Приближалась станция «Театральная». Спотька недовольно заворочалась. Она тоже тонко чувствовала ЭТО. Всего в Городе был десяток мест в подземке, где неизбежно спазмом накатывала какая-то дурнота, на пять-шесть секунд она окутывала полностью, как липкая паутина в осеннем лесу. Избавиться или избежать этого состояния никогда не получалось, ее можно было только терпеть, как терпят головную боль. Правда, через несколько секунд все также внезапно заканчивалось с надрывным звоном, словно рвалась на гитаре перетянутая струна, и вновь можно было дышать. В районе «Театральной» как раз было такое место. Очень странно, но в этот раз вместо тягучей и липкой паутины спазма возникла пульсирующая жилка боли, но со странным эффектом: когда болевой порог возрастал почти до уровня нетерпимого, он вдруг резко сменялся приступом эйфории. От этих «качелей» у Макса закружилась голова, а Спотька так вообще словно взбесилась: только открылись двери, как она с необычайной силой вырвалась и бросилась из вагона на платформу. Макс едва успел выскочить тоже. Здесь сигнал воспринимался гораздо сильнее, и что особенно странно, он приобрел строгую направленность. Едва не теряя сознание от резкой смены боли и наслаждения, он успел заметить пушистый полосатый спотькин хвост, устремившийся вдоль платформы в направлении движения поезда. Макс метнулся за ней, с трудом избегая столкновений с другими пассажирами. Как раз тогда, когда уходящий состав мелькнул в проем тоннеля хвостовыми огнями, Макс перемахнул за низкое ограждение, которым заканчивалась платформа – за ним начинался спуск к «обочине» колеи, как раз там и мелькнул кошачий хвост. «Ну все, догоню, - сделаю чучело из этого коврика для блох» - подумал Макс, интуитивно отмечая, что источник сигнала, по всем признакам, стремительно приближался. По правую руку тянулись полукруги бетонных блоков, увитые тугими пучками силовых кабелей, растянутых на опорных крюках. Метрах в десяти впереди, уже практически в полной темноте, фосфорическим колдовским блеском зажглись янтарные кошачьи глаза. «Вот, зараза, поймаю, - уши пообрываю и усы побрею!», - подумал Макс, а сам позвал: «Споть, Споть, иди ко мне, кошатка!». Справа в стене вдруг «нарисовалась» неглубокая ниша. Это точно здесь! Амплитуда сигнала стала практически невыносимой.
Макс уперся в обшитую металлом дверь с классической «черепашкой», то есть черепом и надписью «щитовая». Сигнал явно шел отсюда. От толчка дверь открылась. Навалилось тяжелое гудение мощных трансформаторов. Небольшая, метров на десять по площади, комнатушка была заполнена шкафами с силовой аппаратурой, рубильниками, панелями выключателей. На стене висели старые плакаты типа «уходя – гаси свет», огнетушители, пару металлических столов были заставлены тестовой аппаратурой. В углу, возле стула, мужчина в рабочей робе заваривал чай. Поставив на стол чайник, посмотрел немного иронично («ну-ну, явился, не запылился!»). Лет пятьдесят, короткий ежик черных, как смоль, волос, очки в тонкой оправе, правильные черты худощавого лица с двухдневной щетиной. Острый, оценивающий взгляд. Все это как-то не вязалось с рабочей спецовкой, тем более, что на столе рядом с развернутыми бутербродами перемигивался светодиодами странный на вид прибор явно «самопального покроя».
- Я не знаю, кто ты, но прошу – выключи эту гадость – сил нет больше терпеть, иначе я все здесь разнесу к чертовой матери!
Когда он отрывисто заговорил слегка хрипловатым голосом, Макс почувствовал в нем усталость и напряжение, возможно, даже страх.
- Явился? А ведь уже целый день жду тебя. Заходи и закрой дверь.
- Ты кто?
- Только никаких имен. Меня зовут Седой.
- Макс. Седой? Да чтоб меня негры покусали, если ты – седой!
- Ты плохо знаешь историю вообще и историю подпольных движений в частности. Клички не должны вызывать адекватных ассоциаций, иначе в них нет смысла.
- Зато вы, видать, профессионал.
- Так и есть. Профессор, все-таки, черт побери. А тактика восстаний и революционные движения – моя специализация. Полтора десятка монографий, пять-шесть пудов статей разных, но вам этого знать не нужно. Ладно, у нас мало времени. Познакомимся позже, если удастся. А сейчас, как говорится, пора делать ноги.
- Мы в опасности?
- Мы в опасности, и вся закавыка в том, что я не понимаю, какого рода эта опасность. Просто сработала ловушка.
- Ничего не понимаю, о какой ловушке и опасности идет речь.
- Понимаешь, то, что ты попал сюда, не случайно. Я ждал тебя. Ведь только ты заметил, что на станции «Театральная» стоит импульсный «маячок» направленного действия и только ты смог четко идентифицировать его источник.
