Вещи

Вещи. Целые горы вещей.
Маленькое треснутое оконце, в которое не увидеть неба. Хитоми горбится на низеньком табурете. Голова полна беспорядочных мыслей. Пусть за напряжение извилин не прибавят бонусов к зарплате. Но на своей не вполне обычной работе Хитоми часто и подолгу размышляет.
Кофе в чашке остыл. Допивать не хотелось. Хитоми обернул газетой бутерброд; спрятал в карман комбинезона. Время обходить территорию.
За пределами сторожки – осенний холод щипал лицо. Но кожа у Хитоми давно загрубела, как бы превратилась в нечувствительную кору. Под сапогами – хруст стекла, шелест пенопласта и картона. Надо быть начеку: споткнуться – значит напороться на острый, хоть и ржавый, кусок арматуры. Нога – нет-нет, да и проваливается в мусор.
По правую руку – тянулся будто бы горный кряж. Бесформенные, чудовищные нагромождения хлама – уцепленные верхушками за облака. Хитоми обдавало запахом помоев и гнили.
Вещи. Гималаи из сотен тысяч вещей.
Случайный наблюдатель решил бы: свалка – просто уродливый хаос, который отравляет тебя запредельной вонью. Но опытный глаз Хитоми в каждой мусорной горе нащупывает мириад неповторимых элементов.
Трупы породистых кошек и собак; изнеженные питомцы сердобольных хозяек расклеваны голодным вороньем. Мебель с обломанными ножками. Разбитые телевизоры и ноутбуки. Проколотые автомобильные шины. Казалось: не было такого человеческого поколения, которое не внесло бы в мусорное царство свою долю отходов. Не поверить, что великанские кучи хлама поднялись у окраины мегаполиса за какие-нибудь несколько лет.
Хитоми полгода работает сторожем свалки. Отношения с родней – давно испорчены. Личная жизнь – не удалась. Усталый, разочарованный Хитоми от всего мира скрылся в убогом вагончике на берегу помойного океана. Горемыка и сам был точь-в-точь выброшенный в мусорное ведро ни на что не годный обломок. Впрочем, работа не так и плоха. В сторожке – телевизор, холодильник, обогреватель. Ты обеспечен едой и даже получаешь какие-никакие деньги.
У самых ног Хитоми раздался подозрительный шорох. Из-под грязной консервной банки выскочила здоровенная крыса. Хитоми в кровавую лепешку раздавил хвостатую тварь сапогом. Лицо молодого сторожа вдруг скривила мучительная гримаса. Если б видела тебя сейчас О-Кику!.. Что бы она сказала?..
Ты пропитался вонючими запахами свалки. На комбинезоне – несмываемые пятна. Ты давишь крыс. Гоняешь бродячих собак. Единственное доступное тебе блаженство – запихиваясь быстрого приготовления лапшой, пялиться в телеящик. О-Кику и подойти к тебе будет жутко!..
О-Кику носит яркие кимоно. Вплетает в густые темные волосы ярко-красные ленты. Занимается икэбана. Как свитой, всегда окружена толпою друзей. Но и шпильки, и узорные наряды, и бурные приятельские восторги – все это лишь бессмысленный довесок к природному обаянию О-Кику. Заветное желание Хитоми: за руку с О-Кику уйти далеко-далеко. Пусть себе «добрые приятели» остаются дегустировать новые и новые деликатесы, острить на тему полов!.. Хитоми верит: и на диком неведомом берегу жизнь с О-Кику будет слаще божественного нектара.
Потому они и не вместе. Хитоми, в глазах О-Кику – неотесанный троглодит, который не понимает людей. И вообще, мало в чем смыслящий.
Хитоми тряхнул плечами, отгоняя нерадостные воспоминания. Надо выполнять свою работу. Он пробирался мусорными навалами, зорко глядел по сторонам. Скучать на обходах не приходилось. Не было и дня без печального либо веселого события.
Однажды Хитоми выкопал из-под мусора бомжа. Позвонил боссу, полиции, докторам. Сморщенное, окоченевшее тело увезли в морг. Ночью Хитоми не сомкнул глаз. Стакан за стаканом – выливал в глотку обжигающий кофе. Сердце наполняла гнетущая пустота. Ты в который раз убедился: общество хоронит человека под грудой вещей.
