На дворе стояла раскочегаривающаяся мартовская погода, с каждым днем отвоевывавшая длину дня у убегающей прочь зимы, которая поспешно забирала с собой серое покрывало, укрывавшее и без того частенько серый Санкт-Петербург. За окнами солнце еще даже не намеревалось показываться из-за горизонта, тем не менее его первые лучи уже пробивались на небо, изо всех сил стараясь разогнать непроглядный мрак и холод ночи, причем последний старался пробраться через приоткрытую щель в оконном проеме кухни. Там на крепком дубовом столе, покрытым узорчатой зеленой скатертью важно стояла гудевшая кофемашина, выжимавшая из зерен арабики все масла. Стол базировался в типичной еврокухне отделанной в бордовых тонах. Начинавшийся день предвещал быть долгим для мужчины наблюдавшим первыми лучами и покорно ожидавшим окончания работы машины, предпочитая начинать день с кофе.
Ему было тридцать лет. Ростом довольно высок, под метр девяносто, но комплекция довольно худая. Черты его лица выражали невозмутимость и некую критичность, особенно это проявлялось в пронзительных янтарных глазах. Волосы уже были уложены под канадку. Тем не менее несмотря на казавшуюся каменной стеной серьезность, на самом деле он являлся довольно раскованным и веселым человеком, которые прятался за этой неприступной стеной.
Наконец машина закончила жужжать и гудеть, выдавив в чашку кофе, высвобождавший в воздух дивный аромат. Мужчина тут же оторвался от окна и, подув на горячий напиток, сделал несколько глотков. Кофе окончательно прогнало из организма остатки сна и более твердой рукой он принялся готовить яичницу. Разогретая сковородка мгновенно начала плеваться вылитым на нее маслом, однако ей пришлось смириться с упавшими на нее внутренностями парочки яиц, преобразовавшихся в глазунью.
Неугомонная утренняя возня на кухне привела к появлению в дверном проеме двадцативосьмилетней девушки с растрепавшимися русыми волосами, спадавшими ниже плеч, милым личиком, и изо всех сил старавшейся раскрыть сонные голубые глаза.
– Е-мое, прохладно то как, – сонным голосом протянула она, слегка поежившись. – Давно ты встал?
– Полчаса назад, может чуть больше, – ответил мужчина, потянувшись к ручке и закрыв окно. – Не хотел поднимать тебя так рано, тебе же надо выспаться перед грядущей непростой работой, – ответил он, быстро посмотрев на нее, пока разворачивался к холодильнику и извлекал наружу спелый помидор.
– Никуда не денутся эти молодожены, успею еще наделать кучу снимков. Потому мог и разбудить, помогла бы тебе собраться, – деловито сказала она, скрестив руки на груди.
– Да все уже в принципе готово, но охотно приму твое предложение, – повернувшись к ней улыбнулся он.
Девушка мило улыбнулась в ответ и скрылась в ванной, а он вернулся к шипевшей сковородке. С утренним душем она провозилась недолго, и вскоре они уже на пару готовили изобильный завтрак: вторая яичница, две порции каши, бутерброды с топленым сыром и зеленью, плюс охлаждающий мятный чай.
По его окончанию, парочка полностью привела себя в порядок для грядущего дня и перебазировалась в спальню, где мужчина надел довольно простую повседневную одежду и принялся складывать строгий костюм в уже заждавшийся увесистый серый дорожный чемодан на колесиках. С пиджаком он боролся очень долго, посему ему на выручку пришла девушка, ловко сложившая его всего четырьмя движениями. Наконец оба были практически готовы к выходу, точнее сказать мужчина, стоявший возле двери, рассматривал билет на утренний рейс, а девушка крутилась перед зеркалом и доводила последние штрихи.
– Жаль, что мы не можем отправиться во Францию вместе, – с досадой произнес он, крутя билет в руках.
– Ни Париж, ни остальная Франция же не исчезнут бесследно через неделю. К тому же через пару месяцев у меня будет небольшой отпуск, который как раз попадает на годовщину нашего знакомства, – кокетливо ответила ему она, подкрашивая губы яркой бордовой помадой. – Как же мне хочется посетить Лувр и сфотографироваться перед Триумфальной аркой… Побывать на площади перед Бастилией…
– Понято и принято к сведению, – усмехнулся мужчина и посмотрел на красующуюся девушку. – Подожду тебя возле машины.
Прихватив вещи, он спустился вниз, где снял сигнализацию с «Ниссана», загрузил чемодан в багажник и стал дожидаться, одновременно прогревая двигатель. Девушка не заставила себя долго, и парочка отправилась в Пулково.
Аэропорт, в утренние и вечерние часы напоминающий небольшой «Титаник», встретил их уже толпившимися пассажирами. Припарковавшись, мужчина отдал девушке ключи и парочка направилась в здание, где через минут десять, уже сидели в зале ожидания. Там у мужчины зазвонил сотовый, и он немедленно принял вызов:
– Да, Боря, привет… В середине сидим, с тобой там много народу?.. Давай, жду, мест на всех хватит.
Не успел он закончить вызов и убрать телефон, как к ним подошла группа из восьми человек, часть которых помимо чемоданов несла футляры и кейсы для музыкальных инструментов. Группа мгновенно заняла свободное пространство, а ведь это всего малая часть оркестра. Худощавый и слегка бледный тридцатидвухлетний Боря уселся перед пришедшей раньше остальных парочкой, отложил на соседнее место скрипку и протянул товарищу руку:
– Здрасте, Сергей Петрович – главная партия нашего дружного коллектива. Нина Витальевна, и вам доброе утро, – поздоровался он с девушкой.
– Ладно тебе паясничать, – дружески нахмурившись произнес мужчина, пожавши ему руку. Девушка галантно кивнула головой в знак приветствия.
Товарищи разговорились о предстоящем концерте, часто возвращаясь к главной партии Сергея на рояле. Репертуар в основном состоял из произведений русских композиторов конца девятнадцатого – начала двадцатого веков. Однако, когда Бориса понесло на размышления о прогулке по Парижу, от сидевшей рядом Нины точно начала расползаться аура гнева, хоть она и не показывала виду, потому товарищ поспешно остановил мечтателя.
За прошедшую треть часа подтянулся остальной оркестр, да и время посадки было не за горами. Толпа, предварительно сдав багаж, широкой вереницей направилась на посадку. Автобус дожидался у самых дверей, готовый отвезти пассажиров к массивному авиалайнеру. Перед самым выходом девушка остановила мужчину, поцеловала на прощание, он в ответ крепко обнял ее, после чего они пожелали друг другу удачи в грядущем дне. Когда Сергей наконец сел в автобус, тотчас посмотрел на улыбающуюся ему Нину, и сложив руки в форме сердечка, прислонил к окну. Девушка ответила тем же жестом, после чего долго и безотрывно наблюдала как автобус увозит любимого прочь.
Посадка происходила быстро, мужчина вместе с товарищем заняли места в отдающей белизной бизнес-классе и терпеливо ожидали взлета. Борис мгновенно отвалился на спинку удобного обитого крашеной синей кожей кресла, Сергей же, занявший престижное место у иллюминатора, предварительно решил запостить фото о грядущем полете в «Инстаграм». В проходе уже суетились бортпроводники и вскоре самолет принялся разгоняться по взлетной полосе.
До Парижа, где пройдет первый концерт тура симфонического оркестра было три часа лету. Боря во всю набирался сил перед предстоящим концертом, посапывая рядом. Сам же пианист держал связь с Ниной, готовившейся к длительному свадебному мероприятию. Девушка с детства обожала фотографии, и старалась запечатлеть весь окружающий мир. Как она говорила: «на каждом фото сохраняется замечательная частичка прошлого, и в которое зачастую хочется вернуться, а каждый снимок является маленьким порталом, переносящим мысли в минувший момент длинной жизни». И после длительной переписки с любимой, он по примеру товарища тоже решил вздремнуть.
