Н А Ш А Н О В А Я У Ч И Т Е Л Ь Н И Ц А
(ч а с т ь п е р в а я)
История, которую я хочу сейчас рассказать, это история моей
первой любви, любви очень ранней, еще школьной поры.
Довольно короткая, но полная необыкновенно сладостных
и вместе грустных, печальных, а подчас и горьких мгновений.
Она казалась мне в ту пору непохожей ни на одну другую
любовную трагедию в этом мире.
И после завершения своего спустя всего год, она на протяжении
всей моей жизни не оставляла меня в покое.
Собственно, и завершения, как такового не было.
Меня не покидало ощущение, что любовь не закончилась.
Просто в ней наступила долгая, бесконечно долгая зима, без встреч, без
звонков и без всего остального.
А сердца, и мысли наши были по-прежнему заняты друг другом.
Быть в разлуке мучительно, но и томительно сладко, поскольку
все эти годы не покидало меня предчувствие встречи, которая разрешит
копившуюся неопределенность в наших отношениях и соединит нас снова.
Теперь уже никого из участников этой истории длиной в
человеческую жизнь, свидетелей или заинтересованных лиц, кроме
автора, уже не осталось в живых.
Поэтому я и решил написать обо всем, что с нами произошло,
ничего не утаивая, никого не виня и не оправдывая себя.
В надежде на то, что тогда, наконец, я смогу освободиться от
ставшего непосильным груза мыслей и памяти.
После этого, я надеюсь, затеряется она среди множества других
похожих или растворится в них бесследно и для меня в том числе.
Потому что станет она тогда не моей историей, а переложится
воспоминаниями на плечи тех, кто испытал в своей жизни нечто подобное.
Или тех, кому это еще только предстоит.
Итак, началась эта история почти сразу с приходом Елены
Николаевны в наш десятый класс в качестве учителя литературы.
Наша новая учительница, высокая, статная блондинка с
рельефными формами, а нам казалось, что мы в этом уже что-то
понимали, была красива уверенной красотой благополучной женщины.
Все казалось необычайно гармоничным в ее внешности, лицо
с едва заметными бархатистыми скулами, нежно заостренный
аристократический подбородок, крупные, широко поставленные глаза
цвета спелого лесного ореха и в венчиках густых ресниц.
Я их никогда не видел холодными или безразличными, потому
что они всегда источали лучики переживаний, охвативших ее сию минуту.
Это могло быть восхищение чем-то или кем-то, поощрительная
улыбка, а часто и уничижительная насмешка.
О, как она умела это делать. Голос ее мелодичный и звонкий,
в гневе бывал резким, иногда чересчур на мой слух, что не очень-то
шло ей.
А, вообще, уже по первым урокам чувствовалось, что Е.Н.
человек жесткий и вполне может лишить нас привольной жизни, к
которой мы привыкли при ее предшественниках.
И все же, как бы она ни приструнивала нас в классе, она не
смогла бы запретить ребятам кидать многозначительные, по большей
части, восхищенные, иногда скабрезные взгляды ей вслед.
Когда она выходила из учительской с классным журналом под
мышкой и направлялась к лестничной клетке, чтобы подняться на
четвертый этаж в класс, зрители скапливались на лестничной площадке.
Дефиле по подиуму вверх сопровождалось блудливыми
взглядами созревающей школьной братии, проявляющей интерес к ее
фигуре, бедрам, походке, стати.
Надо отдать должное, ей хватало ума и чувства самоуважения,
чтобы в этой двусмысленной ситуации делать вид, будто она ничего
не замечает или вообще не обращать никакого внимания на ажиотаж,
возникающий вокруг ее персоны.
Теперь, по прошествии множества лет, я не исключаю даже,
что она к такому эффекту, производимому собственной персоной в
бурсацком окружении, могла и привыкнуть.
Интересно, а если отмести смущение, которое она все-же должна
была, я надеюсь, испытывать в те моменты, ликовала ли она внутренне
при этом?
Думаю, да, ведь она была женщиной и, конечно, тщеславной.
Ваш покорный слуга на лестничной площадке никогда не
присутствовал, но всеми своими не очень чистыми помыслами был там
и с широко раскрытым ртом к тому же.
Уроки ее тогда казались интересными, насыщенными, но
почему-то следа во мне заметного не оставили.
Может быть, мальчишеская самоуверенность позволяла мне
считать, что я к тому времени уже был основательно грамотен и начитан.
Но, скорее всего, нагрянувшие вскоре бурные события
вытеснили впечатления о ее уроках, на которых мои мысли были далеки
от образов Онегина и Чацкого.
Тут бы в пору было в самом себе разобраться.
Прошла осень. Сашка Рапопорт, как всегда, гусарил на уроках
литературы демонстрируя знакомство с европейскими, американскими
и русскими классиками.
А перед зимними каникулами, как и в прошлом году он снова
принялся за свое.
