Сломалась печка и этот холод, обнимающий за плечи блестящей кожей анатомического сидения, проникающий до костей, пересчитывающий каждый позвонок в попытках закоченелыми пальцами нащупать душу, напомнил далекий 2007-й.
Канун Нового года, предпраздничная суматоха, припевом пионерской песни повисшая в воздухе, торжественная и одновременно веселая, бесшабашная – все суетятся и куда-то спешат с загадочными улыбками. Что может быть лучше – тайно готовить сюрпризы, и, стоя в очереди за подарочной упаковкой, представлять как, шурша лентами и умирая от нетерпения, с них будут срывать пеструю бумагу, а потом поспешно раскладывать салаты по тарелкам и под бой курантов, в легкой панике возиться с пробкой от шампанского, - «Скорее! Ну, что ты копаешься! Пропустим же!», как будто, если сделать глоток секундой позже, с календаря на стенке осыплются все будущие даты. И, конечно, колокольный перезвон бокалов и бенгальские огни – подгорелая приправа к любому праздничному столу.
Поздний вечер, последний уикенд уходящего года устало клонится ко сну. Люди с сумками и пакетами спешат по домам, а ты летишь по свежему снегу, виляя задом как портовая шлюха и заставляя опасливо жаться к обочине добропорядочных граждан, летишь прямо в ночь, нет, насквозь – в утро понедельника, перехватить двойной эспрессо, собраться с мыслями, и также стремительно нырнуть в новый день. Четвертые сутки без сна – плата за шанс заработать на всеобщем ажиотаже, и часы в голове продолжают отсчитывать рубли вместо секунд. Толстыми пачками они падают куда-то за спину, на заднее сидение. Считать – нет времени, все потом, сейчас только вперед, и ты прибавляешь газу в надежде успеть подобрать еще несколько крупных купюр.
Охрипший от сумасшедшей гонки Джеймс Хэтфилд, что есть мочи орет в открытые окна. Прохожие вздрагивают, и испуганно озираются, но нас это только заводит, и мы хором затягиваем «The Unforgiven». На прохожих плевать. Концерт не для них. Зритель один – это сон, и мы надрываем глотки, выбиваясь из сил, до дребезжания стекол и треска панелей, в надежде что зритель этот не выдержит и уйдет. Сегодня все для него, и открытые окна – тоже. Сухой морозец кусает щеки и кончики пальцев, роняет редкие снежинки на ресницы и не дает расслабляться. Джеймс выстреливает «Hardwired» и, закипая своим коронным «Self-destruct», буквально рвет двери с петель.
Черная тень от встречного фонаря стремительно, молнией летит наперерез. Нет, случайный пешеход на пустой дороге не будет стремиться упасть под колеса. Среагировать – без шансов, три секунды – и он у капота. Растопыренные пальцы, скользящие по водительской двери, и глаза, полные пустоты и отчаяния, на расстоянии короткого вдоха. Три прыжка до тротуара – тени словно и не было. Что это? Страх, примеривший одежку судьбы, или инстинкты, вставшие на пути саморазрушения? Какая разница…
Холодно. Как же холодно! Почти как в тот раз. Как же хочется стать тенью – той самой, закрыть глаза и вернуться в тогда, в тот самый момент, бледным призраком повиснуть в оконном проеме и спросить у этого долбоеба за рулем, - «Ну что, заработал? Теперь-то ты счастлив? Можно не отвечать. Вопрос риторический. Ответ я знаю. Давно…»