Проснуться Сергея заставил приземляющийся самолет, скользивший шасси по темному асфальту. Утро по пятам преследовало авиалайнер и на вершине трапа, мужчина поймал лучи встающего солнца, как теплого вестника грядущего дня. До начала концерта в великолепном концертном зале Гаво был целый день, поскольку он только начинался прибывшие музыканты забросили вещи в номера выделенного отеля и отправились в город. Мужчина пытался сделать фотоколлаж для девушки, но его мастерство в этом деле не могло сравниться с умениями Нины. Тем не менее он скрупулезно пытался выбрать правильный ракурс и поймать нужный свет, дабы представить проделанную работу в лучшем виде. В коллаж отправлялось все, чего девушка жаждала посетить: и площадь Бастилии, и Триумфальная арка, и Эйфелева башня, и даже Нотр-Дам де Пари.
Наставшим вечером весь оркестр готовился к выходу на сцену. Сергей в последний раз поправлял галстук и настраивался. А ведь в детстве он чертовски боялся выступать на публике, да что говорить мужчина до сих пор заметно волновался на сцене. Однако, как только начинал играть, музыка мгновенно придавала ему уверенности, хотя вероятнее попросту музыкальным потопом уносила тревожные мысли прочь из головы. Наконец весь оркестр направился к выходу, Сергей не спешил к ним присоединиться, он появиться чуть позже, посему, закрыв глаза, проигрывал мысленно одно из произведений Глиэра. Когда объявили первую партию, мужчина показался под аплодисменты, сдержано поклонился и занял место за роялем. Все ждали главу оркестра – дирижера, вышедшего практически следом за пианистом.
Концерт начался. Рояль мелодично дополнял основной состав оркестра, а пальцы пианиста легко порхали по клавишам, из-под которых вырывались звуки, сливающиеся в чудесную музыку. В фотографиях мужчина смыслил мало, но за роялем он был превосходен. Каждое произведение переносило в другой мир. И этот мир был его. Музыка уносила не только тревогу мужчины перед сценой, но будто отправляла его в нирвану. На все три часа, которые длился концерт Сергей владел залом, и казалось, что весь оркестр лишь дополняет рояль, а не наоборот. По окончанию концерта мужчина выдохся, выложившись на полную катушку. В награду ему, и всему остальному оркестру раздался гул восторженных аплодисментов. И этот звук наравне с музыкой был у Сергея самым любимым. В отель оркестр вернулся сильно уставшим. У мужчины хватило основных сил лишь добраться до кровати и забыться сном. Завтра их ожидала поездка в Нант, а после него еще в четыре французских города.
На утро русские готовились к новой поездке и заседали в столовой на завтраке, когда неугомонный Борис выступил с интересным предложением:
– Народ, есть отличная идея перед тем как мы покинем столицу. Билеты на поезд у нас все равно ближе к вечеру, а следующий концерт только завтра. Может тогда прогуляемся по парижским катакомбам?
– Не стоит портить атмосферу радости посещением древнего некрополя, Боря, – отметил мужчина из партии духовых.
– В жизни следует повидать как можно больше, тем более пока мы во Франции. Не отказывайся прикоснуться к чему-то таинственному и пугающему, – делая и свой голос пугающим ответил тот.
– А мне кажется это интересно, увидеть обратную сторону жизни в жуткой планировке. Борис прав, давайте сходим на экскурсию, – присоединилась к нему женщина, играющая на альте.
– Наши меня понимают, – усмехнулся заводила.
Сергея признаться тоже настораживали подобные места, окутанные таинственными историями, но лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Вдобавок он привезет Нине интересные мрачные фотографии гигантского подземного кладбища. Из-за чего не долго раздумывая он присоединился к возрастающей с каждой минутой группе желающих отправиться на массовые захоронения, и которая спустя полчаса, набрав больше половины оркестра, шла по бульвару Сен-Жака. Гид подыскался довольно быстро и туристы ступили на территорию мертвых подземелий.
Туннели выглядели чересчур пугающе и отталкивающе. Стены буквально состояли из сложенных стопками тысяч и тысяч человеческих костей и «смотрящих» пустыми черными глазницами черепушек. В некоторых местах из человеческих останков были сложены целые композиции, отчасти притягивающие своим загробным дизайном. Там, где свет падал на каменные стены, вместо костяных, те точно сдавливали своей грубой серостью и блеклой желтизной. Множество проходов были закрыты для посещения и несомненно скрывали за решетками не менее ужасающие места, заставившие бы бегать мурашки по всему телу. Все в этом городе тьмы дает понять посетителю о неизбежности смерти. Экскурсия непреклонно близилась к завершению, когда за прутья с другой стороны решетки скрывающей очередной проход схватился человек.
Бедняга явно заплутал в катакомбах, в которые скорее всего проник тайком. Лицо и порвавшаяся одежда испачканы грязью и песком, небольшой рюкзак наполовину открыт, а в глазах застыл ужас и отчаяние. Неизвестный без остановки тараторил на французском, и как гид не пытался его успокоить ничего не выходило. Сергей с настороженность смотрел на потерявшегося человека, совершенно не понимая, что он говорит, даже сам экскурсовод не понимал его лепетания и вызвал подмогу. Диггер продолжал кричать и указывал на небольшую записную книжку, в черной кожаной обложке, которую извлек из расстегнутого отсека рюкзака.
Через пару минут прибыла подмога в лице двух смотрителей катакомб, экскурсовод же по прибытию работников принялся подгонять туристов к выходу, где уже дожидалась полиция и медики. Следом за покинувшими город тьмы русскими показались и смотрители, ведущие незадачливого расхитителя, продолжавшего кричать и вырываться. Его буйные попытки освободится привели к тому, что один из смотрителей перехватил руку, в которой он держал книжку и в результате случайно выбил ее. Та, нелепо пролетев по воздуху шлепнулась на асфальт, что не осталось без внимания любопытного Бори. От этого задержанный завопил еще пуще, но все его попытки избавиться от конвоиров ни к чему не приводили. И пока полиция была занята диггером и еще не оцепила местность, Борис осторожным шагом приблизился к выроненной книжке и забрал с места преступления, с которого присутствующих зевак попросили удалиться.
– Зачем тебе это? Отдай полиции, – покосившись на него, сказал Сергей.
– Возьму себе как сувенир. Не каждый день можно получить в руки дневник расхитителя могил, – мотнув головой, ответил тот и открыл первую страницу, исписанную крупным почерком.
– Уж не думал, что ты знаешь французский, – усмехнулся пианист.
– Может и не знаю, но найду того, кто знает.
С этими словами он перелистнул несколько страниц, испещренных какими-то расчетами и краткими пометками. Однако дальнейшее содержание дневника поразило товарищей еще больше. Еще через полдюжины страниц французский язык кончился, и вместо него страницу покрывали странные символы, не походившие ни на восточные иероглифы, ни на древние руны. Символы располагались в хаотичном порядке, некоторые более бледные шли строками, поверх них чернели более свежие записи, идущие дугами, спиралью, перекрещивающиеся друг с другом. Вся эта чехарда порой огибала небольшие рисунки, вернее сказать черные кляксы. Настоящий и довольно крупный рисунок находился десятком листов дальше и покрывал обе страницы, и чтобы его рассмотреть приходилось поворачивать книжку на девяносто градусов.
Таинственное существо, развернутое в пол оборота, походило на необычного паука с маленьким треугольным брюшком и длинным телом, от которого отходили восемь длинных трехпалых рук с цепкими длинными пальцами. Голова очень походила на оголенный череп, не имевший челюстей, а в крупных глазницах находилось скопище множества маленьких глаз. И все эти сотни зрачков точно вглядывались в читавшего и следили за ним, если подвигать книгу. Грудная клетка существа раскрывалась подобно оскалившемуся рту с множеством острых зубов. Явившееся зрелище было довольно неприятное и Борис перевернул страницу далее, но после жуткого рисунка записи заканчивались. Оба мужчины не знали, как прокомментировать данную находку, и скрипач поспешил спрятать блокнот во внутренний карман легкого пальто.
Вечером оркестр отдыхал в паре отлично обустроенных купейных вагонов поезда по дороге в Нант, и о произошедшем в катакомбах все благополучно забыли, за исключением двух товарищей. Точнее об этом не забыл только Боря, который теперь приставал со своей книжкой к коллеге по струнной партии, которая знала французский. Сергею лишь оставалось дожидаться товарища, и он убивал время за перепиской с Ниной. Примерно через полчаса Борис распахнул двери купе и, протиснувшись ближе к окну, плюхнулся на седушку напротив пианиста. На лице скрипача повисла довольная мина, а глаза то и дело скакали на Сергея или на листок бумаги, удерживаемый исследователем поверх блокнота.
