Ночь, наконец, опустилась на уставший от зноя пригород и разлеглась на нём, разглядывая первые, ещё неяркие, звёздочки. Одуряюще пахло сомлевшими эвкалиптами и магнолиями. Любимое море погромыхивало где-то там, у дальних волнорезов, продолжая и здесь напоминать о себе:
– Ты ведь ко мне приехала?.. А сама?..
Размахивая новыми лакировками, Лика босиком возвращалась с очередного музыкального вечера. Прохожих не было: местные уже спали, а загулявшие курортники толпились там, внизу, на приморском бульваре, или кальянили по маленьким лежачим кафе под сладко плачущую зурну.
Лику и сегодня никто не провожал.
– Удивительная штука… Чем больше знаешь и большего стоишь, тем хуже. Чуть завяжутся отношения, и – бла-бла-бла… А мужикам это надо?.. Да ещё – здесь, у моря, где отпущенные на волю сердца просто заходятся в предчувствии любви.
– Ну, вот и площадь… – Ускорила она шаг.
У центральной клумбы, под пальмой, и сегодня восседала всем известная в этот сезон Евлалия.
– Ещё одно чудо природы…
Каждую ночь, вырядившись что райская птица, она оккупировала скамейку именно здесь, неподалёку от милицейского поста. Подходили мужчины, сыпали комплиментами, а как – до дела, вернее – до рук, она тут же звала постового:
– Подите сюда, голубчик! Я приехала отдыхать, а мне тут мешают… Вы же приставлены для порядка? Так наведите его!
Очередной приставала ретировался, а она продолжала сидеть, высоко закинув ногу на ногу и выпятив неимоверную грудь в неимоверном декольте.
К утру постовой не выдерживал:
– Дамочка, может, вам уже пора?..
– Я сама знаю, когда мне пора. Такие деньги за путёвку отвалила! Могу я хоть здесь остро почувствовать себя женщиной?!
– Ну, чувствуйте… – Хмыкал постовой. – Только не обижайтесь потом.
И всё опять и опять повторялось.
Местный народ горячий и прилипчивый. Вдоль всего пляжа «дежурят» озабоченные кавказцы в чёрных костюмах и вожделенно пожирают глазами пухлых блондинок. Но даже эти к Лике не пристают, долго тащатся следом, вперив подтаявший взгляд в то, что их особо привлекает… Потом, заглянут в лицо, и мимо. И не потому, что дурнушка, просто, уж больно холодна и высокомерна.
– Защитная реакция. Но кто об этом знает?..
Скорее всего, именно эта Евлалия и сподвинула её на некий эксперимент. Лика решила прямо с завтрашнего утра кардинально поменять и внешность, и поведение, в общем, всё теперь делать с точностью до наоборот.
– Ведь тогда и результат будет обратным?.. Не так ли?
Начала она, естественно, с экипировки. Сменила серый полотняный костюмчик на цветное платье с голой спиной, прицепила к ушам яркие клипсы, вызывающе накрасилась и отправилась на местный рынок за фруктами…
– И в прямом, и в переносном смысле.
Первым «клюнул» сухощавый медик из какой-то подмосковной клиники. Скорее всего, он только приехал, потому что был ещё белокож, по сравнению с изрядно забронзовевшими аборигенами.
– Вы не поможете мне выбрать мясо для щец?.. – Вкрадчиво заглянув ей под шляпу, он заметно придвинулся. Их бёдра почти касались, и Лика, наконец, ощутила хоть чьё-то живое тепло…
– Господи, хоть кота заводи!
– Знаете, я не могу без первого… – продолжал «окучивать» её медик. – Я и устроился на частном секторе, чтоб была возможность хоть что-то сготовить…
Прежде она бы промолчала или ответила – простите, но я в этом не сильна.
Но – эксперимент…
– Возьмите вот эту свининку! Она, кажется, свежая. Но не берите много: здесь юг, жарковато… – Оттянула она ворот и без того открытого платья.
Мужчина тут же оживился.
