О благородном цензоре, падшем поэте и не только, или о русофобии некоего Колкера, его «Тризне по России», ГУЛАГ-е СоЛЖЕницина, экономике Сталина и историческом предвидении советского цензора-5
(Из воспоминаний моего благородного товарища из Карабаха).
Здесь уместно отметить, что, в целом, в СССР, где вообще существовал культ образованности, на Кавказе особенно уважительное отношение было к учёному и мудрому человеку. Именно по этой причине, все, кто оказался в числе осведомлённых в этой истории деда, искренне расположились уважением к, совершенно, не знакомому человеку из далёкого Ленинграда. Вряд ли кому-либо, из числа таких знакомых моего деда, для пущей убедительности в формировании доброй расположенности к Владимиру Фёдоровичу, необходимы были подробности его профессиональной и творческой деятельности? В общем, то, для них достаточно было того, что, о нём положительно отзывался мой дед, и, что, он из блокадного Ленинграда, окончил войну в Берлине, создал семью, родил детей и занимается благим делом. Хочется особо отметить, что, к блокадникам на Кавказе всегда было, особенно, почтительное отношение.
Каюсь, ибо не могу вспомнить, каким образом удалось деду Хачатуру организовать приезд дяди Володи в наше родное село Атерк? Вряд ли приезд какого-либо политического деятеля высшего ранга имел столь заметное значение, как приезд Дитца Владимира Фёдоровича в Нагорный Карабах в июле 1973. Разве, что сравнить можно было с приездом маршалов Жукова, Баграмяна, Бабаджаняна или ещё кого из этой когорты, истинное преклонение перед которыми, здесь во все времена было безусловным? Чуть ли не передовицы главных областных и районных газет пестрели масштабными снимками и заглавиями о встрече однополчан через 28 лет после окончания войны. Бесконечно жалею, что на то время до меня ещё не снизошло понимание необходимости ведения дневника. Сколько всего интересного можно было запечатлеть в нём? Увы, сегодня приходится с большим напряжением, доставать из глубин памяти и подсознания отдельные эпизоды событий тех, воистину, исторических дней. Дядя Володя приехал с прекрасной женой – необыкновенной тётей Ларисой, дочками – 10 летней Ириной и 7-ми летней Катей. Какой-то магической силой, тётя Лариса за короткое время общения сумела расположить к себе наших женщин. Первоначальное, несколько скованное и неловкое, отношение к ней, буквально, продолжалось несколько минут. С непривычки, да и в силу скудности словарного запаса, многие не решались вслух выговаривать русские слова. А вдруг, скажут, что-то не то? Однако, не проходило и нескольких минут, как у них складывались вполне доверительные отношения и, что самое важное, понимание. Если, местные мужчины, старались не смущать её излишним вниманием и расспросами, дабы ненароком не обидеть её своей горской «грубостью», то с местными женщинами она быстро нашла общий язык. Они умудрились найти способ общения на каком-то духовном уровне, где слова не занимали главного значения. Особенно, стало проще, когда, к приятному удивлению тёти Ларисы, она познакомилась с двумя русскими «невестами» из нашего села. Так полюбовно называли русских жён сельских парней, с которыми они знакомились за годы службы в Советской Армии в различных регионах бескрайнего СССР. Уместно отметить, что в карабахском диалекте армянского языка присутствует большое количество «русских» слов. В некотором смысле, можно смело заметить, в карабахском «армянском» устном языке заимствовано большое количество не только тюркских, персидских и армянских, но и русских слов с некоторой специфичной адаптацией (изменение окончаний, суффиксов, интонаций и т.п.). Кстати, помню, что на это, очевидно, в силу профессионального «слуха», обратил внимание дядя Володя. После недели пребывания, он не скрывал свой интерес по изучению нашего языка общения, и помню, как он по-детски радовался, если удавалось улавливать смысл разговора собеседника, даже тогда, когда тот говорил на родном языке. Несколько сложнее получалось наше (детей) общение с девочками из Ленинграда. Впрочем, и здесь, некоторое стеснительно -неловкое взаимное не до понимание первых дней знакомства, через пару дней стало вполне приемлемым. Пускай и с некоторым смущением, мы на редкость спокойно и с благодарностью стали воспринимать их ненавязчивые и тактичные исправления наших очевидных грамматических ляпов при общении на русском языке. Как-то без обиды мы стали воспринимать их исправления наших ошибок в использовании родов, склонении существительных и спряжения глаголов.
