***

1. «Смерть — это только равнины, жизнь — холмы».

Вечереет. На улице люди идут навстречу неизвестности. Температура стабильно колеблется от +5 до -3, заставляя тем самым изменяться давление со скоростью написанного предложения.
Внутри одинокой квартиры тепло и пахнет ромашковым чаем, пар от которого обволакивает всё пространство.
Я, ваш покорный слуга, сижу на балконе и зрительно провожаю закат, который красным заревом, разливается по небу безымянного спального района, коих очень много на карте нашего города.
В моей душе царят спокойствие и гармония, ибо никто не тревожит моё «я» в столь ответственный момент. Да-да, вы не ослышались, именно «ответственный». По какой-то причине взрыв небесных капилляров являлся очень важным пунктом для моего сознания. Наверное, это происходило по причине излишней сентиментальности моей натуры или же из-за набора ассоциаций, но как бы то ни было, факт остаётся фактом.
Внутри моей головы начинают всплывать фотослайды, напоминая мне о всех событиях этого тяжёлого во всех аспектах года.
Мда уж, две тысячи восемнадцатый и правда заслуженно считается мной одним из самых сложных годов, которые удалось пережить моей уставшей тушке.
В моих зрачках отражается алый поток, пробуждая тем самым внутри моей грудной клетки всех животных: олени, лисы, стрекозы и бабочки вырываются наружу, царапая изнутри моё тело.
Перед глазами образуется страшная проекция из воспоминаний.
Алые потоки медленно начали заполнять пространство балкона, пробираясь внутрь моего сознания.
Щелчок.
Хлопок.
Падение.
Ойкумена начала тонуть в пожаре.
И тогда мне пришлось вспомнить.

2. «Это всё просто сублимация».

Зимой всё ощущается по-другому. Будто бы твоё сознание переворачивается с ног на голову, убивая тем самым половину жителей внутреннего мира.
Зима — это пора самых жёстких переломов. В это время года каждый день происходит маленькая война внутри сознания, приводя человека в абсолютное непонимание и ступор.
Зима — это время для прочтения трактатов по психоанализу или же просто психологии. Потребность в прочтении подобной литературы появляется постепенно и незаметно. Сначала ты начинаешь понемногу отдаляться от людей, стараясь сосредоточиться на собственных мыслях. Потом ты медленно, но верно погружаешься в объятия рефлексии, из которой ты начинаешь понимать, что твоему «я» весьма проблематично находиться в социуме. В конце концов, спустя неделю подобных размышлений, ты идёшь в книжный и покупаешь «Анатомию человеческой деструктивности» Эриха Фромма, пытаясь найти ответ на вопрос: «в чём же заключается человеческая природа?»
Зима — это разговоры о самых больших секретах на промёрзших балконов.
Зима — это буря из пепла сознания.
Зима — это время постоянной сублимации. Видимо, именно тёмными декабрьскими ночами прошлое подходит к нашей ойкумене слишком близко, и нам ничего не остаётся, как бежать, сублимируя всю боль, которая сидит глубоко внутри нас.
Я отчётливо помню одно событие, произошедшее, кажется, в начале января этой бесконечной зимы. В тот день я ночевал у своей хорошей подруги, Алисы, на южной окраине Москвы.
К Алисе я решил поехать по двум причинам: во-первых, ей потребовалась моя помощь, ибо она совсем недавно переехала в Чертаново, а во-вторых, я абсолютно не хотел ночевать в «родных четырёх стенах».
Приехав к Алисе, я взял чашку с горячим зелёным чаем и вышел на балкон, где через несколько минут оказалась сама хозяйка. Кутаясь в пледе, покуривая сигареты и попивая чай, мы затронули тему будущего. Тогда Алиса сказала слова, которые до сих пор слышатся в моей голове тёмными ночами: «Да, я знаю, что сейчас тяжело. Но пока мы в состоянии бороться, иначе быть не может. Мы со всем справимся. Как бы тяжело ни было». После этих слов мы ещё несколько часов проболтали, после чего уснули на маленьком оранжевом диване. И сон наш был спокоен и безмятежен.

3. «Человек наш боится пустых голов».