– И как, есть успехи? Таня все смогла перевести? – скрывая свое любопытство, как можно более вяло спросил Сергей.
– Не все конечно, только читабельную часть, – усмехнулся Боря. – Хочешь взглянуть? Довольно интересные размышления выдавливал из ручки этот диггер.
Он взял двумя пальцами второй руки испещренный переводом лист и протянул его пианисту. Тот медленно перевел взгляд на лист, затем посмотрел на сидящих по соседству членов оркестра. Толстенький трубач Петр мирно спал по соседству с Сергеем и не проявлял признаков интереса к их разговору. Зато сидящий напротив него знакомый скрипача – любопытный виолончелист Николай с острым носом и хитрыми серыми глазами, который тоже был на экскурсии в катакомбах, более оживленно глянул на шушукающуюся парочку, снял наушники и прямо сказал:
– В одном купе секретов нет, парни. Что там у вас?
– Ну… – протянул Борис, переглядываясь с другом. Он и Сергей прекрасно знали, что Коля не отличается молчаливостью и не способен хранить тайны, потому посвящать его скрипачу не очень хотелось. – Я попросил Таню перевести кое-что для Сереги. Этот текст довольно личного содержания, так что не обессудь за мой отказ.
– Вон оно как. Чтож, ладно, – пожал тот плечами и вернулся к прослушиванию музыки.
Отделавшись от Николая, Боря повторно протянул пианисту лист, и тот принял предлагаемое переведенное знание. Таня писала мелковато, но очень разборчиво, причем перевод занял обе стороны листа.
«Начну с предостережения… Если кому-то в руки попадет данная книга, я не стану осуждать вас за то мнение, которое сложится у вас обо мне. Мне на него наплевать, вам не доводилось и надеюсь не доведется пережить то, что пережил я. Посему, если вы в здравом уме, сейчас же закройте этот дневник и выбросите, а лучше сожгите. Однако если вы не боитесь прикоснуться к неизведанному, то добро пожаловать в реальность.».
«Меня зовут Паскаль Тьерсен, некогда занимавший должность перспективного кандидата наук в области физике в Высшей нормальной школе. Все началось с моей давней поездки в Италию, где мне в руки по случайности попал небольшой труд, написанный еще в период поздней эпохи Возрождения. Перевод занял не много времени, но содержание было довольно интересным, где упоминались параллельные измерения и пытались доказать существование параллельных миров, трактовались возможные «двери» между мирами и влияние этих «дверей» на развитие нашего мира. Современная наука по-прежнему не может полностью признать существование иных миров, хоть и пытается обосновать их наличие с помощью квантовых теорий.».
«Позже, будучи сведущим в физике, я тоже взялся за это дело. Основываясь на работах Эйнштейна, Габриэле Венециано, Эдварда Виттена и других менторов, я, как и один из многих, постарался подвести к логическому решению развивающуюся теорию суперструн. Далее приведу мои наработки, которые мои коллеги посчитали бесполезными.».
После этого Таня поставила многоточие, поскольку разобраться в формулах общей теории относительности и квантовой махание она не могла и лишь объяснила сноски из дневника, вскоре перешедшие в новый отрывок.
«Я настолько углубился в изучение и расчеты, не спал днями и ночами, лишь бы доказать научному сообществу свою правоту. Наконец, мне улыбнулась удача, либо мой мозг, измученный бессонными ночами, вывел окончательное решение теории и математически рассчитал возможные «точки проколов реальности», где наш мир может пересекаться с другим. Вместе со своим товарищем я отправился к одной из таких точек в Йемене неподалеку от Аль Мирада. В расчетном месте мы с коллегой столкнулись со странным явлением ослабления гравитации. Приподнятые камни имели явно меньшее ускорение свободного падения. После проведенных замеров и расчетов мы двинулись дальше. Я точно не уверен, то ли мне напекло голову солнцем, то ли я действительно нашел одну из «дверей», но ближе к центру аномальной зоны я услышал голос. Шепчущий на неизвестном мне языке.».
«По возвращению во Францию, мой бред усиливался, товарищ отвел меня к психиатру и меня положили в клинику. Но таблетки не помогали мне, я понимал, что сходил с ума все больше и больше. С каждым днем этот шепот становился мне понятнее, будто говорил со мной на родном языке… Он говорит так спокойно… И уверенно… Теперь я знаю, что должен сделать… Теория будет доказана… Я верю ему… Он путеводная звезда…».
На этом перевод заканчивался. Далее в дневнике страницы покрывали неизвестные символы и тот зловещий рисунок. Сергей отложил лист в сторону и глянул на Борю, до сих пор не снявшему ехидной усмешки с лица.
– Выбрось лучше эту гадость. Мужик совершенно съехал с катушек, и как он сам написал: «не зачем оставлять этот дневник у себя, если ты в здравом уме», – посоветовал Сергей.
– Да ладно, разве тебе не интересно, что это за символы? – таинственно и с толикой ехидства протянул Боря.
– Не особо. Раз эти символы помутили его рассудок.
– Рассудок помутился не из-за символов, они вытекли как следствие из нарушенного мышления.
– Тем более, – подтвердил пианист. – Если он рисовал их, когда уже был не в себе, они могут значить что угодно.
– Хорошо, а что насчет рисунка? – не унимался скрипач, проявлявший какой-то нездоровый интерес к этой записной книжке. – Вдруг этот Паскаль Тьерсен действительно столкнулся с чем-то невиданным. Наподобие всех этих историй, написанных Лавкрафтом.
– Этот рисунок, плод его воспаленного воображения. Не трать на это время, тем более во время турне, лучше сосредоточься на предстоящих концертах.
– Не будь таким серьезным, Серега. Нам в руки попал эксклюзивный фолиант работы по исследованию параллельных миров. Следует проштудировать его вдоль и поперек…
– Боря, остановись. Если ты хочешь этим заниматься, удерживать не буду, вижу это все равно бесполезно. Но не втягивай в это меня.
Осеченный скрипач сидел точно раздувшаяся рыба-еж и только недовольно смотрел на пианиста. Видя, что он не сможет убедить товарища присоединиться к его «исследованию», Боря понимающе кивнул и, откинувшись на спинку дивана вместе с дневником, раскрыл его на страничке с символами и попытался найти ответы в телефоне. Всю дорогу до Нанта он занимался только поиском ответов на секреты, сокрытые на страницах записной книжки.
Прибыв в город и поселившись в новом отеле, Сергей и Борис заняли один номер. Скрипач, обычно придерживающийся порядка, на удивление даже не стал распаковывать чемоданы, а оставил его прямо у входа, завалился на кровать и продолжил штудировать книжку и перевод. Как пианист не пытался его отвлечь от изучения сомнительных знаний, у него не получалось, Боря лишь отмахивался и не отрывался от дневника. Судя по всему, здорово обиделся, хотя на что тут обижаться? Впереди еще пять концертов, а он забивает голову всякой ерундой. Если уж хочется изучить книгу, оставил бы ее на домашнее прочтение. Тем не менее скрипач был из того типа людей, которым если что-то захочется, и пусть желание будет неразумным, то он должен это сделать сию же минуту, не откладывая на потом.
Час концерта уже приближался, и Сергей, одетый в костюм, готовился к выходу, однако Борис даже не приступил к сборам, а все продолжал сидеть на кровати, даже не сменив позы. Пианист окликнул его, но тот в ответ лишь шикнул. Мужчине это совершенно не понравилось, посему он быстрым шагом подошел к кровати, выхватил дневник из рук скрипача и бросил на стоявший на другой стороне комнаты стол. Пролетевшая по воздуху книжка раскрылась в воздухе и в таком виде шлепнулась на поверхность стола.
– Эй! Ты чего творишь?! – возмутился Борис, вскочив с кровати и злобно уставившись на Сергея.
– Вообще то концерт через час, а ты даже чемоданы не распаковал, исследователь, – как можно спокойней ответил тот.
Товарищ тут же переменился в лице, наскоро извинился и бросился метаться по комнате в сборах.
– Что же ты меня не отвлек от чтения? – впопыхах уточнил он, доставая из чемодана свой парадный костюм.