– Видно приехал на пару недель, торопится заиметь подружку. – Отметила Лика. – Конечно, уже за пятьдесят… Такие мало котируются.
– Может, сами и сварите? – На глазах наглел ухажёр. – А то повар из меня никакой! Наварить бы первого на неделю и горя не знать. Я один живу. Нам никто не помешает…
Лика уже собралась проплыть мимо как флагман на морском параде, но…
– А знаете, я не тороплюсь… Перегрелась вчера на солнышке, можно и под крышей посидеть, причём, для доброго дела.
– Тогда я сейчас винца прикуплю и фруктов… Вы, какие любите?
Выбирая персики, Лика намеренно повернулась к нему спиной, глубокий вырез открывал её всю, до самой талии.
Мужчина даже присвистнул…
– Сработало!
Щи получились на славу. И они договорились ближе к вечеру встретиться на центральном пляже у палатки «Мороженое».
Забираясь в обратную маршрутку, – любитель щей обосновался на самой окраине, – Лика и не думала продолжать в том же духе, тем более, сегодня.
Но чьи-то руки ловко подсадили её на высокую ступеньку и, переместившись на талию, явно не собирались сдавать завоёванных позиций.
Она, было, собралась возмутиться, но вдруг, ловко провернувшись в чужих ладонях, с улыбкой заглянула в лицо нахалу:
– Вы всем так помогаете?
– Нет, только красивым…
– И какая я по счёту?..
– Первая!
– Ещё один… Хорошо, хоть не местный, а то б опять…
– Возьмите с меня стольничек за эту ослепительную даму!
И это вместо четырёх копеек… А при выходе конечно же его заберёт. Здесь все в сговоре, красоток на бабло ловят… Многие из аборигенов числятся продавцами и сапожниками, по десять человек в одной палатке. Пенсия уже маячит, а работать негде. Вот от безделья на баб и охотятся… Своих попрячут за высоким забором, и айда! Их собственные даже в море лишь по ночам купаются, причём в одежде. Даже в самую жару – чёрные колготки надевают. А мужья вырядятся в дорогие костюмы, – в Батумском порту приобретают, – и на бульвар, под богатых иностранцев косить… А раз в десять дней – скрючатся лысинами вперёд и по сбитым каблукам стучат.
– Театр…
Впрочем театр, он, – везде, во всём… Сама-то – и актриса теперь, и режиссёр… Увлекательная штука!
Этому, явно приезжему, было чуть за сорок, но небольшой пивной животик уже просматривался под ослепительно белой футболкой. На шее поблёскивала золотая цепочка, а недавняя стрижка припахивала неплохим мужским парфюмом.
– Своеобразный экземпляр… Причём чистенький. Аж хрустит! – Лика по привычке попыталась высвободиться, но… – эксперимент! – упрямо тенькнуло в виске.
И она продолжила флиртовать. И, что удивительно, – вполне профессионально.
– Чирик-чирик, ти-ти-ти… Чирик-чирик, ти…
Ведь она была наблюдательной, ещё какой наблюдательной… А скопировать было не трудно.
Нового знакомого звали Гришей, и ему тоже было назначено свидание у пресловутого «мороженого».
Кавалеры пришли одновременно. Купальник Лика успела сменить на бикини, причём, просто попугайской расцветки, мол, пусть мужские глазки порадуются…
Мужики на удивление легко примирились с тем, что их двое, – соперничество тоже неплохое развлечение на отдыхе, почти азартная игра. А Лика продолжала вести себя «с точностью до наоборот». Сначала получалось с задержкой, потом как по рельсам покатило…
– Если их двое, то есть возможность тянуть без последствий довольно долго… – похвалила она себя, и вдруг почувствовала, что уже заметно меняется. Ведь мы – это наши поступки, пусть даже нарочитые и искусственные.