- Не клеится, Седой. Если ты историк, то где ты научился собирать пси-излучатели? Кстати, а на каких частотах они работают? Что-то я не замечал, чтобы их можно было купить в магазине по электронике. Думаю, что и на радиорынке не все компоненты купить можно. Так ты инженер – электронщик или все-таки историк? Может, выберешь более правдоподобную легенду?
Седой помешал ложечкой чай, подул в чашку и осторожно втянул в себя порцию горячего напитка, шумно, как пылесос.
- Послушай, я почти год бился над загадкой депрессивного поведения людей в метро. И все безрезультатно. Пока не обнаружил в тоннелях скрытые контуры. Они полностью автономны, но имеют при этом сетевую структуру. Это тоже было долго не понятно, пока мы не пришли к выводу, что каждый контур имеет свой пакетный передатчик импульсного типа с накопителем.
- Мы? Ты сказал мы?
- Два дня назад у меня был друг, физик – ученый от бога. Помнишь, примерно год назад писали об аварии в метро? Так вот при этой аварии был случайно поврежден такой вот контур, и я подобрал маленький фрагмент и отнес его Умнику. Умник примчался через два часа с глазами размером с блюдце и шепотом начал говорить мне о том, что этот материал – полупроводник, который при определенных условиях становится сверхпроводником. И может бесконечно долго накапливать и хранить информацию, а если его вернуть в обычное состояние, то всю накопленную энергию он излучает в каком-то немыслимом диапазоне. После чего он перешел на крик и поклялся, что на Земле такого материала не существует и что он готов – тут Седой криво ухмыльнулся уголком рта – заложить душу дьяволу за разгадку этой тайны. Мы вместе с ним облазили добрую часть подземки, составили схему расположения контуров, график излучений каждого из контуров. Это стало возможно после того, как он из найденного мной кусочка собрал вот этот прибор, который может работать как на прием, так и на излучение. Умник предупреждал, что режимом на излучение можно пользоваться только в самом крайнем случае. Крайний случай настал два дня назад, когда вся лаборатория при загадочных условиях сгорела подчистую вместе со всеми записями, компьютерами и самим Умником. Видать, все-таки проболтался Умник кому-то под стопарик чистого спирта, настоянного на зубровке. После этого я в прямом и переносном смысле и ушел в подполье. Места эти я неплохо знаю с тех пор, как еще студентом подрабатывал ночными дежурствами. И сутки назад я впервые включил прибор в режиме генерации импульсов. После чего ты и явился. Ничего не хочешь сказать?
Макс через полминуты, когда переварил услышанное, чуть не задохнулся от возмущения:
- Ты что хочешь сказать, что я из тех, кто заколпашил твоего друга??? Прости, наверное, он был хорошим другом и действительно талантливым ученым – светлая ему память. Только для меня все то, что ты сейчас рассказал, звучит полным бредом. Звучало бы, если бы все это случилось не со мной. Я так думаю, что сюда меня привела моя кошка.
- Теперь ты несешь полный бред. Я тебе не верю. Пока не верю.
- Тогда какого черта ты включил передатчик? Экстрима захотелось? А ты хоть догадываешься, кто ликвидировал Умника, построил эти контуры чертовы, кто стоит за этим всем? Зеленые человечки?
- Просто я устал бояться. Если враг известен, то победить его можно. Если противника не знаешь, то его трудно не бояться.
- Подожди. Ты еще говорил про какую-то ловушку.
- Сначала я подумал, что ловушка – это ты и есть.
- А теперь прозрел или начал сомневаться?
- Просто контур на «Театральной» по графику должен был выстрелить имульс двадцать минут назад, а его не было. Значит, меня засекли.
- Ну вот и здорово. Значит, нужно просто подождать, и мы узнаем, кто за всем этим стоит. А может, ты просто все это придумал, и больше боишься именно того, что никто не придет?
Седой отвернулся и начал поспешно собирать в комнатке какие-то малопонятные приборы и вещи.
- Не люблю, когда гостей больше одного. Разговора душевного как-то не складывается. Одна суета – следить, чтобы не пустели тарелки с закуской, колоть лед для виски, моноатомным слоем распределять красную икру по бутербродам.
Макс с иронией бросил взгляд на надкушенный бутерброд с загнувшимся от сознания своей несвежести ломтиком сыра. «Сноб хренов. Видать, железный мужик, если в таких обстоятельствах еще и выеживается».
- Да и твою историю хочу послушать. Пока от зеленых открещиваешься неубедительно. Поэтому делаем ноги. Нельзя оставлять следов. То есть, скрыть все равно не получится, но нельзя оставлять улики, по которым тебя вычислят.
Седой закончил поспешную фаршировку сумки. Махнув Максу рукой в направлении темного проема, бросил отрывисто:
- Пошли. Быстро. И молча. Выберемся наверх, поговорим. Идти будем без света, не через станцию, постарайся не отставать. Кстати, здесь полно крыс. Если подвернется под ноги, не ори. Матерится можно, но только не вслух».
- У меня здесь кошка пропала, надо бы посмотреть.
- Для начала надо просто выжить. Пошли, и быстрее.
Они прошли шагов двадцать. Сознание вырубилось внезапно, словно в комнате кто-то выключил свет.