Звёзды на поэтическом небосклоне вспыхивают не часто.
От некоторых свет до земли доходит дольше, чем от других.
Одни кажутся большими и близкими.
О других иногда говорят, что их зажигают, потому что это кому-то нужно.
Именно к таким искусственно зажжённым звёздам преувеличенной величины захотелось зачислить И.Бродского по первым впечатлениям от его биографии.
В школе он оставался на второй год, в Военное училище не был принят, будто бы, за национальность.
Бросил школу, не окончив 8 классов. Работал в морге, в котельной, смотрителем маяка, в геологических партиях…
От армии освобождён, будто бы, по состоянию здоровья…
В защиту Бродского от обвинений в тунеядстве выступили такие корифеи, как А. Ахматова, К.Чуковский, С.Маршак… Чем он показался им так ценен?
И вдруг, после приговора за тунеядство в Нью-Йорке выходит первая книга Бродского,
его избирают членом Баварской академии изящных искусств.
А в 1972 году без знания языка уже в США он становится преподавателем Мичиганского университета!?
Ещё до эмиграции пошли слухи, которые кратко и лучше всех выразила А.Ахматова: Бродскому «делают биографию»…
А через десять лет после получения гражданства в США Бродский получает Нобелевскую премию.
Мы, конечно, знаем про обычаи протекции и тесной взаимовыручки среди евреев.
Но чтобы до такой степени…. – это даже для евреев многовато и подозрительно.
По признаку оппозиции к власти или склонности к протесту на премию мог рассчитывать и Е.Евтушенко… На худой конец, А. Вознесенский…
Они, хоть, были известны всей стране, а Бродский выскочил как из табакерки…
Из беглого знакомства с поэтом сразу бросились в глаза нелестные отзывы о стране:
«Русский орёл, потеряв корону,
напоминает сейчас ворону.
Его, горделивый недавно, клекот
теперь превратился в картавый рокот». – это сказано ещё задолго до перестройки, в 1967 году.
когда всем казалось, что ничто ничего не предвещало.
Не могло понравиться власти и то, что Бродский кинул камень в государственный атеизм:
По случаю разрушения церкви он писал:
«Но что до безобразия пропорций,
то человек зависит не от них,
а чаще от пропорций безобразья…
…Одно,
должно быть, дело нацию крестить,
а крест нести — уже совсем другое»
В прозе об СССР он высказывался уже почти ядовито:
«…жил в самой несправедливой стране на свете. Ею правили существа, которых по всем человеческим меркам следовало признать выродками».
О родителях: «...они родились и выросли свободными, прежде чем случилось то, что безмозглая сволочь именует революцией, но что для них, как и для нескольких поколений других людей, означало рабство.»
Даже в бытовых воспоминаниях сквозит обида на несправедливость и обвинение «выродкам»:
«…Велосипеды были старые, довоенные, а владелец футбольного мяча почитался буржуем.
Помню, во время урока кто-нибудь проползал под партами через весь класс к столу учительницы с единственной целью - заглянуть к ней под платье и выяснить, какого сегодня цвета на ней трико».
- Тут уж возмущённый разум начал закипать: всякое было, были даже охотники пощупать девчонок, будто бы, играючи в догонялки, но чтобы учительнице под платье заглядывать…
- Это или отморозки, или поэтический вымысел на грани клеветы.
Ещё одно суждение: «Служба в советской армии длилась от трех до четырех лет, и я не видел человека, чья психика не была бы изуродована смирительной рубашкой послушания» -
Даже тот, кто испытал и скудный армейский рацион, и дедовщину, не подпишется под этими словами без многих оговорок… Это тоже явно выходило за рамки поэтического преувеличения.
Главное, сам-то не служил ни одного дня…
Позднее в прозе Бродский ясно сформулирует своё отношение к СССР:
«человека, прожившего жизнь в России, следовало бы без разговоров помещать в рай».
«Ни одна страна не овладела искусством калечить души своих подданных с неотвратимостью России…»
Нельзя сказать, что в Америке его творчество встретили с любовью.
«Меня упрекали во всем, окромя погоды...» - признавался сам поэт.
Из описаний его биографии известны такие отзывы тамошних критиков:
пишет по-английски «неуклюже и сикось-накось» , как мыслитель «глуповат и банален», «неврастеник и посредственность мирового класса»…
Е. Евтушенко говорил о Бродском, «что Его поэзия не совсем русская, она довольно холодна, в ней нет теплоты человеческой, и любви мало».
«Не совсем русская» - это что, тонкий намёк на отсутствие кабацких мотивов?
А. Солженицыну не понравилось, что
«Иронией – все просочено и переполнено. Юмор? Если и проскользнет изредка, то не вырываясь из жесткой усмешки»
У нас нет доказательства, что у Солженицына идеальное чувство юмора.
