Однажды в канун Рождества я говорил с утренними звездами, что освещали крыльцо моего дома. Морозной зимней ранью, прихлебывая кофе из любимой кружки, я вышел на крохотную веранду, собираясь проникнуться умиротворяющим видом открывающегося передо мной клочка панорамы. Монотонно поскрипывали доски под ногами, монотонно гудел старенький генератор в гараже, одним словом благодать, ничто не нарушало привычного хода вещей! Сонно потягиваясь, я занес пятерню, чтобы пригладить растрепанные спросонья волосы на затылке, но моя ладонь так и замерла на полпути, когда я услышал голоса, голоса откуда-то сверху! Одни доверительно шептались между собой, другие беспрестанно спорили о чем-то, и это вызывающе шло вразрез с монотонностью моего существования, такого я потерпеть просто не мог!
-Эммм, простите! Простите! –Собравшись с мыслями, наконец решился вмешаться я.
Хор голосов тут же смолк. Повисла такая пауза, что мне даже стало право как-то неловко…
- Коль уж вы все здесь и я здесь сегодня, - провозглашал я во вселенской тишине, стоя на крыльце своего дома в одних только тапочках, халате и накинутой поверх него пуховой куртке, - мне бы хотелось прояснить несколько моментов! Вероятно, в то мгновение я чем-то напоминал конферансье, вынырнувшего из-за ярко-красного бархатного занавеса подмостков цирковой арены, чтобы представить следующий номер. Во всяком случае, некая доля ответственности за происходящее на земле ощущалась довольно отчетливо, этого я отрицать не мог. Хотя за спиной у меня не было свирепых бенгальских тигров, слонов с толстыми бивнями, морских котиков, канатоходцев, акробатов и жонглеров, а только лишь мое жалкое имущество, постоянно нуждающееся в ремонте, жалобно скрипящее и расточающее запах нафталина.
Тогда я еще не знал, хоть уже и имел достаточный опыт наступать на одни те же грабли, что когда звезды молчат, нужно загадывать желание, а не вступать с ними в бессмысленные дискуссии. Но у меня было столько возмущения, столько свободного времени! И, черт возьми, мне просто было необходимо выговориться!
Так как вести дебаты сразу со всеми не представляло смысла, я стал перебирать в голове усопших родственников - нужен был кто-то далекий от моих проблем, и в то же время чрезвычайно доходчивый, косноязычный, умеющий взвешенно соображать и внятно истолковывать ход своих мыслей. Такой человек абсолютно точно был мне известен. Да, определенно! Жаль, что я застал его лишь на закате лет, в пору своего беззаботного детства, и мы тогда не могли сесть и поговорить как мужчина с мужчиной. Но вот волею случая мне выпал редчайший шанс, бинго!
- Никто из вас случаем не помнит моего прадедушку, мне бы очень хотелось задать ему пару вопросов?
Звезды задумчиво замерцали, вселенский компьютер пришел в действие, птицы вдруг запели невероятно звонко, кусты зашелестели ветками о забор, а ветер зашипел точно кот, увидевший нечистую силу. Чьи-то старые, скрюченные артритом, пальцы потянули за условный шнурок в условной прихожей, где царил безбожный беспорядок. Погасив звезды, задернули непроглядными тучами только еще разгорающееся утреннее солнце, и, захватив ключи от отведенного им мирозданием клочка вечности, закрыли за собой одну из дверей в длинном коридоре давно почивших судеб.
С самых задворков видимого горизонта, дважды мелькнув, медленно ползя мне навстречу, стал спускаться одинокий призрачный огонек. В скором времени до моего слуха донесся звук шаркающих подошв, скрипучий кашель, а потом появился и их обладатель – древний старик в синей ночнушке и надвинутом на белые брови колпаке. Пока он спускался к моему порогу по одному лишь ему видимой небесной лестнице, от фонарика в его руках рассыпались теплые золотые искорки. Мой заваленный снегом зимний дворик тотчас же преобразился, неугомонные солнечные зайчики гонялись друг за другом, прыгали в белые сугробы, резвясь у моих ног.
Прадед был именно таким, каким запомнился мне с детства - оттопыренный вперед подбородок, острый крючковатый нос, начинающийся тонкой переносицей и заканчивающийся двумя большими ноздрями, точно две красные ягоды рябины на ветке. Впалые щеки с редкой щетиной и тонкие, почти отсутствующие, ресницы под густыми седыми бровями, в уголке одной из которых расползлось огромное коричневое родимое пятно.