Никогда не понимал всеобщее ожидание весны. В ряду моих ассоциаций весна всегда стояла наравне со слякотью, прослушиванием ранних треков группы «ОЗЁРА» и ожиданием лета.
Весной обычно начинается некая реабилитация организма после зимней комы: восприятие понемногу меняет свою призму, тона окружающего мира становятся немного теплее, да и мысли начинают менять свой характер. На смену Фромму приходит Тесли, вместо мизантропизма появляется социальная заинтересованность.
Сложно выделить какое-то определённое событие, которое бы смогло описать весну две тысячи восемнадцатого. Весь март я провёл в веренице бесконечных прогулок на автозаводской, пытаясь мысленно вернуться в две тысячи семнадцатый год, а это, как известно, пустая трата времени.
Апрель выдался пустоватым: подготовка к экзаменам, чтение Пелевина и Фрейда, попытка создать «скелет» будущего сборника стихов и осознание собственного перегорания.
Помню, как на дне рождения Алисы уснул в обнимку с нашей общей сокурсницей — Василисой. Забавно, но та ночь помогла обрести мне спокойствие на некоторое время. Казалось бы, просто человеческое тепло, которое обволакивает твоё тело, заставляет твою голову забыть про весь кошмар, который твориться вокруг. Помню, как в моей голове проносились мысли в то время, как Василиса засыпала на моей груди: мысли о прошлом и будущем, о детстве и о дружбе, о спокойствие и защищённости.
Ещё я помню бессонную ночь на преображенской площади. В конце апреля я приехал ночевать к своей лучшей подруге — Тасе. Прибыл я к ней в состоянии полной потерянности: круг замкнулся и мне было просто не к кому обратиться. Помню, как мы сидели на кухне и пили травяной чай, как смотрели дурацкий фильм «Привидение», как, сидя на балконе, я записал на диктофон большое послание, которое должно было стать прозой, но я так его и не перенёс на бумагу. Помню, как Тася смогла подарить мне надежду на лучшее будущее, просто согрев моё тело и душу.
Про май даже говорить нечего: подготовка к экзаменам, поездки по московской области, панические атаки и стихи Богданова.

4. «Неравнодушие душит».

Лето — это маленькая жизнь. Так говорил классик, и я полностью поддерживаю эти слова.
Летом всё ощущается иначе. Твоё тело, твои мысли, твоё «я» полностью свободны. В твоих глазах проявляется жизнь и желание что-либо создавать. Ты готов гулять всю ночь, потеряться на улицах этого города в незнакомой компании, уснуть в неизвестной районе, в неизвестной квартире, с неизвестной девушкой. Ты покупаешь десятки разных книг: Бёрджесс, Замятин, Сакс, Бродский, Булгаков и прочие творцы, которые становятся твоими собеседниками на короткие летние ночи.
Летом ты надеешься на тотальное перерождение. Тебе кажется, что твоё прошлое так далеко, будто его никогда и не было.
Но всё это до первого пожара внутри твоего сердца.
Я отчётливо помню конец июня. В то время я был один на окраине тверской области. Вокруг меня были лишь бескрайние поля, леса и огромное озеро. Помню, как я вышел в поле, когда была кромешная ночь. Надо мной было лишь звёздное небо, которое решилось вступить с человеком в диалог. Я начал читать вслух стихи Никонова. На фразе «Оставьте в покое поэтово слово!» в глазах помутнело, а из глаз начали вылетать чёрные вороны, заставляя меня кричать всё громче и громче. Моё тело упало на пшеничные колосья и начало биться в конвульсиях. Через несколько секунд последняя птица вылетела из глазного яблока. Меня стошнило. Пройдя несколько шагов, я упал. На небе звёзды образовали фразу: «ты слишком сильный, чтобы прекратить борьбу за выживание».
После этого случая мне пришлось написать ассоциативный ряд, чтобы разобраться в произошедшем.
Похоже, у меня получилось.

5. «Выбегай из атмосферы злости в ночь».

Я проснулся в десять вечера в гостиной. Рядом лежала Тася и читала книгу Сорокина «Метель».
- О, доброе утро. Я только за едой вышла, а ты на балконе уснул. Пришлось Егора просить помочь тебя перетащить. Ты в порядке?
- Да, думаю, в порядке. Слушай, Тась, что происходит?
- Ты не выспался что ли? - с усмешкой спросила меня Тася.
- Слушай, я правда не помню.
- Ты приехал ко мне ночевать, ибо мы с тобой об этом договорились ещё в начале осени. Я вышла в магазин, чтобы сделать ужин, а ты остался курить на балконе, сказав, мол, что это очень важно. Я вернулась и увидела тебя, спящим на полу, благо Егор сегодня у Паши ночует, попросила его тебя перетащить.
- Ого-го. Ну что же, хорошо, что всё так спокойно. Опять вы меня с Егором вытащили.
- Да ладно тебе, ты меня тоже много раз спасал в этом году.
- Надеюсь, такого года больше не будет.
- Будет и ещё хуже, я уверена. Но мы справимся. Мы слишком сильные, чтобы терять надежду. Тем более, нас двое.
- Полностью с тобой согласен. Пошли пить чай?
- Пошли, соня.

Эпилог.

Смотреть на детей в торговых центрах, осознавая собственную незрелость.

Блуждать под куполом забытого цирка, находя в имитации звёздного неба мотивацию двигаться дальше.

Мёрзнуть в собственном микрокосмосе, стенки которого заливаются алыми потоками.

Бежать в призрачные дали, надеясь на избавление от проекции собственного страха.

Бродить в окрестностях психиатрических больниц, стараясь убежать всеми возможными способами из капкана подсознания, челюсти которого ломают последние рёбра, раздирая тем самым бледные поля плоти.

Каждодневно ожидать разрыва цикличности, слушая стихи российских наркоманов.

Шептать слова о самом главном, гуляя по промзонам, надеясь на нежность и искренность.

Верить в лучшее будущее,
когда
надежды
почти
не
осталось.