По окончанию обряда венчания, новоявленная супруга Антонина решила меня досконально осмотреть, к чему с готовностью подключился и её бывший однокашник по мединституту. У него оказался даже стетоскоп.
- Хрипов нет, но флюрографию надо пройти. Чахотка - вещь коварная. Ею заболевали даже дворянки, - сообщил он мне доверительно.
- Спасибо, я пройду, - покорно согласился я, хотя сопоставление с дворянками мне совсем не понравилось.
- Он пройдёт. Я проконтролирую, - поддержала Инга, вытаскивая из моей руки иглу огромного шприца: священнослужитель посоветовал ввести мне глюкозу. Горячая волна прошла по телу, и я почувствовал прилив сил и желаний. Она поняла это и подмигнула. - Ну вот: из Молодечна поедешь молодцом!
Когда мы подходили к машине в сопровождении Алексея, она попросила напоследок:
- Батюшка, благослови нас! Мы, ведь, в Сибирь едем. В лютые морозы.
- Да хранит вас Господь! Буду молиться за вас, - пробасил Алексей и наложил крест по отдельности на каждого, включая машину.
Когда мы выбрались за ворота, я не удержался и спросил:
- Откуда в таком небольшом теле такой большой голос?
- Это зависит от объёма грудной клетки и устройства голосовых связок. Бывают крупные грузные люди с тоненькими голосами. Например, Демис Руссос, - ответила она, выруливая на главную улицу, тянувшуюся через весь город. Ещё сохранялся утренний сумрак, но пробившегося света хватило разглядеть насколько он миловиден. Или мне только так казалось, как бывает когда выпьешь бокал тёплого коньяка или рома. Втайне от Инги, пока она отсутствовала по надобности на дворе, мы с попом Алексеем угостились сладким церковным вином. Причастились, как он выразился, когда мы совсем не по-церковному чокнулись гранёнными стаканчиками.
К границе мы примчались без приключений и, не останавливаясь, проехали мимо служивых людей, небрежными жестами велевших нам не задерживаться: они досматривали большие фуры, и мы для них были помехой. Однако я успел разглядеть знакомых мне ребят - братьев-водителей, о чём не без некоторого волнения сразу уведомил Ингу.
Она очень заинтересовалась этим и до мельчайших подробностей допросила меня о моём драматичном знакомстве с ними.
- Литовцы - работящие ребята. И очень серьёзные - не то что латыши! - одобрила она их действенную и до странности безмолвную отзывчивость.
- А я думал они одинаковые.
- Нет. Разница есть. Обрати внимание - песни литовские всё больше грустные, в отличие от латышских, и этому есть причина. В прежние времена им не в пример больше досталось от самодержавия. Даже крепостное право в их краю отменили на сорок лет позже. А это немало.
- Да? А я и не знал об этом (историк по образованию)!
- Это так. Они восставали. Им в наказание чужая власть чинила всякие запреты, включая ограничения на использование родного языка. Потому и партизанское сопротивление после последней мировой войны там было упорнее... против наследников режима.
- Это ты про лесных братьев?
- Да. У литовцев всегда был настрой на борьбу против угнетения - будь оно польское, немецкое, шведское или русское. Причём, из поколения в поколение... А латышам жилось гораздо лучше по сравнению с ними. Они чувствовали себя чуть-ли не аристократами по отношению к литовцам. Рига и в Российской империи воспринималась как маленький Париж.
- А когда-то было Великое княжество Литовское. Простиралось от Балтики до Чёрного моря... - вспомнил я карту из школьного атласа. - Но ты латышка... И, вроде, хуторская?
- Это родители жили в сельской местности. Преподавали в школе. Фактически в пригороде. А я жила и училась в музыкальной школе-интернате имени Эмиля Дарзиня. Между прочим, Раймонд Паулс тоже её окончил. Лучшая школа в Латвии.
- То-то ты такая умная.
- Я от природы умная.
- Пусть так. А почему не продолжила музыкальное обучение?
- Родители сильно болели, а я не могла им помочь. Музыка в этой ситуации казалась делом несерьёзным.
- Однако играешь ты здорово! Я слышал твою импровизацию на саксе.
- Спасибо. Это в школе, на духовом отделении, я освоила кларнет и тромбон. А в институте тамошние ребята привлекли меня в джаз-банд.
- А флейту проигнорировала? Слишком простой инструмент?
- Ты что?! Это она с виду простенькая - как дудочка. А на самом деле сложная как скрипка.
