Эхо далёкой войны

Надежда Кутуева
 
Миниатюра
Молод ты или стар, в жизни тво­ей обязательно будет этот день, когда обратишься мысленно к сво­им истокам, к родине, далекой или близкой, местам, где родился. Уз­кая улочка тихого городка или пла­кучие ивы над плавной рекой по­зовут тебя властно, и ты вновь по­кажешься себе тем мальчиком, которому бесконечно добрый мир детства казался сказкой.

...Еще тогда, в громыхающем длинном поезде, увозившем нас за Урал, мучительно остро и безна­дежно встал передо мной этот вопрос: где я родился? Почти все мои товарищи по вагону, измож­денные, с голодными блестящи­ми глазами дети военной поры знали, откуда они родом. В их вос­поминаниях родные города и села были чистыми и красивыми, до боли родными. Рассказ каждого завершался словами: "Вот вер­нусь..." На их ладонях фиолетовым карандашом были выведены на­звания сел и городов, адреса. Я не помнил даже имени. На-моей ладошке было размашисто начер­тано только одно слово "Луганов". Но и фамилия, казалось мне, по­может найти дорогу к местам, где родился и жил.

Засыпая под перестук колес, я мечтал, как меня найдут вернувши­еся с фронта папа или мама; во сне они бежали ко мне - всякий раз по-разному одетые, с разны­ми лицами, и кричали: "Луганов!" По утрам я рассказывал свои сны двенадцатилетнему Сашке, ставше­му как-то незаметно моим покро­вителем и казавшемуся нам ужас­но взрослым. Он внимательно слу­шал и говорил: "Когда-нибудь во сне ты увидишь настоящую маму". И с нетерпением ждал наступле­ния ночи, чтобы снова был сон.

Сашка слышал от взрослых, что меня в бессознательном состоя­нии вытащили из-под развалин дома в каком-то райцентре или маленьком городке неподалёку от Сталинграда. В тот страш­ный день мое  прошлое словно стёрлось из памяти, кануло в бездну мрака.

Однажды я спросил у Сашки, как мне узнать во сне настоящую маму. Тот недоуменно пожал пле­чами. Ребята стали выдвигать раз­личные доводы и решили, что на­стоящая мама должна быть похо­жа на меня.

Вдруг сидевшая в углу девочка Тамара, все время молчавшая и смотревшая огромными синими глазами прямо перед собой, взгля­нула на меня в упор. У нее на руке тоже был адрес, но Тамара не хо­тела возвращаться к себе домой, потому что ее мамы там уже не было, она погибла. Девочка ска­зала: "Настоящая мама назовет тебя по имени".

...Я вошел в подъезд. Моло­дая женщина мыла лестничные ступеньки, и солнце дробилось на их сияющей свежести. Время от времени она оставляла свое занятие и певуче говорила, об­ращаясь к двери на площадке второго этажа: "Танюша!"

-Мама! Мама! - отвечал из-за двери звонкий детский голо­сок. Перехватив мой взгляд, жен­щина засмеялась и сказала, буд­то старому знакомому:

-Вот, дочка отпустила мыть полы. Так и переговариваемся, как по телефону.

Я улыбнулся ей в ответ.

-Вы к Лугановым? - спроси­ла она вдруг.

Я кивнул.
-        К ним после заметки в об­ластной газете часто приходят, за сотни верст едут, - пояснила женщина, - и все примерно ва­ших лет.
Мною овладело неприятное чувство: значит, меня кто-то уже опередил, хотя могут ли в таком деле быть первые. Я приехал сюда, чтобы найти родителей, чтобы обрести родину.

Дверь открыл мужчина, и я шагнул ему навстречу, невольно прикидывая, кем бы он мог мне доводиться: старшим братом? Дядей? Тот пригласил меня в комнату и явно чувствовал себя неловко: "Это все мать затея­ла... я заранее уверен, что из этого ничего не выйдет. Столько лет... Вы подождите, она сейчас придет".

Я осматривал комнату. Удиви­тельно, но в этой квартире по­селка городского типа, куда Лугановы переехали недавно, цар­ил какой-то особенный де­ревенский запах. Пахло травами и утренней свежестью.

На пороге появилась пожилая женщина в тёмном платье. По тому, как пытливо смотрели на меня её глаза, как нервно комкали платочек сухонькие руки, я понял, что это она написала в газету заметку о розыс­ке  пропавшего во время Великой Отечественной войны внука, это она под­писалась "3. В. Луганова".

Через пятнадцать минут, отказав­шись от обеда, я заторопился к ав­тобусной остановке. В совхозе, где я работал агрономом, ждали. А в ушах всё  звучал негромкий голос Зои Васильевны, ее неторопливые слова: "Было у меня два старших сына - погодки. Оба еще до войны в Сталинград уехали, в фаб­рично-заводском училище учились, механиками стали на тракторном за­воде. Потом их жизнь в разные стороны области разбросала. Женились почти в одно время, - при этих словах губы моей собе­седницы тронула улыбка, - удиви­тельная история с их женитьбой выш­ла. Такое редко случается. Сыновья у обоих родились. Сталинград защи­щали сыны мои и погибли оба. Жена старшего с внуком в Михайловке жила, там их дом взрывом  разрушило во время бомбёжки, люди в городке рассказыва­ли, что спасти жильцов не удалось, все погибли. А младшая сноха, как получила "похоронку" тут же куда-то уехала. Отправилась я к ней, внука забрать к себе хотела – у нас в деревне- то спокойнее. Да дороги военные долгие, вот и приехала к заколочен­ным ставням. Переехали, и адреса не оставили. С тех пор и ищу внука Сашеньку, мою  кровиночку. Не должен след моих сынов на земле травой зарасти". 

Сомнений не оставалось. Внуком этой женщины я быть не мог. Село, где жила её сноха, фашисты не бомбили. К тому же Саша должен быть моложе, он родился в сорок втором. Мы всего-навсего однофамильцы.

Автобус покачивало, а в памяти всплывали слова: "Удивительная ис­тория с их женитьбой вышла. Такое  редко бывает". Казалось, что это я уже слышал раньше, и даже подоса­довал, что не разузнал эту историю.

...Провалившись в дрему, я услы­шал вой сирен и какой-то грохот: мне снова снилась война. Шум стих, замелькали какие-то лица, зазвуча­ли голоса. Я увидел женщину, сто­ящую у окна и расчёсывавшую длинные светлые волосы. "Понимаешь, Ве­рочка, - говорила она кому-то, - с нашим замужеством вышла инте­ресная история. Мы, две родные се­стры, вышли замуж за родных бра­тьев. Не общались, далеко жили. А встретились - диву дались. Скоро сестра с сыном Сашенькой из-под Сталинграда ко мне в Михайловку при­едет..." Она стремительно поверну­лась и позвала: "Юрочка, иди сюда!"

Автобус плавно замедлил ход. Вынырнув из глубины сна, я ошалело смотрел на дремлющих пассажиров, на бегу­щие за окном телеграфные столбы и пыльные деревья. И вдруг за одну секунду - понял, что Юрочка - это я, что русоволосая женщина из Михайловки - моя мама, и что теперь мне известна удивительная история женитьбы моих родителей, которую тридцать лет хранила в темном уголке моя па­мять.

Я вышел из автобуса и пошел пешком по пыльной проселочной дороге назад, твердо зная, где моя малая родина.