– Не отвлек… – хмыкнул Сергей. – Я тебе два раза сказал, что пора собираться и, что скоро выходить. Ты и усом не повел.
– Мог бы и понастойчивей сказать, – укоризненно произнес Боря, торопливо влезая в брюки.
– Мужик, я тебе не нянька. Расставляй приоритеты.
На это скрипач ничего не ответил, лишь быстрее принялся надевать рубашку. Спустя пять минут он был готов к выходу. Товарищи спустились в главный холл к остальным и оркестр отправился на концерт. Всю дорогу мужчина внимательно наблюдал за своим товарищем, который к изумлению, не принимал прежнего оживленного участия в беседах, а сидел молча погруженный в свои думы. Когда его окликали и спрашивали, почему такой хмурый, он, даже не удостоив спросившего нормального ответа, лишь пожимал плечами. Что-то с ним было не так, слишком кардинально он начал меняться после того, как этот дневник попал к нему в руки. Концерт прошел на отлично, и все же Борис точно не присутствовал на нем, лишь машинально отыгрывал заученную партию.
И все-таки с каждым днем, с каждым новым концертом, скрипач начинал выбиваться из общей партии, будто кто-то вместо него начинал проигрывать другую композицию, но через пару секунд Борис возвращался и продолжал прерванную партию. Он все больше и больше проводил время проводил наедине с дневником диггера, практически перестал есть и общаться с остальными, совершенно перестал спать. Примечательно было то, что скрипач просто сидел над книжкой, уставившись в намалеванные символы и даже не переворачивал страницы, словно знал их все наизусть и прокручивал заученный отрывок в мыслях. Все это пугало его товарища. Сергей однажды попытался спрятать проклятую книжку, но скрипач неким чутьем нашел ее. А когда мужчина попросту выбросил дневник, Боря наорал на него и выбежал из отеля в чем был. Перед пианистом в тот миг точно стоял тот самый неадекватный диггер, а не его товарищ. Скрипач, на поиски которого была отправлена полиция, самостоятельно вернулся в номер, весь перепачканный и с дневником, который прижимал к груди. После этого он буквально спал с ним в обнимку.
До возвращения в Россию у оркестра оставался всего один концерт в Ницце. По его окончанию в столовой отеля был устроен праздничный ужин перед отлетом из Франции. Сергей уже собирался отправляться вниз, но в последний раз глянул на сидящего без движения Бориса. Скрипач несколько похудел, глаза начинали вваливаться в орбиты, руки, лежавшие на развернутом на девяносто градусов дневнике, раскрытым на странице с рисунком ужасающего существа, подрагивали, отбивая по страницам быстрый ритм. В этом состоянии он сидел со вчерашнего вечера, и мужчина даже боялся засыпать в его присутствии.
– Ты точно не будешь праздновать с нами? – с надеждой уточнил он.
Товарищ не ответил.
– Мог бы сделать исключения для коллектива, а не сидеть над своей книжкой. Не знаю, что с тобой, но ты сильно изменился.
Борис молчал и продолжал постукивать по странице. Поняв, что ничего от него не добьется, Сергей вышел из номера и отправился вниз. В зале собрался абсолютно весь оркестр за исключением скрипача. Повара выложили на столы лучшие блюда, какие могли приготовить. Праздничный ужин продолжался до позднего вечера, алкоголь разливался рекой и часть оркестра уже потянуло на поиск приключений, несколько женщин устроили караоке. Все происходившее можно было описать двумя словами: русские на отдыхе. Сквозь весь этот кутеж, кто-то невзначай вспомнил о сидящим в номере Борисе, который всегда был мастером на выдумки во время таких празднеств. Доводы, что скрипача необходимо немедленно доставить в зал были единогласно приняты и небольшая группка желающих прибавить градус торжества направились наверх в номер. Скрипач сидел все в том же положении, но теперь начал что-то бормотать себе под нос. Безуспешно пытавшиеся его растормошить загулявшие члены оркестра вернулись вниз ни с чем.
Наступившим утром оркестр загружался в самолет, в нетерпении ожидая возвращения в Россию. Единственный кто по-прежнему не проявлял особого энтузиазма был скрипач. Занявший соседнее с ним место Сергей решил уловкой отнять у товарища дневник, с которым тот летел чуть ли не в обнимку и продолжал бубнить себе под нос.
– Слушай, Борь, дашь мне еще раз взглянуть на перевод Тани, может я там чего не доглядел? Или даже твои собственные наработки, где ты судя по всему неплохо продвинулся, раз уж слишком тебя увлекло это занятие, – невзначай спросил Сергей, обернувшийся к товарищу и покосившийся на прижатый к его груди дневник, точно он держал Библию.
Боря не ответил, только молча глянул на мужчину и отрицательно помотал головой. Не желавший сдаваться пианист потянулся к книжке и снова попросил скрипача дать ему посмотреть. Однако тот больно вцепился ему в руку и надрывающимся голосом пробормотал:
– Ты не должен это читать.
Мужчина старался вырваться из хватки, но он, будто рак, слишком сильно вцепился ему в руку. Лишь когда Сергей пообещал не прикасаться к дневнику, Боря отпустил его.
По прибытию в Санкт-Петербург жизнь потекла своим чередом. Нина очень обрадовалась привезенным фотографиям, хоть Сергей и скидывал ей их через социальные сети. Девушка очень хотела просмотреть их вместе с ним и еще больше проникнуться французским духом, и в итоге еле сдерживалась, чтобы не броситься к компьютеру и бронировать билеты на ближайшие дни. Единственное, что очень беспокоило мужчину это его товарищ, который не отвечал на звонки с самого возвращения домой. Он даже не захотел открывать дверь, когда пианист пришел его навестить. Последней каплей оказалась неявка Бориса на репетицию.
Переполняемый тревогой Сергей в очередной раз ехал к нему на квартиру в Калининском районе. Он неспешно поднимался по лестнице, обдумывая предстоящий разговор и сам не заметил, как очутился перед дверью. На неоднократные звонки никто не отзывался, тогда мужчина принялся колотить в дверь. Снова никакого ответа. В накатывающейся злости пианист дернул за ручку, и к его изумлению дверь оказалась не заперта. Злость отступила и ее место заняло изумление и любопытство, пойдя на поводу у которых мужчина зашел внутрь.
– Боря, ты здесь? – громко спросил он.
Никто не отозвался.
– Почему у тебя дверь не заперта, и почему не пришел на репетицию, которую ты считай сорвал?
Скрипач продолжал упорно молчать и подгоняемый вновь подступившей злостью Сергей двинулся в гостиную.
– Слушай это не смешно. Если ты решил теперь проводить все свое время с этой дурацкой книжкой, то будь добр сказать это прямо.
Он поравнялся с дверью, закрывающей вход в гостиную, однако пока пианист открывал ее, то вляпался в какую-то жидкость на ручке. Открыв ее настежь, он глянул на свою руку, которая оказалась перепачканной в свежей крови, мгновенно испугавшей Сергея. Что Боря натворил? Мужчина скорым шагом вошел на середину комнаты и застыл на месте.
На зеленоватом ковре в небольшой луже крови лежало тело скрипача лицом вниз. Красная жидкость вытекала явно из какой-то раны на шее. Опешившему мужчине складывающиеся пугающие обстоятельства тоже начали казаться слишком подозрительными. Он растерялся и даже не знал, что ему предпринять. С чего всегда веселившийся скрипач решил свести счеты с жизнью? В конце концов овладев собой, он набрал ноль-два. Ожидавший приезда на Кондратьевский проезд служители закона Сергей подошел к столу, где судя по всему часто сидел Борис.
Дневник снова лежал раскрытым на странице с рисунком таинственного существа. Что же за собой представляла собой эта закованная в черную кожаную обложку книжка? Что за ящик Пандоры открыл этот французский ученый, когда изучал параллельные миры и отправился в Йемен? Если из-за этого дневника Паскаль Тьерсен сошел с ума, а Боря вовсе покончил с собой, что произойдет попади он в руки полиции? Эту проклятую вещь нельзя оставлять людям. Уверенной рукой он закрыл дневник и спрятал в свою наплечную сумку. Когда будет время он постарается либо разобраться с ним, либо уничтожить.
