молимся, грешим, и снова молимся,
с частотой ускоренного времени,
гонимся, срываемся, вновь гонимся,
поднимаясь в личном на спасении.
в непонятном, матом наполняемся,
и по факту часто накрывает,
мы средь близких словом удаляемся,
под напором, и никто не знает.
в той игре, бушующим сознанием,
что настроем так бурлит оттенком,
в малости торчащей по незнанию,
прячемся циничною лишь стенкой.