Днем боль церемонилась, лишь изредка царапая кошачьими коготками поврежденную кисть руки. С наступлением ночи, боль превращалась в жестокую Салтычиху. Разгулу ее изощренного садизма не было удержу. Перед натиском болевой атаки пасовали даже проверенные анальгетики, обрекая владелицу раздробленной кости на неизбежные мытарства. Бессонные ночи, щедро приправленные страданиями, теребили слежавшиеся пласты памяти и выталкивали на поверхность яркие образы и события.
- « -
На спине белоснежной Айгюль было уютно, как в дачном гамаке. Степенная верблюдица, размеренно ступая по раскаленному песку, несла меня по весенней Сахаре к отдаленному оазису. Одежда кочевников надежно защищала от палящего солнца, а очки обеспечивали обзор бескрайней пустыни без рези в глазах.
Пышущие жаром пески жили своей, сдержанной жизнью. Липкое пекло не смущало работящих скарабеев запасать впрок провиант, ловко скатывая из верблюжьего помета питательные шарики. Стайка пустынных воробьев, отстаивая свои права на упавшие с небес щедроты, отпугивала от дармовой кормушки упорных жуков замысловатыми наскоками и воинственным кличем. Крапчатая ящерка равнодушно созерцала разыгравшиеся баталии, пытаясь поглубже зарыться в песок. Черно-белые кисточки хвостатых тушканчиков иногда мелькали на поверхности, сторонясь бережливых скарабеев и настырных пичуг.
Вдруг смокли все звуки. Проводник замахал руками и закричал. Караван остановился. Послушная Айгюль упала на колени, приглашая меня спуститься на песок. Ей последовали все дромедары каравана. Верблюды окружили путешественников, образовав заслон. В просветах живой стены просматривалась безмолвная пустота, непредсказуемая и неизвестная. И эта пустота разом ожила. Яростный порыв налетевшего ветра раскрутил над нашими головами пласты обжигающего воздуха. Он вращался бешеной юлой, увлекая вверх столб песчаной пыли. Эта пыль секла тело, пробивая одежду насквозь. Она мешала дышать, забивая нос и рот. Плотный песчаный рой смазал контуры обзора, превратив пустыню в темный, затерянный мир.
Припадок воздушной ярости неожиданно сменился затишьем. Краткое затмение перешло в фазу яркого, испепеляющего солнцестояния. Верблюжью тропу слизнул новоиспеченный бархан, сравнявший исхоженную колею свежим заносом. Вытряхнув колючий песок из одежды и обуви, мы направились к своему выносливому, одногорбому транспорту. Неожиданно, под ногой моей раздался хруст. Раздавить священного скарабея, даже ненароком, предвещало неприятности. Отступив в сторону, я со страхом всмотрелась в оттиск следа. Во вмятине, оставленной башмаком, просматривался удивительный разворот неведомых лепестков. Стараясь не разрушить волшебную находку, я извлекла ее из песка. Всмотрелась и ахнула. На ладони моей лежала распустившаяся роза редчайшего телесного цвета. Хрупкость лепестков диковинного цветка, совмещенная с волокнистой звездочностью, придавали кристаллической находке облик невинной нежности и скрытого таинства. Это была Роза Песков, редкий дар Сахары, который иногда вытесняется пустыней после песчаных бурь.
Рассмотрев мою находку, проводник сказал, что этот минерал символизирует любовь и верность. Родители дарят дочери этот камень на совершеннолетие, чтобы ее будущий брак был долгим и благополучным. Кроме того, сломанные кости срастаются быстрее, если рядом с постелью больного положить дар пустыни.
- « -
Вспомнив о целебных свойствах найденной Розы, я достала кристалл из заветной шкатулки и пристроила у изголовья. Хрупкий цветок неведомым образом утихомирил грызущую боль в сломанной руке, навеял покой и перенес меня в долгожданный мир сновидений. Туда, где пылала золотом песков далекая Сахара, где в небесах метался мираж женского облика в кочевых одеждах, где призрачный ветер пустыни одаривает род людской целебной силой священного минерала.
дромедар - одногорбый веблюд