Из отпуска он привез в том числе и загар. Нет, конечно же в отпуске было много чего запоминающегося да примечательного, но особенно дорог из всего вещественного, доставленного домой вместе с воспоминаниями, отчего-то для него оказался именно загар.
Для себя Лок делил города и страны, в которых побывал, отдыхая и развеиваясь, на 2 группы. В первой – те места, где наиболее понравилось находиться именно во время самого процесса пребывания (хорошая атмосфера, люди, экзотика жизни, расслабленность духа и тела в ежедневности отдохновения от привычного обыденного, возможность гастрономически отдалиться от Родины), так называемая «группа нахождения»; и вторая – посещенные территории, в и на которых наиболее обширно были представлены всевозможные развлечения, где в изобилии имелись достопримечательности, активности, без лишних размышлений образами проникающие в память при вспоминании, тем самым доказывая собственные яркость и ценность, то есть – «группа памяти».
Лок с удовольствием описал бы свои эмоции, появлявшиеся по факту посещения локаций отдыха, в тексте, вроде бы даже и стремился к этому подспудно, однако, мечтая стать писателем, он совершенно не писал и, как ему казалось, не особенно-то и мог (возможно потому, что мало пытался, проигрывая эту битву с собой уже на этапе подготовки к ней). Не записав ничего текстом, все же Лок помнил как «зарабатывал» загар, в частности он брал пример с других самцов, этаких типажей «мужчин-красавцев» – получал загар стоя, время от времени поворачиваясь к лучам солнца разными сторонами себя; находиться в таком положении было морально непросто, ведь у Лока отсутствовало красивое, мускулистое тело, присутствовал «холм живота», однако все это было не важно, ведь цель, к которой он стремился (идеальный загар), пусть и была странной, однако одновременно являлась для Лока и прекрасной в своей идеалистичности мнимого необычного.
Лок не считал текущую свою жизнь худшей из всех, прожитых им, по крайней мере он не был бессловесной тварью, живущей среди корней древа-рабовладельца где-то в темном лесу просто потому, что мир вокруг – некая утопия, неизвестная Ойкумена (так, например, «квартирные» коты часто воспринимают сущее за дверью коридора квартир, куда почти ежедневно неизвестно зачем уходят те, кто именуют себя «хозяевами»).
Пока еще было время до момента, в который люди наперегонки понесут цветы в гроб Лока, стоящий на табуретках-подставках, одинаковых для всех гробов и в них возлежащих, сей индивид стремился насладиться жизнью сполна: Лок пил; любил чужих детей, не имея и не желая иметь своих; не позволял дивану собирать пыль, возлежа на нем и «давая басов» храпом; принципиально не ставил на Новый год в квартиру живую ель, опасаясь кошмарных диалоговых снов с нею, теоретически возможных после того, как Лок эту ель выбросит; «сливал потомство» себе в руку, нижнее белье и, иногда, в тех, кто бывал у него в гостях…
Но однажды загар стал сходить. Лок, рожденный ночью, а потому активный днем, сперва воспринял такой процесс как галлюцинацию – в этот раз повторения процесса схода загара, почему-то, ему казалось, что потемневшая, красивая кожа – это навсегда. В этот отрезок жизни такая кожа напоминала ему царство радости – детство. Не сумев отметить и определить момент, когда полагание «вечности» загара явно переросло из кратковременного «бзика» в некую шизоидную манию, однако быстро оценив масштабы трагедии, Лок попытался сохранить загар походами в солярий, но отчего-то «поцелуй Солнцы» (пусть даже и искусственного) больше «не прилипал» к его коже, временнОй же и финансовой возможностей поехать в одну из теплых стран вновь Лок найти не смог.