Прибывшая на место преступления полиция мгновенно оцепила его и принялась обыскивать помещение в поисках улик. Причиной смерти как оказалось прослужил небольшой кухонный нож, точным и смертельным ударом поразивший одновременно и сонную артерию, и яремную вену. Мужчину попросили проехать в отделение, где допрашивали около получаса, прежде чем убедились в его невиновности и наличии алиби. За время допроса к офицеру подошел криминалист и вручил ему результаты исследования.
– Хорошо, Сергей Петрович, в вашей непричастности к убийству мы разобрались, – подвел итог офицер. – Скажите только, вы знаете некую Кристину Владимировну Веселову?
– Да, знаю, – с удивлением кивнул тот. – Это одна из девушек в партии первых скрипок нашего оркестра. Неужто у нее были причины…
– Видимо были, раз ее отпечатки нашлись на орудии убийства.
– Не может быть. Она и мухи не обидит. Милая, симпатичная девушка. Боря конечно с пристрастием пытался ухаживать за ней, несмотря на то, что Кристина давно замужем.
Из-за сложившихся обстоятельств девушка мгновенно оказалась арестованной. Слухи мгновенно облетели весь оркестр, когда по новостным каналам передали о случившимся. Никто совершенно не мог поверить, что она способна на подобное. Подобный факт также настораживал и Сергея. Они приехали навестить задержанную, потому что бедную Кристину так и не смоги оправдать, поскольку у нее не имелось алиби на момент смерти Бориса. В отделении то тут, то там пианист слышал многочисленные разговоры коллег: «кто бы мог подумать, что Кристина сделает подобное?»; «неужто потому Боря в последнее время ходил такой мрачный, из-за не сложившегося разговора с Кристиной?»; «почему она решила убить его, он ее в конец довел?».
Сергей знал, почему Борис ходил такой мрачный, но вот почему Кристина убила его? И зачем? Она не могла это сделать, мужчина видел ее на репетиции. Хотя не известно, в котором часу умер скрипач. Она вполне могла заехать к нему до репетиции… Но опять же по какой причине? Вряд ли это ее муж, было бы глупо тащится домой для расправы над ухажером, да и оружие убийства он бы выбрал другое, не подставляя свою жену. Сто процентов ее кто-то подставил, но кому это было нужно, и то захотел убрать скрипача? Или же опять тут замешена это чертова книжка, с которой он не расставался.
Вернувшегося домой мужчину встретила опечаленная Нина, обнявшая его и попытавшаяся утешить. Но Сергею не нужно было утешение, ему нужны были ответы. Девушка отправилась на кухню, со словами, что приготовит ему что-нибудь. Пройдя в комнату, пианист удостоверился, что Нина не пошла за ним и приблизился к гордо стоявшему в углу фортепиано. Приоткрыв верхнюю крышку и отодвинув панель, он глянул внутрь. Дневник зловеще чернел среди струн переплетом. От него точно исходила темная аура и веяло злом, хотя возможно пианист только накручивал себе. Он уверенно взял книжку, накинул пальто, быстро влез в ботинки и, сказав девушке, что скоро вернется, вышел на улицу и направился в темное уединенное место без посторонних свидетелей. Пройдя пару кварталов, Сергей завернул в подворотню и остановился перед мусорной корзиной. Достав из-под пальто дневник, он поднес к нему заранее приобретенную зажигалку и чиркнул колесиком для поджига по кремнию и поднес вспыхнувшее пламя к бумаге. Однако дневник почему-то не хотел поджигаться, точно страницы были мокрыми. Тогда мужчина бросил книжку в мусорку, схватил валявшуюся рядом газету, поджег ее и закинул следом.
Внутри корзины вспыхнуло пламя и запахло паленой бумагой и пластиком. Маленький пожар продолжался долго, прежде чем полностью потухнуть и выпустить в утренний воздух дым. Отогнав его прочь, мужчина заглянул внутрь и опешил. На углях и пепле лежал совершенно целехонький и совсем не обгоревший дневник. Сергей осторожно запустил руку в корзину, однако дотронувшись до книжки тут же ее отдернул. Обложка была раскаленной подобно металлу, но внешне совершенно не тронутой. Спрятав руку в рукав пальто, пианист снова попытался взять дневник, еле достал его наружу и тут же бросил на асфальт, не в силах долго его держать. Это было какое-то колдовство. Такого попросту не должно быть, это ведь обычная бумага. Или нет? Разбираться с непонятным случаем в данным момент пианист не желал, позволив книжке остыть и по новой спрятав ее под пальто, направился домой.
Странности вынесенной из катакомб книги не давали Сергею покоя несколько следующих дней. Он пробовал другие методы уничтожить дневник. Сначала пытался утопить, но он всплыл на поверхность, несмотря на прицепленный груз, причем стерлись только чернила, которыми написаны записи на французском, а символы вода точно не касалась. После воспользовался измельчителем бумаги, сломавшийся, как только книжка оказалась в лотке. С дневником творилась лютая чертовщина и мужчина на свой страх и риск решился прибегнуть к помощи старой знакомой. Набрав номер, он с нетерпением ждал ответа от бывшей.
«Да, привет, Сережа», – раздался оживленный кокетливый голос. Она явно не ожидала этого звонка, но точно была ему рада.
– Привет, не буду надолго отвлекать. У тебя есть знакомые, которые разбираются в древних иероглифах?
«Ты позвонил спустя столько времени лишь за этим?» - натянуто уточнила собеседница.
– Да, Наташ. Только за этим, – твердо ответил он. – Так есть, кто на примете?
На другой стороне воцарилось молчание. Пианисту, задавшему деловой тон разговора оставалось терпеливо ждать.
«Есть», - наконец ответила бывшая. «Раз такое срочное и неотложное дело, то пиши номер».
Сергей быстро нацарапал продиктованный телефон знакомого бывшей, его имя, и хотел завершать разговор.
«Если с этим разобрались... Как насчет небольшой встречи?» – не дала ему сказать Наташа.
– Не будем возвращать прошлое. Спасибо за помощь.
«Надеюсь этот звонок стоил того».
Она первая бросила трубку. Мужчина с облегчением выдохнул и принялся набирать указанный номер. Через десяток гудков на той стороне ответили:
«Алло, здравствуйте».
– Здравствуйте, это Валентин Геннадьевич Павлов?
«Да».
– Меня зовут Сергей Петрович, ваш номер мне дала Наталья Андреевна Синицына. Вы не заняты в данный момент?
«Пока нет, но я читаю лекцию через пару минут. Перезвоните часа через полтора».
– Хорошо.
Мужчина вновь набрал номер, через указанное время и быстро договорился о встрече вечером, чему поспособствовала приукрашенная и не совсем правдивая информация о «древней письменности». Часам к семи вечера он приехал на Дворцовую набережную ко входу в институт истории материальной культуры.
Валентин Геннадьевич, уже пожилой мужчина лет под шестьдесят в строгом костюме и седеющими волосами, с нетерпением дожидался пианиста, и проведя через пост охраны, привел в свой просторный профессорский кабинет. Обстановка до сих пор отдавала советским отзвуком.
– Так каким образом вы заполучили этот необычный экземпляр? – удивленно спросил профессор, садясь за просторный стол, и зная, что пришедший музыкант, а не археолог.
– Раздобыли с товарищем на экскурсии в парижском городе мертвых. Здесь очень непонятные символы, я надеюсь вы сможете разобраться, кому они принадлежат, – ответил Сергей, садясь напротив и передавая дневник.
Валентин Геннадьевич принял протягиваемую книжку, надел очки в тонкой оправе в форме лимонных долек и открыл первую страницу.
– Не скажу точно, но это вроде французский, – улыбнулся он, глянув поверх очков на пианиста.
– Да, – хмыкнул тот в ответ. – Пролистайте дальше.
Зашуршали перелистываемые страницы и вскоре перед профессором предстали таинственные символы. В следующий миг взгляд археолога переменился на сосредоточенный, он впивался им в иероглифы, явно прокручивая в голове варианты. Сергей молча смотрел, как профессор с каждой секундой больше и больше теряется в догадках. Перелистнувший ещё пару страниц Валентин Геннадьевич наконец встал и подошёл к одной из книжных полок, откуда извлек три книжки и вернулся с ними к столу. Затем он взглянул на рисунок в конце и видимо ещё больше зашёл в тупик. Прошло не меньше часа, прежде чем археолог отодвинул дневник в сторону и посмотрел на пианиста, который успел задремать.