Жилище деда Хачатура, в котором он жил один, после скоропостижной потери в 1964 году любимой жены, моей бабушки, и кончины матери, моей прабабушки, в 1967 году, ничем особым не выделялось от других сельских домов. Это был одноэтажный каменный дом из местного тёсанного известняка, с четырьмя небольшими комнатами с дощатым полом, без каких-либо удобств, и отдельно стоящим, небольшим, подсобным помещением. В качестве очага для приготовления пищи летом и зимой использовалась железная буржуйка, установленная в гостиной. Как правило, летом пользовались ещё и буржуйкой на улице. Единственным примечательным элементом дома можно было считать керамическую черепицу, произведенного местной артелью, организованной в годы сталинской индустриализации и «благополучно» свернутой в хрущёвские времена. Значение этой артели было велико не только для села Атерк, но и для многих других сёл. Многие успели заменить земляные кровлю, которую надо было затаптывать после каждого дождя, на вечную керамическую черепицу, которая верой и правдой оберегает многие дома от непогоды и солнца по сегодняшний день. Как и у других, все удобства дедушкинова дома были на улице. Воду, и не только для питья, приходилось таскать из приспособленного природного родника, расположенного в центре села, на расстоянии, не менее, тысячи шагов от дедова дома, который был расположен на одном из окраинных юго-западных косогоров. Воду носили женщины на плече в специальных медных кувшинах разной ёмкости. Как правило, кувшины для взрослых имели вместимость не менее пятнадцати литров. Нечто похожее можно видеть на исторических картинах «восточных» художников. За водой к роднику ходили и млад, и стар, школьницы и учительницы, порой по несколько раз на дню. Сам процесс хождения за водой здесь имел, можно сказать, какой-то торжественно-сакральный смысл. Именно, с наблюдения за поведением молодых девушек во время этого процесса, складывалось мнение о её женском начале. Как бы дико это не выглядело сегодня, тогда этот процесс сопровождался под пристальным изучающим вниманием односельчан. Причём, здесь совершенно не считалось зазорным обмениваться мнениями о той или иной молодой особе. Как правило, вслух, особенно отмечались, девушки, максимально соответствующие жестким требованиям местных нравов. Конечно же, воспоминания об этом и, вообще, сегодня рассказы о молодых годах моей восьмидесятилетней мамы её внуками воспринимается как нечто дико невероятное. Однако, эта была реальность того времени. И люди, живя подобным образом, умудрялись учиться в школах и вузах, получать образования, разную специализацию и профессию, справлять свадьбы, создавать семьи, рожать детей, выращивать хлеб, строить новые предприятия и города, просто радоваться жизни. Что, не маловажно, при абсолютном отсутствии, каких-либо бытовых условий, жизнеутверждающим фактором было непременное сохранение чести и достоинство. За редким исключением, именно, таким образом и жили все. И мало у кого возникало желание, вплоть до уничтожения Великого СССР, роптать на судьбу, страну, жизнь и, что по мне, особенно, важно, на власть. Возможно, это можно объяснить тем, что люди, просто, совместно строили своё счастливое будущее, без какой-либо ненависти друг к другу, к народам, без потаённых помыслов по развалу Родины и без грёз, когда-нибудь уехать из Великой Родины в поисках новых родинок. Впрочем, пожалуй, мы снова немного отвлеклись….