Мегополис – огромное прожорливое чудовище. Каждый день – оно отрыгивает на свалку несметные тонны тухлой еды, надорванные пакетики из-под чипсов и соленого арахиса, консервные банки. Еще – и поломанную аудио- и видеотехнику. Искореженные корпуса автомобилей. А отслужившие свое холодильники?.. Микроволновки?.. Разбитые люстры?.. Ужас берет – сколько люди потребили!..
Но если ты не отыскал места на всеобщем изобильном пиру – ты сам будешь скормлен ненасытному монстру. Вместе с прочими отходами пищеварения, из утробы великана жертва попадает на свалку.
Нередко Хитоми видел и живых бомжей. Но и они были точно мертвецы, которые вырвались из склепов. Обветренные – в прыщах – лица. Под кривые ногти – набилась грязь. Армия зомби тяжело взбирается по мусорной гряде. Тусклые, воспаленные глаза – шарят в поисках добычи.
Гнилое кольцо колбасы, съеденный плесенью окаменелый сыр – вот тебе и обед. Драное пальто – пригодится на зиму. Сигаретный окурок – тоже приличная находка. Но верх мечтаний – бутылка, в которой наберется хоть несколько капель сакэ.
За глоток рисовой водки – не жалко ругаться, махать кулаками. Проломить голову товарищу по несчастью. Убитый дружок отдохнет от горького земного существования. Зато тебе – удастся хоть ненадолго вкусить райских наслаждений. Ты забудешь, что – как свинья – жрешь помои. Что, будто у шелудивой суки – у тебя во всей Вселенной нет своего угла. Пьяный вообразит себя генералом, министром. Самим микадо!..
Чудовищный город перемалывает в труху не только вещи. Не только жизни. Но и – человеческое достоинство.
Инструкции обязывали Хитоми не допускать бомжей на вверенную территорию. Но молодой сторож и красноносые мародеры блюли негласный джентельменский уговор. Бомжи стараются не ссориться и не буянить. Не убивать друг друга за полбутылки дрянного сакэ. Хитоми – не зовет полицейских.
Твое дело – стеречь свалку. Но ты должен был бы совесть на ластик променять – чтоб на бездомных людей доносить властям!..
Раз в неделю прикатывали спец-фургоны. Увозили мусор на сжигание. Впрочем, на тонну неостывшего пепла приходилась тонна свежих отходов. Помойные Гималаи не уменьшались. Хитоми казалось, что все это – очень странно. От голодных братьев по разуму он охраняет неистощимые запасы хлама, которые только и годятся, что в огонь.
В поисках, чем бы насытить брюхо – на свалку заглядывали не одни бомжи. Целыми стаями – рыскали собаки. Будто чайки на отмели, несмолкаемо галдели вороны. Туда-сюда носились голуби и воробьи. По берегам вонючих канав – квакали противные лягушки. На лягушек – охотились гадюки и ужи. И конечно, мусорные холмы кишели легионами крыс. Летом – черным-черно было от мух.
Бывало, Хитоми терпел от живности свалки немалые хлопоты.
Ему пришлось воевать с разъяренным взъерошенным псом. Из пасти зверюги так и хлестала белая пена. Зубы – сжимали сухую человеческую руку. Видимо, пес растерзал обескровленный сине-зеленый труп, на который наткнулся, когда разгребал лапами мусор.
Псина загнала Хитоми в сторожку. Рыча и пыхтя, долго скреблась в дверь. Но до приезда амбалов из службы безопасности – животное сдохло.
Вероятно, собака была бешеная. Но погибнуть она могла и от отравления ядовитыми отбросами, которыми решила полакомиться. Много и кошек, и собак находили на свалки такой незавидный конец.
Но, несмотря на всякие ужасы, Хитоми любил свою работу. Громадная помойка была необъятной Вселенной, которая открывала новые и новые тайны своему верному ангелу-хранителю.
Сгущалась мгла. Очертания мусорной гряды сделались совсем размытыми. Бутерброд давно съеден. Время заканчивать обход.
Вернувшись в сторожку, Хитоми первым делом налил себе чаю. По привычке – уставил глаза в оконце, в которое ничего нельзя было разглядеть. Ум опять смущали странные мысли.
Город выблевывает на свалку миллионы и миллиарды вещей. Гималаи хлама день ото дня растут. Раздаются вширь.  Дотягиваются до неба. Рано или поздно – помойный океан обрушится на собственного родителя. На задыхающийся от сытости мегаполис. Вещи похоронят под собою людей.
