У меня «сочинилась» сказка: вот так вот запросто, ни с того и ни с сего взяла и вдруг сама по себе сочинилась. Для меня это явилось большой неожиданностью, потому что в меня при рождении, видимо, вселилась мятущаяся душа какого-то неприкаянного историка-документалиста. Это если верить учениям о переселении душ, конечно. Так вот этот окопавшийся во мне документалист упорно не даёт мне уж слишком сильно давать волю своим фантазиям. А эта нежданная сказка как-то сама напросилась мне в голову, причём абсолютно непонятно, как она туда пробралась, потому что все события, которые в ней происходили, не имели ровным счётом никакой связи с моим личным опытом и ни у кого из её главных героев не было никаких реально знакомых мне прототипов. Можно было бы и забыть об этой случайной и никому из современных детей уже не нужной сказке, если бы не одно странное и до глубины души поразившее меня обстоятельство, о котором и пойдёт речь в этом рассказе.
Дело было в Нанте, старинном французском городе, где мы с мужем оказались совершенно незапланированно, потому что застряли на пути из пункта «А» в пункт «Б» в связи с вулканической пылью, которую исландский вулкан, видимо раздражённый постоянным жужжанием курсирующих мимо них самолётов, начал извергать в надежде раз и навсегда избавиться от их назойливого присутствия. Хорошо вулканам проявлять свой темперамент! Они-то вечные, а у нас отпуск всего две недели. И вот пожалуйста - застряли на несколько дней. Но делать нечего, придётся осматривать достопримечательности Нанта.
Для начала оказалось, что там родился Жюль Верн, и сразу ожили в памяти школьные фантазии о морских путешествиях на быстроходных шхунах и на скрывающемся под водой Наутилусе, так что захотелось снова хоть как-то приобщиться к этому миру таинственных островов, загадочных подводных миров и сказочных шхун, несущихся на всех парусах по морским просторам к ещё неизведанным берегам. Ну, арендовать Наутилус нам было явно не по карману, а вот отправиться в романтический вечерний круиз на теплоходе-ресторане по исторической реке Луаре было вполне подъёмно, что мы и сделали.
Как известно, подобные круизы обычно сопровождаются льющимся из динамиков на трёх языках экскурсионным сопровождением при движении теплохода в направлении от пункта посадки, и только на обратном пути слегка «нашампанившиеся» туристы начинают галдеть и рассказывать свои анекдоты. Но в данном случае этого не произошло. За нашим столом на восемь человек оказалась компания из шести жизнерадостных немцев, которые, видимо, давно не виделись, и им было что друг другу порассказать. Для пущей стимуляции разговора шнапс полился рекой с самой первой минуты, когда динамики, откашлявшись, начали своё увлекательное повествование.
За окном мимо нас один за другим проплывали старинные замки, о которых отчаянно пытался что-то рассказать теплоходный экскурсовод, но это было бесполезно. Победно громыхающая на весь ресторан немецкая речь заглушала всё, что говорилось на других языках. Мне так ничего и не удалось узнать ни об этих сказочных замках, ни об их обитателях. Зато я прекрасно ознакомилась со всеми новостями жизни соседей по столу. Моему мужу было легче, потому что он не понимает немецкого. Так что он просто уткнулся в свою тарелку и методично занялся пережёвыванием пищи.
Но у меня аппетит был окончательно отбит. Я привыкла зачем-то рассуждать логически, а логически рассуждая, невозможно объяснить, зачем известные своим практицизмом немцы решили раскошелиться ради участия в этом недешёвом экскурсионном круизе, если они не только не собирались слушать рассказы экскурсовода, но даже ни разу не планировали взглянуть в окно на проплывающие мимо их носа шедевры средневековой архитектуры. «Зачем вы здесь?» - кричало всё во мне. Ведь в Нанте не только полно ресторанов и трактиров с прекрасными видами из окна, там ещё и очередной фестиваль проходил, так что столики стояли прямо на бульварах, где раннее апрельское солнце жарило с силой 25 градусов по Цельсию, а дешёвое пиво лилось рекой. Можно было бы не только до хрипоты хохотать, но и песни во весь голос распевать! Зачем они тут, на этом теплоходе, так бездарно опустошают свои немецкие карманы?