– Бедные актрисы…
Вечер в одном из приморских баров прошёл на ура. Она танцевала с ними по очереди, никому не делая предпочтений. Врач, Сергей Петрович, правда, заметно психовал, не привык с кем-то делиться. Безотказных медсестриц в его больнице уж точно было предостаточно. А тут…
Гриша же, Григорий Павлович, который где-то там, у себя, всерьёз занимался торговлей, просто упивался ситуацией, поддразнивал соперника, острил, много и умело пил и швырялся деньгами направо и налево.
Лика всё чаще заглядывала в подвернувшиеся зеркала. В них отражались белесые предзакатные скалы, сине-зелёное море и на фоне всего этого – некая красавица с сияющими глазами и чарующей улыбкой. Это была другая женщина, совсем другая…
– Причём, очень даже ничего… Не зря же Гриша с придыханием поминутно повторял – красивая, ох, красивая… И смотрел на неё так…
Уже к рассвету решили искупаться. И мужики вдруг устроили заплыв до дальнего бакена, в честь прекрасной дамы. Видно негласно решили, кто первым доплывёт, тому и приз. Лика пыталась отговорить их, всё-таки выпили, но «мужские паровозы» не остановишь, особенно, когда они – на пару.
Вода оказалась ледяной. Видно к берегу подошло холодное течение. Брр… Лика решила в такую не лезть, а мужики поплыли…
Первым у бакена оказался врач, но, как потом оказалось, простудил зубы, схватил воспаление надкостницы. Все коронки отстали, и боль была просто неимоверной. Он ещё успел, провожая Лику, притиснуть её к забору и яростно прошипеть:
– Ну вот, добилась своего! Бери теперь, делай со мной, что хочешь! Весь твой!
Но тут подоспел Григорий, бегавший за цветами.
На следующий день Лика и Гриша проводили врача в аэропорт. Он криво улыбался, и глаза у него были – просто собачьи…
Лика подспудно чувствовала вину, но успокаивала себя тем, что любые исследования не обходятся без издержек, в данном случае – человеческих, вернее, мужских…
В своём НИИ она считалась неплохим испытателем. Причём, бескомпромиссным.
Всё так… Но продолжать эксперимент что-то расхотелось. Может, от того, что уж больно жалко было Сергея Петровича?.. А может, она и сама уже побаивалась, что вряд ли вернётся к себе прежней. Такое даром не проходит.
Но, буквально тут же... – женскую логику даже у испытателей никто не отменял, – обозлившись на собственную слабость, она решила завершить начатое, причём, сегодня же, и по максимуму!
Плавучее кафе, в которое они с Григорием забрели по пути на пляж, слегка покачивало. Музыка, то завораживающе всхлипывала, то, обезумев от тоски и желания, взрывалась долгой бешеной какофонией. Заметно штормило. И видимо… не только на море.
Зная, что мужчины теряют голову именно от безрассудных женщин, Лика всё больше заводилась… Чего только не вытворяла она на этом, последнем, свидании. В том, что оно – последнее, ничто в ней уже не сомневалось, и потому она позволила себе пуститься во все тяжкие!
К примеру, когда Григорий, заказав для неё «Бессаме мучо», достал из бумажника пятитысячную, она вдруг выхватила её и выбросила за борт: мол, фи… – разве это деньги?.. И это при своей природной прижимистости и расчетливости. И тут же с удивлением отметила, что даже это только подлило масла в огонь:
– Видали, какая у меня женщина?!
Солнце уже клонилось к горизонту, но здесь, на открытой палубе, было ещё слишком жарко, даже для медленных танцев. А уж для быстрых…
Наскакавшись до дрожи в ногах, парочка, наконец, вернулась к своему столику. И тут заметно побагровевший Гриша потянулся ладонью к затылку:
– Зря бейсболку не взял. Вечереет, а печёт как в полдень!
И тут Лика вскочила и, забежав Григорию со спины, подняла над его головой подол своей широкой белой юбки. Он обернулся и ошалел…
С минуту разглядывал своеобразную «витрину», потом поцеловал Лику в пупок и усадил на место. Но, как оказалось, ненадолго.
Столько лет сдерживаемую «пружину» окончательно сорвало… И новоявленная красотка продолжала бесноваться и куролесить уже по инерции:
– Хочу шампанского! Купаться в шампанском!..