Чай успел остыть.
Хитоми вздрогнул. Очнулся. Смахнул с лица крупные капли пота. В кармане заиграл мелодию сотовый телефон.
Хитоми вновь вздрогнул. Босс по вечерам не звонит. Давним приятелям – вряд ли есть до тебя дело. Ты будто моллюск, который спрятался от всего мира в свою раковину. Кому и зачем пришло в голову тебя тревожить?..
Звонил, все-таки, старый приятель. Один из тех, кого ты не видел с университетской скамьи. Разговор не был долгим. Но Хитоми кровь ударила в виски; бешено заколотилось сердце. Прозвучало дорогое имя: О-Кику.
Масао приглашал на какую-то вечеринку:
- 24-ого. В 22:15. Не забудь, приходи!.. Ты у себя на свалке совсем кротом заделался. Носу не кажешь из норы. Глотнем сакэ, поболтаем. Кстати, и О-Кику будет…
- Конечно. Я приду, - хрипло отозвался Хитоми.
Ему казалось: пол убегает из-под ног; стены – пляшут.
Без выходных и отгулов, ты полгода сторожишь свалку. О-Кику превратилась для тебя в сказочный дразнящий мираж. Но внезапно тебе напомнили: она живая, настоящая – во плоти и крови.
Хитоми догадывался: встреча с О-Кику ничего, кроме боли, не принесет. Но и боль, которую причиняет О-Кику – невыразимо сладка. Ты вроде глупого жеребенка. Один раз – уже разодрал губу об острые колючки. Но снова тянешь голову к усеянному шипами цветущему кусту.
Выпросить у босса коротенький отпуск не будет трудно…
Чай остался недопитым. Хитоми вылез из комбинезона. Свалился на койку. Сон не приходил. В голове – кипело. Хитоми чудились смеющиеся глаза О-Кику.

***

22-ое. Вечер.
Сквозь ливень и мглу – горели желтые огни вокзала. Люди с зонтами сталкивались плечами, наступали друг другу на ноги. Над головою – черная, страшная бездна неба. Сошедший с электрички Хитоми весь покрылся «гусиной кожей». Не только оттого, что продрог. Хуже, чем тысячи игл – его кололи недобрые взгляды прохожих.
Справа – блещут витрины ресторана. Слева – рекламные щиты кинотеатра и ночного клуба. Ты в сытом радостном царстве, в котором удовольствий – больше, чем песка на берегу моря. Но с опухшими глазами и многодневной щетиной – ты незваный гость. Глядя на тебя, мамы и папы спешат увести за ручку пухлых деток. От тебя веет свалкой.
Этот запах въелся в тело, сердце и ум. Мыло и дезодорант – бессильны помочь. Свалка тебя заклеймила. В городе жирных котов – ты ее вестник.
Мегаполис давится, жрет. Растут и растут горы отходов. Худой и недомытый, ты одним своим видом напомнил перекормленным счастливцам: за красивую и легкую жизнь придется платить.
Им видится: мусорный океан со всех сторон стискивает город. Мегаполис – в конце концов – захлебнется в собственном дерьме. Салоны красоты и роскошные таунхаусы исчезнут под кучами хлама. Румяные обжоры трясутся от страха. Потому – их кабаньи глазки так и жгут тебя ненавистью.
Карман Хитоми оттягивала толстая пачка банкнот. Это была скопившаяся за полгода зарплата. Подвернулся магазин, в котором Хитоми купил галстук, рубашку, туфли, брюки, пиджак. Первым красавцем на вечеринке ты не будешь; и все-таки, оденься хоть сколько-нибудь прилично.
В номере привокзальной гостиницы эконом-класса, Хитоми – наконец – стянул с себя липкие от пота носки.
На следующий день принял теплую ванну с пеной. Острой бритвой соскоблил с лица щетину. Напялив черный – с иголочки – костюм, постоял перед зеркалом. Сунул ноги в поблескивающие новые туфли.
Щеки после бритья – горели огнем. Костюм был не удобнее савана мертвеца. Туфли – мучительно жали. Что ты с собою делаешь, парень?.. Но ради того, чтоб хоть краем глаза увидеть О-Кику – не жаль пройти и девять кругов ада.
24-ое.
