Л. Балашевич. Дневник корабельного врача. гл. 19

Виталий Бердышев
Переход Севастополь - Бухта Провидения (Петропавловск-Камчатский).
Дневник корабельного врача подводной лодки С-73.
Дневник вел лейтенант медицинской службы Леонид  Балашевич (1960 год).

Рисунок автора "Буксир тянет замаскированную в доке подводную лодку".

3 июня 1961 г.

Рыбинское водохранилище сравнительно небольшое, хороший буксир дотянул нас до Череповца за какие-нибудь 13 часов. В Череповец мы пришли уже утром. Здесь начинается река Шексна – в древности отсюда поставляли к царскому столу лучшие щуки и некоторые породы ценных рыб. Места эти относятся к Вологодской области, город Череповец – тоже. Здесь есть большой металлургический комбинат, но сам город скорее похож на большую неблагоустроенную деревню, чем на крупный промышленный центр. Большинство домов – маленькие, деревянные, разбросаны среди пустырей без всякого плана и системы, на улицах много пыли. Население одето плохо, манерами не блещет, часты драки и тому подобные вещи.

В Череповце мы должны уменьшить осадку дока, так как глубина Мариинской системы ограничена, поэтому док оттянули на внешний рейд, чтобы выгрузить на баржу часть балласта – 30-килограммовых чугунных чушек. Это очень трудоёмкая работа, которая вместе с измерением осадки и ожиданием буксира заняла в общей сложности 3 дня. А так как погода стояла прекрасная, мы получили полную возможность загорать, любоваться природой и даже купаться. Места здесь всюду низменные с большим количеством болот, где обитает масса комаров, мошек и прочего гнуса. На большом протяжении разлившаяся Шексна затопляет низкие болотистые берега, которые становятся едва проходимыми. В этих влажных местах много молодых берёзок, кустарника, черёмухи, ели, но все они не вырастают высокими, поэтому всё время кажется, будто леса здесь появились не тысячи лет назад, а только двадцать-тридцать.

Вечером 31 мая я заступил дежурить по эшелону. Старпом вместе с командиром, захватив с собой винтовку, отправился на берег пострелять, побродить по земле. Я занимался в нашей импровизированной кают-компании, когда вошёл наш инженер капитан 3 ранга Токарев.

– Служба, проверь, по-моему, в 6-м отсеке намечается пьянка!
Я спустился в лодку, прошёл по кораблю в корму. Люк 6-го отсека оказался задраенным, и мои попытки его отдраить ни к чему не привели: люк заклинили изнутри. Только через несколько минут люк открыли, и через отверстие, дохнув мне в лицо луком и водочным перегаром, вылез старшина команды трюмных Мешков, пережёвывая на ходу остатки закуски.

– Чем вы тут занимаетесь, Мешков, почему задраен люк?
– А я тут один, товарищ лейтенант, тут больше никого нет, я ничего, просто…
В этот момент через люк 7-го отсека спускается Токарев. Пока я стучался в люк 6-го отсека, он прошёл по верхней палубе к наружному люку 7-го отсека и увидел вылезающих оттуда одного за другим, как крыс с тонущего корабля, на ходу жующих других старшин команд, и среди них коммунистов Леонова, Волощука. Когда я начал стучать в отсек, они решили сбежать через открытый люк, но неудачно. Так мне впервые пришлось выступить в роли сугубо военного должностного лица и принимать меры по наведению, как говорят офицеры, уставного порядка. Мы вызвали всех этих старшин в кают-компанию, пригласили сесть. Заместитель командира и помощник, начальник РТС, командир БЧ-5 Токарев начали выяснять причины, источник спиртного, организаторов и т.д. Ведь распитие спиртного на корабле считается тяжким преступлением. Застигнутые врасплох, ничего, кроме голого отрицания фактов, они ответить не могли. Но алкоголь начал проявлять своё действие, и вид наших молодых горе-коммунистов говорил сам за себя. У Леонова, специалиста СПС, узкие глаза с хроническим блефаритом ещё более сузились и покраснели, зрачки налились злобой, ища поддержки у Волощука:
– А что, вы не пьёте, да это вы нас научили. Я знаю, у меня факты есть.
– Да, да, я подсоберу факты, у меня есть что напомнить, я скажу, я докажу, – поддержал Волощук.

Ясно, что страх наказания и спирт лишили их здравого смысла. Выслушав ещё массу ереси и прямых оскорблений даже в адрес партийной организации, мы отправили наших деятелей спать. Я с уважением относился к этим старшинам, считал их для их положения и образования достаточно умными и тактичными людьми. И вдруг, когда обстановка меняется, оказывается, что в глубине души это – свалка невежества, неуважения, фискальства, злобы. Когда я, как секретарь парторганизации, впоследствии разговаривал с Волощуком, оказалось, что он очень смутно представляет себе элементарные основы деловых взаимоотношений коммунистов, вежливости и т.д. Он построил себе довольно стройную систему оправдания. Основной её тезис: я знаю несколько случаев выпивки офицеров. Следовательно, вся наша система поражена пьянством, развратом. Мне не с кого брать пример, и я тоже имею право пить, так как сам не понимаю, что такое хорошо и что такое плохо!
– Волощук, а почему вы не видите того хорошего, что есть на корабле, не видите, как офицеры, не считаясь со временем, работают, сдают задачи, стоят вахты в качку, в шторм, как до нитки промокшие, без нытья и жалоб, едва передохнув, снова идут на мостик?

– Я вижу только плохое.
– Почему вам не взять пример с нашего заместителя? Вы говорите, что вокруг нет никого, с кого можно взять пример, и это – причина вашего пьянства. Но вот заместитель никогда никому не сказал грубого слова, никогда не пьёт, учится в невероятно трудных условиях в академии. Вот вам прекрасный пример. Молчание. И далее разговор шёл в таком же духе. Я приводил самые неопровержимые доводы и доказательства его неправоты, но к концу двухчасовой беседы так ничего и не добился. Когда в двенадцатом часу ночи вернулся командир, мы доложили об этом случае, и все разошлись спать.

Возбуждённый, устав от непривычной «работы», я не мог спуститься в лодку. Да и погода не располагала ко сну. Ночь была прекрасна и тиха, и только соловьиные трели и визг ночных птиц нарушали эту непривычную тишину. Луна, как фантастический воздушный шар, освещала гладь реки таинственным зеленоватым светом, споря с красными бликами поздней северной вечерней зари. С берега доносился терпкий аромат цветущей черёмухи и молодой берёзовой листвы, чуть заметный береговой ветерок был до предела насыщен этим ароматом. Я спустился в шлюпку и бесшумно оттолкнул её от борта дока. Через минуту док казался тёмным мрачным чудовищем на фоне лилового неба. Нет ничего прекраснее, чем в такую вот ночь пройтись на шлюпке навстречу таинственным теням леса, слушая мерный плеск вёсел, щебет птиц, треск многочисленных насекомых, вдыхая густой аромат летней ночи. Как жаль, что я сейчас один, не с кем поделиться такой красотой, прочувствовать её вместе. Ведь словами такое не передашь…

В эту ночь мне так и не пришлось спать. Едва я поднялся на док, к нам подошёл буксир – допотопный кораблик, какие строили ещё, наверное, до революции. Он ещё во время войны был тральщиком на Балтике, и, как говорит командир, из 86 «кораблей» этой серии едва 20 остались в живых. Сейчас они после модернизации снова таскают мирные и немирные эшелоны по Мариинской системе. Через час мы завели концы, подождали, пока рассеется утренний туман, и двинулись самым малым ходом навстречу шлюзам Мариинской системы.

Продолжение следует.