В какой-то неясный вторник, он вдруг с мучительной ясностью понял. Понял секрет сотворения мира. Ему приснилась тайна. Что б вы знали, эти тайны всегда близки к сказкам, видимо для того, что бы мы не понимали их самую суть. Так вот, он все и сразу понял. И потому, с ним творилось непостижимое. С виду все было в полном порядке, конечно же. Он офицер, военный, он выучен держать себя в руках. Только мир стал.. как бы это сказать. Слишком очевидным. Тесным. И так мало стало воздуха, а глаза то и дело слезились. Комок этот еще дурацкий в горле. А самое тягостное состояло в том, что состояние это не имело ни слов, ни желания их произносить, что бы описать его.
В это утро она встала и не поверила своим мыслям. Они были другие. Нет, все было как раньше и думала она о том же. Но иначе и по другому. И это было вовсе непросто. Она так не любящая бесцельные прогулки, пошла в парк. Уселась у воды на ступеньки и смотрела в небо, на листву и так это было, словно она видела это все в первый раз. Теперь было ясно и то, что нет ни до, ни потом, что все, что происходит с нами - мистификация, иллюзия. Мы стали бегом. Бегом по координатам привычных удовольствий. А теперь она была счастлива, но так, что рыдания рвались наружу. Не о таком счастье все грезят. Счастье ведь на самом деле от слова "сейчас" и с ней вот оно сейчас и приключилось. Ирония была и в том, что оно, это самое настоящее истиное счастье было совершено бесполезным, если не припудрить его прошлым и не отправить в далекое "потом" что бы сладостно смаковать. Может даже вечности подряд. То есть, выходит, бесполезным было это диковинное чудо и дар, если не превратить его в иллюзию.
Он было подумал позвонить бывшей жене и ребенку. И вслед за этим ясно осознал, почему он подумал об этом. Сразу затем он подумал о механизмах. И первое, и второе было сутью одного.
Сейчас, когда я это пишу, так понимая его и ее, как бы я хотела знать их, или хоть когда-то увидеть в толпе. Может и видела? Ни она ли брела тогда вдоль туннеля, ожидая электричку а из глазах ее текли слезы? Ни глаза ли ее матери оторвались от томика Андреева напротив меня в метро и в них стояли слезы?
Ни он ли задел меня своим случайным портфелем неловко извинившись и поспешно выбежал из вагона?
А потом мы потерялись в толпе.
Интересно, будь мы знакомы, как бы все тогда было? Иначе, наверно.
Наверное, это специально. Нас сюда забрасывают и так все поворачивается, что никак мы не можем пересечься.
Поэтому я тут хожу и хожу, прикидывая как бы так хоть единожды в вечность состыковаться, а кто -то из них ускользает и я не могу им даже улыбнуться. Как бы того ни хотела. Улыбаться могу и всегда не им.
Что ж, просто дышу касаясь этого острого живительного невыразимого "сейчас" и надеюсь на то, что это был не он, в том такси которое сбило, как же я надеюсь, не ее. И что вообще все с тем такси обошлось. Потому что кто бы там ни был, это всегда могут оказаться она, или он. Что они все еще в этом городе. Где-то рядом. Живые. И родные в том самом смысле этого слова. И что этот миг на самом деле не нуждается прям таки в особенных словах.
Вот ты просто лежишь на склоне холма, под самым ослепительным лучом солнца и все -все знаешь и ни на кого не держишь зла. Тебе горько и радостно. И ты очень уверен в том, что где-то есть такие же люди. Сердца, что будут стучать в унисон