– Этот шрифт, очень интересный экземпляр. Не видел прежде ничего похожего. Ни германские руны, ни арабская вязь. Рисунок в конце отдаленно похож на западноафриканское божество Ананти, но иероглифы не похожи на африканскую письменность. Если вы позволите, я бы хотел взять дневник на время или хотя бы сделать копию, чтобы окончательно разобраться.
– Извините, но нет, – натянуто отрезал Сергей, мотнув головой. – Не воспринимайте негативно, просто это может быть опасно.
– Опасно? – скептично уточнил профессор. – Чем? Это всего лишь...
– Нет. Мой товарищ слишком много проводил время за этой книжкой, пока... пока не заработал шизофрению от исследования.
Мужчина скорее схватил книжку, но профессор ответил тем же, в горевших недобрым огнём глазах с сверкающим помешательством. Они пытались вырвать дневник друг у друга. Неужто лежащее на ней проклятье повлияло на археолога? Сергей оказался сильнее и вырвал дневник, отчего Валентин Геннадьевич точно увял, вернее его порыв резко прекратился.
Покинув здание, пианист запрыгнул в салон «Ниссана» и бросил сумку на пассажирское сиденье и поехал домой. К несчастью время было позднее и автомобиль встал в длинной пробке. Мужчина, откинувшийся на спинку кресла, подрубил аудиодиск, как ни странно воспроизводивший из колонок песню Into The Void группы «Black Sabbath», ритм которой пианист выстукивал по баранке руля. Классика классикой, но ритмичный рок Сергей очень любил послушать. Время в пробке тянулось медленно, даже беспокоившаяся Нина успела позвонить, дабы узнать где он пропал. Окончивший разговор с девушкой пианист взглянул на лежавшую рядом сумку. Посмотрев на нее с четверть минуты, он быстро оценил состояние на дороге и медленно извлек наружу дневник. Перед глазами вновь предстали таинственные символы, которым оказались не страшны ни измельчитель, ни огонь, ни вода. Оказались неподвластны знатоку древних систем письменности. Он перелистывал одну страницу за одной, пока не добрался до паукообразного существа. Монстр выглядел жутко, и все же было в нем нечто, что заставляло безотрывно смотреть на изображение. От лицезрения существа Сергея отвлек раздавшийся позади звук клаксона, заставивший его проехать вперед. По новой уставившись в книгу, он процедил сквозь зубы:
– Что же ты за тварь такая…
После произнесенных слов, совершенно внезапно изображение ожило, моргнуло в ответ и принялось поворачиваться к нему телом и протянуло передние руки, которые казалось вылезли из страниц. Не на шутку перепугавшийся мужчина разжал пальцы и выронил книгу, стукнувшуюся о край кресла и свалившуюся на пол салона. С минуту, пианист прерывисто дыша лишь смотрел на черневшую рядом с педалями книжку захлопнувшуюся при падении. Слегка дрожащей рукой он поднял ее – рисунок остался в том же положении, что и раньше. Что произошло? Как рисунок мог моргнуть и протянуть к нему руки? Вероятно, мужчина просто устал и вымотался за последние несколько дней и ему померещилось. Придя к этому выводу, он поскорее захлопнул книгу и бросил обратно в сумку, тем не менее случившееся еще долго заставляло мурашки бегать по коже.
Вернувшийся в родной двор, и припарковавшийся мужчина захлопнул дверь автомобиля, поставил на сигнализацию и уже было отправился ко входу в подъезд. Однако пройдя несколько шагов остановился и повернулся в сторону неподалеку расположенного Яблоновского сада. Если уж не получается уничтожить книгу, остается только закопать как можно глубже в землю. Уверенным шагом Сергей перешел через мост и углубился в парк. К счастью, на дорожках народу к данному времени уже было не много, еще бы, часы показывали почти десять вечера. Пройдя между деревьями, туда, где еще лежал снег, он с помощью фонарика на смартфоне нашел довольно толстую и крепкую палку, которой принялся копаться в мерзлой земле. Раскопанная яма получалась с два дециметра в диаметре и глубиной около тридцати сантиметров, куда пианист и положил проклятый дневник и закопал, припорошив сверху снегом. Покончив с ним, мужчина облегченно выдохнул и отправился домой.
На пороге его встретила Нина, от расспросов которой он отбился оправданием о длительном стоянии в пробке. Девушка на стала продолжать допрос, а прошла на кухню, налила горячий чай и поставила остывший ужин заново разогреваться. В скором времени на кухню подошел переодевшийся в домашнее Сергей, мигом набросившийся на картофель пюре и замечательные фирменные котлеты свой девушки. Она тем временем заняла вторую табуретку и молча, подперев подбородок рукой наблюдала за ним. Иногда поглядывавший на нее пианист уловил в ее взгляде тревогу и недоверчивость.
– Спасибо, милая, – улыбнулся окончивший ужин мужчина.
– Всегда пожалуйста, – несколько натянуто ответила она и потянулась к тарелке, но он мягко отстранил протянутую руку.
– Я сам помою, отдохни.
– Хорошо.
На время мытья оказавшихся в раковине и миновавшей посудомоечную машину тарелки и вилки в кухне царила тишина, если не брать в расчет шумевшую воду. Девушка, повернувшись в пол оборота, продолжала наблюдать за мужчиной, по-прежнему подпирая подбородок. Он чувствовал ее взгляд и понимал, что Нина хочет поговорить, но он не знал, как обыграть нужный ответ, из-за чего посуда мылась очень медленно. В конце концов столовый прибор оказался отмыт, и впереди ждала беседа. Вытерев руки, он медленно занял прежнее место и глянул на девушку.
– Ты стал сам не свой после возвращения из Франции, – взявшая слово первой, начала она, убрав руку от подбородка и безотрывно глядя ему в глаза, отчего Сергею совершенно перехотелось ей врать. – Я понимаю твою горечь утраты, но ты совсем не хочешь поговорить или предпринять что-нибудь и с каждым днем ведешь себя более странно. А эта твоя задержка на репетиции…
– Да, милая, я понимаю, – прервал ее пианист. – Просто пытался разобраться в причине самоубийства своего товарища. Даю слово, что теперь все позади и мы вернемся к прежней жизни.
Девушка продолжала с толикой подозрения смотреть на него, и чтобы полностью разрушить ее предубеждения мужчина аккуратно взял за руку. Она не стала высвобождать ее, лишь нежно взмахнула ресницами и слабо, но искренне улыбнулась:
– Хорошо если так, а то я сильно за тебя волнуюсь.
Минула почти неделя, со дня, когда мужчина похоронил книжку в недрах земли. Дрогнувшая нить отношений с Ниной перестала трепыхаться, и благодаря её прочности, нарощенной многими месяцами, парочка спелась как и прежде. Оркестр тоже постепенно восстанавливался после потери двух музыкантов. И единственным беспокоящим Сергея моментом остались странные сны, где он, будто незадачливая муха, беспомощно трепыхался в огромной паутине. А вместо кошмарного паука, ее хозяином являлся монстр из книги, всякий раз поглощающий незадачливую жертву. Пианист старался не придавать им должного внимания, и очередным вечером, пока Нина крутилась в своем фотоагенстве, сидел за фортепиано и проигрывал свое любимое "Турецкое Рондо" Амадея Моцарта. Ноты автоматом звучали у него в голове, давая команду пальцам играть мелодию. И среди этого канона вдруг резко прозвучал свистяще-шипящий голос, от которого тело покрылось мурашками. Сергей даже прервал партию и машинально огляделся по сторонам. Никого. Только стоило ему поставить руки обратно на клавиши, как голос вновь заговорил, на непонятном языке, отчётливо пытаясь перестроиться под русский.
– Кто здесь? – задал мужчина несколько глупый вопрос, ведь рядом точно никого не было и ответа разумеется не последовало.
Он снова приготовился продолжить рондо, но голос решил доконать окончательно. Тогда Сергей вышел из-за инструмента и прошелся по комнатам. Ничего. Вернувшись в гостиную, он принялся доигрывать Моцарта, когда в голове отчетливо прозвучало:
«В конце ля-си-соль в первой и соль октава в басах».
