Он всегда был незаметным человеком. И даже на свет появился «незаметно».
Его мать любила рассказывать приятельницам:
- Уж как мои первые рождались – лучше не вспоминать. Тяжко с ними было. А вот последыш – совсем другое дело. И всю беременность с ним ходила легко. До последнего денька. А как схватки начались, муж остановил грузовик, да и отвёз меня в роддом. Только положили в родильную, говорят: тужься. Я воздуху как вдохнула и слышу уже: уа, уа! Родился - и слава Богу!
Имя ему дали самое простое: Ваня, Ванечка. Как у отца.
Ванечка быстро вырос, незаметно для вечно чем-то занятых родителей. В школе он ничем особым не выделялся, учился средне, играл как все в лапту и в футбол, иногда шалил. Как все.
После учёбы, отслужив в армии, пошёл работать, обзавёлся семьёй, получил квартиру в новостройке.
В общем, жил наш Иван свои почти полвека тихо, скромно, добросовестно трудился, делая своё дело, как и миллионы его сограждан.
Однажды, ненастным осенним днём, поехал Иван на своей, тоже уже немолодой «Волге», на дачу. Подышал свежим воздухом, поработал в своё удовольствие, подготавливая небольшой свой садик к грядущей, близкой уже зиме. А на обратном пути в город, домой, и случилось то событие, ради которого он, вероятно, и жил.
Дорога из дачного посёлка в город была не длинной. Узкая асфальтовая лента шоссе петляла среди других пригородных посёлочков, перелесков, прудов и лугов. Пейзаж был в целом разнообразный и приятный глазу. Но было на этой дороге и одно не очень хорошее место: длинный подъём в лесистую гору, да ещё и с целой чередой поворотов.
Иван вёл машину, слушая вполуха радио и, отстранясь вполне от дачных дел, думал о предстоящей рабочей неделе. Перед подъёмом в гору он увидел впереди рейсовый автобус. «Вот досада, - подумал Иван, - не хочется плестись за ним, пока перегруженный автобус медленно тянется в гору».
Он резко прибавил газу, увернулся от встречной легковушки, и всё-таки успел обогнать автобус в начале подъёма.
Ну, всё, дорога свободна, можно немного расслабиться в предвкушении скорого прибытия домой к горячей ванне, к сытному и вкусному ужину.
Но у судьбы видимо были на этот вечер иные планы. Это Иван понял, когда метров за пятьдесят до конца подъёма увидел несущийся навстречу грузовик. Тот мигал аварийкой и сигналил, его большие чёрные колёса бешено крутились на мокром, холодном асфальте. Сквозь лобовое стекло была видна фигура водителя, вцепившегося в рулевое колесо, но машина уже не была ему подвластна, а только, вихляясь корпусом и воя двигателем неслась под уклон.
Иван понял, что нужно срочно что-то предпринять. Первой мыслью было принять поближе к обочине и поскорее проскочить опасность. Он вполне мог бы успеть. Но тут пришла другая мысль, об рейсовом автобусе позади него. Успеет ли водитель автобуса среагировать, убрать с пути аварийной машины автобус полный людей? А вдруг нет? Что тогда?
Грузовик неумолимо приближался. Времени для колебаний не осталось – надо уходить на обочину. Надо!
Он лишь успел слегка удивиться, когда его руки сами собой резко крутанули руль влево, навстречу грузовику…
Иван был ещё жив, когда его достали из груды металла, бывшего только что автомобилями, разбросанную возле ствола столетней сосны. И жил он ещё два дня, два долгих мучительных дня, пока врачи и его организм боролись за жизнь. Потом остановилось сердце.
Проводить Ивана Ивановича в последний путь пришло неожиданно много людей. Хотя об этом происшествии не говорили по радио, не показывали по телевидению, а из газет только областная молодёжка поместил краткую информацию о воскресном ДТП, на кладбище кроме родственников пришли сослуживцы, однокурсники, просто соседи, а также пассажиры того злополучного автобуса и их родственники и знакомые.
Мужчины стояли хмурые. Многие женщины тихо плакали. Седой человек с выправкой военного и орденскими планками на пиджаке говорил возле гроба короткую речь, рубя воздух рукой:
- Я не знал этого человека. Он меня тоже. Мы просто жили рядом, в одном городе. Но он спас мне жизнь, как и многие другие жизни. И я уверен, я знаю, что это был достойный человек, порядочный, честный, настоящий. Жизнь он прожил достойно и умер героем, как в бою. Мне хочется проводить его словами, как воина: вечная слава, вечная память! Поклонимся ему до земли!
Так случилось, что в этот же день хоронили другого человека. Был он видным в городе чиновником, но человеком был мелким, ничтожным. Привезённые автобусами по разнарядке люди стояли позади родственников и официальных лиц и не выражали особой горести по поводу смерти его, последовавшей после очередной пьяной оргии. Они томились в «обязательном мероприятии», гадали, дадут ли им по рюмке водки и блину или так, после дежурных речей, отпустят по домам. Оглядываясь по сторонам, они, конечно, обратили внимание на другую толпу народа, тоже не малую. Самые смелые, прикрываясь железными оградками, подошли узнать, кого здесь хоронят, не генерал ли?
- Иван Иванович умер, - со скорбью ответили им.
- Да вы что? Ах, так это Иван Иванович? Слышали. Жаль человека…
- А я ведь знал его, - сказал один из подошедших, - мы в одном институте учились, только на разных специальностях.
- И я знал – когда-то работали на одном заводе. На одной из демонстраций вместе несли плакат. Давайте, подойдём, простимся…
Вскоре многие из толпы от могилы чиновника пришли к могиле Ивана Ивановича.
Люди говорили вслух или про себя добрые слова, которые не могли или не успели сказать ему при жизни.
Осенний день, ясный, с небольшим морозцем, перешагнул зенит. Траурные церемонии прощания закончились. На новый суглинистый холмик положили цветы и венки. Люди разошлись. Почти незаметный, в свете низкого солнца, на землю стал падать первый лёгкий снежок. Наступила тишина.