Едва за окном начало светлеть – Хитоми очнулся. Будто где-то внутри грудной клетки задребезжал противный будильник. Этим вечером – сбудется твоя мечта. Ты увидишь О-Кику.
Не раз и не два Хитоми вскакивал с кровати. Быстрыми шагами измерял гостиничный номер. Снова бросался в постель.
Что с тобой?.. Трясешься, как испуганный заяц!.. Ты ведь не к людоедам на пирушку собрался. Неизвестно отчего – Хитоми чувствовал себя, как накануне казни. Сегодня мир для тебя рухнет.
Текли часы.
Хитоми будто бы бил озноб. Руки и ноги – превратились в вату. Да разве хватит у тебя мужества и сил выйти из гостиницы, поймать такси, постучаться в двери Масао?!. Хватай манатки, проваливай обратно на свалку!.. Облезлой псине вроде тебя – там самое место!..
Но в девятом часу вечера Хитоми вышел, наконец, из гостиницы.
Такси остановилось в двухстах метрах от особняка, в котором начинали банкет. Хитоми расплатился. Вылез из теплого салона авто в сырую мглу. Ветер пробирал до костей. Хитоми долго глядел на яркий свет в окнах особняка. Слух улавливал обрывки музыки, смеха, болтовни. В этом океане веселья – О-Кику… Нет, ты приехал не зря. Вам нужно увидеться.
Морж-швейцар – глазами тюремного надзирателя – с головы до ног ощупал Хитоми. Ясно, с чего толстая физиономия усача так скривилась!.. Тебя выдал мусорный запах. Пиджаком и галстуком – тебе никого не обмануть.
Люди – мало в чем уступят собакам. Чуют постороннего. Тявкают вслед. А если чужак зевнет – могут и в ляжку вцепиться. Ты пропитан свалкой до корней волос. А значит не только швейцару – многим придешься не по нутру.
Особняк ходуном ходил. Нарядные гости – наступали друг другу на ноги. Чуть ли не на бегу – выливали из хрустальных бокалов себе в глотки элитные вина. Женщины лоснились от помады и туши; нервически хохотали. От мужчин в белых рубашках – разило ядовитыми одеколонами. Кавалеры распевали скабрезные куплеты и тискали подружек по углам.
По белым, как снег, обоям стен – кроваво алели орнаменты благопожелательных иероглифов.
Неприкаянным мертвецом – Хитоми скитался из одной комнаты в другую. Голова – разбухала, в глазах рябило. О-Кику – где О-Кику?.. Разве нежная хризантема не сгинет в таком кромешном аду?..
Хитоми, наконец, наткнулся на Масао. Радушный хозяин потчевал сакэ компанию важных крупногабаритных дядечек. Над острыми закусками клубился пар – аж слезы лились.
Тяжелые челюсти – перемалывают деликатесы. Потные от натуги лица – точь-в-точь свинячьи рыла. У кого-то в желудке – урчит. Кто-то – сморкается в салфетку. Кто-то – громко чавкает и рыгает.
Масао – вьется угрем. Подливает в чашечки сакэ, пододвигает блюда с салатами и копченостями. Не забывает поклониться ни направо, ни налево. Улыбается.
Один из толстяков на пару дырок ослабил ремень:
- В этом квартале славно заработали. Опробовали мою рекламную концепцию. Самый дерьмовый товар разлетался, как пирожки.
Не слушая первого пузача, слюнявился второй:
- Отпуск провел с шиком. Пятизвездочный отель на Крайнем Севере – это – скажу вам – что-то!.. Всю полярную ночь – шлялся по клубам и стриптиз-барам. Заказывал цыпочек себе в номер!.. Жаль, не хватило духу сгонять на вездеходе в снежное сафари – пострелять по белым медведям.
У расторопного Масао – для всех хватало восхищенных вздохов и понимающих кивков. Одну за одной – он откупоривал бутылки сакэ. Языки у толстяков – заплетались. Свиные глазки – пылали все жарче; хрюканье – оглушало.
Хитоми застыл на пороге.
Зал переполнен резной мебелью и блестящим фарфором. Гости балуют вкус тонкими яствами. Но Хитоми – сквозь горячие облака пара – видел только вонючий хлев. И свиней, которые роют навоз и с удовольствием плещутся в грязном корыте.
