Лёля — красавица. Хрупкая, маленького роста, с огромными голубыми глазами, она с детства была больше похожа на ангела, чем на обычного человека. И хотя возраст наложил свои неизбежные следы, — чуть заметные ниточки морщин, крохотная складка между бровей — она все еще выглядела великолепно. И когда она улыбалась, у ее собеседников было ощущение, что комнату озаряет маленькое солнышко.
Жила Лёля самой обычной жизнью, работала на обычной работе и воспитывала двух самых обычных детей. На этаж выше ее квартиры, в самом обычном доме, жила ее хорошая подруга — Валентина. Во многом жизнь у них была похожа: дети почти одного возраста, у обеих сын и дочка, одни и те же магазины, совместные прогулки и бесконечные чаепития по вечерам. Любимой их общей темой была диета. Лёля страстно мечтала поправиться хоть ненамного, чтобы появились в ее теле женские формы. Валя, у которой этих форм было чересчур много, так же страстно желала похудеть. Обе они жаловались друг другу: Лёля на то, что тяжело быть такой плоской и с такими худенькими ножками, а Валя — на то, что не может найти красивое платье пятидесятого размера, потому что все они, как назло, шьются до сорок восьмого, а то и сорок шестого. Каждая из них говорила, как она завидует другой, и как здорово было бы, если бы можно было одной все лишнее отдать, а другой — забрать.
Но как бы ни казались подруги близки, были они на самом деле очень разными. Миниатюрная Лёля обладала очень жестким характером, не стеснялась прикрикнуть на детей или нахального соседа, и с ней не хотели связываться ни местные подростки, ни даже всемогущие бабушки на лавочке перед домом. Валентина, наоборот, никогда не повышала голос, всеми силами старалась избегать конфликтов, а если с ней кто-то грубо разговаривал, просто терялась. Сложно сказать, почему стали близки эти женщины. Лёля, которая закончила девять классов, после работала нянечкой в детском саду, уборщицей, посудомойкой в заводской столовой, пока не нашла наконец-то, по ее словам, «приличную» работу — продавщицей детской одежды в крупном торговом центре. Валя, а точнее, Валентина Константиновна, преподавала в крупном вузе русскую литературу, в прошлом году защитила кандидатскую диссертацию и не проводила ни одного дня без книжки. Но зато дети их ходили в одну школу и в один детский сад, одновременно болели одними и теми же болячками, с завидной регулярностью ссорились друг с другом, а затем неизбежно мирились, чтобы снова собраться шумной компанией то в одной, то в другой квартире.
Никогда Валя не спрашивала свою соседку, почему она не стала учиться дальше, и почему с такой неземной красотой выбрала в мужья совсем обычного, ничем не примечательного мужчину. Ей такие вопросы казались неприличными, а сама Лёля никогда об этом не говорила, как не говорила она и своей семье, словно и не было у нее никого на всем белом свете. Валя, у которой были и родные братья и сестры, и двоюродные, и многочисленные дальние родственники, жалела Лёлю, потому что не представляла жизни без шумных праздников с многочисленной родной, без постоянных поздравлений с днями рождения. Иногда она думала, что ее подруга выросла в детском доме, но и про это стеснялась спросить.
Однажды летним вечером, когда Валя уже переделала все свои домашние дела и собиралась устроиться на диване с книжкой, в дверь постучали. Она открыла дверь и увидела на пороге Лёлю, но в каком виде! Не было голубоглазого ангела с русой косой, а стояла перед ней просто маленькая худенькая женщина, с красными от слез глазами, с дрожащими руками, с распухшим от плача ртом. Никакой силы больше не чувствовалось в ней, а только боль и отчаяние.
- Лёля, что случилось? - прошептала Валентина, которая никогда не видела подругу в таком состоянии. Она видела, как та сердилась, как злилась, как разносила в пух и в прах сантехников, что-то напутавших в трубах в подъезде, как ругала мальчишек, оборвавших цветы на клумбе, которую Лёля сама выращивала с огромной заботой, но она никогда не видела, чтобы та плакала. Даже когда были у нее проблемы с мужем, и она по-женски приходила пожаловаться в трудные минуты, ни слезинки она не проронила! И когда ее сын болел пневмонией в два года и не мог прийти в себя из-за резкого скачка температуры, а скорая все не ехала, Лёля только сжимала губы и цеплялась всеми пальцами за детское одеяло, так что руки белели от напряжения, но не позволила себе казаться слабой.