Вот есть здесь у Бродского юмор?
Письмо в бутылке: (речь о бутылке с запиской от погибающего в море)
«…И в этой бутылке у Ваших стоп,
свидетельстве скромном, что я утоп,
как астронавт посреди планет,
Вы сыщете то, чего больше нет».
Или в этом диалоге двух пациентов «дурдома»:
«Ты ужинал?» «Я ужинал. А ты?»
«Я ужинал». «И как тебе капуста?»
«Щи оставляют в смысле густоты
желать, конечно, лучшего: не густо».
Во время такого скептического просеивания стихов Бродского мне показалось, что нет-нет да сверкали яркие камушки, которые подогревали желание искать ещё.
Сначала отдельные метафоры: «превращенье бумаги в козла отпущенья обид»,
«как требуют инструкций незабудки», «Краска стыда вся ушла на флаги»
…
Потом отдельные строки:
«Обычно тот, кто плюет на Бога,
плюет сначала на человека».
«Зло существует, чтоб с ним бороться,
а не взвешивать на коромысле».
«За лучшие дни поднимаю стакан,
как пьёт инвалид за обрубок»…
И целые строфы:
«Тем верней расстаемся,
что имеем в виду,
что в Раю не сойдемся,
не столкнемся в Аду».
«Как подзол раздирает
бороздою соха,
правота разделяет
беспощадней греха.
Не вина, но оплошность
разбивает стекло».
Что скорбеть, расколовшись,
что вино утекло?»
«Что сказать мне о жизни? Что оказалась длинной.
Только с горем я чувствую солидарность.
Но пока мне рот не забили глиной,
из него раздаваться будет лишь благодарность». -
Интересной показалась мысль в его Нобелевской лекции:
«выбирай мы наших властителей на основании их читательского опыта, а не
основании их политических программ, на земле было бы меньше горя».
И при получении премии в Швеции:
«я совершенно убежден, что над
человеком, читающим стихи, труднее восторжествовать, чем над тем, кто их не
читает».
И в лекции для студентов университете Мичигана:
«накопление невыговоренного, невысказанного должным образом может привести к неврозу.
вы живете в демократии — этом доме на полдороге между кошмаром и утопией»
Ещё до эмиграции он писал о своём творчестве:
«Гражданин второсортной эпохи, гордо
признаю я товаром второго сорта
свои лучшие мысли и дням грядущим
я дарю их как опыт борьбы с удушьем»
Поэтому не кажется фальшивым или ложно скромным его мнение о его Нобелевской премии:
«если человек искренне считает, что ее заслужил, то это полная катастрофа».
Можно согласиться с мнением Евтушенко о том, что поэзия Бродского холодна и лишена человеческой теплоты. Но это уже вопрос темперамента и характера поэта, а не качества стихов.
Э.Лимонов высказал в упрёк поэзии Бродского, что она немощна в изображении интимной стороны любви. Сам-то он прямо и красочно описывал, как любил девочек.
Отсутствие «постельных» тонов. скорее всего, принципиальный выбор Бродского в вопросе дозволенного на интимные темы.
То, что он мог бы… стать более русским, например, поэтом-хулиганом , доказано в «Представлении»:
«Многоточие шинели. Вместо мозга — запятая.
Вместо горла — темный вечер. Вместо буркал — знак деленья.
Вот и вышел человечек, представитель населенья.
Вот и вышел гражданин,
достающий из штанин».
…«хуже порчи и лишая — мыслей западных зараза.
Пой, гармошка, заглушая саксофон — исчадье джаза»..
Кабацкий мотив найдём в «Подражании Некрасову…»:
«Моя невеста полюбила друга.
Я как узнал, то чуть их не убил.
Но Кодекс строг. И в чем моя заслуга,
что выдержал характер. Правда, пил.
... Рука, где я держу теперь полбанки,
сжимала ей сквозь платье буфера.
И прочее. В углу на оттоманке.
Такое впечатленье, что вчера.
... За что? Кого? Когда я слышу чаек,
то резкий крик меня бросает в дрожь.
Такой же звук, когда она кончает,
хотя потом еще мычит: Не трожь».
Хотя, на вопрос журналиста, как он себя чувствует в качестве преподавателя в женском колледже, Бродский неосторожно пошутил: «Как лиса в курятнике».
В результате на него посыпались обвинения в сексизме. Вот тебе и развратная Америка…
А вот лирика Бродского:
«Так долго вместе прожили, что снег
коль выпадет, то думалось — навеки,
что, дабы не зажмуривать ей век,
я прикрывал ладонью их, и веки,
не веря, что их пробуют спасти,
метались там, как бабочки в горсти»
Разве нет здесь человеческой теплоты?