"А вот Арсиноя умеет!" - чуть было не вырвалось у меня. Но я всё-таки удержался от восклицания: это было бы крайне бестактно.
- По-настоящему научиться правильно и стройно извлекать звуки из флейты можно только на второй или третий год, - продолжала Инга-Антонина. - А мне не терпелось поскорее похвастать родителям как я играю. Потому и выбрала кларнет. К тому же он звучит теплее. А мне очень хотелось своей игрой их согреть...
"Согреть... Как такая славная и душевная девушка могла сойтись с таким многоликим негодяем?" - невольно подумалось мне. И я спросил без всякого перехода:
- А с маэстро Бенджаминовичем ты тоже венчалась?
Она против ожидания не смешалась от внезапно заданного вопроса, а спокойно и без обиды сразу ответила в телеграфном стиле:
- Нет. Он женат. Жена его бросила когда у него пошли припадки, и живёт сейчас где-то в Швейцарии. Уезжая сказала, что будет искать хорошую лечебницу, а сама сошлась там с каким-то банкиром и в ус теперь не дует.
- Она тоже усатая? - деланно удивился я, думая про себя, что всё это неправда, а Инга повелась как жалостливая дурочка.
Но моя беззлобная шутливая реплика вызвала неожиданно неприязненную реакцию с её стороны.
- Это у твоей Людмилы с возрастом вырастут усы!
"Чего это она?" - озадаченно смутился я. - "И причём тут Людмила?"
Я замолчал, продолжая размышлять на тему показывания зубок по пустякам. А, ведь, мы с ней только-только обвенчались!
Она не глядя положила свою руку на мою:
- Извини! Это, должно быть, комплексы бедной девочки проявляются. Постараюсь в дальнейшем быть сдержанней...
И тут же резко нажала на тормоза:
- Опа! А нас, похоже, пасут...
Я едва успел разглядеть впереди чёрный джип, стоявший на обочине, как она резко развернулась и понеслась в обратном направлении.
- Чего ты так испугалась? Сейчас на каждом шагу такие машины!
- Это наша. Я сама намалевала на заднем стекле надпись из озорства.
- Что-то по-литовски?
Я успел мельком узреть непонятую надпись.
- Нет. По-латыни.
Выдержав паузу и, печально улыбнувшись, она как бы выдохнула, чётко выговаривая:
- Aequo pulsat pede!
- Смерть поражает любого безучастно? - вспомнил я крылатое выражение древних римлян. - Ты знаешь латынь?
- Я же медик по образованию. Мы учили её, и мне она нравилась.
- И мне... Давай будем общаться на ней?
- Давай... Только хорошо бы сначала убежать!
Я оглянулся. Упомянутый джип медленно, но верно догонял нас.
- Почему ты не прибавишь скорости?!
- Здесь нельзя - граница рядом, - спокойно ответила Инга.
- Ты это серьёзно?! Они же догонят нас!
- Я не хочу ДТП. Надо думать и о других.
- Но пока поблизости никого нет!
- Как нет? Видишь колонна навстречу нам идёт.
В самом деле. Впереди замаячила головная машина вереницы фур братьев-литовцев. И я понял что делать!
- Держись ближе к середине, чтобы колонна прошла с нами в притирку! - скомандовал я, и девушка послушалась. Признаться, я было забеспокоился: а не намерена ли она сдать меня согласно неизвестному мне вражескому плану?
А сзади уже стали подавать сигнал, чтобы мы остановились. Но и колонна спасительных фур была уже на подходе.
Я демонстративно и не торопясь раскрутил оконце, а затем, как бы в доверчивом простодушии, не ожидая худого, высунул голову наружу, благодушно улыбаясь и приглашая кивками головы подъехать к нам для переговоров.
Они тут же откликнулись на мой призыв, настигнув нас мгновенно: Инга синхронно вникала в ход действия и сразу же сбавила скорость. Когда знакомый мне водитель бандитской машины открыл своё окошко, также улыбаясь, но с заметным самодовольством, я крикнул ему первое, что пришло в голову:
- Аut cum scuto!..
- Что-что?! - не понял он.
- Аut in scuto! - закончил я известное изречение, молниеносно выдернув газовый пистолет из-за пояса и выстрелив в салон их автомобиля.