Жуткий голос прозвучал настолько командным тоном, что руки мужчина на автомате сыграли указанную партию, испортив в итоге всю репризу. Перепугавшийся пианист буквально отпрыгнул от клавиатуры и опрокинул банкетку, на которой сидел.
– Что это? Кто это сказал? – испуганно подумал Сергей.
«Ты же не думал, что от меня можно скрыться, закопав дневник? Вы люди очень предсказуемы.» – с коварным шипением ответил ему голос.
С каждым его словом, в голову изнутри словно вбивали гвозди.
– Почему я тебя слышу? – держась за разрывающуюся от боли голову, сквозь зубы процедил пианист.
«Стоило лишь достаточно находился под действием привязывающего проклятья, скрытого меж строк».
– Это полный бред, такого не может быть. Уйди из моей головы! – повысив голос, потребовал мужчина.
Видимо требование сработало, голос в голове замолк. Вместо него раздался писк дверного звонка, от которого не ожидавший привычного звука Сергей дернулся. Он открыл дверь вернувшейся Нине, принял у нее куртку. Девушка тем временем рассказывала, как прошел ее день, но мужчина совершенно не слушал, а прокручивал в мыслях минувший разговор с монстром.
– Эй ты где витаешь? – несколько сердито спросила его Нина, ткнув в плечо, тем самым заставив вернуться в реальность.
– А? В смысле?
– Твой монотонный ответ "угу", на мое предложение поехать на выходных к моим родителям окончательно убедил, что ты абсолютно не слушаешь.
– Мы едем к твоим родителям? – с надеждой на отрицательный ответ уточнил он.
– Вообще не планировалось, но похоже они приведут тебя в тонус, – фыркнула Нина.
– Мне кажется лучше не устраивать им такой праздник, – хмыкнул в ответ пианист, крепко обнял девушку и чмокнул в лоб.
Эти действия поубавили вспыхнувший пыл фотографа, и она прильнула к нему. Парочка села ужинать, и на сей раз мужчина внимательно слушал девушку, которая рассказывала о крупном заказе на фотографии новой бредовой коллекции одежды. Ужин плавно перешел в запланированный просмотр очередного фильма из цикла "Заклятье", подтолкнувшие Сергея на мысли о связи дневника и сверхъестественного существа из другого мира, которое изображено в нем. Правда ли, что оно настолько могущественно, что может связываться с жертвой сквозь пространство? Или рассудок мужчины несколько помутился после таинственной смерти Бориса? Вопросы настолько завладели его мыслями, что пианист пропустил добрую часть фильма и не мог потом долго уснуть.
Через несколько дней, прямиком незадолго до приближающегося отпуска Нины, на очередной и очень важной репетиции, где из зала наблюдали важные люди, он снова задался этими вопросами, посредством неприятного триггера:
«Тебя ведь мало интересует эта репетиция» - раздался знакомый шелестящий голос в голове: «Ты ведь мысленно раздеваешь свою коллегу Светлану. Играет на скрипке она хорошо, но ведь тебя не эти ее умения интересуют. Подойди, сделай, что тебе хочется!».
Императив посылаемый голосом оказался настолько сильным, что мужчина бросил партию и поднявшись с места направился к красивой русой Светлане, безотрывно смотря на ее милое личико. Лишь прекращение игры всего оркестра заставила пианиста опомниться и остановиться. Он понимал в насколько нелепую и неудобную ситуацию угодил, но в тот момент он ничего не мог с собой поделать, шел к цели точно зомбированный.
– Я прошу прощенья... – замялся мужчина, осматривая уставившийся на него оркестр и сидевших в зале. – Мне срочно нужно удалиться.
Он поспешно покинул сцену и вбежал в туалет. Умывшись, он уставился в зеркало и тут же отпрянул от него, поскользнулся и шлепнулся на копчик. Из отражения на него сверху вниз, взглядом полном превосходства, смотрело то самое жуткое многоглазое лицо монстра из дневника. Обстановка комнаты, отражаемой в зеркале преобразилась, казалось, что вся плитка покрылась противными коростами. Сергей усиленно моргнул, существо исчезло и отражение пришло в норму. Произошедший новый фокус не на шутку перепугал его, но от мыслей его оторвала боль в ушибленном копчике. Вставая и потирая ушиб, пианист снова досконально осмотрел зеркало. Все было в порядке. Пока что. Но сколько будут продолжаться эти галлюцинации?
Накладывающиеся пластом помешательства не давали ему покоя и на следующую неделю. Существо являлось в зеркальном отражении или во сне, и буквально выматывало мужчину, в итоге заставив записаться на прием к психиатру. Придя в назначенное время во начале второй половины дня, он осторожно пробрался в кабинет, уселся на стул и осмотрел помещение: типичная приемная серьезного врача, тускловатые стены, вместительный стол сразу бросавшийся в глаза. Из всего помещения взгляд Сергея мигом приковался к овальному зеркалу, висевшему над раковиной. Повернув стул спинкой к отражению, мужчина начал отвечать на вопросы специалиста и на жалобах сделал конкретный упор.
– Так, еще раз более развернуто. Что вас беспокоит? – повторил психиатр.
– Началось все примерно месяц назад, когда мы вернулись из тура по Франции, – начал рассказ пианист, не в восторге, что придется снова проживать воспоминания. – Мой товарищ нашел там странный дневник, из-за которого вероятно сошел с ума и покончил с собой. Звучит странно, но другой причины я не вижу. Вдобавок он все время проводил только с этой книжкой, сидел над ней день и ночь, отгородился от мира.
– Вы знаете, что это была за книжка?
– Дневник какого-то ученого, он утверждал, что существуют параллельные миры, самое жуткое это непонятные символы ближе к концу и жуткий рисунок таинственного существа.
– Значит вы знакомы с содержимым…
– Просмотрел вместе с другом, а когда он покончил с собой вовсе забрал ее.
– Забрали? По какой причине? – подняв брови, уточнил врач.
– С этой книжкой что-то не ладное, доктор. Такое ощущение, что эти символы гипнотизируют человека, которые ее читает.
– И как проявляется этот гипноз?
– Ну, в общем… – несколько замялся мужчина, опасаясь, как бы его не упрятали в психушку от данных показаний. – Ощущение, что слышишь голос. Противный нечеловеческий голос, будто говорит какой-то змей или паук, да так, что каждое слово царапает внутренности. Голос загипнотизировал моего друга и заставил инсценировать свое самоубийство, как будто его убила знакомая и ту в результате посадили. Когда же я показывал символы своему знакомому, чтобы он разобрался в их значении, его точно подменили, он желал отобрать у меня книгу и досконально исследовать. Пришлось в итоге ее закопать.
– Звучит ужасно, соболезную вашей утрате, – с сочувствием сказал врач. – Но хочется прояснить. Вы утверждаете, что символы гипнотизируют, но возможно просто в вашем друге произошли какие-то перемены после поездки.
– Нет. Я знал Бориса очень хорошо. Он не переменился бы так кардинально за короткий срок, – отрицательно помотал головой пианист.
– Ладно. Вы забрали книгу с собой, изучали ее и упомянули, что слышите приказывающий голос. И что же он вам говорил? Помогает или мешает?
– Скорее вредит. В основном он настаивал на выполнении моих тайных желаний, или приказывал сделать что-нибудь неправильно.
– Угу. Были ли еще странные проявления?
Сергей замолчал, не зная, говорить ли о галлюцинациях в отражении? Чтобы окончательно решиться на ответ, он медленно обернулся на зеркало. Ужасающего лица в нем к облегчению не оказалось. Повернувшись к врачу и готовясь выдать отрицательный ответ, он в ужасе уставился на отражение в темном стекле дверцы шкафа, находившегося за спиной психиатра. Прямиком за спиной пианиста стоял монстр из дневника, который казалось сию секунду проглотит его громадным ртом, распахнутым на месте грудной клетки. Отражение заставило мужчину резко повернуться на стуле: за спиной никого не оказалось, однако его резкие действия испугали врача.
– Вы в порядке? – уточнил он, осматривая перепуганного пациента.
– Да, вроде… Честно доктор, есть и зрительные галлюцинации. В основном вижу это существо в отражении зеркал.
– Вы можете его описать?