- Ты так и будешь стоять, разинув рот, или все же поможешь мне спуститься с небес на землю? Последний шаг - он всегда самый трудный - посетовал мой дальний родственник. - В земле, знаешь ли, зарыто слишком много прошлого… а ты меня опять сюда притащил, заставляя копаться во всем этом…
- И да! Коль уж ты вытащил меня с того света, будь добр, спустись-ка в погреб и принеси мне того самого вина, что мы с твоей прабабкой заготовили. Ненси Гринс, так мы его называли между собой.
Заметив мой недоумевающий взгляд, он строго добавил:
- Да, да, того самого, что в дальнем уголке погреба, за дешевой выпивкой на верхней полке, у самых сырых стен, уж поверь мне, оно все еще там! Я специально так припрятал, чтобы тебе в голову не пришло даже туда сунуться. Сколько раз, когда собирались твои бездельники-приятели, привыкшие просиживать время за пустой болтовней, я наблюдал, как ты опустошаешь наши драгоценные запасы, но это я бы забрать не позволил, клянусь, спустился бы и придушил тебя собственноручно!
Не желая навлечь на себя гнев предка, я сию секунду поспешил в погреб. Когда же вернулся на кухню, мой дальний родственник уже успел устроиться за столом, постукивая указательным пальцем о деревянную крышку, и подперев ладонью подбородок, задумчиво смотрел на часы. Приметив меня, указал на стул, стоящий напротив, будто гостем здесь был вовсе не он, а я.
Откуда-то вдруг возникло ощущение, что мне вновь десять и меня ожидает неминуемая взбучка за проявленную в отношении старших дерзость, или вскрывшийся вдруг свершенный безответственный поступок. Буквально почувствовав, как время дало мне подзатыльник, затем еще одну затрещину, я покорно побрел к столу, поставил на середину бутылку, вонзил в пробку штопор, и, откупорив, разлил по круглым бокалам бордовый напиток.
Прадед поднял руку, выжидающе воззрившись на меня, бокал завис в воздухе, следующие слова сами непроизвольно вылетели из моего рта: “- За твое здор…” - Мысль, споткнувшись, попятилась, испугавшись собственной нелепости. “Здравие и упокой” - напрашивалась следующая мысль. Я затолкал ее и запинал поглубже в дебри разума. К счастью, прадед сам взял слово.
-Предлагаю выпить за прошлое, настоящее и будущее, которое, как мы знаем, не может свершиться, пока ты не оставил первое и не примирился со вторым.
- Отличный тост! - произнес я, приложив бокал к губам и пригубив добрую половину.
Вскоре последовал еще добрый десяток тостов под бряцанье бокалов.
- А теперь к делу!
Дед разгладил седую бороду, являющую собой наглядный пример всей его мудрости, подался вперед. Я бы сказал вам, что заскрипел стул, но готов поклясться, стул вопреки всему не заскрипел!
- Так что ты хотел у меня спросить?
- В чем причина моих неудач? Тебе оттуда должно быть видно все мои промахи и ошибки.
- Отходя от всех формальностей, я скажу прямо, ты недостоин быть моим правнуком.
Я оторопел.
- Ты скорее похож на законсервированный овощ в банке, прозябаешь здесь в одиночестве среди кучи старья, от которого ломится дом, построенный моими руками! И все это вместо того, чтобы окружить себя людьми, эмоциями, подарить кому-то свою заботу, понимание, разделить радость. Задавал ли ты себе вопрос, почему когда ты был маленький, все самое желанное умещалось в коробку из-под печенья? Недоговорив, прадед глубоко вздохнул, затем продолжил: “- Все дело именно в них, вещах, которыми ты себя окружил, они - воплощение потраченного тобой времени, поэтому так дороги тебе, и ты не хочешь избавляться от них. Почему когда-то человеку хватало пары камней и палки? Оттуда сверху все едино, время - это сплошной океан, в который ты лишь окунул ноги, а плавать, и уж тем более нырять, задерживая дыхание, так и не научился. Известно ли тебе, какие сокровища хранит оно на самом дне? Всего лишь немного самодисциплины, усердия, постоянства, и успех не заставит себя долго ждать!