С этими мыслями, оставив все надежды насладиться экскурсией, я отправилась на палубу, чтобы за рёвом моторов и плеском воды не слышать уже вообще никакого голосового сопровождения. Зато я могла видеть мирный сельский пейзаж и периодически появляющиеся то тут, то там очертания романтических архитектурных форм. Вдруг в моей голове началось какое-то странное движение суетливо перескакивающих одна через другую мыслей и сам собой начал складываться рассказ, больше похожий на сказку. Я никак не могла остановить непроизвольное развитие сюжета, так что сдалась и начала записывать рвущиеся на бумагу сказочные события прямо на ресторанной салфетке.
Сюжет рассказа-сказки был довольно незатейлив, но вполне подходил для ушей моей шестилетней племянницы. Я его вкратце пересказываю только потому, что он имел довольно странное и неожиданное продолжение в реальной жизни. Героиней рассказа была девушка из благородной, но обедневшей семьи, которая жила со своими больными родителями в распадающемся не по дням, а по часам старинном родовом имении. Девушка мечтала хоть чем-то помочь своей семье.
Традиционно такие ситуации для девушек и их семей решались выгодным замужеством. Но, как известно, молодые принцы часто даже в сказках предпочитают девушек с приданым, которое они немедленно проматывают за карточным столом и в кутежах с друзьями. Так что юным девам без туго набитых сундуков достаются только не милые их сердцу и изрядно потрёпанные жизнью покровители. Такой выход из сложного экономического положения мою героиню не устраивал. Поэтому она решила взять свою судьбу в свои умелые руки. Дело в том, что она не только великолепно умела плести кружевное полотно, но и научилась ткать. Этому её обучила подружка детства, дочка её первой няни из соседней деревни. Девочки сами мастерили платья для кукол из сотканных ими тканей. И вот это-то своё мастерство они и пустили в ход.
Подруги тайно открыли производство, где в небольших объёмах ткали полотна, плели кружева, да ещё готовые ткани расписывали для изготовления занавесок и прочей домашней красоты. Свои изделия они продавали на рынке, и те пользовались спросом. Подружкам даже пришлось привлечь к работе других соседских девушек из бедных крестьянских семей для удовлетворения покупательского спроса. Конечно, моя героиня полу-голубых кровей стеснялась появляться на местном рынке в качестве торговки, поэтому она ездила продавать свой товар в соседний городок. У неё появились уже постоянные клиенты, которые стали возвращаться к ней за новым товаром и рассказывать, что сплетённые ей кружевные скатерти явно привносят в их дом мир, покой, счастье и достаток. Само собой разумеется, что у этой сказки был хэппи-энд: девушку оценил прекрасный принц, который стал сначала её анонимным заказчиком, а потом и мужем. И все были счастливы, включая меня, когда я поняла, что моя сказка наконец-то закончилась и можно уже просто наслаждаться великолепными видами берегов Луары.
Когда по окончании круиза мы вернулись в гостиницу, я тут же извлекла из дорожной сумки свой неизменный ноутбук, и слова бодро запрыгали по экрану, спотыкаясь о мои орфографические ошибки и не к месту случившиеся запятые - я еле-еле успевала набивать отталкивающе друг друга в спешке фразы. Сказка писала сама себя, поселив мою благородную девушку почему-то в городе Брюгге во Фландрии в старинном доме на берегу канала.
Не знаю, понравилась ли эта сказка моей маленькой племяннице, но она её очень терпеливо выслушала и даже вежливо сказала спасибо, а потом ринулась к телевизору смотреть по своему любимому диснеевскому каналу какой-то популярный в то время мультсериал про уродцев с вылупленными глазами и крокодильими зубами. На этом моя карьера сказочника увяла, так и не успев расцвести.
Не прошло и месяца после написания сказки, как у меня в доме зазвенел телефон. «Алё-алё!» - едва успела я сказать, как вдруг поняла, кто мне звонит. В трубке звучал голос из моего далёкого прошлого, радостно щебечущий восторженные приветствия. Звонила моя однокурсница, с которой мы не виделись после окончания института: она долго работала в Японии, потом во Вьетнаме, а я за это время поменяла как минимум десять телефонных номеров, и мы растерялись в пространстве.