- Валечка, мне только что позвонили… Они сказали, мама моя умерла!
Валентина не знала, что и сказать. В первый раз она услышала, что у Лёли была где-то мама. Может, когда-то они поссорились, а потому и не виделись? Или просто они не могли увидеться, потому что жили далеко друг от друга, ведь бывает в жизни всякое. Не могла Валя найти слов для такого случая, да и разве поможешь здесь словами? Она взяла свою соседку за руку, затащила в свою крохотную прихожую и просто обняла ее. Так они стояли вместе, не двигаясь, пока она немного не успокоилась.
- Пойдем туда, посидим, пойдем, - тихо сказала Валя, увлекая Лёлю на кухню, там, где был мягкий свет, запах кофе и покой. - Лёля, прости меня, но я не знала, что у тебя есть мама. То есть, мама есть у всех, конечно, я просто не знала, что она была жива. Расскажи мне!
И Лёля, смотрящая незнакомыми глазами, рассказала ей все.
- Конечно, у меня была мама, и папа тоже. Только жили мы очень плохо. Сколько я себя помню, мама пила. Не так, как пьют люди по праздникам или по выходным, а каждый день. Она не готовила еду, не стирала одежду, не следила за нами, ей было все равно. Всем занимался папа, как мог. Но главная проблема была даже не в том, что мама пила, а в том, что пьяная она уходила из дома. Находила себе компанию, каких-нибудь бомжей или таких же алкашей, как она, и оставалась с ними, иногда на несколько дней. Сначала папа искал ее, приводил домой, запирал, пытался ее как-то лечить. А потом он устал. Я была, наверное, в пятом классе, когда и он тоже стал пить — от бессилия, от горя. А мама продолжала уходить, только теперь папе не хотелось ее возвращать. И я помню, что после школы, когда все дети шли во двор играть, я шла искать маму. Обходила подвалы, теплотрассы, скверы, я быстро выучила все такие места. Находила маму, пьяную, грязную, иногда на одном матрасе с таким же грязным мужиком. Я не забуду никогда этот запах, который шел от нее! И ведь ее нужно было не просто найти. Ее нужно было уговорить пойти домой! Я плакала, просили ее, а потом я стала кричать на нее, бить ее. Я могла бы бросить ее там, но я еще надеялась, что однажды все поменяется. Что она придет в себя, станет обычной мамой, которая ждет своих детей со школы с обедом, которая шьет им карнавальные костюмы, которая кричит на них за двойку, а потом все равно целует на ночь. У меня ничего этого не было.
Я не помню, на что мы жили, кажется, папа продолжал работать, даже когда начал пить. Но жили мы очень бедно, одевались плохо, ели что придется. Надо мной все смеялись, но меня это не задевало. У меня были ночные кошмары, потому что я боялась, что однажды мама заберет меня с собой, и я стану такой же. Училась я очень плохо, никто за мной не следил, а в школе считалась ребенком из неблагополучной семьи, приходила на занятия, и то хорошо.
А потом папа заболел и перестал ходить на работу. Я всегда переживала за маму, где она, как ее найти, как привести домой. Я не думала, что что-то плохое может произойти с отцом. Он пил, но был таким тихим, таким печальным! Все время просил у меня прощения. Говорил, что это из-за него мама была несчастной, потому что она его не любила, а любила того, с кем быть не могла. Я была в седьмом классе, когда папа уснул и не проснулся. Утром я не смогла его добудиться, побежала во двор, привела каких-то людей, они вызвали скорую. Он умер — не выдержало сердце. И тогда я возненавидела свою мать. Из-за нее у меня не было детства! Из-за нее страдал мой папа, страдал так, что не смог дальше жить! И в этот день мне было все равно, где она, на какой теплотрассе ночует, с кем спит, я решила больше ее не искать.
Кто-то позвонил папиной сестре, моей тетке, которую я до этого не видела. Его семья не поддерживала с ним отношений из-за моей матери. Он отказался бросить ее, он ее любил. Говорят, что в молодости она была очень красивой, но и тогда о ней говорили плохо, была с ней какая-то темная история. Тетка забрала меня к себе. Я не знала, что она увозит меня за тысячу километров от дома, в деревню.