Да и в бытовых наблюдениях он не холоден, как например, в этом описании предновогодней или предрождественской суеты:
«грудой свертков навьюченный люд:
каждый сам себе царь и верблюд.
Сетки, сумки, авоськи, кульки,
шапки, галстуки, сбитые набок.
Запах водки, хвои и трески,
мандаринов, корицы и яблок.
Хаос лиц, и не видно тропы
в Вифлеем из-за снежной крупы»
Иногда кажется, что поэту изменяет чувство меры:
«и во рту от многих «ура» осадок.
Слава тем, кто, не поднимая взора,
шли в абортарий в шестидесятых,
спасая отечество от позора!»
Но он сам даёт оценку подобным резкостям:
«Не то Вам говорю, не то
твержу с гримасой неуместной.
Рассудок мой что решето,
а не сосуд с водой небесной.
В худую пору взялся я
расписываться в чувстве чистом, —
полна сейчас душа моя
каким-то сором ненавистным.
Ты, Муза, не вини меня за то.
Рассудок мой теперь, как решето,
а не богами налитый сосуд».
- Это написано за несколько лет до смерти..
Мысли о смерти невольно пересекаются с мыслями о Боге. В таких случаях редко кто избежит неубедительного пафоса и штампов.
…Наклонись, я шепну Тебе на ухо что-то: я
благодарен за все; за куриный хрящик
и за стрекот ножниц, уже кроящих
мне пустоту, раз она — Твоя.
Ничего, что черна. Ничего, что в ней
ни руки, ни лица, ни его овала.
Чем незримей вещь, тем оно верней,
что она когда-то существовала
Жизнь, которой,
как дареной вещи, не смотрят в пасть,
обнажает зубы при каждой встрече.
От всего человека вам остается часть
речи. Часть речи вообще. Часть речи.
Ещё можно сомневаться в том, по достоинству ли И.Бродский получил Нобелевскую премию.
Никто и не утверждал, что у Нобелевского Комитета есть какие-то объективные критерии достоинства поэтов и писателей.
Но в том, что часть речи И.Бродского обогатила русскую словесность, сомнений не осталось.
Может быть, это гипноз, обольщение?
По большому счёту, Бродский «не воспел» человека труда, он почти совсем не озадачен вопросами «Кто виноват и что делать»…
Он годами разглядывает себя, причём, по словам Э.Лимонова,
«Во всех без исключения стихах его автор-герой пребывает в состоянии меланхолии».
В этом есть доля правды: Бродский уже в свои 20 лет признавался:
«Теперь все чаще чувствую усталость,
все реже говорю о ней теперь,
о, помыслов души моей кустарность,
веселая и теплая артель».
И на склоне лет писал о себе:
«певец дребедени,
лишних мыслей, ломаных линий, прячусь
в недрах вечного города от светила,
навязавшего цезарям их незрячесть»
Но , уж, не больше у него меланхолии, чем у Лермонтова. А его даже президент помнит наизусть…
В огне перестроечных дискуссий Бродского нет.
Вроде бы, и вспоминает он Россию, размышляет о ней, но как-то туманно и отстранённо:
«Лети по воле волн, кораблик.
Твой парус похож на помятый рублик.
Из трюма доносится визг республик.
Скрипят борта.
…Но ты, кораблик, чей кормщик Боря,
не отличай горизонт от горя.
Лети по волнам стать частью моря,
лети, лети»
Некоторые стихи о бывшей его родине многим кажутся такими обидными и оскорбительными, что всех, кому они нравятся, называют даже черносотенцами…
Есть поговорка: «Дети все хорошие, пока спят».
А поэты все, видимо, хороши в смирительной рубашке социалистического реализма.
В пылу споров о его творчестве не замечают, что спор-то идёт уже не о мастерстве поэта, а о его мировоззрении.
Возможно, «среда» его только слегка заедала, а ему уже показалось, что она его проглатывает, как Иону кит … - Да мало ли поэтов, которых любят, несмотря на их заблуждения, неправильные поступки и даже пороки … Чем же Бродский хуже?
Неужели тем, что полюбил США?
Неужели в атмосфере нового обострения вражды Бродский становится опаснее джаза?
Нобелевская премия, конечно, красит поэта, но она и обязывает соответствовать.
Кажется, Бродский прошёл проверку на это соответствие и в США, и в России.
Славу, почести и материальный достаток он всерьёз рассматривал как угрозу для вдохновения.
Но даже в момент, когда он по праву мог бы предаться радости признания его поэтического дара, он не забыл сказать, что Нобелевскую премию
« получила русская литература, и ее получил гражданин Америки».