Хапать побольше денег. В три горла жрать. Громоздить кучи отбросов. Снова – срывать куш, набивать утробу и мусорить. Неужели – лишь на такое человек и способен?..
О, ты и вправду одичал на свалке!.. То, от чего у тебя мурашки по спине – для других смысл жизни.
- Ай, кто пожаловал!.. – Масао зацепился глазом за Хитоми. – Не думал, что решишься. Ты на помойке – совсем превратился в Робинзона. Хоть бы весточку передал друзьям.
Весь лучась, Масао объяснил дородным гостям:
- Мой старый приятель – Хитоми. Охраняет городскую свалку.
Гости переглядывались, скаля зубы. Животы – так и колыхались от смеха. На Хитоми – показывали короткими жирными пальцами.
Ты худее скелета. Обветренное лицо, губы – потрескались. Воспаленные глаза… Для свиных рыл – ты клоун и неудачник в одном флаконе. Накипь, которую соскребли со стенки котла. В одной воде с почтенными господами – тебе не вариться. Все, чего ты стоишь – насмешки и плевки.
- А ты гордец, Хитоми!.. – балагурил Масао. – Разве преданных друзей оставляют надолго?.. Выкладывай: как тебе все это время жилось?..
- Где О-Кику?.. – в лоб спросил Хитоми.
- О-Кику?.. Наверное, в оранжерее. Любуется цветами…
Масао отпустил какую-то плоскую шуточку. Гости – чуть не лопнули от смеха. Но Хитоми – уже сорвался с места – будто подброшенный пружиной. Ткнувшись туда и сюда – он попал, наконец, в оранжерею.
Звон бокалов, рев и чавканье гостей, кровавые иероглифы на ослепительно-белых стенах – унеслись на другой конец Вселенной. Со всех сторон – пышно цвели тропические растения. Глаза отдыхали на яркой зелени листьев.
Хитоми почувствовал: напряжение в скрученных узлами нервах – ослабевает. Жизнь – не всегда горька. Ты пришел сюда в поисках О-Кику. Она – где-то совсем рядом… Сердце снова забилось чаще.
О-Кику – твой сладкий яд. Любой глоток – может стать последним. Ты это знаешь, и все-таки – не отрываешь губ от стакана. Колени Хитоми - подгибались. Он медленно побрел по оранжерее.
…И внезапно увидел О-Кику. Улыбаясь, она протягивала Хитоми руку.
- Рада, что ты жив-здоров!..
Голос О-Кику звенел, будто родник. Изящная красавица с ярком кимоно. Задорные искорки в агатовых глазах. В черных локонах – пунцовый цветок. На фоне маленьких тропиков – она и сама казалась чудесным, ярким цветком.
Хитоми не нашел сил ответить на приветствие. Он только промычал что-то, будто тупой теленок. Разговор завязала О-Кику. Сказала несколько слов о себе.
Она уже не преподает на курсах икэбана. Да, было и благоволение начальства, и хорошая зарплата, и регулярные премии. Но угнетало отсутствие перспектив. Из года в год объяснять дуракам про хризантему и розу – фи, как скучно!..
О-Кику посчастливилось выйти замуж. За очень солидного человека. У него свой бизнес, яхта, коттедж. Правда, мужнина дочка – ровесница О-Кику – поначалу вела себя, как дикая кошка. Но в конце концов – удалось найти подход и к ней. Мачеха и падчерица – вместе занимаются шоппингом и обсуждают наряды. Муж сегодня здесь – за чашкой сакэ болтает с Масао-куном.
Хитоми едва улавливал, о чем говорит О-Кику. В голове – будто бы прокручивалась кинолента.
Хитоми с О-Кику подружились еще детьми. Сколько раз они сбегали с нудных уроков. Взявшись за руки, вдоволь бродили дорожками зоопарка; глазели на нелепого трубкозуба и на рыжего бенгальского тигра. Весною – ходили любоваться цветами сакуры. На родительские деньги покупали в лавке нехитрый фастфуд. Делились наивными смешными мечтами. И клялись, что будут дружны навсегда – до гробовой доски. Хоть бы и посчастливилось жить так же долго, как гигантским слоновьим черепахам.
Дети не знали: вода и время – точат скалы…
У О-Кику были влиятельные, богатые папа и мама. Они отдали дочь в престижный университет. Верный Хитоми – последовал за О-Кику. Вызубрив экономику и основы маркетинга, расшибся в лепешку – но набрал-таки проходной балл. Неважно, где и на кого учиться. Только бы – вдвоем с О-Кику.
