У меня зазвонил телефон

Борис Серебров
Что в этом мире заставляет человека иметь два мобильных телефона?

У тебя может быть два гражданства (одно – нероссийское), две квартиры (одна – для утех), две красавицы жены (одна официальная), два сердца (одно электромеханическое, от врачей), два паспорта (потерял-восстановил-нашёл), две личности (у каждой шизофрения в анамнезе), два образования (одно спасло от армии, другое – от скуки), но у тебя, я очень прошу, должен быть только один телефон. Иначе ты двуличная гадина и подозрительный субъект.
Я не пойду с тобой в разведку. Как ты протянешь мне руку в трудную минуту, если каждая занята?
Есть другие люди, коим телефоны не нужны. Им никто не звонит, с ними связывает референт строго по предварительной договорённости высоких сторон. Интернетом они не балуются. Новости таким приносят свежими, чуть раньше, чем они случились. Но мало их, точнее, всего один, и его имя вписано в домовую книгу Кремля, похоже, навечно. Я тоже не пойду с ним в разведку, меня к нему не подпустят.
Но это крайности. Обычному человеку непрерывная связь нужна как воздух, постоянно. Хоть и время от времени. Простите за парадокс.
Особый случай – человек влюблённый. Он ходит по дому с пультом в правой, с телефоном в левой и бессмысленно тыкает смартфоном в телевизор. Он налетает на домашних, отскакивает и обратно движется с той же скоростью. Как бильярдный шар. Если ему позвонить, он будет космически вежлив, настолько, что ваш телефон мгновенно разрядится от холода.

Когда-то в студенчестве я чётко представлял себе будущее телефонии: в двадцать первом веке каждый будет подключён сразу ко всем людям планеты. Одновременно. Едва возникнет желание пообщаться с кем-то конкретным, а он уже отвечает:

– Привет, старик, чего тебе?
– Да, так, – говорю, – скучаю по телефонам-автоматам.
– Что, вдруг?
– Как это, что? Помнишь ночь, мороз минус двадцать пять, зубами заледеневшую варежку снимаешь, ещё тёплый палец вставляешь в стылый жестяной диск и крутишь по часовой. Обратно диск возвращается неохотно, он замёрз. Но можно его подтолкнуть. Здорово же! Мне тогда было восемнадцать. И любимой столько же. И тому гаду, моему другу, что ответил «Алё!?». Вместо неё. Кстати, передай поклон супруге, хорошо выглядит. Это приятно, восемьдесят лет прошло, а она до сих пор наша с тобой ровесница.
– Хорошо, передам. Ты почаще напоминай, что счастливый избранник, это я. А то можно забыть. Ведь полчаса прошло с твоего прошлого звонка.

Такими диалогами я отвлекал себя от мороза, одиноко возвращаясь домой по ночному городу Свердловску. Варежка не согревала безнадежно стынущую руку. Спросите меня, отчего я не позвонил любимой тремя часами раньше, с домашнего? Невозможно. Дома мама. А позвонил бы, вполне мог стать тем счастливчиком, кто первым сказал: «Алё!?».

Где сегодня фразы типа: «Я так волновалась, весь вечер не отходила от аппарата». Или: «Звоните ему поздно, когда он будет дома». Или: «Муж не может сейчас подойти к телефону, а шнур, простите, к нему туда не дотягивается».
Но мы отвлеклись от темы. Зачем человеку два телефона? Не говорите мне о тарифных планах, я изучил вопрос, выгоды нет. Но ведь ходят, мерзавцы, с двумя, и нет уже моих сил терпеть это.
В те пещерные времена, когда спутники связи летали редко, а мамы были высокие, купить право на владение домашним телефоном было нельзя, но можно было встать в очередь. И лишь тогда официально начинать ждать. Мама ждала три года. Наступил день, когда нам разрешили внести двадцать пять рублей в кассу.
Автоматические телефонные станции, какие сейчас стоят на столе у каждого менеджера, занимали огромные здания, понятно, что строили их не спеша, проблем хватало и без телефонов, и без моей мамы. Страна устремилась в будущее, связисты не успевали тянуть за ней тяжелые кабеля. На всю нашу пятиэтажку выделили три телефонных номера. Это похоже на то, как если бы сегодня на дом выделили три sim-карты.
Когда в 1973 году нам поставили телефон, я сразу стал лучше учиться. Можно было позвонить Лёше и спросить про домашку. У Лёши была сверхспособность, он всегда знал, что задали, и не скрывал это от обычных людей. Сегодня, вечерами я смотрю на младшего сына, как он мучительно вспоминает своё домашнее задание, и мне очень хочется позвонить Лёше.

В те года прогресс шёл черепашьими шагами и часто останавливался отдышаться.