Легко вспорхнув на шаткий стул, она вдруг вылила полбутылки сухого в плафон китайской лампы над головой и начала его с силой раскачивать! Своеобразный душ уже принимали и за соседними столиками… К ней тут же направился один из официантов. Но Гриша перехватил его, сунув в нагрудный карман сложенную вчетверо купюру:
– Пусть моя королева пошалит! Дома вряд ли придётся…
Потом, уже на ночном бульваре, отметив снятой босоножкой старт, она велела Грише, раз уж королева, ползти к своим царственным стопам… Платой был, конечно же, – поцелуй.
– И ведь пополз… Сорвал с соседнего куста самую большую розу, зажал в зубах, и – вперёд!
Курортников собралось… Кто-то улюлюкал, кто-то подбадривал!
Сначала и она весело понукала его. Но, заметив, как подрагивают от напряжения его побелевшие щёки, и как некрасиво, и даже глупо, он выглядит – здесь, среди подвыпивших полуночников, она вдруг спохватилась, помогла ему подняться и, уткнувшись лбом в мужское плечо, начала сбивчиво оправдываться…
Вовсю звенели цикады. Удушающе пахли розы. Заглушая оркестр танцплощадки, в берег яростно бились тяжёлые, уже вполне штормовые волны. А он всё плотнее прижимал её к себе и почему-то всё гладил и гладил по голове, как маленькую.
Потом была ночь…
– Просто нельзя было за такое не расплатиться…
Эта, пожалуй, уже не игра продолжалась до утра, то нарастая, до стирающего рассудок парения, то обрушиваясь, до полного бессилия и отрешённости. Руки его словно лепили её заново. И она с радостью подчинялась им… Но отдаться совсем так и не смогла. Сработало ещё юношеское табу: такое можно только с любимым!
Наутро она собрала чемодан и отправилась на вокзал, менять билет. Это было похоже на бегство. Но ей было уже всё равно.
В одной из уличных забегаловок она заметила Гришу и поначалу не узнала его. Ссутулившись, он сидел у столика, уставленного спиртным, поднял на неё бордовый невидящий взгляд, и отвернулся.
– Обиделся, дурачок... На кого?.. На ту, которой я уже не буду, никогда, даже ради эксперимента! – Опять начала оправдываться она… Но тут же почувствовала, что и на это сейчас не способна. Вместо раскаяния где-то в тёмной глубине её бунтующего эго уже начинала закипать вполне реальная злость:
– Вся жизнь моя – чей-то холодный занудный эксперимент… Причём, вполне удачный!
К обеду она уже сидела в «скором» на Москву. Игра и жизнь, правда и ложь – всё перемешалось в её потерпевшем фиаско сознании и никак не хотело раскладываться по полочкам.
Так и не разобрав постель, она, будто прощаясь, до темноты глядела в окно. А уже назавтра томные южные пейзажи сменились среднерусскими, с мутным низким небом и бесконечными дождями, косо хлеставшими по закопченным стёклам.
– Ещё день, и опять – работа, работа… А по вечерам – чай с молоком у телевизора, и так до самой смерти… Тупое, упрямое одиночество.
И тут она выбежала в тамбур. Слёзы текли без удержу… Тяжёлые рыдания сотрясали грудь, а сердцу заметно делалось легче. Оно будто сбрасывало скорлупу, высвобождаясь… Но для чего?.. Для кого?
Где-то через неделю Лика достала из почтового ящика конверт. Странно, ей сто лет никто не писал…
– Надо же, от Гриши! – Видно, у квартирной хозяйки адрес выпросил, – почему-то обрадовалась она.
Письмо было добрым, хорошим. Он звал её к себе, насовсем. В исписанный размашистым почерком листок был вложен уже увядший, но ещё не потерявший южного аромата, лепесток розы. Скорее всего – той самой, с бульвара… И когда она поднесла его к губам, на сгибе бумаги остался двойной, похожий на бабочку, отпечаток цвета запёкшейся крови.