О благородном цензоре, падшем поэте и не только, или о русофобии некоего Колкера, его «Тризне по России», ГУЛАГ-е СоЛЖЕницина, экономике Сталина и историческом предвидении советского цензора-6
(Из воспоминаний моего благородного товарища из Карабаха).
Сегодня уму непостижимо, как умудрились тогда мы уместиться в доме моего деда? Семья Дитц из четырёх человек, дед, я и мой двенадцатилетний брат. К нам каждое утро приходила моя бабушка по отцу, вдова фронтовика, несравненная и мудрая Сатеник, которая в те дни и была нашей кормилицей. Она уходила поздно вечером, после ужина, когда убеждалась в отсутствии необходимости её присутствия. Справедливости ради, следует отметить, что, практически, через день, нас, всей этой компанией, кто-то из односельчан непременно приглашал или в гости домой, или на природу. Благо, местных родников чистой воды, у которых организовывались всенародные застолья, и которые являлись одними из достопримечательностей, здесь хватало. Единственно, что могло помешать в такие дни, это погода, точнее непогода, которая на всё время пребывания гостей была к счастью превосходной. Следует отметить особо, что с момента приезда семьи Дитц, они уже считались не только гостями деда, но и гостями всего села, и деду невольно приходилось с этим считаться. Многие считали за честь пригласить дорогих гостей села, дабы выказать свое уважение им и моему деду. Не буду загромождать подробностями о пиршествах, организованных доброжелателями моего деда, скорее, это может быть сюжетом специального повествования. Хорошо помню, истинную досаду тех, кому не посчастливилось включиться в этот список. Месяц пребывания семьи Дитц в Атерке пролетел очень быстро. Хотел бы ещё отметить, что после каждого такого активного мероприятия, на следующий день требовался пассивный отдых, который проходил за читкой книг, в беседах о писателях, разборах прочитанных рассказов и просто, разговорах разговорах о всякой всячине.
В такие дни мне особенно приятно было общаться с дядей Володей. Его, почтительная манера разговора, одинаково выразительно-доступное повествование о совершенно простых и сложных поэтических вещах, простота в общении с разными людьми, не только вызывало безграничное уважение к нему, но и - совершенно иное восприятие его русского языка. Многочисленные доброжелатели, с нескрываемым восхищением любовались его русской речью, старались с, несколько, излишней подробностью отвечать на его вопросы, направленные на понимание местных традиций и местной специфики. Наперво, по просьбе дяди Володи мы должны были посетить главную достопримечательность села - памятник погибшим воинам и сельский погост, где он хотел почтить память моей бабушки и покоившимся там односельчанам. Мне запомнился ясный солнечный день, когда мы большой компанией двинулись пешком в центр села к памятнику. Вся семья Дитц несли букеты полевых цветов, которые Дядя Володя предусмотрительно успел набрать с утра пораньше с соседних, с дедовым домом, косо горок, когда мы ещё спали. К нашему стыду, дядя Володя поделился цветами и со мной с братом. Помню, я тогда сильно досадовал, что не смог проснуться с утра пораньше, дабы самому набрать цветов. Но это стало для меня большим уроком. С того дня, каждый раз, когда я посещаю подобные памятные места, предусмотрительно приобретаю цветы. Итак, буквально на второй день приезда гостей, сразу после раннего завтрака, мы направились к сельскому монументу, памятнику павшим на войне односельчанам. До памятника надо было пройти порядка двух тысяч шагов. Пока мы шли, к нам присоединялись селяне из попутных домов, и, когда мы дошли до места, набралась достаточно внушительная компания женщин, мужиков и детишек. Получился этакий импровизированный марш- шествие с западной окраины к центру села. Собравшиеся не стали мешать гостям и любезно пропустили их в калитку декоративной металлической ограды, которая была необходима, дабы не допустить на площадку с монументом сельской живности. Соприкосновение с памятью ушедших всегда носит в себе некий сакральный оттенок. Наверное, в такие минуты у каждого человека невольно, по особенному, концентрируются мысли о вечных общечеловеческих цивилизационных ценностях. И чем откровеннее и искреннее человек способен проявить свой субъективный эмоциональный порыв, тем, невольно, с большим уважением располагаются к нему окружающие. Трогательная искренняя сцена поклонения, со снятием летних головных уборов, и коленопреклоненное приложение цветов к подножью монумента дяди Володи, тёти Ларисы и девочек, не могли оставить равнодушными присутствующих. С этого момента, какими-то необъяснимыми нитями, эта семья связала себя с совершенно незнакомыми жителями этого горного села, которым для положительного предрасположения к ним больше ничего и не требовалось. Следует отметить, что многие односельчане, приезжающие в отпуска в село, непременно, возлагают цветы к монументу. В виду того, что за пределами села Атерк проживало в два-три раза больше людей, чем в селе, летом, в период отпусков, у подножья монумента всегда лежали свежесобранные полевые цветы и в большом количестве. Некое скептическое отношение к гостям с этого момента ушло в абсолютное небытие. Отныне мало кто замечал в этих людях что-либо необычное, сильно различающее их. А ведь, если присмотреться, различались они во всем. Если, невероятно красивая тётя Лариса, похожая на актрису, и красавицы девочки сразу располагали на позитив, то с дядей Володей, откровенно говоря, всё было не так просто. Внешне дядя Володя обладал абсолютно заурядными данными. Он был немного похож на, не без известного, героя фильмов Гайдая, Шурика, с такими же, сползающими по носу очками. Ещё он сильно смахивал на простодушного смельчака Деточкина, по овалу лица, сутулости и некоторой неуклюжести в движениях, из известного фильма. Однако, незнакомца могло даже несколько обескуражить его вечно багрово красное лицо, усеянное волдырями и рубцами, которые остались ещё со времён блокады Ленинграда, от которых, он так и не смог вылечиться за столько лет. Будь, какой-нибудь другой человек с такими данными, но не столь благородными мыслями, этот недуг мог бы вызывать некоторое отторжение. Однако, это не про дядю Володю. Хватало мгновения общения с ним, чтобы, за его внутренней благородной сущностью, не замечались эти видимые явные изъяны внешности….