В детстве у меня был черный петух. Я его вырастила из инкубаторского желтого «трехдневного» цыпленка. Растила в городской кухне, «на этаже», но по всем правилам деревенского куроводческого искусства. Кормила мелко нарубленным вареным яйцом, творогом, пшеном, сваренным до полуготовности. Раз в три дня поила бледно-розовым раствором марганцовки, а один раз в неделю давала склевать горошинку острого черного перца: как средство от зловредных бактерий.
Достаточно быстро цыпленок покрылся «пеньками» перьев, и, вскоре, оказался черным петухом. Не слишком огромным, но вполне боевым петушиной: с отливающим цветами побежалости опереньем и багровым гребешком. В это время петух уже был выселен в дровяной сарай: наш двухэтажный дом помещика Семиградова, окруженный цивилизованными многоэтажками, по старинке отапливался печками. Рано утром петуха из сарая выпускали прогуливаться по нашему собственному, окруженному высоким каменным забором с коваными решетками, двору.
Как звали петуха, я не помню. Возможно, просто Петух. Подзывала ли его я, когда сходила во двор с высокого крыльца или нет, — тоже не помню. Помню, что он сразу же бежал ко мне и взлетал на плечо. Так, с Петухом на плече, я и начинала свой детский день. Конечно, меня им дразнили. Но если дразнилка был в пределах досягаемости Петуха, то за оскорбление хозяйки бывал наказан: Петух пребольно клевал моего обидчика в темечко. Постепенно меня задирать перестали, а Петух стал полноправным членом нашей компании.
Однажды, в наш тихий двор, где мы, малышня, ковырялись в песочнице, забрели страшные, злые, взрослые десятилетние хулиганы. Самый наглый из них бросил в меня, единственную девочку в компании, горсть песка. Не надо думать, что я заревела и убежала домой. Я смело пошла в атаку на хулиганов с совочком наперевес. Но Петух меня опередил. Еще секунду назад он активно разгребал траву в поисках букашек, козявок, червячков или жемчужных зерен, — и вот он мчится, приоткрыв от возмущения и ярости ярко-желтый клюв, и вот — он бросается на обидчиков! Бедные хулиганы! Они позорно бежали за ворота, прикрывая обеими руками то место, которое было более всего доступно крепкому клюву Петуха.
После этого случая, как вы понимаете, мой статус странной девочки сменился на почетный имидж героини-дрессировщицы.
А Петух… Наверное, он совершил бы еще много подвигов, но в одну темную, даже совсем черную, южную ночь его украли. Мне сказали, что Петух убежал в деревню, в свою куриную семью. Я грустила, но не плакала: плакать было стыдно из-за того, что Петух от меня ушел к себе домой. Правда, я считала, что виновата: плохо за ним ухаживала.
Чтобы я не грустила, дедушка привез мне ежа. Но это уже совсем другая, не куриная история.