. Снег перестал падать. Вдали над озером в разрывах тёмных туч засветился более тонкий слой облаков, окрашенный в бледно-жёлтый цвет лучами скрытого солнца.
Пора было ехать на кладбище. Четыре года назад погибла в автокатастрофе горячо любимая жена Павла Григорьевича Галина, и с тех пор безутешный вдовец регулярно посещал её могилу. Галя была единственной любовью всей его жизни. Впервые он увидел её, когда после окончания института совсем молодым человеком, похожим на мальчика из-за небольшого роста, приехал работать на озеро. Ему дали под жильё половину одноэтажного кирпичного дома с удобствами на улице. В другой половине проживала Галя с маленьким сыном. Павел Григорьевич не был высокого мнения о своих внешних данных, поэтому и думать не смел о сближении с красавицей – соседкой. Тем более что в планы его не входило оставаться здесь надолго. Он собирался вернуться в Москву и поступить в аспирантуру. Но жизнь распорядилась иначе.
Случилось так, что через год летом в гости к нему на отдых приехали из Москвы окончившие институт сестра с миловидной подругой. Молодёжь весело проводила время: купались, лакомились рыбой, причём особый восторг у них вызывали пойманные в озере угри, пили вино, много шутили и смеялись. Соседка за стеной, видимо, завидовала этому веселью и даже ревновала. Иначе, как ещё можно объяснить такой факт: не прошло и месяца после того, как отдохнувшие девушки вернулись домой, Павел Григорьевич написал сестре письмо с сообщением, что собирается жениться на Галине. Вскоре на свет появились близнецы. Потекла трудная, но счастливая семейная жизнь.
Обо всём этом вспоминал Павел Григорьевич, уверенно ведя свою «Ниву» по шоссе и любуясь белоснежным кружевом покрытых инеем деревьев, летящих навстречу ему по сторонам дороги.
- Ну, добрый день, милая моя. Вот, я опять к тебе приехал, - говорил безутешный вдовец, скорбно склонив голову перед могилой своей жены. – Я помню, что сегодня у тебя день рождения. Привёз твои любимые розы.
Павел Григорьевич положил к небольшому памятнику из красного гранита букет искусственных кремовых цветов и продолжал говорить. Будучи атеистом, он не верил ни в загробную жизнь, ни в существование бога. Но это не мешало ему разговаривать с умершей женой, как с живым человеком. После такой беседы на душе у него становилось спокойнее и светлее.
- Ты была права, Галечка, когда настаивала, что не надо нам с тобой переезжать в город. Я бы давно помер, если бы не работал ежедневно в нашем хозяйстве, - печально закончил он свою речь.
Постояв, молча, некоторое время, он вернулся к машине, чтобы отправиться в обратный путь. Но оказалось, что он переоценил возможности своего внедорожника. «Нива» буксовала и не трогалась с места. Необходима была помощь, и Павел Григорьевич вышел на шоссе, по которому ехали редкие машины. Большинство из них проезжали мимо голосующего человека, не тормозя. Те же водители, которые останавливались, узнав, в чём дело, отказывались помочь, ссылаясь на неотложные дела.
Прошло более двух часов, прежде чем пожилой одинокий человек решился отправиться в ближайшую деревню, расположенную в полукилометре от кладбища. Он шёл по улице и стучался в каждый дом, получая отказ по разным причинам. Наконец, ему удалось найти мужика, который согласился помочь «за бутылку». Радости Павла Григорьевича не было предела, когда он вернулся-таки домой измученный, но успокоенный.
Начинало смеркаться. В воздухе снова закружились снежинки. Озёрные дали постепенно погружались во мглу. Следовало торопиться, так как ещё не всё было выполнено из того, что Павел Григорьевич наметил на день. Сосуд однодневной жизни не был заполнен.
Пообедав вместе с псом, рачительный хозяин слазил в погреб за овощами, проверил курятник и включил насос, чтобы накачать воды из артезианской скважины и налить её в пустующие баки и вёдра. Несколько вёдер он отнёс на кухню, затем притащил из сарая дрова и затопил печку.
Только после ужина у Павла Григорьевича появилась возможность отдохнуть. Он уселся поудобнее в кресло перед телевизором и включил «Новости». Теперь он был не пожилым одиноким мужчиной, а гражданином страны. Его интересовало всё: война в Сирии и положение в Венесуэле, стрельба на Донбассе и споры политиков. Не имело значения, что он был далеко от этих событий. Он соучаствовал и сопереживал. Невидимые информационные нити связывали его с далёкими уголками мира, заставляя радоваться и огорчаться, негодовать и осуждать, жить в унисон со всем народом.
Звонок мобильного телефона оторвал его от экрана телевизора. Звонила дочь из города:
- Папа, я не смогла сегодня приехать. Слишком много работы! Но я обязательно буду у тебя в ближайшее воскресенье! Люблю тебя! Не болей! Целую!
Положив на место телефон, повеселевший Павел Григорьевич бодро и самоутверждающе сказал псу:
- Не горюй, Тим! Мы ещё поживём! Мы с тобой два дерева, остальные – пни!
Всё! День прошёл удачно! Сосуд однодневной жизни заполнился и крышка опустилась.
2019