Настала пора, заявил он мне, приглашать Е.Н. в кино.
Только ни в коем случае нельзя повторять прошлых ошибок,
когда в девятом классе мы пригласили одновременно двух училок.
В результате чего дальше кино дело не пошло.
Правду надо сказать, я ни тогда, ни потом у Сани не спрашивал,
на что, по его мнению, мы рассчитывали в нашем эксперименте.
Причина наших неудач в том, сказал психолог Саня, что они
вовсе не стеснялись нас с тобой, как мы думали, а боялись оказаться
скомпроментированными друг другом перед руководством школы.
Скажем, у одной случился, пусть даже платонический роман
с юным Ромэо (с Алессандро, тут же поправил я Саню), а у другой нет
(я развел в свой адрес руками и со скорбной рожей промолчал).
Эта другая, из зависти к Джульетте, будто ненароком, оповещает
о случившемся весь непорочный до недавних пор педагогический
коллектив школы.
Затеивается дело о моральном облике советского педагога и
все такое прочее.
-Помнишь как Валерку Алексахина сначала из комсомола
выперли за аморалку, а потом и из школы?
И поехал парень из Москвы доучиваться в Подольск. Н-е-ет,
ее нужно приглашать одну и только одну.
Я согласился, но с прежним условием, что в церемонии
приглашения участвовать не буду.
На этот раз подельник не возражал, но потребовал взамен,
чтобы приобретением билетов в кино я занялся лично.
Тогда в центре, на площади Свердлова, теперь Театральная,
в двухэтажном, кажется, здании, которое замыкало каре гостиницы
"Москва", был открыт единственный в городе кинотеатр где
демонстрировали стереофильмы, он так и назывался "Стереокино".
Там показывали в ту пору всего два фильма, "Машина 22-12"
с Жаровым, Крючковым, Верой Орловой и Викланд, а второй, к
сожалению, не помню.
Тогда это была совершенно новая, на стадии эксперимента,
техника в кино, основанная на принципе объемного восприятия
изображения, для чего зрители снабжались специальными очками.
Зал был маленький, зритель чувствовал себя в нем не очень
комфортно, потому что менять свою позицию во время просмотра
не рекомендовалось, так как моментально сбивалось изображение.
К тому же еще эти очки в белой оправе с темными стеклами,
как у слепых.
И если бы ни состав исполнителей, и ставшая к тому времени
популярной песенка "Еду-еду-еду я по свету, у прохожих на виду", первую
стадию эксперимента можно было бы считать не очень успешной.
Я купил заранее три билета и в воскресенье перед Октябрьскими
праздниками мы втроем отправились в "Стереокино".
Фильм шел меньше часа, но мне казалось, что он тянулся
нескончаемо долго. Е.Н сидела между нами и Сашка постоянно к ней
наклонялся, комментируя происходящее на экране.
Я же вдыхал аромат, исходящий от нее, который меня волновал
необычайно.
Это была "Красная Москва", очень модные духи тех лет.
Мне и сейчас нравится этот запах, сладковато терпкий, немного
таинственный, навеивающий воспоминания того незабываемого времени.
У Иси тогда годами хранились на трюмо с громадным трудом
добытые "Пиковая дама", "Ландыш серебристый", "Красная Москва".
Сеанс закончился и как только мы вышли на площадь Сашка
моментально блеснул профессиональной оценкой фильма.
Е Н. слегка повернувшись в мою сторону спросила какое
впечатление произвел фильм на меня.
Я что-то промямлил про Веру Орлову и Жарова в "Близнецах",
а про стереофильм так ничего придумать и не успел.
Мы сели в метро, доехали до Бауманской и отправились
переулками в сторону Малой Почтовой, где жила Е.Н.
Все это время мне легко удавалось отмалчиваться, потому
что Сашка без конца солировал, играя именами классиков литературных,
театральных и известных деятелей кино тоже.
Только мы перешли совсем небольшую площадь, на которой
встречались четыре узенькие и темные улочкии, Е.Н. остановилась
и став к нам лицом заявила:
- Мальчики, большое вам спасибо за приглашение в кино,
за интересный вечер, но я вынуждена вам сказать вот что.
Отныне подобную практику мы с вами прекращаем.
Услышав эти слова я завял от стыда и стал прятаться за узкую
сашкину спину.
- Давайте договоримся вот о чем. Теперь билеты в кино для
нас я буду покупать сама.
Я ведь слежу за репертуаром, правда, больше театральным,
чем за афишами кинотеатров.
Будем считать такие походы продолжением учебы вне школы.
И это мое непременное условие. Ну, так как, согласны?-
спросила она и посмотрела на меня.
Потом она несколько раз приглашала нас в театр и один-два
раза в кино.
В каких и что смотрели не помню совершенно.
продолжение:http://www.proza.ru/2019/02/21/548