Моя давняя подружка перебирала свои бумаги, чтобы избавиться от ненужного хлама, как вдруг из какой-то старой тетради выпал листок с телефоном моих родителей, номер которого почти не менялся с тех самых пор, как его впервые установили в их квартире. Просто менялись первые цифры районного кода, которые всегда можно было уточнить в справочной службе об изменении телефонных номеров. Узнав мой новый номер, подруга сразу же им воспользовалась, и мы, как водится, обсудили всё, что было или не было за время, прошедшее с нашей последней встречи. А потом обменялись по электронной почте написанными нами недавно рассказиками. Мы обе баловались сочинительством ещё во времена нашей юности, когда писали вместе разные забавные сценарии, чтобы повеселить девочек из нашей институтской группы перед какой-нибудь особо напряжённой сессией. Среди трёх рассказиков, которые я ей отправила, была и моя сама собой написавшаяся сказка.
Через несколько дней мы снова созвонились, чтобы поделиться впечатлениями от прочитанного. Она извинилась, что прочла только два моих рассказа из трёх, которые я ей отправила, а третий оставила на потом: ей надо срочно приводить дом в порядок, потому что на следующий день к ней из Брюгге приезжает погостить её племянница со своим женихом.
Услышав слово «Брюгге» я почему-то невольно вздрогнула.
«Я и не знала, что у тебя за эти годы появилась племянница. А чем она занимается в Брюгге?» - спросила я полным самых невероятных подозрений голосом.
«А она будущий искусствовед, а также художник по тканям. Она сейчас диплом пишет, а в Брюгге на стажировке в музее при Иерусалимской церкви. Там у них есть такой музей кружева. Знаешь, она так ловко научилась плести кружево, что ей разрешают туристам демонстрировать процесс кружевоплетения. Они там сидят в старинных одеждах, отвечают на вопросы посетителей и позволяют желающим попробовать свои силы в этом ремесле, конечно, под своим экспертным руководством. Она мне уже сплела такую классную шаль! А в этот раз обещала привезти кружевную скатерть на стол – её последняя работа. Ты что там вдруг притихла?»
Как вы думаете, отчего у меня язык присох к нёбу? Выдуманная мной всего месяц назад мастерица-кружевница из Брюгге, в традиционной фламандской одежде, словно сошла со страниц написанной мной сказки, вежливо постучала в дверь и попросила разрешения войти. Сюжет неожиданно сложившейся у меня сказки сам по себе не так уж удивителен: я когда-то посетила один из музеев в Брюгге, где видела этих демонстрирующих своё искусство рукодельниц. Даже то, что эта история пришла мне на память во время мини-круиза в Нанте, можно как-то объяснить подсознательной цепочкой ассоциативных связей. Но почему девушка из придуманной сказки вдруг оказалась реальным человеком, это уж никак не укладывалось в рамки моего далёкого от мистицизма сознания.
О таком повороте событий я читала только в детстве в сказке Джанни Родари «Джельсомино в Стране лжецов». Там парнишка рисовал цветными мелками на стенах разные существа и предметы и пел при этом своим уникальном по тембру и силе голосом, а нарисованные им фигурки каким-то волшебным способом внезапно оживали, соскакивали со стен и становились его друзьями. Нечто вроде этого произошло и с моим рассказом-сказкой.
«Слушай, - сказала я подруге, - отложи-ка на минутку тряпку с веником и прочитай мой третий рассказик. Он может тебя немного удивить». Она обещала так и сделать.
На следующий день приехала её племянница, и они уже читали эту сказку вместе. После чего привезённая моей подруге в подарок кружевная скатерть, сделанная её племянницей, волшебным образом перекочевала на мой стол в память об ожившем персонаже из моей сказки. Племянница обещала своей тётке сплести ей другую скатерть. А эта до сих пор по праздникам возникает на моём столе, и кто знает, может это именно она приносит в мой дом радость и счастье!