Тетка меня не любила, но обращалась со мной хорошо. Она взяла меня к себе только до окончания школы, о чем сразу и предупредила. Я думаю, она так понимала свой долг, так для нее было правильно, это было «как положено», как у людей. И хотя я понимала, что я там чужая, мне хорошо у нее жилось, наверное, это были лучшие мои годы. Она кормила меня, покупала одежду и даже делала подарки, на день рождения, на Новый год. Для меня это было так необычно!
Я прожила у нее почти два года, пока не закончила девятый класс. А потом вернулась в свой город, в родительскую квартиру, устроилась нянечкой в детский сад. Меня опьяняла свобода, я ходила на дискотеки, встречалась с мальчиками, мне казалось, что передо мной — весь мир! Подружки завидовали мне, потому что мне можно было гулять допоздна, меня никто не заставлял учиться или возвращаться домой засветло. А потом я поняла, что застряла. У меня не было никакого будущего, ничего, кроме квартиры в ужасном состоянии и нелюбимой работы. Я все время вспоминала папу, мне казалось, если бы он был рядом, мне было бы легче. Я встретила Виктора и вышла за него замуж, потому что он единственный знакомый мне человек, который не пьет вообще никогда, даже пива, даже глоточка вина. Я не могу смотреть, как другие пьют. И вроде все наладилось, а тут — этот звонок. Оказывается, мама все эти годы была жива, болела, жила в каком-то социальном приюте. А вчера умерла.
Валентина, потрясенная, не могла найти слов, чтобы что-то сказать. Что говорить в таком случае? Выразить соболезнования? Сказать, что теперь ее мама в лучшем мире? А этого ли ждет ее подруга? И заслуживает ли царствия небесного такая женщина? И она просто спросила:
- И что теперь, Лёлечка?
- Они предложили мне забрать тело, похоронить ее. А я ненавижу ее, ненавижу! Не хочу иметь с ней ничего общего! Я просто бросила трубку.
***
Они позвонили на следующее утро, а потом два дня хлопотали: собирали документы, договаривались с похоронным агентством, организовывали нехитрые поминки. В день похорон Валя боялась, что Лёле будет плохо, но она держалась и выглядела просто усталой. Когда работники кладбища опустили гроб и начали закапывать могилу, Валя оставила свою подругу одну и ушла в другой конец погоста. Там, под деревьями, в старой части кладбища, были могилы ее бабушек. Там все было привычно, от тропинок и скамеек до мраморным и гранитных памятников. Там не было зияющих могил, подготовленных для сегодняшних похорон, и словно ждущих очередную жертву, там не было плачущих родственников и растерянных друзей. Там росли на могилах цветы и газонная трава, и было там спокойно, тихо и привычно.
Там были две могилы, у которых она всегда останавливалась, и которые словно стали ей родными. На одной стоял очень красивый мраморный памятник с выбитым портретом немолодого мужчины и надписью «Он дарил добро». Валентина не знала, кто был этот человек, и почему его последнее пристанище украшают эти слова, но она любила представлять себе его жизнь, его поступки, за которые он заслужил такие слова. А рядом была другая могила, маленькая, со старым деревянным крестом и табличкой с датами рождения и смерти. Только месяцы отличались на ней, а год был одним и тем же. Почти стершиеся буквы говорили «Ушел на небо к Иисусу». Он не успел вырасти и совершить что-то такое, за что бы ему написали «Он дарил добро», и Валентина часто думала об этом ребенке и о его родителях. Справились ли они с этим горем? Или только и ждут того момента, когда и они, по их вере, отправятся на небо, где ждет их не только добрый Иисус, но и их малютка? Как и всегда, Валентина постояла у этих могил, уже заброшенных, поросших травой, а потом побрела назад.
А когда она вернулась, она увидела, что работа уже закончена, и что высится на могиле холмик свежей земли, и что установлен деревянный крест. А Лёля сидела у самого холмика, спокойная, со светлым лицом. Она увидела подругу и улыбнулась ей:
- Валя, мне так хорошо!
- Хорошо? - потрясенно спросила Валентина.
- Ты понимаешь, у меня наконец-то есть… нормальная мама. Как у всех, как положено, как у людей.
И она стала разглаживать землю на могиле, как будто поправляла складки невидимого одеяла, что-то тихонько напевая. А потом посмотрела на свою подругу и улыбнулась ей своей особой улыбкой, словно солнце вышло из-за туч.
Аудиоверсия рассказа доступна по адресу https://youtu.be/2Jz9PguPgxw