Домашние телефоны с определителем номера появились в 1987 году и сразу завоевали наши сердца. Новые аппараты были кнопочными, что потребовало от бабушек точности попадания, тогда как от дедушек уже давно ничего не требовалось. Такие телефоны делали частники из ворованных на заводах микросхем. Это было здорово. Случился прорыв, сравнимый по эмоциям с первым полётом в космос. Теперь ты мог увидеть, с какого номера тебе звонят. В мире, где ничего не менялось десятилетиями, определитель номера стал знамением технической революции. Напомню, большая часть телевизоров в том мире была от природы чёрно-белыми, двухпрограмными ящиками. Когда сегодня я пеняю детям: «Опять в ящик уставились», – они меня не понимают.
Дома у мамы телевизионные каналы переключались плоскогубцами, и под каждый канал мне приходилось вручную настраивать рогатую домашнюю антенну. Действие вполне себе магическое, нетривиальное, зависящее от степени возмущения магнитного поля Земли. Задняя крышка телевизора всегда стояла отдельно - требовалось часто втыкать и вытыкать диодные лампы. Помню красную надпись на кинескопе: «Осторожно! Напряжение 25 000 вольт». Из нас двоих в семье это мог делать только мужчина лет десяти.

Если бы мне тогда сказали, что в будущем у кого-то будет два карманных телефона, я бы ответил, что не люблю тупую фантастику. Скорее уж – добавил бы я, – телефон вмонтируют в космический шлем, и с него можно будет позвонить даже в Москву. А в карманах будут лежать ключи от звездолета.
Не помню, как именно, но я повзрослел и пошёл на завод инженером. На большом заводе всё было большое, даже телефонный справочник внутренних заводских номеров. Я иногда его открывал на первой странице, где значился генеральный директор, представляя, что там когда-нибудь будет крупно впечатана и моя скромная фамилия. В нашем отделе работала взрослая женщина, я её хорошо помню, она знала этот справочник наизусть. Стоило сказать: «Седьмой цех, главный механик», – и она автоматически отвечала: «7-14-8». Сейчас бы это назвали голосовым помощником. Её долго не отпускали на пенсию.

Следующая телефонная революция случилась опять нескоро. В Екатеринбурге сотовая связь появилась в 1996 году, и я состоял в почётной первой сотне. Абонент, фанат связи, апологет – эти слова лишь в малой степени передают мой тогдашний энтузиазм. Телефоны мы носили на поясе, а в быт вошло понятие телефонное излучение. Мне грозили раком мозга и в шутку просили прикрыть пах свинцовым фартуком. Но я смеялся в лицо опасности. Важно то, что я теперь из машины могу позвонить в Москву и даже звонил пару раз.

О том, что в итоге сделала с нами, эта штука, мы прочтём в отчётах археологов, когда, наконец, мутируем, как вид. Влияние сотовой связи было столь многоохватное и всеобъемлющее, что я решился поставить два этих несуразных корявых слова вместе. В одном предложении.

Когда в 2003 году наступил очередной технологический прорыв, и телефон скрестили с интернетом, мир даже не заметил. Телефонные гиганты привычно брали солидные деньги за междугороднюю и международную связь, они не собирались делиться. Да и с кем делиться, с виртуальными офисами? Прошло ещё пару лет и телефонные станции тоже оказались виртуальными. Помните, те самые, что когда-то занимали целые здания. Выяснилось, что Интернет оседлал телефонию. От кровосмешения выиграли все. Сегодня моя дочь бесплатно звонит нам из Шанхая, улыбается, машет рукой, пока я мечусь по квартире в поисках штанов. Это видеотелефон, дети, выбросите в камин свои книжки про фантастику. Случается, что дочь с мамой поздороваются, посмеются над своим, женским и потом молчат час, немыслемая роскошь, превосходящая любую утопию.

Главное, что с нами произошло, ещё далеко впереди, но благие последствия уже наступили даже для тех, кто этого не хотел. Напряглись? А это был тест на внимательность прочтения.

Ваш тогдашний студент оказался прав, сегодня никто не уединён в частной жизни, каждый связан с каждым и сразу со всем населением планеты, хотя не каждый пока понимает, зачем это ему. Мне регулярно пишет мексиканец, с которым мы подружились во время чемпионата мира по футболу. И что из того, что я не знаю испанского! Я отвечаю, и этого ему достаточно. Впервые в истории наше племя, род, семья расширились до пределов всего человечества. Скучно даже повторять свои собственные слова, но я потерплю: счастье невозможно без свободы, а свобода сегодня сильно зависит от уровня сигнала в сети. Парадокс, но если для свободы надо отказаться от части былой конфиденциальности – я первый готов, пожалуйста. Думаю, что необходимая приватность никуда не исчезнет, она будет обеспечена всё возрастающей сложностью жизни. Смешны и безнадёжны любые попытки оцифровать реальность, хотя такие попытки будут всегда. Как пророк, я безупречен, надеюсь, что вы уже убедились в этом.

И тем не менее, никак не могу понять, что такого есть в двух телефонах, чего нет в одном?