Когда в февральский день боязливо иду по грязному льду тротуаров, вижу серое небо и сопротивляюсь пронзительному ветру, как вон те непобедимые былинки у обочины, а ночью не могу уснуть от влияния далёкой планеты,
когда закрадываются сомнения и томят переживания за самых дорогих людей, всё время жду восхода солнца.
А оно всё не всходит. А если и всходит, то гладит железные крыши городских домов да голые ветки измученных бензином и шумом объездного шоссе деревьев.
Тогда я ухожу в свои сиреневые от кипрея июли, золотистые от купальниц майские дни, брожу по холодной жгучей росе, стою у озёр и смотрю в августовские веера облаков.
Я всё это могу, потому что накопила в своих сундучках и алмазные брызги рассветов, и золотистые лужи деревенской улочки. В них могут плавать одновременно и луна, и первые лучи солнца.
Я так богата, что дыхание захватывает.
И вот снова погружаюсь в июльское утро. Что-то изнутри толкнёт меня. Я встаю, накидываю верхнюю одежду, обязательно сапоги. От росы подол халата будет мокрым, хоть выжимай.
Вот я спускаюсь в молочный туман и оглядываюсь.
На каждой травинке и в каждом цветочке роса. Откуда она? Всё живое дышит.
Если сфотографировать утром или вечером, можно увидеть, что воздух наполнен плывущими прозрачными шариками влаги. Одни меньше, другие больше. Они плывут вокруг тебя, как планеты.
Мне хочется увидеть золотистый туман. Он, как долгожданный подарок.
Но настоящее волшебство, видишь, когда природа тихо вздрогнет от первого луча.
Он зажигает тысячи росинок вокруг тебя. Всё дрожит и переливается в дивном сиянии.
С упругого стебля кипрея стекает алмазная слеза. На каждом кружевном зонтике сныти сверкающий бисер.
Какие-то мелкие былинки шелковистой травы вдруг превращаются в розовое облачко.
Я слушаю тишину первого луча.
Никто не спугнёт её.
Даже птицы плавно поднимаются и взлетают.
Этот луч, словно скрипка, ведёт мелодию.
И я слушаю, смотрю, дышу и живу вместе с ними.