Сидя в кафе-баре, месте, где даже и днем почти всегда вечер, лицезрея «постскриптум бытия» в виде перечницы с надписью «P» и сольницы с надписью «S», Лок вдруг впал в отчаянье, начав порнографически шептать себе самому наборы звуков и букв о чём-то лучшем, поджигая родную кожу на руках зажигалкой. Сознание Лока было до крайности замутнено эгоистическим, абсурдным, но таким живым по своей сути желанием быть загорелым. Попытка прорваться на кухню кафе-бара и приложить теряющую загар кожу к плите не увенчалась успехом – помешали повара. Фон ненависти к самому себе рос, как и желание закутаться в шарф целиком, охватиться им, превратившись в куколку с внутриутробной надеждой переродиться загорелой бабочкой. Еле как добравшись до дома, не имея сил, но будучи посещенным идеями либо начать снимать кожу с загорелых людей и прикреплять ее на себя, либо стать бомжом и отрезАть пласты кожи от собственного тела после чего их поджаривать и есть, «сливаясь» с ними таким образом, Лок схватил плед и таки закутался в него, подобно тому, как мечталось, но в бабочку не перерождалось.
Обычно дома было хорошо, ведь дома не было эпидемий, многообразия снега, мерзнущих щек и носа, дома было в достатке правильной еды, не произведенной «бездушными» корпорациями абы из чего, к прискорбию таковое состояние ныне ощущалось чем-то невозможным.
Лок закрыл глаза и стал слышать выкрики, доносящиеся будто бы из угла его квартиры, выкрики эти напоминали ему посылы безумных проповедников последних дней, какими их изображают в кино:
«От педикюра до БДСМ – один шаг!»; «Хотите стать богатыми – спуститесь в Ад и воруйте драгоценные камни у демонов!»; «Как только ты узнаешь имя того ветра, что обвевает тебя, тогда и просветлишься!»; «Лучший тотем животного – коньяк!»; «Мы живем в матрице, но авторы этой матрицы – кошки!»; «Однажды в аттракционе страха ты встретишь Дьявола»; «На войнах умерло больше великих авторов, чем вы думаете»; «Майя предсказали не конец света, а то, что о конце света снимут кино, увиденное ими в прозрении» и многие иные околосентенции…
Постепенно, под звук странных фраз, Лок уснул, проснувшись же и посмотрев на часы он понял, что проспал около 12 часов – на душе была грусть; осознание предстоящего хождения на работу по стуже еще, как минимум, полтора месяца; реверсивное понимание, что, вообще-то, загар – это ерунда, необходимая порно звёздам, а солярии Лок терпеть не может. Лок встал, включил песню «You love another» группы «Nazareth», испытал фриссон и в весомой степени сравнения с предыдущим собой примирился с существованием, обосновавшимся среди ущелья его ног и глядящим оттуда на него, примирился, невзирая даже на то, что отрезок этого существования именем «Сегодня» прощался с Локом прямо в текущий момент, именно сейчас, подчеркнутый смертями кумиров-одногодок и знаковых личностей эпохи взросления; пересмотром норм и правил произношения, правописания родного языка; сносом достопримечательностей города и прочим, искажающим. Но жить дальше было можно и нужно, так как впереди всегда найдётся что-то кратковременное, именуемое «счастьем».
Постотпускной синдром еще никогда так тяжело не переживался Локом. Возможно переступить через него поможет хобби Лока петь в хорах, исполняющих печальные вокализы на кладбищах города, хранящих множество любимого биоматериала.
Пора было возвращаться к работе – Лок кайфовал от нее иногда, некоторым образом. В молодости Лок время от времени просто из любопытства следил за людьми (часто примеченными где-то в торговых центрах, закусочных, на остановках), наблюдая за тем, как они живут, что делают, с кем и как общаются; сейчас, став частным детективом, за подобное, в том числе, еще и платили. И пусть Лок был одиноким в толпе одиноких, зато он эгоистически не желал умереть первым, чтобы его хоронил близкий человек, взяв всю эту муру беспокойства и трат на себя. Может вся ситуация с загаром – результат одиночества. А может Лок просто живет не там и не с теми.
До следующего заграничного вояжа оставалось пару месяцев.