Есть нечто гораздо более важное в этом мире. Готов ли был ты принять от жизни бесценные дары в те редкие минуты, когда она говорила с тобой? Слышал ли ты ее полусонный шепот в те часы, когда недвижимый вечерний воздух, приникнув к земле, превращаясь в белый байховый туман, укрывал округу? Или когда крик одинокой птицы, парящей высоко в небе, разносится над окрестностями? Слепили ли тебе глаза солнечные лучи в тот момент, когда ты, смотря ввысь, пытался разглядеть ее силуэт?
Знаешь, почему Вселенское Сознание в вечном споре? Это ты виной всему. Твоя нерешительность. Ты постоянно, порой и бессознательно, при этом без сожаления, придаешь свои идеи, мечты.
Оглянись! Этот старый хлам, от которого ты не хочешь избавляться, главенствует в доме. Покажи ему, кто здесь хозяин! Прежде чем я успел опомниться, прадед с невиданным для его возраста проворством запрыгнул на стул, и, поставив одну ногу на его спинку, схватил швабру, указав на меня ее концом. Точно старый боцман, обнаруживший на своем корабле зачинщика-бунтаря.
-Это застывшее время, и ты кружишь здесь как муха над кучей навоза! Требуется генеральная уборка!
Следующие несколько часов мы провели на коленях, но не в молитвах, как это принято в канун Рождества. Ползали по дому с тряпками, счищали паутину по углам, открывали старые сундуки, безжалостно избавляя их от содержимого. Заглядывали под мебель, пытаясь поймать прячущиеся от нас вещицы, такие, например, как непарные одинокие носки-изгои, пуговицы, тапки.
Продолжалось это до тех пор, пока мой дом не засиял чистотой, и, порядком избавленный от груза излишеств, он был теперь гостеприимно распахнут миру. Выдворенные старые вещи лежали в черных мусорных пакетах на белом снегу у забора. Впрочем, отлеживаться там им пришлось недолго - мой предок щелкнул пальцами, и они поплыли вверх точно пойманные на крючок невидимым рыбаком прямиком в ту самую условную прихожую в отведенном клочке вечности, где царил безбожный беспорядок. Впрочем, мой предок мне бы это вряд ли сказал, да я бы и не стал спрашивать.
-Ну вот, теперь я считаю, дело сделано! -сказал прадед, довольно потирая ладони, -Почти! Осталась лишь крохотная формальность.
Из воздуха возник листок бумаги.
-Бери ручку и пиши:
“Я, Джейм Фитчел, обязуюсь больше никогда не предавать свои мечты. Если мне были посланы трудности, я не струшу, и буду биться за свое счастье, которое было уготовано мне свыше, иначе…”
Я испуганно посмотрел в глаза прадеда.
“-Иначе быть мне безмозглым остолопом.”
Я удивленно моргнул, “-Эээ, прям так и писать?”
“-Таааак и запиииши”, - произнес прадед, прикрыв веки и нарочито растягивая слова. “-Это всё.”
Мой дальний предок довольно улыбнулся. Видно было, что он в полной мере наслаждается торжеством момента.
“-Теперь извиняй, мне пора. Да и спрячь подальше эту бутылку - кто знает, возможно, мы еще когда-нибудь увидимся.
Он взял со стола свой фонарик, и, подняв его на вытянутой руке над головой, открыв дверь, ни слова не говоря, начал медленно подниматься вверх по все той же невидимой небесной лестнице, ворча что-то себе под нос (кажется, мне послышалось что-то вроде “- когда они уже сделают эскалатор!”).
С каждым его шагом звезд на небе становилось все больше, будто проявлялся негатив старой фотографии. И там где заканчивался свет от моей гостеприимно распахнутой двери, растянувшийся узкой желтой полоской, уже вовсю властвовала незаметно подкравшаяся ночь, стояла на страже тишина, и молодой месяц, повисший в небе, глядел на распростертый под ним сотканный из лоскутков заснеженных полей, лугов и уютных лесных покровов, мир.
Звезды больше не спорили, они аплодировали! Весь мир аплодировал мне. Благодарный ему, я втянул ноздрями морозный ночной воздух, низко поклонился, и затворил дверь, зная, что скоро вновь предстоит на бис.
© Copyright: Подзоров Роман Борисович, 2019
Москва. 17.02.2019