Чёрный джип вильнул сначала в нашу сторону, но Инга, зорко следившая за развитием ситуации, дала по газам, и мы вылетели вперёд, ощутив на своём кузове лёгкий удар юзом. Случившийся толчок боком вкупе с потерянным управлением у преследовавшей нас машины, отправил её в кювет. Обочина дороги была без ограждающих препятствий и крутого откоса. Чёрное авто, стремительно съехав с дороги, просто умчалось в заснеженное пространство, забуксовав спустя немного времени метрах в пятидесяти от шоссе.
- Разворачивайся и пристраивайся в хвост колонны, - уже спокойно сказал я.
- Есть, капитан! - откликнулась рулевая. - А ты молодец! Натуральный Ахиллес! Дядя Жора не зря мыслил приручить тебя.
- Меня не приручишь. Сколько волка не корми... - я почувствовал сильную усталость, и не стал договаривать фразу. Сказалась слабость после болезни. Вынужденно пожаловался. - Я весь вспотел, Инга! Будто конь...
- Это ничего. Даже хорошо. Выздоравливаешь. Только закрой окошко...
Мы держались в хвосте колонны вплоть до Порхова. Мне хотелось убить сразу двух зайцев, если не трёх: обеспечить себе относительную безопасность под крылом братьев-литовцев, с которыми я поздоровался и переговорил на первой же остановке у придорожного кафе. Они не то чтобы сильно обрадовались моему очередному вторжению в их рейсовую жизнь, но и не сказать чтоб расстроились. Ингу они приняли за найденную и спасённую девушку Арсиною, и я их в этом не стал разубеждать.
Второй причиной, конечно же, было желание увидеться с Ниной и забрать у неё свой настоящий паспорт, оставленный в её домике на хранение, а главное узнать о том, что было с ней и другими моими товарищами всё это время.
Третья причина была смутной, довольно болезненной, и не вполне осознаваемой : хотелось просто заехать в Санкт-Петербург, побродить по сырым и туманным улицам, кое-что прояснить для себя и уже оттуда улететь в Сибирь.
Не доезжая Порхова, следуя за нашим проголодавшимся прикрытием, мы сделали остановку у того самого злополучного кафе, где дядя Жора со своими подручными милиционерами украл Арсиною.
Персонал был другой, видимо - сменный, и на меня с Ингой повариха-раздатчица почти не обратила внимание, сосредоточившись на братьях-водителях.
Мы устроились в уголочке рядом с искусственной пальмой, и тихо переговариваясь, вкушали знакомые мне дежурные блюда. Точнее сказать, вкушал больше я. Привыкшая к пище другого уровня, Инга, поковырявшись во флотских макаронах, быстро выпила свой компот и сказала, чтобы я обедал без неё.
- Чего так? - удивился я. - Вкусно ведь!
- Вкусно-вкусно... Ты ешь. А мне нужно в одно местечко сходить.
Она встала и пошла к выходу. Я по инерции подцепил вилкой очередную макаронину, но тут же, спохватившись отложил её, и шумно сдвинув стул, кинулся следом за своей спутницей.
- Ты чего? - В свою очередь удивилась она.
- Тоже хочу!
Какое-то время она озадаченно смотрела на меня и, наконец, поняла:
- Ну-ну... Тогда пойдём!
Я следовал за ней почти вплоть до дощатого скворечника, пока она меня не остановила:
- Остановись! Люди смотрят.
Я оглянулся: за нами с весёлым любопытством наблюдали курившие у своих машин другие дальнобойщики - уже отобедавшие. Интерес их был обоснован и простителен, но по выходу моей спутницы из туалета, я отказался воспользоваться им самому, и предложил сразу же отправляться в дальнейший путь.
- Даже проститься с шоферами не хочешь?
- Переживут. Я им, поди, уже надоел.
- Так нельзя. Это неприлично.
- Тогда простись вместо меня. А я сбегаю в туалет.
- Хорошо, - сказала она и вернулась в кафе.
"Какая она правильная!.. А хорошо ли это для меня?"
Слегка поразмыслив, я решил что однозначно хорошо, и, выйдя из туалета, встретил правильную девушку у выхода, галантно подав ей руку чтобы она не оскользнулась на обледеневших ступеньках крыльца.
"Должно быть, эти козлы похотливые смеются сейчас надо мною!" - чувствуя взгляды шоферов, с лёгкой досадою думал я. Но светящееся довольством лицо Инги сожгло без остатка возникшие было комплексы, и мы прошли с ней под ручку к нашей скромной машине как "графья" к лимузину.