Сергей утвердительно кивнул и в мельчайших подробностях описал тварь из дневника. Выслушавший врач, несколько секунд подумав, вновь взял слово:
– Подведем итог. Из всего рассказанного вами я могу предположить подобную психическую реакцию в ответ на перенесенный стресс связанный с потерей вашего товарища. Вероятно, книга и нарисованное в ней существо выступают в роли катализатора развившегося у вас психоза. Я выпишу вам два рецепта. Феназепам следует применять три раза в сутки. В случае его неэффективности приобретите по второму рецепту галоперидол.
Психиатр протянул мужчине два листочка, исписанные латинскими словами. Поблагодарив за помощь, пианист сразу же отправился в ближайшую аптеку для покупки препаратов, по пути ознакомившись в интернете с инструкцией. На обратном пути домой он остановился около парка и решил проверить закопанную книжку. Пробравшись почти полностью растаявшему снегу к нужному месту, он застал плотно утрамбованную землю. В голове роились сомнения, и Сергей все же принялся раскапывать мерзлую почву и опешил, когда проклятого дневника не оказалось на месте. Он перекопал близлежащий участок, но тщетно, книги не было. Проклятье! Неужто ее выкопали? Но кто? Проследивший за ним профессор Павлов? Или кто-то другой? Книга попала в руки людей и страшно представить, сколько бед она может принести. Стоп! А может врач прав? Может это просто дневник, и никакого проклятья на нем нет? Может Борис и вправду впал в депрессию, когда поговорил с Кристиной в очередной раз и решил ей отомстить таким чудовищным образом? На какие только идиотские поступи не способны влюбленные. Постаравшись себя успокоить, пианист привел землю в порядок и отправился домой принимать лекарства.
С момента появления в жизни мужчины таинственного дневника прошло почти два месяца. Уже послезавтра он, как и обещал, вместе с Ниной полетит отдыхать в Париж. Успокоительные, выписанные врачом, он прекратил пить три дня назад, когда все симптомы психоза полностью исчезли и монстр перестал появляться в отражениях. Сергей был несказанно рад, что это оказалось стрессовое расстройство, и за ним не вело охоту и не издевалось чуждое существо из другого мира. Сегодня же они поздней ночью возвращались домой с торжества, устроенного работниками агентства, где работала девушка, решившая взять любимого на банкет в качестве спутника.
– Так какой твой окончательный вердикт по поводу фотографий Павла? Он слишком заморачивается со своим проектом по студийной фотосъемке и никому в агентстве покоя не дает, – весело допрашивала пианиста перебравшая Нина.
– Ты про того татуированного парня? У меня сложилось такое впечатление, что он помешан на игре теней, – усмехнулся в ответ мужчина, тоже прилично выпивший на торжестве.
– Совершенно верно подмечено. Фото переполнены мрачности, но с другой стороны, в них есть тонкая стилистика. Не удивлюсь, если его работы примут на конкурсе, эх мне бы его умения.
– Ты снимаешь лучше него, милая.
– Да брось ты, – рассмеялась она и легонько пихнула в бок.
– Я знаю, что говорю. Меня больше волновал прилизанный Роберт, который так и вертелся вокруг тебя весь вечер, коли меня не оказывалось рядом, – натянуто заметил Сергей, в очередной раз глянувший в зеркало заднего вида, где маячила машина, следовавшая за ними от парковки ресторана.
– Ревновать тоже полезно. Но не беспокойся о нем. Он слишком напыщенный и чересчур самоуверенный. Ты какой-то напряженный.
– За нами увязался автомобиль. Едет от самого ресторана.
Нина медленно обернулась назад.
– Стопка текилы на спор оказалась лишней, Сереж. Там никого нет, – повернувшись к нему протянула девушка.
Пианист не ответил. Он четко видел преследующий их автомобиль. И если бы тот хотел их обогнать, давно бы сделал это, но он все время плелся сзади. Мужчина прибавил скорость, преследователь мгновенно сделал тоже самое. Теперь Нина заволновалась и просила сбавить скорость, ведь, по ее мнению, никого сзади не было.
«Гони», – услышал он в голове противный скрипящий голос.
«Нет, не может быть», – в ужасе подумал он: «Ты же всего лишь плод воспаленных мыслей. Я же избавился от тебя!».
«А этот преследователь избавится от тебя. Газ в пол!».
Стрелка спидометра быстрым ходом побежала вправо. Нина просила его опомниться и сбавить скорость, но приказ, прозвучавший в голове, не давал этого сделать. Впереди был перекресток и движение на их дороге к счастью возобновиться зеленым сигналом светофора. Автомобиль парочки уже подъезжал на разделительную линию, а Сергей к несчастью не посмотрел по сторонам. Справа, на перекрестной дороге, заставляя машину реветь двигателем, несся ночной гонщик в надежде проскочить перед красным светом. Доли секунд и гонщик на полном ходу протаранил легковушку парочки с той стороны, где сидела Нина. Машину сильно занесло и бросило на тротуар. Мужчина, хоть и был пристегнут, головой о руль припечатался сильно. Перед глазами все поплыло, он повернулся к девушке, ремень безопасности которой порвался, в результате чего она практически лежала на нем и истекала кровью. От увиденного он окончательно потерял сознание.
Очнулся он, поскольку ему чудилось, что его зовут оп имени. Тело жутко болело и с трудом слушалось. Медленно открыв глаза, он осмотрел реанимационное отделение, где отовсюду пищали приборы и разглядел столпившийся медперсонал.
– Сергей Петрович, вы меня слышите? – спросил его врач.
– Да…
– Понимаете где сейчас находитесь? – продолжил он задавать вопросы, попутно принявшись проверять его рефлексы и состояние нервной системы.
– Да…
– Месяц, год помните какой?
– Конец мая…
– Хорошо. Вы помните, что случилось? Как вы сюда попали?
– Была авария… – пытался вспомнить мужчина минувшие события. – В нас врезалась машина… – следом перед глазами предстала Нина и сердце Сергея мгновенно сжалось. – Со мной в машине была девушка… Как она? Она здесь?
Осматривавший его врач переглянулся со своим коллегой постарше. Тот лишь коротко кивнул.
– Соболезнуем… Она скончалась от полученных травм, – повернувшись к пострадавшему произнес первый.
Мир вокруг в долю секунду перестал существовать. Казалось мужчина оказался в совершенно темном и пустом пространстве, которое зародилось глубоко внутри и мигом поглотило его. Как он мог допустить подобное? Нина!!! Все из-за проклятых галлюцинаций, внезапно нахлынувших на него. Все из-за проклятой твари из дневника. Она не даст ему покоя. Убила Бориса, теперь лишила Сергея любимой девушки. Что ей нужно? Какую охоту она ведет, в какую игру играет? Неужто она будет терроризировать его до конца жизни? Нет, он не выдержит этого! Настала пора положить конец.
Почувствовавший необычайный прилив сил мужчина вскочил с кровати, растолкал опешивший медперсонал и бросился в сторону окна. Опомнившиеся врачи и медсестры бросились на перехват успели вовремя оттащить сопротивляющегося пианиста, который успел открыть «эвакуационный выход». Однако Сергей не собирался так просто сдаваться, он брыкался, лягался и всячески пытался вырваться. В конечном итоге ему это удалось. Ускользнув от медработников, он побежал через отделение, опрокидывая инструментарий и бросаясь в преследователей чем попало. Время на открывание окна у него не было, его опять скрутят, потому с разбегу он выбил стекло и вылетел на улицу и перегруппировался ласточкой. Падение длилось не долго, но в конце самоубийцу вновь окутала тьма, на сей раз вечная.
***
Учебный день давно закончился, но профессор Павлов совершенно не торопился домой. Воровато оглянувшись по сторонам, он открыл ключом ящик стола и бережно извлек оттуда выкопанный дневник и положил перед собой. Археолог долго не решался открыть книжку, но в конце концов дрожащими руками открыл закладку на страничке с символами. Пробежавшись по ней глазами и пролистав до рисунка, он посмотрел на фотографию семьи, уверенно положил дневник в принтер и сделал копии, которые следующие полчаса рассылал на электронные почты знакомым и опубликовал в интернете. Покончив с этим делом, он снова глянул на рисунок таинственного существа из другого мира.
– Надеюсь ты мне дашь нужный ответ, когда мир узнает о тебе…