Но О-Кику была уже не та простенькая девчонка. Она превратилась в богиню. Вспыхнула звездой, на которую таращат глаза. Тебя оттеснила бесчисленная толпа поклонников О-Кику.
Что было потом – неинтересно. Близкие не прочили тебя в топ-менеджеры или директора. Но в какого-никакого управленца ты обязан был вырасти. Неудачник, ты подвел семью. Родной брат – постесняется пожать твою шершавую мозолистую лапу. Впрочем, Хитоми сжигает другое: рядом нет О-Кику!..
Блеска звезды – на всех хватит. Разве что угрюмая жаба, которая зарылась в ил и грязь – останется недовольна. О-Кику не морщит на тебя свое милое личико. Ей просто нет до тебя дела. Она – звезда, ты – долбаный лузер.
Впрочем, забудь все невзгоды. Прямо сейчас – О-Кику стоит напротив тебя. Снизошла до разговора. Хитоми почувствовал, будто ноги вязнут в глубоком песке. В висках – стучало; сердце – готово взорваться.
Хитоми на шаг приблизился к О-Кику. Заговорил, наконец:
- Я тоже, О-Кику… очень рад видеть тебя. Ты, наверное, слышала… я охраняю свалку. Сильно скучаю по тебе… И много-много размышляю… о разных делах.
Казалось: обвалилась плотина. Слова вдруг хлынули из тебя, будто кровь из поросенка.
-…И вот что, О-Кику. Я понял: людей губят вещи. Все плохое, что с нами случается – из-за вещей. Вообрази: мужчина построил дом у ручья; привел жену. Влюбленные разбивают плодовый сад; гоняют на пастбище овец. О чем бы еще и мечтать?.. Но нам мало построить дом. Мы вешаем на окна парчовые занавески; кухонные полки уставляем дорогим фарфором. От хлеба с мясом у нас колики в животе – подайте сочный бифштекс под пряным соусом да мягкие французские булки!..
Красный, растрепанный – Хитоми тяжело дышал.
Дикая тирада – совсем не к месту. Смотри: О-Кику пятится в испуге. Ее губы слегка приоткрыты – точь-в-точь лепестки мака. Но ты не в силах молчать. Внутри тебя – вертлявый проныра-бесенок. Он говорит, говорит, говорит – из твоего рта.
- Верно, О-Кику?.. Хозяин дома – обзаводится авто. Значит – надо соорудить гараж. Один железный конь – недостаточно. Домохозяин берет авто и для жены. Надоедает немодный простенький мобильник – мы во весь дух мчимся в салон; покупаем накрученный гаджет последней модели. Сорока тащит в гнездо блестящий сор – человек загромождает жилище бесполезными вещами. Больше вещей – больше мусора. Горы отходов – заслонят когда-нибудь солнце. А ведь человеку хватило бы для жизни ровно столько вещей, сколько он унесет в руках!..
У О-Кику трепетали ноздри; широко распахнулись глаза. Кончиком языка – она нервно водила по верхней губе. Вся твоя речь для О-Кику – шизофренический бред. Плевок ядовитой гадины. Скрежет несмазанной шестеренки. Не удивляйся, если рассерженная красавица – залепит тебе пощечину.
Мелкий бесенок тебя подставил?.. Но ведь он ничего не выдумал сам. Он только послушал те самые мысли, которые ты пестовал в сердце.
- …Я знаю, О-Кику, что людям следовало бы сделать. Дочиста выскрести из жилищ весь мусор. Собрать все ненужное барахло, сжечь – и не обрастать новым. Что не возьмет огонь – замуровать в бетонные гробы; похоронить глубоко в земле…
Горячие слова внезапно иссякли. Хитоми уперся рукою в стену, чтобы не упасть. О, как смотрит на тебя О-Кику!.. Ржавыми ножницами – кромсает твою плоть. С беспощадной ясностью ты понял: О-Кику – не та, кем была.
Вычеркни из памяти ребячьи клятвы, цветы сакуры, рыжего тигра. Твоя милая – замужем за пьяным свином, который хохочет над тупыми приколами шута Масао. О-Кику и ты – живете в разных мирах.
Вас разделили неодолимые баррикады. Баррикады из сотен тысяч вещей.